Текст книги "Милые чудовища"

Автор книги: Келли Линк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Кто-то тряс ее.

– Озма, – повторяла Зилла, – Озма, проснись. Расскажи мне, что тебе снилось.

– Птицы, – сказала Озма. – Я была в комнате, где леди Фрэликс держит свою коллекцию. Я пряталась там от птиц.

– Что еще за комната? – спросила Зилла. Она так и не убрала руку с плеча Озмы, но лица ее было не разглядеть. Только черный силуэт в темноте.

– Зал, полный колоколов и алтарей, – объяснила Озма. – Призракам нет туда хода. Мы были там сегодня днем, леди хотела, чтобы я отыскала ее книжку. Там пол, привезенный из храма в Нале. По нему нужно ходить по особой траектории. У меня от этого даже голова закружилась.

– Покажи мне этот зал, – потребовала Зилла. – Я принесу новую свечу. Эту ты сожгла почти до огарка. Жди меня внизу.

Озма вылезла из кровати и присела на ночной горшок.

«Значит, ты теперь снова девушка», – сказал констебль из-за каминной решетки.

– Ох, да помолчи ты, – шикнула на него Озма. – Это не твое дело.

«Нет, мое, – возразил констебль. – Сейчас ты пойдешь с матерью и принесешь то, что она велит, а мне ты помогать отказалась. Я думал, ты любишь меня».

– Люблю тебя? – изумилась Озма. – Да с чего ты взял? Как я могу любить призрака? Как вообще можно полюбить что-то такое, что я всегда прячу в кармане?

Она выхватила констебля из камина.

– Ты испачкался, – сообщила она.

«Ты такая аппетитная, Озма, —не унимался констебль. – Спелая, как персик. Ничего на свете я не хотел так сильно, как всего лишь одну капельку твоей крови. Ну, если не считать загадочной вещи из той комнаты – ее я хочу заполучить еще больше. Если ты принесешь мне ее, я обещаю всегда быть с тобой честным. Ни у кого никогда не было столь же преданного возлюбленного!»

– Да не хочу я никакого возлюбленного, – отмахнулась Озма. – Я хочу домой.

Она сунула констебля в карман ночной сорочки и босиком зашлепала вниз по темной лестнице. Мать была в холле, где ждали рассвета призраки. Пламя свечи выхватывало лицо Зиллы из темноты. При таком освещении она выглядела прекрасной, испорченной и безжалостной.

– Скорее, Озма, покажи мне эту комнату.

– Она тут, чуть дальше по коридору, – сказала Озма. Она будто снова очутилась в Абале. Все было как прежде. Ей хотелось танцевать.

– Не понимаю, – пробормотала Зилла, – выходит, решение все это время было у меня под носом, а я его не видела?..

– Чего ты не видела? – не поняла Озма. – Гляди, вот она, комната.

Как и раньше, у входа под ногами толклись призраки, они заполонили все пространство. Их было даже больше, чем в прошлый раз.

– Грязные твари, – процедила Зилла сквозь зубы, а потом чихнула. – Почему бы им не оставить меня в покое?

Кажется, она видела только призраков, а не комнату.

Озма взяла у матери из рук свечу и подняла ее так, чтобы им обеим был виден вход в зал.

– Вот, – указала девушка, – вот, смотри. Это та самая комната, о которой я тебе говорила.

Зилла долго молчала, а потом промолвила:

– Меня мутит. Как будто какое-то жуткое существо снова и снова зовет меня по имени. Должно быть, это бог. Должно быть, он предостерегает меня, чтобы не входила.

– В этой комнате полно богов! – подтвердила Озма. – Десятки и сотни богов, алтарей и всяких священных камней. И заходить туда нельзя, а то пол так заверещит, что в доме проснутся все до единого!

«Принеси то, что мне нужно! – потребовал констебль. – Если не принесешь, я вас всех убью!»

– Озма, – произнесла Зилла. Она снова стала похожа на себя прежнюю, царственную и коварную, привыкшую, чтобы ей подчинялись. – Кто это там у тебя в кармане? Кто мнит себя могущественнее меня?

– Это всего лишь констебль из Абала, – сказала Озма. Она вынула констебля из кармана и спрятала за спиной.

«Отпусти меня, – велел констебль. – Отпусти, или я тебя укушу. Принеси то, что мне нужно, и я так уж и быть оставлю тебя в живых».

– Дай его мне, – сказала Зилла.

– Последишь за ним, пока я буду в комнате? – попросила Озма. – Я знаю, как нужно идти, чтобы пол молчал. Призраки не могут входить внутрь, а я могу. Что я должна найти?

– Не знаю, – ответила Зилла. – Не знаю, но как только ты увидишь, то сразу поймешь, что это оно. Обещаю. Принеси мне то, что я ищу. Давай сюда своего призрака.

«Не отдавай меня ей! – взмолился констебль. – У меня дурное предчувствие. К тому же в той комнате спрятана вещь, которая нужна мне. Если ты поможешь ей, а не мне, то потом пожалеешь!»

Зилла протянула руку, и Озма отдала ей констебля.

– Извини, – сказала она ему. А потом вошла в комнату.

У нее немедленно закружилась голова. Еще сильнее, чем раньше. Она постаралась сосредоточиться на пламени свечи и на капающем ей на пальцы воске. Каждый шаг она делала с превеликой осторожностью. Веревки краденых храмовых колоколов скользили по ее плечам, как мертвые змеи. Алтари и столы ломились от всякого добра, и все это были несомненно ценные вещи, вот только тьма стояла кромешная. Как Зилла это себе представляет? Неужели думает, что она, Озма, за пару минут отыщет тут именно то, что нужно? Может, стоит набрать всего побольше – сколько получится унести? Вот, например, маленький восковой божок на ближайшем столике. Она приподняла подол ночнушки и бросила туда божка. А вот книга в золотом окладе. Девушка попробовала ее на вес. Слишком тяжелая. Она положила ее на место и взяла книжку поменьше. Бросила ее следом за божком.

А вот маленькая ступка и пестик, чтобы растирать благовония. Нет, они не казались подходящими. Озма поставила их обратно. А вот стол, заваленный шкатулочками, а в них – глаза. Сапфировые и рубиновые глаза, жемчужные, ониксовые и изумрудные. Озме не понравилось, как они на нее смотрели.

Во время поисков она вдруг почувствовала, что ее словно что-то притягивает к себе. А потом она поняла, что чувствовала притяжение все это время, но старательно его игнорировала, сама того не замечая. Она направилась к манившей ее вещи, но добраться до нее оказалось тяжело. Приходилось двигаться по сложной траектории. Казалось, чем ближе она пыталась подобраться к нужной вещице, тем дальше оказывалась. Попутно она кидала в подол все новые находки: связку палочек, обмотанных полосками шелка; маленькую бутылочку, внутри которой что-то плескалось; резную фигурку рыбы. Чем тяжелее становилась ее ноша, тем проще делался ее путь к желанной вещи. Свеча в ее руке стала существенно короче. Девушка гадала, долго ли она блуждает по этому залу. Наверняка не очень долго.

Вещь, манившая ее, оказалась статуэткой богини. Этот факт почему-то разозлил Озму, особенно когда она разглядела, что это за богиня. Та же самая женщина с головой волчицы, которая стояла в прихожей. Фигурка словно беззвучно, по-волчьи смеялась над Озмой, как будто та была маленькой, никому не нужной и глупой.

– Я даже не знаю твоего имени, – произнесла Озма с таким ощущением, будто ее слова что-то доказывали. Богиня ничего не ответила.

У богини в руках была глиняная чаша. Она держала ее так, как если бы предлагала Озме выпить. Но чаша была пуста. Статуэтка была старая, уродливая и хрупкая. Наверняка это наименее ценный предмет во всей комнате.

Двинувшись обратно, Озма уловила новый запах, сладкий и вяжущий, очень нетипичный для Брида. В Бриде пахло булыжником, лошадьми, мылом и свечами. А этот аромат был приятнее всего, что Озма нюхала в своей жизни. Этот запах напомнил ей об ароматических маслах, которыми умащивали себя модницы Абала, так пахли их украшенные драгоценностями и завитые локоны, когда дамы склонялись к ней, чтобы сказать, какое она прелестное дитя и до чего же она хороша. В высокие окна полился ленивый, перламутрово-серый свет. Он, как вода, лился на гладкие изгибы висящих и стоящих на полу колоколов. Перед Озмой высился расколотый алтарь, из которого росло дерево.

Все листочки на этом странном, упорном дереве шевелились, словно от дуновений ветра. «Может, это один из богов прошел по залу», – подумала Озма. Но в просторном помещении царили тишина и покой, словно Озма была здесь совершенно одна. В голове у нее наконец прояснилось. Она пригнула к себе веточку и увидела на ней плод, похожий на сливу. Озма сорвала его.

Выйдя в коридор, она сразу наткнулась на Зиллу, та нетерпеливо расхаживала взад-вперед.

– Ты там несколько часов пропадала, – напустилась на Озму мать. – Ну, принесла? Давай сюда

Слива лежала у Озмы в кармане, и девушка решила ее не доставать. Она вытащила из подола вещи из сокровищницы леди Фрэликс и разложила их на полу. Зилла присела на корточки.

– Не то, – постановила она, пролистав книгу. – И это не то. Это ерунда. Это еще хуже, чем ерунда. Подделка. Дешевый сувенир. Ничего полезного. Ты притащила мне кучу хлама и мусора. Кусок мрамора. Рыба. Глиняная чаша. Чем ты только думала, Озма?

– Где мой констебль? – спросила Озма. Она взяла глиняную чашу и протянула ее Зилле. – Вот то, что ты хотела, я же знаю. Ты сказала, что я почувствую. Дай мне констебля, и я отдам тебе чашу.

– А что это у тебя в кармане? Что ты там прячешь от меня? И на что мне эта старая глиняная чаша?

– Скажи, что ты сделала с констеблем, – потребовала Озма, все еще протягивая матери пустую чашу.

– Она вымела его за дверь вместе со всеми остальными призраками, – сказала леди Фрэликс. Она стояла в коридоре, моргая спросонья и позевывая. Остатки ее шевелюры топорщились, как перья у совы. Она тоже была босиком, как и Озма, а ноги у нее были длинные и костлявые.

– Что ты сделала? – переспросила Озма, обращаясь к матери. Зилла махнула рукой. Ничего особенного, – говорил ее жест. Констебль – это ерунда, кучка мусора.

– Зря ты оставила его с ней, – сказала леди Фрэликс. – Надо было думать головой.

– Дай, – требовала Зилла. – Дай мне то, что у тебя в кармане, Озма, и мы уедем отсюда. Поедем домой. Теперь мы сможем туда поехать.

Озму захлестнула волна скорби. Она вот-вот могла смыть ее, как призрака констебля из Абала.

– Ты убила его! – обрушилась Озма на мать. – Прикончила! Ты убийца, и я тебя ненавижу!

Она размахнулась и со всей силой швырнула в Зиллу тем, что было у нее в руках. Зилла с легкостью поймала чашу и бросила ее на пол. Глиняная вещица разбилась на сотни осколков. Ничто, содержавшееся в чаше, разлилось и забрызгало Зиллины ноги и юбки. Пустая чаша на поверку оказалась не такой уж и пустой, точнее она была полна пустоты. И пустоты там было очень, очень много.

Озма уткнулась носом в ладони. Она не могла вынести презрительного выражения на лице матери.

– Ты только посмотри! – воскликнула леди Фрэликс. – Посмотри, что ты сделала, Озма, – повторила она, уже мягче. – Гляди, как она прекрасна.

Озма посмотрела в щелочку между пальцев. Волосы Зиллы рассыпались по плечам. Она была так прекрасна, что на нее больно было смотреть. На ней по-прежнему был серый наряд экономки, но в тех местах, где на платье попала пустота, ничто, – ткань сияла как серебряная парча.

– Ох, – вымолвила Зилла, а потом еще раз: – Ох…

Пальцы Озмы сжались в кулаки. Девушка уставилась в пол. Она думала о констебле. О том, как он обещал любить ее преданно и вечно. Перед ее мысленным взором снова встала та сцена: он умирал в Зиллиной гостиной в Абале. До чего же удивленный вид у него был. Его призрак отчаянно цеплялся за ленточку Зиллы, чтобы его не вымели прочь.

– Озма, – сказала Зилла. – Озма, посмотри на меня. – Она чихнула, потом опять и опять. – Я была не в себе, но теперь я снова стала прежней. И это только благодаря тебе, Озма. Ты принесла вещь, которая была мне нужна. Я как будто спала все это время, а ты меня разбудила! Ты, Озма! – голос у нее был звонкий и радостный.

Озма так и не подняла взгляда. Она заплакала. В коридоре было светло, словно кто-то зажег тысячу свечей. Все было залито прохладным серебристым светом.

– Моя маленькая Принцесса-Обезьянка, – сказала Зилла. – Озма. Посмотри на меня, доченька.

Озма не слушалась. Она ощутила, как до ее горящей щеки дотронулись прохладные пальцы Зиллы. Кто-то вздохнул. Откуда-то из далекого далека донесся звук, похожий на звон колокола. Серебристый свет угас.

– Она ушла, упрямая ты девчонка. И это к лучшему. Думаю, если бы она задержалась тут еще хоть чуть-чуть, дом бы не выдержал и рухнул.

– Что? – Озма не поверила своим ушам. – Куда это она ушла? Почему не взяла меня с собой? Что я ей плохого сделала?

Она утерла зареванные глаза. Там, где совсем недавно стояла Зилла, осталась только расколотая глиняная чаша. Леди Фрэликс нагнулась и бережно подобрала осколки, как будто они были бесценны. Она завернула их в носовой платок и опустила в один из карманов. Другую руку она протянула Озме и помогла ей встать.

– Она отправилась домой, – сказала леди Фрэликс. – Вспомнила, кто она на самом деле.

– И кто же? Что вы имели в виду, когда сказали «кто она на самом деле»? Почему никто никогда ничего мне не объясняет? – лепетала Озма. Она чувствовала внутри себя густой ком гнева, огорчения и чего-то вроде ужаса. – Разве я слишком глупа, чтобы понять? Я что, маленький глупый ребенок?

– Твоя мать богиня, – сказала леди Фрэликс. – Я поняла это тотчас же, как только она пришла наниматься ко мне экономкой. Мне пришлось мириться с бесконечными уборками, вытиранием пыли и мытьем. Должна признаться, я рада, что все это наконец позади. Это, знаешь ли, целое испытание для нервов – знать, что богиня выбивает твои ковры, готовит тебе ужин и случайно прижигает твои платья утюгом.

– Зилла никакая не богиня, – возразила Озма. Ей казалось, будто мир вокруг нее рушится и что стоит только топнуть посильнее, и весь дом рассыплется в прах. – Она моя мать.

– Да, – терпеливо подтвердила леди Фрэликс. – Твоя мать богиня.

– Моя мать – лгунья, воровка и убийца, – отрезала Озма.

– Да, – снова повторила леди Фрэликс. – Она делала и кое-что похуже. Из богов получаются не самые хорошие люди. Им слишком быстро становится скучно. А когда им скучно, они делаются жестокими. Чем больше зла она творила, тем быстрее забывала свою истинную природу. Подумать только, богиня смерти придумывала всякие фокусы как обычная знахарка и шарлатанка, сажала призраков на веревочки, шантажировала богатых глупых клуш и учила свою дочурку взламывать замки и мошенничать при игре в карты.

– Зилла – богиня смерти? – переспросила Озма. Ее пробрал озноб. Пол леденил ступни, а воздух, кажется, стал еще холоднее, чем ночью. – Но это же просто смешно. Вы так говорите только потому, что мы можем видеть призраков. Но вы ведь тоже их видите, и я вижу. Это совершенно ничего не значит. Зилла вообще недолюбливала призраков. Она никогда не была с ними добра, даже когда мы жили в Абале.

– Ну, разумеется, она их не любила, – сказала леди Фрэликс. – Они напоминали ей о том, чем ей следовало бы заниматься, но она никак не могла вспомнить, чем именно. – Она приняла растирать Озмины ладони. – Ты замерла, дитя мое. Давай-ка я принесу тебе одеяло и какие-нибудь тапочки.

– Я не дитя, – отрезала Озма.

– Конечно, нет, – охотно согласилась леди Фрэликс. – Я вижу, теперь ты девушка. И это очень разумно. Вот, смотри, что у меня есть для тебя. – Она выудила что-то из кармана.

Это был констебль. Он тут же осведомился: «Ты принесла мне то, о чем я просил?»

Озма недоуменно поглядела на леди Фрэликс.

– Плод, который ты сорвала с дерева, – пояснила старуха. – Теперь-то я поняла: он зрел для тебя, а не для меня. И это кое-что да значит. Если ты дашь плод мне, я его съем. Но, полагаю, ты должна отдать плод ему.

– А для чего он нужен, этот плод? – спросила Озма.

– Если я его съем, то снова помолодею, – сказала леди Фрэликс. – Мне бы, пожалуй, это понравилось. Он возвращает жизненные силы. Не знаю, поможет ли этот плод какому другому призраку, но твой констебль – только наполовину дух. Да, думаю, ты должна отдать плод ему.

– Почему наполовину? – поинтересовалась Озма. – И что произойдет, если я скормлю ему плод?

– Ты давала ему пить свою кровь, – сказала леди Фрэликс. – А это весьма мощная субстанция, ведь в твоих жилах течет кровь богини. Именно она и делала твоего констебля таким очаровательным и необыкновенным. Таким живым. Ты не давала ему позабыть жизнь и удалиться в мир смерти. Отдай ему плод.

«Дай мне то, о чем я прошу, – сказал констебль. – Хоть один кусочек. Только чтобы распробовать вкус этого великолепного плода».

Озма забрала призрака у леди Фрэликс и развязала ленточку Зиллы, к которой он был привязан. Дала ему плод и опустила на пол.

– О да, – со страстью промолвила леди Фрэликс. Они смотрели, как констебль ест плод. Сок сбегал вниз по подбородку. – Я так мечтала отведать этого плода. Надеюсь, твой констебль оценит его по достоинству.

И он оценил. Он набросился на плод, как будто сильно изголодался. Его лицо снова обрело краски. Теперь он стал выше Озмы и леди Фрэликс и, возможно, утратил часть своего призрачного обаяния. Но в остальном это был все тот же констебль, которого Озма несколько месяцев таскала в кармане. Он схватился рукой за шею, будто вспоминал, как умер. А потом его рука снова спокойно опустилась. «Странно, – подумала Озма, – как легко оказалось отменить смерть. Как будто смерть – это всего лишь очередная хитрость Зиллы».

– Озма, – окликнул ее констебль.

Озма покраснела. Ночнушка на ней была совсем тоненькой, и девушка гадала, не видно ли чего сквозь ткань. Она скрестила руки на груди. Было непривычно снова ощущать у себя женские формы.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Коттер Лемп, – сказал констебль. Он усмехался, как будто для него оказалось открытием, что она не знает его имени. – Так вот он какой, Брид.

– Это не Брид, а дом леди Фрэликс, – поправила его Озма. Констебль поклонился старухе, а та ответила книксеном. Но констебль уже не смотрел на нее, он не сводил глаз с Озмы, как будто та была опасной преступницей и в любой миг могла смыться. Или как будто она была редкостью и диковинкой и могла ни с того ни с сего исчезнуть. Озма подумала о Зилле.

– Мне некуда идти, у меня нет дома, – сказала Озма. Она и сама не осознавала, что произнесла эти слова вслух.

– Озма, дитя мое, – сказала леди Фрэликс, – твой дом теперь здесь.

– Но Брид мне не нравится, – возразила Озма.

– Тогда мы отправимся путешествовать, – предложила старуха. – Но Брид все равно останется нашим домом. И мы неизменно будем сюда возвращаться. Каждому нужен дом, Озма, даже тебе.

Тут в разговор вмешался Коттер Лемп:

– Мы можем отправиться, куда ты пожелаешь, Озма. Если Брид кажется тебе слишком добропорядочным, на свете найдется немало других городов.

– Увижу ли я ее еще хоть раз? – спросила Озма.

И вот, пока над городом, освещая крыши, всходило солнце, еще до того, как Джемма успела сойти вниз, растопить печь и поставить воду для утреннего чая, леди Фрэликс и констебль Коттер Лемп повели Озму в храм, где она могла увидеть свою мать.

Милые чудовища

Мир по-прежнему был залит темнотой. Сине-черные прямоугольники окон были прибиты к еще более черным стенам. Дверь в родительскую комнату была закрыта; оттуда раздавалось вопросительное храпение и пофыркивание, словно какой-то крупный зверь сопел в своей берлоге. Клементина Клири, вытянув перед собой руки, спустилась по ступенькам, стараясь избегать тех, которые громко жаловались, когда на них наступали. Она спала. Когда она распахнула входную дверь и покинула родительский дом, это тоже показалось ей частью сна. Конфетти из обрезков скошенной накануне травы липло к босым ступням. Луна, похожая на полустертый отпечаток пальца, не торопилась покидать небо, хотя солнце уже взошло. Клементина, оседлав велосипед, покатила к Хог-Бич.

С перил и балконов снятых в аренду пляжных домиков вяло свисали купальники и полотенца, принадлежавшие студентам колледжа и семьям из Шарлотты, Атланты и Гринвиля. Ниже по берегу бегали туда-сюда две собаки, играя с накатывающими на берег волнами. На серебристом, покрытом водной гладью изгибе горизонта виднелся серфер; на пирсе расположился рыбак в желтом непромокаемом плаще. Он забрасывал удочку, сидя к Клементине спиной.

Она оставила велик в песчаных дюнах и зашла в океан. Пижамные штаны мигом промокли до самых колен. Вода была теплее, чем воздух. Как объяснить, что творила Клементина? Проснулась ли она или все еще спала? Это снова был все тот же импульс: выбраться из постели еще затемно, выйти из дома, доехать на велике до Хог-Бич и бездумно войти в воду. Даже волна, чуть не сбившая ее с ног, казалась ей частью сна. Того сна, который она видела постоянно.

Сон словно бы тянул ее к морю.

Когда Клементина окончательно проснулась, до берега уже была четверть мили. Она давилась соленой водой и отчаянно гребла руками. Течение уже пронесло ее мимо пирса, куда через пару часов придет ее дедушка, чтобы покурить с остальными рыбаками и посетовать, что, дескать, мало рыбы. А может, к тому времени родители уже обнаружат, что ее кровать пуста и велосипед валяется на пляже.

«Я утону», – подумала Клементина. Эта мысль настолько подавляла, что Клементина позабыла все рассказы родителей насчет волн. Беспорядочно молотя руками, она ушла под воду. Потом еще раз. Она представила себе, как ее мама сейчас просыпается и спускается на кухню, чтобы сварить кофе и нарезать апельсины. Совсем скоро она позовет дочь завтракать. Клементина страшно хотела снова очутиться дома, в своей постели, она попыталась вообразить, будто видит вентилятор под потолком, лениво разрезающий воздух, сваленную кучей одежду в корзине у стены и книжки, которые надо было вернуть в библиотеку еще две недели назад.

Вместо всего этого она увидела школьный кабинет, где они сидели в первом классе, и читальню с задраенным иллюминатором и полками, ломящимися от книг. Низкий темный потолок был сколочен из досок, оставшихся от морского судна, и порос ракушками. На полу валялись пропахшие плесенью подушки. Хотя все это было давно, и теперь ей уже стукнуло одиннадцать, Клементина цеплялась за запах этих подушек, как будто вонь от плесени могла удержать ее на плаву.

Волны становились все выше, столбы и колонны нефритовой воды, то образовывавшей провалы, то вздымавшейся прозрачными, переливающимися стенами. Волны крутили ее то в одну сторону, то в другую, словно катали шарик из теста. Клементина уже не могла с уверенностью сказать, в каком направлении от нее берег.

А потом кто-то обвил ее рукой, подхватил под мышки и вытянул из воды на доску для серфинга.

– Дыши, – велел голос.

Клементина со всхлипом втянула воздух. Волосы свисали на глаза, как мокрая тряпка. В теле как будто не осталось костей. Вода бурлила вокруг доски, лизала пальцы.

– Ты попала в водоворот, – сказал ее спаситель. – Нас вынесет течением к Безголовому мысу. Так в народе называли место, где много лет назад море выбросило на берег труп женщины без головы. Говорят, после наступления темноты она ползает по дюнам, шарит пальцами в песке и ищет голову. Сойдет чья угодно голова, она не привередлива. – Как тебя зовут?

– Клементина Клири, – ответила девочка и, подняв взгляд, тут же узнала своего спасителя. Он учился в старших классах. Каждый день, направляясь в школу, она проходила мимо его дома, хотя ей было и не по пути.

– Я знаю твою маму, – все еще обнимая Клементину, сказал парень. – Она кассир в банке.

– А я видела тебя в школе, – подхватила Клементина. – Это ты построил читальню. Я тогда училась в первом классе.

– И ты это запомнила? – удивился Кэйбл Мидоуз. Его блондинистая шевелюра, связанная сзади в хвост, была длиннее, чем у Клементины. Волны сперва захлестывали руку Кэйбла, а потом Клементинину. Девочка подтянула колени повыше, к самой доске.

В первом классе девчонки спорили, кто из них выйдет замуж за Кэйбла Мидоуза, когда вырастет. Клементина вырезала снизу самой нижней полки в читальне свои и его инициалы, обведенные сердечком.

– Ты спас мне жизнь, – промолвила Клементина.

Тонкие волоски у Кэйбла на руках были очень светлые, как и на голове. На руке виднелся старый синяк, уже успевший стать изжелта-фиолетовым. Клементина знала, что этот самодельный плетеный кожаный браслет у него на запястье ему подарила одна девочка.

– Что ты тут делала? – спросил Кэйбл. – Решила искупаться в пижаме? Ты что, лунатик?

– Я не знаю, – ответила Клементина. А сама подумала: «Все дело в тебе. Я проснулась, приехала на пляж и чуть не утонула ради тебя. Я этого тогда не понимала, но все это было из-за тебя».

– А я однажды во сне пытался залезть в желоб для грязной воды, – признался Кэйбл.

Клементина никак не решалась снова посмотреть ему в глаза.

– Вот если бы ты смогла залезть повыше и сесть на доску… да вот так, как на лодке. Я буду отталкиваться ногами и грести. В любом случае прилив скоро прибьет нас к берегу, ты только держись покрепче.

Когда стало совсем мелко, Клементина слезла с доски, и они с Кэйблом вышли на берег. Пока они прошли полторы мили по песчаным дюнам до Хог-Бич, пижама Клементины совершенно высохла. Мать Клементины стояла на пирсе и ждала, когда вернутся спасатели, уплывшие на лодке вместе с ее мужем, и скажут, утонула ее дочь или нет.

Снова началась учеба. Всякий раз, как Клементина сталкивалась с Кэйблом в школьном вестибюле, парень говорил «привет». Когда она улыбалась ему, он тоже улыбался, и это означало, что у них есть общий секрет. Точнее, два секрета. Первый: как бы далеко тебя ни занесло, ты все равно непременно вернешься домой. И второй: осознал это Кэйбл или нет, они – Клементина и Кэйбл Мидоуз – созданы, чтобы быть вместе.

*Л*

Ли, в распоряжении которой есть права и микроавтобус ее матери, покупает на заправке кофе и пончики, а потом подбирает всех остальных. Последняя остановка, разумеется, у дома Зигани.

На часах восемь с небольшим. Мистер Кульхат уже уехал на вокзал. Мистер Кульхат – дипломат, хотя его дочь Зигани называет его «автомат». Миссис Кульхат работает в больнице, сейчас ее тоже нет дома – она повезла Парс и, младшую сестру Зигани, в бассейн. Она там плещется перед школой, ее конек – плавание на спине. Четыре девочки в микроавтобусе знают об этом лучше всех, ведь они по очереди следили за домом Кульхатов. Ни один пункт ежедневного распорядка Зигани не остался без внимания.

Ли и Бад остаются ждать в микроавтобусе, а Никки и Морин стучатся в дверь. Когда Зигани открывает, Бад подает жестами сигнал Ли, Морин хватает Зигани за руку, а Никки повязывает ей на глаза специальную повязку, У них с собой наручники, найденные в комоде матери Морин, там же лежала и повязка. Там было еще много странных вещиц, которые Морин описывала подругам в мерзких подробностях.

Тут все начинает идти не так, как задумано. Зигани разговаривает и размахивает руками. С одного запястья слетает наручник. Морин, Никки и Зигани заходят в дом Кульхатов. Дверь закрывается.

– Плохо, – комментирует Бад.

– Может, Зигани понадобилось в туалет? – говорит Ли.

– Или Морин. Она ссыт каждые пять минут.

– Если через три минуты они не выйдут, придется идти за ними, – говорит Ли. Она достает книжку, как будто и впрямь собирается скоротать время за чтением.

– Что это? – спрашивает Бад.

– Книга, – отвечает Ли. Ли любит повсюду таскать с собой книгу, так, на всякий случай. Она засовывает ее обратно в сумку.

– Да неужели? – притворно удивляете Бад. – А я думала – дирижабль.

– Там вроде как должна быть романтическая история, – объясняет Ли. – Ну, такая, знаешь, с оборотнями…

– А вампиры есть?

– Вампиров нет, – отвечает Ли. – Вообще-то никаких оборотней тоже еще не было…

– Может, и были, только ты не знаешь, что они оборотни, – говорит Бад. – Так значит, там про секс?

– М-м, нет. Героине всего одиннадцать лет.

– И она чуть не утонула, так? – спрашивает Бад. – Читала я эту книжку. Ты же про первый рассказ говорила, да? Этот рассказ про оборотней лучше остальных, хотя оборотни появляются только в…

– Ля-ля-ля, не порти мне чтение! – Ли громко напевает, заткнув уши. – Ничего не слышу.

– Вон они идут, – говорит Бад. – Ой!

Зигани в повязке и наручниках. Никки положила ей руку на плечо, помогая ей ориентироваться. Следом идет Морин. А за ней Парси, сестра Зигани.

– А она-то что тут делает? – спрашивает Бад у Морин и Никки, когда все оказываются в машине.

– Привет, – говорит Зиганни. Уголки рта ее печально опущены. – Отлично спланировано, народ.

– У меня отит, – объясняет Парси. Она с большим интересом оглядывает микроавтобус, как будто надеется обнаружить где-нибудь папку с надписью «ИСПЫТАНИЕ ЗИГАНИ». – Я не пошла сегодня в школу, меня оставили дома.

– Так почему же ты там не осталась? – спрашивает Бад.

– Ты что, издеваешься? – возмущается Парси. – Вы похищаете Зигани, ее ждут всякие приключения, а я, по-вашему, должна сидеть дома?

– Она пригрозила позвонить маме, если мы не возьмем ее с собой, – вклинивается Морин. – Мы хотели связать ее и запихнуть в шкаф, но Зигани не разрешила.

– Да ну вас, – огрызается Зигани. – Еще раз повторю: отлично спланировано, просто лучше некуда. Если мы с Парси не окажемся дома к пяти, мать с катушек съедет. Станет названивать в полицию, президенту, морякам тоже обязательно позвонит, и вообще призовет все силы ада. Можно мне уже наконец снять эту дурацкую повязку?

– Мы вернем тебя домой еще до пяти, – говорит Ли, скрестив пальцы под сиденьем. Она надеется, что Парси с заднего сиденья не разглядит этого жеста.

– Повязка останется, – сурово произносит Морин, а потом портит весь эффект, чихнув три раза подряд. – Это часть испытания. Так положено. Кстати, почему в автобусе вдруг завоняло как в приюте для бездомных животных? У меня аллергия на собак. А ты, Зигани, вся в собачьей шерсти.

– Ну так подай на меня в суд, – огрызается Зигани. – Что я могу поделать, если мы держим собаку. Вы же не собираетесь на самом деле взять с собой Парси, а? Это плохая мысль. Она никому ничего не расскажет, обещаю.

– Еще как расскажу. Я тоже хочу повязку на глаза! – требует Парси. Ли, Никки, Морин и Бад переглядываются и пожимают плечами.

– Ладно, – говорит Морин и снова чихает. Она берет спортивную сумку Ли и достает оттуда футболку. – Вот это сойдет.

– Нет, настоящую повязку! – заявляет Парси. Ее глаза взволнованно блестят. – Не хочу, чтобы мне завязывали глаза вонючей футболкой.

– Не надо, девочки, – ноет Зигани. – Пожалуйста, не надо. – Она привстает, и сидящая рядом с ней Никки толкает ее обратно, на сиденье, и пристегивает.

– Не беспокойся, – говорит Ли, выруливая с подъездной дорожки к дому Кульхатов. – Футболка чистая. Я не хожу на физкультуру, у меня справка от врача.

– Ее мама врач, как и твоя, – объясняет Бад сестре Зигани. – Ли стащила справку из кабинета коллеги ее мамы. Там говорится, что у Ли сердце расширено или что-то в этом роде. Поэтому, пока мы бегаем, она сидит на трибуне и вяжет.

У Ли действительно больное сердце. Но она наплела всем, что освобождение липовое. Лучше уж так, чем если бы все постоянно ее жалели.