Текст книги "Иллюзия убийства"

Автор книги: Кэрол Макклири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

30

Нервы у меня напряжены до предела, когда я быстро спускаюсь по ступеням на нижнюю палубу.

Открыв дверь в багажное отделение, я шарю рукой по стене и нащупываю выключатель. Я поворачиваю его, и зажигается единственная лампа без плафона посередине хранилища.

Слава Богу, здесь есть современное электрическое освещение, пусть тусклое, но по крайней мере оно разгоняет темноту. Жаль только, что это не успокаивает меня.

Проскользнув внутрь, я оставляю дверь на волосок открытой и вставляю ключ во врезной замок – не дай Бог, потеряю.

– Будет нелегко, – бормочу я, глядя на стеллажи с багажом пассажиров.

Стеллажи по обеим сторонам длинного прохода – трехъярусные, с чемоданами и коробками, стоящими друг на друге по четыре-пять штук в отделениях каждого яруса. Отделения сверху донизу затянуты сеткой, чтобы вещи не сваливались во время качки. Когда я найду нужную секцию, мне придется снимать сетку, чтобы получить доступ к багажу, сложенному на полках.

Подойдя к стеллажам ближе и приглядевшись, я быстро усваиваю систему нумерации. Они по обеим сторонам прохода обозначены буквами А и В, В – справа от меня. Первое отделение под номером В1-1.

Я начинаю медленно продвигаться по узкому проходу. Из-за качки перемещающиеся из стороны в сторону предметы багажа то натягивают сетки, то они ослабевают, и мне кажется, что я, как Иона в чреве огромного кита, вдыхающего и выдыхающего воздух.

Дойдя наконец до нужной секции, я издаю стон. В5-3 означает, что багаж находится на третьем ярусе, и добраться до него можно, лишь поднявшись по узкой лестнице, что будет нелегко сделать и обезьяне, не говоря уже о женщине в длинном платье и в ботинках на каблуках.

Эта высокая, на колесиках, лестница, похожа на библиотечную, и ее можно передвинуть в нужное место. Но в библиотеке, если лестницу не трогать, она остается неподвижной, а здесь катится куда угодно при сильном волнении на море.

Да, сломать себе шею тут ничего не стоит. Мое скрюченное тело найдут, когда будут выгружать из трюма багаж. Но упрямая гордость и сумасшедшее безрассудство владеют мной и не дают отступить. Я перешла Рубикон, но у меня нет армии Цезаря.

Кое-как мне удается добраться до третьего яруса и отцепить сетку, но это только полдела. Ящики и коробки – далеко от края, и в секции друг на друге громоздятся по три-четыре штуки. Спасает только то, что они не упираются в потолок, и я, стоя на грозящей уехать из-под ног лестнице, могу сдвинуть некоторые из них. Лишь бы все это хозяйство не посыпалось с полок, если вдруг пароход качнет на хорошей волне.

При очень тусклом освещении мне все же удается разглядеть номера на предметах багажа. В секции всего пять коробок, и три из них – те, что отправил сюда лорд Уортон.

Передо мной возникает проблема. Я не могу спустить коробки на пол, чтобы заглянуть в них, а потом вернуть на прежнее место, потому что их неудобно держать и они тяжелые. Значит, багаж нужно открывать на стеллаже, а это возможно, если у меня будут свободными обе руки. Сейчас же одна держится за ступеньку лестницы, а другая – за металлический каркас стеллажа, не давая стремянке укатить в сторону.

В результате передвижки и перестановки коробок и ящиков мне удается высвободить среди них пространство, достаточно большое, чтобы втиснуться в него самой. И вот я стою в полный рост на третьем ярусе. Мне жарко, я обливаюсь потом, и меня подташнивает из-за корабельной качки, но я держусь за верхнюю коробку, которую собираюсь открыть.

Я больше никогда-никогда не буду такой бестолковой.

Каждая коробка туго обвязана бечевкой, а у меня нет ножа. От злости я готова перегрызть ее зубами.

Но поскольку у меня не такие крепкие зубы, я воспользуюсь предметом, всегда находящимся под рукой у женщин во всем мире, – шпилькой.

Мне удается развязать бечевку и открыть коробку. В ней я нахожу книги мистера Кливленда.

Достав Йоркширский свод законов и листок бумаги с написанными на нем цифрами, я по очереди выставляю их на свет и смотрю, что напечатано.

Первые цифры приводят меня к слову «чрезвычайная». Мурашки бегут у меня по спине, когда я нахожу второе – «опасность».

Стараясь твердо держаться на ногах, когда в очередной раз качнуло пароход, по написанным цифрам я нахожу третье слово – «для».

От волнения у меня трясутся колени, и я чуть не падаю.

Когда я рассматриваю четвертую комбинацию цифр, то слышу голоса, и дверь открывается. В ужасе я застываю на месте.

– Ну вот он. Ты, должно быть, забыл ключ здесь, когда последний раз приносил какой-то багаж.

Это эконом по хозяйственной части выговаривает своему заместителю.

– Но, сэр, я готов поклясться…

В этот момент судно накреняется, и я от неожиданности вскрикиваю.

– Кто здесь?! – рычит эконом.

Их обоих кидает влево по багажному отделению, когда судно снова резко накреняется. Стопка коробок, служащих мне опорой, сдвигается с места, и я глубже забиваюсь в секцию, чтобы не упасть.

Судно на короткое время замирает в нижней точке крена, а потом переваливается на другой борт.

Я отчаянно хватаюсь за багаж, а все, что есть вокруг меня, начинает сползать с полок – удерживающей сетки нет, я ее отцепила.

Ухватиться мне не за что, опора уплывает из-под ног, и я за лавиной вещей лечу вниз, дико визжа.

31

– Имея за плечами тридцатилетний опыт морской службы от кочегара и палубного матроса до капитана, могу сказать, что вопреки расхожим представлениям моряков женщина на судне не к несчастью.

Капитан откидывается назад в кресле и смотрит в потолок, словно ожидая послания с небес.

Я сижу на стуле недвижно, глядя прямо перед собой и зажав ладони между коленями, и жду, что сейчас ударит молния.

Он наклоняется вперед и пытается поймать мой взгляд, но я отвожу глаза в сторону.

– Нет, уважаемая, несмотря на утверждения моих помощников, что за этим предрассудком что-то есть, я не могу согласиться с ними. Вы не несчастье, вы сущая Медуза, хуже, чем казни, которые Бог наслал на египтян.

Эконом и первый помощник, стоящие за мной, сотрясаются от душащих приступов смеха.

Я просто съеживаюсь. Знаю, мое лицо пылает огнем, я страшно злюсь и ничего не могу с собой поделать – злюсь не на капитана и его помощников, а на себя. Я поставила себя в совершенно глупое положение. Опять.

– Ну-с, господа, что вы думаете? Что нам сделать с этой молодой женщиной, которая вопиющим образом не подчиняется судовым правилам?

– Килевать ее, – говорит первый помощник капитана.

Капитан наклоняется вперед, напуская на себя показную серьезность:

– Вы знаете, что такое «килевать»? От одного борта до другого под водой протягивают веревку и к ее концу привязывают злодея. Потом его бросают в море и вытаскивают на борт – только с другой стороны. Таким образом, он проходит под килем, и его плоть сдирается морскими уточками, [26]26
  Один из видов рачков, тело которых покрыто известковым панцирем, похожим на раковину. С помощью вытянутой из панциря длинной ноги они прочно приклеиваются к скалам, камням или днищам кораблей и лодок.


[Закрыть]которые облепляют днище судна.

Если они не перестанут играть в шарады, я закричу. Я знаю, ко мне не будут применяться карательные меры, за исключением одной, наводящей на меня страх, – унижения.

Ну и вид, наверное, был у меня, когда я летела со стеллажа на гору багажа.

Я подавлена из-за того, что выставила себя в дурацком свете. Я больше не выйду на палубу, где меня увидят люди, не пойду в ресторан, буду есть в своей каюте. Или утоплюсь.

– Килевание – слишком грубое наказание для женщины с нежной кожей, капитан, – говорит эконом. – Я предлагаю заковать ее в кандалы и бросить…

Я вскакиваю со стула и вылетаю из комнаты, а вдогонку мне несется смех обоих помощников капитана.

Фредерик стоит в коридоре перед дверью. Я проскакиваю мимо него и бегу прочь со всех ног.

– Нелли! Постойте!

Я мотаю головой, не оборачиваясь, и несусь к трапу на мою палубу. Слава Богу, уже поздно и в коридоре никого нет. Я брошусь за борт, если кто-нибудь увидит, что я бегу поджав, как собака, хвост.

Без стука я влетаю в темную каюту Сары вместе с потоком света из коридора.

Крышка ее гроба открыта, Сара сидит в нем и в испуге смотрит на меня. Ее лицо намазано кольдкремом, на руках перчатки, волосы еще в каком-то креме и убраны в чепец.

– Что с тобой?

– Они побили меня! – вою я.

– Кто?

– Уортон, Фредерик, Британская империя!

– Ну это уже конкретно.

Я плачу оттого, что оскорбила память мистера Кливленда и причинила вред Нелли Блай.

– Нелли…

– Нет, я не Нелли. Мое настоящее имя – Элизабет Кокран. Нелли Блай – это мой журналистский псевдоним. Я ничто, я заводская девчонка, которая думала, что знает все.

32

Лорд Уортон ходит взад-вперед, поглядывая на груду вещей, сваленных в конце прохода в отделении для багажа пассажиров.

Он поворачивается и спрашивает у капитана:

– Ну так где они?

Капитан и его первый помощник смотрят на заместителя эконома, который съеживается под их взглядами.

– Книги были здесь. Они выпали из коробки, что открыла мисс Блай перед своим падением. Когда все свалилось с полок, содержимое вывалилось из коробки. Я видел их здесь. – Заместитель эконома показывает на пол. – Три книги и какие-то бумаги.

– Если они были здесь, – кричит лорд Уортон, – то где они сейчас?! Я требую, чтобы вы обыскали каюту этой смутьянки репортерши.

– Мисс Блай была у нас, когда исчезли книги, – объясняет капитан. – Кто-то унес их, когда мой помощник пошел за матросами, чтобы они навели здесь порядок.

– Кто?! Кто унес?!

На лице капитана появляется напряженная улыбка, словно он хочет сказать, что ему порядком надоели все эти вопросы.

– Сэр, легко понять, что я не знаю этого, но, полагаю, чтобы выяснить «кто», нужно начать с «почему». Какую важность представляют пропавшие книги?

– Вы сказали мне, что, по словам женщины, там был секретный зашифрованный текст. – Лорд Уортон смотрит на заместителя эконома.

– Это действительно сказала мисс Блай, когда мы ее доставали из груды багажа, который она свалила.

– О каком секрете она говорила? – спрашивает капитан у лорда Уортона.

– Это вопрос национальной безопасности, к которому вы не имеете отношения.

Капитан смотрит на своих помощников:

– В таком случае, господа, нам не о чем беспокоиться, если мы к этому не имеем отношения.

– Вы?!

Это восклицание вырвалось у меня при неожиданном появлении лорда Уортона. Я отпускаю ручку своей каюты, словно это горячая кочерга.

– Вас ждут серьезные неприятности, любезная, каких вы себе не представляете.

– Простите?

– Назовите вашего сообщника, того, кто взял книги Кливленда, или будете арестованы.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы сказали заместителю эконома, что в книгах шифр. Требую отдать их мне. Они будут вручены надлежащим властям в Коломбо.

Я молчу не потому, что поражена его требованием, а потому, что это значит – он не знал о шифровке. Но в любом случае меня голыми руками не возьмешь.

– У меня нет книг, и я даже не знала, что они пропали. Но сейчас, когда вы разъяснили вопрос, я понимаю вашу проблему.

– Вашу проблему, вы хотите сказать.

– Нет, сэр, я не брала на себя ответственность хранить имущество мистера Кливленда. Это вы обязаны отчитываться перед властями, как хранили его книги и почему не можете найти их.

Я улучаю момент, чтобы юркнуть в свою каюту и задвинуть щеколду. Потом прислоняюсь спиной к двери.

И все же трудно поверить, что Уортон не знал ничего о шифре. Тогда зачем ему понадобилось перекладывать содержимое багажа мистера Кливленда в коробки и устраивать комедию с отправкой чемоданов на берег?

Некоторым образом я довольна и даже рада, что кто-то выкрал книги. Это подтверждает мое подозрение, что в них заключается какая-то тайна.

Я думаю, капитан и его помощники не будут особенно смеяться надо мной сейчас, когда узнают, что я искала нечто важное. Но мне кажется странным, что капитан отнесся к этому так несерьезно.

Совершенно измученная, я едва доползаю до своей койки. Я больше часа разговаривала с Сарой, и она наставляла меня на путь истинный, рассказывая, через что ей пришлось пройти на пути к успеху.

Когда она была еще юной девушкой и хотела стать актрисой, мать готовила ее к профессии куртизанки, чтобы своими «услугами» богатым мужчинам добиваться театральных ролей.

Она получала эти роли, но ее менее удачливые и, по словам Сары, «менее талантливые» коллеги по театральному цеху относились к ней с презрением. В конце концов благодаря гениальной игре на сцене она стала знаменитостью, и разговорам о причине ее успеха положило конец всеобщее признание таланта Сары.

«Но с приходом успеха возникают новые проблемы, – сказала она мне. – Нужно постоянно самосовершенствоваться и самоутверждаться».

Ее жизненный путь весьма поучителен для меня. Я всегда считала, что, когда тебя сбивают с ног, надо встать и продолжать биться. Следовать нужно только такому принципу. Но по-видимому, прав и Фредерик: я не умею уклоняться от удара, а только и делаю, что сама наношу удары и иногда пропускаю их, как сегодня.

Я предполагала, что мой противник на борту – английский лорд, но он, похоже, не посвящен в тайну мистера Кливленда.

А в нее посвящен тот самый человек, который искал ключ в моей каюте. Он мог воспользоваться возникшим хаосом и утащить вывалившиеся из багажа книги.

Этот человек скрывается в тени и все время опережает меня на один шаг.

Кто-то, кого я знаю и кому доверяю?

Часть пятая
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ
Коломбо, Цейлон

33

Ярким, солнечным днем наш пароход входит в гавань Коломбо на Цейлоне.

Этот большой остров лежит вблизи южной оконечности Индии. От его берегов на тысячи миль раскинулся Индийский океан до Австралии и Антарктиды на юге.

Мне нужно остановиться на несколько дней в городе, прежде чем я сяду на пароход, идущий на Дальний Восток. После устройства в гостинице я должна найти телеграф и отправить репортаж редактору в Нью-Йорк. В нем не будет упоминания о происшествии в Порт-Саиде и моих злоключениях и перипетиях – об этом я напишу позднее, когда все выяснится. Но я пошлю еще телеграмму лондонскому корреспонденту газеты и попрошу его разузнать о торговце ножевыми изделиями по имени Джон Кливленд.

Вместе с остальными пассажирами я терпеливо жду, когда будет брошен якорь. Гавань и здесь слишком мелкая, пароход не может подойти к причалам, поэтому нас нужно доставлять на берег. Несколько катеров уже вышли нам навстречу.

После невыносимой жары в Аравийском море на всем пути следования из Адена покрытый пышной растительностью остров кажется тихим и приветливым. Побережье застроено невысокими зданиями с аркадными галереями перед ними, отчего они в ослепительном сиянии солнца выглядят как мраморные дворцы.

Как мне сказал стоявший рядом со мной пассажир, к востоку от Коломбо возвышается пик Адама. По преданиям, Цейлон – земля, на которую сошли Адам и Ева, после того как Бог изгнал их из Эдема, и якобы здесь они похоронены.

– Прекрасные синие сапфиры, добываемые на острове, – это превратившиеся в камни слезы Адама и Евы, пролитые ими после изгнания из райского сада.

Красивое поверье, как и то, что я узнала о Каине и Авеле в Адене. Запомню и использую в своем репортаже.

Береговая коса, обрамленная лесом тропических деревьев, словно поднимается в какой-то точке из моря и, изгибаясь, заканчивается острием перед гаванью, от которого в море уходит великолепный волнорез с маяком на его конце.

Берег снова изгибается назад до того места, где находится сигнальная станция. За ней тянется широкая дорога вдоль побережья и теряется у основания лесистой возвышенности, намного выступающей в море и увенчанной напоминающим замок и сверкающим на солнце строением.

Ранее, когда я заглянула к Саре, чтобы узнать, пойдет ли она со мной на берег, ее дверь была полуоткрыта, она нервно ходила по каюте с кольдкремом на лице и телеграммой в руке, а стюард упаковывал ее чемодан.

На лоцманском судне на пароход доставили почту, до того как мы вошли в гавань.

Сара сердито махнула мне телеграммой.

– Своими угрозами они не заставят меня прятаться.

– Какими угрозами?

Она сразу замкнулась и положила телеграмму в карман халата.

– Так, небольшая проблема с ролью, которую я должна играть. – Сара повернулась и посмотрела на стюарда. – Меня больше волнует, что мне сделать с этим кретином. Он помял мою шляпу.

– Я хотела спросить, поедем ли мы в гостиницу вместе.

– Встретимся в гостинице. Если я сойду с парохода со своими вещами и не сойду с ума.

Я подумала о телеграмме, когда снова вышла на палубу и встала в очередь желающих отплыть на берег. Кто ей угрожает? Семья любовника? И чем можно пригрозить в телеграмме?

Кроме телеграммы и помятой шляпы, похоже, есть еще веская причина, чтобы у Сары испортилось настроение. Коль скоро нам предстоит остаться на берегу, ей придется покинуть убежище, каким является ее каюта. Это несущественная проблема для большинства пассажиров, но для женщины, путешествующей с гробом, несомненно, сопряжено со сложностями.

Сама я бывалая путешественница, но явиться в гостиницу с гробом мне было бы как-то неудобно, будь то в Коломбо или каком-либо еще городе мира. Между тем Сару, кажется, больше волнует состояние ее любимой шляпы, чем возможная реакция гостиничной администрации.

Единственное, о чем я сожалею, покидая «Викторию»: пароход «Ориентал», на котором я поплыву в Китай, еще не прибыл в Коломбо из Австралии. Но зато теперь я буду избавлена от плохого обслуживания, оставляющей желать лучшего кухни и насмешливых взглядов помощников капитана и команды.

Коломбо – это пункт отправления в порты Индии, Австралии и Новой Зеландии, а также Дальнего Востока. Слава Богу, большинство пассажиров с «Виктории» не будут сопровождать меня по пути в Китай.

Но я все же не избавлюсь от своей репутации провокатора, когда пересяду на другой пароход: из ранее состоявшихся разговоров я знаю, что Уортоны, фон Райх, Фредерик Селус и некоторые другие «викторианцы» поплывут на «Ориентале» и на том же самом судне, на котором я пересеку Тихий океан, до Сан-Франциско.

Каждый лишний день задержки в Коломбо будет удлинять мое кругосветное путешествие, но по крайней мере я проведу время, как меня уверяют, в одном из самых красивых мест на Земле.

Я пытаюсь понять, почему Сара так странно среагировала на телеграмму, и мне хочется, чтобы катера быстрее доставили нас на берег, расстояние до которого немалое, как вдруг рядом со мной появляется Фредерик.

– Если вы готовы рискнуть и принять мое предложение, то я отвез бы вас в гостиницу, пока большинство пассажиров дожидаются очереди, чтобы добраться до берега.

Он застает меня врасплох. Фредерик, вероятно, считает, что я избегаю его из-за своего фиаско в багажном отделении. Едва ли он обратил внимание, что я стала сторониться его после посещения Адена, где леди Уортон сказала мне, будто Селус женат.

Я все еще обдумываю ответ, а он берет меня за руку и увлекает за собой.

– У вас будет масса времени, чтобы сказать мне, какой я негодяй, по дороге к берегу. Если вы не примете мое предложение, то все доберутся до берега раньше вас и займут лучшие места в гостинице.

– Вы поступили со мной бессердечно, потому что не встали на мою защиту, – говорю я ему, когда он ведет меня под руку к забортному трапу, по которому команда выгружает багаж.

– Я не дал посадить вас на гауптвахту.

– Уверена, на пароходе нет гауптвахты.

– Правильно, но капитан намеревался запереть вас в каюте.

– Он совершенно не вышел бы за рамки своих прав, после того как пропали книги. – При этих словах я приостанавливаюсь, и Селус слегка подталкивает меня под руку. – Но капитан подумал, что все это шутка.

– Только после моего разговора с ним и совета, что разумнее было бы обратить все это в шутку, чем представлять как серьезное происшествие в донесении пароходной компании.

– Значит, вы сказали ему, что я клоун?

– А вы хотели бы, чтобы я представил вас уголовным преступником?

– Я бы хотела, чтобы вы пошли к черту.

Он внимательно смотрит на меня.

– Разве леди подобает так говорить?

– Если бы я не была леди, то сказала бы вам, что думаю о вас в действительности, мистер Селус.

– Честно говоря, мисс Блай, вы должны быть благодарны мне. Меня больше всего беспокоило не то, что капитан сделает с вами, а то, что сообщат властям после нашей высадки. Думаю, вы понимаете, что вас могли бы арестовать.

– Чепуха! – Но мне кажется, он прав.

– В любом случае не волнуйтесь. Я разговаривал и с капитаном, и с Уортоном. Никто из них не хочет, чтобы в беседе с представителями властей выяснилось, что их обошла репортерша, и они выпустили из рук ценные материалы.

Меня снова начинают одолевать противоречивые чувства к этому человеку: с одной стороны, симпатия; с другой – недоверие. Я не знаю, что ожидать от него. Он лжет, а потом защищает меня. То он сражает наповал, то поднимает на пьедестал. То заставляет скрежетать зубами, а то вдруг ставит в такое положение, что хочется прильнуть к нему.

Мы останавливаемся, и я смотрю на скопление странного вида лодок внизу.

– Мы поплывем к берегу в одной из этих?

– Да, поплывем, если не утонем.

Лодки – какие-то утлые, неказистые, место для сидения в них не больше пяти футов в длину и двух – в ширину. Борта сужаются к днищу настолько, что на нем едва можно поставить рядом две ноги. Посередине два места, расположенных друг против друга и защищенных от солнца навесом из мешковины, который нужно отодвинуть, чтобы сесть в лодку.

На каждом конце этого своеобразного судна сидит туземец с веслом, представляющим собой прямой шест с привязанной к нему доской, по форме и размеру похожей на крышку от ящика для сыра.

Чтобы эта слишком узкая лодка не перевернулась, сбоку к ней прикреплено на расстоянии около трех футов такой же длины, как она сама, бревно, привязанное к выступающим за борт изогнутым палкам.

Внизу забортного трапа я перешагиваю в одну из этих лодок так же грациозно, как слон, залезающий в ванну, уверенная, что дело кончится тем, что до берега придется добираться вплавь.

Когда мы усаживаемся, лодочники начинают живо грести. Мы скользим по воде невероятно быстро и обгоняем пыхтящие рядом паровые катера.

– Как называются эти штуковины? – спрашиваю я Фредерика.

– Местные называют их катамаранами, а туристы – аутригерами. Местные рыбаки выходят на них в море. Мне говорили: катамараны настолько устойчивы, что не было ни одного случая, чтобы они переворачивались или тонули.

На причале он ведет меня мимо стоящих в ряд экипажей, дожидающихся пассажиров, которые еще плывут на тихоходных паровых катерах.

– Экипажи слишком медлительны на этих переполненных народом улицах, – говорит Селус.

Он ведет меня к двухколесным конструкциям с поднимающимся верхом. Они напоминают легкие двуколки, предназначенные для одного седока, только везет их не лошадь, а человек, небольшого роста и поджарый.

На ломаном английском и на языке жестов первый стоящий в ряду рикша доказывает, что он может вести нас обоих. Я не возражаю прокатиться на нешироком сиденье, прижавшись к красивому мужчине с поразительно синими глазами, но не хочу подвергать мучениям беднягу, который будет тянуть за оглобли.

– Вы уверены, что он не надорвется?

– Хрупкое телосложение сингальцев обманчиво. У них натренированные мышцы.

Как и во всех жарких странах, на мужчинах мало одежды, и она не отличается разнообразием – набедренная повязка и широкополая шляпа, похожая на большой гриб.

Красивое, напоминающее замок строение, которое я видела с парохода, – это гостиница «Гранд Ориентал». Когда смотришь на него с близкого расстояния, оно не теряет своей элегантности.

Сойдя с рикши, Фредерик спрашивает:

– Вы выпьете со мной чего-нибудь прохладительного, после того как мы зарегистрируемся в гостинице?

Я в нерешительности, но отвечаю:

– Да.

– А потом пообедаем?

– Если я с вами буду еще разговаривать. Вы мне не очень нравитесь.

– Я не виню вас. Я тоже себе не очень нравлюсь.

Махнув рукой, я свожу на нет его попытку пошутить.

– Почему вы не сказали мне, что женаты?

– А, понятно. Посплетничала ее светлость?

– Источник не имеет значения. А то, что вы бессовестный лжец, – имеет.

– Вы спрашивали меня, женат ли я. Я честно ответил – нет. Если бы вы спросили, был ли я когда-нибудь женат, я сказал бы правду: да, был. Моя жена умерла. Она была африканкой и заболела какой-то лихорадкой, которая вдруг приходит неизвестно откуда и сеет смерть. От этого брака у меня есть сын, он учится в школе.

– Извините меня за бестактность. Я сочувствую вам.

Два обстоятельства тревожат меня, когда я направляюсь к стойке администратора в гостинице. Не передумает ли Фредерик и не выдаст ли меня полиции, когда узнает о телеграмме, касающейся Кливленда, которую я собираюсь послать? И связанная с этой мыслью возникла внезапная догадка об исчезновении книг Кливленда и шифра.

Фредерик выдал себя: он знал, какое значение имеет путеводитель, когда заинтересовался справочником, который нашел в Адене. Но Кливленд не ограничился простым обладанием путеводителем, тем не менее Фредерик не проявил особого беспокойства, когда говорил о пропавших книгах.

Книги, должно быть, украл он.

Сейчас Фредерик изо всех сил старается, чтобы я не попала в руки полиции.

Почему? Пытается ли он помочь мне? Или затевает нечто более коварное?