Текст книги "Иллюзия убийства"

Автор книги: Кэрол Макклири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

37

– Индийский фокус с веревкой считается не только самым загадочным трюком, – говорит нам Фредерик. – Он почти такой же древний, как Гималаи. Согласно некоторым источникам его исполняли в Древней Греции и Египте за несколько столетий до рождения Христа. А шестьсот лет назад этот трюк видел Марко Поло.

Мы сидим на бревнах, положенных рядами перед почти полностью открытой сценой, позади которой растет высокое и ветвистое грушевое дерево.

Гремит барабан, и на сцену выходит факир в одеянии монаха, с белой бородой мудреца и темными глазами бродячего торговца змеиным маслом. [28]28
  Безвредный фальсификат, продаваемый под видом лекарства.


[Закрыть]С ним мальчик-туземец лет десяти в чалме и набедренной повязке.

После длительной жестикуляции и произнесения заклинаний, как я понимаю, на местном языке, старик просит мальчика более-менее ясно, чтобы тот залез на дерево и что-то достал.

– Плод, который дозволено вкушать только богам, – шепчет Фредерик. – Его стерегут джинны, скрывающиеся на дереве.

Факир стоит перед плетеной корзиной и играет завораживающую мелодию на флейте.

Я ожидаю, что сейчас вылезет злобная кобра, но на самом деле появляется конец веревки. Веревка поднимается все выше и исчезает в листве деревьев.

– Ее поднимают тонкой нитью или, может быть, рыболовной леской, – шепчу я Фредерику, а он равнодушно пожимает плечами.

После того как конец веревки скрывается в кроне дерева, мальчик, выслушав наставления факира, хватается за веревку и начинает взбираться по ней.

Зрители вскрикивают в изумлении, когда он, перебирая руками, добирается до верха и исчезает в листве.

Факир смотрит на дерево, ходит по сцене и кричит что-то мальчику – очевидно, чтобы он спускался с плодом.

Но тут сверху раздаются крики, листва содрогается, словно на дереве происходит борьба.

Оттуда что-то падает, и все зрители, в том числе и я, ахают.

Это не плод, а рука ребенка.

Джинны, стерегущие плод, явно кровожадные демоны.

Потом падает еще что-то, это нога.

Вскрикивает женщина.

Я начинаю истерически хохотать, а Фредерик берет меня под руку и шепчет:

– Не надо.

Он прав, это невежливо, и я приглушаю смех.

На сцену сыплются остальные части тела, последней падает голова. Нервы зрителей на пределе, они впились глазами в корзину, куда сложены фрагменты тела.

Старик подходит к ней, заглядывает внутрь и скорбно качает головой. Склонившись над корзиной, он начинает играть на флейте.

Через некоторое время оттуда появляется волосатая макушка, а потом голова.

Это мальчик. Швы и свежая красная рана вокруг шеи указывают на то, что голова была пришита к туловищу. Когда он медленно вылезает из корзины, мы видим, что его руки и ноги также пришиты к торсу.

Когда мальчик наконец полностью выбирается из корзины и бежит со сцены, факир кричит ему вдогонку, что он не выполнил задание.

Зрители громко аплодируют, и на сцену летит град монет; мы трое также не скупимся на вознаграждение.

– Смешно, – говорю я своим компаньонам, когда мы ждем, чтобы рассеялась толпа.

– Вам не понравилось? – спрашивает Фредерик.

– Конечно, нет. Мальчик залезает на дерево, потом спускается с другой стороны ствола, разрисовывает себя и через лаз под сценой забирается в корзину, в которой есть отверстие.

Фредерик смотрит на сцену.

– Я не был бы столь категоричен. Сцена приподнята над землей достаточно высоко, так что вы можете видеть, что под ней. Мы видели бы, как мальчик поднимается наверх.

– Зеркала. Все делается с помощью зеркал.

После того как факир и мальчик собирают монеты на сцене и уходят, я бросаюсь туда, чтобы доказать свою точку зрения.

Я хватаю корзину и поднимаю ее. В дне нет отверстия, а также в полу сцены под ней. И нигде нет зеркал.

– Двойник, – объявляю я. – В корзине сидел двойник мальчика. Ребенок мог легко свернуться калачиком внутри…

Фредерик берет меня под руку и решительно уводит со сцены.

– Вы самая настырная женщина, каких я только знаю.

– Мне нужно осмотреть дерево.

– Идемте отсюда, пока факир не произнес магическое заклинание и не превратил вас в мышь.

– Мышь? Я по крайней мере заслуживаю быть тигрицей.

38

На обратном пути в отель Фредерик велит кучеру остановиться у рынка.

– Вы там получите удовольствие, – уверяет он нас.

Мы расходимся и бродим по рынку, рассматривая экзотические товары: драгоценные камни и декоративные ткани, шелк, такой легкий, что кажется, он будет парить в воздухе, и духи, усиливающие любовное влечение.

Сара выбирает духи с возбуждающими свойствами, Фредерик заглядывает в ювелирные магазинчики, а я иду в лавчонку, где продают прохладные лимонные и мятные напитки.

Я проявляю сдержанность и не позволяю себе набрасываться на красивые вещи – мой саквояж предназначен для удовлетворения моих потребностей, а не желаний.

Я иду с бутылкой лимонада и вдруг впервые с тех пор, как уехала из Америки, вижу американские деньги – продавец шелка носит их в виде украшения.

Он неплохо говорит по-английски и объясняет мне, что американские золотые монеты очень популярны в Коломбо как украшения и высоко ценятся.

– Как деньги они не очень в ходу.

Я уже заметила это. Когда я предъявила доллары в качестве оплаты по счетам, мне сказали, что их примут с шести-десятипроцентной скидкой. Золото есть золото, но американское золото дисконтируется, когда им оплачивается счет! Но не когда носится.

– В ювелирных лавках охотно берут американские двадцатидолларовые золотые монеты, и даже по цене выше номинала, – говорит продавец шелка.

Поступают же с ними однотипно: вставляют в них кольцо и вешают на цепочку для часов как украшение. Как мне говорят, по цепочке для часов судят, сколь богат владелец ювелирной лавки. Чем богаче торговец, тем больше американских золотых монет болтается на его цепочке.

Я обратила внимание, что у некоторых мужчин таких монет до двадцати штук. Женщины предпочитают более элегантные драгоценности.

Уступая дорогу группе детей, бегущих мне навстречу, я вхожу в боковой проход, огибаю какую-то лавчонку и направляюсь в магазин шелковых тканей. В этот момент ко мне подходит человек:

– Bonjour, Mademoiselle, nous devons parler. [29]29
  Здравствуйте, мадемуазель, нам нужно поговорить (фр.).


[Закрыть]

Это европеец, моряк. Он вышел из-за угла магазина. Одет неряшливо: брюки в черных угольных пятнах, ботинки стоптаны, а нестираная рубашка пропитана потом и залита ромом. Под сдвинутой набекрень матросской бескозыркой копна темных волос. Нечесаная борода завершает портрет мореходца, каких множество слоняется по кабакам в портах всего мира. Такие нигде не могут найти пристанище, поскольку повсюду прославились грехами различной тяжести.

– Я не говорю по-французски, – лгу я и поворачиваюсь, чтобы уйти от него.

– Эй, постой! Я думал, ты фрэнчуха. – Он переходит на кокни лондонских работяг.

То, что я повернулась к нему спиной и ухожу, его не останавливает.

– Пойдем выпьем, и я покажу тебе свою татуировку. Она танцующая.

Вдруг между мной и им встает Фредерик:

– Ты ошибся. Топай отсюда подобру-поздорову.

Моряк злобно смотрит на него:

– Кто ты такой, чтобы приказывать мне?

– Ты узнаешь, когда я отделаю тебя так, что ты будешь валяться в сточной канаве до прихода полиции.

Рука моряка тянется к рукоятке ножа, висящего на поясе. Он окидывает противника оценивающим взглядом.

Фредерик не спускает с него глаз и с ухмылкой постукивает тяжелой тростью по земле. Трость служит хорошим оружием самообороны – набалдашником можно нанести сильный удар, не говоря уже о том, что в ней часто скрывается и более грозное оружие.

Фредерик, высокий и широкоплечий, не отступавший перед атакой слонов, выглядит как солдат, готовый к бою.

– Да пошел ты! – Моряк отпускает рукоятку ножа. – Надо же, какие важные господа. – Он снимает бескозырку и, размахивая ею перед собой, по-клоунски кланяется. – Адью, ваши светлости.

Он удаляется, и Фредерик предлагает мне руку.

– Спасибо, – говорю я ему.

– Я вмешался только для того, чтобы вы не обидели морячка.

Я проникаюсь к нему теплотой.

– Ничто так не возвышает мужчину в глазах женщины, как его порыв защитить ее честь.

– Неприятный тип. Наверное, частенько заглядывал на дно бутылки рома и теперь слоняется как неприкаянный и живет на морском берегу. В теплых странах таких встретишь чуть ли ни на каждом шагу. Они ленивы, работать не хотят, питаются выловленной в море рыбой, сорванными с деревьев фруктами и тем, что могут утащить. – Когда возвращается Сара, выясняется, что Фредерик приготовил сюрприз: – Вот вам кое-что на память о Коломбо. – Каждой из нас он дает по золотому талисману. – Это вождь обезьян, который даровал острову мир, уничтожив демонов. Он приносит счастье тем, кто живет и действует с добрыми намерениями.

Мы обе благодарим его, но я, птичка-невеличка, не забыла, что Фредерик собирался купить мне подарок до того, как появилась божественная Сара.

Но и золотая обезьяна очаровательна.

После возвращения в гостиницу Фредерик провожает нас до наших номеров. Сначала мы прощаемся с Сарой, потом подходим к моей двери, и он удивляет меня.

– Вы особенная женщина, Нелли Блай. Когда я увидел эту вещь, то понял, что она должна принадлежать особенной женщине.

В его руке на золотой цепочке висит синий сапфир – цвета его глаз.

Я онемела, ошеломлена. Тотчас я испытываю чувство вины за ревность.

– Я… я не знаю, что сказать. – Я хватаюсь за лацканы его пиджака и встаю на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. – Спасибо.

Когда я хочу идти, он останавливает меня за плечо и поворачивает лицом к себе. Прежде чем я успеваю сообразить, он наклоняется и целует меня. Это долгий поцелуй.

– Пожалуйста.

У меня нет слов.

Я прибегаю в свою комнату и прикладываю цепочку к шее.

Сердце сильно бьется. Мне не хватает воздуха. Я чувствую жар во всем теле.

Я узнаю симптомы.

Я влюблена до безумия в Фредерика Селуса.

На доске в коридоре отеля написано, что пароход «Ориентал» отплывет в Китай завтра утром в восемь часов.

Надеюсь, это моя последняя ночь в Коломбо. Завтра начнется следующий этап моего путешествия – в Китай. Я засыпаю быстро, устав от дневных событий, но просыпаюсь вся в поту, потому что не открыла балконную дверь.

Встав с постели, я беру одеяло и подушку и устраиваю себе спальное место на балконе в плетеном кресле. Я наслаждаюсь легким ночным ветром и лунным светом, льющимся на землю.

Мой балкон выходит в большой внутренний двор гостиницы. Уже поздно, но гостиничный бар открыт, и мужчины сидят на террасе, наслаждаясь бренди, табаком и тихой беседой.

Знакомая фигура на левой стороне террасы бросается мне в глаза. Я узнаю большую широкополую шляпу Фредерика Селуса.

Слишком темно, чтобы разглядеть его и понять, с кем он разговаривает, но я продолжаю наблюдать, и воспоминание о его особом подарке согревает сердце.

Беседа прерывается, Фредерик проходит через террасу и направляется к входу в здание. Он замедляет шаг под газовыми фонарями, и я вижу, что это действительно Фредерик в своей шляпе.

Человек, с которым он разговаривал, пересекает внутренний двор и идет к выходу на улицу. Когда он оказывается в свете газовых фонарей, я ахаю.

Это моряк с рынка.

39

Я просила разбудить меня в пять часов и вскоре после подъема выхожу из гостиницы.

Поскольку Сара предупредила меня, что для нее это слишком рано даже подумать о том, чтобы открыть глаза, я отправляюсь одна.

Правда, она спрашивала меня, пойду ли я с ней несколько позже покупать драгоценности, но я ответила, что буду очень нервничать, пока не найду дорогу к пароходу, на котором поплыву в Китай. Поэтому, мол, я хочу выйти пораньше.

На самом деле мне нужно было побыть одной и привести в порядок мысли, кружащиеся в голове.

Фредерик и моряк разыграли на рынке комедию. Они знали друг друга. Но зачем им понадобилось притворяться и обманывать меня?

Что Фредерик сказал тому человеку? «Ты ошибся». Этим охотник предупреждал моряка, что он подошел не к той женщине.

Ему нужно было подойти к Саре.

Фредерик не защищал меня от моряка, а оберегал тайну, скрывающуюся за тем, что они замышляли. И Сара имеет к этому прямое отношение. И ее роль здесь, конечно, ведущая.

Какая же тогда отводится мне? Роль объекта романтического интереса одного из главных действующих лиц? Я должна отводить внимание от сговора, в котором задействованы две звезды? Поэтому меня чуть не прибили на носу «Виктории» как дублершу женщины, занятой на первых ролях?

Но тогда при чем тут многозначительный подарок, который мне сделал Фредерик, – сапфир, растопивший мое сердце?

– Кость, брошенная собаке.

Я говорю так громко, что прохожие на улице оборачиваются и смотрят на меня.

Когда я думаю о Фредерике при дневном свете, когда чувства не господствуют над разумом, все сводится к одному: если бы он не заявил, что лично разговаривал с мистером Кливлендом, мои настойчивые утверждения, что последний был убит на рынке, заслуживали бы доверия.

И опять-таки Фредерик убеждал меня, что он отговаривал Уортона и капитана отдавать меня под арест.

Кажется, Фредерик всячески старается, чтобы я оставалась на виду, под его контролем.

Означает ли все это, что моя роль – стать жертвенной овечкой?

Совершив последнюю часовую прогулку по улицам Коломбо, я иду на причал, где пассажиров уже перевозят на борт «Ориентала».

Фредерик находится там и разговаривает с Уортонами и фон Райхом. Сара прибывает вслед за мной. Я становлюсь в очередь со своими врагами, и мы вместе дожидаемся лодки.

Неизбежная участь репортера, как заметили бы поэтому поводу парни из новостного отдела нашей редакции.

Фредерик поворачивается ко мне:

– Для аутригера слишком ветрено.

Действительно, начал крепчать свежий бриз и по гавани побежали белые барашки.

Все придерживают головные уборы, а то вдруг кто-то бросается в погоню за сорванной шляпой. Глядя на женщин, в их числе на Сару и леди Уортон, отчаянно пытающихся удержать замысловатые сооружения на голове – некоторые с вуалями для защиты от солнца и комаров, – я снова хвалю себя, что взяла простую немодную кепку, не покидающую положенного ей места.

Мое внимание привлекают мужчина и две женщины, выходящие из подъехавшего экипажа, потому что на мужчине необычный наряд: широкополая шляпа, похожая на головной убор Фредерика, в котором тот ходит по джунглям, рубашка, жилет, брюки и сапоги, какие носят, судя по виденным мной фотографиям, фермеры в австралийской глубинке.

В то время как такой костюм, несомненно, считался бы обычной рабочей одеждой на австралийской ферме, на цейлонском причале он выглядит весьма экстравагантно.

Налетает порыв ветра, который чуть не срывает мою кепку и уносит шляпы с многих голов. Лорд Уортон бросается за шляпой ее светлости, а Фредерик наступает ногой на свою, прежде чем она успела упасть в воду и поплыть по гавани.

«Австралиец» смотрит на нас и кричит:

– Эй, привет!

Я не знаю, кого из нас он приветствует, но никто ему не отвечает. Мужчина какое-то время пребывает в нерешительности, словно озадачен или сомневается, потом поворачивается к двум женщинам. Даже на этом расстоянии слышно, как дамы раздраженно спорят друг с другом.

– Как странно одет этот человек: на нем почти маскарадный костюм, – говорю я Фредерику, когда он оказывается рядом со мной и Сарой на паровом катере.

– Вы попали в точку. Мне сказали, что это эстрадный артист. Его зовут Хью Мердок, австралиец, который рекламирует себя в афишах как лучшего стрелка в мире.

– А разве не вы лучший стрелок в мире?

– Может быть, лучший охотник, если вы простите меня за хвастовство, но я всегда был ужасно плохим стрелком. Совсем скверным. Правда. Я подпускаю зверя так близко, что чувствую его горячее дыхание, и только тогда спускаю курок. – Он кивает на группу австралийцев, выгружающих на пирс свои чемоданы. – Я слышал, он также ловит зубами пули, выпущенные из пистолета его женой. Иллюзионистам, выступающим на пароходе, предоставляется скидка на билет, так что, возможно, он даст представление.

– Пусть австралиец выберет для этого время, когда море будет спокойное. А то как будет стрелять его жена? – говорит Сара.

Мне уже не нужно думать, опередила ли меня моя репутация истеричной женщины и главной нарушительницы спокойствия: помощник капитана, проверяющий имена по списку пассажиров, пристально смотрит на меня, когда я называю свое имя. Я могу объяснить это только тем, что кто-то прибыл на пароход раньше и уже успел очернить меня. Скорее всего то был лорд Уортон, хотя, надо признать, в список моих врагов входит не одно его имя.

Мне не хочется коротать время в каюте, поэтому я стою у перил и наблюдаю, как нескончаемый поток пассажиров высаживается из катеров на забортный трап. Когда снайпер поднимается на борт, нетрудно заметить, что враждебность между двумя женщинами вспыхнула снова.

– Его жена и ассистентка, – говорит фон Райх, появившийся у меня под боком. – Та, что по возрасту могла бы быть их дочерью, – ассистентка. Его жена тоже неплохой стрелок, хотя с ним она не сравнится.

– Похоже, что ассистентка чем-то досадила его жене.

Он улыбается и поглаживает торчащие в стороны усы:

– Я слышал, что жена не хочет уступать ей супружеское ложе.

Меня не удивляет, что пассажиры уже начали перемывать косточки австралийцам. Слухи на пароходах распространяются быстрее, чем в светских салонах.

– Говорят, он выдает себя за лучшего стрелка в мире, – сообщаю я фон Райху. – И что он ловит пули зубами.

– Ну, лучшим стрелком его не назовешь. Мне достоверно известно, что однажды он проиграл соревнование в меткости стрельбы.

– Энни Оукли – лучшая из всех, кого я видела. [30]30
  Нелли училась стрелять у Энни Оукли, когда участвовала в шоу Буфалло Билла «Дикий Запад». Энни, как и Нелли, преуменьшала свой возраст ради имиджа «девочки-подростка». – Редакция.


[Закрыть]Как этот австралиец может утверждать, что ему нет равных, если он от кого-то потерпел поражение?

– Дорогая Нелли, это шоу-бизнес. Австралиец может говорить что угодно. Кроме того, у другого снайпера возникла проблема с осознанием самого себя в качестве личности, после того как он восстал из мертвых, и сейчас этот стрелок не выступает. Что касается ловли пуль зубами… – Фон Райх скептически улыбается.

– Вы знаете, как он делает это?

– Конечно.

– Правда? Расскажите мне, пожалуйста.

Он грозит мне пальцем.

– Нет-нет-нет. Иначе вам будет неинтересно.

Думаю, он прав. Лучше я своими глазами увижу этот фокус и сама отгадаю, как он делается, чем знать наперед его секрет.

Когда австралийцы проходят мимо, мне кажется, что жена сейчас влепит пощечину ассистентке, но она только злобно шипит: «Сучка».

Я киваю на них фон Райху:

– Это утверждение помогает понять суть отношений между сторонами.

В час дня мы отплываем, и я стою на носу парохода, раздираемая противоречивыми эмоциями. Я снова в пути. Путешествие продолжается. Но я знаю, что тайна, окружающая слова Кливленда, сказанные им в Порт-Саиде, последовала за мной, и меня до смерти утомляет отбрасываемая ею тень. Сейчас, когда Египет остался позади за тысячи миль, я решила не ввязываться ни в какую игру, в которой участвуют Фредерик, Сара или кто-либо еще.

Когда я вернусь в Штаты, поставлю этот вопрос перед послом Великобритании в Вашингтоне и попрошу его связаться с Амелией, той самой, чтобы отдать ей странный ключ, спрятанный в каблуке моего ботинка.

Вся эта печальная история не только лишила меня радости путешествия, но и нагнала черные тучи надо мной, грозящие сорвать мой план – совершить кругосветное путешествие менее чем за восемьдесят дней. Кроме того, я знаю еще одну простую истину: когда кто-то втягивает тебя в игру, имея на руках все козыри, ты обязательно проиграешь.

Поэтому я просто сосредоточусь на своих репортажах. Буду писать о путешествии и закончу его вовремя. Я не стану никому наступать на ноги и искать приключений на свою голову.

Как я могу навлечь на себя несчастье, если буду заниматься только своим делом?

40

Хью Мердок выходит из ванной в своей каюте и попадает в осиное гнездо.

– Да прекратите вы наконец! Часами цапаетесь как две кошки.

– Прогони эту сучку, и я буду жить спокойно, – настаивает его жена Айрин.

– Иди в свою каюту, – говорит Хью ассистентке Цензе.

Та обвинительным жестом показывает на его жену:

– Она засадила меня в каюту чуть ли не на дне трюма. Моими попутчиками будут рыбы.

– Хорошо бы, чтобы ими были акулы, – шипит Айрин.

Женщины обмениваются ядовитыми взглядами, прежде чем ассистентка уходит.

– Я разведусь с тобой, как только мы вернемся домой, – грозит Айрин мужу. – Ты взял с собой эту шлюшку, чтобы унизить меня. Она подкатывает к тебе как раз перед нашим отъездом из Австралии, и ты тратишь наши последние деньги ей на билет. Она не умеет стрелять, она не умеет…

Хью отмахивается от нее.

– Остынь, здесь что-то может произойти.

– Что-то? Уже много чего произошло и кроме твоих измен. Ты не просто плохой муж, ты плохой игрок и плохой бизнесмен. То, что не проиграл в карты, ты ухлопал в эту идиотскую затею с освоением земель в какой-то глуши. У нас нет ни гроша за душой, у нас нет денег на дорогу домой. Нам нечем заплатить за гостиницу, когда причалит этот чертов пароход.

Не обращая на нее внимания, он становится у иллюминатора, прикусив губу.

– Что с тобой? – спрашивает Айрин.

– На борту есть некто, кого я знаю.

– Какая-нибудь бабенка, с которой ты спал? Я не удивляюсь, учитывая, сколько сучек ты затащил в кровать.

Он поворачивается и смотрит на нее в упор.

– Ты не понимаешь. Человек, которого я видел, может решить все наши проблемы.

– Наша проблема в том, что мы разорены.

– Я об этом и говорю. Здесь пахнет деньгами.

Айрин остывает.

– Говори яснее.

Он криво усмехается.

– Что-то здесь затевается, и пахнет деньгами. Немного я хочу прибрать себе.

– Ты хочешь сказать – нам.