Текст книги "Дневники Кэрри"

Автор книги: Кэндес Бушнелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Скользкие склоны

– Это лучшие дни нашей жизни, – говорю я траурным голосом.

– О, Кэрри, – говорит Джордж и пытается изобразить улыбку. – Как тебе в голову приходят такие сентиментальные мысли? Если ты проведешь исследование, то узнаешь, что половина взрослых ненавидит свои школьные годы и ни за что не хотела бы в них вернуться.

– Но я не хочу принадлежать к этой половине.

– Ты и не будешь, не беспокойся. Слишком уж ты жизнерадостная. И ты умеешь прощать, как никто другой.

– Знаешь, недавно я поняла, что люди иногда не могут поступать иначе, – говорю я, чувствуя его интерес. – То, что они делают, на самом деле не имеет к тебе отношения. Они, как бы это правильно объяснить, инстинктивно поступают так, как будет лучше для них, а о последствиях думают потом. Как-то так?

Джордж смеется, а я вдруг понимаю, что, как это не неприятно, но мое собственное поведение как нельзя лучше подпадает под это определение.

От порыва ветра с верхушек деревьев в наши лица летит мелкая снежная труха, заставляя меня поежиться.

– Тебе холодно? – спрашивает Джордж, проводит рукой по моему плечу и крепче прижимает меня к себе.

Вдыхая морозный воздух, я киваю. Глядя на снег, на сосны и милые бревенчатые домики, я пытаюсь представить, что мы где-то далеко-далеко, например в Швейцарии.

Мы с Мышью заставили Мэгги поклясться, что никогда, никому, включая Питера, не расскажем, что мы видели в тот день в Ист-Хартфорде, потому что это личное дело Уолта и только он вправе решать, с кем встречаться и кому об этом рассказывать. Однако у Мэгги был нервный срыв, так что ей пришлось пролежать два дня в постели, и в школу она не ходила. Когда на третий день Мэгги все-таки пришла на занятия, лицо у нее было опухшее, а глаза скрыты за темными очками. До конца недели она одевалась исключительно в черное. Мы с Мышью делали все, что в наших силах: кто-то из, нас всегда сопровождал Мэгги на переменах, и даже в столовой мы брали для нее еду, так что ей не приходилось стоять в очереди. Но все равно, глядя на нее, можно было подумать, что умерла любовь всей ее жизни. Это слегка раздражало. Если посмотреть на это дело с точки зрения логики, не произошло ничего из ряда вон выходящего: она встречалась с парнем в течение двух лет, потом они разорвали отношения, и каждый нашел себе кого-то другого. Какая разница, парень или девушка этот «кто-то другой»? Но Мэгги решительно не желает смотреть на вещи таким образом. Она настаивает, что все произошло исключительно по ее вине, что она не была «в достаточной степени женщиной» для Уолта. Так что когда позвонил Джордж и позвал кататься на лыжах, я была счастлива на несколько часов позабыть о повседневной жизни.

В ту минуту, когда я увидела его спокойное и жизнерадостное лицо, я почувствовала желание рассказать ему все о неприятностях, связанных с Уолтом и Мэгги, и про то, как в «Мускатном орехе» вышла моя статья, а моя лучшая подруга повела себя в связи с этим очень странно. Я рассказала ему все, за исключением того, что у меня появился парень. Но я расскажу ему сегодня, когда настанет нужный момент. Но пока он не наступил, так приятно расслабиться и совсем не хочется портить обстановку.

Я знаю, что веду себя эгоистично. Хотя Джордж находит мои рассказы весьма интересными. «Ты могла бы использовать это для следующей статьи», – сказал он, пока мы ехали в горы.

– Нет, что ты, – возразила я. – Если бы я написала о чем-нибудь подобном в «Мускатном орехе», меня бы тут же выгнали из школы.

– Ты просто стала жертвой извечной писательской дилеммы – искусство против желания защитить тех, кого ты знаешь и любишь.

– Нет, это не для меня, – ответила я. – Я бы никогда не позволила себе ранить кого-нибудь ради моего писательства. Я бы потом не смогла жить в ладу с собой.

– Ты согреешься, когда мы начнем кататься, – говорит Джордж.

– Если начнем, – отвечаю я.

Я осматриваю подъемник с сиденьями, прикрепленными к тросу. Горнолыжный склон представляет собой широкую просеку, окаймленную соснами. По снегу мчатся лыжники, они одеты в разноцветные костюмы и движутся зигзагами. Снуют по белому снегу, напоминая иглы для вышивания, в которые продеты разноцветные нити. Пока я стою внизу, в безопасности, спуск на лыжах не кажется мне таким уж сложным видом спорта. Если они могут, почему бы и мне не прокатиться?

– Тебе страшно? – спрашивает Джордж.

– Нет, – говорю я беспечно, хотя каталась на лыжах всего три раза в жизни, да и то на заднем дворе дома Лали.

– Помни, при сходе с подъемника нужно держать носки лыж кверху. Тогда кресло просто вытолкнет тебя, и все.

– Конечно, – отвечаю я, цепляясь за ручку кресла. Мы почти, на вершине, и я, только что осознала, что еду на подъемнике впервые.

– Тебе просто нужно будет сойти, – говорит Джордж весело. – Если не сойдешь, придется отключать подъемник, и другие лыжники будут висеть на нем без движения. Им это не понравится.

– Я бы не хотела злить этих снежных зайцев, – бормочу я, готовясь к худшему. Через несколько секунд, однако, я легко съезжаю вниз с небольшого возвышения, и подъемник оказывается позади.

– Ух ты, все оказалось просто, – говорю я, оборачиваясь к Джорджу, и тут же опрокидываюсь.

– Неплохо для начинающего, – подбадривает Джордж, помогая мне подняться. – Увидишь, ты быстро научишься. Ты – самородок, точно тебе говорю.

Джордж такой милый.

Для начала мы идем на учебный склон, где я пытаюсь тормозить «плугом» и поворачивать. Пару раз прокатившись, я набираюсь уверенности, и мы переходим на тренировочный склон.

– Нравится? – спрашивает Джордж, когда мы в четвертый раз оказываемся на подъемнике.

– Не то слово! – восклицаю я. – Так классно.

– Это ты классная, – говорит Джордж и загибается, чтобы поцеловать меня. Я ненадолго подставляю щеку, чувствуя себя при этом последней сволочью. Что бы подумал Себастьян, если бы увидел меня с Джорджем здесь?

– Джордж… – говорю я, решив рассказать ему, наконец, о Себастьяне, прежде чем он снова захочет меня поцеловать, но он не дает мне договорить.

– С тех пор как я с тобой познакомился, я все время пытался понять, кого же ты мне напоминаешь. И наконец, понял.

– Кого? – спрашиваю я, сгорая от любопытства.

– Сестру моей бабушки, – говорит Джордж с гордостью.

– Сестру бабушки? – переспрашиваю я, делая вид, что сержусь. – Я что, выгляжу такой старой?

– Дело не в том, как ты выглядишь. Она такая же задорная, как ты. Сестра моей бабушки принадлежит к такому типу людей, вокруг которых все собираются.

Дальше Джордж говорит то, что оказывается для меня взрывом бомбы.

– Она писательница.

– Писательница? – от удивления я теряю способность дышать. – Настоящая?

Джордж кивает.

– Она была знаменита в свое время. Теперь ей около восьмидесяти.

– Как ее зовут?

– А этого я тебе не скажу, – говорит Джордж с хитрым видом. – По крайней мере, пока. Но я обещаю сводить тебя к ней в гости.

– Скажи! – требую я, игриво шлепая Джорджа по руке.

– Неа. Я хочу сделать тебе сюрприз.

Джордж полон загадок и тайн. Я чувствую, что отлично провела время.

– Мне очень хочется, чтобы ты с ней познакомилась. Я думаю, вы друг другу очень понравитесь.

– Я тоже очень хочу с ней познакомиться, – мгновенно отвечаю я, испытывая прилив энтузиазма. – Надо же, настоящая писательница.

Я никогда еще не была знакома ни с одной писательницей, за исключением разве что Мэри Гордон Ховард.

Мы соскальзываем с подъемника на вершине горы. Я смотрю на спуск и вдруг понимаю, какой он крутой.

Очень крутой.

– Я бы хотела попробовать скатиться с этого склона, – говорю я, волнуясь.

– У тебя получится, – говорит Джордж убедительно. – Не разгоняйся, делай больше поворотов.

Сначала все идет нормально. Но перед первым трамплином я неожиданно испытываю сильный страх. Я останавливаюсь, от паники меня кружится голова.

– Я не могу прыгнуть, – говорю я и делаю гримасу. – Может, лучше снять лыжи и сойти вниз пешком?

– Если ты так сделаешь, будешь выглядеть полнейшей трусихой, – говорит Джордж. – Давай, малыш. Я поеду впереди. Ты за мной, и повторяй все, что я буду делать. Все будет хорошо.

Джордж начинает спускаться. Я приседаю, представляя себе, как я буду выглядеть в гипсе на всем теле. Мимо проезжает молодая женщина. Я успеваю лишь мельком разглядеть ее профиль, но он кажется мне до странности знакомым. Я также отмечаю, что она очень хороша собой, у нее длинные прямые светлые волосы, на голове обруч, отороченный кроличьим мехом, и одета она в горнолыжный комбинезон, по бокам которого нашиты серебристые полосы. И не только я ее замечаю.

– Амалия! – кричит Джордж.

Красавица Амалия, которая легко могла бы стать лицом рекламной кампании какой-нибудь зубной пасты с натуральным вкусом, делает плавный вираж, останавливается, снимает очки и, просияв, восклицает в ответ:

– Джордж!

– Эй! – кричит Джордж и продолжает спуск вслед за ней.

Да уж, думаю я, вот тебе и «повторяй все, что я буду делать».

Джордж догоняет девушку, целует в обе щеки, обменивается с ней парой фраз и смотрит вдоль склона вверх.

– Кэрри! – кричит он и машет мне рукой. – Спускайся, я тебя с подругой познакомить хочу.

– Приятно познакомиться! – кричу я сверху.

– Спускайся! – отвечает Джордж.

– Мы не можем к тебе подъехать, так что тебе придется к нам спуститься, – добавляет эта Амалия, которая уже начинает меня раздражать тем, что у нее так все замечательно получается. Ясно, что она из тех, кто научился кататься на лыжах раньше, чем ходить. Ну где наша не пропадала! Я прижимаю колени друг к другу и отталкиваюсь палками. Фантастика, я качусь прямо к ним. Есть, правда, одна проблема: я не могу остановиться.

«Берегись!» – кричу я. Каким-то чудесным образом я миную Амалию, но проезжаю по кончикам ее лыж, ломая их. Я хватаю ее за руку, чтобы остановиться, и падаю, увлекая ее за собой, в результате чего она заваливается на меня. Упав, мы некоторое время лежим лицом к лицу, и у меня снова появляется неприятное ощущение, что я знаю Амалию, но не понимай откуда. Может быть, она актриса или что-то в этом роде?

Очень быстро нас окружают лыжники. Никто вам этого не расскажет о горнолыжном спорте, но, если вы упадете, через несколько секунд вам на помощь придет множество людей, готовых дать самые разные советы. А еще через некоторое время появляется горнолыжный патруль с носилками.

«Со мной все в порядке, – пытаюсь я сказать несколько раз. – Это пустяки».

Амалия уже на ногах и может спуститься своим ходом, в конце концов, она просто опрокинулась, а вот со мной все не так хорошо. Я напугана одной только мыслью о том, что мне предстоит еще один безудержный полет вниз по спуску. Но мне говорят, что одна из моих лыж уже находится внизу. Она уехала туда сама по себе, врезалась в дерево, и теперь на ней образовалась трещина. Нельзя сказать, чтобы я была этим расстроена.

– Лучше уж лыжа, чем твоя голова, – повторяет Джордж снова и снова. В общем, опять изображать аэросани имени Кэрри Брэдшоу мне не придется.

К сожалению, оказывается, что иначе чем на носилках спуститься вниз я не могу. Это страшно, стыдно и чрезвычайно драматично.

Лежа на носилках, я поднимаю руку в варежке и печально машу Джорджу и Амалии. Они опускают очки, втыкают в снег палки и стремглав уносятся в бездну.

– Часто катаетесь? – спрашивает парень из патруля, затягивая ремень поперек моей груди.

– Не очень.

– Вам нужно кататься на склоне средней сложности, – распекает он меня. – Мы здесь придаем большое значение безопасности. Катающиеся должны выбирать склоны согласно своим возможностям.

– Главная причина травм – переоценка своих возможностей, – подхватывает второй парень. – На этот раз вам повезло. Попробуете еще раз – и принесете неприятности не только себе, но и другим лыжникам.

– Ну, прости-и-и-и-ите меня.

Теперь я чувствую себя полным ничтожеством.

Старина Джордж, добрый и преданный друг, ждет меня у подножия.

– С тобой правда все в порядке? – спрашивает он, наклоняясь над носилками.

– Все хорошо. Пострадало в основном мое эго. Тело, кажется, осталось неповрежденным.

И, по всей вероятности, готово к новым унижениям, думаю я про себя.

– Отлично, – отвечает Джордж и берет меня за руку. – Я сказал Амалии, что мы встретимся на базе за чашкой ирландского кофе. Она мой старый друг из Брауна. Не волнуйся, – добавляет он, неверно истолковав мое выражение лица. – Она тебе не соперница. Да она и на пару лет старше.

Мы вваливаемся на базу, где стоит пар и толпятся люди. Все очень довольны и громко хвастаются своими спортивными успехами. Амалия сидит возле камина, она уже сняла куртку, и теперь на ней облегающий серебристый топик. Она успела причесаться, подкрасила губы помадой и выглядит, как девушка из рекламы лака для волос.

– Амалия, это Кэрри, – говорит Джордж. – Кажется, у меня еще не было возможности представить вас друг другу как полагается.

– Да, верно, – отвечает Амалия, дружески пожимая мою руку. – Так или иначе, ты в этом сам виноват. Ему не стоило брать вас с собой на этот спуск. Такой уж Джордж человек, быть с ним рядом опасно.

– Да? – спрашиваю я, усаживаясь в кресло.

– Помнишь, как мы переправлялись через пороги на лодках? – обращается Амалия к Джорджу, а затем поясняет для меня, словно я понимаю, о чем речь: – В Колорадо.

– Тебе же не было страшно, – возражает Джордж.

– Еще как. До костей проняло.

– Теперь точно понятно, что ты шутишь.

Джордж показывает пальцем на Амалию, чтобы показать, что он, достаточно проницателен, чтобы судить о том, кто шутит, а кто – нет. Другой рукой он нежно поглаживает мою руку.

– Амалия ничего не боится.

– Это неправда. Я боюсь не пройти на юридический факультет.

Ух ты. Эта Амалия не только красива, но и умна.

– Откуда ты, Кэрри? – спрашивает она, чтобы как-то вовлечь меня в разговор.

– Из Каслбери. Наверное, ты никогда о таком не слышала. Небольшой такой фермерский городишко у реки…

– О, да я все знаю о Каслбери, – прерывает меня Амалия с благожелательной улыбкой. – Я там выросла.

Меня неожиданно начинает мутить.

– Прости, не запомнила твою фамилию? – спрашивает Амалия с интересом.

– Брэдшоу, – отвечает за меня Джордж, подзывая официантку.

Брови Амалии ползут вверх, сигнализируя о том, что моя фамилия ей знакома.

– Меня зовут Амалия Кидд. А ты, насколько я понимаю, встречаешься с моим братом.

Мое лицо становится красным.

– А? – спрашивает Джордж, переводя взгляд с Амалии на меня.

– С Себастьяном? – каркаю я, как ворона. Помнится, Себастьян упоминал о старшей сестре и о том, какая она необыкновенная. Но по его словам выходило, что она учится в колледже в Калифорнии.

– Он о тебе все время рассказывает.

– О, правда? – бормочу я.

Украдкой бросив взгляд на Джорджа, я обнаруживаю, что его лицо сильно побледнело и только на щеках горят два красных пятна. Он определенно меня игнорирует.

– Расскажи мне подробно, чем ты занималась с тех пор, как мы виделись в последний раз, – просит он Амалию.

Я покрываюсь потом, жалея о том, что не сломала-таки ногу.

Большую часть пути домой мы проделываем в молчании.

Да, следовало рассказать Джорджу, что у меня есть парень. Надо, было все ему объяснить еще в тот вечер, когда мы впервые вместе ужинали. Но тогда арестовали Доррит, и на разговоры времени просто не было. Я могла, рассказать по телефону, но, если быть честной, он помогал мне со статьей, и я не хотела все испортить. А сегодня я бы рассказала ему, но мы столкнулись с Амалией, которая оказалась сестрой Себастьяна. Возможно, не вся вина лежит на мне, так как Джордж никогда не спрашивал, есть ли у меня парень. Может быть, и не стоит спрашивать, есть ли у девушки кто-нибудь еще, если она соглашается встретиться с тобой однажды и не прерывает отношений впоследствии. Вероятно, отношения между людьми регулируются моральным кодексом: если ты помолвлена с кем-то, немедленно рассказать об этом тому, кто хочет встречаться с тобой, – дело чести.

Проблема в том, что люди не всегда этот кодекс соблюдают.

Как мне объяснить это Джорджу? И как быть с Себастьяном? Половину времени я трачу на переживания, как бы Себастьян меня не обманул, хотя следовало бы в первую очередь думать о себе.

Я смотрю на Джорджа. Он так внимательно хмуро смотрит на дорогу, словно для него это вопрос жизни и смерти.

– Джордж, – говорю я печально. – Я очень сожалею, честное слово. Я хотела рассказать тебе…

– На самом деле, я тоже встречаюсь с другими девушками, – отвечает он холодно.

– Замечательно.

– И мне не нравится, когда меня ставят в ситуацию, в которой я выгляжу идиотом.

– Ты не идиот. И ты мне очень, очень нравишься…

– Но Себастьян Кидд нравится тебе больше, – прерывает меня Джордж. – Не беспокойся, я понял тебя.

Мы поворачиваем в проезд, ведущий к моему дому.

– Можем мы хотя бы остаться друзьями? – умоляю я, делая последнюю отчаянную попытку исправить ситуацию. Джордж смотрит вперед, не отрываясь.

– Да, конечно, Кэрри Брэдшоу. Я вот что тебе скажу. Ты мне позвони, когда у тебя с Себастьяном все будет кончено. Ваши отношения с ним долго не продлятся, можешь мне поверить.

На какое-то время я замираю от неожиданности, потом отвечаю:

– Хорошо, если хочешь закончить на такой ноте, ради бога, но я не хотела тебя обидеть. Я же сказала, что мне жаль.

Я собираюсь выйти из машины, но Джордж хватает меня за руку.

– Прости, Кэрри, – говорит он с неожиданным раскаянием в голосе. – Я не хотел грубить. Но ты же знаешь, за что Себастьяна выгнали из школы, так?

– За продажу наркотиков? – говорю я холодно.

– Ох, Кэрри, – отвечает Джордж со вздохом. – У Себастьяна кишка тонка стать драгдилером. Его выгнали за обман.

Я ничего не отвечаю. Потом неожиданно испытываю приступ гнева.

– Спасибо, Джордж, – говорю я, выходя из машины. – Благодарю за прекрасный день.

Я стою в проезде и смотрю, как он уезжает. Полагаю, я не поеду в Нью-Йорк, чтобы навестить Джорджа. И определенно никогда не познакомлюсь с писательницей, сестрой его бабушки. Как бы ее ни звали.

Из дома выходит Доррит и присоединяется ко мне.

– Куда это Джордж уехал? – спрашивает она печально. – Почему он в гости не зашел?

– Думаю, мы больше не увидим Джорджа, – говорю я тоном, полным фатализма и одновременно, облегчения.

Когда я ухожу. Доррит стоит в проезде с крайне расстроенным видом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Стена

Судьи подняли таблички с оценками. Четыре, точка, один. Три, точка, девять. Трибуны ответили единодушным ревом. Теперь я на предпоследнем месте.

Я беру полотенце, накидываю на голову и вытираю мокрые волосы. Нипси, мой тренер, стоит на краю бассейна, скрестив руки, и изучает табло с результатами. «Сконцентрируйся, Брэдшоу», – кидает Он мне.

Я возвращаюсь на трибуну и сажусь рядом с Лали.

– Не повезло, – говорит она.

Лали на этот раз сопутствует удача. Она выиграла заплыв на свою любимую дистанцию – двести метров вольным стилем.

– У тебя осталась еще одна попытка, – сообщает она, стараясь подбодрить меня.

Я киваю, шаря глазами по противоположной трибуне в поисках Себастьяна. Он в третьем ряду, рядом с Мэгги и Уолтом.

– У тебя месячные? – спрашивает Лали.

Возможно, потому, что мы так много времени проводим вместе, циклы у нас совпадают. Я бы и рада была списать неуспех на гормональный фон, но это не так. Я проводила слишком много времени с Себастьяном, и это сказывается.

– Нет, – отвечаю я мрачно. – А у тебя?

– На прошлой неделе были, – отвечает Лали. Она смотрит на противоположную трибуну, находит Себастьяна и машет ему. Он машет в ответ.

– Себастьян смотрит, – говорит Лали. – Не упусти последний шанс.

Я вздыхаю. Взбираясь по лестнице, стараюсь сконцентрироваться. Я стою на краю вышки, руки плотно прижаты к телу, ладони обращены назад. Вдруг мне в голову приходит тревожная, но вполне определенная мысль: я не хочу больше заниматься прыжками.

Я пробегаю четыре шага по доске и отталкиваюсь. Тело выбрасывает вверх, но, вместо того чтобы взлететь, я неожиданно падаю. На долю секунды я представила себе, что упала со скалы, и думаю о том, что будет, когда падение закончится. Очнусь я или умру?

Я вхожу в воду с согнутыми коленями, слышится громкий, неспортивный плеск. Я проиграла. Бреду в раздевалку, стягиваю костюм, и направляюсь в душ. Всегда знала, что однажды оставлю спорт.

Я никогда не думала, что свяжу с ним все будущее, понимала, что всегда буду слишком плохо прыгать для того, чтобы войти в команду колледжа. Но для меня прелесть занятий спортом никогда не заключалась, собственно, в самих прыжках. Мне нравились шумные автобусные поездки в другие: школы, бесконечная игра в триктрак в перерывах между соревнованиями, возбуждение, которое испытываешь, когда знаешь, что можешь выиграть, и удовлетворение, которое получаешь, когда тебе это удается. Конечно, бывали и тяжелые дни, когда прыжки мне не удавались. Я ругала себя, давала себе обещания собраться, больше тренироваться и улучшать результаты. Но сегодня я чувствую, что отвратительно выполненные прыжки нельзя отнести на счет неудачного дня. Сегодня я ощущаю поражение, как нечто неизбежное, словно я достигла потолка возможностей и дальше мне уже не двинуться.

Со мной покончено.

Я выхожу из душа и оборачиваюсь полотенцем. Вытерев запотевшее зеркало, вглядываюсь в свое лицо. Выгляжу я как обычно, но чувствую себя другой.

Это не я. Встряхнув головой, я расправляю волосы и подгибаю кончики, стараясь понять, как бы я выглядела, если бы постриглась короче. Лали укоротила волосы, теперь на макушке у нее хохолок, который она ставит при помощи лака, хранящегося у нее в ящике. Раньше Лали не сильно заботило, как выглядят ее волосы, но, когда я ей об этом сказала, она ответила: «Мы в таком возрасте, когда стоит начать думать о том, как мы выглядим перед парнями». Я решила тогда, что она пошутила.

– Какими парнями? – спросила я.

– Перед всеми, – ответила Лали, оглядела меня с ног до головы и улыбнулась.

Имела ли она в виду Себастьяна?

Если я уйду из команды по прыжкам, то смогу проводить с ним больше времени.

С того момента, когда я упала, катаясь на лыжах с Джорджем, Прошло две недели. Несколько дней я боялась, как бы Амалия, сестра Себастьяна, не рассказала ему, как встретила меня в компании Джорджа, но пока он об этом не упоминал. Это может означать, что либо она не рассказала, либо рассказала, но ему все равно. Я даже решила спровоцировать его на разговор, спросив его о сестре, но он сказал только, что она «очень классная» и что, может быть, он «меня однажды с ней познакомит».

Потом я спросила его, почему он оставил частную среднюю школу и приехал учиться в Каслбери. Я не хотела верить в то, что Джордж сказал мне правду о Себастьяне. Действительно, зачем нужно было кого-то обманывать, если Себастьян такой умный, что ходит на курсы по математическому анализу? Однако Себастьян в ответ на мой вопрос лишь рассмеялся и сказал: «Мне нужно было сменить обстановку».

Я решила, что Джордж просто ревновал.

Поскольку со стороны Джорджа попытки завязать отношения прекратились, мне ничего другого не оставалось, как сблизиться с Себастьяном. К сожалению, ценой этому стало то, что большую часть своих повседневных дел мне пришлось принести в жертву этим отношениям. Например, прыжки с вышки. Почти каждый день Себастьян подбивал меня не ходить на тренировку и заняться чем-нибудь другим.

– Пойдем в «Таинственный аквариум» и посмотрим на китов-убийц.

– У меня тренировка в бассейне, а потом нужно заниматься.

– Аквариум очень занимателен.

– Не думаю, что наблюдение за китами-убийцами поможет мне в колледже.

– Ты такая зануда, – говорил он, чтобы дать понять, что, раз я не хочу с ним гулять, найдется другая девчонка, которая захочет.

– Пропусти тренировку, сходим в кино на «Инопланетянина», – сказал он однажды. – В кинотеатре можно целоваться.

Я согласилась на это предложение. Погода была плохая, и сидеть в холодном бассейне мне хотелось меньше всего на: свете. Однако в кино я не могла избавиться от чувства вины, и Себастьян достал меня тем, что постоянно перекладывал мою руку себе на джинсы, чтобы я сжала его член. В смысле секса Себастьян был куда более продвинутым, чем я, – он постоянно как бы случайно намекал на неких «подруг», с которыми он встречался, когда учился, в частной школе. Но похоже, отношения с «подругами» никогда больше нескольких недель не продолжались.

– Что с ними происходило? – спрашивала я.

– Они сходили с ума, – отвечал Себастьян таким тоном, словно всем должно быть ясно, что встречаться с ним и не сойти с ума – невозможно.

Я резко открываю дверцу своего шкафчика, и мне приходит в голову, что, похоже, меня поразил тот же недуг.

Мой шкафчик пуст.

Я захлопываю дверцу и проверяю, не ошиблась ли номером. Это мой шкафчик, нет никакого сомнения. Снова открываю дверцу, надеясь, что меня подвело зрение, но внутри по-прежнему пусто. Я проверяю шкафчики слева и справа. В них тоже ничего нет. Обернув талию полотенцем, я присаживаюсь на банкетку. Где, черт возьми, мои вещи? И вдруг меня осеняет: Донна ЛаДонна и две Джен.

Я вспоминаю, что видела их перед соревнованием. Они сидели на трибуне и хихикали, но я не придала этому особого значения. Я заподозрила, что они затевают какую-то пакость, но и представить себе не могла, как далеко они могут зайти, учитывая, что мне известно о том, что Донна встречается с новым парнем, тем самым, которого я видела у ее дома. Две Джен усердно распространяли слухи по их поводу. Всякий, кому было интересно, мог узнать, что парень старше Донны, что он – известный манекенщик, что он снимался для рекламы Пако Рабанна. Вскоре на двери шкафчика Донны появилась приклеенная скотчем страница, вырванная из журнала. На фотографии был парень с пузырьком лосьона после бритья в руке. Картинка провисела несколько дней, потом Лали не выдержала и нарисовала возле головы модели кружок с надписью «я дурак».

Донна наверняка подумала, что это сделала я, и решила отомстить таким вот образом. Я распахиваю дверь, ведущую в бассейн, и собираюсь выйти, но мне приходит в голову, что соревнования в самом разгаре и Лали как раз участвует в очередном заплыве. Я не могу выйти на всеобщее обозрение в решающий момент соревнований, когда на мне нет ничего, кроме полотенца. Заглядываю за дверь, ведущую на трибуны. Донна ЛаДонна и две Джен исчезли. Себастьян поглощен соревнованиями, он болеет за Лали и поднимает вверх кулак, когда она делает кувырок и резко отталкивается от стенки бассейна, переходя на очередную дистанцию. Теперь она плывет первой. Уолт оглядывается, похоже, он планирует бегство. Мэгги сидит рядом с ним и пронзительно кричит.

Мэгги. Нужно добраться до Мэгги. Я бегу в противоположный конец раздевалки, открываю дверь, несусь по коридору, затем стремглав пересекаю холл, распахиваю дверь и оказываюсь на улице. Холодно, Ноги у меня голые, зато никто меня пока не заметил. Я торопливо обегаю здание, оказываюсь у задней стены и проскальзываю в дверь, ведущую и помещение под трибуной, на которой находятся ребята. Я крадусь мимо целого леса ног и хватаю Мэгги за лодыжку. Она вскакивает и озирается.

– Мэгз, – шепчу я.

– Кэрри? – спрашивает она, вглядываясь между планками, из которых сделана трибуна. – Что ты там делаешь? И где твоя одежда?

– Дай мне пальто, – требую я.

– Зачем?

– Мэгги, пожалуйста, – говорю я и тяну за край ее пальто, лежащего на трибуне рядом с ней. – Не спрашивай. Встретимся в раздевалке, я все объясню.

Заполучив пальто, я бегу назад в раздевалку. Через несколько минут Мэгги присоединяется ко мне.

– Кэрри? – Ее голос отдается эхом в пустом помещении.

– Я здесь, – отзываюсь я, копаясь в корзине с грязными полотенцами, думая, что, возможно, Донна спрятала мою одежду туда. Я нахожу гимнастические трусы огромного размера, грязный носок и желтый головной платок.

– Донна ЛаДонна украла мои вещи, – поясняю я, когда мне надоедает рыться в корзине.

Глаза Мэгги сужаются:

– Откуда ты знаешь?

– Да что тут сложного, Мэгз, – говорю я, кутаясь в ее пальто. После пробежки по улице мне все еще холодно. – Кто еще мог это сделать?

Она плюхается на банкетку рядом со мной.

– Это надо прекратить.

– Расскажи как.

– Нет, Кэрри, серьезно. Надо это прекратить.

– И что я должна сделать?

– Тебе и не нужно ничего делать. Пусть Себастьян что-нибудь сделает. Заставь Себастьяна прекратить это.

– Да он же не виноват.

– На самом деле именно он и виноват. Ты что, не помнишь, что он гулял с Донной ЛаДонной, а потом бросил ее ради, тебя?

– Он ей сказал, что между ними не было ничего серьезного. Что он только что вернулся в город и хотел бы встречаться и с другими людьми.

– Ну, допустим. В конце концов, он получил то, что хотел.

– Правильно, – говорю я.

Я чувствую, что моя ненависть к Донне ЛаДонне стала физическим объектом, круглым и твердым, и лежит где-то на дне желудка.

– Он должен защитить тебя от нее.

– А если нет?

– Тогда нужно порвать с ним отношения.

– Но я не хочу с ним расставаться.

– Я вот знаю, что Питер меня бы точно защитил, – отвечает Мэгги.

Она в ярости. Интересно, она намеренно подталкивает меня к решению порвать с Себастьяном? Может быть, вокруг меня созрел заговор, о котором я не знаю?

– Прибегать к защите мужчины так старомодно, – говорю я резко. – Мы что, сами за себя постоять не можем?

– Мне нужен парень, который способен постоять за меня, – упрямо заявляет Мэгги. – Это как с друзьями, ты бы стала дружить с человеком, который не встал бы на твою сторону?

– Нет, – неохотно соглашаюсь я.

– Ну то-то же.

Дверь распахивается, и в раздевалку врывается Лали в сопровождении других членов ее команды. Они обмениваются рукопожатиями в честь победы и шутливо хлопают друг друга мокрыми полотенцами по спинам.

– Ты где была? – спрашивает Лали, стягивая костюм. – Я выиграла.

– Я была уверена, что так и будет, – отвечаю я и в знак поздравления хлопаю по протянутой мне ладони.

– Нет, серьезно. Ты исчезла. Ты не расстроена, нет? По поводу неудачных прыжков?

– Нет, все хорошо.

В данный момент у меня есть много других поводов для расстройства.

– У тебя есть запасная пара обуви?

– Мне кажется, это просто умора, – говорит Лали. – Я так хохотала, что чуть в штаны не написала.

– Угу, – отвечаю я со злобным сарказмом в голосе.

– До сих пор смешно.

– Нет, ну признайся, это очень забавно, – присоединяется Себастьян.

– Я ничего не обязана признавать, – заявляю я, скрестив руки на груди.

Мы поворачиваем в проезд, ведущий к моему дому. Меня вдруг охватывает бешенство:

– Я думаю, в этом нет ничего смешного.

Выйдя на улицу из автомобиля, я со всей силы захлопываю за собой дверь и бегу к дому, представляя себе, как Себастьян и Лали сидят в машине огорошенные. А потом смотрят друг на друга и начинают смеяться.