Текст книги "Дневники Кэрри"

Автор книги: Кэндес Бушнелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Клики создаются, чтобы их разрушать

– Что ты думаешь по этому поводу? – спрашиваю я у Мыши, постукивая по столу ручкой.

– Критиковать Донну ЛаДонну в первой же статье, написанной для «Мускатного ореха»? Рискованно, Брэдли. Особенно если учесть, что ты не знаешь ее точку зрения.

– Даже и пытаться нет смысла, – отвечаю я.

Это не совсем верно. Я не спускала с нее глаз, это правда, но и встречаться с ней лицом к лицу в мои планы не входило. На самом деле я три раза ездила к ее дому. Ее семья живет в большом, новом и поразительно уродливом доме на холме. У дома две колонны, одна стена из кирпича, вторая отделана итальянской штукатуркой, а две другие – деревом, так что возникает впечатление, что тот, кто работал над архитектурным проектом, просто не мог определить, чего он хочет, и, отчаявшись, решил сделать сразу все. Отношение Донны ЛаДонны к мужчинам можно охарактеризовать подобным же образом, так мне кажется.

Я подъезжала к дому три раза, и дважды он был пуст, но в третий раз я видела Тимми Брюстера, который выходил из дома в сопровождении Донны. Прежде чем сесть в машину, Тимми сделал в ее сторону выпад, как будто пытался поцеловать, но она оттолкнула его с притворным гневом и рассмеялась. Тимми еще сидел в заведенном автомобиле, когда на подъездную дорожку въехала другая машина – голубой «Мерседес», и из него вышел очень симпатичный высокий парень, он прошел мимо Брюстера прямиком к Донне и обнял ее за талию, после чего они, даже не оглянувшись, проследовали в дом.

Да, если говорить об отношениях с парнями, Донна придерживается своеобразных принципов.

И вот теперь между Мышью и мной происходит такой разговор.

– Почему бы не начать с менее спорной темы, чем Донна ЛаДонна? Не стоит ли для начала приучить людей к мысли, что ты теперь один из авторов «Мускатного ореха»?

– Если не о Донне, о чем мне тогда вообще писать? – жалуюсь я.

Я кладу ноги на стол и откидываюсь в кресле.

– У Донны есть одно замечательное качество – ее все боятся. Скажи мне, что еще есть такого в старших классах, от чего бы страдали все сразу?

– Клики.

– Клики? Да мы не принадлежим ни к какой клике.

– Ну это как посмотреть. На протяжении последних десяти лет мы общаемся практически с одними и теми же людьми, поэтому можно сказать, что принадлежим.

– Я всегда считала, что мы – противники всяческих клик.

– Разве нельзя сказать, что противники клик образуют свою клику? – спрашивает меня Мышь.

Лежа в кресле, я некоторое время размышляю, потом соглашаюсь:

– Да, возможно, это неплохой сюжет.

От того, что я лежу практически параллельно столу, ноги соскальзывают, и я падаю на пол, сбивая со стола несколько книг. Оказавшись на полу, с креслом, лежащим на голове, я осторожно выглядываю из-под сиденья и вижу, как ко мне склоняется малышка Гейл.

Кто-то должен рассказать девочке правду о «Клерасил».

– Кэрри? – спрашивает она в изумлении. – С тобой все в порядке?

Диковато оглядываясь по сторонам, Она собирает с пола упавшие книги.

– Лучше тебе подняться прежде, чем сюда придет библиотекарша. Если она застанет тебя в таком положении, она нас выгонит.

Мышь разражается смехом.

– Я не понимаю, – говорит Гейл, прижимая к себе стопку книг. Глаза ее наполняются слезами.

– Дорогая, – говорю я. – Мы не издеваемся над тобой. Просто мы – взрослые. Нам плевать, выгонит нас библиотекарша или нет.

– Если она попытается, мы ей сами такого зададим, – добавляет Мышь.

Мы смотрим друг на друга и тихо смеемся.

– А, ну да.

Гейл нервно закусывает губу. Я придвигаю для нее стул и предлагаю сесть рядом.

– Присядь.

– Зачем?

– Это Роберта Кастеллс, – говорю я, и Гейл боязливо присаживается. – Известная также под именем Могучая Мышь. Или просто Мышь.

– Привет, – говорит Гейл застенчиво. – Я о тебе много слышала. Ты – легенда. Говорят, ты самая умная в школе. Жаль, что я не такая. Не самая умная. Да и самой красивой я никогда не буду.

Две Джен входят в библиотеку, принюхиваясь, словно гончие, замечают нас и садятся за стол неподалеку.

– Видишь девочек, – киваю я в сторону вновь прибывших. – Как ты считаешь, они красивые?

– Две Джен? Они прекрасны.

– Сейчас, да, – говорю я. – Но через пару лет…

– Через пару лет они будут выглядеть очень и очень старыми. Они будут выглядеть лет на сорок, – подхватывает Мышь.

Малышка Гейл прикрывает рот рукой.

– Почему? Что с ними случится?

– Они достигли наивысшей точки жизни к старшим классам, – объясняю я.

– Что?

– Верно, – соглашается Мышь и одобрительно кивает. – А после старших классов все начнет катиться под гору. Дети. Мужья-обманщики. Бесперспективная работа. Плохо, когда расцвет приходится на старшие классы. Жизнь потом оказывается сплошной катастрофой.

– Я никогда об этом не думала, – говорит Гейл и смотрит на двух Джен так, словно они – уродливые пришельцы с другой планеты.

– Кстати, – говорю я. – Что тебя больше всего раздражает в старших классах?

– Хм… Еда?

– Нет, это несерьезно. Столовые навевают уныние, это правда, но… И не Донна ЛаДонна, верно?

– Я думаю, речь идет о кликах.

– О кликах, – киваю я и смотрю на Мышь, приподняв бровь. – Почему?

– Потому что из-за них невозможно чувствовать себя в безопасности. Ты можешь понять, что не принадлежишь к определенному кругу, потому что эти люди с тобой не разговаривают. Или, наоборот, ты принадлежишь к клике, и тогда все происходит, как в «Повелителе мух». Никогда не знаешь, за кем сегодня охотятся.

Она снова прикрывает ладонью рот.

– Я слишком много говорю?

– Нет-нет, продолжай.

Я открываю блокнот, нахожу чистый лист и принимаюсь записывать.

– Ну что ж, работа над материалом, который я готовлю для «Мускатного ореха», идет неплохо, – говорю я, вынимая из плиты противень с печеньем, посыпанным шоколадной стружкой. Себастьян переворачивает страницу журнала «Тайм».

– Прости, забыл, о чем статья?

Я говорила ему об этом, по крайней мере, уже дюжину раз.

– О кликах. Я уже взяла интервью у десятка людей, и многие истории оказались довольно интересными.

– Гм, – говорит Себастьян, определенно не испытывая большого интереса. Не обращая внимания на его реакцию, я продолжаю рассказывать.

– Уолт сказал, что клики дают возможность чувствовать себя защищенным, но могут затормозить развитие личности. Что ты думаешь по этому поводу?

– Что я думаю? – переспрашивает Себастьян, не отрываясь от журнала. – Я думаю, что у Уолта есть проблемы.

– Какие проблемы?

– Тебе это действительно интересно? Себастьян смотрит на меня поверх очков для чтения, напоминающих формой классическую модель от «Рей Бэн». Всякий раз, когда он их надевает, сердце мое тает. У него есть недостаток. Плохое зрение. Это так чертовски мило.

– Да, конечно.

– Поверь, тебе о них лучше не знать, – резюмирует Себастьян и возвращается к чтению журнала.

Я аккуратно снимаю с противня теплое печенье и перекладываю на блюдо. Затем ставлю блюдо перед Себастьяном и сажусь напротив. Он рассеянно берет в руки печенье и откусывает кусок.

– О чем ты читаешь? – спрашиваю я.

– Об экономическом кризисе, – отвечает Себастьян, перелистывая страницу. – Нет смысла сейчас искать работу, это обречено на провал. Да и в колледж, похоже, ходить бесполезно. Вероятно, нам предопределено прожить остаток жизни в подвале дома родителей.

Я неожиданно хватаю его за руку:

– Что ты знаешь об Уолте?

– Я видел его, – пожимает плечами Себастьян.

– Где?

В одном месте, которого ты не знаешь, и знать тебе о нем не нужно.

Интересно, о чем это он?

– Что за место?

Себастьян снимает очки:

– Забудь об этом. Мне скучно, поехали в торговый центр.

– Зато мне не скучно. Я хочу узнать про Уолта.

– Я не хочу об этом говорить.

– Хм.

Я беру печенье, отламываю половину и кладу в рот.

– Я не могу ехать в торговый центр. Мне нужно работать над материалом.

Себастьян выглядит озадаченным.

– Для «Мускатного ореха».

– Делай, как считаешь нужным. Но я не буду сидеть и дожидаться, пока ты допишешь.

– Но я хочу сделать хороший материал.

– Отлично, – отвечает Себастьян. – Увидимся позже.

– Подожди! – кричу я, хватаю пальто и устремляюсь за ним.

Он обнимает меня за талию, и мы идем забавной походкой, которую изобрели однажды ночью в «Эмеральд». Дурачась, мы подходим к машине.

Когда мы отъезжаем от дома и выруливаем на улицу, я оборачиваюсь, и меня охватывает чувство вины. Я не должна уезжать. Мне нужно сидеть дома и работать. Как я могу стать писательницей, если не обладаю дисциплиной?

Но у Лали новая работа в торговом центре. Теперь она работает в магазине «Гип» и по большей части предоставлена самой себе. Себастьян наверняка захочет зайти повидаться с ней, и, когда они начнут говорить, про меня совершенно забудут. Мне неприятно думать, что я не могу доверять Себастьяну и Лали, но уж слишком они сдружились за последнее время. Каждый раз, когда я вижу, как они обмениваются шутками или по-приятельски хлопают друг друга по рукам, у меня появляется нехорошее предчувствие. Это как слушать тиканье часов, в котором интервалы между звуками постепенно увеличиваются. Все реже и реже, а потом раз – и тишина.

На сцене, лицом к публике, стоит Синтия Вианде и держит в поднятой руке номер «Мускатного ореха».

– На этой неделе в номере опубликована статья Кэрри Брэдшоу о кликах.

Раздаются умеренные аплодисменты, все встают.

– Ты написала хорошую статью, Брэдли. Отличная работа, – говорит Мышь, подбегая ко мне.

– Нам не терпится ее прочесть, – говорят немногочисленные ученики, проходя мимо и скашивая глаза в мою сторону.

– Рада, что все это закончилось? – спрашивает Себастьян, подмигивая Мыши.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– Я имею в виду историю с «Мускатным орехом», – поясняет Себастьян, а затем обращается к Мыши:

– Она тебя тоже доставала бесконечными вопросами с видом заправского репортера?

Мышь смотрит на него с удивлением:

– Нет.

Я вспыхиваю от смущения.

– Ну ладно. Главное, дело сделано, – говорит Себастьян и улыбается.

Мышь многозначительно смотрит на меня, я в ответ посылаю ей взгляд, призванный сказать: «Мужчины, что с них взять?»

– Да вот же она! – кричит Мэгги. – Вот она, наша звезда.

– Ой, прекрати, Мэгвич. Это же просто заурядная статья для «Мускатного ореха».

Тем не менее я польщена. Сажусь рядом с ней за стол для пикников, который стоит в нашем амбаре. Земля совсем замерзла, и в воздухе чувствуются холод и сырость, и так будет продолжаться еще много месяцев. Будет то немного теплее, то холоднее. На мне вязаная шапочка в виде длинного колпака с помпоном. Мэгги делает вид, что зимы не существует, поэтому не носит ни шапок, ни перчаток, разве что во время лыжных прогулок. Она курит одну сигарету на двоих с Питером и потирает руки в перерывах между затяжками. На Лали надеты мужские ботинки, такие носят строители. Вероятно, последний писк моды.

Лали просит у Мэгги затянуться, что странно, ведь курит она редко.

– Статья отличная, – скупо хвалит меня Питер.

– Все, что делает Кэрри, хорошо, – говорит Лали. Из ноздрей она выпускает завитки дыма. – Правда? Кэрри всегда будет сопутствовать успех.

Я не могу понять, она что, специально старается меня задеть? Или просто говорит в своем обычном стиле? Не могу определить. Смотрит она на меня с вызовом, словно специально хочет, чтобы я поломала голову над этим вопросом.

– Мне не всегда сопутствует успех, – оправдываюсь я, вынимая сигарету из пачки, которая принадлежит матери Мэгги. Она как раз оставила очередную попытку бросить курить.

– На самом деле обычно у меня ничего не получается, – говорю я, стараясь перевести разговор в шутку. Затем прикуриваю, делаю затяжку, задерживаю дым во рту и выпускаю несколько красивых, ровных колец. – Иногда мне везет.

– Да ладно тебе. – Мэгги нетерпеливо перебивает меня, давая понять, что я напрасно принижаю свои достижения. – Ты пишешь для «Мускатного ореха», у тебя, кажется, четыре награды за прыжки с вышки, и ты увела Себастьяна у Донны ЛаДонны. По мне, так у тебя все есть.

На какое-то время воцаряется неловкое молчание.

– Ну, не знаю, – прерывает его Мышь. – Кто-нибудь может сказать, что у нее все есть?

– Ты можешь, – отвечает Мэгги. – Ты и Питер.

– И Лали, – добавляю я. – И ты, Мэгги. Кстати, я Себастьяна у Донны не уводила. Он говорит, что не встречался с ней. Да если бы даже и встречался, она мне не подруга. Я ей ничего не должна.

– Ты ей об этом скажи, – ухмыляется Лали и давит окурок сигареты ботинком.

– Да кому есть дело до Донны ЛаДонны? – громко вопрошает Мэгги и смотрит на Питера. – Она меня достала уже. Слышать о ней больше не хочу.

– Я тоже, – говорит Питер неохотно.

– Ну да, – соглашаюсь я.

Питер смотрит в сторону, гасит сигарету и поворачивается ко мне.

– Ты знаешь, что Смидженс хочет, чтобы ты написала еще одну статью для газеты?

– Да? Здорово.

– О чем будешь писать? – спрашивает Лали. Она вынимает из пачки новую сигарету, смотрит на нее, затем кладет за ухо.

– Ну, придется подумать, – отвечаю я, пытаясь понять, отчего Лали сегодня такая странная.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Пе-р-р-ремены

– Мэгги, это неправильно, – шепчу я раздраженно.

Уроки только что закончились, мы с Мэгги и Мышью прячемся в «Кадиллаке» Мэгги.

– Ладно, бог с ним. А вот что с Лали? – спрашивает Мышь, меняя тему. – Она не показалась тебе странной, когда мы утром сидели в амбаре?

– Она ревнует, – говорит Мэгги.

– Я тоже так думаю, – соглашается Мышь.

– Она все время ревнует, – добавляет Мэгз.

– Нет, неправда, – возражаю я. – Лали просто амбициозна, а люди неправильно ее понимают.

– Ну, не знаю, Брэдли, – говорит Мышь. – На твоем месте я бы поостереглась.

– Так, вот он. Все пригнулись! – командует Мэгги, и мы прячемся за сиденьями.

– Это неправильно, – бормочу я.

– Ты же хочешь быть писательницей, – отвечает Мэгги. – Тебе нужно все знать.

– Да, правильно, но не таким же способом. Почему бы не спросить его прямо?

– Потому что он нам не расскажет, – возражает Мэгги.

– Мышь? Твое мнение?

– Мне все равно. Я просто хочу прокатиться, – отвечает Мышь с заднего сиденья.

Она высовывает голову из-за спинки и смотрит через заднее стекло.

– Он в машине! Выезжает со стоянки! Быстрее, а то потеряем его.

Да уж, думаю я, сразу видно, что Мыши все равно.

Мэгги быстро распрямляется, включает передачу и нажимает на газ. Мы едем не в ту сторону, и, заехав в тупик, Мэгги перебирается через бордюр.

– Боже мой! – восклицает Мышь, цепляясь за спинку переднего сиденья, когда мы резко поворачиваем налево. Через несколько секунд от оранжевого хэтчбэка Уолта нас отделяют две машины.

– Отличная конспирация, Мэгз, – замечаю я сухо.

– Уолт не заметит, – между делом отвечает Мэгги. – Он никого не видит, когда сидит за рулем.

Бедный Уолт. Зачем я вообще участвую в этой глупой затее? Мэгги так легко удалось уговорить меня проследить за Уолтом, Помню, когда мы спорили о вреде противозачаточных таблеток, она так же легко переубедила меня. Яне умею говорить людям «нет». Никому не могу отказать, будь то Мэгги, Себастьян или даже Лали. Теперь вот Лали взяла билеты на «Ацтек Ту-Степ», и мы все обязаны пойти на концерт в первый уик-энд после рождественских каникул. Правда, это будет через несколько недель, а сейчас я должна признать, что мне до смерти интересно, куда Уолт ездит тайком после школы.

– Спорим, у него новая подружка, – говорит Мэгги. – И наверняка она старше его. Как миссис Робинсон. Наверное, это чья-нибудь мама. Вот почему он так старательно заметает следы.

– А может, он просто изучает что-нибудь, – продолжает Мэгги, глядя на меня. – Ну ты знаешь, Уолт – умный парень. Школьные задания для него ничто. Даже если он говорит, что занимается, на самом деле он делает что-то другое. Например, читает про ночные горшки восемнадцатого века.

– А что, Уолт увлекается антиквариатом? – спрашивает Мышь удивленно.

– Он об этом знает все, – гордо отвечает Мэгги. – У нас был план: мы собирались переехать в Вермонт, чтобы Уолт открыл там антикварный магазин, а я разводила овец, сучила шерсть и вязала из нее свитеры.

– Да уж… Весьма эксцентрично, – говорит Мышь, поймав мой взгляд.

– Еще я собиралась выращивать овощи, – добавляет Мэгги. – И продавать их летом с лотка на фермерских ярмарках. Мы собирались стать вегетарианцами.

И что случилось с этим планом, думаю я, пока мы преследуем Уолта в городе.

Уолт проехал мимо торгового центра и продолжает двигаться по главной улице. Возле одного из двух светофоров в городе он поворачивает налево и направляется к реке.

– Так и знала, – говорит Мэгги, сжимая руль. – У него тайное свидание.

– В лесу? – спрашивает Мышь насмешливо. – Здесь нет ничего, кроме деревьев и пустых полей.

– Может быть, он случайно убил кого-нибудь. Убил и похоронил в лесу, а теперь возвращается на это место, чтобы убедиться, что труп покоится в земле.

Я зажигаю сигарету и откидываюсь на спинку, гадая, как далеко может зайти наше преследование.

Вместо того чтобы свернуть на проселочную дорогу, ведущую к реке, Уолт снова резко поворачивает и проезжает под путепроводом, по которому проходит шоссе.

– Он едет в Ист-Хартфорд, – провозглашает Мэгги, словно это совершенно очевидно.

– А что находится в Ист-Хартфорде? – спрашивает Мышь.

– Там есть знакомый доктор.

– Кэрри! – восклицает Мэгги.

– Может быть, он устроился на работу медбратом? – говорю я, прикидываясь дурочкой.

– Кэрри, ты не могла бы помолчать? – отрезает Мэгги. – Это серьезно.

Почему бы ему не устроиться медбратом? Эта профессия будет очень респектабельной в ближайшие десять лет.

– Женщины станут врачами, а мужчины – медбратьями, – резюмирует Мышь.

– Не хотела бы я, чтобы за мной ухаживал медбрат, – говорит Мэгги, поеживаясь. – Я бы возражала, если бы мужчина, которого я не знаю, дотрагивался до моего тела.

– А как насчет случайной связи? – подшучиваю я. – Представь, ты едешь куда-нибудь и встречаешь парня. Вам кажется, что вы без ума друг от друга. И спустя всего три часа после знакомства вы предаетесь любви?

– Я без ума от Питера, ясно?

– Это не важно, – говорит Мышь. – Согласись, если ты общаешься с человеком на протяжении трех часов, можно сказать, что ты знаешь его, правда?

– Это что-то вроде «потрахались и разбежались», как сказала Эрика Джонг в «Страхе полета».

– Пожалуйста, не произноси при мне слово «трахаться», ненавижу, его. Лучше уж «заниматься любовью», – говорит Мэгги.

– А в чем разница между «трахаться» и… «заниматься любовью»? Мне кажется, смысл один и тот же, – спрашиваю я.

– «Трахаться» – это синоним «полового сношения», вроде бы так. А «заниматься любовью» – это половое сношение и все остальное, вместе взятое, – говорит Мышь. – Поверить не могу, что вы с Себастьяном до сих пор не занимались сексом, – заявляет Мэгги.

– Ну…

Мэгги оборачивается и смотрит на Мышь с недоверием, так что мы чуть не съезжаем с дороги. Справившись с управлением, Мэгги продолжает:

– Ты все еще девственница.

Она говорит это таким тоном, словно это преступление.

– Я никогда не думаю о себе, как о «девственнице». Мне больше нравится термин «сексуально нераскрытая». Как-то так. Как будто я еще не закончила курс.

– Но почему? – спрашивает Мэгги. – В этом нет ничего сложного. Пока ты это не сделала, кажется, что это серьезное событие. А после думаешь: «Боже, и зачем я гак долго ждала?»

– Слушай, Мэгги, у каждого свое расписание. Может, Кэрри еще не готова, – поддерживает меня Мышь.

– Да я просто хочу сказать, что если ты не сделаешь это с Себастьяном в ближайшем будущем, то сделает кто-нибудь другой, – зловеще пророчествует Мэгги.

– Если это будет так, значит, Себастьян не тот парень, с которым она должна быть, – возражает Мышь.

– Да я, кстати, думаю, «кто-нибудь» с ним уже это делал, – усмехаюсь я. – Мы с ним только два месяца встречаемся, ладно вам.

– Я с Питером только два дня встречалась, прежде чем мы сделали это, – говорит Мэгги. – Конечно, у нас были особые обстоятельства. – Питер был много лет влюблен в меня.

– Мэгги, по поводу Питера… – начинает Мышь.

Мне хочется предупредить ее, что сейчас, возможно, не лучший момент резать правду матку по поводу Питера, но уже поздно.

– Мне кажется, для него «старшие классы» и «колледж» – совершенно разные категории. Когда он уедет в Гарвард, Каслбери останется позади, иначе просто быть не может. Или успеха ему не добиться.

– Это почему же? – спрашивает Мэгги язвительно.

– Мэгз, – встреваю я, глядя на Мышь. – Она не имеет в виду тебя, само собой. Мышь говорит, что ему придется много заниматься, и времени на романтические отношения останется меньше. Для всех скоро наступят перемены. Так, Мышь?

– Лично я меняться не собираюсь, – упрямо заявляет Мэгги. – Мне все равно, что там будет дальше, я останусь собой. Я думаю, именно так должны вести себя люди. Это порядочно.

– Правильно, – соглашаюсь я. – Неважно, что нас ждет впереди. Мы должны поклясться, что останемся собой в любые времена.

– У меня есть выбор? – спрашивает Мышь сухо.

– Где мы находимся? – интересуюсь я, оглядываясь.

– Хороший вопрос, – бормочет Мышь себе поднос.

Мы едем по разбитой асфальтовой дороге, которая, похоже, ведет в никуда.

По обеим сторонам тянутся поля, покрытые валунами, изредка попадаются жалкие домишки. Мы проезжаем автосервис, затем желтое строение, на котором висит вывеска, говорящая о том, что здесь расположена мастерская по ремонту кукол, больших и маленьких. Едущий впереди Уолт внезапно сворачивает в небольшой проезд, идущий вдоль белого здания заводского типа.

В здании единственная большая металлическая дверь, окна затемнены. Выглядит оно заброшенным.

– Что это за место? – спрашивает Мэгги, пока мы медленно катимся вдоль здания.

Мышь откидывается на спинку и скрещивает руки.

– Не похоже, чтобы, тут было что-нибудь хорошее, это уж точно.

Мы проезжаем немного дальше, пока Мэгги ищет, где можно развернуться.

– Место, о котором тебе знать не нужно, – произношу я громко фразу Себастьяна, которая мне вспомнилась.

– Что? – спрашивает Мэгги.

– Ничего, – быстро отвечаю я, обменявшись с Мышью взглядами. Мышь похлопывает Мэгги по плечу.

– Мне калюется, пора ехать домой. Не думаю, что тебе здесь понравится.

– Что понравится? – Спрашивает Мэгги. – Это просто здание. А наш долг, как друзей, узнать, что задумал Уолт.

– Не стоит, – пожимает плечами Мышь. Мэгги игнорирует ее, объезжая здание с торца, где мы обнаруживаем скрытую стоянку, которую не видно с дороги. На ней стоят несколько автомобилей, включая хэтчбэк Уолта.

Незаметная дверь с задней стороны здания украшена неоновыми знаками, из которых можно понять, что здесь к вашим услугам «видео», «игрушки» и, словно вышеупомянутого недостаточно, еще и пип-шоу.

– Я чего-то не понимаю, – говорит Мэгги, таращась на яркие фиолетовые и голубые знаки. – Здесь торгуют порнографией.

– Мэгги, тебе не стоит туда ходить, – снова пытается отговорить ее Мышь.

– Да почему? – спрашивает Мэгги. – Думаешь, я этого не вынесу?

– Нет, я этого не вынесу, – говорю я, испытывая сочувствие к Мэгги. – И там внутри даже не мой бывший парень.

– А мне все равно, – заявляет Мэгги, останавливает машину возле помойки, хватает пачку сигарет и выходит из автомобиля. – Если вы, девочки, со мной пойдете, это будет хорошо. Если нет, оставайтесь в машине.

А вот, кажется, и начинаются перемены. Я высовываюсь в окно и обращаюсь к ней:

– Мэгз, ты не знаешь, что там.

– Я должна пойти и разузнать.

– Надеюсь, ты не собираешься встречаться с Уолтом лицом к лицу? Что он подумает, когда узнает, что ты шпионишь за ним?

Мэгги уходит. Мы с Мышью переглядываемся выходим из машины и идем за ней.

– Слушай, Мэгвич, это непорядок, вот так следить за кем-то. Особенно если он хранит свои поездки в секрете. Поехали отсюда.

– Нет!

– Хорошо, – говорю я, отступая, и показываю на контейнер с мусором: – Давай спрячемся за этой штукой, подождем несколько минут и, если ничего не произойдет, поедем домой.

Мэгги щурится на дверь:

– Хорошо.

Мы прячемся за мусорным контейнером. Мне холодно, приходится прижать руки к груди и начать подпрыгивать, чтобы согреться.

– Прекрати, – шипит на меня Мэгги. – Кто-то идет.

Я ныряю в кусты позади контейнера, залезаю поглубже и присаживаюсь на корточки. На стоянку, визжа шинами, влетает тюнингованный «Мустанг». Дверь открывается, из машины под оглушительные звуки «Блэк Саббат» выходит водитель. Это крупный мускулистый парень, и, пока он настороженно оглядывается, я узнаю его. Это Рэнди Сэндлер, защитник из нашей футбольной команды. Он старше нас на два года.

– Елки-палки, это Рэнди Сэндлер, – говорю я после того, как он заходит внутрь.

– Рэнди Сэндлер? – переспрашивает Мышь, они с Мэгги подползают ближе ко мне.

– Это я виновата, – говорит Мэгги. – Если бы я не перестала встречаться с Уолтом, ему не пришлось бы приезжать сюда в поисках секса. У него, наверное, яйца лопаются от желания.

– Яйца не могут лопнуть, это миф, – шепчу я громко. – Это одна из историй, которыми мужчины добиваются от женщин согласия заняться сексом.

– Не могу в это поверить, – стонет Мэгги. – Бедный Уолт.

– Тсс! – командует Мышь, так как в этот момент дверь распахивается. На пороге появляется Рэнди Сэндлер, но на этот раз он не один. За ним выходит Уолт. Видно, как он щурится от яркого света. Они перебрасываются парой фраз, смеются и вместе садятся в машину Рэнди.

Двигатель «Мустанга» пробуждается к жизни, но, прежде чем ребята уезжают, Рэнди наклоняется к Уолту и целует его в губы. В течение пары минут ребята целуются, после чего Уолт опускает солнцезащитный козырек, чтобы посмотреться в зеркало и поправить прическу. Онемев от неожиданности, мы сидим в кустах. Слышен только мерный рокот двигателя. Затем «Мустанг» срывается с места и уезжает. Мы, не шевелясь, продолжаем сидеть на корточках и прислушиваемся к удаляющемуся звуку, пока он окончательно не стихает.

– Да уж, – произносит Мэгги, вставая и к отряхиваясь. – Вот оно что.

– Слушай, – говорит ей Мышь нежно. – Знаешь что? Все к лучшему. Ты – с Питером, а Уолт – с Рэнди.

– Это как у Шекспира в комедии «Сон в летнюю ночь». Каждый оказывается с тем, с кем ему положено быть, – говорю я с надеждой.

– Угу, – отвечает Мэгги безучастно, направляясь к машине.

– Нельзя отрицать, что Рэнди – симпатичный парень. Он один из самых красивых парней в футбольной команде.

– Да, – поддерживаю я. – Представь, сколько девчонок сгорело бы от ревности, если бы узнали, что Рэнди…

– Гей? – неожиданно кричит Мэгги. – Что Рэнди и Уолт «голубые»? И что они не признаются в этом другим?

Мэгги в сердцах распахивает дверь.

– Прекрасно, просто прекрасно. Нет, вы представьте, какой-то парень влюблен в тебя на протяжении двух лет, а ему даже девочки не нравятся. Все это время он думает… – Мэгги делает паузу, переводит дыхание, а потом пронзительно кричит: – О другом парне!

– Мэгги, не принимай это близко к сердцу, – говорит Мышь.

– Как я могу не принимать близко к сердцу? Каким образом?

Мэгги заводит двигатель, потом глушит его и закрывает лицо руками.

– Мы собирались переехать в Вермонт. Открыть там антикварный магазин. И киоск с зеленью. Я ему верила. А он лгал все это время.

– Уверена, что не лгал, – говорит Мышь. – Он и не знал об этом, скорей всего. Потом, когда вы разорвали отношения…

– Он любил тебя, Мэгз. Он тебя действительно любил. Все об этом знают, говорю я.

– А теперь рее узнают, какая я дура. Представляете, какой идиоткой я себя сейчас чувствую? Как вы думаете, есть на свете кто-нибудь тупее меня?

– Мэгги, – говорю я, легонько похлопывая ее по руке. – Как ты могла об этом знать? Я имею в виду, сексуальная ориентация – вроде как личное дело каждого человека, так ведь?

– Только если это не затрагивает других людей.

– Уолт никогда бы не причинил тебе зла умышленно, – говорю я, стараясь урезонить подругу.

– Кроме того, Мэг. Это дело Уолта. К тебе это не имеет отношения.

Ух ты! Такой злости я еще никогда не видела на лице Мэгги.

– Да? – рычит она. – Не хочешь побыть на моем месте для разнообразия?

Сказав это, она ударяется в слезы.