Текст книги "Остаточная деформация [СИ]"
Автор книги: Катерина Терешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Наверное, – без особого сожаления пожал плечами Василь. – Но ты меня напугал, Петь. Белый был, что твой мрамор. И неясно – дышишь? не дышишь? Надо было скоренько принять меры.
– Гелы живучие… И вообще, твоим крыльям перепало сильнее.
Василь развернул упомянутые крылья, критически обозрел в стенном зеркале бурое пятно ожога на правом.
– Они ж армированные, чудик ты блажной, – сказал снисходительно. – Выдерживают прямой из плазмомёта.
Василь вдруг застыл, хмуря лоб, а потом заржал.
– Что такое? – Пети тоже невольно заулыбался.
– Та вот, – армеец утёр набежавшую в уголок глаза слезу, – в шестнадцать Последних Битв ходил, а ни разу не проверял, выдержит ли крыло прямой из плазмомёта. Тупо в голову не приходило. А дома вот взял и проверил. Ребятам расскажу, они оценят.
Улыбка на лице Пети застыла карнавальной маской.
«Гелио» и «опасно» – это антонимы в сознании любого гела. Здесь не запирают дверей, оградки вокруг домов символизируют границы личного пространства, а не защиту от внешней угрозы. Детские стаи бегают где хотят, задача куратора – просто знать, где они в данный момент, но ни в коем случае не ограничивать. Гелио – зона полного и абсолютного комфорта для любого гражданина. Кто угодно из них, окажись рядом с домом Пети этой ночью, просто не понял бы, что происходит. Не среагировал, стоял бы тем самым пресловутым Лотовым столпом, не в силах даже осознать, принять происходящее на его глазах. Любой, кроме тёртого ангела или армейца. Недаром же они отлично ладят. А кстати…
– А кстати, Василь, что ты здесь делал?
– Та инструктор просил узнать, как малый запустился, – хмыкнул Василь. – Я говорю, набери, мол, по комму, а он такой, не барин, ножки не оттопчешь. Не любит он, параноик, пользоваться Сетью без крайней нужды. А мне что? Однохренственно к девчонке своей ходил, заглянул вот на обратном пути.
– Вовремя заглянул, надо сказать. – Пети нервно сглотнул. Нападение в любой ветке, да где угодно ещё, он бы воспринял гораздо спокойнее, не в первый раз. Но дома… Нет, бред какой-то. Перья единственного крыла будут ещё долго напоминать о весёлой ночке вонью горелого.
– Ага, – не стал спорить Василь. – Кому ж ты так мозоль оттоптал, а?
Пети пожал плечами. Кто-то ждал его возле ловушки, чтобы добить наверняка. Конечно, лучше, если бы смерть наступила от «случайного сбоя энергоконтура». Даже сам Пети сперва на поломку и погрешил. Коснись он той нити грудью, временным параличом руки не отделался бы. И сигналка дежурным по городу оказалась неисправной, то есть быстро вытащить из комы не успели бы. Дом на отшибе даже по гельским меркам, соседи далеко, не услышат. Но неизвестный был готов и на откровенное убийство, которое ни с чем не спутаешь.
– Берт нормально отправился, – медленно проговорил Пети, чтобы увести разговор от вопросов, на которые не мог ответить. – Вам приветы переда…
Пети осёкся, поражённый странной мыслью.
Гелио перестал быть безопасным местом. А может, и не был никогда.
– …вал. И еще, Василь. Поберегите Дани.
Армеец вытаращил глаза:
– Та что он, маленький, или что?! Та он сам кого хошь…
– Я серьёзно. Думал, ерунда, но раз плазмомёт пошёл в дело в Гелио… – он многозначительно не договорил.
Василь захлопнул рот. Машинально накрутил чуб на ухо.
– Л-ладно, – выдал наконец. – Но если инструктор «бережение» заметит, я сразу скажу, чья это идея. Нехай тебе башку откручивает.
– Идёт. Поужинаешь со мной? Есть картошка, котлеты и салат какой-то.
Василь выразительно приподнял бровь.
Ну да, глупый вопрос. Армеец, который откажется пожрать – явно ненастоящий.
Глава 13. Нестабильность
И когда нам на головы шквал атак
(То с похмелья, а то спьяна),
Мы опять-таки знали:
За что и как,
И прикрыта была спина. Александр Галич
Паола
А ведь отец предупреждал. Говорил: «Когда-нибудь они пролезут сюда, Сэм. Это вопрос времени. И в данном случае оно не на нашей стороне». Но Сэм надеялся, что отец ошибается. Единственный раз в жизни – ошибается. Он понимал, что эта надежда – от безнадёжности, знал, видел, на что способны существа с крыльями и ему рассказывали, что могут те, другие, с рогами. Если они действительно найдут способ прорваться на Паолу, то община не выстоит и дня. Может, и не перебьют, но… Вечная невидимая табличка на груди: «Второй сорт. Уценка». Вечное унижение. Лучше бы перебили.
Встреча с Захарией Смитом навсегда изменила жизнь их семьи, перевернула вверх тормашками мир, полностью поменяла систему ценностей. До восьми лет Сэм боготворил футболистов высшей лиги, считал их чуть ли не небожителями. Читая записки отца, понял, что футбол – ерунда, просто игра, способ скоротать время с приятелями, поорать, ни о чём не думая. Ему всё ещё было восемь, когда он вдруг стал взрослым. И мама жива-здорова, и папа жив, просто далеко, а Сэм перестал быть ребёнком навсегда.
При ближнем знакомстве – после маминых похорон – голубоглазый Зак оказался неплохим парнем, ровно таким, каким его запомнил пока-ещё-ребёнок Сэм Петерсен. Ни на йоту не поменялся, даже пыль на башмаках, казалось, та же самая. Выслушал, без соплей пособолезновал потере. Без лишних кривляний согласился отправить к отцу, не стал делать вид, будто не знает, в чём дело, хотя Сэм этого сильно боялся. Не жалел, как маленького, не отговаривал, не сюсюкал, как тётя Катрин и дядя Фиц. Коротко рассказал про Большую Войну гелов и йорнов, про Паолу и разведку. Только раз переспросил, уверен ли Сэм в своём решении. Сэм ещё подумал, что в иных обстоятельствах не отказался бы от такого друга.
Гелио потряс юного Петерсена до глубины души. Конечно, ему показали не всё, но и увиденного хватило. Высоченные гелы с лицами неземной красоты и совершенными формами тел, с лучистыми очами, с крыльями, чьи мягчайшие перья так и хотелось погладить. Летящие линии зданий и мостов, башни, похожие на музыку, бесшумные кары, которые могли летать по небу, ездить по земле и плыть по воде. Кары просто стояли на обочинах дорог – бери, если надо, пользуйся. Пружинящая под босыми ногами трава, огромные парки, звери, гуляющие где захотят (или так казалось). Любая одежда, любая еда, какую пожелаешь, стоит только выбрать в синтезаторе. Бесплатное изобилие всего, объёмные интерактивные программы по телеку, в которых можно затусить самому. Рай, настоящий рай, куда лучше всего, что показывали в качестве светлого будущего фантастические фильмы.
Очарование эдема разбилось об одну-единственную фразу. В гигантском Здании, набитом чудесами, его представили специалисту по хронопереброскам. «К нам ещё один зелёный ифер, Меф!» – весело сказал златокудрый гел по имени Людвиг, легонько подталкивая подопечного в спину. Темнокожий Мефодий наградил весельчака хмурым взглядом и тот быстро осёкся, но слово – не воробей. Вылетело уже.
Ладно, «зелёного» Сэм был готов пропустить мимо ушей. Он действительно вырос тогда, семь лет назад, и понимал, что зелен, а на правду обижаться грех. Но интонация…
Так говорят о вещах. Или каких-нибудь лабораторных зверушках – крысах там или морских свинках. О расходном материале, одним словом. Второй сорт, почти мусор.
И ещё слово «ифер». Он больше ни разу не слышал этого слова на Гелио, скорее всего, оно не предназначалось для людей. Возможно, оно не несло негативного смысла, но Сэм совсем недавно изучал на школьном факультативе языки программирования. «If» – оператор ветвления. Некое действие, возможное, если…
Изображение-карту Древа ему показали в том же Здании, мельком, отделавшись каким-то невнятным комментарием. Отец потом объяснил. «Иферы» встали на своё место, как паззл в картину с Бруклинским мостом. Правда оказалась тяжелой и кислой на вкус. Сэм смирился с ней нескоро.
«Нам нужны свежие силы, – говорил отец, – но если появится хоть малейшая возможность закрыть Трещину – даже не думай, Сэм. Закрывай». Но если сам Джозайя не смог придумать, как это сделать, то какие шансы были у остальных?
По словам старожила Зандера, когда-то пробовали заложить Трещину камнями и брёвнами. Не помогло. Первый же переход просто вымел примитивную затычку. Частично испепелил, частично разбросал в радиусе метров пятидесяти. Больше не пробовали. Петерсен-старший посмеивался над наивностью предшественников, поминая какие-то несчётные мегаджоули, и Сэм посмеивался за компанию с отцом.
Сейчас отца рядом не было.
Сэм должен был решать без него.
Дежурные среагировали чётко: о том, что два йорна движутся к кладбищу, Сэму стало известно почти сразу. Примитивные рации на таком расстоянии работали хорошо, спасибо приятелям-физикам.
Да, всё сработало идеально.
Через три минуты все боеспособные члены общины собрались у восточной стороны частокола. Почти все мужчины и несколько женщин покрепче. С оружием, даже Гриша прихватил своё ружьё. Держал он его, правда, за ствол. И с такой брезгливой миной, будто грязную тряпку.
Сэм ободряюще улыбался, стараясь контролировать предательскую дрожь пальцев. От него, от лидера, ждали решения, а он понятия не имел, что делать. Любой вариант казался худшим. Солнце ползло к зениту, но казалось, что быстро темнеет.
– Или переговоры, или сразу стрелять, – негромко сказал Стас, выразительно оглаживая свою полупушку. Его мнение Сэм знал давно, и переговоры в этом мнении не фигурировали.
– Их всего двое, – с сомнением покачал головой Джек. – А нас, хвала господу, тридцать взрослых мужиков, не считая баб. А баб никак не считать нельзя, особенно когда они берутся за скалки.
Джек ухмыльнулся и потёр шею. Все знали, что данной загорелой шее всегда прилетает от пылкой рыжей Моники, если следопыт переберёт самогонки. Один раз не прилетело, так Джек три дня ходил грустный, думал, что подруга разлюбила. На четвёртый с горя напился, получил своё и успокоился.
В любой другой день на Джека посыпался бы вагон подколок. Сейчас никто даже не фыркнул.
– Может, имеет смысл выяснить, что им надо? – закончил мысль Николя. – Бабли-то они всяко понимают. Может, разойдёмся как-то?
– Не будут они выяснять и объяснять, – прошипел старый Зандер. – Это дьяволы, твари. Им что человека прихлопнуть, что муху. Плевать, чего им надо. Не подпускать к нашим домам любой ценой, вот что я скажу!
Майкл – потомок краснокожих индейцев – согласно угукнул.
Дорога к посёлку была видна как на ладони – пока пустая. Сэм вдруг подумал, что йорны наверняка двинулись в обход, и сейчас приближаются с другой стороны забора, там, где их никто не ждёт. Там, где собрались слабые. Дети… Том и Джози. Сердце замерло от острой вспышки страха. Две чёрные точки появились в поле зрения как раз в этот момент, очень кстати.
Йорны быстро приближались, даже не думая прятаться. Огромные и мощные, как танки. Таким темпом они будут под воротами минут через пять, тогда как человеку понадобилось бы не меньше двадцати.
– Страховидлы какие, – пробормотал рядом кто-то.
– А крылышки-то куценькие, – добавил Гриша, нервно облизнув губы. – Как у той, с которой Берт познакомился. Сэм, не молчи.
Тревога висела над их головами бетонным блоком.
Чтобы выиграть ещё несколько секунд без решения, Сэм вскинул к глазам бинокль. Заводской, хороший, не самодельный. Кто его принёс на Паолу, уже не помнили, но берегли со всем тщанием. Других-то нормальных не было.
Сэм едва не попятился. Случайно попавшее в фокус линз лицо… морда… нет, всё-таки лицо йорна приблизилось рывком, будто обнулилось расстояние. Жёлто-оранжевые глаза с овальным зрачком уставились прямо на Сэма, в упор. Длинные сизые губы сложились в ухмылку, удивительно человеческую.
Решение родилось из этой ухмылки.
– Стреляем, как только подойдут на огневую дистанцию, – процедил Сэм, удивляясь, откуда в его сугубо штатском мозгу взялась «огневая дистанция». Значит ли она вообще что-нибудь?
Но его поняли прекрасно. Заняли позиции у бойниц.
– По крыльям, – добавил Гриша, в кои-то веки не оспоривший приказ. – Бейте по крыльям. Их выбросило не больше часа назад, ещё не могло остыть до конца.
– Что – остыть? – удивился Зандер. – По бошкам завсегда надёжнее как-то.
Йорны как по команде перешли на бег, и препираться стало некогда.
– Целиться по крыльям! – гаркнул Сэм, мысленно молясь всем известным ему богам, чтобы корявые самострелы фирмы «Станислав, Фирс, чья-то мать и Ко» попали хоть куда-нибудь. Гришина теория казалась неубедительной, но даже куцые крылья точно больше голов.
Бежали йорны… Не бежали – мчались. Стремительными стелющимися скачками, почти опустившись на четвереньки. Дистанцию они проскочили в считанные доли секунды, и кто-то – не Сэм – едва успел скомандовать: «Огонь!»
Рявкнули ружья, но выстрелы не только не остановили йорнов, но и почти не замедлили. Видимо, их броня была рассчитана на куда более серьёзные нагрузки. Стрельба стала беспорядочной: не все заряжали одинаково быстро. У кого-то заклинило затвор, и к выстрелам добавилась отборная ругань.
Сэм успел заметить: там, где пули попадали в глянцево-чёрную гладь йорнских крыльев, коротко вспыхивало голубым. Гришка торжествующе скалился, он тоже заметил. Сэм ещё раз заорал, перекрывая шум:
– По крыльям! Стрелять только по крыльям!
Перед самым носом у стрелков йорны разделились, тёмными брызгами ударили в частокол слева и справа от ворот. Огромные брёвна, которые при установке еле-еле ворочали вчетвером, хрустнули, как ломающиеся зубы.
– Берегись! – голосом Зандера. – Мать иху!
Кто-то не успел отскочить, пыль, вопли… Йорны, что самое страшное, двигались абсолютно бесшумно, кричали люди. Соседи, друзья, почти семья, с которыми и голод, и засуха, и радость… Йорны не пользовались никаким оружием, зачем?
Сэм тоже орал и отступал вместе со всеми, и план летел к чертям, и только слабенький светящийся кант по краю крыльев неуязвимых тварей давал надежду.
– Стас, давай уже!
Последнее, больше ничего нет.
– Ложись!!!
Стас не воспользовался бабли – когда волновался, он всегда переходил на свой родной язык, но день был такой, когда понимают без слов. Попадали, как кегли.
Вместо самострела в ручищах Стаса масляно отблёскивал металлический раструб, присоединённый гофрированной трубой через насос к бочонку. Джек уже остервенело качал рычаг насоса. Отчаянно завоняло сивухой, и через миг из раструба полыхнуло струёй пламени. Огонь ударил в йорна с расстояния не больше трёх метров. Рогатый великан коротко взрыкнул, слишком медленно развернулся, сделал шаг к огнемётчику…
– Стой! Стас, назад! – звонко выкрикнул Гриша, размахивая руками. Ружьё он где-то посеял. – Все назад!!!
Огнемёт напоследок плюнул вспышкой в небо, стрелок послушно отступил. Кто смог – тоже.
Крылья йорна напоминали раскалённое стекло, пульсируя уже собственным, внутренним огнём. Он остановился, покачиваясь. Напарник двигался к нему, не разбирая дороги и тех, кто не успел с неё убраться. Снова Сэм поразился, насколько человеческим было его отчаянье. Второй понимал, что не успеет, но всё равно бежал, как бежал бы человек на выручку другу.
– Вы… – начал горящий йорн с некоторым недоумением. – Вы…
– Вельз, на землю! – от рёва второго заложило уши. Бесполезный совет.
Это было завораживающее зрелище. Сияние крыльев стало нестерпимо ярким, поползло по броневым пластинам струйками-стрелками, расчерчивая неведомую карту, по которой растрескалось мощное, по-своему красивое тело.
Йорн, которого звали Вельз, взорвался. Второй, имени которого так и не узнали, сдетонировал и разлетелся на куски без предварительного шоу.
Выжившие были слишком потрясены, чтобы кричать «Ура».
*
Трое погибших. Десяток раненых, из которых четверо – серьёзно. Разрушения построек некритичны, но значительны.
Сэм никак не мог поверить, что это всё случилось за минуты. Вот он смотрит в бинокль и принимает решение – пять минут, не больше – и вот Лиза мертва, Хольгер мёртв, Зандер… Молодожён Николя имеет все шансы отправиться на тот свет или доживать без ног – повреждён позвоночник. Джек получил по голове уже в самом конце: финальным взрывом принесло какое-то полено. Похоже, сотрясение. Многочисленные переломы и рваные раны от когтей – боже, пожалуйста, пусть никаких ядов! У Стаса ожоги рук и лица – не успели доделать термоизоляцию, – но это ерунда. Гришка отделался огромным синяком от колена до паха и ободранным боком.
Жертв могло быть гораздо больше, Сэм понимал. Возможно, йорны собирались преподать людишкам урок, показать, кто в доме хозяин, чьи в поле ананасы… Возможно, они не собирались убивать, но они не собирались и договариваться, уверенные в превосходстве.
Йорнов было всего двое. Их подвела банальная самонадеянность. Но в следующий раз они учтут ошибки. Не будут пижонить и подставляться под выстрелы, рисуясь неуязвимостью. И… они вернутся.
Бетси, уже почти мёртвая, прошептала: «Они на козликов похожи… Как жаль… Хорошо, что собаки нет… как бы без меня…»
*
– Дело в крыльях, – убеждённо сказал Гриша. По его ладони бегали муходроны, штук пять или шесть. Их ажурные полупрозрачные крылышки на солнце отблёскивали металлом.
Гришка – хулиган и редкостный умница – единственный на памяти Сэма, кто попал на Паолу связанным по рукам и ногам. Наверняка бы погиб, он ведь даже не пытался освободиться и спастись. Иногда Трещина активничала вхолостую, поэтому, если после вспышки никто не приходил тропой через кладбище, общинники не сильно дёргались. Проверяли Трещину планово, раз в неделю, и предыдущий рейд прошёл как раз накануне. Гришу нашёл Стас, прибывший парой дней позже. Принёс в посёлок – полумёртвого, обезвоженного, равнодушного ко всему и разочарованного во всём. Сидел с ним неделю, почти не отходил. Говорил о чём-то. Вытащил с того света, убедил попробовать пожить. А муходроны прибыли ещё через пару дней. Всей стаей, или что там есть у насекомых.
Петерсон-старший с огромным трудом разговорил белокурого парня, похожего на гела настолько, насколько это возможно для человека. «Я просто идиот, – рассказал Гриша. – Обычный, ничего особенного. Ну вычислил ангела, ну бывает. Сидел бы тихо, радовался тому, какой умный. Но не-е-ет, надо пойти, покрасоваться! Выпендриться, заявить о себе… Идиот. Как оказалось, любой человек, раскрывший ангела, отправляется на Паолу. Я не хотел. Какого чёрта? Там нет вирта и горячей воды. Я попробовал договориться с их главным, Габриэлем звать, поклялся отработать и молчать. Я создал по его заданию этих тварюшек… Даже подстраховался, настроил мушек на личное подчинение, это несложно… Помогло, думаете? Ни хрена, раз я здесь. А я почти поверил, что дело в шляпе… Мы для гелов – ничто. С ничтом не договариваются. Его используют и утилизируют».
Сэм тогда ещё подумал, что Паола – прекрасный способ избавляться от неудобных. Люди не вернутся, а гелов или йорнов этот мир убьёт. Сколько же таких, легально убитых, было за время освоения?.. Сколько из неудачных перебросок были запланированными? Грише, скорее всего, просто повезло: он попал сюда хотя бы не по кускам.
А муходноры стали для общины незаменимыми источниками энергии – летающими батарейками, которые слушались разгильдяя Гришку.
– Это удивительный материал, – в Гришином голосе сквозило благоговение. – Из него же сделаны перья для крыльев гелов. Это великолепный преобразователь солнечной энергии с КПД, близким к единице. Источник долгой-долгой жизни и возможностей, которые нам не снились.
– И он же – причина того, что йорны и гелы взрываются на Паоле, – поддержал друга Стас. – И те, и другие делают одну и ту же ошибку.
– Но… – попытался встрять Сэм, но ему не дали. Бессовестно перебили. На два голоса.
– Для переброски через Трещину объекту надо сообщить энное количество джоулей, – Стас назидательно поднял толстый палец. – А…
– … а фотоволокно впитывает их, как губка – воду, и когда переброска закончена…
– … попросту начинает отдавать обратно, излучать! Её слишком много, даже организмы с повышенной прочностью не выдерживают и…
– … И – бумц! – Гриша подпрыгнул. Мухи недовольно взлетели с его ладони и закружили под потолком. – Мои мушки пролетели Трещину спокойно, площадь их крыльев слишком мала для критического избытка. И та йорни продержалась так долго именно из-за своих маленьких крыльев, я уверен.
– Ребята, – наконец-то смог вставить слово Сэм. – Я не сомневаюсь, что вы умные до усрачки. Но гелы и йорны ломали головы над этой проблемой не одну сотню лет. Вы уверены, что все они были глупее вас?
Друзья переглянулись. Наверняка они не раз обсуждали вопрос между собой.
– Есть пара соображений, – протянул Стас. – Во-первых, для любого из них самая мысль расстаться с крыльями отвратительна. Всё равно что человеку предложили бы отрубить себе руки и вырвать глаза. Может быть этакий мысленный блок.
– А во-вторых?
– Во-вторых, – подхватил Гриша, – я не уверен, что они не додумались до того же, что и мы. Хотя бы кто-нибудь вполне мог, ты прав, Сэмми. Только кому-то очень значащему и при власти очень невыгодно, чтобы Паола стала проходным двором, и он изо всех сил тормозит научную мыслю соплеменников. Не спрашивай, почему так, откуда мне знать. Это всего лишь версии. Они, кстати, не объясняют, почему при переходе разряжаются аккумуляторы и почему Трещина не пропускает людей обратно. По идее это же обратный процесс, должен быть самопроизвольным…
– Не факт! – немедленно взвился Стас. – Сто раз говорил, что монотропные переходы…
– Цыц! – грозно сказал Сэм. – Про это потом поцапаетесь. Пока на повестке дня один вопрос. Раз одна йорни продержалась на Паоле достаточно долго, то скоро надо ждать других. Какие есть идеи?
*
Этот разговор состоялся неделю назад. Тогда же начали конструировать огнемёт, пожертвовав всеми запасами самогонки, которую в общине использовали как по прямому назначению, так и в качестве топлива. Никто не мог предположить, что времени на подготовку так мало.
– Надо искать Берта и Айрин, – сказал белый, как снятое молоко, Джек. На его виске запеклась кровь, но тёмные глаза блестели азартом. – Они знают больше, чем сказали. Особенно девчонка. Я верю, что она знает, как найти Грааль. Это наш последний шанс выжить людьми, а не рабами.
Предложение нельзя было считать логичным. Но оно было пока что единственным.
Глава 14. Рыцарь печального образа
Веселый рыцарь на коне
Скакал по дальней стороне,
Сердца смущая девам
Пленительным напевом.
Улингер, немецкая народная баллада
Паола
«Привет, Берти. Это письмо ты найдёшь уже на Паоле, да и то, думаю, не сразу. Прости за дурацкий способ связи, но ничего другого я не придумал. Видишь ли, я не доверяю Габи. Прискорбно, но факт».
*
– Где он взял лошадь, как ты думаешь? – прошептала Айрин в самое ухо. Щекотно.
Берт пожал плечами.
– Поймал, наверное, – ответил таким же невесомым шёпотом. – Где-нибудь далеко отсюда…
Если бы можно было поймать лошадь близко, рассудил он, то община уже владела бы собственной тягловой силой и транспортом.
Лошадь их выручила. И река. Ржание пропрыгало по воде раньше, чем на противоположном берегу появилась фигура всадника. Берт и Айрин как раз успели забросать травой потухшее кострище, похватать свои вещи и нырнуть в камыши. Явление рыцаря они наблюдали именно оттуда.
До правого берега было метров сто, может, чуть больше, к тому же был он, как положено, выше левого. Поэтому черты лица и прочие мелкие детали рассмотреть не удалось. Конь вороной, с белой звёздочкой во лбу. Всадник – кряжистый мужик, заросший чёрной, в масть коню, бородищей. Нечёсаные патлы собраны в хвост (почти такой же, как у коня, ага), штаны и рубаха, кажется, кожаные, а на плечах – плащ из серой косматой шкуры. Может, волчьей. Из того же материала сделано подобие седла. Ременные петли заменяли стремена. Берт подумал, что, наверное, быстро из таких стремян выпутаться не получится. Также нельзя было поручиться, чем являлся длинный узкий предмет, притороченный к самодельному седлу – мечом или просто палкой, но желания познакомиться накоротке предмет не вызывал.
Всадник ехал медленно, внимательно озираясь. Копыта вороного ступали по самому краю невысокого обрыва, и потревоженные комья земли время от времени плюхалась в воду. Нетрудно догадаться, что рыцарь издалека услышал вопли Айрин, и прибыл проверить лично. Берт и сам не мог понять, почему мысленно называет его рыцарем. Больше тот походил на слегка одичавшего бродягу.
*
«Ты никогда не спрашивал, как я потерял крыло. Очень деликатно с твоей стороны, но спросить стоило. Возможно, я бы ответил правду. Я отрубил его сам, когда вывалился из Трещины. За несколько секунд перехода я разгадал, почему гелы не выживают на Паоле. И что вся защита, которую я на себя наивно навертел – ерунда на постном масле. Знаешь, Берт, это очень страшно, когда кровь внутри становится огнём. Я не жалуюсь, напротив. Повезло, сообразил, сумел сделать. Рубить себе крыло даже очень острым предметом – удовольствие ниже среднего, да и неудобно до ёжиков, но я извернулся. И не столько хотел жить, сколько хотел донести до дома новое знание. Ладно, жить тоже хотел. Я ведь ангел, пыльная шкура. Знаю расценки.
К сожалению, далеко от Трещины я не смог отойти, побоялся, что потеряю сознание от боли и кровопотери. Побоялся, что слишком остыну, не хватит энергии на обратный путь. Зря боялся, для разгона и одного пера хватило бы, но откуда узнать? Но даже этих жалких минут и метров хватило, чтобы понять: на Паоле есть живые люди, которые убрали останки погибших йорнов и гелов. Я изо всех сил старался внушить тебе эту мысль. Надеюсь, ты был готов».
*
– А почему мы прячемся? – снова зашептала Айрин. Она по-прежнему была позади, дышала в затылок и чуточку в ухо.
– Потому, что он может быть опасным, – терпеливо пояснил Берт, немного сердясь на подругу, не понимающую очевидного.
– Ну ладно.
И на плечо Берта легла металлическая, холодная даже через рубашку тяжесть.
– Ты что…
– Мне он тоже не нравится. С психами церемониться не стоит. Не дёргайся, Берти, сейчас я его…
– Прекрати!.. – зашипел Берт, перехватывая ствол плазменного самострела, о существовании которого регулярно забывал.
– Не поймёшь тебя, – проворчала Айрин, но оружие убрала.
Рыцарь встрепенулся, остановил коня и заоглядывался с утроенным усердием. У него точно чуткий слух. Но он не определил источник шума. Или напротив, убедился, что шумят на том берегу, куда и откуда не добраться. Ещё через пару десятков секунд он тронул поводья и двинулся дальше.
– С этой твоей хреновиной, – сказала Айрин уже в голос, – мы можем ходить здесь, где захотим, и шуметь так громко, как в башку стрельнет. Ну, почти. Во всяком случае, дюжину полуголодных бандитов я бы из неё точно положила рядочком.
– Не можем, Айрин. Видишь ли, как только мы покажем, на что хреновина способна, нам придётся прятаться от всех. Всех-то не перестреляешь… И спать надо, и есть, и в кустики, прости за детали. И пока ты всё это – стрелять ни в чью башку не сможешь, а вот тебе из твоей же хреновины – запросто. Так что это на самый крайний случай.
Айрин скептически выгнула губу подковкой, но промолчала. Чудо, не иначе.
*
«Поделился, а как же. Язык бы себе откусил сейчас. Но тогда я не знал, сдохну или нет, а эта идея была навязчивой… Читал я как-то одну книгу. В ветке, конечно, у нас от таких давно избавились. Про гениального мастера, который всё хотел донести своему царю, что ружья нельзя чистить кирпичом… ладно, долго рассказывать. Я думал – просто жестокая сатира, а оказалось, что всё правда и под Луной ничего нового нет. Габриэль, конечно, хорошо держал себя в руках, но я ангел, понимаешь, Берт? Меня трудно обмануть, а Габи не успел спрятать глаза. Знал он о крыльях, и давно знал. Я ни разу не задумался до того – ну что стоило отправить на Паолу пару солярных батарей вместо обычных полислойных осмиевых элементов? Солнце-то там есть, можно же зарядить, если что? Оказывается, пытались и солярные, но они плавились, не достигая цели. Тоже ведь на фотоволокне. А если уменьшить площадь до приемлемой, то толку нет. Я потом нашёл засекреченный отчёт.
Но повторюсь, я и без отчёта всё понял сразу, по выражению лживой морды Габи. Поэтому о второй своей догадке промолчал».
*
– Ты заметил, он теперь мигает ярче, – рассеянно сказала Айрин, подсовывая приятелю под нос Стёпочкин прибор.
Берт не мог сказать точно, но поверил на слово. Состояние душевного раздрая, в котором он пребывал уже давно, сперва почти никак от этой новости не изменилось. Другое дело – письмо от Пети, о котором он думал, не переставая. Айрин деликатно не задавала вопросов, хотя Берт едва ли так хорошо прятал волнение.
– И что? – спросил он.
– Мы приближаемся, Берти. Наверное, уже недолго.
Берт не сразу понял смысл её слов. Потом торопливо развернул на ходу самодельную карту. Карта – грубая, рыхлая бумага кустарного производства, расчерченная Стасом и Джеком – уже изрядно протёрлась на сгибах, хотя выдали им новенькую копию. Составлять карту начал ещё покойный Джозайя, потом она постепенно разрасталась стараниями разведчиков. Берт не без гордости подумал, что тоже оставил на ней след. Из него был неважный картограф, тем более что некомплектная астролябия, на которую возлагалось немало надежд, осталась в приречных камышах и в трёх днях пути. Но кое-что и Берт мог сделать.
Вот посёлок – островок на редколесье. Трещина – красная точка на карте – севернее, точнее, северо-западнее. За посёлком лес сгущался, взбираясь на невысокую горную гряду, отлично видную из посёлка. Берт любил на неё смотреть. Длинным языком, ограниченным рекой, лес обходит общину с запада. Река щедро снабжает поселенцев грунтовыми водами (за частоколом целых два колодца) и многочисленными родниками. Довольно большой ручей, в котором Айрин лечила его от ожогов, стекает с горы и вьётся верёвочкой по кромке леса, мимо кладбища, а южнее посёлка идёт на сближение с рекой. Летом в ручье плюхается ребятня, Сэм даже хотел устроить запруду, но что-то не получилось, отложили до лучших времён.
Берт тряхнул головой. Некогда скучать по друзьям и вспоминать неважные сейчас детали.
Индикатор тёмной материи, или что он там улавливал, сразу повёл их с Айрин на юго-восток, через лес к реке. После встречи с рыцарем они какое-то время шли по левому берегу, но скоро он превратился в нечто непроходимое: вязко-болотистое, заваленное буреломом. Пришлось переправиться на бревне, благо сумка у Берта гельская, непромокаемая, а река медленная. Тем не менее, течением их немного отбросило назад. Но это как раз оказалось на руку – индикатор неожиданно развернул их в обратную сторону. По сухому и высокому правому берегу быстро наверстали. Идти, правда, было тревожно: лес начинался метрах в семистах от воды, а тут почти негде спрятаться, если что. И конный псих где-то неподалёку бродит. Айрин уверяла, что проблему Берт выдумал, но как-то притихла. Два дня напарники шли почти строго на север. Гора, у подножия которой примостилась Трещина, давала прекрасный ориентир. И…
