Текст книги "Милые чудовища"

Автор книги: Келли Линк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– У меня есть условие, – важно говорит Парси. – И у Зигани тоже. Мы должны быть дома к пяти, чтобы принять все эти отвратные таблетки с дурацкими названиями.

– Парси, заткнись! – злится Зигани. – Они не хотят слышать ни про какие условия.

– Я все равно не собиралась больше ничего рассказывать, – говорит Парси, надувшись. Теперь, когда у нее тоже завязаны глаза, становится заметно, насколько сестры похожи. У обеих густые черные волосы и широкие брови домиком. У обеих одинаковая манера хмуриться, узкие плечи и тонкие покрытые пушком запястья.

– Домой к пяти, – говорит Зигани. Голос ее серьезен, как никогда. Он глубокий и зловещий, как закадровые слова в ролике, рекламирующем новый фильм. – Или нам всем несдобровать.

– Домой к пяти, – повторяет Морин. Ли прибавляет скорости и выезжает на 295-е шоссе.

Они только что миновали Тинек и направляются к пустынным землям на севере штата Нью-Йорк. С того времени, как началась их затея, которую они называют про себя «Испытанием Зигани» (в папке или без папки, но название именно такое, с затейливым готическим шрифтом в заголовках), прошел час. Морин тычет Ли в плечо и говорит:

– Опусти окна.

– Слишком холодно, – возражает Ли. Они уже один раз останавливались, чтобы Морин пописала и купила «Кларитин». За рулем теперь Бад, а Ли сидит на пассажирском сиденье и читает свою книжку. Оборотни так до сих пор и не появились.

– Опусти окна, пожалуйста, – просит Морин. – Или притормози. Меня укачивает.

– Поменяйся с Бад. Ты же умеешь водить.

– Ну уж нет, – не соглашается Бад. – Тогда затошнит меня. Сама с ней меняйся.

Ли идет на компромисс. Она на дюйм приоткрывает окна.

– Еще, – требует Морин. – Я тут как в аду. Это ад. Как будто мы меня испытываем, а не Зигани. Когда мы доберемся до дома твоей тети, наверняка выяснится, что у меня и на коз тоже аллергия.

– Морин, помолчи! – шипит Ли.

– Не волнуйся, они спят, – говорит Морин. – По крайней мере, Никки. А Парси пускает слюни на твою обивку. Как же я рада, что я единственный ребенок в семье!

– Это как-то влияет на наши планы? – спрашивает Ли у двух не спящих соучастниц. Она говорит шепотом и ничего не может с собой поделать.

– Что? Парси? – переспрашивает Бад. – Никоим образом. Отит у нее, видите ли. Да черта с два. Может, ее мать и покупается на ее штучки, а я нет. Ты же знаешь, Ли, мы не желаем им зла. Мы дадим им денег на дорогу и высадим их где-нибудь в полночь. Это самое позднее. Подумаешь, примут свои таблетки на пару часов позже. Ну, родители немножко поволнуются. Может, даже в полицию успеют позвонить. Они ведут себя так, как будто Зигани – их собственность, а это неправильно. К тому же, Зигани все равно на нас не настучит.

– Парси тоже, – вставляет Морин.

– А ты откуда знаешь? – спрашивает Ли,

– Я пригрозила ей, что мы пустим по школе слух, будто Зигани втюрилась в Бад. Будто она пыталась потискать Бад в раздевалке, хотя знала, что у той есть девушка. И будто, когда Бад велела ей катиться куда подальше, Зигани поинтересовалась, не могут ли они заняться этим втроем.

– Какие милые подробности, – говорит Бад. – Я польщена. Ли, пойми: Парси увязалась с нами и тут уже ничего не поделаешь. К тому же присутствие младшей сестры делает все это для Зигани еще больше похожим на испытание.

– Когда испытывали меня, мне всего лишь пришлось день поносить на груди и спине рекламные щиты, – говорит Ли.

– Ага, рекламные щиты, в торговом центре. А на щитах было написано: «ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ Я БЫ ХОТЕЛА ПЕРЕПИХНУТЬСЯ». И ниже список имен, которые из тебя вытянули на вечеринке, а потом заставили подписаться.

– Это был короткий список! – вставляет Ли.

– Там был Стив Бушеми? – усмехается Бад.

– И не забудь Эла Гора, Ганди и Мардж Симпсон, – добавляет Морин. – Не говоря уж о Джоне Бойде и Эрике Парке. Вся школа об этом знала.

– Я же не знала, для чего им эти имена, – оправдывается Ли. – Не хотела показаться грубой, раз попросили. Кстати, на следующий день Эрик пригласил меня на свидание.

– Только потому, что ему стало тебя жалко, – уточняет Бад. – Ты же знаешь, Ли, мы не имеем ничего против Зигани. У нее клевый акцент. Она объездила весь мир. Даже Папу Римского видела – его случайно не было в твоем списке? Да ладно, неважно. Просто мы хотим, чтобы Зигани досталось самое крутое, легендарное испытание. Хотя она и странная. Ты же не станешь с этим спорить?

– Все дело в ее родителях, – говорит Ли. – Это называется склонность к гиперопеке. Она как-то рассказывала, что, когда они жили на Украине, им пришлось нанять телохранителя – так боялись похищения.

– Забавно, – говорит Бад, – учитывая обстоятельства. Небось после всей этой истории они заставят ее сдавать анализы, она же столько времени провела в нашем обществе.

Когда я в прошлый раз столкнулась с ее мамашей-докторицей, она смерила меня таким взглядом… Как будто хотела распылить на молекулы.

– Да уж, она точно тебя возненавидела, – вставляет Морин.

– За что? За то, что Зигани из-за меня в выходной на полчаса опоздала к ужину? Нет. Мне кажется, они знают, что я лесбиянка. Ведь твоя мама тоже в шоке, Ли, но она компенсирует это, пытаясь быть со мной суперлюбезной, варить мне капуччино и кормить вкусностями.

– Кульхаты с ума сойдут, когда вернутся домой и не найдут там ни Зигани, ни Парси, – предсказывает Ли. Теперь она кое-что понимает. Это испытание придумала Бад. И испытывает она не одну только Зигани. Не стоит задевать темную сторону Бад, а миссис Кульхат как раз это и сделала.

– Ага, – соглашается Бад. Ли замечает на ее лице выражение, которое она прозвала «невидимой улыбкой». На самом деле Бад не улыбается, но видно, что она весьма довольна собой. Как будто она играет в покер, у нее на руках прекрасные карты, а все соперников уже поставлены на кон. И за улыбку придется платить дополнительно.

– Включи радио, – просит Морин. У Морин всегда полно разных, большей частью вполне резонных просьб, на которые Ли обычно без всякого резона хочется ответить отказом. Долгая дружба часто строится именно на таких чувствах, а вовсе не на гармонии и согласии. – Что ж это за путешествие, если к нему нет саундтрека?

– Это никакое не путешествие, – говорит Бад. Она знакома с Морин так же долго, как и Ли. Бад никогда не старается быть благоразумной, если можно быть упрямой. – Это похищение. И оно уже и так пошло наперекосяк. Как в кино. Все закончится перестрелкой, в которой Ли убьет нас всех, а потом избавится от тел на лесопилке.

– Это не похищение, – перебивает ее Ли. – Это испытание.

Она включает радио и снова открывает книжку.

*К*

Когда Кэйбл Мидоуз еще раз спас Клементине Клири жизнь, девушке было пятнадцать, а Кэйблу двадцать один. Дело было на свадьбе Джона Клири, младшего брата матери Клементины, который решил жениться вторично, на этот раз на девушке из местных, Дэнси Мидоуз, девятнадцатилетней сестре Кэйбла.

В том, что Дэнси Мидоуз познакомилась с Джоном Клири, виновата была Клементина. Дэнси Мидоуз управляла магазинчиком с футболками, расположенным у самого пляжа. Зная об этом, Клементина, которой на тот момент было четырнадцать, наврала насчет своего возраста и устроилась на работу в тот магазин. Она планировала подружиться с Дэнси, которая была ненамного старше и сама лишь недавно окончила школу. Войти к ней в доверие оказалось гораздо сложнее, чем получить работу, но еще до появления на сцене Джона Клири Клементина успела стащить у Дэнси из кошелька фотку Кэйбла. Они почти не говорили о нем, Дэнси только один раз с неприязнью упомянула привычку брата спать голышом и обмолвилась, что во время одной вечеринки с ночевкой брала со своих подружек по десять баксов за возможность заглянуть в его комнату и при свете полной луны увидеть все собственными глазами.

Дядя Клементины, который за свою биографию уже один раз успел жениться на недавней школьнице, зашел в магазин в четверг после обеда. Он искал прикольный подарок для Клементининого дедушки, которому исполнялся восемьдесят один год. (Вообще-то ее дед не особенно жаловал подушки-пердушки, резиновые какашки и кружки в форме члена. Зато сам Джон Клири такие вещи очень любил.) Увидев за прилавком Клементину, он использовал это как предлог, чтобы задержаться в магазине на весь остаток дня. Джон шутил напропалую и заигрывал с Дэнси. Некоторые шутки оказались довольно смешными, даже Клементина вынуждена была это признать.

И, насколько она могла судить, заигрывание тоже сработало, потому что Дэнси вдруг начала вести себя с Клементиной так, будто они были лучшие подруги, причем даже в отсутствие Джона. Дэнси рассказала Клементине о коварной первой девушке Кэйбла и о том, как Кэйбл три дня плакал, когда девушка бросила его прямо накануне дня св. Валентина, тем не менее приняв в подарок кулон с бриллиантом. И как он плакал целую неделю, когда их отец, выходя из душа, случайно наступил на Баффи (ручного тарантула Кэйбла),

Дэнси показала Клементине, как пользоваться подводкой для глаз. И рассказала, что любят мальчики. Клементина поверила далеко не всему, но кое-что из слов Дэнси наверняка было правдой, потому что к Рождеству Дэнси забеременела, а жена Джона Клири развелась с ним и уехала в Чарльстон. «Из огня да в полымя», – прокомментировала судьбу брата мать Клементины.

Клементина никак не могла разобраться в своих чувствах к Дэнси. Родство с Кэйблом говорило в ее пользу. У них были одинаковые глаза. К тому же, Дэнси, похоже, была в курсе всех секретов Кэйбла. Клементина завела в компьютере файл, куда записывала все рассказанное Дэнси и делала примечания там, где ей казалось, что Дэнси несправедлива к брату. Когда Дэнси и дядя Джон объявили о своей помолвке, Клементина провела несколько бессонных ночей, размышляя о том, что скоро станет племянницей Дэнси. Вот будет чудно, если в итоге она станет для Дэнси еще и невесткой! И если теперь она племянница Дэнси, то кем ей будет приходиться Кэйбл? Приемным дядей? Или кем-то вроде троюродного брата? Обсудить происходящее было не с кем, потому что она перестала общаться с двумя своими лучшими подругами. Тоже из-за Кэйбла.

В мае Кэйбл приходил в класс Клементины на урок биологии. Он отслеживал популяцию черных медведей в районе Голубого хребта, во время весенних каникул в Чэпел-Хилл. Это была часть независимого исследования. Кэйбл зашел в класс до начала урока и стал раскладывать слайды, и тут Клементина встала, чтобы поздороваться. Он был такой высокий. Иногда она гадала, за какой партой он сидел на уроках биологии у мистера Куртца. Глупо, как глупо. Ее сердце ушло в пятки, но она все-таки сумела выдавить:

– Привет, Кэйбл, помнишь меня?

– Клементина, у тебя есть какие-то вопросы к мистеру Мидоузу? – осведомился мистер Куртц.

Кэйбл прищурился:

– Девчонка, купавшаяся во сне? Неужели ты?

Он сказал, что она здорово изменилась, и это была правда. Она изменилась. Как выяснилось (и ничего удивительного в этом не было), Кэйбл был превосходным оратором. Клементина улыбалась всякий раз, когда он смотрел в ее сторону. Он закончил урок историей об одной девушке из Калифорнии, которая сделала химическую завивку, а потом, в тот же самый день, отправилась гулять и потеряла сознание.

– Когда она пришла в себя, – сказал Кэйбл, – то обнаружила, что очутилась посреди леса, далеко от дороги, под деревом. Она пощупала волосы – они были мокрые и как будто мыльные. – Кажется, на этом история завершалась. Кэйбл улыбнулся классу. Клементина улыбалась в ответ, пока лицо не заболело.

Мэдлин, которая жила в нескольких домах от Клементины и до пятого класса писалась в постель, подняла руку.

– Да, Мэдлин? – сказал мистер Куртц.

– Я не поняла, что с ней случилось? Почему у нее были мокрые волосы?

– Ой, простите, – сказал Кэйбл, – я, кажется, пропустил часть истории. Это был медведь. Его привлек химический запах от ее перманента, понимаете? Поэтому он ударил ее по голове, а когда она лишилась сознания, уволок ее с дороги вглубь леса. А потом слизал с ее волос всю химию.

– Какая гадость! – воскликнула Мэдлин.

Остальные смеялись. Кто-то пошутил:

– Его привлек запах от ее сперманента?

Клементина встревожилась. Было непонятно, над кем они смеются: над Мэдлин, Кэйблом или девушкой с химией?

– Вообще-то ей повезло, – сказал Кэйбл. – Не потому, что медведь вылизал ей голову, – пояснил он на случай, если одноклассники Клементины окажутся совсем тупыми (по ее мнению, они такими и были). – А потому, что после этого он не съел ее.

После такого Клементина и помыслить не могла о том, чтобы что-нибудь спросить. Хотя накануне она всю ночь придумывала вопросы, которые могли бы произвести на Кэйбла впечатление.

За обедом она не удержалась и сказала:

– Он потрясающий, правда?

Мэдлин и Грэйс, которые пока больше походили на неуклюжих подростков, чем на девушек (и это еще мягко сказано, если уж откровенно – Грэйс выглядела угловатой и неуклюжей с самого второго класса), тупо уставились на нее.

– Кто? – наконец спросила Мэдлин. Эта черта в ней бесила, постоянно приходилось все ей разжевывать.

– Кэйбл, – уточнила Клементина. Мэдлин и Грэйс продолжали пялиться на нее так, будто у нее что-то застряло между зубами. – Кэйбл Мидоуз, теперь ясно?

– Очень смешно, – заметила Грэйс. – Ты ведь шутишь?

Они смотрели на Клементину и понимали, что она не шутит. А Клементина видела, как они поражены. «Кэйбл Мидоуз, – повторила она про себя. – Кэйбл Мидоуз».

– Он не пользуется дезодорантом, – сказала Мэдлин.

– Это из-за медведей.

Дездорант – он как химическая завивка. Медведи очень чувствительны к искусственным человеческим запахам. Клементина надеялась найти у девочек понимание. Они ведь были ее лучшими подругами. Любили одни и те же фильмы. Одалживали друг у друга одежду. А если они наведывались в пиццерию, то никогда не заказывали пиццу с луком, потому что Грэйс ненавидела лук.

– Скажем так, – строго начала Мэдлин, еще недавно просыпавшаяся в мокрой постели, – даже если бы он пользовался дезодорантом и вылил бы на себя весь дезодорант в мире, мне бы все равно не захотелось его лизнуть. Ни в каком месте. У него глаза слишком близко посажены. И руки странные. Они же все опутаны узлами вен, Клементина! А волосы?! Даже пока он учился в школе, все равно не тянул на хорошую партию. Он был просто вонючий хиппи. А теперь стало еще хуже! Гораздо хуже!

Она умолкла, чтобы промокнуть слюну из уголков рта. Когда она волновалась, то брызгалась слюной, как пульверизатор. «Небось до сих пор иногда по ночам писается, – подумала Клементина. – Пискливая, ссыкливая Мэдлин».

Тут в разговор вступила Грэйс. Они с Мэдлин словно готовились к Олимпиаде, заранее тренировались, кто быстрее надает кучу непрошеных советов.

– Конечно, это все довольно романтично, Клементина. Ты ведь, наверное, очень давно от него без ума? Я помню, ты часто рассказывала о нем, когда мы были совсем мелкие. Но теперь ты выросла, Клементина, а он нет. В определенном возрасте для каждого парня приходит черед выбирать: роботы или девушки. Супергерои в трико или девушки. Порно в Интернете или настоящие девушки. Медведи или девушки… хотя с таким вариантом я раньше не сталкивалась. Дело в том, что этот парень уже сделал свой выбор, пойми это, Клементина. Если бы ты была покрыта шерстью и бегала по лесу на четвереньках, может, у тебя и был бы шанс, но ты не медведь. Если твоим возлюбленным, чье имя ты хранила в тайне все эти годы, был Кэйбл Мидоуз, то да поможет тебе Бог. Потому что я уж точно не смогу.

– Согласна с каждым ее словом, – поддакнула Мэдлин.

Ничего удивительного. Мэдлин и Грэйс увлекались психологическими тестами, колонками советов в журналах и популярными книжками по саморазвитию. Они могли часами обсуждать и в конце концов прийти к согласию насчет того, что имел в виду какой-то парень, когда, войдя в столовую, произнес: «Дамы!»

Клементине захотелось ткнуть Мэдлин ловилкой. [28]28
  Столовый прибор, ложка, совмещенная с вилкой.


[Закрыть]Единственное, что ее останавливало, это мысль о том, как Грэйс и Мэдлин и по поводу этого пустятся в многочасовой анализ. Типа: а не является ли это скрытым криком о помощи, потому что чего еще человек может надеяться достичь, нападая на ближнего с пластиковым столовым прибором? Кстати, пластиковые приборы в столовой именно потому, что такое уже случалось. Однажды кто-то ткнул учителя в руку. Адвокаты утверждали, что во всем виноваты гормоны, содержавшиеся в мясе из гамбургеров. Кэйбл был вегетарианцем. Клементина узнала об этом только что, на уроке у мистера Куртца. Она гадала, что скажет мама, если прийти домой и заявить, что с сегодняшнего дня она тоже вегетарианка. Может, удастся выдать это за диету. Или школьное задание.

Клементина вдруг сообразила, что все еще держит ловилку так, будто собирается ею отбиваться. Она положила прибор на стол и заметила, что Мэдлин и Грэйс снова пялятся на нее. Мысли Клементины витали где-то далеко, и теперь девочки знали, где именно.

– Он спас мне жизнь, – наконец вымолвила Клементина.

– Тогда позволь мне спасти тебя от самой большой в жизни ошибки, – сказала Мэдлин. Голос у нее был глубокий и взволнованный, как будто она собиралась поделиться с подругой главным секретом мироздания. Отец Мэдлин был священником. Он тоже вечно брызгал слюной. Во время его служб люди старались не садиться в первом ряду. – Кэйбл Мидоуз совсем не симпатичный. Кэйбл Мидоуз минимум лет на шесть старше тебя и до сих пор не в курсе, что со шлепанцами не надевают носки без пяток. Кэйбл Мидоуз по собственной воле пришел на урок биологии в старшие классы, чтобы рассказать, как он провел весенние каникулы, стреляя медведям в жопы усыпляющими дротиками. Кэйбл Мидоуз – просто эпический неудачник.

Клементина отложила ловилку в сторону, встала из-за стола, и весь остаток учебного года старательно избегала общества Грэйс и Мэдлин. Когда одна из них начинала встречаться с каким-нибудь мальчиком, Клементина норовила отпустить замечание о критериях выбора, лицемерии и неудачниках. Но что толку-то? Так уж устроен мир, что когда дело доходит до друзей, любви, секса, книжек по саморазвитию и мальчиков, все всегда развивается по одному сценарию. Сначала ты считаешь себя специалистом, а потом отправляешься в поля с ружьем и усыпляющими зарядами, чтобы поднабраться хоть какого-то практического опыта.

После долгих изысканий в Интернете Клементина отыскала Кэйбла в Живом Журнале, его дневник назывался «Настоящий Балу». У него было примерно сотни две друзей, в основном девочки с никами вроде «Электрический Кошачий Взгляд» или «Пушистая Элиза», которые тоже учились в Чэпел-Хилл и были родом из Сан-Франциско, округа Колумбия, Кливленда и многих других городов, где Клементина никогда не бывала. Она тоже завела страничку в ЖЖ и зафрендила Кэйбла. Послала ему личное сообщение, в котором говорилось: «Помнишь меня, тупицу, которую ты спас из воды? Пасиб за это и что пришел рассказать про медведей;)». Кэйбл зафрендил ее в ответ. Спросил, как дела в школе, и больше ни разу не писал, даже когда Дэнси разбила первую семью Клементининого дяди и когда Клементина написала ему, что на вечеринке в честь помолвки его очень не хватало. Пусть он не отвечал, Клементину это не беспокоило – наверняка он очень занят учебой или опять уехал наблюдать за медведями. Или, может, он думал, что Клементина расстроена из-за всей этой катавасии с Дэнси. Поэтому Клементина не волновалась. Ей было важнее, что он тоже зафрендил ее. Это отчасти как его отношения с медведями, как будто они с Кэйблом друг друга пометили.

Клементина закачала себе в «Айпод» все песни, которые Кэйбл хоть раз упомянул в Сети. Мало ли, вдруг однажды им представится возможность поговорить о музыке.

Большинство студентов из Чэпел-Хилл время от времени ходили на вечеринки или хотя бы в прачечную, но только не Кэйбл. Ни на Рождество, ни на весенние каникулы (и это вполне понятно, Клементина знала: если ты вырос в часе езды от Миртл-Бич, то в каникулы тебе уже не хочется никаких курортов). Он нашел время для школьной лекции о медведях, но не счел нужным появиться на празднике в честь помолвки Дэнси и обозвать Джона Клири гнусным педофилом и сукиным сыном, хотя так оно и было. Даже дедушка Клементины так выразился. Бывший разыгрывающий в команде по американскому футболу, что еще с него взять?

Клементина должна была сказать своему дяде и Дэнси спасибо – хотя бы за свадьбу, по случаю которой Кэйбл уж точно должен был приехать домой.

Дэнси уговорила Джона Клири устроить свадьбу на пляже, неподалеку от Безголового мыса – Клементина сочла это хорошим знаком. Иногда по утрам она бегала к Безголовому мысу, вспоминая, как они с Кэйблом возвращались домой среди дюн, а в это время все, кто хоть сколько-нибудь волновался о судьбе Клементины, думали, что она мертва. Утонула. И только Кэйбл и она сама знали, что это не так.

Она упросила не назначать ее одной из подружек невесты, потому что не хотела во время первой за год встречи с Кэйблом быть облаченной в шифон цвета лимонного крема, продававшийся со скидкой. Вместо этого она потратила триста заработанных долларов в бутике в Миртл-Бич и купила платье цвета морской волны со стразами на ремешке. Всего за восемьдесят баксов она нашла к нему на интернет-аукционе пару один раз надеванных дизайнерских туфель-лодочек на шпильках. Свидетельница на свадьбе, которая еще в школе славилась развратным поведением, клялась, что Клементина в таком наряде выглядит минимум на восемнадцать.

За две недели до свадьбы Клементина ездила в Миртл-бич вместе с хором. На обратном пути она расположилась в автобусе на заднем сиденье и заигрывала с парнем по имени Алистер. Она прочитала кучу любовных романов и много болтала с Дэнси, так что в общих чертах знала, как следует себя вести, но ничто не может заменить реального опыта.

Достигнув некоторого успеха в столь стесненных обстоятельствах (не тот мальчик, не тот рот, липкий пол автобуса, действующая на нервы вонь давно забытого кем-то банана и две девчонки, Миранда и Эми, даже не притворявшиеся, что они не смотрят на соседнее сиденье), Миранда решила, что она готова к реальным действиям.

*Л*

– Мы еще не приехали? – спрашивает Парси, как будто это семейный выезд на природу, а не испытание. Она стянула с себя повязку еще несколько минут назад, но это ничего, потому что они уже свернули с шоссе и теперь ехали по кочковатой дороге, серпантином закручивающейся вокруг горы. Тут мрачно, на обочине высятся толстые стволы сосен и пихт, а между ними виднеются остатки старых каменных стен. Когда-то, много-много лет назад, здесь было французское поселение. Фермы и сады. Каждое лето сюда приезжают археологи: разбивают лагерь, заводят романы и занимаются раскопками. Додо, тетушка Ли, очень радуется, когда помимо коз у нее появляется новая компания, а разворачивающиеся на ее личном фронте любовные драмы круче сериалов, которые крутят по телику.

Зигани либо все еще спит, либо притворяется. Бад и Никки слушают радио и подпевают во всю мощь своих легких – и силы их уже явно на исходе. Морин строчит смс-ки своему новому бойфренду. Судя по тому, с какой скоростью и силой ее большие пальцы жмут на кнопки мобильника, ребята ссорятся.

– Не удивляйся, если сигнал вдруг пропадет, – предупреждает Ли подругу. – Тут не так уж много вышек мобильных операторов.

– Продолжение следует, – говорит Морин, закусив губу. – Да уж…

Вот поворот, а через милю начинается тайное «Королевство» Додо. Ли велит Бад свернуть на грунтовую дорогу, уходящую в луга, окруженные горами. По лугу бежит ручей. Чуть поодаль – двухэтажный фермерский дом, который Додо выкрасила в розовый цвет (приобрела краску на какой-то распродаже по бросовой цене). Отделка по непонятным причинам канареечно-желтая. И только сарай выглядит так, как и положено сараю: красно-белый, с флюгером, изображающим козу на круге сыра. И лишь если подъехать поближе, становится видно, что вместо того, чтобы покрасить сарай, Додо прибила к деревянным стенам сотни и сотни банок из-под «Кока-Колы».

«Мирное королевство» некогда было меккой для туристов. Тут есть прилавок с закусками, мини-зоопарк, площадка для картинга, карусель и маленькое колесо обозрения. Площадка для картинга заросла травой, а кое-где пробилась поросль бамбука, которую старательно объедают козы Додо. Те же козы играют в царя горы на покосившейся деревянной платформе карусели. Крышу этой карусели сорвало ураганом много лет назад. Додо, купившая «Мирное королевство» уже приходящим в упадок, давно продала карусельных лошадок, одну за другой, чтобы на вырученные деньги купить коз.

С годами колесо обозрения в «Мирном королевстве» мирно ушло в землю, а вокруг него образовался луг, на котором паслись козы. Во время гроз в него частенько била молния. И хотя бы один раз за лето Додо, выйдя утром подоить коз, обнаруживала в самой нижней кабинке безнадежно влюбленного археолога, который провел ночь, одиноко пьянствуя, а потом уснул на колесе обозрения среди мышиных жилищ. Ли любит сидеть с книжкой в этой кабинке из потрескавшегося лимонно-желтого винила и тихонько покачиваться, а одна из карликовых коз обычно подходит и как страж стоит рядом, уперевшись передними ногами в дверцу и слушая, как Бад в восторге гудит в рожок.

Козы объедают зеленое море луговой травы и жуют лозу, которая, если бы не они, уже давно повалила бы покосившееся колесо. Несколько коз обязательно лежат или забираются на валуны, торчащие из бугристого пастбища.

– Твоя тетя живет здесь?! – спрашивает Морин. Никки фоткает окрестности на свой мобильник.

Додо – старшая сестра матери Ли. Она бывшая анархистка и девять лет провела в женской тюрьме строгого режима. Теперь она вместо бомб делает сыр. Решив разводить в «Мирном королевстве» скот, она вложила деньги в шесть коз породы Тоггенбург. Шло время, он выменивала, находила и покупала животных все более и более экзотических пород. Сейчас в стаде, насчитывавшем порядка тридцати голов, были альпийские козы, нубийские черные, нигерийские карликовые, пигмейские козы и четыре падающих в обморок козы из Теннесси. За время, проведенное в тюрьме, Додо написала курсовую работу по животноводству. Козы, как она любит говорить, крайне склонны к анархизму.

Бад паркуется возле розовой фермы.

– Тут ведь наверняка туалет в виде дырки, а внизу куча говна? – морщится Морин. – Яугадала?

– Да, вообще-то туалет на улице, – сообщает Ли.

Тем временем на крыльце появляется Додо. Там же топчутся три козы, норовящие пробраться в дом – там можно найти много чего интересного пожевать. У Додо розовые болотные сапоги до середины бедра. Ее волосы тоже выкрашены в тон дому.

– Милые сапожки, – констатирует Бад. Остальные просто пялятся на Додо, розовый дом, сверкающий банками от «Кока-Колы» сарай, на коз и колесо обозрения. Даже Зигани слегка поменяла позу, как будто, все еще притворяясь спящей, она на самом деле внимательно ко всему прислушивается.

– Сними с нее повязку, – обращается Ли к Никки. – И наручники тоже. – А потом обращается уже ко всем: – Я же говорила, что тетя у меня эксцентричная. И ее очень легко задеть. Когда она угостит вас сыром, сделайте вид, что вам понравилось. Даже если не понравится. Хорошо?

– Зигани! – кричит Парси, нетерпеливо прыгая на сиденье. – Просыпайся! Сейчас начнется твое испытание!

Зигани садится и зевает – широко и фальшиво.

– Извините, девочки. Вчера вечером поздно легла.

– Мы обе поздно легли, – вставляет Парси.

Когда снимают повязку, и без того большие глаза Зигани раскрываются еще шире.

– Где это мы?

– Скоро узнаем, – говорит Никки.

– Я должна предупредить кое о чем, прежде чем мы выйдем из машины, – заявляет Бад. – На вас распространяются правила испытания. И на тебя тоже, Парси. Что бы мы ни приказали, вы обе должны подчиняться. Ясно?

– Ясно, – отвечает Зигани. Парси энергично кивает. Она заметно дрожит от волнения. У Зигани тоже уши на макушке. «Только что она притворялась спящей, – думает Ли, – но и сейчас не вышла из роли, она по-прежнему скрывает от нас какие-то другие, более глубокие чувства».

Ли, Бад, Никки и Морин родились и выросли в Лонг-Айленде. Школа, где они учатся, маленькая: в выпускном классе их будет всего девятнадцать человек, да и то если Мэг Финнертон каким-то чудом сдаст экзамен по алгебре.

Семейство Кульхатов переезжало из страны в страну, когда отца Зигани и Парси переводили на работу в очередное посольство. Зигани по два года или чуть меньше прожила в Боснии, Албании, Англии, Израиле и на Украине, и еще пару стран Ли забыла.

Когда Зигани снова переедет, через год или два, что останется в ее памяти об Америке? Ли от души надеялась, что это испытание или хотя бы его часть Зигани запомнит на всю жизнь. Додо и ее ферма – это лучшая и самая тайная тайна из всех, какие есть у Ли. Еще когда мама привезла ее в «Мирное королевство» в самый первый раз, Ли поняла, что это самое волшебное место на земле. Нигде больше нет такого розового дома, такого колеса обозрения и таких умных коз, которые умеют даже открывать входную дверь, когда Додо забывает ее запереть. Но, возможно, для Зигани все это ничего не значит. Ли и сама не знает, почему ей так важно произвести на Зигани впечатление.

Ли переводит взгляд с потрясенного лица Зигани на Бад.

– Ну за дело, Ли! – говорит Бад.

*К*

Свадьба с самого начала обернулась катастрофой. После штормового предупреждения навес для проведения церемонии и навесы для банкета, установленные на скале, пришлось спешно сложить и переместиться в павильон рядом с парковкой, где летом дети прятались от жары, играли в настольный теннис и ели мороженое. Когда дело касается погоды, лучше перестраховаться, хотя штормовые предупреждения чаще всего так ничем и не заканчиваются. Дом родителей Клементины затапливало столько раз, что они махнули рукой на страховку и просто перенесли все сколько-нибудь ценное на второй этаж.

Никакого урагана, ни даже самого малюсенького шторма не случилось, зато с неба лило так, что нанятая обслуга никак не могла развести огонь, чтобы поджарить мясо.

Если не смотреть сбоку, то беременность Дэнси была незаметна, но миссис Мидоуз пришлось с утра пораньше расставлять ставшее тесным платье. Накануне вечером Клементина помогала украсить дамскую комнату на пляже оранжевыми цветами и искусственным тряпичным миртом. За час до начала церемонии миссис Мидоуз велела ей принести из багажника свидетельницы липкую ленту для бюста, чтобы грудь выглядела пышнее. Клементина вернулась, выполнив поручение, и ее тут же услали снова, на этот раз за имбирным элем и крекерами. Лицо Дэнси весь день было точно такого же цвета, как платье Клементины, то есть зеленое. А Джон Клири в своем смокинге тем временем валялся на песке под пирсом, а столпившиеся над ним старые школьные приятели уговаривали его встать – пока тщетно. Его мучило похмелье после вчерашнего мальчишника. Клементина с отцом поспорили, кто блеванет первым: невеста или жених.