Текст книги "Твоя кровь, мои кости (СИ)"

Автор книги: Келли Эндрю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Небрежно наложенный шов на животе Питера был грубым и раздражающим. Он был таким же, как и у нее, рубцы на животе порозовели от стежков. Также было и с Джеймсом, его торс был собран из кусочков, как лоскутное одеяло. Они были одинаковы и внутри, и снаружи.

Если кто-то и мог найти способ обогнать смерть, так это они втроем.

– Вытритесь, – сказал Питер и бросил им обоим по полотенцу. – Мы уходим.

Уайатт замерла.

– Куда?

– В рощу. – Он натянул чистую рубашку через голову. – Там все началось, там мы все и закончим.

30. Питер

До рощи, до кладбища, спрятанного в лабиринте хвойных деревьев, было рукой подать. Когда-то, до того как зверь зарылся в их корни, деревья, должно быть, цвели. Вечнозеленые и терпкие, с ветвями, полными живности, и стволами, липкими от соснового сока.

Теперь они были мертвы.

Там ничего не росло, даже Питер.

Они быстро и бесшумно передвигались по лугам, держась ближе друг к другу, и не сводя глаз с неба. Низко пригибались, когда что-то пролетало мимо. Впереди, среди сосен, возвышалась часовня, скат ее крыши резко выделялся в темноте, а основание было покрыто бледно-белыми цветами. Куда бы он ни повернулся, окружающие деревья были увешаны провисшей паутиной, свидетельствовавшей о присутствии вдовы.

Ему хотелось, чтобы все это не выводило его из себя так сильно. Раньше они проделывали этот путь тысячу раз. Лето сменялось летом. И в дождь, и в ясную погоду, когда солнце палило им в спину, и под сверкающей россыпью звезд.

Было что-то правильное в том, что они втроем снова находились здесь.

Вопреки смерти и благодаря ей. В конце концов, мы снова оказались вместе.

Луна над головой близилась к зениту. Еще немного, и наступит полночь. Затмение наступит и исчезнет. Рассвет зальет небо, и мир вспыхнет золотыми звездами. Он знал, как это бывает. Он видел так много восходов, что все они стали казаться ему одинаковыми.

Он видел один даже в глазах стража смерти.

Он знал, что за этим последует. Другого исхода не было.

Уайатт остановилась в нескольких футах от гниющих ступеней часовни и глядела на вход. После их встречи с вдовой первые ростки начали пускать корни. Широкие доски деревянного сооружения были оплетены виноградными лозами, будто все, что удерживало их вместе, было толстыми нитями плюща и кружевным поясом сладко пахнущей жимолости. Протянув палец, Уайатт коснулась опаловой головки цветка, такой бледной, что казалось, она светится в лунном свете.

– Я никогда раньше не видела ничего подобного, – тихо сказала она.

– Адские цветы, – заметил Питер. – Это не особо хорошо.

Джеймс вырвал цветок и заложил стебель за ухо.

– Они также известны как асфодели, если ты поклонник Гомера.

Питер провел бархатистым изгибом лепестка между большим и указательным пальцами.

– Оставьте пасть ада открытой достаточно долго, и елисейские цветы, как правило, пробьются сквозь щели.

– Хмм. – Уайатт оторвала лепесток и позволила ему упасть на землю, а сама поднялась по лестнице и вошла в часовню. Как только она скрылась из виду, решимость Питера пошатнулась. Он заколебался. Джеймс мгновенно оказался рядом, поддерживая Питера за плечо.

– Ты настоящий мерзавец, – сказал он. – Ты знаешь, что это за ожерелье.

– Да. – Питер закрыл глаза.

– И ты все равно позволяешь ей его носить?

– Я позволю ей уничтожить его.

Джеймс издал тихий смешок. Звук разнесся между ними в темноте.

– Она никогда тебя не простит.

– Знаю.

Они нашли Уайатт в медленно разрушающемся здании часовни. Во время дождя крыша обвалилась, и прогнившие балки наконец-то поддались. Из огромных проемов в потолке струился водопад плюща, а бледный лунный свет разливался по полу водянистыми оттенками розового. Уайатт стояла в лучах света, глядя на луну. В таком виде она казалось неземной… блестящее в лунном свете, мокрое платье цвета слоновой кости облепляло ее, как кисея, и на мгновение он ощутил острый укол сомнения. Может, она была права. Может, ему стоит подождать.

Может, они вместе встретят рассвет.

Джеймс вполголоса засвистел старую ирландскую колыбельную, и этот звук вывел Уайатт из транса. Она повернулась, внимательно разглядывая его и Джеймса, пока они шли между скамьями.

– Что-то не так?

– Он просто немного устал, – ответил Джеймс, усаживая Питера на скамью.

– Я так и знала. – Она побледнела. – Знала, что нам не следовало заставлять тебя покидать дом.

– Это была моя затея, – напомнил ей Питер, когда Джеймс бочком подсел к нему, опершись локтями о спинку скамьи. В конце концов к ним присоединилась Уайатт. Некоторое время после этого они втроем сидели молча, глядя на его пустую обитель.

Странно, что он сидел на этом месте жизнь за жизнью, маленький и напуганный, и наблюдал, как члены гильдии низко склонялись перед помостом. Странно, что он был обескровлен и расчленен, его кровь разлита по чашам, а тело брошено в грязь. Странно, как исчезла боль, растворилась до такой степени, что ты уже не мог вспомнить, на что она была похожа, только то, что ты чувствовал ее в первую очередь. Он попытался мысленно вернуться назад, вспомнить, как умирал, и обнаружил, что не может.

Он помнил только эту жизнь. Это невыносимо медленное вращение земли вокруг своей оси. Он помнил только Джеймса. То, как тот смеялся, освещенный снизу мерцающим светом светлячков. Помнил только Уайатт и то, как грохотали небеса, когда он поцеловал ее в тот первый невозможный раз.

Он не заметил, когда его сморил сон. Он знал только, что его разбудило.

Это был щелчок, скрежет оникса по дереву. Он открыл глаза, расправил плечи и увидел, что Джеймс Кэмпбелл ускользает под покровом темноты.

– Останься, – сказал Питер, стараясь не разбудить Уайатт. Она лежала, свернувшись калачиком, на скамейке, положив голову ему на колени, ее волосы были распущены и рассыпались волнами. От звука его голоса Джеймс остановился. Он вытянул шею, хрустнув костями, и медленно перевел взгляд на Питера. Его взгляд снова стал жутким, лишенным блеска, черным. Он выглядел крепко сбитым, адский цветок за ухом увял, а растение «вдовий поцелуй» впилось в горло.

– Тебе что, нужны зрители?

Его вопрос эхом разнесся в тишине пещеры. Уайатт шевельнулась, и они оба замолчали, наблюдая, как она устраивается поудобнее.

– Я хочу, чтобы ты был рядом, – сказал Питер, как только ее дыхание выровнялось. – На случай, если план провалится.

– Ты обезумел? Если что-то пойдет не так, то из-за меня.

– Ты не можешь знать наверняка.

– Я чувствую это, Питер, – он постучал двумя пальцами по груди, скривил губы в гримасе. – Это внутри, оно терзает меня. Раздирает на мелкие кусочки. Какую бы великолепную смесь ты ни приготовил, она нестабильна. Мы не можем этому доверять.

– Так прими еще одну порцию.

У Джеймса сдавило горло, когда он сглотнул.

– Я уже принял две.

Питер провел рукой по лицу, чувствуя, что медленно сдувается. На него навалилось глубокое изнеможение, застойная усталость, от которой у него двоилось в глазах.

– Ты можешь продержаться еще немного?

– Для чего?

Когда Питер не ответил, Джеймс выругался и отошел от скамьи. Звук его шагов резал тишину, даже когда он растворился в розоватой темноте часовни. Когда он вернулся, его щеки пылали, а волосы были в беспорядке, будто он их теребил. Джеймс опустился на скамейку перед ними, оперся руками о поручень и наклонился поближе.

– Ты совершал много глупостей, когда мы были детьми, – сказал Джеймс. – Я никогда не держал на тебя зла. Да и с чего бы мне это делать? Твой мир такой маленький, он как песчинка. Ты не знал ничего лучшего. Но это? Я должен просто стоять в стороне, пока ты позволяешь ей все разрушать?

– Ты разбудишь Уайатт, – все, что сказал Питер.

– О, я разбужу Уайатт, да? – смех Джеймса прозвучал сдавленно. – Если бы она не спала, я бы ударил тебя по лицу.

– Это не изменит моего решения.

– Нет, – согласился Джеймс, – но так я бы почувствовал себя лучше. – Закатав рукава, он прислонился спиной к деревянному выступу и посмотрел на бескрайнее небо. В полуночной тьме сверкали белые звезды. Прошло много времени, прежде чем он заговорил снова. – Там, где я был, не было звезд. Ты знал об этом? Это разъедало меня изнутри… полная темнота. Ничего не оставалось, как царапать эту темноту, пока пальцы не начинали кровоточить. Пока она не разлетелась на кусочки. Пространство заставляет тебя чувствовать себя ограниченным, но там, внизу… – Он посмотрел на черные кольца на пальцах. Кольца были грубыми, выкованными вручную. Пять колец, пять смертных лет в глубинах ада. На мгновение он посмотрел вдаль, в темные глубины, где Питер похоронил его.

– У тебя никогда не было формального школьного образования, – сказал он наконец. – Ты знаешь, что происходит, когда звезда разрушается?

– Нет, – признал Питер.

– Она поглощает сама себя. Ничто не ускользает, даже свет. – Взгляд его глаз встретился с взглядом Питера. – Если это ожерелье сделает то, для чего предназначено, то именно ты и приведешь в действие.

Питер сглотнул.

– Я не боюсь темноты.

– А что, если я боюсь? – Джеймс криво усмехнулся. – Что если я не хочу возвращаться?

– Ты уже мертв, Джейми, – прошептал Питер. – Я не могу спасти тебя. Но все еще могу спасти её.

Грохот снаружи заставил их поднять головы. Уайатт резко села, сон сразу же покинул ее.

– Что это было?

Джеймс приложил палец к губам.

– Тихо.

– Уайатт, – раздался голос из рощи. Питер похолодел, когда узнал Маккензи Беккет. – Уайатт, ты здесь? Боже. Я только что наступила на что-то мокрое. Эй? Кто-нибудь? На ферме выключен свет. Пожалуйста, не говорите мне, что мы проделали весь этот путь зря. – Послышался скрежет. Скрип подгнившей ступеньки. Голос изменился, стал низким и сдавленным. – Уайатт?

– Это не она, – сказал Питер, но тут же обнаружил, что Уайатт повернулась на скамье рядом с ним, скрестив ноги и положив ладони на колени.

– Уайатт, – пропел мимикрирующий. Когти заскребли по деревянной обшивке часовни, звук был похож на скрежет гвоздей по классной доске. – Выходи и поиграй.

Уайатт повернула голову в сторону, прислушиваясь к звуку. Она закатила глаза, пока те не превратились в сплошные склеры. Джеймс потянулся к ней, но Питер выставил руку, останавливая его.

– Оставь её.

Они завороженно наблюдали, как вены вздулись на ее руках толстыми бесцветными буграми. На мгновение воцарилась тишина, совершенная и соборная. А затем, без предупреждения, она резко запрокинула голову. Открыв глаза, она, не моргая, смотрела на луну.

– Мне это не нравится, – мрачно пробормотал Джеймс как раз в тот момент, когда она издала жуткий вопль.

31. Уайатт

В горле у Уайатт пересохло, голос сорвался. Она задыхалась в темноте, в груди у нее красными всполохами сверхновой вспыхивали звезды. Гладкая как атлас, сила струилась по ее венам. И тут, вплетенное в ткань ее сознания, она почувствовала это – сосущий хлопок, будто сапог выдернули из грязи. Земля содрогнулась. Небеса перевернулись. Где-то за пределами часовни, погруженный в глубокую бархатную тьму, лес вздыбился от того, что она сотворила.

Легкий наклон ее головы, мысленный рывок, и в ответ она почувствовала переплетение вьющегося плюща, протянутого через изогнутые межреберные промежутки. Нити ивалайса плотно обернули мембрану вокруг шипастой лестницы позвонков. Забавно, что она так долго ни за что не хваталась, чувствуя себя несвязанной и неподатливой, но обнаружила, что нужные ей нити все это время дремали внутри нее. И ухватиться за них было самой простой задачей на свете.

Еще одно подергивание, еще один рывок. Что-то поднялось с земли, содрогнувшись всем телом. Просто, просто, просто. Она могла видеть все это так ясно, будто сидела за ткацким станком – ее сердце билось, как галево (прим. переводчика – часть ткацкой машины), а сердце посылало потоки энергии по венам. Постепенно картина начала обретать очертания гобелена из костей и цветов. Уайатт открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что главная дверь часовни закрывается за густой решеткой плюща.

Джеймс наклонился над скамьей, он прищурился.

– Срань господня.

Уайатт потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он увидел. Когда она поняла, ее желудок словно налился свинцом. В дверном проеме висел найденный скелет, причудливо вписанный в зеленую стену.

Уайатт осела, вытаращив глаза.

– Я пыталась защитить часовню.

– А вместо этого оживила Питера. Умница. – Джеймс перемахнул через спинку скамьи и направился по проходу, чтобы посмотреть на ее творение.

– Я не хотела этого делать, – выпалила Уайатт. – Питер, мне так жаль.

Но Питер исчез. Она развернулась, вглядываясь в сгущающиеся тени, ища его, и обнаружила, что маленькая дверь в келью священника широко распахнута. Следуя за ним, она заглянула внутрь. Старый походный фонарь был зажжен, лампочка тихо потрескивала. Питер стоял над своим смятым матрасом, склонив голову под резким наклоном потолка. По полу были разбросаны предметы, которые она вытащила в тот день, когда совершила набег на его комнату, – йо-йо, машинки из спичечных коробков и маленькие пластиковые фигурки, с которых облупилась краска. Наклонившись, он поднял стоявшего на коленях игрушечного солдатика, и стал рассматривать его со всех сторон.

Уайатт легонько постучала по стене, оповещая о своем присутствии. Он не посмотрел на нее. Его внимание было приковано к широкой зеленой базуке, висевшей на плече солдатика.

«Выжженная земля», – лениво подумала она.

– Что ты здесь делаешь?

Он положил игрушку на стол и наблюдал, как она завалилась набок.

– Прощаюсь.

Что-то в том, как он это произнес, вызвало у нее в груди глубокую грусть. Она нащупала серебряную луну у себя на шее и обнаружила, что вместо этого ее пальцы сомкнулись на пуговице Кабби.

– Нам не нужно этого делать, – прошептала она. Неуверенность в ее голосе привлекла его взгляд. В мерцающем свете светодиода его глаза казались серо-синими. Как апрельский ручей, на котором медленно тает лед. – Я имею в виду, нам не обязательно прощаться. Когда все это закончится. Что, если мы останемся?

Если никто другой не скажет этого, то скажет она. Питер, стоявший перед ней, казался высеченным из камня. Одного его взгляда было достаточно, чтобы сбить ее с толку.

– Каким именно ты представляешь себе финал, Уайатт?

– Легким. Я восстановлю защиту. – Она воздержалась от упоминания о том, что вытащила его скелет из могилы, обойдя стороной ужасную правду о своих способностях. Она чувствовала себя не лучше зверя, манипулирующего чем-то мертвым в своих целях. Стараясь, чтобы ее голос не дрогнул, она сказала:

– Я смогу это сделать.

– Я знаю, что сможешь. Всегда могла. – Он пожал плечами. – И что потом?

– Что ты имеешь ввиду?

– Защита ослабнет. Со всем живым всегда так. – Он подошел ближе, слегка кренясь. – Ты будешь здесь всю оставшуюся жизнь? День за днем? Присматривать за подопечными, пока не состаришься, не согнешься и не окажешься на пороге смерти?

Она сглотнула, ее нервы были на пределе. Ей не понравилось, как он смотрел на нее, его широко раскрытые глаза были полны решимости.

– Я лишь пытаюсь пережить эту ночь, Питер. Я не заглядываю так далеко вперед.

– Почему нет? Помечтай со мной минутку… ты же любишь это делать. – Он навис над ней, согнув плечи, словно притягивая к себе. – А что, если у тебя будут дети?

– ети? – испуганно пролепетала она. – Нам по восемнадцать.

Она сказала «нам», не «мне». Ее охватило чувство унижения, мокрое и холодное. Он не обратил внимания на то, как она запнулась от собственных слов, как покраснели ее щеки.

– Нам не всегда будет столько, – тихо сказал он. – Что, если они не смогут делать то, что делаешь ты? Что тогда? Ты научишь их проливать кровь во имя леса? Ты покажешь им, как разделать меня на куски и стереть мои кости в порошок?

– Что? – ужас пронзил ее насквозь. – Нет. Никогда.

Он поджал губы. Его глаза были голубыми, как тающий снег, и такими знакомыми ей, как ничто другое.

– Я не сделаю этого, Уайатт. Я не стану привязывать тебя к этому месту только для того, чтобы удержать. А это то, что нужно, чтобы удержать тьму в лесу. Это место поглотит тебя больше, чем уже поглотило.

У нее вырвался судорожный вздох, похожий на всхлип.

– Никто из нас не будет привязан к этому месту. Сегодня вечером мы отправим зверя обратно в небо.

– Верно. Мы сделаем это. – Он протянул руку и провел пальцем по круглой поверхности кулона. – Когда наступит полное затмение, ты разобьешь его, прежде чем в часовню попадет что-нибудь еще.

В дверь снова постучали, и появился Джеймс, выглядевший подавленным. Взгляд его темных глаз слишком надолго задержался на ожерелье.

– Почти пора.

Они втроем направились обратно в неф, где в заросшем плющом потолочном окне сияла круглая красная луна. Небо было странно темным, часовня окрасилась в тусклый розовый цвет. В последний раз, находясь здесь, они все лежали голова к голове в роще, наблюдая, как луна скрывается в тени земли.

Уайатт помнила ту ночь так, словно это было вчера. Воспоминание о поцелуе Питера все еще крутилось у нее в голове, и поддавшись импульсу, она под покровом темноты взяла его за руку. Она была в ужасе от мысли, что ее отвергнут, у нее кружилась голова от ощущения, что Джеймс следит за каждым ее движением. Но Питер только крепче прижал ее к себе, удерживая их вместе в бездонной тьме. Она лежала совершенно неподвижно, едва осмеливаясь дышать. Сердце в груди билось, как птичка.

Джеймс был первым из них, кто услышал приближение гильдии. Он выпрямился, осматривая деревья.

– Кто-то идет.

Они бросились за ним и обнаружили, что он смотрит в землю. Белые ночные флоксы высунули свои головки из грязи, их розовые лепестки были такими красивыми в лунном свете.

– Черт, – выдохнул он. Где-то в лесу кто-то выкрикивал их имена. Свет фонарика прорезал темноту, пробиваясь сквозь деревья. На мгновение на лице Джеймса отразился страх. – Питер, он у тебя?

Питер просто смотрел вдаль, на лес. Как он делал всегда, прислушиваясь к тихому дыханию леса. Оказавшись в поле его зрения, Джеймс схватил его за плечи и сильно встряхнул.

– Питер! Посмотри на меня. Нож. Ты принес его?

– Да, – его ответ был лаконичным. Осторожным. Он не смотрел на Уайатт. – Он у меня в ботинке.

– Ты полный придурок. – Джеймс сильно толкнул его в грудь. Питер подался вперед, и каблук его ботинка вырвал цветы с корнем. – Они выпотрошат тебя, если найдут его при тебе. Что ты собирался с ними сделать, а?

– Ничего.

– Ничего, – передразнил Джеймс, пихая его во второй раз. Питер врезался спиной в широкий ствол вяза. – Тебе просто нравится думать об этом? Ты просто хочешь притвориться, что всемогущий?

Без предупреждения кулак Питера взметнулся в воздух, ударив Джеймса по носу. Тот отшатнулся, кровь хлынула из его лица, брызгая красным. Уайатт втиснулась между ними, делая все возможное, чтобы помешать Питеру нанести второй удар. К тому времени там уже было множество фонариков, свет пронизывал ряды деревьев, и вся роща была покрыта серебром.

Вытирая кровь с подбородка, Джеймс пнул землю к флоксам. Он повернулся к ней, в его глазах сверкала ярость.

– Убирайся отсюда, Уайатт. Не показывайся им на глаза.

Теперь они были одни. Вшитые в полуразрушенную часовню нитями плюща и пуговицами из костей. За ними никто не шел. Больше не было секретов. И не было времени. Кровавая луна была в зените, красная и тусклая. Ее тетя как-то назвала это время самой буйной луной. Она не сомневалась, что это правда.

Джеймс, стоявший рядом с ней, встряхнул ингалятор. В тишине тот глухо звякнул.

– Думаю, он кончился.

– Что? – она удивленно взглянула на него. – Закончился? Уже?

– Оказывается, нет точной дозы для моего состояния. Однако, твоя кузина – довольно умная ведьма. Не говори ей, что я так сказал.

У нее больно сжалось сердце.

– И что? Это все? Мы должны просто отпустить тебя?

Джеймс одарил ее кривой улыбкой.

– Обычно именно так поступают с мертвецами.

– В этом нет ничего обычного, и ты это знаешь. Мы должны что-то предпринять.

– Мы что-то и предпринимаем, – напомнил ей Питер, и она поняла, что он имеет в виду ожерелье.

– Не только это. Что-то еще.

– Что например?

– Я не знаю! – Ее крик разнесся в темноте. – Что угодно!

Питер потер затылок, выглядя более усталым, чем она когда-либо видела.

– Нет смысла бороться. Решение уже принято. Джеймс уходит.

Джеймс, прислонившийся к ближайшей скамье, не стал этого отрицать.

– Джейми, ты не можешь. – Она почувствовала себя так, словно ее ударили под дых. – Там небезопасно.

– Здесь тоже, – сказал он. – По крайней мере, пока я с тобой. Я не горю желанием оказаться по ту сторону защиты, когда случится худшее.

Уайатт не могла представить себе ничего хуже, чем то, что его не будет с ними, чтобы вместе встретить неизбежный конец. Она уже собиралась сказать это, когда он заговорил снова.

– Знаешь, я узнаю это ожерелье.

Она прерывисто вздохнула.

– Правда?

– Конечно. Мой отец был зациклен на нем долгие годы. Он знал, что у твоего отца на чердаке какие-то секреты, и чуть с ума не сошел, пытаясь понять, что бы это могло быть. Временами он только об этом и говорил.

– Так, значит, ты знаешь, что оно делает?

Взгляд его глаз встретился со взглядом Питера поверх ее головы, и что-то бессловесное промелькнуло между ними.

– Да, – сказал он наконец, смирившись. – Я знаю, что оно делает.

– Ты не обязан этого делать, – поспешила сказать она. – Тебе не обязательно уходить. Маккензи может сделать больше. Она знает, как это делается.

– Маккензи здесь нет.

За лесом раздался вой. Это был долгий и низкий крик того, кто охотился. В горле у нее пересохло. Ее тело ощущалось песочные часы. Время все уходило и уходило.

– Мы только вернули тебя, – прошептала Уайатт. – Ты не можешь уйти. Питер, скажи ему.

Но Питер молча стоял рядом с ней, глядя на луну невидящим взглядом. Его рубашка прилипла к боку, кровь алыми пятнами проступила на хлопке.

– Он знает, что я прав, – сказал Джеймс, убирая ингалятор в карман. – И он позволит мне уйти, потому что не хочет, чтобы я оставалась с тобой наедине, когда придет время.

– Ты что, – огрызнулась она, – его переводчик?

Джеймс подавил смешок и притянул ее к себе, заключив в крепкие медвежьи объятия. Она попыталась оттолкнуть его, но он крепко держал ее, поцеловав в макушку.

– Я люблю тебя, Уайатт Уэстлок. Ты это знаешь?

Она высвободилась из его объятий, по ее лицу текли слезы. У ее ног бледно-красные маточные почки пробивались сквозь щели в прогнувшейся древесине. Они медленно раскрывались, превращаясь в кровоточащие сердечки. Ей хотелось сорвать их, одно за другим. Спрятаться, чтобы никто не мог увидеть. Она так долго старалась ничего из себя не выплескивать, а теперь просто трещала по швам.

Все было открыто, каждая частичка ее сердца была обнажена. Это было слишком. Все было чересчур.

– Скажи «я люблю тебя, Джейми», скажи это, – попросил он.

– Нет.

Тень улыбки промелькнула на его губах.

– Ты пожалеешь об этом.

По всей длине двери, украшенной скелетами, адские цветы распустились в белые головки, похожие на бумагу. Полуночные цветы, черные тычинки которых придавали им сходство с пустыми черепами. В полумраке глаза Джеймса казались слишком черными. Он уже увядал, зверь постепенно отнимал его у них. Он хрустнул костяшками пальцев, и кости с громкими щелчками выровнялись.

– Что ж, это будет весело.

– Мятеж, – сухо заметил Питер.

Улыбка Джеймса стала ослепительной.

– А разве мы не собираемся попрощаться?

– Мы уже это делали однажды, – сказал Питер, зажимая рану в боку. – Когда я хоронил тебя, помнишь?

Джеймс цокнул языком.

– Обидчивый, как всегда.

Он преодолел оставшиеся между ними ступеньки, и схватил Питера за шею так, что они столкнулись лбами. С трудом выдохнув, тот закрыл глаза. Они простояли так секунду-две – и ни один из них не произнес ни слова. Где-то в лесу что-то издало трель, высокую и чистую.

Наконец Джеймс сказал:

– Я думаю, у тебя идет кровь.

– Немного.

Они оторвались друг от друга, булавочные уколы в боку Питера превратились в кровавую рану.

Джеймс посмотрел на них обоих.

– Летом на озере Комо было бы спокойнее.

Питер и Уайатт стояли рядом и смотрели, как он уходит – сквозь заросли морозника, в заросли лысых деревьев. Прочь от убежища, где они сражались, росли и играли.

Когда он ушел, и ночь стала тихой, Уайатт повернулась к Питеру.

– Что теперь?

– Мне нужно присесть, – признался он. – Пока я не потерял сознание.

– О Боже. Прости. – Она прижалась к нему, помогая добраться до основания алтаря. Он соскользнул вниз, увлекая ее за собой, и они оба ударились о землю чуть сильнее, чем следовало. Со стоном Питер вытянул ноги. Он был призрачно-бледным, рана в боку обильно кровоточила.

– Мне показалось, ты говорил, что умеешь накладывать швы, – сказала Уайатт.

– Я не говорил, что у меня это хорошо получается. Как ты думаешь, кто накладывал тебе? – Он не стал дожидаться ответа. Вместо этого наклонился и поцеловал ее, медленно и нежно.

– Ты знаешь, что делать, – сказал он, когда они оторвались друг от друга.

– Прямо сейчас?

– Мы больше не можем откладывать, – сказал он. – Это несправедливо по отношению к Джейми. Ты пришла сюда, чтобы проводить в последний путь, а не позволить зверю разорвать его на части.

Снаружи, в лесу, что-то тяжелое с треском ломилось сквозь деревья. Титан, выползающий из глубин Тартара.

– Сейчас, Уайатт, – сказал Питер раздраженно.

Она потянулась к кулону и натянула цепочку достаточно сильно, чтобы расстегнуть застежку. Цепочка серебристой спиралью легла ей на ладонь. Ощупывая ее пальцами, она провела по краю, пока не наткнулась на петельку, скрытую в серебряной оправе.

– Даже не думаю, что мне нужно его разбивать, – пробормотала она. – Тут есть маленькая петелька, выглядит почти как медальон.

Уайатт, посмотрев на кулон, нахмурилась, и повертела его в руках, пока что-то не щелкнуло. Ей показалось, что она услышала, как Питер вздохнул, когда петелька ослабла, и кулон открылся в форме двух полумесяцев. Из него потекла кровь, черная и влажная, стекая ей на ладонь.

– Отвратительно.

– Кровь зверя, – объяснил Питер, когда она протянула ему руку. – Добывается из мертвых деревьев в роще. Это древний алхимический ритуал. Под воздействием воздуха составные ингредиенты в конечном итоге разделяются, что лишает зверя связи с этой стороной неба. Обе части будут втянуты обратно в бездну.

– Но в этом нет никакого смысла, – сказала Уайатт, продолжая разглядывать кулон. – Джейми умер всего пять лет назад. Зверь живет здесь уже много веков.

– Это правда, – медленно сказал Питер.

У нее закружилась голова.

– Кроме того, Прайс сказал, что зверь питался душой Джейми. Это паразитические отношения, а не дружеские.

– Да.

Воздух в святилище был спертый и неподвижный. По ее коже пробежал жуткий холод.

– Ты сказал, что в медальоне была какая-то смесь. Кровь зверя и что еще?

– Уайатт…

– Что ещё?

– Порошок из костей, – тихо ответил Питер.

Из ее легких вышел весь воздух. Медальон выскользнул у нее из рук и со звоном упал на пол между ними.

– Зверь никогда не был привязан к Джеймсу. Он был привязан к тебе.

Она посмотрела на Питера и увидела, что он смотрит на нее, его глаза были бледными и холодными, как лед. Из его носа потекла тонкая струйка крови. Черная, как деготь. Скользкая, как живица.

– Нет.

Его губы сложились в подобие улыбки.

– Я люблю тебя.

– Нет. – Ее голос был тверд, как камень. – Этого не случится.

– Уайатт, – сказал он, как всегда, спокойно, – ты меня слышишь?

– Я слышу тебя, ты лжец. Я слышала тебя, и я ненавижу тебя.

Улыбка тронула его губы.

– Ты же это не всерьез.

– Ты меня обманул.

Его глаза были ярко-розовыми.

– Ты бы не пошла на это, если бы этого я этого не сделал.

– Вот почему он ушел, – выдохнула она. – Джеймс, он… Боже, он знал? Он знал и ушел в лес, чтобы позволить мне убить тебя?

– Мы не сошлись во мнениях, – сказал Питер, хотя слова выходили запыхавшимися. Ему не хватало воздуха. Он умирал у нее на глазах. И это была ее вина. Как будто она произнесла это вслух, Питер сказал: – Я сам это выбрал, Уайатт.

– Черта с два, ты это сделал, – воскликнула она. – Скажи, как мне это остановить.

– Ты не сможешь. Уже все сделано.

– Я не хочу, чтобы это было так. Я сказала тебе, чего хочу. Я хочу остаться здесь, с тобой. Хочу всего, о чем мы говорили. – Слова лились из нее нескончаемым потоком. Она не могла их остановить. – Мы можем ссориться. Можем ненавидеть друг друга. Мы можем ухаживать за этим местом, пока не состаримся и не согнемся. Мне все равно. Мне все равно, что мы будем делать. Просто останься здесь, со мной.

Он покачал головой.

– Я уже говорил тебе… я достаточно долго обманывал смерть. Я никогда не был предназначен для такой жизни.

Ей хотелось ударить его. Хотелось закричать. Хотелось, чтобы земля разверзлась. Она вскочила на ноги, ища, дикая и обезумевшая. Им ничем нельзя было помочь. Не было ничего, кроме темноты, первые лучи рассвета просачивались в витражное окно верхнего этажа.

Ей пришло в голову, что Джеймс где-то поблизости – возможно, все еще в пределах слышимости. Джеймс Кэмпбелл, их интриган и планировщик. Он понимал работу гильдии гораздо лучше, чем она. Он должен знать, что делать.

– Джеймс, – позвала она, и ее голос сорвался на крик. – Джеймс Гэвин Кэмпбелл!

– Это бесполезно, – сказал Питер. – Он ушел.

– Нет. – Она снова опустилась на колени, рухнула перед ним, обхватив его лицо руками. – Ты все испортил. Все.

Его глаза затрепетали и закрылись. Она почувствовала, как у него перехватило дыхание, и дотронулась до его груди, ощущая, как замедляется биение его сердца под рубашкой.

– Это всегда шло к концу, – сказал он ей.

– Не так, – выдавила она из себя. – Ты должен был отправиться домой.

– Все в порядке. – Он прижался губами к ее векам, сначала к одному, потом ко второму. Его поцелуи были мокрыми от ее слез. – Уайатт, все в порядке. Я уже дома.

Она хотела сказать что-нибудь едкое, но тут у него вырвался стон, и он привалился спиной к каменной ограде. Алтарь, на котором он умирал, снова и снова, от рук ее семьи. Из его правого уха красной рекой потекла кровь. Уайатт вытерла ее большим пальцем, слезы неудержимо катились у нее по щекам.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Пожалуйста, не оставляй меня одну.

– Небеса закроются. Ты будешь в безопасности.

– Мне плевать на небеса! – Это вырвалось у нее почти криком. Камни задрожали под ними, земля содрогнулась от ее горя. – Ты не можешь оставить меня здесь без себя.

– Все в порядке. – Его глаза затуманились, их цвет потускнел. – Цветочек, с тобой все будет в порядке.

Послышался странный стук, словно игральные кости катились по дереву. Звук шагов заставил ее повернуться лицом к двери. В проеме стояли двое членов гильдии в плащах, уставившись на груду увитых плющом костей. Сначала она подумала, что ее защита не сработала. Она подумала, что ожившие помощники в оранжерее наконец-то пришли за ними, вернувшись к жизни, когда зверь вырвался из рук Джеймса.