Текст книги "Призрак в машине"
Автор книги: Кэролайн Грэм
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)
Кэролайн ГРЭМ
ПРИЗРАК в машине
роман
Джейн, сестре, которой у меня никогда не было.
А также Бобу и Ребекке
ГЛЕНДАУР
Я духов вызывать из тьмы умею.
АРСЕНАЛ
Глава первая
Таких теток, как была у Мэллори Лоусона, найдется одна на миллион. Во время школьных каникул ее просторный дом и наполовину запущенный сад становились ареной для незабываемых игр. Казалось, интуиция подсказывала тете Кэри, когда племяннику хотелось побыть одному, а когда ему требовалась компания. Она постоянно кормила его жирными высококалорийными блюдами; знай это мать Мэллори, она от ужаса упала бы в обморок. Часто перед его отъездом тетка совала ему в карман столько денег, сколько он не заработал бы за целый год, моя родительскую машину. Но самым запоминающимся ее поступком оказался следующий: когда Мэллори исполнилось четырнадцать лет, Кэри заставила его выкурить до конца одну из своих гаванских сигар «Коиба». После этого мальчишку вырвало так, что он больше никогда даже не помышлял прикоснуться к табаку.
А теперь эта старая леди мирно умерла во сне на восемьдесят девятом году жизни. Чуткая и всепонимающая тетушка сделала это как раз тогда, когда душевное и физическое здоровье ее любимого племянника находилось под угрозой. В тот период – и долго после него – Мэллори думал, что наследство тети Кэри помогло ему сохранить рассудок. И возможно, даже жизнь.
Известие о смерти тетушки пришло в самый разгар семейной размолвки. Жену Мэллори Кейт сильно волновало поведение дочери; многих родителей это тревожит даже тогда, когда их дети становятся взрослыми. Это бремя легло исключительно на ее плечи. Мэллори, баловавший дочку с самого ее рождения, оказался на редкость бесхребетным для того, чтобы сделать ей хоть малейшее замечание.
Полли только что окончила второй курс Лондонской высшей школы экономики по специальности «финансы и бухгалтерия». Хотя дом Лоусонов находился от места ее учебы всего в пятнадцати минутах езды на метро, она настояла на том, что будет жить отдельно. На первом курсе она обитала в общежитии, но после летних каникул нашла квартиру в Долстоне, которую снимала вместе с подругами. Денег ей хватало на то, чтобы платить за еду и жилье; при этом даже оставалась скромная сумма на карманные расходы.
В первые двенадцать месяцев родители видели Полли редко. Мэллори очень обижался, но Кейт понимала дочь. Девочка стояла на пороге новой жизни, и Кейт радовало, что она не боится окунуться в нее с головой. Полли была умной, очень хорошенькой и уверенной в себе. Фигурально выражаясь, плавать она умела. Но материальная независимость – совсем другое дело. Из-за этого и разгорелся сыр-бор.
Судя по всему, Полли не собиралась успокаиваться. Она нашла квартиру с двумя спальнями в Шордитче и собиралась сдавать ее внаем. Агентство хотело получить задаток за три месяца и плату за квартал вперед.
– А где будешь спать ты сама? – поинтересовалась Кейт.
– Там есть место для матраса, который на день можно скатывать. В Японии все так делают. – Полли, не отличавшаяся терпением, испустила тяжелый вздох. Дискуссия, продолжавшаяся уже полчаса, оказалась труднее, чем она ожидала. Вечно мать все портит… – И не смотри на меня такими глазами. Можно подумать, я собираюсь ночевать на берегу Темзы!
– А мебель там есть?
– Нет…
– Значит, тебе понадобятся дополнительные расходы на…
– О господи, я хочу сэкономить ваши деньги!
– Полли, не разговаривай так с матерью. – Брови Мэллори сошлись на переносице, пальцы нервно теребили манжеты рубашки. – Она волнуется за тебя.
– Разве ты не понимаешь, что вам больше не придется платить за мою квартиру?
– Так ты делаешь это для нас?
– Не надо смеяться!
Кейт была готова откусить себе язык. «Зачем я так себя веду?» – думала она. Мэл оказался куда терпеливее. Он почти всегда сдавался и получал в награду от дочери объятия и поцелуи. Но стоило Кейт слегка покритиковать дочь или попытаться добиться хотя бы минимального соблюдения порядка и дисциплины, как Полли начинала говорить, что мать ее не любит. Так повелось с раннего детства. После чего Кейт приходилось идти на попятную. Реплика оказалась неуместной. Она хотела извиниться, но тут заговорил Мэллори.
– Кстати, о мебели…
– Кстати, о мебели! Я не собираюсь покупать ее в «Хилс»[2]2
Большой лондонский магазин мебели и предметов домашнего обихода. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть]. Найду что-нибудь на аукционах и распродажах.
– Ты не сможешь брать с людей по двести фунтов в неделю за какую-то паршивую койку…
– Это не койки! – Полли остановилась, сделала глубокий вдох и сосчитала до десяти. – Я же вам говорила, это будет квартира, которую снимают совместно!
Кейт заколебалась. Она всегда считала, что квартиры, снимаемые совместно, обходятся дешевле, чем койки. Кроме того, люди обычно требуют плату за месяц вперед…
– Вы понятия не имеете, как живут те, кто скрывается от кредиторов. Иногда они бросают потрясающие вещи.
– Нам нужно посмотреть на эту твою квартиру, – сказала Кейт.
– Зачем? – Видя, что мать сдала позиции, Полли усилила натиск. – Мне нужно всего-навсего паршивых десять тысяч. Я верну их. Если хотите, с процентами.
– Не говори глупостей.
– А вам-то что? Это будут не ваши деньги.
«Вполне возможно», – подумала Кейт. Сама она до сих пор работала практически на полной ставке. Но ее заботило совсем другое. Зачем дочери деньги? Она вспомнила, как на днях по радио говорили, что семьдесят процентов купюр, проходящих через банки Сити, несут на себе следы кокаина. Если Полли, избави боже, нужны деньги для этого…
– Радость моя, мы хотели бы посмотреть, где ты будешь жить, – попытался снять напряжение Мэллори.
– Дело в том… – Полли проникновенно посмотрела в глаза обоим родителям. Она не знала, что для матери это было явным знаком лжи. Девчонка пользовалась таким приемом чуть ли не с рождения. – Дело в том, что там еще живут. Квартира освободится лишь через пару недель.
– И все же я не вижу в этом никакого смысла, – не отступала Кейт.
– Мне нужно больше места, понятно? Там комнаты просторнее.
– Но если вас там будет много…
– О черт! Мне надоел ваш перекрестный допрос! Я не преступница! Если вы не хотите дать мне взаймы, так и скажите, и я отстану.
– Знакомые слова.
– Что ты хочешь этим сказать?
После этой фразы началась долгая перебранка: мол, всегда, когда ребенку нужна поддержка, родители проявляют эгоизм. В кои-то веки единственная дочь попросила помочь ей, а мать с отцом скупердяйничают. Она так и знала. Ладно, придется обратиться за ссудой в банк, но если она влезет в долги из-за чудовищных процентов…
И тут вдруг зазвонил телефон. Автоответчик Лоусонов, включенный даже тогда, когда все были дома, заработал и запищал. Послышался плач и какие-то странные нечленораздельные звуки.
– Это Бенни! – Мэллори заторопился к телефону. Он слушал и что-то мягко отвечал. Когда жена и дочь увидели, что его лицо внезапно изменилось от потрясения и скорби, их ожесточение тут же исчезло.
* * *
Похороны состоялись в довольно ветреный летний день. Мэллори, Кейт и Полли принимали соболезнования. Битком забитая церковь постепенно пустела. Органист играл «Срок, отпущенный тебе Господом, истек».
На отпевании присутствовала почти вся деревня, а также уцелевшие друзья и родственники тети Кэри. Одного пожилого мужчину привезли в инвалидном кресле из самого Абердина[3]3
Город на северо-востоке Шотландии, у впадения реки Ди в Северное море.
[Закрыть]. Мэллори был тронут, но не удивлен таким количеством скорбящих. Может быть, любить его тетю было нелегко, но не нравиться она просто не могла.
Лоусоны еще немного постояли у могилы. Тем временем все остальные либо разъехались по домам, либо ушли в Эпплби-хаус[4]4
Эпплби – производное от англ. «эппл» – яблоко.
[Закрыть]. Мэллори всегда думал, что смерть человека, прожившего долгую и счастливую жизнь, перенести легче, но теперь понял, что ошибался. Он был рад этому внезапному уходу, хотя и огорчался, что не успел проститься с покойной. Тете Кэри было бы трудно смириться с долгим и болезненным концом. Он чувствовал, что Кейт, очень любившая старушку, беззвучно плачет. Полли, присутствовавшая на этом, по ее выражению, «эмоциональном армрестлинге» против своей воли, стояла в нескольких метрах от родителей и пыталась делать грустное лицо, но при этом нетерпеливо жевала нижнюю губу. Искренняя скорбь была ей чужда, потому что она не видела свою двоюродную бабушку много лет и не собиралась лицемерить.
Они медленно вернулись туда, где люди ели запеченное мясо и пили сидр из яблок, собранных в саду, который дал название дому. Все организовала Бенни Фрейл, компаньонка покойной, отказавшаяся от помощи других. Бенни хотелось чем-то заполнить эти дни, худшие в ее жизни. Она вертелась волчком, как охваченный скорбью дервиш.
Хотя двери, разделявшие огромные комнаты первого этажа, были раздвинуты заранее, люди начали выходить на веранду и в сад. Две деревенские девушки в джинсах и теннисках разносили подносы с комковатым темно-коричневым печеньем и сероватыми пирожными. Многие пили, хотя чаша для пунша, наполненная безалкогольным фруктовым напитком, оставалась нетронутой. Казалось, все предпочитали домашний сидр. И правильно делали. Большинству гостей предстояло идти домой пешком, а тот, кто остановился в ближайшей гостинице, расположенной в Принсесс-Рисборо, мог добраться туда на такси.
«Сразу видно, – думала Кейт, обводя взглядом чинную толпу, – что большинство присутствующих довольны собой. Для чего существуют похороны? Ответ ясен. Чтобы каждый пришедший радовался тому, что он еще жив». Но это было не совсем верно. Попадались и те, кто искренне оплакивал покойную. Например, миссис Крудж, убиравшая Эпплби-хаус тридцать лет. Но долго выдерживать постную мину трудно. Женщина, которая несколько часов назад рыдала на кухне, теперь улыбалась, болтала и нервно теребила складки черной вуали, неумело пришпиленной к бесформенной фетровой шляпе.
Лоусоны приехали в Форбс-Эббот на пять дней. Кейт принесла Мэллори бокал и обнаружила в муже перемену. Перемена была крайне незначительной – никто другой ее не заметил бы, – но когда она тронула его предплечье, сухожилия которого всю жизнь были натянуты, как струны скрипки, те слегка подались.
– Местные ничего не умеют, – сказал Мэллори, но бокал все же принял. – Я знаю это с давних пор.
– Как по-твоему, нам следует обойти гостей? – спросила Кейт.
– Поскольку ближайшие родственники покойной – это мы, я думаю, все должны подходить к нам, – высказалась Полли. – Как на греческой свадьбе.
Если бы она смогла долго простоять на месте и при этом приятно улыбаться, возможно, кто-то действительно положил бы деньги на ее поднос. Но это должны быть очень большие деньги, потому что ее долг огромен. Чертовски огромен. Хуже всего, долг становился больше не по дням, а по часам. Распухал, как джинн, вырвавшийся из бутылки. Полли рассердилась на себя и попыталась думать о настоящем. Она должна справиться… с чем? Со страхом? Нет, девушка она не из пугливых. Просто у нее перед глазами стояла отвратительная рептилия с лицом Билли Слотера. Приземистая, с бесстрастным взглядом, мерзкая на ощупь. Вроде чудовища из детской считалки: «Я знаю человека. Какого человека? Колдуна. Какого колдуна? Колдуна-вуду…»
Полли укорила себя, заставила забыть подобные мысли и стала рассматривать собравшуюся толпу. От нее не ускользала ни одна деталь – одежда, украшения, манеры, голоса. Складывалось впечатление, что тут собрались одни ходячие трупы. Средний возраст – семьдесят, не столько одетые, сколько задрапированные в ткань и неразлучные со «Стерадентом»[5]5
Фирменное название пасты для чистки искусственных зубов.
[Закрыть]. Представив себе сотню щелкающих зубных протезов, Полли рассмеялась.
– Полли!
– Ой… Извини. Извини, папа.
Мэллори ужасно расстроился. Внезапно девушка раскаялась и дала себе слово исправиться. Что могло бы доставить отцу удовольствие? Заставить его гордиться дочерью? Она решила пообщаться с людьми. Причем не просто пообщаться, а очаровать их. Даже самых жалких и ничтожных. Может быть, когда ей понадобится помощь, Мэллори будет более сговорчивым. Полли состроила печальную мину, улыбнулась как блаженная, пробормотала родителям, что скоро вернется, и смешалась с толпой.
Она здесь почти никого не знала; правда, некоторые помнили, как она приезжала в гости к двоюродной бабушке еще совсем маленькой девочкой. Кое-кто даже пустился в бесконечные воспоминания. С одной чудаковатой кузиной тети Кэри она просидела целых пять минут, мотая на ус манеры и слова пожилой дамы, чтобы потом посмешить других.
У тучного викария, ни молодого ни старого, была копна мягких светло-русых волос, которые на этикетках шампуня называются «летучими». Они не могли выбрать лучшего момента, чтобы подняться вверх и образовать вокруг его лица что-то вроде нимба. Викарий положил влажную руку на запястье Полли.
– Вы можете поверить, моя милая, что миссис Крудж пять минут назад спросила, нравится ли мне вечеринка?
Полли пыталась изобразить недоверие, но получилось плохо. Вопрос казался ей безобидным.
– Вы не знаете, что случилось со словом «пробуждаться»?
– Нет.
– Оно абсолютно вышло из употребления. – Свободной рукой викарий изобразил в воздухе кавычки. – Теперь говорят «просыпаться». А смысл совсем не тот. Разве можно сказать о счастливом состоянии, в котором ныне пребывает мисс Лоусон, что она «проснулась в объятиях Отца Небесного»?
«О господи», – подумала Полли и убрала с запястья ладонь викария.
– Ты только посмотри на Полли, – с любовью сказал Мэллори. По его мнению, дочь полностью искупила свое недавнее неприличное поведение.
– По-моему, на Полли и без того слишком много смотрят.
Кейт была права. Почти все – и не только мужчины – украдкой следили за девушкой. Большинство привлекали ее длинные стройные ноги в черных колготках с блестками. Жакет из черного льна почти ничего не прикрывал. Юбка, надетая ради такого печального случая, была немного длиннее обычного. Ее даже мог раздуть ветер.
Кейт стало неловко. Ее колкую реплику можно было принять за месть – хуже того, ревность к дочери. Конечно, это было неправдой. Когда к ним через газон устремился маленький рыжий человечек, она с облегчением улыбнулась, радуясь нечаянному избавлению.
– Деннис! – тепло воскликнул Мэллори. – Рад тебя видеть.
– Сам знаешь, мы должны были встретиться завтра. Но я решил выразить тебе свои соболезнования. Мэллори, дружище… – Деннис Бринкли протянул ему ладонь, тыльная сторона которой поросла рыжевато-золотистыми волосками. – Твоя тетя была необыкновенным человеком.
– Можно забрать? – Кейт протянула руку к его полупустой тарелке. Она еще на кухне успела попробовать булочки с орехами и сосиски в тесте, приготовленные Бенни.
– Нет, не надо! – Деннис ухватился за тарелку. – Я съем все. До последнего кусочка.
«Если так, то ты будешь единственным. Позже часть этих булочек и сосисок обнаружится в садовых урнах, а остальное придется выгребать из кустов еще несколько лет. Археологи грядущих веков будут чесать в затылках, изумленные тем, как в наше время использовали угощение», – подумала Кейт. Она давно знала кулинарное искусство Бенни, а потому на всякий случай прихватила с собой несколько коробок пирожных от Маркса и Спенсера[6]6
Сеть фирменных магазинов одноименной компании, торгующих как одеждой, так и продовольственными товарами.
[Закрыть], объяснив мужу, что это на крайний случай. Перед уходом в церковь Кейт положила коробки на неприметный столик в кустах. Все исчезло задолго до ее возвращения.
Мэллори поблагодарил Денниса за помощь в решении дел, связанных с кончиной тети Кэри: Бринкли взял на себя то, что он называл «технической стороной». Лоусон считал, что Деннис проявил при этом энергию и хватку. Их разделяло девять лет. Мэллори невольно подумал, что даже незнакомец догадался бы, в чем заключается разница между ними. И совершил бы ошибку.
Мэллори было одиннадцать, когда Деннис Бринкли впервые появился в доме его тети, чтобы проверить какие-то вопросы, связанные с ее зарубежными инвестициями. Деннис, недавно принятый в брокерскую фирму, оказывавшую клиентам финансовые консультации, оказался чрезвычайно умен и красноречив там, где дело касалось цифр, но во всем остальном был стеснителен до потери дара речи. Фирма тогда называлась «Фоллон и Пирсон», хотя последний давно умер. К тому времени, когда Джордж Фоллон ушел на пенсию, Деннис проработал в фирме уже тридцать лет, причем последние двадцать – как полноправный партнер. Конечно, за это время он стал более уверенным в себе, но людей, с которыми Деннис был по-настоящему близок, на свете существовало очень мало. Мэллори – первый из них. А Бенни Фрейл – второй.
– Кейт, ты не против, что встреча назначена на утро? Я думаю, нам придется… э-э… многое довести до ума. – Бринкли говорил неуверенно, плохо представляя себе, с чем им придется столкнуться. Сам Деннис был чрезвычайно аккуратен и щепетилен – что в работе, что в личных делах. Во всяком случае, его уборщица (та же миссис Крудж) и отличная секретарша с ног не сбивались.
Кейт заверила мужа, что ничего не имеет против утра.
Всех троих заставил повернуть головы внезапный взрыв зычного хохота, за которым послышались призывы вести себя тише.
– Ага, – сказал Мэллори. – Я вижу, Джильда и Дрю оказались настолько добры, чтобы прибыть и отдать дань уважения покойной.
– Уверяю тебя, я их не приглашал. – Отсутствие намека на тепло в голосе Денниса доказывало его искренность. Эндрю Латам был вторым партнером фирмы, которая теперь называлась «Бринкли и Латам». Он не имел никакого отношения к делам родственницы Мэллори. Возможно, они даже не были знакомы, потому что тетя Кэри редко ходила в контору.
– Не сомневаюсь, что у него есть для этого свои причины. – Тон Мэллори тоже был очень сдержанным.
– О да. Иначе он не пришел бы.
Кейт негромко извинилась и вернулась к гостям, надеясь не просто услышать очередную порцию соболезнований, а оказаться кому-то полезной.
Она увидела Дэвида и Элен Моррисон, стоявших в стороне и выглядевших здесь чужими. Они представляли «Пиппинс Дайрект» – фирму, которая последние двадцать лет арендовала сад тети Кэри, ухаживала за ним и продавала яблоки и яблочный сок. Кейт знала, что Мэллори был очень заинтересован в продлении этого договора. Но едва она шагнула к пришедшим, как ее перехватила другая пара, представилась, и все четверо начали говорить одновременно.
Одна из девиц в теннисках сидела под ятрышником, пила сидр и, судя по всему, занималась этим уже довольно давно. Кейт вздохнула и стала искать взглядом вторую; казалось, та бесследно исчезла. Но зато впереди подпрыгивали шляпа и парик Бенни, рыжие кудри которого напоминали медные сосиски. Сама Бенни, потная и запыхавшаяся, собирала тарелки, бокалы и опускала их на стоявший рядом поднос.
– Мама! – вскочив с места, завопила Полли, когда Кейт подошла к брошенному всеми бригадиру[7]7
Воинское звание в сухопутных войсках, ВВС и морской пехоте армии Великобритании, среднее между полковником и генерал-майором.
[Закрыть] Раффу-Банни, пожилому родственнику из Абердина, сидевшему в инвалидном кресле. Беднягу, живо описывавшего свою операцию по удалению катаракты, сделанную под местным наркозом, чуть удар не хватил.
– Рада была побеседовать с вами. – Полли одарила его сияющей улыбкой, схватила Кейт за руку и потащила прочь. – Надеюсь, я умру, не успев состариться.
– Эта песня группы «Ху» сегодня здесь еще не звучала… Ты видела девицу, которая должна была здесь помогать?
– Ты имеешь в виду ту коротконогую, которая сидит под ятрышником?
– Нет. Я имею в виду другую.
– Нет.
– Кто-то должен помочь бедной Бенни.
Бенни Фрейл была «бедной Бенни» столько, сколько Полли себя помнила. Тогда она воспринимала это выражение как одно слово, обозначавшее настоящее имя компаньонки. Однажды Кейт услышала это, объяснила дочери, что к чему, а потом попросила Полли больше так не делать; Бенни могла обидеться.
Теперь Полли следила за тем, как мать забирала у компаньонки бабушки Кэри тяжелый поднос. Это было сделано непринужденно, без суеты и без тени намека на то, что Бенни берет на себя больше, чем позволяют ее силы. В таких делах Кейт была мастером. Полли не представляла себе, что мать способна нарочно заставить кого-то ощутить неловкость. Со временем ее отец научился тому же. Полли, великолепно умевшая находить слабое место человека и раз за разом тыкать в него, не понимала, от кого ей достался такой талант.
– Я помогу! – повинуясь внезапному порыву, крикнула она, когда Кейт оказалась в пределах слышимости. Правда, тут же пожалела о своем предложении, ставившем ее в невыгодное положение. Ну и ладно, по крайней мере, у нее появится предлог убраться подальше от этих старых маразматиков. Честно говоря, кое-кому из них не имело смысла возвращаться с кладбища.
– Отлично! – стараясь не выдать своего удивления, крикнула в ответ Кейт. – Приходи на кухню, ладно?
Она пошла к дому через огород и площадку для крокета. Рядом с кухней находилась величественная эдвардианская[8]8
Имеется в виду эпоха короля Эдуарда VII, правившего Англией в 1901–1910 гг.
[Закрыть] оранжерея из чугунных прутьев. Несколько слегка осоловевших гостей, никого из которых Кейт не знала, дремали в креслах-качалках и на огромном плетеном диване. Она сочувствующе улыбалась, переступая через их ноги.
На кухне не было никого, кроме кота тети Кэри по кличке Кройдон, спавшего в корзине, к которой Бенни привязала черный шелковый бант. Кейт помнила день, когда Кэри принесла это животное домой. Тетка Мэллори ездила к подруге с визитом, который предусматривал неизбежную пересадку в Кройдоне[9]9
Южный пригород Лондона.
[Закрыть]. Именно там она и нашла кота в ивовой корзине, стоявшей за горой деревянных ящиков. И кот, и корзина были чудовищно грязными. Позже Кэри описывала, как полумертвое от голода создание гордо сидело в клетке, с надеждой смотрело по сторонам и мяукало.
Кейт десять минут ругала железнодорожников, ни разу не повторившись, потом взяла такси, съездила в город, купила корзину, еду, блюдце, несколько полотенец, отменила дальнейшую поездку и привезла кота домой. Когда животное отмыли, оно оказалось очень красивым – белым с янтарными пятнами, красновато-оранжевым ошейником и огромными золотыми глазами. Кот благодарил свою новую хозяйку (хотя широко распространено мнение, что эти твари быть благодарными не умеют). Он громко мурлыкал и сидел у Кэри на коленях даже тогда, когда ей хотелось вышивать гобелен или читать газеты.
Кейт нагнулась, погладила Кройдона и сказала:
– Не грусти. – Кот только зевнул в ответ. Понять, что это значило, было трудно. Выражение морды у кошек сильно не меняется.
Кейт надела пару резиновых перчаток, вылила в раковину немного моющей жидкости и вывернула краны. Бокалы были красивые, и она не хотела ставить их в посудомоечную машину, где они могли разбиться. Когда раковина наполнилась до половины, Кейт осторожно положила бокалы в воду и тщательно вымыла. На Полли не было и намека. Впрочем, Кейт этого и не ждала. Просто ей было любопытно, откуда взялось столь странное предложение и чем ее дочь занимается теперь.
Ругая себя за мелочность, Кейт через столовую вышла на веранду и тут же увидела Полли. Та сидела на низкой деревянной табуретке, смеялась, отбрасывала волосы и болтала с Эшли Парнеллом, ближайшим соседом тети Кэри. Он развалился в полосатом бело-зеленом шезлонге и, как всегда, отдыхал; состояние здоровья не позволяло ему скакать козлом. Но остатки его прежней красоты были видны даже издалека. Когда Парнелл ответил на реплику Полли, она тут же стала серьезной, посмотрела ему в глаза, положила подбородок на руку и подалась вперед.
К сладкой парочке быстро устремилась жена Эшли Джудит, остановилась рядом, прервала обмен любезностями и показала рукой в сторону дома Парнеллов. Потом Джудит чуть ли не силой вытащила мужа из шезлонга, и они ушли. На прощание Эшли улыбнулся Полли.
Девушка помахала рукой в ответ, затем встала, заняла освободившийся шезлонг и долго сидела неподвижно, глядя в голубое небо. Со стороны могло показаться, что она дремлет.
Через полчаса Джудит Парнелл начала приходить в себя, но ее все еще трясло.
– Извини, что утащила тебя. Мне действительно стало нехорошо.
– Сейчас все в порядке?
– Да. Просто мне нужно немного отдохнуть.
Джудит посмотрела на мужа, сидевшего в плетеном кресле с высокой спинкой. Несмотря на жаркий день, его колени прикрывала ангорская шаль. Ей показалось, что Эшли с тоской смотрел через палисадник на Эпплби-хаус.
При виде его ярко-голубых глаз и точеных черт Джудит действительно чуть не стало плохо. До сих пор признаки его таинственной болезни почти не давали себя знать. Впрочем, и сама болезнь продолжалась всего три месяца. Джудит невольно подошла к мужу и положила ладонь на его мягкие светлые волосы. Эшли резко отдернул голову.
– Извини, милый. – В последнее время он не любил, чтобы к нему прикасались, а Джудит часто забывала об этом. Она со стыдом вспомнила, что во время завтрака пыталась взять мужа за руку.
– Не за что. – Эшли взял ее ладонь и слега сжал. – У меня сегодня болит кожа головы, вот и все.
– Бедный Эш.
Правда ли это? Может ли нежная кожа головы быть симптомом его болезни? Поскольку точного диагноза еще не поставили, сказать было трудно. Муж мог использовать это как предлог, чтобы держать ее на расстоянии. Может быть, он ее разлюбил.
Когда-то она могла трогать его где угодно в любое время дня и ночи. Однажды они занимались сексом на письменном столе в его кабинете, за незапертой дверью, за несколько минут до прибытия делегации японских бизнесменов. А теперь он не подходил к ней неделями.
Джудит никому не признавалась – а самой себе призналась только однажды, в момент неожиданного прозрения, – что она рада болезни Эшли. Это означало отказ от светской жизни. Конечно, она хотела, чтобы мужу стало легче, но не желала, чтобы прежнее здоровье вернулось к нему полностью. Если бы он стал прежним Аполлоном, все пошло бы по-старому. Она ревновала бы Эшли к любой женщине, на которую он посмотрел или которой сказал пару слов, продолжала бы говорить гадости об их прическах, коже, глазах и манере одеваться. Эшли не должен был догадаться, что она смертельно боится потерять его; такая мысль просто не должна была прийти ему в голову.
Джудит с дрожью вспомнила сцену, разыгравшуюся в доме Кэри Лоусон. Казалось, привычная усталость не мешала Эшли получать удовольствие от общения с людьми. Муж искренне жалел, когда она утащила его домой под предлогом внезапного приступа тошноты. Конечно, всему виной могла быть эта кошмарная дочка Лоусонов, выставлявшая напоказ свои ноги и зубы и полуголая, как шлюха в борделе. Конечно, она его дразнила. Зачем ей, молодой, сильной и красивой, больной мужчина средних лет? Джудит изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, дышать глубоко и ровно. Она увела мужа, а это главное. Девица приехала сюда на похороны; через день-другой только ее здесь и видели.
Однако по деревне уже пошел слух, что ее родители собираются здесь обосноваться. Кейт Лоусон со своей веснушчатой абрикосовой кожей и мягкими пепельно-русыми волосами, собранными в старомодный узел, тоже могла оказаться крепким орешком. Этой женщине было сильно за сорок, но выглядела она на добрых десять лет моложе – несмотря на то, что с Мэллори ей жилось несладко. Кейт всегда нравилась Эшли. Она была доброй, умной и довольно сексуальной – на манер школьной учительницы, черт бы ее побрал.
– Что с тобой?
– Все нормально.
– Ты уверена? – Эшли казался встревоженным. Он начал нервно тереть предплечья. – Джуд, может быть, тебе отменить эту вечернюю встречу? Скажи, что ты нездорова.
– Не стоит. Это же новые связи. Я не хочу произвести на людей плохое впечатление.
– Что он выпускает?
– Хирургические инструменты. Фирма маленькая, но очень солидная. Кажется, его бухгалтер уходит на пенсию, поэтому он ищет другого.
– Разве не странно, что он назначил встречу не на фабрике?
– Ничего странного. Деловые встречи часто устраивают в ресторанах гостиниц.
И тут в кабинете Джудит – крошечной темной каморке под лестницей – заработал факс. Когда Парнеллы переехали в свою викторианскую виллу, то в шутку окрестили эту каморку «приемной для посетителей». Сельские помещики оставляли там свои визитные карточки и пили херес с бисквитами, после чего их провожали в просторную гостиную, чтобы обменяться сплетнями. Парнеллы считали, что тоже будут скромно развлекать гостей, но из этого ничего не вышло. А сейчас, когда все деньги до последнего пенни уходили на лечение Эшли, они и вовсе не могли себе этого позволить.
– Я знаю, кто это. – Джудит отошла от мужа. Дав Эшли то, что он называл «пространством, позволяющим дышать». – Наверняка мерзкий Алек.
– Разве он не мог позвонить?
– Экономит на плате за телефон. Хочет купить новую «альфа-ромео», которую угонят сразу после доставки. Увы…
– Документы по-прежнему лежат в бардачке.
– Ты меня опередил.
– Скажи ему, пусть убирается.
Джудит неохотно вышла в коридор, удивляясь тому, как небрежно муж предложил решение. Впрочем, его вины здесь не было. Эшли не имел представления о том, в каком трудном – нет, отчаянном – положении они оказались. Он думал, что жена отказалась от офиса в Эйлсбери и уволила клерка, чтобы иметь возможность работать на дому и ухаживать за ним. Но это была лишь часть правды.
Проблема заключалась в том, что до постановки диагноза Эшли не мог получить ни страховку, ни пенсию по инвалидности. А Джудит не могла содержать их обоих, одновременно снимая офис и платя жалованье сотрудникам.
Побочным результатом решения работать на дому стало то, что один из главных клиентов раздумал платить Джудит прежний гонорар, поскольку ее накладные расходы сильно уменьшились. Нужно было объяснить, чем вызвано такое решение, но нервное напряжение заставило Джудит резко отказать ему. После этого клиент передал ведение своих счетов кому-то другому.
Эпидемия ящура в британском животноводстве тоже сделала свое дело; несколько фермеров отказались от ее услуг. А одна молодая пара, занимавшаяся производством пищевых продуктов, решила вести свои счета самостоятельно, с помощью Интернета.
«Поэтому об увольнении мерзавца Алека не может быть и речи», – думала Джудит, наблюдая за тем, как в контейнер беззвучно падали перфорированные страницы безукоризненно напечатанной лжи.
Тем временем Латамы вернулись с похорон Кэри Лоусон в другой, куда более роскошный дом, расположенный всего в нескольких километрах южнее, в Бантинг-Сент-Клере[10]10
Главный город графства Бакингемшир, расположенного к западу от Лондона.
[Закрыть].
Джильда начала снимать отделанную черными кружевами накидку, которая едва не рвалась под напором ее мощного бюста. Когда пуговицы расстегнулись, послышался облегченный вздох. Под накидкой обнаружилось несколько акров тафты с рюшами, напоминавших австрийскую штору – широкую, но короткую. На мгновение испуганный муж увидел полоску покрасневшей и сильно помятой плоти. Джильда сделала пируэт.
– Как я выгляжу?
– Как счет от гробовщика, моя радость.
– Не бурчи. Сколько раз тебе говорить? – Джильда попыталась одернуть подол, но тот задрался опять. Она вздохнула. – Лучше скажи, зачем мы даром потратили такой чудесный летний день.
