Текст книги "Твоя кровь, мои кости (СИ)"
Автор книги: Келли Эндрю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– Замечательно. – Доктор Дельва одарила ее любезной улыбкой, и Уайатт не могла не задуматься, как много из их спора она подслушала. – Как мы себя чувствуем?
– Мне стало лучше.
– Не сомневаюсь. – Доктор Дельва сняла с шеи стетоскоп. – Не возражаешь, если я проверю твои показатели?
– Конечно.
Она поморщилась от холодного прикосновения металла сквозь прозрачную ткань халата.
– В твоей карте пациента указано, что ты потеряла сознание. Твои показатели говорят о признаках вазовагального обморока. – Врач выпрямилась, пряча стетоскоп на место под белыми лацканами своего халата. – У тебя были обмороки в анамнезе?
– Э-э, нет. – Уайатт взглянула на Питера, который все еще спал на диване. – Мне стоит беспокоиться?
– Я бы не стала паниковать. В этом нет ничего необычного. Причиной может быть что угодно – например, от сильного стресса до вида крови.
Уайатт чуть не рассмеялась вслух, хотя в этом не было ничего смешного. Она представила, как фермерский дом смыкается вокруг нее, как отрывисто щелкают ребра, как из слива в душе в городском доме Прайса течет красное, красное, красное.
– Я чувствовала себя не очень хорошо, – призналась она.
– Я бы сказала, что это еще мягко сказано. – Доктор Дельва засунула руки в карманы. – Ты поступила с ранением брюшной полости. Знаешь, что это значит?
– Нет, – сказала Уайатт, – но могу догадаться.
– Тот, кто накладывал швы на твой живот, не простерилизовал должным образом свое оборудование. Это, а также неаккуратное наложение швов, привело к повторному вскрытию краев раны и довольно серьезной инфекции в придачу. К счастью, повреждение было поверхностным – операция не потребовалась. Мы ввели антибиотик внутривенно, но, честно говоря, тебе повезло, что ты вовремя попала сюда. Подобная задержка с лечением могла привести к летальному исходу.
Мать Уайатт сидела неподвижно на стуле, ее лицо с каждой минутой бледнело. Уайатт заерзала, чувствуя себя муравьем под микроскопом. Как ей рассказать им, что она оказалась в ловушке на ферме, в лесу, полном зубов? Как ей объяснить то, чему она была свидетелем, что чувствовала, что делала, не показавшись при этом сумасшедшей?
– Когда я смогу вернуться домой?
Доктор Дельва сжала капельницу, изучая содержимое.
– Я бы хотела оставить тебя еще на одну ночь, просто для наблюдения. Но пока твои показатели остаются на прежнем уровне, не вижу причин, по которым мы не можем назначить тебе пероральный прием антибиотиков и отправить восвояси.
Оставшаяся часть визита прошла быстро, и вскоре Уайатт осталась наедине с матерью, восемнадцать лет секретов разделяли их, как стена.
– Очевидно, нам с тобой есть о чем поговорить, – сказала Теодора, уставившись на остатки своего кофе. – Но не прямо сейчас. Тебе нужно немного поспать.
В конце концов, после нескольких серий реалити-шоу «Плохое реалити» Уайатт задремала, привлеченная приглушенным шумом машин.
Она пробудилась от сна, который часто прерывался, и обнаружила, что в комнате темно. Ее матери не было. На экране телевизора замелькал приглушенный рекламный ролик, на экране жирным шрифтом мигала цифра 1-800: «Покупай сейчас!». На краю ее кровати лежал Питер, он крепко спал и глубоко дышал, уронив голову на сгиб рук.
– Питер. – Она осторожно протянула руку, убирая с его глаз растрепанные белые пряди. – Питер? Проснись.
Его веки дрогнули и открылись. На мгновение он уставился на нее, отстраненный и сонный.
– Привет, – прошептала она.
Он резко выпрямился, прижав ладонь к левому глазу.
– Цветочек. – Его голос был хриплым ото сна. На его щеке отпечатались складки одеяла. – Ты не спишь.
Она не теряла ни секунды.
– Мы должны вернуться.
Он замер, вытянув руки в стороны, и уставился на нее так, словно у нее только что выросла вторая голова.
– В Уиллоу-Хит?
– Мы не можем просто бросить его.
Ей не нужно было уточнять. Они оба знали, что она говорит о Джеймсе.
– Мы его не бросаем, – сказал Питер. – На самом деле его там никогда не было.
– Ты не можешь знать этого наверняка.
– Но я знаю, – поспорил он. – Знаю, тебе тяжело это слышать, но это правда. Джеймс Кэмпбелл умер пять лет назад. Я был с ним. Я похоронил его. Зверь подобрал все, что от него осталось, и использовал это, чтобы запудрить нам мозги.
– Тогда как подруга Маккензи услышала его?
– Я не знаю. – Он провел рукой по лицу. – Возможно, это было что-то вроде эха смерти. Она сказала, что некоторые люди не могут перейти на другую сторону. Если с Джеймсом так, то это потому, что зверь привязал его дух к реальному миру. Но мы с тобой видели, как вдова уничтожила зверя в роще. Его больше нет, и Джейми тоже.
– А что, если то, что мы видели, было неправильным?
Вопрос был подобен чашке, поставленной на огонь. В глазах Питера вспыхнула какая-то искра. По телевизору мужчина с ослепительно белыми зубами демонстрировал, как разрезать кожу на ботинках ножом для разделки мяса. Испытывая тошноту, Уайатт наблюдала, как шкура сползает с него, словно шкура быка.
– Я не повезу тебя обратно, – сказал Питер с такой яростью, что у нее по спине пробежали мурашки.
– А что насчет тебя?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты вернешься? Завтра ночью будет кровавая луна. Если все, что мне сказали, правда, то просвет в лесу будет виден невооруженным глазом.
– Возможно, – сказал Питер. – Теперь, когда зверь ушел, щель, возможно, закрылась сама собой.
– А если она все еще открыта? Тебя больше ничто не связывает с этой стороной неба.
Он бросил на нее странный взгляд.
– Ты действительно так думаешь?
На ее щеках появились два красных пятна. Она вспомнила свое полное слез признание на лугу: «Я хотела, чтобы ты любил меня». Она была не в своем уме, когда говорила это – злая, опечаленная и почти обезумевшая от силы. Уайатт думала, что больше никогда его не увидит. Иначе она не стала бы так откровенно раскрывать свое сердце.
– Я просто хочу сказать, что ты наконец-то можешь получить то, что хочешь, – тихо сказала она. – Ты можешь уйти домой.
По его лицу пробежала тень.
– Мне больше нечего делать дома.
Между ними повисло молчание, нарушаемое только приглушенным звуком телевизора.
– И что? – спросила она, когда тишина стала становиться невыносимой. – Это все? Мы просто отпустим? Будем жить дальше?
– У меня было пять лет, чтобы смириться с этим.
– Ну, а у меня – нет, – отрезала она. – Есть причина, по которой Джейми сказал Лейн найти Маккензи. Он пытался связаться с нами, Питер. Мы не можем просто проигнорировать такое сообщение. Что, если он застрял? Что, если ему нужна наша помощь, чтобы перейти? По крайней мере, это мы должны сделать.
Питер откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Долгое время он молча смотрел на нее. Она как раз собиралась наброситься на него – отчитать за то, что он, как всегда, замкнулся в себе, – когда он наконец заговорил.
– Ожерелье. Это старинная семейная реликвия Уэстлоков. Возможно, ты его видела. Подвеска из белого золота в форме…
– Полумесяца, – закончила Уайатт. – Я знаю его. Это ты искал, когда громил мою комнату?
Он не стал этого отрицать.
– Оно у тебя?
– Больше нет. Я отдала его Маккензи.
– Можешь его вернуть?
– Зачем?
– Если ты права, и Джеймс не перешел на другую сторону, значит, что зверь пережил нападение вдовы. Он все еще внутри него, питается его душой. Единственный способ освободить Джейми – это отправить зверя обратно через дыру.
Уайатт прищурилась, глядя на него.
– Я не понимаю, как какое-то дешевое золото может быть связано с этим.
– Ожерелье было частью политики твоего отца «выжженной земли». – Увидев выражение ее лица, он продолжил: – Это военная стратегия – уничтожать все, что может быть полезно врагу, чтобы он не смог использовать это против тебя. Это была защитная мера на случай, если что-то пойдет не так. Ожерелье обладает древними алхимическими свойствами. Уничтожишь его, и теоретически это лишит зверя возможности летать по эту сторону неба.
– Теоретически?
– Не похоже, что он когда-либо это проверял. – Парень уставился на свои руки, избегая ее взгляда. – Такой магии не существует. Как только привязь разорвана, все кончено. Ее невозможно восстановить.
Часть крови отхлынула от его лица. Было что-то, о чем он ей не сказал. Что-то, о чем он умолчал.
– Питер…
– Позвони Маккензи, – сказал он, прежде чем она успела высказать то, о чем думала. – Возьми ожерелье. А потом я вернусь.
– Со мной.
– Нет, Уайатт. – Он встретил ее равнодушный, холодный взгляд. – Один.
К тому времени, когда приехала мать Уайатт, день был в самом разгаре, а ни Уайатт, ни Питер так и не пришли к согласию. Он стоял на страже у ее кровати, скрестив руки на груди и угрожающе хмурясь, а доказательства их ссоры были разбросаны по комнате в виде кучки гниющих плодов шиповника. Разозлившись, Уайатт чуть не проткнула кончиком ручки документы о выписке.
– Мне просто нужен еще один автограф, – пропела медсестра. – Отлично. Можете идти.
– Я подгоню машину, – сказала мать Уайатт, когда он закрыл за собой дверь. Ее взгляд метнулся к Питеру. – Ты не мог бы помочь ей спуститься в вестибюль?
Вопрос прозвучал раздраженно, как и его ответ.
– Конечно.
Уайатт не торопилась переодеваться в позаимствованную у Лейн одежду, разглядывая в зеркале ванной комнаты растрепанные волосы. Когда она, наконец, вышла, собрав волосы в подобие пучка на макушке, то обнаружила, что Питер ждет ее прямо за дверью, а под его нахмуренными темными бровями назревает буря. Их молчаливое замешательство продолжалось, пока они молча шли к лифту.
Завернув за угол, она чуть не столкнулась с человеком, который держал в руках пластиковый кофейный поднос. Питер оттащил ее в сторону как раз вовремя, чтобы напиток со льдом не разбился о плитку в клеточку. Остывший напиток растекся грязной лужицей.
– Простите, – прощебетал слишком знакомый голос. – Это я виновата, я отправляла сообщение и… Уайатт?
Уайатт в панике выпрямилась, прижатая к груди Питера. Перед ней стояла Натали Риверс, со светлой кожей, обрамленной темной бахромой, ее сотовый был зажат в руке с красивым маникюром. Уайатт выдавила из себя слабую улыбку, когда Натали положила телефон на поднос.
– Боже мой. Это ты. Я словно увидела привидение.
Улыбка Уайатт померкла. Кофе пролился ей под ботинки.
– Я, честно говоря, не могу в это поверить. – Натали огляделась по сторонам и понизила голос до шепота. – Я имею в виду, Боже, Уайатт. Тебя никто не видел несколько месяцев. Люди говорят, что ты покончила с собой.
– О? – Уголки ее рта болели от улыбки. У нее разболелась голова. Она попыталась вспомнить, что доктор Деваль говорил ей о причинах, провоцирующих обмороки, только сегодня утром. Избегать их было определенно важно. Изо всех сил стараясь придать своему тону легкость, которой она не чувствовала, она сказала: – Удивлена.
– Это довольно дерзко с твоей стороны, – сказала Натали, наклоняясь ближе. В ее позе было что-то заговорщицкое. Будто они все еще были подругами, обменивающиеся записями гелевой ручкой на уроке тригонометрии. После наступления темноты они тайком выбирались потусоваться на Пикеринг-Уорф. – Вернуться сюда после того, что ты сделала. На твоем месте я бы никогда больше не показывалась на людях.
Из нее вылетел весь воздух, оставив ее пустой, как шелуха. От необходимости придумывать ответ ее спасло ощущение руки Питера, скользнувшей по ее пояснице.
– Нам пора идти, – сказал он. – Твоя мама будет переживать, где мы.
– Кто это? – спросила Натали, когда они прошли мимо нее, не сказав больше ни слова. Она стояла как вкопанная, открыто глядя, как Уайатт тычет дрожащим пальцем в кнопку вызова лифта. Она смотрела, как цифры загораются на ярко-зеленом дисплее, когда кабина поднимается между этажами. Когда двери, наконец, со скрежетом открылись, она почти бросилась внутрь, отчаянно пытаясь спастись.
– Я скажу Мике, что ты заходила, – крикнула Натали ей вслед, как только двери закрылись.
Это было похоже на закрытие гробницы.
Они добрались до входа в отделение неотложной помощи прежде, чем у Уайатт подогнулись колени. Она опустилась на свободную скамейку, тяжело дыша. Закрыв глаза, она ударилась макушкой о тонированное оргстекло. Под ее кожей тонкие нити паники начали сплетаться во что-то острое и разъедающее.
– Эй, – скамейка скрипнула, когда Питер опустился на свободное место рядом с ней. – Поговори со мной.
Она крепче зажмурилась.
– Я не могу.
Где-то вдали, вне поля зрения, на стоянку свернула машина скорой помощи, завывая сиренами. Забавно, что достаточно было одного специфического звука, и она снова была там, а январский холод впивался в нее зубами.
Чья-то рука обвилась вокруг ее плеча. Питер нежно притянул ее к себе. Его губы легонько, как перышко, коснулись ее виска. Для любого прохожего они могли показаться парой, прижимающейся друг к другу.
– Ты портишь растения, – предупредил он.
Она открыла глаза и посмотрела на бетонные урны, стоявшие прямо перед дверьми. Цветы представляли собой смесь белых гладиолусов и красной герани с концентрическими черными листьями. Худой мужчина в шапочке стоял у ближайшего горшка, искоса наблюдая за умирающим растением сквозь завесу сигаретного дыма.
– Дыши, – уговаривал Питер.
И она сделала это. Постепенно узлы в ее венах начали распутываться. Сила превратилась в дым, бледный и пепельный. Она опустила взгляд на свои колени и увидела, что их руки переплетены, его большой палец обводил бугорки и впадинки на ее костяшках.
– Ты хорошо справилась. – Она кожей почувствовала, как Питер улыбается ей. – Благодаря тебе все выглядело так просто.
Гудок Приуса ее матери заставил их обоих повернуться в сторону кольцевой развязки. Питер помог ей подняться со скамейки и поддерживал до самой машины. Они один за другим скользнули на заднее сиденье, держась за руки.
В зеркале заднего вида глаза матери скрывались за темными очками. И все же Уайатт чувствовала, что она наблюдает за ними. Оценивает. Как только они оба пристегнулись, она склонилась над консолью и открыла бардачок, порылась в его недрах и вытащила конверт, запечатанный восковой печатью в виде кроваво-красного пеликана.
Уайатт насторожилась.
– Что это?
– Я давно должна была тебе кое-что отдать, – произнесла мать, передала конверт Уайатт и завела машину. – Давайте-ка поедем к тете Вайолет. А потом, думаю, тебе стоит послушать, что скажет отец.
25. Питер
Если Питер когда-нибудь и мечтал о жизни вдали от Уиллоу-Хит, он не мог этого вспомнить. В этой нынешней жизни все, что его заботило, – найти дорогу домой. Вернуться по небу. Вернуться к своей матери. Он никогда не задумывался о том, что находится по другую сторону узкой грунтовой дороги. Он и представить себе не мог, как мог вырасти остальной мир вокруг фермы, как приливы и отливы, забивающие реки разъедали землю вокруг неподвижного камня.
Пока что ему здесь не нравилось. Не нравилась еда. Не нравился запах. Ему не нравились звуки, скорость и то, как все это казалось наспех собранным воедино, громоздящимся одно на другое в палимпсесте из гладкого стекла и крошащегося кирпича.
К тому времени, как они добрались до Салема, его начало тошнить от движения, и он потерял равновесие. Дороги превратились из разветвленных четырехполосных артерий в узкие, вымощенные булыжником мостовые. Он опустил стекло, вдыхая бензиновый запах уличного движения и соленый привкус морской воды.
– Я никогда не видел моря, – сказал он, когда Уайатт объяснила, что это за запах.
За его окном люди собирались толпами, заполняя тротуары плотными толпами пешеходов. Машина свернула на узкую боковую дорогу, пронеслась мимо застроенных старых кирпичных зданий, похожих на лоскутное одеяло, и припарковалась на небольшой стоянке позади того, что выглядело как разрушенная пожарная часть.
Оттуда до магазина было рукой подать. Уайатт крепко вцепилась в руку Питера, увлекая его за собой сквозь разноцветную толпу. Вокруг было шумно, как в кино, и все происходило с голливудской скоростью, и он то и дело спотыкался о собственные ноги. Питер чувствовал себя рыбой, у которой внезапно отросли ноги, будто до этого он только мельком видел внешний мир сквозь стеклянную чашу.
На углу стояла женщина с ярко-желтым плакатом, на котором было написано «Покайтесь! Конец близок!». На другом – склонившийся мужчина с седеющими волосами выкладывал колбасные рулеты из кильбасы. Пройдя еще несколько кварталов, они наткнулись на мальчика, который сидел под развесистым тисом и бешено барабанил по куче перевернутых ведер. Посмотреть на это собралась толпа, и несколько прохожих опустили в кепку монетки.
– Пошли, – сказала Уайатт, потянув его за руку. – Это всего лишь уличный музыкант.
Он не сдвинулся с места.
– У меня нет денег.
– Все в порядке. Тебе не нужно ничего оставлять.
– Как и всем остальным. – Он высвободил свою руку из ее, роясь в карманах. Он вытащил почти ничего, если не считать растаявшего шоколадного батончика в ярко-оранжевой обертке. Бросив его в шляпу, он уступил настойчивым подталкиваниям Уайатт.
– Он этого не хотел, – заверила его Уайатт, потянувшись к нему и переплетая их пальцы. – Кстати, где ты взял батончик?
– У них в больнице были автоматы с закусками.
К тому времени, как они добрались до витрины магазина «Беккет», Уайатт снова оперлась на него, ища поддержки. Когда они переступили порог, над головой зазвенел колокольчик. Внутри магазин был заставлен всякими диковинками, на полках расставлены магические стекла и целебные кристаллы, ароматические палочки и гладкие колоды Таро. В глубине были целые круглые стойки с футболками с различными надписями. Питер взял розовую футболку и развернул ее перед собой, как флаг. «Мы дочери ведьм, которых вы не сожгли» – было написано на хлопке густыми черными чернилами.
– Положи на место. – Уайатт выхватила футболку у него из рук и запихнула обратно на полку, не складывая. – Ни к чему не прикасайся.
– Нет, если только ты не планируешь купить, – рассеянно ответила Теодора. Она стояла у открытого шкафа с антиквариатом, перебирая висевшие на крючках яркие ожерелья с подвесками. Она не смотрела Питеру в глаза с тех пор, как впервые появилась в больнице и увидела, как он расхаживает по коридорам, злой и испуганный, готовый выпрыгнуть из кожи вон. Теперь, взволнованная, она захлопнула шкафчик. – Мне нужно подняться наверх и кое-что взять. Тетя проводит сеанс гадания. Ты же знаешь, как она относится к шуму в квартире, когда наедине с клиентом. Вы двое останетесь здесь?
– Конечно, – сказала Уайатт, хотя вид у нее был подозрительный.
– Не нарывайтесь на неприятности.
– Никогда.
Теодора приподняла бровь, но придержала язык. Схватив несколько предметов из-за кассы, она скрылась из виду через дверь в задней части магазина. Где-то, невидимая, мяукнула кошка.
Питер взял свечу и понюхал ее.
– Ты позвонила кузине?
– Пока нет. – Уайатт забрала у него свечу и поставила ее обратно на полку. – Во-первых, я хочу, чтобы ты пообещал мне, что мы вернемся в Уиллоу-Хит вместе.
Он стиснул зубы и не ответил. Улыбка стража смерти снова промелькнула в его сознании.
Звякнул колокольчик, возвещая о прибытии клиента. Уайатт заметила вошедшего на мгновение раньше Питера. Она замерла, как олениха, вся кровь отхлынула от ее лица. Оглянувшись, Питер увидел на коврике у входа парня. Широкоплечий и краснолицый, он стоял между двумя стеллажами с обожженными в печи кружками и глянцевыми бумажными календарями. На нем были шорты и бейсболка, рубашка потемнела от пота, будто он только что вернулся с пробежки.
– Привет, Уэстлок, – сказал он, словно остолбенев. – Нат сказала, что ты вернулась в город.
Уайатт, стоявшая рядом с Питером, вообще ничего не ответила. В ее молчании он почувствовал это – легкое волнение в воздухе. Магия, грубая и неочищенная, вытекала из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика. Из-под полки с воем выскочил черный кот и скрылся из виду. Парень, казалось, не заметил внезапного потрескивания энергии в воздухе.
– Слышал, ты была в больнице, заходила проведать Мику, пока была там?
– Нет. – Ответ Уайатт прозвучал неуверенно.
– Да, я так и думал. – Он подошел ближе, теребя козырек кепки. – Он все еще на вентиляции, ты в курсе? Его интубировали. Держу пари, тебе повезло.
Ответ Уайатт был едва слышен.
– Я бы не назвала это везением.
– Врачи сказали его родителям, что у него в легких растут споры и прочая дрянь. – Парень указал на свое горло, и солнечный свет пробился сквозь закаленное стекло у него за спиной. – Они никогда не видели ничего подобного. Говорят, что он, должно быть, утонул.
– Это ужасно, – сказала Уайатт, хотя слова прозвучали ровно.
Парень издал смешок, жесткий и горький.
– По крайней мере, скажи это так, как будто тебе действительно жаль.
– Мне правда жаль. – Глаза Уайатт наполнились слезами, и она быстро смахнула их. – То, что с ним случилось, ужасно.
– Ты говоришь так, как будто это был несчастный случай, – выплюнул парень. – Но что Мика скажет копам, когда проснется, Уэстлок? А?
– Хватит.
И Уайатт, и парень удивленно уставились на Питера, первая, будто только что вспомнила, что он здесь, а второй, будто вообще не знал, что у них есть зрители. Парень снова рассмеялся, потирая нос большим пальцем.
– Ты рассказала своему парню, что сделала с последним? Ты сказала ему, что ненормальная?
Питер встал между ними.
– Уайатт, иди наверх.
Она посмотрела на него снизу вверх, широко раскрыв глаза и насторожившись. На тыльной стороне ее ладоней вздулись вены, толстые и темные.
– Не думаю, что мне стоит это делать.
– Да, чувак, не вмешивайся, – сказал парень. – Мы с Уэстлок улаживаем кое-какие личные дела.
Питер проигнорировал его, опасаясь тока, который все нарастал и нарастал под кожей Уайатт. Давление, которому некуда было деваться, кроме как наружу.
– Уходи, – сказал он ей. – Сейчас же.
***
Он нашел ее несколько минут спустя – не наверху, а съежившейся на кафельном полу в подсобке на заднем дворе, зажатой между стеллажами с товарами. Рядом стояло желтое ведро для швабр, на боку которого была выбита соответствующая надпись «Мокрый пол». Уайатт сидела, обхватив себя за талию и раздвинув ноги. На полу под ней из разбросанных бумажных пакетиков с семенами высыпались полевые цветы самых разнообразных оттенков, похоронив ее на импровизированном лугу.
Он стряхнул боль в руке и опустился на пол напротив нее, согнув колени, а стеллаж из ДСП впился ему в спину.
– Надеюсь, ты не причинил ему вреда, – сказала Уайатт, глядя в пол. – Ты не можешь просто так убивать людей, которые тебе не нравятся. Это не Уиллоу-Хит.
Питер только фыркнул в ответ, взял с ближайшей к его голове полки магический кристалл и заглянул в него. Он ожидал увидеть свое собственное отражение, смотрящее на него – изображение стража смерти, перевернутое вверх ногами из-за изгиба стекла. Вместо этого, все, что он увидел, – это пару карих глаз с прищуром. Он поднял взгляд и увидел, что Уайатт наблюдает за ним, а копна ее волос цвета меди откинута на одну сторону.
– Что ты сделал с Брейденом?
– Я был предельно вежлив, – заверил он ее и поставил стеклянный шар обратно на подставку. – Я сказал ему, что магазин закрыт.
Уайатт не выглядела убежденной.
– У тебя рука кровоточит.
– Правда? – Он осмотрел поврежденную кожу на бледных костяшках пальцев. – Я никогда не умел обращаться со словами.
К его удивлению, она издала смешок. Яркий, как вспышка, он угас так же быстро, как и вспыхнул.
– Если Мика умрет, – сказала она, – это я его убила.
Питер ничего не ответил. Вместо этого он наблюдал, как она сорвала колокольчик и начала срывать лепестки один за другим. Тонкие голубые лепестки порхали вокруг нее, как дождь. На него нахлынули воспоминания о том, как они были детьми: Джеймс выслеживает паука в зарослях клевера, а Уайатт срывает лепестки с желто-белой маргаритки: «Любит? Не любит? Любит?»
– Держу пари, ты чувствуешь себя довольно нелепо, – продолжила она. – Все это время ты обращался со мной так, словно я беспомощная слабоумная, которая понятия не имеет, что делает. В конце концов, оказывается, что я все это время была способна нанести тебе смертельный удар. – Последний лепесток опал. – Тебя это не пугает?
– Пугает, – сказал он, и это было правдой.
– Ты мог бы и солгать, – раздраженно ответила она.
– Что бы ты хотела, чтобы я тебе сказал? Что я не лежу по ночам без сна в страхе перед концом? Что я никогда не встречал никого, кто мог бы делать то, что делаешь ты?
– Ужасные вещи.
– Ужасные, – согласился он. – Красивые. Совершенные.
Она нарвала целую пригоршню цветов, обхватывая пальцами бледно-голубые соцветия, от стебля до тычинки. Сжимая их в кулаке. Когда она разжала пальцы, цветы на ладони превратились в пепел. Его пульс ускорился при виде этого – мощь, грубая и настоящая. Никаких трюков, никаких смесей, никаких размолотых костей. Просто Уайатт.
– У нас был план, – сказал он. – У Джеймса и у меня. Он собирался прийти за тобой. Я не мог уйти незамеченным… на меня всегда было устремлено слишком много глаз. Но мы подумали, что если кто-то из нас сможет добраться до тебя, все будет в порядке. Мы ведь заключили соглашение, помнишь? Мы всегда будем втроем.
Она стряхнула пепел с рук, наблюдая за ним краем глаза.
– Мы должны были встретиться у часовни на закате. Джеймс пришел туда первым. – Было странно выкладывать ей голую правду, которую он так тщательно и так долго скрывал. – К тому времени, когда я нашел его, он уже умирал. Он проглотил какой-то яд. Не знаю, что это было, но его губы были бесцветными. Кончики пальцев посинели.
Она скривилась в гримасе.
– Кто мог такое сделать?
– Кто-то, кто знал нас достаточно хорошо, чтобы думать, что мое бессмертие перейдет к Джеймсу. – Воспоминание было похоже на перелом кости. Он не был уверен, что он когда-то заживет должным образом. – Ему дали нож и послали вырезать мое сердце.
Уайатт выглядела ошеломленной.
– Джеймс никогда бы так не поступил.
– Он и не поступил.
«Вместо этого он умер», подумал Питер, и у него перехватило горло. Не имело значения, что он не сказал этого вслух… Уайатт прекрасно поняла, что он имел в виду.
– Тот, кто отравил Джеймса, убил бы двух зайцев одним выстрелом, – сказала она. – Если бы у него получилось, зверь удовлетворился бы подношением, а Джеймс стал бессмертным. Той ночью у костра ты сказал, что благодаря твоему дару смерть не коснется никого из твоей семьи, пока ты жив.
– Это была ложь, – напомнил ей Питер, думая о своей матери, – как мы выяснили в роще.
– Но Джозеф Кэмпбелл мог этого не знать.
Правда легла на них тяжелым камнем. Отец Питера предпочел вырезать себе сердце, чтобы не дать сыну умереть ранней смертью. Он заключил сделку с самим дьяволом, причем ценой своей жизни. Казалось невероятным, что обратное может быть правдой… что отец скормит своего единственного сына волкам в пустой погоне за властью.
Уайатт, сидевшей напротив, открылось совсем другое.
– Вот почему зверь хотел, чтобы я убила тебя, – сказала она. – Именно об этом он и говорил в тот день в роще. Джеймс не мог пойти на это, и если это был не он, то это должна была быть…
Она замолчала, и в наступившей тишине он услышал то, что она боялась сказать. Это должна была быть я. Уайатт Уэстлок, которая любила его всю свою жизнь, даже когда он не просил ее об этом. Уайатт, которая предала бы его земле до того, как это было сделано.
Голосом, в котором не было ни капли решимости, он сказал:
– Может, я и не убивал Джейми, но его кровь на моих руках.
Уайатт моргнула.
– Нет, это не так.
Она выпрямилась и скользнула к нему. Складское помещение было тесным и вызывало клаустрофобию, и ей пришлось протиснуться между его коленями, чтобы оказаться поближе. Проведя кончиками пальцев по его напряженным челюстям, она заставила его посмотреть ей в глаза.
– Это не твоя вина, Питер.
– Разве нет? Я мог бы спасти его. Я знал, чего это стоило. Вместо этого я держал его на руках, когда он умирал. Я похоронил его в роще, а потом отомстил. Они нашли меня у его могилы – семеро пришли в часовню помолиться – а я сбежал, как трус. Я завел их в самую темную часть леса, где спит вдова. Они хотели вечности, и я дал им ее.
У нее перехватило дыхание.
– Хорошо.
– Не надо. – Он схватил ее за запястья и усадил на корточки. В его груди закружился вихрь сожаления. Он подумал о годах молчания в подвале, о звере, шепчущем в его голове: «Ты остался ради нее, ты сохранил ей жизнь, и как она отблагодарила тебя? Она оставляет тебя гнить здесь».
– Не пытайся оправдать меня, Уайатт. Я не мученик. Следующие пять лет я провел в цепях, думая обо всех тех ужасных вещах, которые я сделаю с тобой, когда снова увижу. Ты бросила нас обоих и ни разу не оглянулась. Я желал тебе смерти.
– И что теперь?
Зажатая между коленями, Уайатт казалась очень маленькой. Ураган начал замедляться, проникая все глубже в его солнечное сплетение. Прежде чем Питер успел одуматься, он протянул руку и убрал выбившуюся медную прядь с ее глаз. У нее перехватило дыхание. Осмелев, он провел окровавленным пальцем по ее пульсу. Что-то первобытное сжалось в нем, когда она приподняла подбородок, давая ему доступ.
– В доме Мики был аквариум, – выпалила она, когда его прикосновение переместилось ниже. Его палец замер на ее шее. – Это я вижу в первую очередь, когда смотрю сон. Они держали его в комнате для подарков, на большом черном стеллаже. Там были разные виды рыб. Рыба-клоун, маленькие пескари и один крошечный краб, которого они назвали Лу. Все это было украшено массивными водными растениями.
– Ты не обязана мне рассказывать, – сказал он.
– Нет, я хочу. – Ее настойчивость была тихой, но твердой. Он подцепил пальцем шнурок от ботинка и замолчал, ожидая продолжения. – В моих кошмарах все происходит точно так же, как в ту ночь. На мою голову сыплется стекло, и я оказываюсь на полу. Я вижу, как Лу перебирается через мою руку. На меня смотрит рыба, ее жабры раскрываются, как маленькие рты, пока она умирает. У меня под ногтями кровь. Какой-то корень ползет вверх по моему запястью. Мика кричит, и с его голосом что-то не так. Он говорит ужасные, злые вещи.
– Я убью его, – сказал Питер, не теряя ни секунды.
– А что, если все, что он сказал обо мне, правда?
– Что, если это так?
– Тогда это я убийца, – прошептала она. – А не ты.
Дверь со скрипом отворилась, и в темноте появилась полоска света. В проеме стояла Теодора, показывая свой веснушчатый нос. Питер почти ожидал, что Уайатт отпрыгнет от него, но вместо этого она осталась на месте, вцепившись руками в его рубашку. Они крепко держались друг за друга.
Если у Теодоры и было свое мнение на этот счет, она оставила его при себе.
– Кто-нибудь из вас не хочет рассказать мне, почему на витрине магазина целая полка разбитых снежных шаров?
