Текст книги "Иллюзия убийства"

Автор книги: Кэрол Макклири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

23

– Я с удовольствием оставил бы ее в Суэце, – говорит капитан.

Судовой врач, первый помощник капитана, лорд Уортон и Фредерик Селус собрались в гостиной у капитана, чтобы за бренди и сигарами обсудить, что делать с молодой журналисткой, создающей проблемы на борту.

– К сожалению, я не могу этого сделать, – продолжает капитан. – Ее шеф, человек по имени Пулитцер, смешает меня с типографской краской в своих газетах, если из-за меня сорвется это смехотворное кругосветное путешествие, которое она совершает.

– И все же ее нужно обуздать, – качает головой лорд Уортон.

– Она зациклилась на том происшествии в Порт-Саиде, – поясняет врач. – И в этом нет ничего удивительного. Для леди Уортон и для вас убийство на базаре также, наверное, стало тяжелой психологической травмой.

– Безусловно. Ее светлость была потрясена, но она не сделала из этого cause célébre [20]20
  Громкое дело (фр.).


[Закрыть]для всей страны.

– На суда, плавающие в данном районе, действительно иногда проникают грабители и безбилетники, – говорит первый помощник капитана. – К своему несчастью, она могла столкнуться с одним из них, проникшим на борт, когда мы стояли на якоре.

– Но вы не видели, чтобы кто-то нападал на нее, не так ли? – спрашивает лорд Уортон.

– Нет, не видел, но я оказался там после того, как человек, который пришел ей на помощь, скрылся. Странно, что никто не пожелал признаться, что совершил этот поистине героический поступок.

– Конечно, это был не я, – заявил лорд Уортон. – Я бросил бы за борт именно ее.

– Это также не вы, мистер Селус, – продолжил помощник капитана. – Вы играли в карты с капитаном и со мной. Тогда кто…

– Не имеет значения, кто помог ей, – перебивает его лорд Уортон. – Мы имеем дело с женщиной, у которой не только слишком богатое воображение, но и страсть к вульгарным сенсациям. А нью-йоркская газета Пулитцера не скупится подбрасывать их читателям. – Он затягивается сигарой и выпускает дым. – Наша обязанность – не допустить, чтобы она нарушила неустойчивый политический баланс в Египте, выхватывая не относящиеся к делу случайные события, и спровоцировала в стране кровопролитие.

– Правильно! – восклицает капитан и поднимает свой стакан; остальные следуют его примеру.

Лорд Уортон делает еще затяжку и, медленно выдыхая дым, смотрит на потолок.

Селус, спокойно наблюдая за лордом, делает вывод, что тот обожает быть в центре внимания.

– Вне всякого сомнения, – продолжает его светлость, – мои друзья в министерстве по делам колоний могут возложить ответственность на пароходную компанию и ее служащих, если эта молодая женщина позволит себе подорвать наши позиции, связанные с каналом.

«Угроза безосновательна, – думает Селус, – капитан парохода и его помощники не только патриоты страны, но и своей компании, и они сумеют защитить интересы последней».

Селус делает вид, что наслаждается бренди, чтобы не участвовать в разговоре. Что-то вне этой каюты – а именно на носу парохода – требует его внимания, и он хочет, чтобы совещание закончилось как можно скорее.

Слушая, как Уортон рассказывает о своей непродолжительной службе в Марокко, словно он был правой рукой самого министра иностранных дел, Селус с трудом сдерживает усмешку.

Последние два десятилетия часто общаясь с сотрудниками министерств по делам колоний и иностранных дел, он слышал кое-что об Уортоне и знает достаточно много о людях типа Уортона – человека, получившего свою должность благодаря тому, кого знал, а не что знал.

Селус, представитель третьего поколения французских гугенотов, бежавших от преследований во Франции, имеет взгляды на мир иные, нежели лорд Уортон. Его имя – Фредерик Кортни Селус – звучит не по-английски, из-за чего у него неоднократно возникали стычки в школе с такими, как Уортон, имевшие саксонские корни.

Первый лорд в роду Уортонов был торговцем шерстью. Он получил свой титул, передав королю восьмидесятипушечный линейный корабль.

С тех пор ни один из Уортонов не работал ради хлеба насущного.

Хотя ситуация с Нелли Блай сделала лорда и Селуса союзниками, он знает, что Уортон считает его стоящим ниже себя на социальной лестнице, хотя по достоинству оценивает многочисленные достижения и безрассудную смелость Фредерика, а также то, что его семья преуспела в бизнесе и науках.

Селус слышал, что лорд Уортон, в связи с финансовыми проблемами, возникшими из-за плохого управления имением и невезения в картах, пошел на государственную службу исключительно, исключительно ради связей, которые она позволяла установить. Менее всего он тогда думал о королеве и стране.

Его государственная карьера оказалась недолгой и непримечательной. Теперь лорд пытается наводить мосты с предпринимателями, желающими делать бизнес с правительством. Некоторые из них, такие как фон Райх, – иностранцы.

– Египет – очаг напряженности, готовый взорваться, – говорит лорд Уортон. – Когда это произойдет, погибнут тысячи людей, в том числе англичан, не говоря уже о том, что потеря Суэцкого канала будет иметь крайне негативные политические и экономические последствия для нашей страны. – Он переводит взгляд на капитана. – Я предлагаю, чтобы все телеграммы, которые мисс Блай будет давать помощнику капитана по хозяйственной части для отправки в портах стоянки, просматривались мной в целях недопущения политически взрывоопасных, неверных заявлений.

Капитан обводит взглядом присутствующих:

– Как-то странно – следить за тем, какие телеграммы отправляет пассажир, и цензурировать их. Вам не кажется?

– С учетом моих связей с правительством вы можете считать эту просьбу официальной.

Селус подавляет зевок. Этот лорд просто осел.

– Большинство пассажиров-бизнесменов предпочитают отправлять телеграммы, когда они выходят в порт, – говорит капитан.

– Тогда нужно как-то решить и данный вопрос.

– Такая тактика уже с треском провалилась, – возражает Селус.

24

После встречи у капитана Селус идет по палубе и курит сигару, потом направляется на нос парохода. Там он стоит некоторое время в темноте, пока не убеждается, что вокруг никого нет, и пролезает под натянутой веревкой туда, где на Нелли было совершено нападение.

При слабом лунном свете в бесчисленных укромных местах и скрытых от глаз щелях, куда могут завалиться мелкие предметы, найти что-нибудь на палубе – нелегкая задача. Но у великого охотника Селуса наметанный глаз, от него не ускользает никакая малозаметная деталь – ни сломанная ветка в чаще леса, ни помятый лист: все это помогает выслеживать добычу.

Он знал, что помощники капитана обыскали площадку, но ничего не нашли, потому что не умели искать.

А Фредерик сразу же замечает следы борьбы на палубе: отпечатки босых ног одного человека, размазанные следы от ботинок другого – когда противники сошлись в поединке не на жизнь, а на смерть, они упирались ногами в мокрую поверхность палубы.

Подошвой своих ботинок Селус стирает следы.

Следуя по ним, он находит то, что пришел искать: нож, грубо сделанный, с деревянной ручкой, выпавший из рук неудачливого убийцы и отлетевший за основание какого-то механизма.

Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видит, Селус кидает нож за борт и слышит легкий всплеск, когда оружие падает в воду.

Вернувшись в свою каюту, он думает о журналистке, которая спутала хорошо продуманные планы мужчин – и государств.

Легко представить, что Нелли и дальше многим окажется помехой – если ей удастся остаться в живых.

25

– Они пытаются убить меня, а не вас. Они думали, что вы – это я, вот почему на вас напали.

Слова женщины с трудом доходят до моего сознания, потому что я никак не могу прийти в себя после того, как узнала, кто она.

Я бесцеремонно уставилась на нее, раскрыв рот.

Ее заявление, что она была намеченной жертвой нападения на палубе, не имеет никакого значения. Все это кажется не относящимся к делу сейчас, когда мое сознание пытается воспринять невероятный образ, представший перед глазами.

Если бы сама Клеопатра взошла на «Викторию», я бы удивилась меньше.

– Сара Бернар, – шепчу я.

– Да, да, я уже сказала вам, во плоти.

– Божественная Сара.

Сара Бернар не человек, по крайней мере в том смысле, в каком я, президент Соединенных Штатов и пассажиры соседних кают являются людьми.

Сара Бернар – это живая богиня.

Самая знаменитая актриса за всю историю, самая почитаемая трагедийная актриса, самая любимая, самая чувственная, самая-самая, чья слава, скандалы и любовные интриги дают благодатную почву для газетных сплетен и разговоров за послеобеденным чаем повсюду в мире.

Женщина, какой желает быть любая женщина, женщина, которую каждый мужчина хочет любить.

Из газетных публикаций я знаю, что она родилась в Париже, ее матерью была еврейка, а отец, по-видимому, голландец, но это никому точно не известно, поскольку его роль свелась только к тому, чтобы на короткое время оказаться в постели женщины, которая произвела на свет великую актрису.

Сара зарабатывала на хлеб, выступая на сцене, вела образ жизни куртизанки, своей красотой и обаянием покоряла сердца аристократов. В девятнадцатилетнем возрасте, в результате любовной связи с бельгийским принцем крови, у нее родился единственный ребенок.

И вот она передо мной, расхаживает по каюте – живая легенда. По слухам, ее любовником был даже принц Уэльский. Вероятно, ей за сорок, но выглядит она на десяток лет моложе.

Сара снова садится на крышку гроба и выдыхает в меня струю дыма.

– Мадемуазель, перестаньте так удивляться, что я здесь.

– Я приняла вас за миссис Винчестер.

– За кого?

– Это слишком трудно объяснить. Что вы делаете на борту инкогнито? Из-за чего прячетесь в своей каюте?

Сара снова встает с гроба и начинает нервно ходить как зверь в клетке, размахивая длиной в целый фут мундштуком из слоновой кости, как дирижерской палочкой, чтобы акцентировать внимание на своих словах.

– Я не могу раскрыть свои карты. Это вопрос особой важности, который не идет ни в какое сравнение с любым видом человеческой деятельности.

Я не имею ни малейшего представления, о чем она говорит, но, как видно, это действительно очень важно. Слова «не идет ни в какое сравнение с любым видом человеческой деятельности» вызывают у меня ассоциации с походами армий под покровом темноты, секретными совещаниями при участии военных министров, депешами, срочно доставляемыми тайными агентами, которые ночью скачут во весь опор.

Сара – величайшая в мире актриса, и, естественно, я подозреваю, что она и сейчас играет некую роль. И все же на рынке произошло настоящее убийство, и было совершено покушение в Танисе и на борту «Виктории».

Все это не может быть простым совпадением, и ситуация запутывается еще больше.

Величайшая в мире актриса, любовница королей и миллионеров, кумир трех континентов сообщает мне, что она причастна к тем же самым интригам, в которые оказалась втянута я. Но она не разглашает свою роль, хотя я оказалась ее дублером, когда совершалось покушение на носу парохода.

И Сара не говорит, какая ведется игра, которая может привести к войне между государствами.

Я не спускаю с нее глаз, когда она ходит взад-вперед по каюте, и вдруг мне приходит в голову: не будь я такой тупицей, я бы еще несколько дней назад догадалась, кто такая Сара Джоунс.

Все знают, что божественная Сара спит в гробу, поскольку это помогает ей войти в роли, где нужно передать страдание и трагедию.

26

Заставить Сару сесть на место и обсудить ситуацию почти так же просто, как пытаться остановить пароход, опустив в воду ногу. Она не то чтобы очень подвижна – энергия из нее так и рвется наружу. Я подозреваю, что ей нужно разрядиться после затворничества в каюте в течение нескольких дней.

Когда она наконец снова садится на гроб и усаживает меня в кресло, то начинает внимательно изучать меня.

– Я слышала о вас. Мой стюард утверждает, что вы экстравагантная американка, получившая большое наследство, что вы путешествуете со щеткой для волос и чековой книжкой и от безделья вытворяете странные вещи, чтобы привлечь к себе внимание.

Сначала я выхожу из себя, а потом заливаюсь смехом.

– Что касается щетки для волос, каюсь – она у меня есть.

– Кто вы в самом деле?

– Я журналистка. Я написала несколько разоблачительных репортажей, послуживших основанием для социальных реформ и коррупционных расследований.

Она подробно спрашивала о моей карьере, и я откровенно рассказывала, как стала репортером, когда, возмущенная заметкой в газете «Питсбург диспетч» о том, что удел женщины – быть женой и заниматься хозяйством в доме, отослала письмо редактору и подписалась «Одинокая сирота» из боязни, что потеряю работу.

После этого письма мне предложили работать репортером, но, когда газета опубликовала несколько моих статей о несправедливостях, которым подвергаются рабочие, группа бизнесменов нанесла визит редактору. Дело кончилось тем, что меня определили освещать свадебные церемонии и похороны.

Даже после того как я совершила дерзкую поездку в Мексику [21]21
  Нелли находилась в Мексике в период бурных революционных событий и разгула бандитизма и покинула ее после того, как получила предостережение, что она подвергнет риску свою жизнь, если и в дальнейшем будет писать критические статьи о ситуации в стране. Став известной, Нелли написала книгу об этой своей работе под названием «Шесть месяцев в Мексике». – Редакция.


[Закрыть]за свой счет, чтобы доказать, что могу справиться с работой иностранного корреспондента, мне все равно поручили выполнять «женские обязанности» – писать о светской жизни.

– Я оставила работу в Питсбурге и поехала в Нью-Йорк, уверенная, что мой успех откроет мне все двери. Но убедилась, что даже в самом большом городе Америки для женщины нет места репортера. После того как в течение месяцев обивала пороги и осталась на бобах – мне пришлось занимать деньги даже на трамвайный билет, потому что у меня украли последние гроши, – я ворвалась в кабинет Джозефа Пулитцера и заявила, что могу написать репортаж, который поставит город с ног на голову.

Я рассказываю Саре, как, прикинувшись психически больной, попала в сумасшедший дом на острове Блэкуэлл в Нью-Йорке и написала сногсшибательный репортаж о кошмарных условиях, в которых там содержались пациентки, и об ужасном обращении с этими несчастными женщинами.

Сара смеется:

– Вам нужно играть на сцене.

– Я поняла, что создана только для реальной жизни. Я была на сцене ровно столько, чтобы понять, что не могу притворяться.

– Скажите, зачем вы стучали – колотили – в мою дверь?

– Вам известно, что на рынке в Порт-Саиде был убит человек?

Она пожимает плечами:

– Мой стюард сказал, что там произошла какая-то ссора между туземцами.

– Я так не думаю.

И я рассказываю обо всех событиях с момента падения с велосипеда убитого впоследствии человека и до моего падения в гробницу в Танисе и покушения на «Виктории», после которого Сара подошла ко мне. Я умалчиваю только о моем обыске каюты мистера Кливленда.

Когда я заканчиваю рассказ, она говорит:

– Если откровенно, дорогая моя, я не думаю, что пустячный инцидент на рынке имеет отношение к тому, чем я занимаюсь.

Пустячный инцидент на рынке?

– Сара, мне нужно более подробно знать, в какой ситуации находитесь вы. Если бы вы могли поделиться со мной…

Она отклоняет мою просьбу, махнув своим мундштуком.

– Я дала клятву не разглашать тайну, – говорит Сара, потупив взгляд. – Интервью журналистке – разве это сохранение тайны? Я не скажу ни слова, даже если меня будут пытать. Ноя умираю от скуки, сидя в этой консервной банке. И помочь вам разгадать вашу загадку доставит мне немного удовольствия. Что вы знаете об этом Кливленде?

Рассказав, как мне удалось отделаться от стюарда, чтобы проникнуть в каюту Кливленда, я признаюсь, что обыскала ее.

– Как нехорошо с вашей стороны, – говорит она с улыбкой.

Похоже, Сара стала обо мне более высокого мнения.

Она спрашивает, что я видела в багаже Кливленда, и вскрикивает, когда я упоминаю о книгах и числах на листке бумаги.

– Цифры, которые вы видели, – это секретный шифр. И одна из книг имеет к нему отношение – по-видимому, та юридическая книга, показавшаяся вам странной у торговца ножевыми изделиями. Моим любовником однажды был шпион. Итальянский граф. Для составления шифрованных текстов он пользовался обычными книгами.

– Как это делается?

– Очень просто, с этим может справиться даже ребенок, но текст не поддается расшифровке, если у вас нет нужной книги. В разведывательной службе агенту специально дают книгу, которая неизвестна широкой читательской аудитории в стране, куда он направляется.

– Йоркширское законодательство идеально подходит для этой цели, – замечаю я.

– Совершенно верно. Для составления текста подбирают подходящее слово из книги.

– Числа – это страницы, строки и положение слова.

– Вы очень догадливы, Нелли. Поскольку агент и его начальник имеют одну и ту же книгу, им просто расшифровать текст. Мой любовник писал письма симпатическими чернилами, особенно те, что посылал мне.

– А почему симпатическими – вам?

– Он был женат.

– Вот как! – Я удивлена, что она открыто признает это.

– Не нужно лицемерить, дорогая моя. Ведь у вас была связь с женатым мужчиной. Вижу, была, потому что вы покраснели. Чтобы прочитать письма, я проглаживала их утюгом либо держала над радиатором. – Она вздыхает. – Он был прекрасным любовником, отзывчивым на женские потребности и щедрым. Его поймали и повесили. Ваш шпион, этот торговец ножевыми изделиями, также мог пользоваться симпатическими чернилами.

– На бумаге, которую я видела, было что-то написано.

– Естественно. Пустой листок вызвал бы подозрения. Невидимые слова вписываются между строк.

Я щелкаю пальцами.

– Лимонный сок! Мои братья, когда были детьми, писали им. И еще молоком. А чем пользовался ваш любовник?

– Не столь обычными средствами.

Она наклоняется вперед и шепчет мне на ухо. Я краснею с ног до головы и перевожу разговор на другую тему. [22]22
  Нелли старательно избегает называть вещество, которым пользовался любовник Сары, но подсказку дает знакомство с биографией Джорджа Смита-Камминга, который поступил на службу в британскую секретную службу во времена Виктории и стал прообразом главы секретной службы М в романах о Джеймсе Бонде. По распоряжению Смита-Камминга в качестве симпатических чернил его агенты использовали сперму. – Редакция.


[Закрыть]

– Должно быть, вы правы насчет книг, – говорю я. – Торговцу ножевыми изделиями из Ливерпуля не было смысла иметь книгу о законодательстве Йоркшира, хотя я могла бы понять, зачем нужна книга о Египте. Наверное, вы правы и относительно симпатических чернил. Виденные мной числа могли представлять собой подготовленный им черновик донесения, которые он потом вписал бы симпатическими чернилами между строк в послание невинного на вид содержания.

– Очень плохо, что у вас нет того листка бумаги с числами и книги. Багаж все еще в каюте Кливленда?

– Нет. – Я рассказываю ей, что видела, как пустой чемодан упал в воду.

– И пустым был весь багаж?

– Сейчас, когда вы меня спрашиваете, думаю, что да. – Я трясу головой, чтобы освежить память. – Судя по тому, с какой легкостью лодочники вытаскивали чемоданы из сетки и кидали своим напарникам, багаж вполне мог быть пустым.

– Значит, его содержимое может еще находиться на пароходе у вашего английского лорда, который сидит на нем и не ведает, какое оно имеет значение.

– Уверена, лорд Уортон и иже с ним должны понимать, что мистер Кливленд был тайным агентом. Или по крайней мере о том догадываться.

– Это не означает, что они знают, как ведется шпионская игра, или имеют представление, что симпатические чернила – составная часть того, что шеф парижской полиции называет их «modus operandi». [23]23
  Способ действий (лат.).


[Закрыть]

Интересно, шеф парижской полиции тоже ее любовник?

Сара тяжело вздыхает.

– Уже очень поздно, дорогая моя, и сейчас, когда я выслушала твою историю, тебе остается только одно.

– И что же?

– Заниматься своими делами, продолжать путешествие вокруг света с целью побить рекорд и оставить политикам вопросы о шпионах и революциях. Что бы ты ни делала, слова признательности за свои старания тебе не услышать; наоборот – ты подвергнешь опасности себя и не добьешься своей цели. Потому что все политики – демоны.

Этот совет гораздо приятнее слышать от всемирно известной актрисы, желающей мне успеха, чем, по сути, такой же – от Селуса, для кого я всего лишь слабая женщина.

Я смотрю Саре в глаза.

– Вы не хотите поделиться со мной…

– Нет! – Она встает, артистично идет к иллюминатору, открывает его и смотрит в темноту ночи. – Это тайна, в которую я никого не могу посвящать. Если она раскроется, армии придут в движение, содрогнутся империи.

Я потрясена до глубины души.

– Вы тайный агент? И посвящены в государственную тайну?

– Я? Конечно, нет.

– Тогда… тогда кто пытается убить вас?

– Семья моего любовника, разумеется.

27

Голова идет кругом, когда я возвращаюсь от великой актрисы в свою каюту. Столько всего произошло за такое короткое время моего пребывания в Египте. Сейчас выясняется, что на борту «Виктории» – Сара Бернар, самая известная в мире актриса, и она стала моей подругой, которой я могу довериться. Жаль, что нельзя сообщить об этом Пулитцеру. Я поклялась Саре никому не говорить, что она здесь.

Пароход плывет по каналу в сторону Суэцкого залива, и я выхожу на палубу немного подышать воздухом вместе с другими пассажирами и почувствовать хоть слабое дуновение, возникающее при движении судна, пока нас не попросят спуститься вниз, чтобы команда могла заняться своими делами на палубе.

Матросы развешивают огни на носовой части парохода, а группа пассажиров, и я в том числе, смотрит, как устанавливаются огни по борту.

Я облокачиваюсь на перила и слышу, как один матрос объясняет другому, что огни – электрические, а ток вырабатывается генератором от паровой машины. До появления электрических прожекторов суда должны были ночью стоять на якоре в канале из-за большой опасности столкновения с песчаным берегом.

Находясь недалеко от носовой части парохода, я вспоминаю, что была на волосок от смерти. Я теперь совсем не считала, что произошла ошибка и объектом покушения являлась Сара. Так же как не считала, что слишком сильно оперлась на непрочное ограждение в Танисе и «спутала» имя Амелия с арабским словом. Меня совершенно точно кто-то обыскивал в Танисе и искал ключ. И я уверена, что махдист с ножом поднялся на борт «Виктории», чтобы убить меня из-за этого ключа и по той же причине произошло убийство на рынке.

Ключ и смерть мистера Кливленда находятся в некоей связи с политическими беспорядками в Египте, в чем я также убеждена. Чего я не могу понять – и великая актриса тут мне не поможет, – какое все это имеет отношение к проблемам Сары с семьей ее любовника.

Я возвращаюсь в свою каюту, боясь, что опять не смогу заснуть.

Войдя в крошечную каморку, служащую мне ванной, я чувствую запах кольдкрема.

Он в плотно закрытой банке, до которой я не дотрагивалась с утра. Открыв ее, я вижу, что содержимое перемешано.

Я наклоняюсь и нюхаю сливное отверстие в раковине и также чувствую слабый запах кольдкрема.

Кто-то открывал банку и залезал в нее. Капля кольдкрема упала в раковину и потом была смыта, чтобы не оставалось следов того, кто проник в мою каюту. Вероятно, искали ключ.

Я смотрю, нет ли еще каких-нибудь следов вторжения, но больше ничего не могу найти, как не могу найти другого объяснения, почему перемешан мой кольдкрем; ясно, что кто-то произвел тщательный обыск каюты. Но конечно, не стюард решил сунуть нос в мою косметику.

Факт вмешательства в мою частную жизнь на какое-то время наполняет меня возмущением. Потом на ум приходит мысль: Сара, вероятно, права, предположив, что содержимое багажа мистера Кливленда может еще находиться на борту.

Кроме того, рассказ Сары о методах шифрования убеждает меня, что мистер Кливленд действительно писал шифровку, хотя я не знаю, являлось ли увиденное мной уже готовым посланием или еще не законченным. Или на листах бумаги была другая шифровка, написанная симпатическими чернилами.

Если бы я знала, что мистер Кливленд написал в ней, я бы имела представление о своем противнике.

Как мне выяснить это, не подвергая риску свое путешествие… или свою жизнь?

Но в данный момент важнее всех секретных посланий не дать убить себя в постели тому, кто вернется обыскать меня лично.

Я подставляю спинку стула под дверную ручку и заползаю в кровать, сжимая в руке ножницы.