Текст книги "Отмщение"
Автор книги: Кэролайн Хаддад
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Глава 40
Бросок на Запад
При подлете к Чикаго на Грэйс всегда накатывала депрессия. С чего бы это? Может быть, из-за слишком правильного расположения городских кварталов, из-за обилия однотипных домов? Такой вид сверху казался ей безобразным. Правда, Грэйс родилась здесь, на Среднем Западе, и здесь же прожила большую часть своей жизни, но теперь, после холмистой местности Северо-Востока, этот край казался ей слишком плоским.
До чего странно жизнь тасует людей, размышляла Грэйс, пробиваясь сквозь толпу к стоянке такси. Одель родилась в Коннектикуте, на востоке США, а живет на Среднем Западе. А у меня вышло наоборот. Мы с Одель поменялись местами.
Такси понеслось по пустынному шоссе на восток, к Чикаго. Почему в этом пригороде такое слабое движение? Может быть, потому что все едут на юг, подальше от холода и жутко плоских равнин?
У дома Одель Грэйс расплатилась с таксистом и приготовилась увидеть свою подругу, но из дома навстречу ей вместо Одель вышел Си Хэмптон. Грэйс впервые обратила внимание, как он постарел за последнее время. Раньше он всегда выглядел сильным и мужественным, может быть, потому, что был очень мускулистым. У него хватало сил работать на местности, в поле, как выражаются геологи, хотя он имел собственную фирму и мог бы спокойно сидеть в офисе. Но теперь Си заметно сдал, на лице его отчетливо проглядывала тревога.
Грэйс взошла на знакомое крыльцо, Си чмокнул ее в щечку и пригласил в дом.
– Ты еще работаешь? Не заболел, надеюсь? – спросила она.
– Просто взял отгул.
– Си мне не верит больше, – донесся из гостиной голос Одель.
Грэйс влетела в гостиную и крепко сжала подругу в объятиях. Это была их первая встреча после похорон Томми, хотя по телефону подружки болтали часто. Одель пошла на кухню принести кофе и кое-какую закуску, а Грэйс поудобнее устроилась на диване и заметила, что и диван, и ковер в гостиной новые.
– Люк научился вытирать ноги, входя в дом, вот мы и решили обзавестись хорошей мебелью, – объяснил Си. – Этой роскоши нам хватит до конца наших дней.
– Вы забыли о внуках, – напомнила Грэйс.
Тут вошла Одель с подносом, поставила его на кофейный столик и улыбнулась.
– Внуки, – произнесла она мечтательно, а потом озорно добавила: – А может быть, и крестники?
Грэйс сделала вид, что не понимает, на что намекает Одель, но Си подлил масла в огонь:
– Поздравляю! Полчаса назад звонил твой друг, он настаивал, чтобы ты отдохнула как следует, прежде чем лететь в Лос-Анджелес.
– Я убью его! – заорала Грэйс.
– Ну зачем же? – ласково заступилась Одель. – Он такой хороший мальчик, то есть мужчина. Он так рад, что ты забеременела.
– Если бы он только мог, он сам бы забеременел, – заворчала Грэйс. – Мне иногда кажется, он и в самом деле беременный, столько он говорит об этом.
– Но это же так хорошо, что он заботится о тебе, – прощебетала Одель. – Вот когда я носила Люка, где ты был тогда, Си?
– О Господи! Давайте не будем составлять список моих преступлений. Грэйс прилетела сюда не для этого. Верно, Грэйс?
– Си, я очень хорошо отношусь к тебе, – строго сказала Грэйс, – но дело, ради которого я прилетела к вам, касается только меня и Одель.
Одель смиренно – ноги вместе, руки на коленях посмотрела на мужа, муж посмотрел на нее, а Грэйс напряженно следила за супружеской парой.
– Грэйс, – начала объяснять Одель, – после того случая с Труди, когда нам пришлось вызвать полицию, я дала обещание Си, что не буду скрывать от него ничего, связанного с Томми и его женами. Поэтому, Грэйс, если хочешь что-то сказать, говори нам обоим.
Грэйс задумалась. Насколько Си посвящен в это дело? Знает ли он, что Одель встречалась с Томми за три дня до его гибели? Ну ладно, получайте.
– Вы сами напросились, – предупредила их Грэйс.
И приступила к повествованию. Рассказала она и о том, как нашла дневник, в котором Томми записывал свои встречи в последние недели до смерти.
– Он встречался с Труди, – рассказывала она, – но не только с ней. – Грэйс многозначительно глянула на подругу. – Кроме того, я обнаружила очень странную вещь. Рукопись.
Далее Грэйс объяснила, что в этой рукописи ей кажется странным, и Одель подтвердила, что Томми больше всего любил мясо.
– Более того, мы ели мясо с ним в ресторане, куда он пригласил меня, когда… – Тут Одель осеклась, сообразив, что наболтала лишнего.
– Когда ты встречалась с Томми в Лос-Анджелесе за три дня до его убийства, – закончила за нее фразу Грэйс.
Си уставился на Грэйс. Боже мой! Только сейчас до нее дошло, что Си не знал об этом!
– Я уже все объяснила полиции, – выпалила Одель, не дожидаясь, пока Си разразится проклятиями.
– Ты встречалась с Паттерсоном?! – взревел Си. – Какого черта?
Одель встала, отошла подальше от обоих мучителей, тяжко вздохнула.
– Моему приюту нужны деньга, – начала объяснять она. – Очень нужны. Каждый год правительственное финансирование приюта сокращается. К кому только я не обращалась с просьбами пожертвовать деньги, и к частным лицам, и к организациям, даже в «Молодежную лигу». Но в наше время благотворительность вышла из моды, несчастные дети и женщины никого больше не интересуют. Теперь деньги дают только на борьбу с новыми болезнями да на политику. Но мужья и сожители по-прежнему издеваются над своими женами и так называемыми подругами, в этом наше общество почему-то не изменилось. Я вижу страдающих женщин и их детей каждый день, я вижу, что несчастных становится даже больше, а я ничего не могу сделать для них. Прямо сердце разрывается, когда смотришь на них и выслушиваешь их жалобные истории. Я уже истратила на приют все небольшое наследство, которое досталось мне от родителей и которое мне следовало бы сохранить для моих собственных детей. Я беру деньги для приюта и из зарплаты Си, но приюту все равно не хватает. Вот я и задумалась – у кого денег больше, чем он заслуживает? Кто хапает много, а дает мало? Это Томми Паттерсон. – Одель в изнеможении вернулась на свое место и села. – Поймите меня правильно, это не месть. Конечно, он предал меня, оставил меня и дочь без средств к существованию. Но с тех пор прошло много времени, я выкарабкалась, ненависть растворилась во времени. Время лечит. Я нашла Си. Или он нашел меня, – улыбнулась она мужу. – Теперь у меня все в порядке. Си удочерил Юлию, Юлия выросла, я даже не рассказывала ей о ее настоящем отце. Как говорится, если не можешь сказать о человеке ничего хорошего, лучше не говори ничего. Я понимала, что Томми манипулирует миллионами людей так же, как когда-то манипулировал мной, и наживается на этом. Ты, Грэйс, тоже ведь понимала это. Так зачем мне рассказывать своей дочери о таком человеке? Конечно, Юлия сама где-то разузнала правду о Томми. А что я могла против этого сделать? Она уже взрослая. Я и так всеми мыслимыми и немыслимыми уловками ограждала ее от жестокой правды до тех пор, пока это было возможно, не показывала ей ее свидетельство о рождении. Когда Юлии надо было получать водительские права, я пошла в их контору и наврала, что не могу найти ее свидетельства о рождении, поэтому они поверили ее школьным документам. Но это не могло продолжаться до бесконечности. Си, помнишь, как Юлия с подругой отправились путешествовать летом в Европу? За границу невозможно уехать без паспорта. Так Юлия и узнала, что ее настоящий отец – Томми Паттерсон.
– Помню, – хмуро отозвался Си.
Одель успокаивающе положила на его руку ладонь.
– После этого, – продолжала она, – Юлия, как это свойственно наивным девчонкам, навоображала о Томми кучу всякой романтики, идеализировала его, по крайней мере, мне так казалось. Когда я навещала ее в колледже, видела на ее книжной полке полное собрание его книг. Но однажды Юлия встретилась с Томми, он выступал в Бостоне со своей обычной белибердой то ли о позитивизме, то ли еще о чем-то таком маразматическом. На эту лекцию Юлия поехала вместе со своими подругами. А после лекции, когда Томми раздавал автографы, Юлия стояла в толпе и наблюдала суету вокруг ее истинного папаши. Когда толпа рассеялась, Юлия подошла к нему и представилась: «Здравствуйте, я Юлия». Томми сделал вид, что не понял. Тогда она добавила: «Я ваша дочь». Если бы он хотя бы сказал ей что-нибудь вроде: «А, ну здравствуй, сколько лет мы с тобой не виделись!» Юлии ничего больше и не надо было, она хотела только чуть-чуть поговорить с ним. Но он смотрел мимо нее, как будто ее не существовало. Для него она действительно не существовала. Лишь много позже, спустя несколько лет, Юлия рассказала мне обо всем этом. Как она переживала в тот момент, когда Томми сделал вид, что не замечает ее! Какое унижение она испытала! Ее подруга подумали, что она врет, будто Томми Паттерсон является ее отцом. А одна подружка даже звонила в психиатрическую клинику, чтобы те забрали тихо помешанную Юлию в дурдом. Теперь Юлия вспоминает об этом со смехом, но глубокая рана в ее душе осталась.
– И сам Томми, и идеи его разрушительны, – присовокупила Грэйс.
– Вот потому я и встретилась с Томми. Чтобы потребовать деньги.
– Как ты могла скатиться до такого унижения? – злобно вспылила Грэйс. – Пресмыкаться перед Томми, выпрашивая у него деньги! Почему ты не обратилась ко мне?
– Дорогая, ты уже пожертвовала десять тысяч долларов. Я же не знаю, много ли у тебя денег, я не хочу выглядеть ненасытной пиявкой. Кроме того, я вовсе не умоляла Томми, я требовала у него деньги. Правильнее будет сказать, я вымогала.
– Вымогала? – удивленно переспросил Си.
– Да. Номер домашнего телефона Томми, как известно, не значится ни в одном справочнике, чтобы ему не мешали бесконечными звонками навязчивые поклонницы. Поэтому я вышла на Томми через его издателей. Я написала им письмо с просьбой, чтобы они передали Томми, что я собираюсь обсудить с ним одно взаимовыгодное дело, касающееся публикации некоторых материалов, и указала адрес гостиницы в Лос-Анджелесе, где я остановлюсь через месяц. А если он не придет на встречу со мной, пригрозила я, тогда я сама опубликую материал, что будет для Томми крайне невыгодно. Итак, в назначенный мною час Томми явился в гостиницу, а оттуда мы пошли в ресторан. По-видимому, Томми предполагал, что я собираюсь с ним обсуждать дела, связанные с Труди. В ресторане за бараньими ребрышками и капустным салатом я объяснила ему, что моему приюту нужны деньга, причем деньга немалые. Это я подчеркнула со всей жесткостью, мол, жалкой подачкой он от меня не отделается. Томми вначале не воспринял это всерьез и напомнил мне, что я обещала в письме обсудить некое взаимовыгодное дело. Тогда я сказала ему, что его пожертвования на мой приют и есть то самое дело, выгодное не только мне, но и ему. Почему? Я начала объяснения с того, что спросила у Томми, знает ли он, каких людей опекает мой приют? Томми, как оказалось, думал, что в моем приюте находит себе прибежище всякий сброд типа бездомных и наркоманов. Ничего подобного, заявила я, мой приют помогает женщинам и детям, которых дома избивают нецивилизованные мужчины. И тут я напомнила ему, как он в свое время обошелся со мной и моей дочерью. «Но я никогда не бил тебя», – немедленно возразил Томми. «А кто знает об этом, кроме нас двоих?» – врезала я ему.
Си ошалел, судя по его физиономии, – раньше он, как видно, не замечал за своей женой такой наглости. А Грэйс блаженно заулыбалась.
– Великолепно! – подбодрила Грэйс свою смекалистую подругу. – Так и надо ему, подлецу!
– Но это же… – забормотал Си, – это же неэтично.
– Какая тут может быть этика, когда дело имеешь с Томми Паттерсоном! – решительно оборвала его Грэйс.
– Короче говоря, – продолжила Одель, – я довела Томми до того, что он весь вспотел. Я думаю, ему стало жарко не от острой приправы к бараньим ребрышкам. Он сказал, что подаст на меня в суд за вымогательство и вытрясет из меня все деньга и вообще все, что у меня есть, разорит полностью. А я сказала ему, что у меня ничего нет, потому что все свои деньга я отдала приюту. Кроме того, я пригрозила, что обвиню его в издевательствах надо мной, и пусть я этого не смогу доказать, но многие его читатели поверят. Тогда Томми начал торговаться, надеясь дешево от меня отделаться. Предлагал мне тысячу, пять, потом десять тысяч долларов. Но я не отставала. Я потребовала от него постоянного потока денег в приют, чтобы мне больше не приходилось мучиться в поисках средств. Томми не соглашался, тогда я напомнила ему о ЖПЗМ (организации «Женщины Против Засилья Мужчин») и рассказала, что именно эта организация срывала его семинары и поднимала шум вокруг его развода с Труди. Я пригрозила, что ЖПЗМ снова начнет срывать все его семинары и лекции, и в результате он потеряет огромную кучу денег. Короче говоря, не буду вас утомлять длительным пересказом наших с ним словесных баталий, а сразу скажу о том, что я выбила из него постоянный источник доходов. Он пообещал, что отдаст авторские права на книгу «Оглянись на любовь» моему приюту. Но я не знала, пока нам не огласили его завещания, что кроме этого Томми подарил мне десять тысяч долларов. Эти деньги я поделила между Люком и Юлией, но поверьте мне, деньги от книги будут идти только моему приюту «Сестры бури». Издатели сказали, что я буду получать чек два раза в год. Вначале я была рада, а теперь вижу, что и этих денег мне не хватает.
– Ничего, – утешила ее Грэйс, – главное, что все это благополучно закончилось. Теперь нам осталось только разобраться с убийством Томми. Мне не хотелось бы, чтобы засудили тебя или Труди.
– Но я не убивала его! В тот день, когда его убили, я действительно была здесь, в Гленко. Вот насчет Труди я не уверена.
Тут Грэйс продолжила рассказ о том, что ей удалось выяснить из дневника Томми. Сообщила она и о том, что в день своей смерти Томми встречался с Труди. Правда, это еще не означает, что именно Труди его убила, потому что в блокноте Томми встречаются и другие инициалы, пока еще не расшифрованные, вот поэтому Грэйс и направляется в Лос-Анджелес – надо найти человека с инициалами НУТ. Возможно, в этих поисках поможет Киттен Фэрлей.
– Ты собираешься встретиться с Киттен Фэрлей? – вдохновенно поинтересовался Си.
– Еще один поклонник, – скорчила Грэйс гримасу. – И что мужики находят в ней привлекательного? – Она встала. – Ну, мне пора в аэропорт.
Одель глянула на поднос – Грэйс так и не притронулась ни к закуске, ни к кофе.
– Позванивай нам. Надо было предложить тебе молока, а то кофе опасно для беременных, – сокрушенно сказала Одель.
– Для беременных все опасно, – отмахнулась Грэйс. – Гален показывал мне список нежелательных продуктов. Рехнуться можно! Если верить врачам, то в течение девяти месяцев мне вообще ничего нельзя есть и пить. Наши прабабки не забивали себе головы всей этой глупостью.
– Ты до сих пор не собираешься выходить замуж за этого Галена? – спросил Си.
– Похоже, мне все-таки придется пойти на это, – грустно сказала Грэйс. – Если у меня будет мальчик, мне не хотелось бы, чтобы его называли ублюдком. Хотя, как мне порою кажется, этого звания достойны все мужчины без исключения. Разве не так? – Она улыбнулась, послала им воздушный поцелуй и снова отправилась в путь.
Глава 41
В гостях у Киттен
Грэйс не любила Лос-Анджелеса, и не только из-за его переполненного аэропорта и перегруженных автострад – в конце концов, это беда всех больших городов. Дело было в другом – с этим городом и его окрестностями у Грэйс были связаны не очень приятные воспоминания. Когда по ее первой новелле «Можно тебе помочь?» собрались снять телефильм из нескольких серий, руководство фильма предложило ей работу в качестве консультанта сценариста. Как любезно выразился продюсер, без Грэйс они не смогут сохранить в фильме всю прелесть ее превосходной книги. Конечно, это был всего лишь пустой комплимент, беспардонная лесть, но Грэйс поняла это не сразу. В самом деле, если бы создатели фильма хотели сохранить атмосферу ее книги, тогда они не перенесли бы действие из Чикаго в Лос-Анджелес.
– Но в моей книге магазин, в котором работает главная героиня, находится в Чикаго, – попыталась поначалу возражать Грэйс.
– В Лос-Анджелесе нам легче проводить съемки, – популярно объяснил ей продюсер. – Кроме того, какая зрителям, в сущности, разница?
Разумеется, ее работа в качестве советника на съемках никого не интересовала, и Грэйс попросту бездельничала. Чтобы хоть чем-то заняться, она впитывала в себя не только горячее калифорнийское солнце, но и атмосферу калифорнийской жизни. Кто знает, думала в те времена Грэйс, может быть, когда-нибудь действие одной из ее будущих книг будет развертываться в Калифорнии? К счастью, до этого пока еще не дошло.
Конечно, Грэйс не успела проникнуть в самые глубины души Южной Калифорнии, но одно она все же сумела понять – Томми так хорошо прижился в этих краях потому, что здесь все только и делают, что до бесконечности толкуют о чувствах, отношениях, оттенках эмоций и так далее и тому подобное, короче говоря, все здесь делают как раз то, что так хорошо наловчился делать знаменитый Болтун Томми. Иными словами, Томми выплескивал «плодоносный» поток из своей головки в жаждущее такого потока чрево (в этом случае – без всяких ассоциаций с сексом).
И вот Грэйс снова на западном побережье, но на этот раз у нее другая задача – спасти от тюрьмы великомученицу Труди. По крайней мере, надо хотя бы помочь в этом деле Леону Коэну.
Но прежде чем отдать ему ценный блокнот Томми, Грэйс должна поговорить с Киттен Фэрлей и попытаться выяснить у нее, кто такой НУТ.
Кинозвезды Киттен, как всегда, дома не оказалось и Грэйс снова пришлось с трудом объясняться с испаноязычной служанкой. Сообщив, что ей «сильно-сильно надо говорить с Киттен», Грэйс оказалась перед «труднейшим» выбором – немного вздремнуть в номере или пойти позагорать и поплавать в бассейне. С высоты пятнадцатого этажа Грэйс взглянула через окно на бассейн возле гостиницы. Там под солнцем сверкали красивые молодые тела. Нет, туда Грэйс не пойдет – лучше отдохнуть с дорога.
Разбудил ее телефонный звонок. Она бросила взгляд на часы – ничего себе! Проспала целых два часа! Может быть, это из-за беременности? А как было во время первой беременности? Нет, уже не вспомнить – прошло слишком много лет.
Это звонила Киттен.
– Нам надо срочно встретиться, – объявила Грэйс кинозвезде. – По телефону я не могу сказать большего.
– Я пришлю за тобой машину, – согласилась Киттен. – Я только что вернулась со съемок. Пока ты приедешь, я как раз успею принять душ и переодеться.
Приятно все-таки, когда за тобой присылают машину, особенно в таком городе, где дороги забиты транспортом, как артерии атеросклеротика холестерином, – не надо пробиваться сквозь эти заторы самой. Вскоре автомобиль выехал за город, транспортный поток уменьшился, а глазам предстали сельские пейзажи, о которых у Грэйс сохранились смутные воспоминания с того дня, когда она была здесь на похоронах Томми. Дорога пошла вверх среди холмов, а внизу об утесы величественно разбивались волны.
Служанка Розалита произнесла что-то по-испански, видимо какое-то приветствие, и проводила Грэйс в гостиную. Обстановка в этой просторной комнате осталась прежней, такой, какой ее запомнила Грэйс. Окна выходили на Тихий океан, который в этот день был синим и действительно тихим. Какая роскошь! Труди и в самом деле сошла с ума – как она могла отказаться от этого шикарного дома? Да еще в таком живописном месте! Одного этого факта достаточно, чтобы любой судья признал Труди невменяемой.
– Впечатляюще, не правда ли? – Это Киттен неслышно прошла в гостиную и, конечно, заметила, каким взглядом обалдевшая Грэйс смотрит в окно на великолепие местной природы.
Грэйс оторвалась от окна и перевела взгляд на не менее великолепное зрелище – одна из лучших кинозвезд Америки вырядилась потрясающе. Нет, просто убийственно! Белый облегающий костюм типа комбинезона, изящно отделанный золотом в тон ее холеным, пышным… нет, не волосам, это не то слово… в тон ее золотистой ауре, ее сияющему ореолу.
– Да, неплохо, – сдержанно ответила Грэйс, теряясь в догадках, что Киттен имела в виду – вид за окном или собственное облачение. Рядом с ней Грэйс почувствовала себя уродиной. Господи, до чего же завидно!
– Иногда я так же стою у окна и размышляю, что когда-нибудь произойдет землетрясение и вся эта красота погибнет вместе со мной. А порой, – Киттен подошла к окну, – когда у меня случаются неприятности в личной жизни, я созерцаю бесконечную даль океана и начинаю осознавать, насколько ничтожны мужчины.
– Это верно, – охотно согласилась Грэйс, – по крайней мере, большинство из них.
– Готова поклясться, что исключение составляет твой маленький очаровательный Гален. – И Киттен негромко рассмеялась тем мелодичным смехом, от которого мужчины сходят с ума.
– Тебе и в самом деле понравился Гален? Он от тебя в восторге.
– Надеюсь, ты не очень обиделась на меня за это. Видишь ли, мне очень трудно заставить себя казаться непривлекательной для мужчин.
– А мне очень трудно делать обратное.
– Знаю, – понимающе кивнула Киттен. – Это оттого, что ты слишком много думаешь. Чтобы выглядеть привлекательной, надо уметь чувствовать. Ты вся напряжена, я замечаю это всякий раз, когда встречаюсь с тобой. Ты всегда насторожена, подозрительна, ждешь какого-нибудь подвоха. Знаешь, что тебе нужно? Просто научиться радоваться жизни, быть счастливой от пустяков. Это можно сравнить с оргазмом. Если ты напряжена и подозрительна, тогда ты ни за что не испытаешь оргазма, а если ты окунаешься в стихию чувств, если с радостью воспринимаешь реальность, тогда ты наслаждаешься жизнью, и счастье вспыхивает оргазмом. Оргазм спадает, но приходит снова и снова. Именно такое отношение к жизни я пытаюсь показывать в своих ролях.
Не успела напряженная Грэйс иронично похвалить Киттен за правильное понимание жизни, как Розалита вкатила в гостиную тележку с охлажденной бутылкой белого вина и разнообразными закусками. Взглянув на яства, Грэйс поняла, что зверски проголодалась, – последний раз она ела, вернее, пыталась есть отвратительную еду в самолете.
– Извини, если я сейчас обожрусь как свинья, – сказала Грэйс, предвкушая пиршество.
– Пожалуйста, – вдохновила Киттен. – Закуска у меня восхитительная, но низкокалорийная. Зато вино без подвохов, с настоящими градусами.
– Ты следишь за своим весом?
– Да, приходится, к сожалению.
Дамы сели на диван перед тележкой с яствами. Киттен разлила вино по бокалам.
– За что будем пить? – спросила Киттен. – За успех?
– Успех у нас уже есть. Может быть, за эмансипацию?
Киттен пожала плечами. Дамы чокнулись бокалами и начали медленно пить вино, смакуя приятный холод одного из первых божественных даров человечеству. Молча, под шум прибоя, закусывали низкокалорийным сыром. Когда голод был немного утолен, Киттен заговорила:
– Итак, по какому вопросу тебе «сильно-сильно надо» поговорить со мной? – улыбнулась она.
Грэйс вытерла льняной салфеткой руки, вынула из сумочки блокнот Томми и театральным жестом (надеясь, что Киттен оценит ее актерские способности по достоинству) протянула его кинозвезде. Киттен сосредоточенно принялась за изучение записей бывшего мужа.
Честно говоря, Грэйс на все сто процентов была убеждена, что умными бывают только брюнетки (сама такая), а блондинки все поголовно тупы, и единственное, что у этих дур есть, так это одна лишь женственность. Но блондинка Киттен, к великому изумлению, оказалась вовсе не дура. Немного полистав страницы, она довольно быстро расшифровала каракули Томми.
– Похоже, он следил за мной, – сказала Киттен. – У него было не все в порядке в сексуальном плане. Ты, наверное, знаешь об этом.
– Я была очень молодой и неопытной, когда встретилась с ним, – призналась Грэйс.
– Может быть, тогда он еще не был импотентом.
Значит, Томми стал импотентом! Надо будет обязательно рассказать это Одель, решила Грэйс.
– Может быть, это я его сделала импотентом? – предположила Киттен. – Он очень сильно ревновал меня.
– Как ты думаешь, что означает КФДТЕ?
– Это я и Давид. А буква Е… Надеюсь, сама догадываешься.
– Я думаю, это еб…
– Но на самом деле мы с Давидом не каждый вечер делали это. Мы тогда были слишком заняты разучиванием ролей. Но Томми, конечно, видел в Давиде угрозу. Давид ведь намного моложе его и привлекательнее. У Давида очень мужественная внешность. Понимаешь, так же как за мной закрепился образ секс-бомбы, к Давиду прилип имидж жеребца, но он пытается доказать в том спектакле на Бродвее, что может успешно играть и другие роли.
– Мне кажется, это ему удалось.
– Ты имеешь в виду отзывы некоторых критиков? – улыбнулась Киттен. – Они обозвали его голубым. Бедный Давид! Он был вне себя от горя.
– Пришлось погоревать и тому критику, с которым Давид разобрался. Надеюсь, Давида не посадят в тюрьму.
– Я буду присутствовать на заседании суда, чтобы морально поддержать Давида. Надеюсь, что судья не будет к нему слишком строгим.
– А если судьей окажется женщина?
– М-м-м… – Киттен задумалась, не нашла ответа и уткнулась в блокнот. – Я думаю, что ОХ означает Одель Хэмптон, а ТШ – Труди Шурфут. Этот дневник не спасет Труди.
– Но там есть и другие инициалы.
Так дамы провели два часа, пытаясь разгадать, что означают другие инициалы. Расшифровать удалось почти все, но инициалы НУТ так и остались загадкой. Киттен поняла, что именно это больше всего волнует Грэйс.
– Почему? Ведь НУТ не упоминается в последнюю неделю его жизни, – резонно возразила Киттен.
– Зато до этого эти инициалы мелькают в блокноте чаще других. Это наводит на подозрения. Кто бы это мог быть?
– Не знаю, – пожала плечами Киттен.
– Томми работал над новой книгой. Он говорил тебе, о чем она?
– Нет.
– Он писал о диетах.
– Томми? – И Киттен разразилась музыкальным смехом.
– Он собирался разводиться с тобой. Может быть, он хотел жениться на другой?
Киттен в задумчивости склонилась вперед, при этом ее соски чуть не вывалились из разреза. Грэйс вспомнила о Галене – как бы он реагировал на это зрелище?
– Когда я выходила замуж за Томми, – начала вслух размышлять Киттен, – он был уже знаменит, а моя карьера только еще начиналась. Томми помог мне приобрести популярность. Но перед свадьбой мы с ним подписали брачный контракт, по которому я ничего не теряла, но и не получала ничего в случае развода. Конечно, мне было неприятно, когда в день его похорон газетчики раструбили, что мы с Томми собирались разводиться. Это бросало на меня тень подозрения. Но, поверь мне, наш брак состоялся не столько по любви, сколько по расчету. Теперь я понимаю, что расчет был с обеих сторон. Я вышла за Томми замуж, потому что он был для меня почта богом, а Томми женился на мне, чтобы выглядеть рядом со мной более похожим на мужчину.
– Знаешь, Киттен, что меня беспокоит? Томми не записал в своем блокноте инициалов КФДТЕ в последний день своей жизни, хотя ты утверждаешь, что он знал, что ты пошла с Давидом на премьеру фильма.
– Ты намекаешь, что это я убила Томми?
– Нет, ни в коем случае! Наоборот, я хочу подтвердить твое алиби, устранить малейшие подозрения.
– А зачем мне надо было его убивать? Можешь поговорить с моим адвокатом, он свидетель того, что я собиралась разводиться с Томми задолго до того, как он изменил свое завещание не в мою пользу. Я думала, Грэйс, ты пришла ко мне как подруга.
– Я действительно пришла к тебе с самыми лучшими намерениями.
– Кроме того, зачем мне надо было разбивать входную дверь моего дома?
– Но ведь можно вообразить себе следующее. Предположим, у убийцы был ключ или Томми, не подозревая ничего, пригласил убийцу к себе в гости. Потом убийца умышленно или неумышленно столкнул Томми с обрыва и убежал, а лишь потом некто или сам убийца, пытаясь направить следствие по ложному следу, разбил в доме стеклянную дверь, чтобы подумали, что убийство совершил грабитель.
– Дорогая моя. – Киттен встала. – Это тема твоей будущей книги? Тогда позволь мне тебе сообщить, что по осколкам разбитой двери, которые валялись в доме повсюду, полиция обнаружила, что в дверь ударили снаружи, а не изнутри. Это означает, мисс Мэндлин, что убийца входил в дом, а не выходил из него.
Но Грэйс и не думала уходить, несмотря на красноречивый жест хозяйки, а нагло налила себе в бокал вина. Подумав малость, Грэйс, а вернее будущая Кристи Агамемнон, великая сыщица Аляски, вдруг резко вскочила, чем еще больше озадачила кинозвезду.
– Где были осколки? – решительно спросила сыщица.
– Что?
– Ты сказала, что осколки были разбросаны по всему дому. Где именно? В кухне?
– Нет.
– В ванной?
– Нет. – Киттен от такого напора уже перестала что-либо соображать.
– Тогда где? Покажи, где они были.
Киттен, озадаченная и напуганная припадочной гостьей, подвела ее к входной двери, некогда стеклянной, а теперь замененной на новую, из тикового дерева. От этой двери Киттен повела гостью в гостиную, потом в соседнюю комнату, а оттуда во внутренний двор.
– Вот по этому пути и валялись осколки, – проинформировала Киттен. – Сколько их было, не знаю, об этом ты можешь узнать у детектива Морриса.
– Замечательно. – Грэйс осмотрела внутренний дворик. Прекрасное место! Со стороны океана веял приятный бриз, обдувал прохладой солнечные холмы. В этом дворике Томми, по-видимому, понял, что его жизнь в опасности.
Грэйс попыталась представить себе, как разыгралась сцена убийства. Со стороны обрыва двор был огорожен кирпичным забором в метр высотой, а напротив дома со двора вверх на вершину холма вела тропинка. Грэйс немного прошлась по этой тропинке и оглянулась на дом. Отсюда хорошо была видна гостиная и еще одна комната, в которой, по утверждению Киттен, полиция тоже нашла мельчайшие осколки стекла.
– Что это за комната? – спросила Грэйс.
– Рабочий кабинет Томми. Он там писал.
– Так-так.
– Что так-так?
Но Грэйс еще не могла сформулировать смутные мысли. Что делал Томми, когда в дом вломился убийца? Работал в своем кабинете?
– Компьютер был включен?
– Компьютер? – недоуменно переспросила Киттен.
Грэйс тяжко вздохнула, начиная раздражаться ее тупостью.
– В ту ночь, – сдерживаясь, начала объяснять Грэйс, – когда убийца ворвался в дом, компьютер был включен?
– Откуда я знаю, – пожала плечами Киттен.
– Я пытаюсь понять, где был Томми в тот момент, когда в дом проник убийца.
– А! Понятно. Дай подумать. Мне кажется, в тот момент Томми был здесь, во дворе. Он любил выходить сюда поздним вечером и смотреть на звезды. Он был в некотором роде романтиком. Все-таки в Томми было и нечто хорошее, – печально и задумчиво произнесла Киттен.
– Мы сейчас анализируем не характер Томми, – сурово напомнила Грэйс, – а его действия.
