Текст книги "Дневники Кэрри"
Автор книги: Кэндес Бушнелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Это будет невежливо, – сказал он.
– Но он мне не нравится, – ответила я, надувшись, как ребенок.
– Он очень хороший парень, и нет причин так с ним поступать.
– Будет невежливо, если я буду водить его занос.
– Кэрри, – сказал отец и вздохнул. – Я хочу, чтобы ты была поосторожнее с Себастьяном.
– Что не так с Себастьяном?
– Ты проводишь с ним много времени.
И у отца есть чутье на эти вещи. На других мужчин.
Тогда я злилась на отца, но свидание с Джорджем тем не менее не отменила. Что, если Себастьян узнает об этом и расстанется со мной? Я убью отца! Я действительно это сделаю. Почему я не Могу сама контролировать свою жизнь? Я хотела бы сейчас сбежать, но не могу, мне нужно вернуться за сумкой, которая осталась под столом, куда ее убрал Себастьян. Я делаю глубокий вдох, заставляю себя встряхнуться, улыбнуться и пойти назад, сделав вид, что все хорошо.
Когда я возвращаюсь, наши тарелки уже… унесли.
– Ну что, – начинаю я разговор с наигранной веселостью.
– Ты будешь десерт? – спрашивает Себастьян.
– А ты?
– Я первый спросил. Ты можешь принять решение?
– Конечно. Давай закажем десерт.
Почему все так ужасно? Наверное, китайская пытка менее мучительна, чем наш ужин.
– Два чизкейка, – говорит он официантке, вновь делая заказ за меня.
– Себастьян…
– Да? – Его глаза сверкают.
– Ты все еще злишься?
– Послушай, Кэрри, я потратил кучу времени, планируя это свидание, привез тебя в шикарный ресторан, и все такое. А ты только и делаешь, что пилишь меня.
– Что? – говорю я, застигнутая врасплох.
– У меня такое чувство, что я все делаю неправильно.
В этот момент я застываю от ужаса. Что я творю? Конечно, он прав. Я полная тупица: я так боюсь потерять его, что невольно отталкиваю его от себя, прежде чем он сам решит со мной расстаться. Он сказал, что хочет отвезти меня во Францию? О господи, чего еще я хочу?
– Себастьян? – тихонько спрашиваю я.
– Да?
– Прости меня.
– Все в порядке. – Он берет меня за руку. – Все ошибаются.
Я киваю, глубже усаживаясь в кресло, настроение Себастьяна улучшается. Он перетаскивает мое кресло к себе поближе и целует меня на виду у всего ресторана.
– Весь вечер я ждал этого момента, – шепчет он.
– Я тоже, – отвечаю я. Но через несколько секунд я отстраняюсь – я все еще немного злюсь. Я делаю еще глоток «Мартини», и он притупляет мою злость, отправляя ее вниз к туфлям, где она уже не будет доставлять мне неприятностей.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Маленькие преступницы
– Вау, – говорит Джордж.
– Что «вау»? – спрашиваю я, входя в кухню. Джордж с моим отцом потягивают джин-тоник, как будто они старые приятели.
– Эта сумка, – говорит Джордж. – Она мне нравится.
– Эээ, нравится тебе?
Джордж был, последним человеком, которого я хотела сейчас видеть. Особенно после свидания с Себастьяном, похожего на американские горки, которое закончилось тем, что когда мы вроде бы помирились и сидели целовались в его машине около моего дома, отец начал включать и выключать уличное освещение, окончательно испортив обоим настроение.
– Я тут подумала, – говорю я Джорджу – Вместо того чтобы ехать такую даль в этот загородный ресторанчик, почему бы нам не сходить в «Браунстоун»? Он ближе и еда там действительно хорошая.
Я поступаю жестоко, приглашая Джорджа в тот же ресторан, где я была с Себастьяном, но любовь превратила меня в дьявола. Джордж, конечно, ничего не имеет против. Ох, как же меня раздражает это его любезность.
– Мне понравится любое место, какое ты выберешь.
– Веселитесь, – с надеждой в голосе говорит отец.
Мы садимся в машину, и Джордж наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я поворачиваю голову, и он целует меня в уголок губ.
– Как ты тут? – спрашивает он.
– Схожу с ума. – Я уже почти готова рассказать ему о двух последних сумасшедших неделях с Себастьяном и о том, что за мной постоянно следят Донна ЛаДонна и две Джен, и об ужасной открытке в моем шкафчике, но я останавливаю себя – Джорджу пока не стоит знать о Себастьяне. Вместо этого я говорю: – Мне нужно было съездить с подругой к врачу, чтобы ей выписали противозачаточные, и там была девушка, которой, очевидно, только что сделали аборт и…
Он качает головой, не отрывая глаз от трассы.
– Так как я вырос в Сити, мне всегда было интересно, чем люди занимаются в маленьких городках. Но как я понимаю, проблемы у людей одни и те же, что в маленьких городках, что в мегаполисах.
– Ха. А ты читал «Пейтон-Плейс» [10]10
«Пейтон-Плейс» – роман-бестселлер Грейс Металиус 1956 года о жизни провинциального американского городка, где за фасадами респектабельности и скуки скрываются жестокость и насилие.
[Закрыть]?
– Если я читаю книги не по учебе, а для удовольствия, то выбираю биографические произведения.
Я киваю. Мы вместе всего десять минут, но я уже чувствую себя так неловко, что не могу представить, как переживу этот вечер.
– А вы так называете Нью-Йорк, – смущенно спрашиваю я, – «Сити»? Или Нью-Йорк и Манхэттен?
– Сити, – говорит он, слегка улыбаясь. – Я знаю, это звучит высокомерно, как будто Нью-Йорк – это единственный город в мире. Но ньюйоркцы действительно несколько высокомерны и думают, что Манхэттен – это центр Вселенной. Большинство ньюйоркцев не могут себе даже представить, чтобы жить где-то в другом месте. – Он бросает на меня взгляд. – Это, звучит ужасно?
– Совсем нет. Я бы хотела жить в Манхэттене. – Я хотела сказать «в Сити», но побоялась, что это прозвучит слишком самонадеянно.
– А ты когда-нибудь там бывала?
– Раз или два, когда была маленькой. Мы со школой ездили в планетарий и смотрели на звезды.
– Я практически вырос между планетарием и Музеем естественной истории – раньше я все знал о звездах и динозаврах. Моя семья живет на Пятой авеню, и когда я был ребенком, то слышал, как по ночам в зоопарке Центрального парка рычат львы. Круто, да?
– Очень круто, – говорю я, растирая себе плечи: меня вдруг начинает знобить. И тут меня пронзает предчувствие – я обязательно буду жить в Манхэттене и слушать, как рычат львы в Центральном парке. Я пока не знаю, как это все осуществится, но что так будет, я даже не сомневаюсь.
– У твоей семьи свой дом? – глупо спрашиваю я. – Я думала, в Нью-Йорке все живут в апартаментах.
– Это и есть апартаменты, – говорит Джордж. – Классические восьмикомнатные, если быть точным. Еще в Нью-Йорке есть таунхаусы и браунстоуны [11]11
Таунхаусы и браунстоуны – характерные для Нью-Йорка постройки конца XIX – начала XX века. Это плотно примыкающие друг к другу дома от 3 до 5 этажей с парадным входом с главной улицы для одной семьи. Браунстоуны отличаются тем, что строились из коричневого песчаника, отсюда название – «дома из коричневого камня». Сегодня в них все чаще живет по несколько семей.
[Закрыть]. Но все в Сити называют свое жилье домом, не спрашивай меня почему. Еще одно притворство, я предполагаю. – Он отрывается на секунду от дороги и улыбается мне. – Ты должна как-нибудь приехать ко мне в гости. Моя мать проводит все лето в своем доме в Саутхемптоне, поэтому в апартаментах никто не живет. В них четыре спальни, – быстро добавляет он, чтобы я не истолковала неправильно его предложение.
– Конечно, это было бы замечательно.
А если я смогу попасть на эти проклятые летние курсы, будет езде лучше. Если я, конечно, не уеду с Себастьяном во Францию, вместо всего этого.
– Эй, – говорит он. – Знаешь, я скучал по тебе.
– Тебе не следовало, Джордж, – скромно говорю я. – Ты ведь совсем меня не знаешь.
– Я знаю тебя достаточно, чтобы скучать по тебе. Тебя это смущает?
Я должна сказать ему, что у меня уже есть парень, но еще слишком рано, я едва его знаю, поэтому я улыбаюсь и ничего не говорю.
– Кэрри! – приветствует меня Айлин, старшая официантка в «Браунстоун», как будто я ее старая подруга. Она осматривает Джорджа с головы до ног и одобрительно качает головой.
Джордж изумлен.
– Тебя здесь знают? – спрашивает он, беря меня за руку, когда Айлин проводит нас к столику. Я загадочно киваю.
– Чем славится это место? – спрашивает он, открывая меню.
– «Мартини», – улыбаюсь я. – Неплох французский луковый суп и отбивные из барашка.
Джордж усмехается.
– Да – «Мартини» и нет – луковому супу. Это одно из тех блюд, которые американцы считают французским, но ни один уважающий себя француз никогда его не закажет в ресторане.
Я хмурюсь, он опять меня смутил. Интересно, сколько еще раз за вечер я вот так буду чувствовать себя дурочкой. Джордж заказывает улитки и кассуле [12]12
Бобы в горшочке.
[Закрыть]– все то, что я хотела заказать прошлым вечером, но не смогла, потому что Себастьян все выбрал сам.
– Я хочу узнать о тебе побольше, – говорит Джордж, беря меня за руку через стол.
Я осторожно вытаскиваю руку, притворяясь, что хочу сделать еще один глоток «Мартини».
– Что ты хочешь знать?
– Для начала – могу ли я ожидать, что увижу тебя в Брауне следующей осенью.
Я опускаю глаза.
– Мой отец хочет, чтобы я поступила в Браун, но мне всегда хотелось жить в Манхэттене. – И прежде чем я успеваю подумать, я рассказываю ему все о своей мечте стать писательницей и о том, как я пыталась попасть на летний литературный семинар в Нью Скул и как мне отказали.
Он не находит ничего удивительного в этой истории.
– Я знал несколько писателей, – хитро говорит он. – Отказ – это часть процесса. По крайней мере, вначале. Множество писателей даже не публикуются, пока не напишут две-три книги.
– Правда? – Я чувствую прилив сил и надежд.
– Ну, конечно, – со знанием говорит он. – В издательском деле полно историй о рукописи, которую отвергли двадцать издателей, пока кто-то не рискнул и не превратил ее в настоящий бестселлер.
Это же моя история: я выдаю себя за самую обычную девушку, но где-то внутри меня живет звезда, которая ожидает, пока кто-нибудь даст ей шанс.
– Эй, – говорит он. – Если хочешь, я бы с удовольствием почитал что-нибудь, что ты пишешь. Может, я смогу помочь.
– Ты? – изумленно спрашиваю я. Никто никогда не предлагал мне помощь. Никто не поддерживал меня. И тут я смотрю в большие карие глаза Джорджа и тону в них от нежности и благодарности. Он такой милый. И, черт побери, я хочу попасть в эту летнюю школу, жить «в Сити», ездить в гости к Джорджу и слушать львов в Центральном парке. Я вдруг хочу, чтобы мое будущее стало реальностью.
– Разве было бы не здорово, – если бы ты была писателем, а я редактором в «Нью-Йорк Таймс»?
Да! Я хочу кричать. Осталась только одна проблема: у меня есть парень. Я не могу позволить себе обманывать Джорджа, поэтому должна прямо сейчас все ему рассказать. Иначе получается нечестно.
– Джордж, я должна тебе кое-что сказать…
Я уже собираюсь раскрыть свою тайну, когда к нашему столику с хитрым выражением липа подходит Айлин.
– Кэрри, – говорит она, – тебе звонят.
– Мне? – взвизгиваю, я, переводя взгляд с Джорджа на Айлин. – Кто мне может звонить?
– Тебе лучше пойти и узнать.
Джордж приподнимается, когда я встаю из-за стола.
– Алло? – говорю я в трубку. У меня дикая мысль, что это Себастьян. Он выследил меня, узнал, что я на свидании с другим парнем, и он в ярости. Вместо этого я слышу голос Мисси.
– Кэрри? – спрашивает она таким ужасным голосом, что я сразу представляю, что отец или Доррит убиты. – Тебе лучше прямо сейчас вернуться домой.
У меня подгибаются колени.
– Что случилось? – спрашиваю я севшим голосом.
– Доррит. Она в полицейском участке.
Мисси делает паузу, прежде чем сообщить самое страшное:
– Ее арестовали.
– Не знаю, как вы, – говорит незнакомка, запахивая старую, шубу, надетую поверх шелковой пижамы, – но с меня достаточно. Баста. Эта девчонка мне все нервы вымотала.
Мой отец сидит рядом с ней на пластиковом стуле и качается.
– Мы так долго хотели девочку, – продолжает женщина, часто моргая. – У нас было четверо парней, но нет, нужна была еще девчонка. Затем она родилась. И вот сейчас я думаю, что лучше бы она так и не появилась на свет. Не важно, кто что говорит, с девочками определенно больше проблем, чем с мальчиками. У вас есть сыновья, мистер…
– Брэдшоу, – резко отвечает отец. – И нет, у меня нет сыновей, только три дочери.
Женщина качает головой и похлопывает моего отца по колену.
– Бедняга, – говорит она. Это, вероятно, мать печально известной курением марихуаны подруги Доррит – Шэрил.
– Кто знает, – говорит мой отец и вместе со стулом отодвигается от нее подальше. Его очки сползли на кончик носа. – В целом, – замечает он, пускаясь в одну из своих теорий о детском воспитании, – предпочтение родителями детей одного пола над другим часто приводит к прирожденной неполноценности менее любимого ребенка…
– Папа! – говорю я, бросаясь к нему с помощью. Он надевает очки на место, встает и распахивает объятия:
– Кэрри!
– Мистер Брэдшоу, – говорит Джордж.
– Джордж.
– Джордж? – Мать Шэрил встает и начинает хлопать глазами, как бабочка крыльями. – Я Кони.
– Ага. – Джордж кивает головой, как будто это имеет какое-либо значение.
Кони уже льнет к руке Джорджа:
– Я мать Шэрил. И на самом деле, она не такая уж плохая девочка…
– Уверен, что это так, – вежливо говорит Джордж.
О господи. Мать Шэрил флиртует с Джорджем? Я жестом предлагаю отцу отойти. Я вспоминаю о маленькой трубке для курения марихуаны, которую нашла внутри мистера Панды.
– Это из-за… – Я не могу себя заставить произнести слово «наркотики» вслух.
– Из-за жвачки, – устало отвечает отец.
– Жвачки? Ее арестовали за то, что она украла жвачку?
Должно быть, это ее третий проступок. Ее уже дважды ловили за воровство в магазине, но полиция ее отпускала. На этот раз ей не так повезло.
– Мистер Брэдшоу? Я Чип Марон, офицер, который арестовал вашу дочь, – говорит молодой человек в униформе.
Марон – коп из коровника.
– Я могу увидеть свою дочь, пожалуйста?
– Мы должны взять у нее отпечатки пальцев. И сделать фото.
– За воровство жвачки? – не сдерживалось я.
Отец бледнеет:
– Против нее возбудят уголовное дело? Моя тринадцатилетняя дочь будет проходить по делу как обычный преступник?
– Таковы правила, – говорит Марон.
Я подталкиваю локтем отца:
– Извините. Но мы очень хорошие друзья семьи Кэндеси…
– Это маленький город, – говорит Марон, потирая щеки. – Многие люди знают Кэндеси…
– Но Лали практически член нашей семьи, мы знаем их всю жизнь. Так ведь, пап?
– Кэрри, – говорит отец, – ты не можешь просить людей нарушать законы. Это неправильно.
– Но…
– Может, нам стоит позвонить им… как вы говорите, Кэндеси? – предлагает Джордж. – Просто на всякий случай.
– Я гарантирую, что у моей маленькой Шэрил никогда раньше не было неприятностей, – говорит Кони, сжимая руку Джорджа и подмигивая Марону.
Мне кажется, мы таки достали Марона, и он решает позвонить Кэндеси.
– Посмотрю, что я смогу сделать, – бормочет он и снимает телефонную трубку. – Хорошо, – говорит он по телефону. – Да. Без проблем.
Он кладет трубку и свирепо смотрит на нас.
– Общественные работы, – пыхтит Доррит.
– Тебе еще повезло, что ты так легко отделалась, – говорит отец.
Джордж, отец, Доррит и я собрались у нас дома, чтобы обсудить произошедшее. Марон согласился отпустить Доррит и Шэрил с условием, что они предстанут в среду перед судьей, который, скорее всего, предпишет им выполнение общественных работ.
– Надеюсь, тебе нравится собирать мусор, – шутливо говорит Джордж, пальцем тыча Доррит в ребра. Она смеется. Отец велел Доррит идти в кровать, но она отказалась, и теперь они с Джорджем сидят на диване и дурачатся.
– Тебя когда-нибудь арестовывали? – спрашивает Доррит Джорджа.
– Доррит!
– Что? – говорит она, решительно уставившись на меня.
– На самом деле, да. Но мое преступление было намного хуже твоего. Я перепрыгнул через турникет в метро и вмазался прямо в копа.
Доррит уставилась на Джорджа глазами, полными обожания:
– А что было потом?
– Он позвонил моему отцу. И будь отец проклят, он заплатил штраф, а за это я был вынужден каждый день проводить в его офисе, разбирая дела в алфавитном порядке и заполняя выписки с банковского счета.
– Правда? – Глаза Доррит расширились от страха.
– Мораль истории такова, что всегда нужно платить за проезд.
– Ты слышала это, Доррит? – говорит отец. Он стоит, его плечи опущены, он выглядит изможденным. – Я иду спать. И ты тоже, Доррит.
– Но…
– Немедленно, – тихо говорит он.
Доррит еще раз смотрит на Джорджа долгим взглядом и убегает наверх.
– Спокойной ночи, дети, – говорит отец.
Я рассеянно расправляю юбку.
– Извини за все это. За отца, за Доррит…
– Все в порядке, – говорит Джордж и берет меня за руку. – Я понимаю. Ни одна семья не идеальна, в том числе и моя.
– Да? – Я пытаюсь вытащить свою ладонь из его, но не могу. Вместо этого я решаю сменить тему разговора: – Похоже, ты понравился Доррит.
– Я хорошо лажу с детьми, – говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. – Так было всегда.
– Джордж. – Я отворачиваюсь. – Я действительно очень устала…
Он вздыхает:
– Я все понял: время ехать домой. Но я ведь увижу тебе еще раз?
– Конечно.
Он поднимает меня на ноги и обнимает за талию. Я прячу лицо у него на груди, пытаясь избежать того, что непременно последует дальше.
– Кэрри?
Он гладит мои волосы. Мне приятно, но я не могу позволить ему большего.
– Я так устала, – жалуюсь я.
– О’кей. – Он отступает, приподнимает мою голову и легко касается моих губ своими. – Я позвоню завтра.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Как далеко ты зайдешь?
– Почему так долго? – спрашивает Себастьян.
– Нужно поправить макияж, – говорю я.
Он отводит своей рукой мою и пытается меня поцеловать.
– Тебе не нужна косметика.
– Стой, – шиплю я. – Только не дома.
– У тебя не возникает проблем, когда мы целуемся у меня дома.
– У тебя нет двух младших сестер, Одна из которых…
– Я знаю, была арестована за то, что украла жвачку, – говорит он с пренебрежением. – Что занимает одно из последних мест в хрониках криминальных происшествий, наряду с бросанием петард в почтовые ящики.
– И с этого начинается преступная жизнь, – говорю я, медленно закрывая дверь в ванную перед его носом.
Он стучится.
– Да-да?
– Поспеши.
– Спешу, – говорю я. – Спешу и суечусь.
И то, и другое неправда. Я тяну время и жду звонка от Джорджа. С ареста Доррит прошло две недели, и сначала все было прекрасно: Джордж позвонил мне на следующий день, как и обещал, а потом и на следующий за следующим, а затем я спросила его, был ли он серьезен, когда говорил, что хочет прочесть один из моих рассказов, и он сказал «да». Поэтому я отправила ему свой рассказ и в течение последних пяти дней ничего от него не слышала. До вчерашнего дня, когда он через Доррит оставил сообщение, что позвонит мне сегодня между шестью и семью вечера. Черт бы его побрал. Если бы он позвонил в шесть, Себастьян бы еще не крутился тут. Уже почти семь. Себастьян будет в ярости, если я начну разговаривать по телефону, как раз когда мы соберемся выходить.
Я раскручиваю тушь, наклоняюсь к зеркалу и мажу щеточкой ресницы. Это уже второй слой, и мои ресницы начинают изгибаться и слипаться. Я уже собираюсь нанести еще один слой, как звонит телефон.
– Телефон! – кричит Мисси.
– Телефон! – вопит Доррит.
– Телефон! – ору я, выскакивая из ванной с такой же скоростью, как спасатель на пляже.
– Э? – говорит Себастьян, высовывая голову из моей спальни.
– Это может быть инспектор, приставленный к Доррит.
– К Доррит приставили инспектора? За то, что она украла жвачку? – спрашивает Себастьян, но у меня нет времени, чтобы что-то ему объяснять.
Я хватаю телефонную трубку в комнате отца прямо перед тем, как к ней добирается Доррит:
– Алло?
– Кэрри? Это Джордж.
– О, привет! – говорю я с замиранием дыхания и закрываю дверь.
Что ты думаешь о моем рассказе? Мне нужно это знать. Сейчас.
– Как дела? – спрашивает Джордж. – Как Доррит?
– Она в порядке.
Ты читал его? Ты его ненавидишь? Если ты его ненавидишь, то я убью себя.
– Она выполняет общественную работу?
– Да, Джордж. – Мучения убивают меня.
– Что ей предписали делать?
Какая разница?
– Собирать мусор на обочине дороги.
– А, старая добрая мусорная рутина. Всегда срабатывает.
– Джордж, – я стесняюсь. – Ты прочел мой рассказ?
– Да, Кэрри.
– И?
Долгая тишина, в течение которой я обдумываю, как лучше порезать бритвой вены на запястьях.
– Ты определенно писатель.
Я? Писатель? Я представляю, как бегаю по комнате, прыгаю и кричу: «Я писатель, я писатель!»
– И у тебя есть талант.
– Ах. – В экстазе я падаю на кровать.
– Но…
Я сажусь назад, со злостью сжимая трубку.
– У тебя действительно неплохо получилось. Это история о девушке, которая живет на стоянке автоприцепов в Кей-Уэсте во Флориде и работает в «Дайри Куин»… Ты когда-нибудь была в Кей-Уэсте?
– Вообще-то да. Несколько раз, – гордо говорю я.
– Ты жила в прицепе? Работала в «Дайри Куин»?
– Нет. Но почему я не могу притвориться, что да.
У тебя очень богатое воображение, – говорит Джордж. – Но я знаю кое-что об этих летних школах. Они ищут что-то, в чем чувствовались бы личный опыт и аутентичность.
– Не понимаю, – говорю я.
– Ты знаешь, сколько им присылают историй о детях, которые умирают? И все это звучит неправдоподобно. Ты должна писать о том, что ты знаешь.
– Но я ничего не знаю!
– Уверен, что знаешь. И если тебе ничего не приходит в голову, просто подумай и найди.
Моя радость рассеялась, как утренний туман.
– Кэрри? – Себастьян стучит в дверь.
– Я могу перезвонить тебе завтра? – быстро спрашиваю я, прикрывая рукой микрофон. – Я должна идти на вечеринку для команды по плаванию.
– Я позвоню тебе. И мы вместе придумаем план твоего рассказа, хорошо?
– Конечно. – Я кладу трубку и хватаюсь за голову от безысходности. Моя карьера писателя окончена. Закончилась, не успев начаться.
– Кэрри, – с другой стороны двери раздается громкий и недовольный голос Себастьяна.
– Готова, – говорю я и открываю дверь.
– Кто это был?
– Кое-кто из Брауна.
– Ты собираешься туда поступать?
– Я думаю, что да. – Я чувствую, как будто меня душит толстая зеленая слизь. – А что ты думаешь насчет колледжа?
Странно, что я не спрашивала его об этом раньше.
– Я собираюсь один год отдохнуть, – говорит он. – Прошлой ночью я посмотрел на количество заданий, которые мне нужно сделать и отправить вместе с заявкой в Дьюк, и понял, что не хочу делать этого. Я не хочу быть частью этой системы. Это, вероятно, шокирует тебя?
– Нет. Это твоя жизнь.
Ну да, а что ты думаешь по поводу того, чтобы встречаться с бездельником?
– Ты не бездельник. Ты умный, очень умный.
– Я самый обычный человек, – говорит он. И в следующую секунду меняет тему: – Нам нужно идти на эту вечеринку?
– Да, – настаиваю я. – Лали проводит ее каждый год. Если нас там не будет, она сильно обидится.
– Ты босс, – говорит он. Я иду за ним из дома, тоже желая, чтобы мы не пошли на эту вечеринку.
«Пиши о том, что ты знаешь» – это лучшее, что Джордж мог мне посоветовать? Клише? Черт его побери. Черт побери все на свете. Почему все так сложно?
– Если бы это было так просто, то все бы поступали в хорошие университеты, – говорит Питер, выступая перед маленькой группой детей, которые толпятся около дивана. Питер только что узнал, что его досрочно приняли в Гарвард. – Биоинженерия – это надежда будущего, – продолжает он, когда я хожу вокруг в поисках Мэгги. Я нахожу ее сидящей в углу вместе с Мышью. Мышь выглядит так, словно ее здесь держат в заложниках.
– Честно, Мэгги, – говорит она. – Питеру так повезло. Мы же всегда радуемся, когда кто-нибудь из Каслбери поступает в Гарвард.
– Это не имеет к нам никакого отношения, – считает Мэгги.
Не могу поверить, что Питера приняли в Гарвард, – говорит Лали, останавливаясь по пути на кухню. – Разве это не прекрасно?
– Нет, – отрезает Мэгги.
Все очень рады за Питера – все, похоже, кроме Мэгги. Я могу понять охватившее ее отчаяние. Мэгги – одна из миллиона подростков, которые не имеют представления, что дальше делать со своей жизнью, как Себастьян или как Лали. А когда близкий тебе человек точно знает, что его ждет в будущем, то ты начинаешь еще сильнее переживать из-за своей нерешительности.
– Гарвард всего в полутора часах езды, – успокаивающе говорю я, пытаясь отвлечь Мэгги от того, что ее на самом деле беспокоит.
– Не важно, насколько он близко или далеко, – печально говорит она. – Гарвард – это не просто какой-то старый колледж. Если ты идешь в Гарвард, то становишься одним из тех, кто закончил Гарвард, и до конца твоих дней люди будут говорить о тебе: «Он учился в Гарварде»…
Может, это потому, что я никогда не поступлю в Гарвард и завидую, но я ненавижу все эти аристократические разговоры. Человек не должен определяться тем, какой институт он закончил. Хотя, похоже, в жизни все иначе.
– И если Питер потом всегда будет парнем, который «учился в Гарварде», – продолжает Мэгги, – то я всегда буду девушкой, которая нигде не училась.
Мы с Мышью обмениваемся взглядами.
– Если ты не против, я сбегаю за пивом, – говорит мне Мышь.
– Вот Мышь собирается в Йель, – говорит Мэгги, провожая Мышь взглядом. – Она будет девушкой, которая «училась в Йеле». Иногда я думаю, что Мышь и Питер должны встречаться. Они бы идеально подошли друг другу. – В ее голосе слышится неожиданная обида.
– У Мыши есть парень, – мягко говорю я. – Припоминаешь?
– Точно, – вспоминает она. – Но мы его никогда не видели.
Она отмахивается от меня, у нее нарушена координация, и я понимаю, что она пьяна.
– Давай прогуляемся.
– На улице холодно, – протестует Мэгги.
– В самый раз для нас.
Выходя на улицу, мы проходим мимо Себастьяна и Лали: Лали привлекла его к работе – доставать мини хот-доги из духовки и класть их на тарелку.
– Мы скоро будем! – кричу им я.
– Хорошо. – Лали едва смотрит в нашу сторону. Она что-то говорит Себастьяну, и он смеется. На какую-то секунду я чувствую себя неспокойно. Затем я пытаюсь увидеть и светлую сторону происходящего: по крайней мере, мой парень и моя лучшая подруга неплохо ладят друг с другом.
Когда мы выходим, Мэгги хватает меня за руки и шепчет:
– Как далеко ты можешь зайти, чтобы получить то, что ты хочешь?
– Что? – спрашиваю я. На улице холодно, наше дыхание превращается и пар, который напоминает мне летние облака.
– Что, если тебе очень сильно чего-то хочется, но ты не знаешь, как это получить, или знаешь, но ты не уверена, что так стоит поступать. Как далеко ты зайдешь?
Сначала мне кажется, что она говорит о Лали и Себастьяне, но затем я понимаю, что речь о Питере.
– Давай пойдем в коровник, – предлагаю я. – Там теплее.
В старом коровнике за домом Кэндеси держат несколько коров, больше для антуража, чем с практичной целью. Наверху есть чердак, где хранится сено, мы с Лали сотни раз туда залезали, чтобы поделиться секретами. На чердаке тепло и вкусно пахнет. Я залезаю на стог сена.
– Мэгги, что происходит? – спрашиваю я, задумываясь, сколько раз за последние три месяца я задавала ей этот вопрос. Похоже, я начинаю повторяться. Она достает пачку сигарет.
– Здесь нельзя курить, – говорю я, – иначе мы все спалим.
– Тогда давай отсюда выбираться.
– На улице холодно. И ты не можешь курить каждый раз, когда тебе плохо, Мэгз. Ты становишься зависимой.
– И что? – зло смотрит на меня Мэгги.
– Что ты имела в виду, когда спрашивала, как далеко тебе стоит зайти? – спрашиваю я. – Не думаешь же ты… о!.. ты принимаешь противозачаточные?
– Конечно. – Она смотрит в сторону. – Когда вспоминаю о них.
– Мэгз. – Я пододвигаюсь к ней поближе. – Ты сошла с ума?
– Нет, не думаю.
Я откидываюсь назад в сено, собирая воедино все, что я знаю. Я смотрю в полоток, который природа украсила паутиной. Природа и инстинкт против нравственности и логики. Вот как мой отец поставил бы вопрос.
– Мэгз, – начинаю я. – Я знаю, что ты переживаешь, что можешь потерять его. Но то, о чем ты думаешь, это не способ удержать его.
– Почему нет? – упрямо спрашивает она.
– Потому что это неправильно. Ты же не хочешь стать девушкой, которая заставит парня остаться с ней только потому, что она беременна.
– Женщины все время так поступают.
– Но это не означает, что так нужно делать.
– Моя мама так сделала, – говорит она. – Предполагается, что никто этого не знает. Но я посчитала, и получается, что моя старшая сестра родилась через шесть месяцев после того, как родители поженились.
– Это было давно. Тогда даже не существовало противозачаточных.
– Возможно, было бы лучше, если бы их до сих пор не изобрели.
– Мэгги, что ты говоришь? Ты же не хочешь родить ребенка в восемнадцать лет? Дети – это сплошная проблема. Все, что они делают, – это едят и какают. Ты хочешь менять пеленки, в то время как все остальные будут веселиться? А как же Питер? Это может разрушить всю его жизнь.
– Мне наплевать, – говорит она и начинает плакать.
Я беру ее лицо в руки и внимательно смотрю на нее:
– Ты ведь еще не беременна?
– Нет! – резко отвечает она.
– Да ладно, Мэгз. Ты же даже кукол не любишь.
– Знаю, – говорит она, вытирая глаза.
– И Питер без ума от тебя. Возможно, он и собирается в Гарвард, но он же не бросает тебя, и ты будешь знать, где он.
– Я не поеду в Бостонский университет, – вдруг говорит она. – Вчера я получила от них письмо с отказом, в то же время, когда Питера пригласили в Гарвард.
– О, Мэгз!
– Скоро все разъедутся… Ты, Мышь, Уолт…
– Ты поступишь куда-нибудь еще, – пытаюсь убедить ее я.
– А что, если нет?
Хороший вопрос. И до сегодняшнего момента я никогда так прямо не сталкивалась с этой проблемой: что, если вдруг все пойдет не так, как ты рассчитываешь? Нельзя же просто сидеть здесь и ждать неизвестно чего.
– Я скучаю по Уолту, – говорит она.
– Я тоже, – поддакиваю я, подтягивая колени к груди. – Кстати, а где он?
– Хороший вопрос. Я его уже три недели не видела. Это так на него не похоже.
– Ага, – соглашаюсь я, думая о том, насколько циничным Уолт был раньше. – Давай пойдем позвоним ему.
Мы возвращаемся в дом – вечеринка в самом разгаре. Себастьян танцует с Лали, что немного меня раздражает, но у меня есть более важные проблемы, чем моя лучшая подруга и мой парень. Я снимаю телефонную трубку и набираю номер Уолта.
– Алло? – отвечает его мать.
– Уолт дома? – спрашиваю я, пытаясь перекричать музыку.
– А кто это? – подозрительно спрашивает она.
– Кэрри Брэдшоу.
– Его нет, Кэрри.
– А вы не знаете, где он?
– Он сказал, что встречается с тобой, – быстро говорит она и кладет трубку.
Странно, думаю я, качая головой. Определенно странно. Тем временем Мэгги уже в центре внимания: она залезла на диван и исполняет стриптиз. Все свистят и хлопают, кроме Питера, который притворяется, что ему нравится, но на самом деле, я знаю, он чувствует унижение. Я не могу позволить Мэгги тонуть в одиночку, по крайней мере, не в таком состоянии, в каком она сейчас находится. Я снимаю ботинки и залезаю к ней на диван.
Да, я знаю, что никого не интересует стриптиз в моем исполнении, но люди привыкли, что я всегда выставляю себя на посмешище. На мне дешевая, расшитая бисером юбка, которую я купила в дисконтном магазине, и белые хлопковые колготы. Их я и начинаю медленно стягивать со ступней. Через несколько секунд к нам присоединяется Лали, лаская себя руками вверх и вниз, она отпихивает нас с Мэгги локтями в стороны. Потеряв баланс, мы падаем на пол и начинаем истерически смеяться.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Питер, наклоняясь к Мэгги.
– Прекрасно, – хихикает она. И это действительно так, по крайней мере, сейчас, когда Питер рядом с ней.