Текст книги "Иллюзия убийства"

Автор книги: Кэрол Макклири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

34

Я регистрируюсь в отеле до Фредерика и в ожидании его выхожу на улицу, чтобы немного прогуляться и ознакомиться с окрестностями.

«Гранд Ориентал» – это большое красивое здание с облицованными аркадами, просторными и уютными коридорами, где в мягких, с широкими подлокотниками, креслах, стоящих перед низкими, с мраморным верхом, столами, можно наслаждаться лимонным прохладительным напитком, изумительным цейлонским чаем или вкусными фруктами в обстановке спокойствия и благолепия.

В этих коридорах, как в залах отдыха, мужчины курят сигары, пьют галлонами виски с содовой и просматривают газеты. А женщины читают романы или торгуются с миловидными женщинами с кожей медного цвета, которые приносят продавать тонкие, ручной работы, кружева, или с ушлыми, в высоких тюрбанах сигнальщиками, открывающими маленькие коробки, выстланные бархатом, с поразительной красоты ювелирными изделиями.

Широко открытыми глазами я смотрю на темно-синие сапфиры, искрящиеся бриллианты, чудесные жемчужины, яркие, как капли крови, рубины и приносящие удачу камни «кошачий глаз» с перемещающейся световой полосой. Все они вставлены в такие красивые оправы, что даже мужчины, которые сначала говорят торговцам: «Я уже покупал такие раньше у кого-то из ваших», – потом оставляют свои сигары и газеты и принимаются рассматривать блестящие орнаменты, манящие всех до единого.

– Я бы осталась здесь на веки вечные, – говорю я Фредерику, когда он подходит ко мне в зале.

Я погружаюсь в большое кресло, чувствуя приятную леность, и пью лимонный напиток, а Фредерик наслаждается холодным пивом и хорошей сигарой.

Он интересен и привлекателен, когда не выводит меня из себя. Мне встречались ранее такие, как он, мужчины, мужчины Запада, зарабатывавшие себе на жизнь охотой на бизонов и медведей, но, конечно, не на львов и слонов. Обычно это грубые, одинокие шатуны, неотесанные во всех отношениях, предпочитающие людскому обществу диких собак в прериях.

Что касается Фредерика, то он культурный человек. Когда я с ним, мои подозрения рассеиваются, мне становится тепло, уютно, я чувствую себя свободной и спокойной, что нечасто бывает с другими мужчинами.

Фредерик кивает на торговца в высоком тюрбане, показывающего сидящим вместе с нами в зале гостям большое разнообразие драгоценных камней.

– Интересно отметить, что большая часть ювелирных изделий, продаваемых в Коломбо, покупается именно в «Гранд Ориентал», в здешних коридорах. Это намного приятнее, чем ходить по магазинам.

– Я слышала на «Виктории», что драгоценные камни в Коломбо весьма высокого качества.

– Совершенно верно. Ни одна женщина, оказавшаяся в Коломбо, не уедет отсюда, не добавив в свою шкатулку для драгоценностей несколько колец. И продаваемые здесь кольца настолько хорошо известны, что если какой-нибудь путешественник увидит одно в любой части света, то тут же спросит у его обладательницы: «Бывали в Коломбо?» Давайте позовем торговца, пусть покажет свои изделия.

– Звучит заманчиво, но у меня нет ни таких денег, ни места в саквояже – туда больше ничего не положишь.

– Тогда вы наденете драгоценность на палец или на шею, так что ваш багаж не будет перегружен. – Он поднимает руку, чтобы отмести мои возражения. – Я знаю, что вывожу вас из себя и поступаю по отношению к вам как негодяй. Я хочу помириться с вами.

Я затаиваю дыхание. Этот красивый мужчина собирается купить мне драгоценный камень. Мне бы хотелось сапфир, такой же синий, как его глаза.

Селус поворачивается, чтобы позвать торговца, а к нам царской походкой направляется женщина, которая своей красотой затмевает сверкающие рубины и сапфиры Цейлона.

Фредерик застывает на месте и таращит глаза, словно царица Савская вошла в отель.

– А, вот ты где, дорогая Нелли! – Сара машет мне платком. Ее лицо не скрывает сетчатая вуаль, она у нее в руке. – Я боялась, что мы окажемся в разных отелях.

– Боже мой! – восклицает Фредерик. Это выкрик, но едва слышимый, скорее приглушенный шепот, хриплый, благоговейный и восторженный.

Я слышу его восклицание ясно и отчетливо и точно знаю, какие будут его следующие слова.

– Сара Бернар!

Человек мира, культурный и образованный, он, несомненно, видел ее на сцене в Лондоне и Париже. Его тон говорит о том, что ему только что явилась богиня.

Продавец камней смотрит на меня, но я качаю головой, чтобы он не подходил к нам.

Как и все мужчины, видящие Божественную Сару, Фредерик потерял голову, он больше не в состоянии здраво мыслить или поступать.

Я втягиваю голову в плечи, горблюсь, съеживаюсь, прижимаю руки к туловищу, чувствуя себя маленькой и нескладной, гадким утенком в присутствии грациозного лебедя.

35

Мы расходимся по своим комнатам, чтобы распаковать вещи и принять ванну. Фредерик пригласил Сару и меня на «тиффин», что на Индийском субконтиненте означает, как он сказал, второй завтрак, или ленч.

Его приглашение ставит меня перед дилеммой: либо смириться с тем, что он будет оказывать внимание и мне, и самой желанной женщине в мире, либо сидеть и дуться в своем номере.

Я великодушно соглашаюсь – нелепо подчиняться низменным инстинктам и показывать себя ничтожной и ревнивой.

После прохладной освежающей ванны я быстро одеваюсь и выхожу из комнаты. Мне нужно кое-что сделать, до того как я встречусь с ними.

Я решаю, что рикша доставит меня к месту назначения быстрее, чем если я пойду пешком.

В воздухе витает специфический запах, когда мы движемся по улице, и его источник не в городе. Помимо того что на рикшах ничего нет, кроме набедренной повязки, они, как мне кажется, намазывают себя то ли растительным маслом, толи жиром. Когда жарко и они потеют на бегу, хочется, чтобы на них было больше одежды и меньше масла со своеобразным запахом.

Мне стыдно, что я еду в повозке, которую везет человек, но, проехав небольшое расстояние, утешаю себя мыслью, что он таким способом зарабатывает на жизнь себе и своей семье.

Проезжая часть улиц в превосходном состоянии. Чем объяснить это, я не знаю. Может быть, мостовая остается гладкой потому, что по улицам не ездят пивные фургоны, или из-за того, что здесь нет нью-йоркских муниципальных чиновников, отвечающих за состояние дорог.

Пункт моего назначения – редакция местной газеты, где я встречаюсь с двумя смышлеными молодыми шотландцами, владельцами обеих городских газет. Они с большим вниманием выслушали историю моего путешествия и задают много вопросов.

Я интересуюсь новостями из Египта, и мне говорят, что согласно проступающим оттуда сообщениям махдисты совершают злодейские нападения, но о происшествии на рынке в Порт-Саиде не упоминается, и я больше не развиваю эту тему.

Когда нужно уходить, я приступаю к осуществлению своего хитрого плана.

Зная, что газетчики постоянно имеют дело с местным отделением связи, я отдаю им тексты телеграмм и деньги за отправку моему редактору в Нью-Йорке и лондонскому корреспонденту «Уорлд».

– Не могли бы вы это сделать для меня? – говорю я с милой улыбкой. – Сегодня я занята под завязку.

Они любезно соглашаются.

В телеграмме, адресованной в Нью-Йорк, содержится краткое изложение событий с того момента, как я отплыла из Порт-Саида, без упоминания о покушении на меня и происшествии на рынке. В телеграмме, отправляемой в Лондон, я прошу корреспондента собрать информацию о торговце ножевыми изделиями Джоне Кливленде и прислать ответ в Гонконг, чтобы было больше времени на тщательную проверку.

Теперь мне уже не нужно беспокоиться, что кто-то пойдет за мной на телеграф, и что ко мне будут относиться как к провокатору.

Возвращаясь, я останавливаю рикшу в нескольких кварталах от отеля, чтобы полюбоваться экзотическими сиенами на улице, в частности выступлениями заклинателей змей и фокусников. Они почти целиком обнаженные, иногда в поношенном подобии жилета или с тюрбаном на голове, но чаще всего с непокрытой головой. Фокусы исполняются с большим мастерством.

Самый интересный трюк, на мой взгляд, – это выращивание дерева. Фокусники показывают семечко, потом кладут его на землю и засыпают горстью земли. Этот небольшой холмик они накрывают платком, который сначала передают зрителям, чтобы те могли убедиться, что в нем ничего не спрятано.

Над холмиком фокусники что-то напевают и через некоторое время поднимают платок. Под ним из-под земли появился зеленый росток.

Зрители смотрят на это с недоверием, а исполнитель говорит: «Дерево плохой, дерево очень маленький». Накрыв его снова платком, он опять напевает заклинания. Платок снова поднимается, и все видят, что росток стал больше, но он опять не нравится фокуснику: «Дерево плохой, дерево очень маленький». И кудесник снова накрывает его.

Так продолжается до тех пор, пока дерево не вырастет почти на несколько футов. Тогда он выдергивает его из земли, показывая нам корни.

Затем фокусник спрашивает, хотим ли мы посмотреть, как танцует змея.

Я говорю, что хочу, но буду платить только за то, чтобы увидеть, как змея танцует, и не за что другое.

Все мы отступаем на несколько шагов назад, когда заклинатель поднимает с корзины крышку и из нее медленно выползает кобра и сворачивается кольцами.

Как и ее египетская родственница, змея – одно из самых ядовитых созданий на Земле, однако заклинатель беззаботно ходит рядом с ней, словно она безобидная садовая змея.

Потом заклинатель начинает играть на маленькой дудочке. Змея неторопливо поднимается, и ее шея расширяется, когда она делает злобные выпады против флейты, продолжая подниматься все выше и выше с каждым движением, пока кобра чуть ли не становится на кончик хвоста.

Змея вдруг бросается на заклинателя, но он с быстротой молнии ловко хватает ее за голову и так сильно сжимает, что я вижу, как кровь выступает у нее изо рта.

Он еще некоторое время борется со змеей, держа ее за голову, потом опускает переднюю часть рептилии в корзину; кобра при этом яростно хлещет хвостом по земле.

Когда она целиком оказывается под крышкой, я с облегчением выдыхаю, а заклинатель грустно говорит мне:

– Кобра не танцевать, кобра очень молодой, кобра очень свежий.

Что и говорить – кобра действительно очень свежая.

Я щедро вознаграждаю заклинателя ради его семьи. Я думаю, заклинание змей – малодоходное занятие.

– Вы не хотите спросить, как это делается?

Фон Райх улыбается мне. Я не видела, как он подошел.

– На сей раз мне понятно. Змея реагирует на музыку.

Он качает головой:

– Ей нет дела до музыки. Она следит за движением флейты. Для таких представлений берут кобр, потому что их внимание приковывает движение и они относительно медлительны, когда наносят удар, по крайней мере в сравнении с другими сородичами. А эта еще слишком молода, ее нужно дрессировать.

– Вы остановились в «Гранд Ориентал»? – спрашиваю я фон Райха, когда мы направляемся к отелю.

– Нет, к сожалению, в гостинице более низкого разряда. К тому времени, когда мы прибыли, все номера в «Ориентале» были заняты. Я не слишком опытный путешественник, чтобы преуспевать в гонках такого рода.

Я оставляю его замечание без комментария, но благодарю Бога, поскольку Уортоны, вероятно, тоже не в моем отеле.

Джентльмен из Вены поглаживает свои длинные золотистые усы и краем глаза смотрит на меня, идя рядом со мной.

– Мне досадно, фрейлейн, что вы находите общество английского охотника более приятным, чем мое.

– Вовсе нет. Я отчасти приняла авансы мистера Селуса, потому что вы были заняты ухаживанием за каждой доступной женщиной на борту.

Он усмехается:

– Я только пытаюсь скрасить досуг одиноким женщинам.

– У некоторых из этих одиноких женщин, с каковыми вы флиртуете, есть мужья.

– Я также делаю одолжение и мужьям. Они могут наслаждаться сигарами и бренди, а я могу наслаждаться их женами.

Он смеется своему остроумию, и я вместе с ним.

– Ну что же, по крайней мере в своеобразной честности вам не откажешь. – Я решаю немного прощупать почву. – Лорд Уортон не говорил вам, что нелестно думает обо мне?

– В окружении его светлости о вас стараются не упоминать, поскольку при произнесении вашего имени его того и гляди хватит удар.

Он снова разражается смехом.

– Вы, конечно, понимаете, что я совершенно неповинна ни в каком проступке.

– Лорд Уортон так не считает. По его мнению, вы чересчур назойливая журналистка, постоянно сующая нос не в свое дело. Вы влезаете в крайне болезненную проблему: кто будет контролировать ту канаву, что соединяет Средиземное море с Красным.

– А вы считаете так же, как лорд Уортон?

– Я считаю, что у вас очень миленький носик. И что его могут оторвать, если вы будете и впредь совать его куда не следует.

Когда я возвращаюсь в гостиницу, Сара и Фредерик ждут меня у входа в ресторан. Они увлечены беседой, как давние друзья.

Изобразив на лице уверенную улыбку, я позволяю Фредерику вести нас обеих в ресторан. Я полна решимости не обнаруживать ненавистные мне чувства ревности и неполноценности – даже если меня подвергнут китайской казни «тысячи порезов».

– Я останавливался в этом отеле ранее, – говорит Фредерик. – Кухня у них очень хорошая.

– Тогда вы будете заказывать, – решает Сара. – Мы в этом деле несведущи.

Господи, она действительно умеет согревать сердца мужчин! Вуаль снова скрывает ее лицо. Жаль, что она не сделала этого раньше. А еще лучше, если бы ей, как фон Райху, вообще не досталось номера в «Ориентале».

Нелли – птичка-невеличка, Нелли – птичка-невеличка…

В ресторане комфортная прохлада, и обстановка не уступает другим помещениям гостиницы по части живописной величественности. Небольшие столы изящно сервированы и украшены растущими на Цейлоне цветами богатой колоритной гаммы и изысканной формы, но лишенными аромата. Мне это особенно приятно, поскольку, непонятно почему, многие цветочные запахи вызывают у меня головную боль. Вероятно, я унаследовала подобную странность от мамы, которая никогда не пользовалась духами.

Над нашими головами, на небольшом расстоянии от столов, висят длинные полотнища, прикрепленные к бамбуковым палкам. Фредерик говорит, что эти конструкции называются «панкха». Они раскачиваются посредством веревочных блоков мужчинами и мальчиками и создают прохладный ветерок в помещении, благодаря чему гости пребывают в атмосфере еще большего комфорта.

Пока Фредерик отвечает на вопрос Сары о красивом волнорезе, который мы видели, когда подплывали к Коломбо, я смотрю вокруг, впитывая атмосферу и аромат экзотических блюд. Вдруг мою мечтательность прерывает восклицание Сары и хлопок в ладоши.

– Я была бы очень рада! – восторгается она.

– После ужина, примерно в девять, самое подходящее время, – говорит мне Фредерик.

– Извините. Я задумалась.

– Сегодня вечером состоится представление иллюзионистов, и я уверен: вам обеим понравится. И Сара хочет увидеть знаменитый волнорез. Мы можем сделать там остановку.

– Почему бы вам обоим… – начинаю я. Ощущение, что я дурнушка и нежелательный элемент, все же берет надо мной верх.

– Вы должны поехать, – настаивает Фредерик. – Такая возможность посмотреть выступление известнейших в мире иллюзионистов может больше не представиться в жизни.

– Пожалуйста, Нелли. Это так интересно, – умоляет Сара.

– Хорошо.

Единственное, что пересиливает мою ревность, – это любознательность и боязнь остаться не удел. Матушка говорила, что она никогда ни в чем не ограничивала меня, когда я была ребенком, моя же боязнь оказаться вне игры происходит от того, что я была самой младшей из тринадцати детей в семье.

Когда я поднимаюсь по лестнице к себе в номер, мне вдруг приходит на ум неожиданная мысль.

Сара пришла на ленч в вуали.

Она всегда носит ее на людях.

Но когда актриса встретила Фредерика и меня в гостиной отеля, она держала вуаль в руке.

Почему столь легко узнаваемая женщина сняла вуаль?

На этот вопрос я нахожу быстрый ответ: она хотела, чтобы ее узнал Фредерик.

Но зачем ей нужно, чтобы он узнал ее?

36

Телеграмма, полученная Сарой.

Этот ответ на вопрос, почему актриса была без вуали, когда мы встретились в отеле, пришел ко мне, когда я пыталась вздремнуть перед ужином.

Она открыла свое лицо перед Фредериком из-за телеграммы.

Глупая угроза, сказала Сара. Физическая? Такая, что заставила ее завести дружбу с известным охотником, который мог бы защитить ее?

Вообще-то телеграммы с угрозой физической расправы не посылают – она не должна быть столь явной, – но, судя по тому, как Сара рассердилась, отправитель, несомненно, задался целью напугать ее. Безусловно, содержание послания вывело ее из себя и заставило встретиться с Фредериком. Тот, между прочим, был как-то связан с Кливлендом, а теперь она была связана с Фредериком. Означает ли это, что Сара связана с Кливлендом?

Дружба с Сарой не станет для меня тихой гаванью. Великая актриса имеет отношение к интриге, которая началась с инцидента на рынке и все еще затрагивает меня, протянувшись из Порт-Саида, как щупальца гигантского кальмара Жюля Верна.

Но попытки соединить воедино любовную интригу французской актрисы, восстание религиозных фанатиков в Египте и махинации сильных держав из-за контроля над жизненно важным Суэцким каналом начинают причинять мне сильную головную боль.

Поскольку старания хоть чуточку отдохнуть ни к чему не приводят, я встаю с кровати. Может быть, теплая ванна немного расслабит меня для вечера, который я собираюсь провести с красивой актрисой, явно проявляющей интерес к тому же мужчине, что и я.

Глядя на себя в зеркало, прихожу к выводу, что заставить Фредерика заметить меня в присутствии Сары я могу только одним способом: бросившись на рельсы перед приближающимся поездом. И только тогда гудок паровоза привлечет его внимание к моему изуродованному телу.

Фредерик и Сара ждут меня на стоянке экипажей перед гостиницей, когда я выхожу на улицу.

Я держусь с невозмутимым видом, но с интересом отмечаю нечто неестественное в том, как они стоят и говорят. Вместо того чтобы быть обращенными лицом друг к другу, как ведущие разговор знакомые, каждый из них смотрит немного в сторону, будто они не хотят, чтобы кто-то понял, что между ними идет беседа. Случайный прохожий даже не подумал бы, что они знакомы. Или что разговаривают.

Зачем этот спектакль? Что задумали охотник и актриса?

Мы садимся в экипаж и трогаемся в путь. Судя по количеству народа на улице, все, кто остановился в отеле и вообще живет в городе, отправились на прогулку. Дует прохладный вечерний ветер, и женщины и многие мужчины вышли с непокрытой головой.

Когда мы отъезжаем на некоторое расстояние, и другие европейцы не видят нас, Сара снимает шляпу с сетчатой вуалью, чтобы в полной мере насладиться легким бризом. Для женщины, ставшей актрисой примерно в то время, когда я родилась, она вы глядит достаточно молодой. Я невольно задаюсь вопросом, сколько же ей лет. Мне двадцать два, а ей, должно быть, на десяток больше. [27]27
  Саре сорок пять лет, но она выглядит моложе и говорит неправду о своем возрасте. Как упоминалось выше, Нелли также грешит против истины – на самом деле ей двадцать пять лет. – Редакция.


[Закрыть]

Экипаж неторопливо везет нас по городу, по широким улицам, мимо красивых домов, стоящих в глубине тропических садов. Мы едем по Галле-фейс-драйв, тянущейся вдоль побережья вне досягаемости волн, которые рассыпаются на песчаном берегу с более глубоким и густым ревом, чем любой слышимый мной звук воды.

– Волнорез, который тянется почти на целый километр, – любимое место прогулок жителей Коломбо, – рассказывает нам Селус. – Утром и вечером можно видеть людей в ярких одеждах, прогуливающихся от берега до маяка и обратно. В сезон штормов через волнорез перекатываются волны высотой в сорок футов, и, чтобы потом по нему можно было ходить, его очищают от зеленого ила.

Сара покупает розу у уличного продавца цветов и кладет ее на табличку, гласящую, что пятнадцать лет назад наследник британского трона принц Эдуард Уэльский заложил первый камень в основание волнореза.

– Считается, что это самый красивый волнорез в мире, – говорит Фредерик.

На мой взгляд, данная реплика скрывает некоторое недоумение Селуса, поскольку возложение розы на старую медную табличку он, по-видимому, счел делом необычным. Она же совершает действие – по сути театральное – как само собой разумеющееся, и оно вызывает мое любопытство.

В памяти всплывает одна пикантная подробность из жизни Сары, о которой сплетничали в американских газетах.

– Кажется, некоторое время назад писали, что Сара и принц…

– Не будем об этом, – перебивает меня Фредерик. – Нам нужно успеть на выступление иллюзионистов.

Я невольно задела за больное место англичан – их чувство безграничной преданности Короне и готовность встать на ее защиту. Конечно, уже давно говорили о любовных связях Сары с членами европейских королевских семей, да и принц Уэльский, как известно, был не просто ее поклонником. Жуир международного масштаба, он имеет склонность к красивым женщинам, изысканным блюдам, старому бренди и чемпионским скачкам.

На обратном пути к экипажу я не могу не думать о сказанной Сарой фразе, что семья ее любовника вознамерилась убить ее, но мне трудно представить, чтобы королева Виктория сплела заговор с целью убийства актрисы. Конечно, если бы Сара была беременна или уже произвела на свет претендента на трон, кто знает, что мог бы сделать преданный Короне британец и без разрешения королевы.

Я глубоко вздыхаю и говорю себе, что с меня хватит неразгаданных тайн и незачем создавать еще одну.

– Вы что-то сказали, Нелли? – спрашивает Фредерик.

– Нет. Просто, наверное, мысли вылетают из отверстий в моей голове.

– Простите?

– Извините, старое американское выражение.

На самом деле это я его придумала, и оно точно передает, что я чувствую.