Текст книги "Призрак в машине"

Автор книги: Кэролайн Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Глава двадцать вторая

Когда главный инспектор Барнеби и сержант Трой вернулись, в дежурной части стало еще шумнее, чем было до их отъезда. Продолжали приходить ответы с лондонской подземки. И поступили новости о машине Авы.

– Сэр, в приемную пришла некая миссис Макнотон, – объяснила констебль Картер. – Она припарковала свою машину у метро «Камберли-стрит» примерно в семнадцать сорок пять. Сходила с друзьями в кино, а потом пообедала с ними в «Ласточке». Пришла примерно в половине десятого и обнаружила эту красную «хонду», которая перекрывала ей выезд. Разозлилась, подождала пять минут и уже хотела вызвать нас, но тут пришла владелица машины.

– Соответствующая описанию Гаррет?

– В точности. Миссис Макнотон начала ругаться. – Констебль Картер скопировала ее тон. – «Я спустила пар, потому что решила, что она больна. Она очень плохо выглядела, шаталась, хотя алкоголем от нее не пахло. Я предложила ей помочь, но она села в машину и уехала».

Значит, вот как оно было. Их догадка подтвердилась. Но где новая информация? Барнеби скрестил пальцы на счастье. Объявления с фотографией Авы висели не только на всех платформах Аксбриджа, но и в поездах. К этому добавились объявления по местному телевидению и в ежедневных газетах. Конечно, кто-то где-то должен был видеть ее, хотя бы недолго. Барнеби позволил себе помечтать, что человек, который сидел напротив Авы, вышел на той же остановке. На платформе никого не было. У выхода ее кто-то ждал. Пассажир сумел точно описать его. И даже какое-то время прошел за ними по улице. Они зашли в ресторан, который назывался…

Тут у Барнеби хватило здравого смысла, чтобы одернуть себя. Конечно, такое случиться могло, но он знал, что вероятность подобного ничтожна. Кроме того, он начинал понимать, что это не приблизит его к выяснению мотива убийства скрупулезно честного, спокойного и безобидного Денниса Бринкли. Как и все остальное, это находилось в руках богов. А всем известно, какими ублюдками они иногда бывают.

На ближайшем письменном столе задребезжал телефон. Ответил констебль в форме, перехватил взгляд Барнеби и спросил:

– Сэр, вы подойдете?

– Кто там?

– Мистер Аллибон. Он хочет поговорить с начальником, который ведет расследование. Говорит, у него есть важная информация.

– Главный инспектор Барнеби. – Он начал слушать. – Понятно. Я пришлю кого-нибудь. Нет, это будет завтра, мистер Аллибон… Непременно… К сожалению, точно сказать не могу… как только освобожусь. До свидания.

– А сейчас нельзя? – спросил сержант Трой.

– Нет. В шесть часов приедут моя дочь и ее муж. Я не видел их несколько недель. Если я опоздаю, меня грозят оставить без мяса на полгода. И кормить только вегетарианскими блюдами собственного изготовления.

– Это серьезно, шеф?

– Очень серьезно. Вот почему я должен все выкинуть из головы до завтрашнего утра.

Аромат окутал Барнеби еще в коридоре. Он плыл в воздухе, наполняя холл и лестничный проем. Рыба, решил он. Но какая-то незнакомая.

Все сидели на кухне, где аромат был немного сильнее, но не настолько, чтобы его можно было назвать запахом. Никто не стоял у горячей плиты. Джойс, Калли и Николас сидели за столом и пили. Они уже выдули одну бутылку «Просекко»[129]129
  Итальянское игристое вино, превосходный аперитив.


[Закрыть] и взялись за вторую.

– Давай, папа, – сказала Калли. – Догоняй.

– Здравствуй, Калли. – Барнеби был вне себя от радости, что видит единственную дочь, но попытался скрыть это. – Привет, Николас.

– Привет, Том.

– Дорогой, Нико только что прошел пробу. – Джойс налила ему вина. – На роль в «Жителях Ист-Энда». Это большая удача.

Барнеби взял бокал, вспоминая клятву, данную несколько лет назад, когда Николас играл в Национальном театре, а Калли – в «Королевской Шекспировской компании»: никто из них ни за что в жизни не станет играть в мыльных операх. Даже если они будут умирать с голоду. А если один из них проявит признаки слабости, другой пригрозит ему уйти. Калли объяснила, что это одним махом снижает твой рейтинг. Эйлин Аткинс, Пенелопа Уилтон или Джулиет Стивенсон в мыльных операх не играют.

– И что за роль?

– Танцора-кокни, страдающего игроманией и коллекционирующего старые мотоциклы, но в глубине души мечтающего стать поваром.

– А заодно любителем садоводства он быть не может? – спросила Джойс. – Тогда после конца съемок ты мог бы вести собственное шоу на Би-би-си-два.

– Даже четыре шоу, – подержал жену Барнеби.

– Это будет чертовски утомительно, – вздохнул Николас. – Меня станут узнавать на каждом шагу. И просить автограф.

– Он только об этом и мечтает. – Калли засмеялась и перехватила взгляд отца. – Папа, я помню, что мы говорили. Но жизнь меняется.

Недавно они купили дом с тремя спальнями на границе Лаймхауса и Каннинг-Тауна, продав односпальную квартиру в Ладброк-Гроуве. Но дом нуждался в том, чтобы его «довели до ума».

– А на жалованье, которое платят в «Алмейде», не разгуляешься, – объяснил Николас.

– Впрочем, нам могут его повысить, – небрежно сказала Калли. – Этот новый молодой режиссер – просто блеск. Все считают, что он сделает из «Веселого привидения» то же, что Стивен Далдри сделал из «Визита инспектора».

Джойс, подошедшая к плите, спросила, как идет ее работа над ролью мадам Аркати.

– Отлично. Я играю свою ровесницу, хожу в нарядах от Дольче и Габбана и обхожусь без хрустального шара. Все дело в астрофизике.

– Могу представить себе остальное.

– Леди Бракнелл окажется в постели с несколькими парнями? – предположил Нико.

– Николас!

– Вы только представьте себе даму Джудит…

– Спасибо, не хочу.

– Том, как вы думаете, среди этих медиумов есть искренние люди?

– Николас, я человек практичный. Полисмен. Как по-твоему, что я должен думать?

– Он называет это чушью, – сказала Джойс, тщательно размешивая варево деревянной ложкой.

– Только не тычь! – Калли побежала к газовой плите. Барнеби и Николас последовали за ней. Все стояли и смотрели на огромный котел, в котором варилась огромная рыба.

– Морской окунь с фенхелем, луком и лимоном, – объяснила Калли. – Ты увеличила огонь, нет?

– Нет, – ответила Джойс.

– Я же говорила. Жидкость должна дрожать.

– Трястись.

– Помолчи, Нико. Что ты понимаешь?

– Я не увеличила огонь.

– Что у нас есть еще? – спросил Барнеби.

Был дикий канадский рис и салат из зеленых листьев незнакомого Барнеби растения. Заправленный горчицей, ореховым маслом и белым винным соусом. Джойс открыла третью бутылку «Просекко», и вскоре дружелюбная атмосфера восстановилась.

– Это диетическое блюдо, – сказал Николас. – Такое можно попробовать только в рыбном ресторане Камдена[130]130
  Район Лондона, расположенный к северу от Вестминстера и Сити.


[Закрыть].

– Но не за такую цену, – ответила Джойс.

– Он прав. – Барнеби поддел вилкой большой кусок окуня, который буквально таял во рту. – Рыба очень нежная.

– Папа, как продвигается дело?

– Ох, только не о работе! – воскликнула Джойс.

– Увы, плохо. Мы узнали, где Ава оставляла машину в вечер своей смерти. Вот и все.

– А чего-нибудь странного и удивительного, которое годилось бы для нас, ты не обнаружил?

– Вы похожи на пару каннибалов, которые высасывают из людей все, что им нужно, а потом уходят, – проворчала Джойс.

– А что еще мы должны делать?

– Люди – сырье для актеров.

– Они не были бы сырьем, если бы знали, что их используют.

У Барнеби возник соблазн рассказать дочери о Футскреях. Калли и Николас изрядно повеселились бы. Бедный Джордж в свои пятьдесят с лишним еще не успел выйти из подросткового возраста. Его чокнутая мать теперь казалась Барнеби скорее жалкой, чем комичной. Главный инспектор решил, что отдать их на посмешище будет жестоко. Даже если они об этом не узнают.

– Похоже, знакомство с этой Гаррет ничего тебе не дало, – сказала Джойс Калли. – Твоя Аркати совсем другая.

– Ты права. Но она – хороший типаж. Это мне пригодится.

– Она очень убедительна.

– Брось, Нико.

– Посуди сама. Она описала машину, которая его убила, помещение, форму окон, цвет стен…

– Должно быть, кто-то рассказал ей об этом.

Барнеби издал горлом странный звук.

– Том… – Джойс обошла стол. – В чем дело?

– Извини… поперхнулся.

– Выпей воды.

– Стукни его по спине.

– Спасибо. Уже все в порядке, дорогая. Не волнуйся.

На десерт были клементины, сложенные правильной пирамидой на белом фарфоровом блюде. И булочки с орехами, марципаном и кусочками темного шоколада.

– Фрукты – это органическая пища, – сказала Калли, из уголка пухлого рта которой вытекала струйка сладкого сока.

– Не думай, что такая диета сделает тебя бессмертной, – огрызнулась Джойс. Она была по горло сыта советами дочери сменить образ жизни. Каждый звонок Калли превращался в лекцию. От головной боли массируй затылок имбирем; при приступах раздражительности прижимай к мочкам ушей хрусталь; если забываешь, куда положила очки, пей чай с сушеными лепестками хризантемы.

– В следующий раз это будет фэн-шуй[131]131
  Китайское учение о правильном размещении предметов в жизненном пространстве человека.


[Закрыть]. – Джойс начала собирать тарелки.

– Теперь доказано, что китайцы правы, – стояла на своем Калли.

– Попробуйте, – предложил Николас.

– Но передвигать пианино будешь ты. – Барнеби хладнокровно принялся за бисквиты.

– Вообще-то довольно странно приходить на обед со своей едой, – сказала Джойс.

– Пока мы не в состоянии пригласить вас к себе, – ответил Николас. – Дом еще не готов.

– Но когда все будет закончено, – подхватила Калли, – вы сможете приехать и остаться ночевать.

Вскоре после этого они расстались. В десять утра у Калли была репетиция, перед которой ей предстояло около часа заниматься йогой и полчаса – медитацией. Булочки с марципаном они оставили, но котел для рыбы забрали. Барнеби сам положил его в багажник машины.

– Черт побери, зачем вам нужна штуковина такого размера?

– Мы всегда окружены людьми, – объяснил Николас.

– Перед переездом у нас ужинали шестнадцать человек. – Калли поцеловала мать. – Увидимся первого вечером, если я не смогу заскочить раньше.

Вернувшись в дом, Джойс начала загружать посудомоечную машину. Барнеби думал о рыбном котле и ужине на шестнадцать персон. Представлял себе кухню их нового дома, битком набитую актерами. Они смеются, пьют, сплетничают. Жадно едят. Внезапно он ощутил себя оторванным от жизни дочери. Это было смешно, потому что пять минут назад он сам сидел с ней за столом, смеялся, пил, сплетничал. И жадно ел.

– Некоторые люди никогда не бывают довольны.

– Что ты там бормочешь?

– Ох… – Он и не заметил, что говорил вслух.

– Послушай, Том. – Жена подошла к нему и обняла за талию. – Часто ли мы приглашали твоих родителей, когда у нас собирались друзья?

– Это совсем другое дело.

– Нет, не другое. Помнишь, как Калли пригласила нас на вечеринку в честь последнего представления «Сурового испытания»?

– Не помню.

– Ты сказал, что еще никогда не встречал такого количества позеров и дураков.

– Ах, ты об этом…

– Том, они пригласили нас с ночевкой. Думай об этом.

– Угу.

– Но до того счастливого дня тебе придется ночевать со мной. – Она поцеловала мужа.

– Раз так, стели постель, – промолвил Барнеби. И ответил на ее поцелуй.

Шел восьмой час вечера, а Мэллори еще не вернулся. За это время Кейт успела испытать все чувства, на которые она была способна, и несколько новых, о существовании которых не догадывалась.

Когда машина вылетела со двора, гнев заставил ее выбежать на крыльцо и крикнуть вслед Мэллори все, что она о нем думала. Потом она вернулась в дом, устремилась к телефону и набрала номер Полли. Конечно, это было как-то связано с их дочерью. Ничто другое не заставило бы его пулей выскочить из дома. На лице мужа были написаны боль и страх. Да, страх. «Ты мог бы сказать мне хоть что-нибудь», – твердила Кейт, но про себя, потому что уже сорвала голос, крича на Мэллори. Телефон звонил, звонил, звонил, пока она не сдалась.

Ни у нее, ни у Мэллори номера мобильника Полли не было. Дочь отказывалась давать его, заявляя, что иначе она будет чувствовать себя малолетним правонарушителем, которого держат на коротком поводке. Кейт знала одно: в машину Мэллори звонить нельзя. Он гнал как сумасшедший. Кейт пыталась не думать о том, что муж может попасть в аварию.

Мучительное ожидание продолжалось больше шести часов. Устав рвать и метать, Кейт опустошила бельевой шкаф, заново свернула все простыни, полотенца и наволочки и тщательно положила обратно. О чтении не могло быть и речи. Телевизор оккупировали идиоты, визгливо смеявшиеся и хлопавшие самим себе и друг другу. Сад тоже не был выходом из положения. Бенни почти наверняка пришла бы ей помогать, а Кейт была не в состоянии скрывать свою тоску и отчаяние.

Потом она почувствовала тошноту и приготовилась к худшему. Что бы ни случилось с Полли, виновата в этом была она, Кейт. Нужно было убедить Мэллори съездить к Полли накануне их переезда. Почему она поверила Бенни, предположившей, что Полли улетела на Крит? Раньше она никогда не уезжала на каникулы, не предупредив их. «Честно говоря, – со стыдом призналась себе Кейт, – я почувствовала облегчение. Была счастлива, что пару недель мы сможем побыть вдвоем. А тем временем…»

Когда в девять вечера машина свернула в ворота, Кейт была близка к истерике. Она не позволила себе выбежать на крыльцо. Стояла на кухне и вытирала уже досуха вытертые чашки и тарелки. Когда открылась передняя дверь, она услышала голоса. Он привез ее.

Полли была жива. Не умерла от какого-то жестокого вируса, удара электрического тока, не попала под машину, не стала жертвой взломщика, ревнивого любовника или сумасшедшего, сбежавшего из клиники. Она была в порядке. У Кейт закружилась голова от облегчения. Она сделала несколько глубоких и тщательных вдохов, а затем вышла в холл.

Мэллори стоял, повернувшись к ней спиной, и обнимал Полли. Приветливая улыбка Кейт тут же увяла. Испуг лишил ее дара речи.

Полли едва держалась на ногах и походила на привидение. Ее лицо было бесцветным, с синяками под глазами. Волосы, всегда пышные и блестящие, висели жирными клочьями. Одежда была грязной. Она плакала; слезы падали на пол у ее ног.

Кейт тут же шагнула вперед. Она ничего не могла с собой поделать. Многолетние попытки не обращать внимания на то, что тебя отталкивают и оскорбляют, и хранить безразличие оказались тщетными.

Броня не выдержала.

Полли отвернулась от Мэллори и упала в объятия матери. Какое-то время Кейт поддерживала ее, а потом пробормотала:

– Пойдем, милая… Тебе нужно отдохнуть.

Они медленно поднимались по лестнице. Голова Полли неловко лежала на груди матери. Кейт обнимала Полли за плечи. Она отвела дочь в спальню и нашла ей чистую ночную рубашку. Раздела как маленькую, протерла ей лицо губкой, смоченной в теплой воде, и помогла лечь в постель.

Красноватые лучи позднего солнца, падавшие на покрывало, добавили краски лицу Полли. Золотой свет казался Кейт прекрасным, но когда Полли замотала головой, защищая глаза, она задернула шторы.

Потом она тихонько села на край кровати и держала руку Полли, пока дочь не уснула. Постепенно Кейт начинала ощущать чувство, которое было сильнее страха и тревоги за Полли и даже сильнее желания узнать, что довело ее до такого ужасного состояния.

Это чувство было счастьем. Полли вернулась к ней. Наконец-то ей понадобилась мать. Она держала в объятиях свое дитя. «В моих объятиях», – думала Кейт, недоверчиво трогая свои руки. Шел час за часом. Взошла луна, на небе высыпали звезды, а она все сидела на кровати, сама не своя от радости.

Глава двадцать третья

Сержант Трой, знавший, что шеф с утра собирался посетить костонского рыбного торговца, очень удивился, когда в половине девятого прибыл на участок и услышал, что нужно ехать в Форбс-Эббот. Слава богу, движение было еще не таким оживленным, и он сумел добраться туда за пятнадцать минут.

Деревня, согретая лучами утреннего солнца, выглядела неплохо. Судя по всему, день предстоял прекрасный. Трой подумал – как думал уже не раз, – что он с удовольствием переехал бы из неказистого типового домика в убогом районе Костона в место наподобие этого. Но знал, что его мечты тщетны. Цены здесь были заоблачные. И винить в их взвинчивании людей, приезжавших на уик-энды, не приходилось. Это была территория коммутеров[132]132
  Загородный житель, регулярно совершающий поездки в город (обычно на работу) и обратно.


[Закрыть].

– Собственность, шеф, а?

– Что?

– Это настоящий сумасшедший дом.

– Да. Не хотел бы я сейчас начинать с нуля.

Трою тоже следовало радоваться, что он не вынужден начинать с нуля. Девять лет назад они с Морин наскребли денег на их нынешний домик с выплатой десяти процентов годовых, видя в этом первый шаг к приобретению собственности. Когда через три года у них родилась Талиса-Линн, Морин перешла на неполный рабочий день, и их мечтам о собственности пришел конец. Теперь Трой не смог бы позволить себе купить в городе, где он родился, вырос и прожил столько лет, даже паршивую собачью конуру.

– Припаркуйся как можно ближе к стене, – велел Барнеби, когда они наконец-то вырулили на подъездную аллею Эпплби-хауса. – Им может понадобиться куда-нибудь съездить на «гольфе».

– Именно это я и собирался сделать, сэр.

– Очень мило с твоей стороны.

– Это Кройдон. – Из дверей своей квартиры вышла Бенни и бережно поставила на веранду горшок с великолепной ванессой. – Этот кот принадлежал Кэри, но теперь он мой. Брысь, Кройдон. Пойди и поиграй.

Кот сел, зевнул и начал умываться.

– Что-то случилось? – с жаром спросила Бенни, когда они вновь оказались в ее маленькой гостиной. – Вы кого-то арестовали?

– Мисс Фрейл, мне нужно задать вам несколько вопросов. – Барнеби поднял руку и помахал Трою, уже доставшему свой блокнот.

– Это надолго? – спросила Бенни. – В одиннадцать часов я собиралась выпить кофе с Дорис… миссис Крудж.

– Все зависит от того, насколько вы будете с нами откровенны.

– Я никогда не лгу. – Внезапно Бенни опустилась в кресло. – В прошлый раз я ответила на все ваши вопросы.

– Но, боюсь, не совсем точно.

– Ох… Я уверена, что… Что… что вы имеете в виду?

– Я спросил вас, видели ли вы Аву Гаррет в церкви. Насколько я помню, вы ответили, что у вас плохая память на лица и имена.

– Это правда.

– И да и нет. Потому что вы встречались с ней, мисс Фрейл. Вы дали ей деньги, а она оказала вам услугу. Вы сами расскажете, какая это была услуга, или это сделать мне?

Сердце Бенни бешено заколотилось. Она попыталась заговорить, но охрипла и пробормотала что-то неразборчивое.

Барнеби продолжил:

– Когда Ава Гаррет сделала вид, что ей «явился дух Денниса Бринкли», как она выразилась, ей удалось очень точно описать помещение, в котором он умер. Белые стены, окна, машину, которая его убила. Она даже знала цвет одежды, которая была на убитом.

– Она была медиумом! – воскликнула Бенни.

– Она была лгуньей!

Бенни негромко ахнула и откинулась на спинку кресла. Трой поморщился. Она напоминала щенка, которого пнули ногой. Вмешиваться он не стал. И правильно сделал, потому что через пару секунд все изменилось. В голосе Бенни звучали слезы, но ее тон был воинственным.

– Это ваша вина!

– Что?

– Я просила вас – нет, умоляла – расследовать смерть Денниса. Если бы вы выслушали меня, а не прислали то ужасное письмо, ничего этого не случилось бы.

– В то время…

– А что мне оставалось? – Бенни все еще не смотрела в глаза Барнеби. – Что бы вы сделали на моем месте?

– Сколько вы ей дали?

– Тысячу фунтов. Пятьсот до воскресной службы и пятьсот после.

– Это была вся сумма?

– Нет. Она дала мне неделю на то, чтобы собрать второй взнос, но через три дня после службы умерла.

– А если бы не умерла?

– Не понимаю.

– Что она должна была сказать в следующее воскресенье? Как собиралась назвать имя убийцы?

– Мы искренне надеялись, что до тех пор Деннис нам что-нибудь подскажет.

Главный инспектор сделал паузу, вздохнул и подпер лоб ладонью, став похожим на роденовского «Мыслителя» без мускулов.

– Кто-нибудь еще знал о вашем договоре?

– Никто из нас не был в этом заинтересован. – Сделав признание, Бенни выпрямилась. Она ощутила облегчение и стала не такой грозной. – Похоже, все прошло очень удачно.

– Миссис Гаррет с вами бы не согласилась, – пробормотал Трой.

– Ну и пусть, – почти весело сказала Бенни. Потом она встала и небрежно пожала плечами.

«Что в лоб, что по лбу», – подумал Барнеби. Получив то, за чем приехал, он чувствовал досаду и разочарование. Приходилось признать: хотя в головоломку лег новый кусочек, это ни к чему не привело. Полученная информация почти не проливала света на то, что произошло раньше. Они угодили в тупик.

– Шеф, как вы догадались? – спросил сержант Трой, протискиваясь между новым «Лендровером» и старым фургоном «метро» на рыночной площади Костона.

– Вчера моя дочь сказала одну фразу, после которой я понял, что если Ава Гаррет не была искренней, то кто-то должен был подсказать ей, как выглядело место преступления.

– И Бенни Фрейл была единственной, у кого имелась причина сделать это.

– Вот именно, – сказал главный инспектор.

Рыботорговец мистер Аллибон только что открыл свой магазин. Его бело-зеленый навес без единого пятнышка был поднят, и сам хозяин в канотье, защищавшем его от палящего солнца, стоял в дверном проеме.

– Главный инспектор? Добрый день.

– Добрый день, мистер Аллибон. Это сержант Трой.

Юноша, разделывавший в магазине селедку, выбросил в ведро внутренности и начал скоблить блестящую чешую. Лед был всюду. Его глыбы лежали в витрине, а крошками была пересыпана рыба.

Мистер Аллибон гордился тем, что в его магазине нет запаха.

– У меня только свежая продукция. Вы только гляньте на него. – Он показал пальцем на красивого большого краба. – Пару часов назад он попрощался с женой и детишками.

Эта реплика заставила Троя загрустить. Он радовался тому, что не любил моллюсков. Однажды его убедили попробовать устрицу. С таким же успехом можно было глотать замороженные сопли. Осторожно пройдя мимо толстого и довольно вонючего старого пса, он следом за шефом и мистером Аллибоном поднялся по узкой лестнице, застеленной цветастым аксминстерским ковром[133]133
  Имитация персидского ковра с многоцветным узором, первоначально производившаяся в Аксминстере, графство Девоншир.


[Закрыть], и очутился в комнате, битком забитой мебелью. От большой вазы с хризантемами доносился горький запах.

– Моя супруга, – сказал мистер Аллибон. – Алисия, познакомься с главным инспектором.

Миссис Аллибон смущенно заморгала и улыбнулась. Она сама напоминала морское создание. Ее коротко остриженные ярко-оранжевые волосы прижимались к голове, как створки раковин гребешка. Маленький розовый ротик выдавался вперед. Трой решил, что она похожа на довольно симпатичную золотую рыбку.

– Выпьете что-нибудь, джентльмены? – Ее голос напоминал вязаные перчатки. На столике стояли серебряный кофейник, кувшин с молоком, чашки и блюдца с рисунком в виде ивы. На вышитых салфетках лежали яства, от которых текли слюнки.

– Спасибо, но я только что позавтракал, – отклонил предложение Барнеби.

– А я не откажусь, – сказал Трой.

Миссис Аллибон наполнила чашки и долила в них горячее молоко. Потом показала на салфетки, пробормотала «сладости» и взяла чашку, оттопырив мизинчик.

– Мистер Аллибон, вы сказали, что у вас есть важная информация.

Вместо ответа, мистер Аллибон взял Барнеби за руку и подвел к большому окну-фонарю в дальнем конце комнаты. У каждой из трех его секций стояла пухлая банкетка, на одной из которых лежал бинокль, почти скрытый складками плотной плюшевой шторы.

– У меня есть привычка время от времени смотреть в это окно, – объявил мистер Аллибон.

– Я вас понимаю, – ответил Барнеби. Из окна открывался великолепный вид на рыночную площадь. – Похоже, отсюда видна вся человеческая жизнь.

– Вот именно. Бесконечный спектакль. – Мистер Аллибон протянул руку и небрежно задернул штору. – Именно так я заметил то, что впоследствии решил назвать «Тайной медной лампы в форме змеи».

– Трой! – окликнул главный инспектор.

Сержант Трой, щеки которого раздулись как у бурундука, быстро вытер липкие пальцы о салфетку и потянулся за блокнотом. Он быстро и тщательно записывал массу подробностей о таинственно загоравшемся и гаснувшем свете. И дураку было ясно, что они не имели никакого отношения к делу, но решал здесь не он.

– Мой девиз, – сказал мистер Аллибон, – заключается в следующем: если ты не можешь сказать о человеке ничего хорошего, лучше помалкивай. Верно, Алисия?

Миссис Аллибон, тоже отдавшая дань сладостям, кивнула и помахала рукой. Трой заметил, что она оттопыривала мизинчик даже тогда, когда жевала. Возможно, у нее был артрит.

– Но я убежден, что когда бедный мистер Бринкли сказал мне, будто этот свет включает и выключает таймер, это была брехня.

– Зачем ему было это делать?

– Ах… в том-то и заключается тайна.

– Что ж, мистер Аллибон, это очень интересно. Мы непременно…

– Не торопитесь, главный инспектор. Это только присказка. Сказка впереди.

Барнеби сел на одну из банкеток. Трой опустил ручку и с интересом осмотрел комнату. От обилия мебели здесь нечем было дышать. Полка над резным камином со множеством маленьких зеркал. Букеты каменных цветов под стеклянными куполами. Стеклянные витрины с сотнями безделушек, среди которых было даже чучело щуки. Сержант вспомнил анекдот о человеке, который брал работу на дом.

– В глубине души мы – викторианцы, – прошептала Алисия Аллибон, взяв фотографию в рамке. На ней самой был кринолин, а на ее муже – фрак и цилиндр. Они были сфотографированы садящимися в дилижансе. – Ежегодная экскурсия Итансвиллского клуба.

Слушая разоблачения мистера Аллибона, Барнеби чувствовал, что у него начинает пухнуть голова. Информация была отрывочной, но очень интересной, хотя к убийству Бринкли могла не иметь никакого отношения.

– Значит, вы видели, как в десять часов вечера она вышла из такси…

– Точнее, из малолитражного такси Кокса.

– Но как вы узнали, что она вошла именно в контору «Бринкли и Латам»? Там ведь есть и квартиры…

– Дверь дома открылась и закрылась. Через пару минут в конторе зажегся свет.

– Вы не можете назвать точное время и дату?

– Конечно могу. В этот день Нептуну вскрывали нарыв. Алисия, будь добра, дай мне ежедневник.

– Нептуну? – Трой огляделся по сторонам.

– Наш пес, – шепнула миссис Аллибон. – Теперь он живет в холле. Понимаете, он часто… э-э… пускает ветры… Брайан, это было двадцать третьего июля, в понедельник.

– Но вы еще и половины не слышали, главный инспектор.

– Серьезно? – спросил Барнеби.

– Хотите верьте, хотите нет, но во время этого странного инцидента мистер Бринкли сам был здесь.

– В самом деле? Где?

– Он сидел в своей шикарной машине на площади. В дальнем конце, ближе к «Сороке». Как будто ждал, что что-то должно произойти.

В душу главного инспектора закралось сомнение. Начиналась фантастика. Все, что он слышал о Бринкли, не позволяло думать, будто он способен поздно вечером дежурить у пивной, следя за собственной конторой. Концы с концами не сходились. Если только…

– Как она вошла, эта девушка?

– У нее был ключ. – Словно почувствовав, что ему перестали доверять, мистер Аллибон начал с жаром описывать незнакомку. – Красавица. Темные кудри, длинные ноги. Стройная, но… – Он сложил ладони чашечками, словно взвешивая спелые дыни.

Все, с этим пора кончать. Никто не может заметить такие подробности с расстояния в двадцать метров, да еще в темноте. Острое разочарование заставило Барнеби ответить более резко, чем он собирался.

– Должно быть, у вас зрение как у кошки, мистер Аллибон. Или как у рентгеновского аппарата.

– Простите? Ох… нет. Я видел ее раньше.

– Что?

– Примерно за неделю до того. Я как раз отбирал макрель для леди Блейс-Рейнард, случайно поднял взгляд и увидел ее. Эта девушка опрометью выбежала из того же здания и бросилась к Рубену. – Он кивком показал на памятник. – Она была в ярости. Топала ногами. А ее лицо…

Он наклонился к Барнеби, и тот едва не отпрянул. Рыбный торговец сильно вспотел. Воспоминание о длинных ногах, пышных молодых грудях и кудрявых волосах заставило его облизать губы.

– Полна огня. И ненависти. Инспектор, если вы ищете человека, способного на убийство, то вам требуется только одно: найти эту девушку.

Стоя в потоке машин у светофора, сержант Трой с наслаждением дышал окисью углерода. После часа, проведенного в душной гостиной Аллибонов, этот воздух казался свежим. От запаха гнилых хризантем, смешивавшегося со сногсшибательным запахом лежавших в вазе переспелых фруктов, из которых лился сок, его едва не стошнило. Когда они добрались до пса, спавшего у подножия лестницы, кормовое орудие Нептуна выпалило. Залп был таким сильным и вонючим, что их буквально вынесло на Хай-стрит. Там Трой начал жаловаться, что приклеившийся к его нёбу бисквитный пирог с патокой (который Алисия почему-то называла «марципаном»), был слишком сладким.

– То-то ты лопал его без передышки, – проворчал Барнеби. Зависть, с которой он наблюдал за сержантом, поглощавшим высококалорийную пищу, была сравнима только с его негодованием из-за того, что при этом Трой не поправлялся ни на грамм. Джойс пыталась утешить мужа тем, что Трой сам ищет себе неприятностей; при этом она имела в виду внезапный сердечный приступ или удар. Барнеби терпеливо ждал этого уже почти четырнадцать лет, но ни инфаркта, ни инсульта у сержанта пока не было.

Добравшись до машины, инспектор сказал:

– Проверь «Сороку», ладно? Узнай, видел ли кто-нибудь Бринкли или «лексус» вечером накануне его смерти.

– А можно сделать это позже? После того как мы немного подкрепимся?

– Мы совсем рядом. Так что стоит попробовать. – Барнеби вынул из гнезда телефон, набрал номер дежурной части и попросил позвать сержанта уголовного розыска Брирли.

– Одри, ты можешь послать кого-нибудь в «Такси Кокса»? Пассажир, женщина, села у Национального Западного банка около десяти вечера в понедельник, двадцать третьего июля… Верно. Накопай все, что сможешь.

Через несколько минут сержант Трой вернулся, сияя от удовольствия. Он залез в машину и улыбнулся от уха до уха.

– Есть результат, шеф!

– Не тяни резину.

– Я поговорил с барменом. Тем самым, который работал в тот понедельник. Он сказал, что Бринкли пришел, заказал выпивку, сел у окна, прикрылся газетой, а сам посматривал на улицу. Этот малый спросил его, за кем он наблюдает, а Бринкли дал ему десятку, чтобы он не поднимал шума.

– Как бармен узнал его?

– Тогда не узнал. Но после дознания у коронера в «Эхе» поместили фотографию покойного. Если Бринкли ждал девушку, о которой говорил Аллибон, – продолжил сержант Трой, – то она могла быть его законной клиенткой.

– Клиенткой с ключами от его конторы в кармане, – пробормотал Барнеби.

Когда два полисмена во второй раз посетили контору «Бринкли и Латам», Гейл Фуллер, проводя их в главный зал, шепнула:

– Сегодня у нас полный комплект. – А потом добавила, показав кивком на стеклянный кабинет: – Флаг вывешен.

Барнеби пригляделся и увидел смотревшего на него Эндрю Латама. Эндрю встал, присоединился к ним, не дав Лео Форчуну времени поздороваться с гостями, и заявил, что он, как старший партнер, считает необходимым присутствовать.