Текст книги "Твоя кровь, мои кости (СИ)"
Автор книги: Келли Эндрю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Стоя над Питером, зверь наблюдал, как она борется со слабеющими возможностями.
– Это не обязательно должно быть жестоко, если тебя это беспокоит. Я могу показать тебе, как сделать так, чтобы он ничего не почувствовал.
Она снова взглянула на кинжал, и ей пришла в голову очень плохая идея. Если она собирается воспользоваться ингалятором, ей нужно подойти поближе.
Намного ближе.
А Питер стоял на коленях прямо у ног существа.
Она приложила все усилия, чтобы придать своему лицу сомневающееся выражение.
– Я не убийца.
Услышав дрожь в ее голосе, зверь широко заулыбался.
– Ах, но Питер такой. Уэстлоки позаботились об этом. Ваша семья постепенно избавлялась от него, пока он не стал острым и бесчувственным, как оружие. Если бы ситуация была обратной, он, не задумываясь, вонзил бы этот клинок тебе в сердце.
– Ты лжешь. – Она сморгнула навернувшиеся на глаза слезы и потянулась к нитям своей силы. Ухватиться за них было несложно. Ее скрутило в тугой узел, паническое урчание в животе отчаянно нуждалось в разрядке. Слева от нее ряд портулака в горшках засох и почернел.
– Осторожнее, маленькая ведьма, – сказал зверь, хотя вид у него был торжествующий. – Мы бы не хотели, чтобы в такой момент эмоции взяли над тобой верх.
Внезапно произошло какое-то движение, и Уайатт заметила, что несколько членов гильдии в плащах подошли ближе. В отличие от первого члена гильдии, их капюшоны были откинуты назад, и их лица были освещены лунным светом. Она обнаружила, что смотрит на пару живых трупов, широко улыбающихся безгубыми ртами, с темными пустыми глазницами.
От этого зрелища у нее перехватило дыхание.
– Что это?
– Других жертв было немного сложнее разбудить, чем твоего Джеймса, – признал зверь, пренебрежительно махнув рукой. – Они не смогли собрать себя по кусочкам так же аккуратно. Неважно. Они сделали свое дело. В тот первый день в Уиллоу-Хит ты стояла у ворот и даже не подозревала, что разговариваешь с трупами.
– Что ты подразумеваешь под жертвами?
– Это убийства Питера, – сказал зверь. – Это я пытался сказать тебе все это время. Все до единого тела в этой комнате были убиты мальчиком, сидящим перед тобой. И если ты ничего не предпримешь, то будешь следующей.
– Питер никогда бы не причинил мне вреда, – прошептала Уайатт, и в ее голосе послышалось сомнение. Коричневые пятна потемнели на кочанах зимнего салата-латука.
– Ты действительно такая тупая? – Зверь цокнул языком. – Посмотри на себя, в церемониальном наряде, вся подобранная и готовая. Ты облегчила ему задачу. Что он сказал тебе той ночью на лестнице? Я наблюдал за вами обоими даже тогда. Я помню каждое слово. И ты тоже.
– Да. – Она надеялась, что Питер понял, что все это было напоказ. – Он сказал мне, что легче убить то, что не убегает при виде тебя.
Питер, стоявший на коленях, отшатнулся, будто она ударила его.
Существо, стоявшее над ним, ликовало.
– Ты видела конец на лице стража смерти. Я знаю, что видела. Ты была вся в белом, кружева стали красными от крови. Ты всегда была последней жертвой Питера. Как думаешь, его план изменился? Как думаешь, несколько пустых обещаний перечеркнули целые жизни тщательных интриг? Взойдет кровавая луна, и он выпотрошит тебя до косточек.
– Он лжет. – Голос Питера звучал сухо. – Уайатт, посмотри на меня. Это неправда, и ты это знаешь.
Проигнорировав его, она потянулась за кинжалом. Тот со скрежетом упал со стола, сталь запела. Рукоять казалась тяжелой в ее руке. Сердце бешено колотилось о ребра. Она нетвердой походкой преодолела расстояние между ними, оставляя за собой гниющие растения.
И там, прямо за зверем, начало цвести первое из запретных растений.
– Не знаю, чему верить, – сказала она мягко и кротко.
Зверь бросил на нее взгляд, который любой другой мог бы принять за сочувствие.
– Ты всегда была мечтательницей. Это твой роковой недостаток… тебе гораздо легче поверить в фантазии, чем в правду.
На спине существа расцвели запретные цветы, превращаясь в яркие, как драгоценные камни, венчики.
– Тебе понравилось, как он поцеловал тебя там, в коридоре? – спросил зверь, все еще насмехаясь над ней. – Это было все, на что ты когда-либо надеялась?
Она глянула на ужасную морду зверя. Его плотоядная улыбка стала еще шире.
– Продолжай, Цветочек. Продолжай притворяться, пока мир вокруг тебя увядает. К утру ты будешь мертва. Или убей его сейчас, и покончим с этим.
Она стояла прямо перед ними обоими, крепко сжимая в кулаке кинжал. Все растения вокруг нее поникли на стеблях, листья превратились в пепел. Только недотроги процветали, их семенные коробочки были спелыми и зелеными, мякоть туго натягивалась на капсулы, наполненные до краев.
Довольный ее уступчивостью, зверь схватил Питера за волосы. Запрокинув голову парня, обнажая шею. Стоя над ним в таком положении, она могла видеть, как сильно бьется его пульс. В его глазах была неуверенность.
– Это то, чего ты хочешь. – В нетерпении зверь провел пальцем в кольце по сонной артерии Питера. – Это будет быстро и просто. Можешь побеспокоиться о сердце позже, когда оно перестанет биться.
Дрожащей рукой она прижала кинжал к горлу Питера. Он не дрогнул. Даже не моргнул. Ей стало интересно, сколько раз его постигала такая же участь. Сколько раз, умирая, он смотрел в глаза Уэстлоку.
Это было похоже на повторение последней кровавой луны… только у нее был нож. Красный цвет был во всем. В мансардных окнах. В полуночных цветах. В круглом лике луны, в кровавой ухмылке Джеймса. Они прошли полный круг, будто весь Уиллоу-Хит был проклят, чтобы бесконечно повторять одну и ту же забытую историю.
На этот раз она не допустит, чтобы это закончилось смертью.
– Нам запретили посещать оранжерею, – сказала она, немного поторопившись. – Восемь лет назад. Середина августа. Помнишь?
Питер посмотрел на нее, на его коже появились ямочки под ее лезвием.
– Джеймс выучил новое слово на латыни, пока был в школе. Dissilire – «разлетаться на части». Он сказал, что хочет провести демонстрацию. Ты чуть не лишился глаза.
– Хватит, – прорычал зверь, брызгая слюной. – Прикончи его.
Но Питер все понял. Он дернулся, резко встав и ударив зверя затылком в морду. Из его носа брызнула кровь, и существо, пошатываясь, попятилось к столу, на котором были разложены перезрелые недотроги. С громким хлопком лопнул первый из стручков. Семена разлетелись картечью. Зверь вскинул руки, когда шелуха взорвалась одна за другой, и цепная реакция прокатилась по ряду.
Если Уайатт собиралась что-то предпринять, ей нужно сделать это сейчас, пока зверь отвлекся. Ее пальцы сомкнулись на ингаляторе, полном пара. Голос Джеймса, сам того не желая, всплыл в ее сознании. Это был голос призрака пятилетней давности, ясный, как вчерашний день.
«Это называется «вдохни и выдохни»».
28. Питер
Все было красным. Луна в небе. Свет в теплице. Кровь, алая и яростная, хлынула из разбитого носа Джеймса Кэмпбелла. Питер покачнулся вперед, перед глазами у него заплясали звезды, в голове зазвенело от удара.
Несколько мгновений назад, будто они ждали сигнала, арсенал трупов зверя ожил. Только что они стояли, как немертвые часовые, сплошь из хрящей и скелетов, а в следующее мгновение начали двигаться, приближаясь к троице в центре оранжереи. Он быстро прикинул в уме, кто находится в помещении. Когда он пришел, их было семеро.
Семеро – это семь членов гильдии, которых он привел к смерти. Он уложил одного, когда впервые вошел в оранжерею, и его желудок скрутило от хруста костей в ладонях, от безвольного падения тела на пол.
Осталось шесть.
Шестеро, в помещении, где он мог видеть только пятерых.
Он вгляделся в тени и не увидел ничего, кроме пятен. Сквозь треск лопнувшей скорлупы и звон разбивающейся глины он услышал одинокий звук шагов.
Он даже не успел повернуться, как холодная сталь впилась ему в бок. С его губ сорвался бессловесный вопль, когда нож выскользнул из него, а затем вошел снова, вонзившись с влажным чавканьем. Где-то в темноте, пронизанной семенами, он услышал, как Уайатт выкрикивает его имя.
Он увидел красное.
Почувствовал вкус красного.
Он подумал о страже смерти, улыбающемся ему, с безмятежным выражением на лице.
Тебе нравится то, что ты видишь? Или это пугает тебя?
Беспорядочное разбрасывание семян начало замедляться, и в комнате воцарилась зловещая тишина. Уайатт перестала кричать. Осознание этого вызвало у него приступ ужаса. Он развернулся, полуослепший, с кружащейся головой, и выбил кинжал из руки закутанного в плащ противника как раз перед тем, как тот нанес третий удар.
Мелькание конечностей, короткая потасовка, и вторая шея хрустнула у него в руках. Тело упало, и он тоже, с силой ударившись об пол коленями. Питер раскинул руки, стараясь не упасть на землю. Боль, раскаленная добела, пронзила его вены.
Несмотря на звон в голове, он осознал, что вокруг него стоит глубокая и сверхъестественная тишина. Оставшиеся трупы стояли по стойке смирно, будто они вообще не двигались. Он поднял голову, ошеломленный и истекающий кровью, и сразу увидел источник изменения.
Уайатт и зверь стояли в центре оранжереи, слившись в поцелуе. Она застала его врасплох… его руки разведены в стороны, открытые ладони – в крови. Она целовала существо так, словно оно было реанимировано, ни разу не глотнув воздуха.
Постепенно напряжение спало, его руки сомкнулись вокруг нее в объятиях. Над головой заработали разбрызгиватели, рассеивая воду. Та окружила их туманом, окутав зимний сад холодной дымкой. В мгновение ока Питеру снова стало четырнадцать лет, камни святилища раскалились у него под ногами, странная, как мурашки, боль пронзила его, когда Джеймс наклонился и поцеловал Уайатт в губы.
У ног Уайатт лежал ингалятор, его полимерный зеленый корпус ярко выделялся на фоне камня. Когда они отстранились друг от друга, в животе Питера поселилось понимание, а щеки Уайатт залил румянец. Джеймс Кэмпбелл уставился на нее, затаив дыхание и сбитый с толку, кровь заливала его лицо, словно краска.
– Уайатт?
– Джейми. Это ты. – Не сдержав рыданий, она заключила его в объятия. На соседней лозе помидоры набухли и стали плотными, стеклянисто-красными. Она почувствовала облегчение, созревающее прямо на воздухе. – Я сделала это. Не могу поверить. Получилось. Сработало.
Джеймс заключил ее в объятия, встретившись взглядом с Питером поверх ее головы. В глубине его взгляда не было ничего жесткого или холодного. Ничего сверхъестественного. Ничего странного. Только теплый, светло-коричневый, пепельный от звездного света, будто он только что очнулся ото сна.
– Питер?
При звуке своего имени у Питера сжалось сердце. Он попытался подняться на ноги, но потерпел неудачу и тяжело рухнул на колени. Перед его глазами поплыли чернильные пятна, и он схватился за раны на боку, чувствуя, как сквозь пальцы просачиваются красные струйки.
– Господи, – сказал Джеймс, отпуская Уайатт. – Питер.
«Ерунда», подумал он, хотя собирался сказать это вслух. Он хотел сказать им, что знает, каково это – умирать, но это было не так. По крайней мере, пока. Но он не мог произнести ни слова. Уайатт опустилась перед ним на пол, ее платье промокло насквозь, глаза были большими, круглыми и испуганными.
– Питер. – Она обхватила его лицо руками. – Посмотри на меня. Посмотри.
Он посмотрел. Ее губы были, как обычно, ярко-красного цвета, с размазанной помадой.
– Ты молодец, – сказал он. – Очень оригинально.
Ее улыбка сменилась сомнением.
– Я импровизировала.
Джеймс подошел к ней сзади, тяжело дыша, словно забыл, каково это – набирать полные легкие воздуха. Его губы были красными, как румяна, щеки раскраснелись, и Питер не мог собраться с силами, чтобы почувствовать что-либо, кроме облегчения. Вот Уайатт, а вот Джеймс, они оба полны красок. Яркие, как фотография.
Они всегда были втроем.
Он примет все, что будет дальше.
– Эй. – Уайатт встряхнула его, и он открыл глаза, глядя на нее снизу вверх. Он даже не заметил, что закрыл их. – Ты можешь идти?
– Конечно, – сказал он, хотя так и остался сидеть неподвижно, воздух со свистом вырывался из его рта. Она покачнулась на пятках, хмуро глядя на него.
– Почему он не встает?
– Уайатт, – позвал Питер, но она, казалось, его не слышала.
– Это не должно было причинить ему вреда, – в ее голосе послышалось беспокойство. – Он должен быть бессмертным.
– Уайатт, – попытался он снова, немного громче, чем раньше.
– Ему все еще нужно поправиться, – сказал Джеймс, проводя рукой по мокрым волосам. – Я уверен, что на это потребуется время.
– Уверен? – выплюнула Уайатт, чувствуя, как нервы превращают ее в нечто раздражительное.
– Ну, да, – насмешливо сказал Джеймс. – Я не врач.
– Уайатт! – рявкнул Питер, прорезав голосом тишину оранжереи. – Посмотри на меня.
Она посмотрела. Уайатт выглядела прелестно в лунном свете, все на ней было красного цвета. Будто искупалась в сукровице. Крещенная кровью. Он был таким идиотом. Ему никогда не нужно было возвращаться домой. Дом был прямо перед ним. «Тысяча маленьких жизней», зверь насмехался над ним, «а ты даже не понял значения этого слова».
Он всегда усваивал свои уроки с опозданием на мгновение.
– Это еще не конец, – сказал он. – Мы выиграли немного времени, но небеса все еще должны быть закрыты. Это значит, что тебе придется сломать кулон.
На переносице у нее появилась морщинка.
– Не знаю, нравится ли мне этот план.
– Не имеет значения, нравится он тебе или нет. Это должно быть сделано.
– Что, если это не разорвет связь между зверем и Джеймсом? Что, если это уничтожит их обоих? Я имею в виду, мы даже не знаем наверняка, к чему приведет уничтожение ожерелья.
Но Питер знал. Он прекрасно знал. И ничего не оставалось, как ждать, когда настанет час расплаты.
– У нас нет другого выбора. Ты помнишь, что говорила твоя тетя – открытую пасть нужно кормить, иначе она проглотит все целиком. Мы не отправили зверя обратно в ад, мы заперли его в клетке. Задание не выполнено.
– Я не могу так рисковать, – сказала она, понизив голос до шепота. – Мы только что вернули его.
Слеза скатилась по ее лицу. Он протянул руку и поймал ее, прежде чем она успела упасть.
– Мы приехали в Уиллоу-Хит, чтобы похоронить его, – напомнил он ей так мягко, как только мог. – Ты это знала. Это была твоя идея.
– Но если есть какой-то способ…
– Нет. – Он оборвал ее, прежде чем она смогла обрести ложную надежду и уцепиться за нее.
– Смерть есть смерть. Ты не можешь обманывать ее вечно.
– Ты это делал, – отрезала она.
– Нет, – не согласился он, – я этого не делал. Я был привязан, одна полужизнь сменяла другую. Я умер триста лет назад с топором в животе. Остальное было прожито урывками.
В ее глазах блестели непролитые слезы.
– Как ты можешь так говорить?
– Потому что это правда. – Он сморгнул видение стража смерти и протянул руку, чтобы дотронуться окровавленным пальцем до полумесяца на ее шее. – Это прощание, Уайатт. А не воссоединение.
Они оба уставились на объект своих разногласий. Джеймс Кэмпбелл, третий член их странного летнего триумвирата – мальчик-нежить, живущий в одолженном времени. Он стоял в нескольких футах от них, медленно разминая и затем сжимая пальцы.
– Что, черт возьми, ты мне дала?
– Я не знаю, – призналась Уайатт, шмыгая носом. – Какой-то эликсир. Это не продлится вечно.
– О, – Джеймс задвигал челюстью, когда сглотнул. – Сколько у меня времени?
– Ингалятора хватит на восемь часов, – сказала она. – По одной затяжке каждые два часа. Дольше, если сможешь выдержать. Маккензи принесет еще, когда сможет.
– Уайатт, – предостерег Питер. – Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.
Снаружи теплицы в темноте раздался звериный рык. Уайатт вскочила на ноги рядом с Джеймсом, глядя на их водянистое отражение в зеркальном стекле.
– Что это было?
– Ничего хорошего, – ответил Питер, безуспешно пытаясь подняться с пола.
– Давайте преодолевать препятствие за препятствием. – Джеймс хрустнул костяшками пальцев, разглядывая тела, которые, пошатываясь, стояли по всей оранжерее. Марионетки, застывшие без своего кукловода. На его лице появился болезненный оттенок. – Это чертовски жутко. Уайатт, помоги мне поднять Питера на ноги. Давай занесем его в дом, пока эти придурки не решили проснуться.
29. Уайатт
Потребовалось немало усилий, чтобы затащить Питера обратно в дом, даже с помощью Джеймса. Благодаря невероятной решимости им удалось усадить его на кухонный стул.
– Защита снята? – спросил Джеймс, безуспешно щелкая выключателем.
Уайатт упала на колени у ног Питера, и грязное кружево ее платья расплылось вокруг нее.
– Она мало-помалу разваливалась. – Девушка потянулась к липкому подолу рубашки Питера, отмахиваясь от его рук. – Не трогай. Дай-ка я посмотрю.
У стола Джеймс раздавил паука ладонью. Некоторое время он молча рассматривал его, прежде чем стряхнуть липкие остатки на штанину. Снаружи, в курятнике, что-то чирикнуло.
– Это очень похоже на «Ночь живых мертвецов», – сказал Джеймс. – Полагаю, у тебя есть план?
Уайатт с трудом сглотнула. Она не хотела рассказывать ему ни об ожерелье, ни о расширяющемся разрыве в лесу. Не хотела говорить, что единственный способ запечатать его – это отправить зверя обратно в небо, или что они вполне могут приговорить его к вечности в аду вместе с ним. Пока нет.
Вместо этого она сказала:
– Сейчас я сосредоточена не на этом.
– Джеймс прав. – Питер с гримасой поерзал на стуле. – Нам следует обсудить, как пройдет остаток вечера.
Уайатт бросила на него самый убийственный взгляд, на который была способна.
– Я же сказала, что сейчас мое внимание сосредоточено не на этом.
Питер проигнорировал девушку, глядя поверх ее головы на Джеймса.
– Мы решили одну проблему, вернув тебя, но и создали другую. В небе образовалась дыра, и она расширяется. Все может пролезть. Эти звуки, которые ты слышишь снаружи? Это только первая волна. Есть вещи постарше и покрупнее, которые только и ждут, чтобы вырваться на свободу.
– Я очень хорошо знаком с тем, – вежливо сказал Джеймс, – какие существа устраивают себе жилище в темноте.
– Тогда ты знаешь, как важно, чтобы мы закрыли дверь, прежде чем они вырвутся на свободу.
– Звучит достаточно прямолинейно, – сказал Джеймс. – В чем же подвох?
– Пока зверь остается здесь, в этом мире, небеса остаются открытыми.
Джеймс откинулся на столешницу.
– Понимаю. И он застрял внутри меня.
– Да, это наша текущая проблема.
– Блестяще. – Улыбка не коснулась его глаз. – Я так понимаю, распятие и капля святой воды проблему не решат.
Уайатт резко повернулась к нему лицом.
– Это бесполезно.
– Просто немного юмора висельника, – сказал он. – Настроение здесь отвратительное.
Питер, сидевший на стуле, издал еще один стон. Подцепив пальцем рубашку, он приподнял ее, чтобы осмотреть повреждения под ней. При виде искалеченного торса, желудок Уайатт сжался. Он быстро вернул ее на место, быстро посмотрев на нее в темноте кухни.
– Я не умираю, – сказал он.
– Кто сказал, что ты умираешь?
– Ты смотришь на меня так, словно стоишь у моей могилы.
– С ним все в порядке, – сказал Джеймс. – Это всего лишь царапина.
– Порез от бумаги – всего лишь царапина, Джейми, – выпалила она, и остатки ее терпения улетучились в клубах дыма. – Питер, у тебя везде кровь. Я даже не смогла разглядеть, где порез.
– Два, – сказал он немного неуверенно. – Один в боку, другой внизу живота. – Он запрокинул голову и закрыл глаза. – Я не волнуюсь. Они не задели ничего жизненно важного.
– Все жизненно важно.
К ее удивлению, Питер рассмеялся.
– Прекрати. – В горле у нее застрял ком паники. – Питер, прекрати. Ты усиливаешь кровотечение.
В ответ он только расхохотался еще громче, его плечи затряслись, рубашка стала красной, красной, красной от крови. Она сердито смотрела на него, пока смех, наконец, не перешел в прерывистое дыхание.
– Ой.
– Почему рана не заживает? – спросила Уайатт, отводя руки в сторону и задирая рубашку на пупке.
– Рана выглядит глубокой, – сказал Джеймс, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее поближе. – Ему нужно будет наложить швы.
– Я не знаю, как накладывать швы.
– Я справлюсь. – Питер втянул воздух, зажимая кусочек мяса прямо под третьим ребром. – Мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас принес набор для шитья.
– Сейчас. – Она вскочила на ноги, ее собственная рана протестующе кричала. – Не двигайся.
За ней последовал еще один смешок.
– Теперь она слушается, – услышала Уайатт слова Питера.
Она побежала наверх, спотыкаясь по пути о ковры будры плющевидной. Набор для шитья был спрятан в старом гардеробе ее матери, между потрепанными коробками с книгами в мягкой обложке. Она схватила его и побежала, уронив при этом несколько наперстков.
Когда она проскользнула обратно на кухню, Питер уже стоял на ногах, покачиваясь в желтом свете керосиновой лампы. Дверь в кладовую была открыта, и в проеме стояла Кура, ее глаза были большими и черными.
– Я же просила тебя не двигаться, – проворчала Уайатт, усаживая Питера обратно на стул. Он неловко опустился на сиденье, с шипением выпуская воздух сквозь зубы.
– Я не могу накладывать швы в темноте.
– Джеймс мог бы зажечь для тебя свет. Кстати, где он сейчас?
Как будто его позвали, Джеймс снова появился в дверях, держа в руках две бутылки темного ликера.
– Я нашел вино.
– Сейчас действительно подходящее время? – мрачно спросила Уайатт, откручивая пробку.
– Я был мертв пять лет. – Пробка с хлопком вылетела, и он понюхал содержимое. – А в аду был гораздо дольше. Не могу придумать лучшего времени, чтобы выпить. Тебе тоже стоит попробовать. Ты слишком сильно взвинчена. Это беспокоит Питера.
Когда он налил ей бокал, она не отказалась от него. Запах карамели ударил ей в нос, когда она сделала осторожный глоток. Виски попало ей в горло, и она закашлялась, с силой поставив бокалом на столешницу.
– Это не вино.
– Нет? – Джеймс задумчиво уставился в свой стакан. – Хм.
Питер не обратил на них внимания, он был полностью сосредоточен на своей задаче, краска схлынула с его лица. От вида открытой раны у нее задрожали колени. Она схватилась за край стойки, чтобы не упасть.
– Питер?
– Почти закончил, – сказал он, и слова прозвучали напряженно.
Джеймс все это время молчал, потягивая напиток и наблюдая, как Бастард клюет его шнурки. В конце концов Уайатт принялась расхаживать вперед-назад, сопровождаемая Курой, у которой под ногами вертелась стайка кур. Вскоре после этого Крошка незаметно появилась, и в свете фонаря из-за своей тени казалась крупной, как львица. Старая кошка уселась на стол и принялась чистить лапы, ее зеленые глаза светились в темноте.
Наконец Питер откинулся на спинку стула. Его руки обмякли, игла с щелчком упала на пол. Подняв подбородок, он поискал взглядом Уайатт в полумраке захламленной кухни.
– Уже зашил, – сказал он. – Счастлива?
– Нет.
– Мы можем поговорить?
– Пока нет.
– Уайатт.
– В ванную, – выпалила она, паника сменилась решимостью. – Давай приведем тебя в порядок.
Как бы ссложно ни было затащить его внутрь, им двоим потребовалось значительно больше, усилий, чтобы поднять его по лестнице. Все трое были в ужасном состоянии – Уайатт был под кайфом от адреналина и шаталась, а Джеймс – изрядно пьян. Питер повис между ними, преодолевая ступеньку за ступенькой. В раздражении Крошка немного покружила вокруг троицы, время от времени задевая их лодыжки.
В конце концов, они добрались до лестничной площадки. Джеймс вошел в выложенную плиткой темноту ванной и поставил керосиновую лампу на туалетный столик.
– Мы теряем время, – сказал он, выглянув в окно.
Уайатт проигнорировала его и открыла кран, мысленно помолившись, чтобы трубы все еще работали. Она услышала лязг меди, журчание воды, и из крана в ванну хлынула чистая холодная струя. Она подождала, пока вода нагреется, а затем ванна наполнится, повернулась и увидела Питера, прислонившегося к двери, его сувенирная футболка была залита кровью, глаза закрыты. Джеймс стоял рядом с ним, молча оценивая.
– На тебе чертовски нелепая футболка.
Питер слабо улыбнулся.
– По-моему, она милая.
– Питер, – рявкнула Уайатт, – ты должен был раздеться.
Он приоткрыл один глаз.
– Хм?
Со стоном она закрыла кран и поднялась на ноги. Он двигался как пьяный, заваливаясь набок, когда Уайатт стягивала с него рубашку через голову. Прижав его к Джеймсу, она стянула с него спортивные штаны. Наконец, оставшись в одних трусах, он позволил Джеймсу помочь ему залезть в ванну. Они устроились там, погрузив икры в воду, от которой поднимался пар.
Уайатт стояла неподалеку, пораженная тем, как спокойно они смотрели друг на друга – мальчик, собранный по кусочкам из уцелевших частей, и мальчик, который стал равен смерти. А потом появилась она, до отказа набитая чем-то, чего совсем не понимала. Что-то, что вырывалось из нее искрами и мерцанием. Благоухающими цветами и покрытыми плесенью побегами.
Может быть, страж смерти ошибся. Может быть, наступит рассвет, и они будут жить долго и счастливо, о чем могли только мечтать в темноте. Может быть, они найдут способ прогнать зверя и оставить Джейми здесь, с ними. Может быть, они вернут Уиллоу-Хит к жизни и останутся здесь навсегда, спрятанные в своем личном уголке мира.
Они трое, навсегда.
Погруженная в свои мысли, она забралась в ванну вслед за ними и принялась искать мочалку и кусок мыла. Найдя, Уайатт обнаружила, что Джеймс изучает ее, а Питера откинул голову ему на грудь. Они еще глубже погрузились в пену, Джеймс смотрел на нее слишком оценивающим взглядом.
– Твое ожерелье, – заметил он.
Она выжимала воду из ткани, изо всех сил стараясь казаться беззаботной.
– Что с ним?
– Ничего, – сказал он после слишком долгой паузы. – Красивое.
– Спасибо.
Желудок у нее словно налился свинцом. Сердце забилось быстрее, чем у кролика. Проведя лето в Уиллоу-Хит, она поняла, что нет ничего опаснее Джеймса Кэмпбелла, когда у него слишком много времени для размышлений. Ей следовало снять ожерелье еще на кухне. Следовало спрятать его где-то в укромном месте.
Она не хотела думать об остатке ночи.
Не хотела говорить ему, что напрасно тратит время, потому что спасти его было невозможно. Так оно и было. Это все, что у нее осталось.
Она осторожно стала оттирать кровь с кожи Питера. Она начала с липких костяшек его пальцев, ее руки дрожали. Некоторое время единственным звуком был прерывистый плеск воды и шлепанье стекающих капель по кафельному полу. Снаружи, в непроглядной тьме, что-то издало серию пронзительных щелчков. Кожистый силуэт скользнул мимо заколоченного окна.
– Летучие мыши, – пробормотал Джеймс. – Как раз то, что нам нужно.
Отчаянно пытаясь подавить ком паники в груди, Уайатт начала напевать. Сначала тихо, но потом мелодия старой ирландской арии зазвучала в воздухе между ними. Под ее прикосновениями в груди Питера стало невероятно тихо. Она отжала полотенце и намочила его заново, напев превратился в полузабытую песню.
Питер позволил ей волноваться за него, слушая, как она поет, счищая кровь с его кожи. Это занятие сблизило их до невозможности, ее платье цвета слоновой кости обвивало талию в воде. Она заколебалась, ее голос сорвался, когда Уайатт запнулась на припеве. Питер, лежавший перед ней, сделал первый вдох, как ей показалось, за несколько минут.
– Не останавливайся.
Сердце у нее заколотилось где-то в горле.
– Не могу вспомнить остальное.
– Она лжет, – сказал Джеймс, лениво взбивая пальцем пену. – Она знает каждое слово. Ты просто заставляешь ее нервничать.
– Джейми!
– Что? Мы и дальше будем притворяться, что не понимаем, что тут происходит? Мы все можем умереть к утру. – Он помолчал и добавил: – Некоторые из нас уже мертвы.
– Не говори так.
– Что? – Он пожал плечами. – Это правда.
Когда она замолчала, Питер протянул руку и взял ее за запястье. Мочалка тяжело шлепнулась в ванну, когда он усадил ее себе на колени, не обращая внимания на то, что Джеймс сидел прямо у него за спиной, поддерживая его у кромки воды.
– Перестань волноваться, – сказал Питер, целуя ее в лоб, чтобы облегчить боль. – Ты что, не помнишь? Меня, как известно, трудно убить.
– Сейчас неподходящее время для развития чувства юмора.
– Если хочешь знать мое мнение, – сказал Джеймс, – думаю, сейчас самое подходящее время для этого.
Уайатт провела рукой по воде, обдав его брызгами.
– Тебя никто не спрашивал.
– Укуси меня, – выпалил он в ответ и заулыбался.
Над его головой сквозь доски пробивался лунный свет. Питер проследил за ее взглядом, а затем и за Джеймсом. Они молча наблюдали, как перламутровый камень заливает щели розовыми красками.
– В школе я выучил одно валлийское слово, – сказал Джеймс. – Хайрет. В нашем языке нет прямого перевода, но оно означает глубокую тоску по дому, в который ты никогда не сможешь вернуться.
Его слова отдались в душе Уайатт, и по ее венам разлилось узнавание. Вот оно, слово, обозначающее это чувство. То, как она провела долгий, одинокий год, горюя о том, кем она была. Скучая по Уайатт, к которой она никогда не сможет вернуться.
– Никто из нас никогда больше не станет тем, кем мы были, – сказал Джеймс, отгоняя ее мысли. – И Уиллоу-Хит никогда не станет для нас тем, чем был.
– Прекрати, – сказала Уайатт. – Прекрати говорить так, будто это конец.
Но это было правдой. Она знала это, и он тоже. Уайатт не могла скрыть от него правду, даже если бы попыталась. Вода в ванне начала остывать. Она медленно теребила пальцами нить. На этот раз, когда взгляд Джеймса упал на ожерелье, девушка накрыла его своими пальцами.
– В чем дело? – спросил Джеймс. – Сомневаюсь, что несколько старых досок и ржавых гвоздей надолго удержат дом.
– У нас есть план, – сказал Питер. – И Уайатт собирается его придерживаться.
Белое золото кулона приятно холодило ладонь.
– Мы все трое продержимся до рассвета, – сказала она. – Такова цель.
Глаза Джеймса вспыхнули керосиновым золотом в темноте.
– Да?
Услышав это, Питер, пошатываясь, поднялся на ноги. С него ручьями стекала вода, когда Джеймс и Уайатт, пошатываясь, поднялись вслед за ним, держась за руки. Он стряхнул их с себя, высунул ногу из ванны и потянулся за полотенцем.
– Я в порядке. – Он обернул полотенце вокруг шеи и принялся тереть волосы, пока они не встали дыбом. – Перестань беспокоиться обо мне. Джейми, прими еще немного эликсира. Мне не нравится мысль о том, что зверь может вернуться, а мы даже не узнаем об этом.
– Я чувствую себя прекрасно, – возразил Джеймс.
Питер, поморщившись, потянулся за спортивными штанами, полез в карман и вытащил ингалятор. Бросив его Джеймсу, он начал натягивать штаны.
– Давай, – сказал он. – Сделай это сейчас.
Джеймс нахмурился, но подчинился. В комнату с легким шипением проникли испарения благовоний. Уайатт выбралась вслед за парнями, борясь с желанием подойти к Питеру. Помочь ему одеться, прокляв свою гордость. Чтобы заставить его пообещать: мы все выберемся из этого живыми.
