Текст книги "Остаточная деформация [СИ]"
Автор книги: Катерина Терешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Сейчас Нудный больше напоминал едва оперившегося птенца. Возможно, по сравнению с Аве. А может, что-то в нём надломилось, пока пылал Сектор Улучшений – выпестованное детище, всё, во что он вложил душу, силы, самую жизнь.
– Да, – согласился Аве, зашторивая взгляд тонким пергаментом век. Узловатые пальцы перебирали волосы Габриэля. – Так ли, иначе, а круг всегда замыкается, мальчики. Но всё-таки продержаться на круге тысячу лет – это действительно много.
А Михаэль слепо смотрел перед собой (хотя зрение уже вполне восстановилось), и череда набитых острейшими перьями корзин проплывала перед ним в шлейфе густого запаха крови. Ник прав, несмотря на детскую интонацию, а может, и благодаря ей. Предательство есть предательство, в какую обёртку его ни заверни.
У его мальчиков кровь пахнет железом, медью и жизнью, как людская. Кровь гелов пахнет горячими камнями. Ему казалось: он понимает, о чём говорит старейший из гелов. Он знал: это только кажется.
Они могли прекратить войну, наверное, но ни разу не пробовали сделать это всерьёз. Потому что не знали, как без неё жить. Боялись нарушить некое равновесие, подспудно вызвать какие-то неведомые глобальные катаклизмы. Никто из членов Совета за последние пять столетий (а именно столько в нём числился Михаэль) даже не заговаривал об окончании войны и…
Габриэль открыл глаза.
– Ну наконец-то, – проворчал Ник, обретая толику былой уверенности.
Раненый заскрёб вокруг себя, и Михаэль услужливо подсунул служебный планшет и стилус.
«Немедленно послать на Паолу боевую группу, – поплыли по экрану корявые, трясущиеся буквы. – Заблокировать Грааль»
Стилус выскользнул из слабых пальцев, напоследок оставив на экране неровную линию. Габриэль засипел от бессилия.
– Тихо ты, – прикрикнул Ник. – Прости, Габи, но без полной информации никто никуда никого не пошлёт.
Михаэль внезапно успокоился. Новый круг – значит, новый круг.
– Прошу прощения, – откашлялся снова забытый лаборант (талант у гела, не иначе!). – Тут к вам ломятся какие-то, вопят, что связь не проходит. Я открою, да?
– Открывай, – кивнул Михаэль.
– Это Иона, – обречённо прошептал Аве. – Наверняка он, и рой сорвался, и…
Но вбежавший посланник не был Ионой. И не имел к спецлечебнице никакого отношения. Его вообще никто из присутствующих не знал.
– Я от Селафиила. – Хвала Древу, гонец сразу перешёл к делу. – Йорны… йорны напали и движутся к центру с севера. Много убитых. – На лице посланника проступил ужас. – Они взялись ниоткуда и убивают всех, кто оказался на пути. Если прорвутся к Зданию… Селафиил спрашивает…
Но Михаэль уже не слушал, стрелой летя к выходу.
– Йоган! – заорал, вылетая на улицу. – Йоган, заешь тебя ёжики! Два нуля красный! Всех на крыло и к северу! Цивилов вон с дороги! В пинки!
Поднявшаяся метелью суета и паника больше не касалась его. Мимо пронесли Габи на носилках – даже не повернул головы. Ник ревел маралом, требуя, чтобы выживших свозили к нему, собирал по комму всех своих, кто ещё держался на ногах после пожара. Михаэлю не было дела до раненых.
Впервые за пятьсот лет его работа обрела смысл.
*
Белобородый старик сидел посреди разорённого хронопорта, грея в ладони слишком маленький для гела пистолет. Аве хотели помочь услужливые дежурные по Зданию, но он отказался, сказал, что посидит немного. Ему не посмели возразить. Свой браслет он отключил.
Склочный лаборант молча прибирал бедлам, направляя автоуборщика и одновременно тестируя что-то в недрах установки. Война была где-то там, солдаты Михеля всё уладят, а у него своя работа.
– Хабойтхим б'ашэм кеха Сион
Ло имот лиолам еешев.
Ерушалаим харим савив ла
Ваашем савив лиамо.[2]
Старик пел негромко, но довольно мелодично, и лаборант с любопытством прислушивался к незнакомым словам.
– Это на каком языке? – спросил он, когда Авессалом замолчал.
– Думаю, скоро узнаешь, – вроде бы и на бабли, но всё равно непонятно ответил старик. – Мы… мы все узнаем.
Когда недоумевающий лаборант отвернулся, вскинул к виску короткое чёрное дуло, но тут же опустил, покачав головой. Хмыкнул.
– Найди себе убежище, парень, – сказал Аве. – Скоро здесь будет очень жарко, и никого не обойдёт. И помоги мне подняться, пожалуйста.
Глава 24. … чашу сию (часть первая)
Другим говори, нашу тайну храня,
Что нет тебе дела совсем до меня.
Но, даже шутя, берегись, как огня,
Чтоб кто-то не отнял тебя у меня,
И вправду не отнял тебя у меня! Роберт Бёрнс
Ветвь 4459/41
Кожа ифера блестит от пота. Иферу не жарко, ему больно. Очень больно, почти до спазмов. Длинные сильные пальцы скребут невидимое, грудь ходит ходором, но ясный взгляд светло-зелёных глаз смущает йорни. В нём нет ненависти, нет тупой покорности или лихорадочного поиска выхода. А то, что во взгляде есть, смущает.
– Мазохист, что ли? – ухмыляется йорни, наклоняясь к иферу. Ей не нравится его запах. То есть нравится, но… но так не должно быть. Очень странный запах.
Ей вообще не нравится то, что здесь происходит. Это не её работа, но наглый ифер вывел из себя Клайва, и тот приказал – здесь же, немедленно, но чтобы не сдох. Отказаться было невозможно.
– Нет, – дыхание ифера скомкано болью, но он старается говорить ровно. – Нет, Айрин. Не люблю боль… как и все. Но я заплатил бы и дороже, чтобы… чтобы узнать твоё имя.
Клещи в руке йорни дёргаются, промахиваясь мимо цели. Ифер судорожно выдыхает – плохо скрытое облегчение – до более удачной попытки.
– Зачем тебе как меня звать? – йорни хмурится, чувствуя подвох.
Посеревшие губы изгибаются в улыбке, настолько неуместной здесь и сейчас, что йорни замирает, нервно подёргивая хвостом.
– Ты очень красивая. Когда вы вломились в мою лабораторию… сразу заметил.
Да, он тогда смотрел только на неё, и йорни ещё подумала, что эти бесстыжие зенки следовало бы выбить. Она была смущена.
– Ты что, клеишься ко мне? – она говорит насмешливо, но ей по-прежнему не по себе. До неё доходит, что ифер сам устроил себе пытку. Как захотел – так и устроил.
– Клеюсь, – соглашается ифер, слизывая пот с верхней губы.
Йорни нервно фыркает. Она ничего не понимает.
– И что, гел побери, ты отказался сотрудничать…
– Ага, именно ради этого. – Он улыбается шире, и с прокушенной нижней губы стекает большая красная капля. – Ты бы не обратила на меня внимания…
– Ты идиот? – серьёзно спрашивает йорни, приближаясь к его лицу почти вплотную. Она знает, что вид йорнов, особенно вблизи, пугает людей.
Но случай явно не тот. Ифер подаётся вперёд и целует её. Йорни чувствует сладко-солёный вкус крови.
– Идиот, да, – выдыхает он прямо в её губы. – Теперь можешь убить.
Она не знает, что делать.
– Придурок какой-то, – шипит Айрин, и, чтобы отомстить за растерянность, коротко бьёт растянутого на столе ифера в живот. Сама удивляется тому, что удар выходит даже не в четверть силы. Ифер тоже это понимает и улыбается. Хрипит – всё равно ведь больно – и улыбается одновременно.
– Меня зовут Стефан. – Он ещё раз тянется вперёд и касается губами её губ. – Прости, ты забыла отодвинуться.
Она в досаде отстраняется, чуть ли не отскакивает в сторону. Стефан роняет голову на доски и закрывает глаза. Мир вдруг становится тусклым.
– Ты… ты будешь работать на нас?!
– Да, конечно, – без особых эмоций отвечает он. – Но при условии, что моим куратором будешь ты, Айрин.
– Да щас, – закатывает глаза йорни. – Я в науках – как гел в копытах.
– Это неважно. Я буду понимать за нас обоих. А если откажешься – убивай сразу. Ты же видишь, что не сломаюсь.
В голове у Айрин настоящая каша. Она снова подходит к столу, дотрагивается до щеки Стефана. Он поворачивает голову. Взгляд насмешливый и… нежный, чтоб ему пусто было. Он не сломается. Скорее помрёт. Ломаются все – рано или поздно, но Айрин хочет верить, что перед ней исключение, и верит.
– Поговорю с Клайвом, – через силу говорит йорни. – Если он не даст добро, я просто сверну тебе шею, недоумок.
Ей хочется, чтобы ифер испугался, начал юлить, предлагать какие-то обходные пути – он видел Клайва, говорил с ним и не может строить иллюзий по поводу Клайвового отношения к ультиматумам от букашек. Ей хочется, чтобы Стефан ещё раз назвал её по имени.
– Даст, куда он денется, Айрин. – Он смеётся глазами. – Я выращу тебе самые красивые и сильные крылья, какие только смогу.
Отвязанный, ифер не может подняться на ноги, не то что идти. Йорни относит его на лежанку и даёт воды. Айрин уверяет себя, что это ничего не значит. Просто грех разбрасываться уникальными специалистами.
Клайв соглашается на всё, даже не дослушав странное условие до конца.
***
Паола
Воронок рысил ровно и мягко, словно не замечая двойной ноши на своей спине. Могучая всё-таки животина. Фирс успел заменить стёртые и выщербленные (а от передней левой осталась только половина) подковы, и копыта бодро цокали по каменистой тропке, иногда лихо брызгая искорками. Похоже, Воронку нравились спецэффекты и новая «обувка».
Размытая, сложной формы тень вытянулась далеко вперёд: они ехали почти точно на восток, оставляя Трещину по левую руку. Оттуда же, с севера, задувал колючий и мерзкий ветер. Ветер смутно вонял чем-то ещё – тревожным, страшным, неотвратимым, но проверять было ещё страшнее.
– Скажи, Берти, а можно ли чему-то научить других, если сам не умеешь?
Айрин выбрала ехать позади, поэтому вопрос буквально ударил в спину.
Берт пожал плечами, стараясь не дёрнуть повод уздечки. Он ждал совершенно других вопросов. Ждал и боялся до дрожи, до влажных ладоней.
– Наверное, – ответил. – Гелов учат машины. Ну, как я знаю, – добавил чересчур поспешно. – Умеют они учить? Можно так сказать про машину?
Айрин промолчала, только крепче стиснула на его талии исцарапанные, не слишком чистые руки.
Цоканье подков сменилось глухим стуком: они выехали на неширокий луг.
– А что? – не удержался Берт от уточнения. Сердце стучало в ритме конской поступи.
– Н-ничего. Просто интересное твоё мнение, Берти. Бросим жребий, кому в Грааль лезть.
– А почему не вместе?
– У второго будет шанс помочь, ежели чего. Или хоть расскажет остальным, что случилось.
– Не надо жребия, Айрин. Я полезу. А ты вернись к своему Стёпе, хоть он и поц, как Джек говорит.
Она вдруг перехватила повод и натянула, останавливая коня.
– Ты чего?!
Айрин соскользнула с крупа Воронка на землю и стянула Берта. Развернула к себе, как куклу.
– Я не вернусь к нему. Я долго думала, вспоминала что было и чего не было, снова думала. Не вернусь.
– Но поч…
– Он научил меня, кто я, но не дал правильной клятвы, Берти. Не сказал – кем бы ты ни была…
Белые шёлковые метёлки ковыля колыхнулись волной прибоя, сбивая двоих с ног.
Кожа белая и кожа смуглая – молоко и мёд.
Смешение.
Душистый чабрец в волосах – светлых и тёмных.
Смешение, ритм.
Касания нежные и нетерпеливые, резкие. Одежда сброшена – змеиные выползки.
Стон, ритм.
Кровь заката с её скул и грудей он собирает поцелуями – будто залечивает раны.
Кем бы ты…
Её руки смелее, а губы отчаяннее. Она ведёт в ритме старинного вальса, который почти смерть, но совсем не смерть.
Кто бы я ни…
Невидимые крылья над его плечами заслонили от багряного, тревожного неба, от неуютного ветра, и под этим шалашом нашлось место для двоих.
Большая Война, Последняя битва, чаша Грааля, незаданные вопросы, бесконечность миров Древа – всё осталось снаружи, мелкое и несущественное по сравнению с ковыльным морем, смешением тел и новой, теперь уже общей клятвой.
***
Ветвь 4459/41
Больше всего в Стефане ей нравится свобода.
Каждое его движение, поворот головы, любая фраза – это свобода.
«Можете убить, но не сможете заставить, если я не захочу».
Он смотрит на Айрин снизу вверх и говорит: «Иди сюда, маленькая». Она тает и идёт, словно заворожённая. А может, и не «словно». Стефан никогда не напоминает о том, как они познакомились, но остались шрамы – и вот они не молчат.
Айрин начинает понимать, какие же удивительные существа – люди. И что иферов не существует. Она начинает догадываться, что вообще всё не так, как кажется с высоты йорнского роста. Она читает взахлёб человеческие книги – узнавая, поражаясь, восхищаясь.
Стефан терпелив с ней – и не потому что Айрин может порвать его единственным взмахом когтистой лапы. Ей трудно поверить, что человек способен находить привлекательной йорни, но тот дьявольски убедителен.
– Неважно, – говорит он, – форма абсолютно неважна. Я умею видеть универсальную гармонию любого облика. У тебя она есть, и поверь, это невероятная редкость.
Клайв доволен её работой – их работой. Результаты просто фантастичны. К Стефану он относится почти как к равному – Клайву очень нужны летающие воины. А ведь ещё какие-то дела крутятся в хронопорту!
Айрин он повысил в должности и приблизил – на вкус Айрин чересчур приблизил, но без этих коротких и грубоватых совокуплений, как правило, на рабочем столе Клайва, повышения не видать. Она терпит – ради Стефана тоже, не только для своей выгоды. Клайв даже сделал ей комплимент – невиданное диво. Заправляя в штаны честно отработавший инструмент, огромный йорн буркнул: «Неплохая задница. И в башке не так пусто, как у других баб». Да, он теперь часто говорит с Айрин о делах, и она не отмалчивается в ответ, давая оценки и советы, к которым начальник прислушивается. Рассуждать так смело она может потому, что обсуждает работу со Стефаном. Его острый ум, будто скальпель, препарирует любую проблему, добираясь до сути – и всё сразу становится простым и понятным.
Айрин не приходит в голову, что любимый может использовать полученную от неё информацию в личных целях. Да что в принципе может сделать ифер против йорнов? Жив, цел, обласкан – что ещё надо?!
Она ошиблась. Стефану оказалось мало того, за что любой ифер продал бы душу. Он хотел свободу и Айрин – целиком. И сумел сделать так, что она поверила: это возможно!
Айрин сперва не хватило ума понять, с чем связывается, а потом уже стало поздно. Впрочем, до встречи с худощавым, странноватым, бестолковым пареньком это не имело значе… хотя нет, всё имеет значение. Растянутое на земле окровавленное тело, запах горелой плоти, склонившаяся над человеком йорни… Берт ничуть не напоминал Стёпу, но Айрин интуитивно опознала оружие и выстрелила раньше, чем это осознала.
***
Паола
– Стёпа сказал, что приборчик – это что-то вроде пропуска через Трещину. Если вместе с ним прыгать, то попадёшь туда, откуда вышел.
– Он что, в ветви хронопорт сделал?
– Типа того. Сказал, что у йорнов подсмотрел, как он работает, натаскал нужных деталей – и собрал простенький вариант. Ну, только до Паолы и обратно.
Берт не верил. То есть верил, что гельское перо может быть этаким стартером временного перехода, но не верил, что вот так, по обрывочным сведениям, на коленке можно собрать хронопорт или датчик аксионов. Начиная с того, откуда в йорнской ветви можно взять перо гела. Он чувствовал, что Айрин тоже не верит – по крайней мере, сейчас. Может, раньше верила, но «долго подумав» и вспомнив «что было и чего не было», наверняка нашла те же нестыковки.
Берту, сказать по правде, было наплевать на нестыковки. Они ехали тем же порядком, что и вчера, но всё было другим. Небо хмурилось, обещая дождик, зато к его спине прижималось ослепительное солнце – и освещало, и согревало, и убеждало, что всё будет хорошо. Время от времени он пугался, что эта ночь ему приснилась, и отпускал повод Воронка, чтобы сжать руку Айрин. Только ощутив ответное пожатие и отчётливое, не лишённое ехидства хихиканье за спиной, успокаивался. Всё было, есть и никуда не денется. Даже острозубый страх за исход двадцать шестой Последней Даниила стал глуше. «Неостывшие» йорны уязвимы, и инструктор наверняка сумеет этим воспользоваться. А даже если бы Берт активировал второй этап возвращения в облик гела немедленно, то всё равно толку не было бы никакого. Во-первых, трансформация заняла бы изрядно времени, а во-вторых, даже в лучшей своей форме Берт не нанёс бы паре йорнов ощутимого вреда.
– Жаль, конечно, – вздохнул он, – что этот фокус не сработает с Граалем. В прошлый раз рядом с ним Стёпино изделие чуть дотла не сгорело…
– Это когда оно включено было, – перебила Айрин. – А когда контакты поплавились, разомкнуло, значит, и ничего, дальше не горело.
В её словах был резон, но Берт никак не мог свести воедино обрывки информации и прийти к каким-то внятным выводам. Шкодливые руки Айрин, шарящие под его рубашкой, размышлениям отнюдь не способствовали.
А Грааль уже совсем близко, и надо было быстрее решать.
– Давай сначала я попробую полезть без ничего, а потом, если не…
Вышколенный первым хозяином Воронок остановился так резко, что Берт чуть было не прикусил язык. Влажная земля брызнула из-под копыт, заляпав обувь всадников.
– Что за нафиг, – проворчала Айрин, выглядывая у Берта из-за плеча.
Берт уже понял – что, но не мог решить, как реагировать. Разве что нашарил рукоять притороченного к седлу рыцарского меча.
– Это я, Берт, – сказал учуянный «нафиг», выходя из-за густого переплетения ивовых ветвей. За его спиной плескала река. – Расслабься, будь добр. Я вас ждал.
– Я думала, что ты будешь своему… приятелю помогать, – проворчала Айрин. Она ловко соскочила с Воронка, и Берт тоже слез на землю.
Серенький день глушил краски окружающего мира, но Пети казался особенно выцветшим. По лёгкому наклону вправо, в сторону уцелевшего крыла, Берт догадался, что ангел едва держится на ногах. Конечно, столько отмахать на своих двоих наперегонки с конём, не восстановившись толком после травмы.
– Надеюсь, что никто из посельчан Даниилу под руку тоже не полезет, – любезно отозвался Пети, демонстрируя одновременно боевой задор и миролюбие. У него часто получалось совмещать несовместимое. Смешливо хлюпнула река.
– Ты уже Грааль посмотрел? – спросил Берт, меняя направление беседы.
– Нет. Не могу подойти ближе – шатает.
Пети говорил с улыбкой, но едва ли шутя. Он уже дважды чуть не погиб на Паоле – какие шутки. Грааль высосет его до дна в считанные минуты. Этот мир был враждебен к гелам и неприязни не скрывал.
– Ну да, твоё крыло… – смущённо пробормотал Берт, не зная, куда девать глаза. Надо же было ляпнуть такую бестактность.
– И не только. Ты знал, что у гелов часть тканей в грудных мышцах переформирована в фотоволокно? Немного в процентах, но без этого наши тела не смогли бы удерживать крылья.
Берт покачал головой. Он не знал. Может, мельком слышал, пропустив мимо ушей. Ему не было дела до грудных мышц. Да и до многого другого… Оставалось только удивляться, до какого мизера из огромного, полностью открытого для познания Гелио ему было дело.
– А я знал, но всё равно прохлопал, – грустно признался Пети. – На том чуть не погорел, причём буквально. Эти мелкие дряни медленнее разогреваются, зато и остывают до-олго, и без разницы, сколько перьев снаружи. Хорошо, у армейцев другой силовой контур, а Дани так вообще случай уникальный… Мнда. А мог бы я задуматься, какого ёжика мне в первый раз было так плохо – с одним-то уже крылом.
Берт не понимал, зачем Пети рассуждает о сравнительной гельской анатомии и прошлых промашках, когда надо думать совсем о другом.
– Это я к тому, – сказал Пети, в очередной раз вклиниваясь в его мысли, – что замороченная ошибка при решении сложнейшей задачи может быть исправлена очень простым, даже примитивным действием, как то – замачиванием в холодном ручье на манер грязных подштанников. Кстати, леди, благодарю за идею.
Айрин, к большому и не очень приятному удивлению Берта, слегка порозовела. Совсем как Саррочка, когда Пети отвешивал ей дежурный комплимент.
– Не для тебя придумывала, – сказала она, – ну да не жалко. Ты бы сел, калека, вот тут на брёвнышко. Или тебе нравится падать, что ли?
*
Да, Грааль – путь в нулевую точку. Иначе не может быть, даже Габи сообразил. Хроногипсометрическое распределение тёмной… ладно, Айрин, уже заткнулся и перешёл к делу. В общем, насколько я могу понять, Паола – это точка динамического равновесия – Айрин, я честно хотел попроще! – между нулевой и текущим стволовым временем. Между фотоэнергией и тёмной. Ага, как встречные течения, точно. Сначала напор снизу был слабым, потом, за счёт распада ветвей, тёмная накапливалась, и точка Паолы приблизилась к стволовому времени настолько, что гелы докопались до Трещины. Я сравнивал параметры переброски за пятьсот лет – они постепенно менялись, причём в сторону облегчения процесса. Даже парные переброски стали возможны. Нет, не только я. Гоча писал, что стабилизация Трещины может быть связана с её эксплуатацией и усовершенствованием оборудования, повышающим вероятность туннельных переходов. Расчёты и моделинг приводил вполне на уровне. Но он считал зависимость линейной, а это неверно. На последнем временном участке она заметно загибается вверх, и это не погрешность. Точно так же, как диаграмма роста случаев «синдрома четвёртого греха». Я потом расскажу, Айрин, хотя теперь все синдромы до ёжиковой задницы. Главное, что… Да, Берти, мы не сможем это остановить, даже если обрубим все ветви сразу и сегодня. Наоборот, ускорим в разы. Грааль – последняя надежда. Последний предохранитель, который Древо смогло сохранить и подсунуть нам, дуракам. Не знаю, и никто не знает. Бабилон, должно быть… Только на месте решать. Тебе решать, Берт.
*
– Но ты же говорил, что лет двести ещё есть, – Берт робко нарушил затянувшуюся, разбавленную только шелестом ивовых ветвей и всхлипами реки, паузу.
– А? – вскинулся впавший было в задумчивость Пети. – Да, наверное, у Гелио даже больше есть. За Паолу не поручусь, тут своё время, мы только с интервалами перебросок чуть-чуть определились… Я имел в виду, что у нас больше не будет возможности во что-то вмешаться. Секрет перестал быть секретом окончательно, а мою ошибку Ник не повторит. Йорны тоже сообразят или уже сообразили. Я почти уверен, что совсем скоро здесь будет не продохнуть от рогов и перьев, и никто никого не будет слушать. Сейчас или никогда.
– Посёлок сожгут? – зачем-то спросил Берт. Ему было тоскливо и знобко от речной сырости.
– Специально – вряд ли, – вмешалась Айрин. – Скорее, стопчут по пути. И даже, мать иху так, не запишут в попутные потери.
Вёрткая, как мышь-полёвка, мысль крутилась у Берта в голове, но он никак не мог ухватить её за серый гладкий хвостик. Какая-то мелочь, нестыковка, логический провальчик… Ну, помимо Стёпочкиного наглого вранья.
– Может, всё ж таки лучше я полезу? – снова заговорила девушка. – Я тебя люблю, Берти, но, уж прости, временами ты тот ещё соплежуй.
От обыденности желанного признания у Берта перехватило дух, затмив и «соплежуя», и мышиный вопросик. За него ответил Пети:
– Может, и лучше, – пожал он бескрылым плечом. – Я ведь про тебя почти ничего не знаю. Зато знаю, на что способен Берт. И считаю, что его шансы велики.
Айрин задиристо вздёрнула подбородок и сощурилась:
– А чегой-ты тут всё решаешь, а, калека?
Берт обнял свою девушку за плечи. Почувствовал, как она напряглась на секунду и обмякла, привалилась к его боку.
– Он просто умнее, Айрин. И тебя, и меня, и тех, кто умнее нас с тобой. И живёт дольше, и знает больше. И наверняка знает, что нужно сделать на том конце Грааля, только ждёт момента, как бы это поэффектнее вывалить на мою голову.
Пети рассмеялся несколько неестественно.
– Ну ты даёшь, Берт… Ну хорошо. Я не уверен, конечно, но мне кажется, что…
И он сказал, что, по его мнению, следовало бы сделать в нулевом году по исчислению Древа.
*
– Сам же говорил, что как прижмёт – так что-то и получается, – ободряюще сказала Айрин, прижимаясь щекой к его ключице.
– Надеюсь, – пробормотал Берт неуверенно. Зарылся носом в её волосы, стараясь как можно точнее запомнить запах, текстуру, ритм биения жизненных потоков. Обниматься мешал прицепленный общими усилиями за спину тёзкин меч. На крестовине меча болталась на верёвочке войлочная широкополая шляпа, которую Айрин невесть у кого позаимствовала. Чтобы, значит, в дальних южных краях милому не напекло в макушку.
Ветер разгулялся не на шутку, разогнал дождевые тучи, заставлял деревья кланяться незваным гостям. А уж в Граале завывал, как тысяча йорнов в йойльскую ночь. Не то звал в дорогу, не то пугал.
– Точно-точно, – заверила Айрин, щекоча дыханием шею. – Иначе и быть не может. А ежели что не так пойдёт, то я полезу тебя выручать. Кем бы ты ни был, помнишь?
«Не лезь», – хотел сказать Берт, но вместо слов обнял крепче. Из всего, что он оставлял за спиной, эта потеря казалась самой большой, почти неподъёмной.
– Хорошо, – сказал он. – У меня теперь есть серьёзный повод, чтобы всё пошло так.
Странное спокойствие, будто неведомый душевный наркоз, расплывалось по жилам. Будто бы достиг он, гел Бертран, предела возможных терзаний, перешагнул этот предел, а дальше – пустота. Все возможные страхи сбылись, догнали, расселись по плечам и вдоль голого, лишённого крыльев хребта, облепили бока, руки и голову, больше места нет. И когда он шагнёт в Грааль, то просто не сможет испугаться сильнее.
– Ты пообещал, – строго кивнула Айрин. – Лезь уже, пока к херам гору не сдуло.
*
Ангел Пети всё так же сидел на разбухшем от речной влаги бревне, как его и оставили, и ковырялся в Стёпином приборчике. С собой Берту перо брать не велел, дескать, если бы для путешествий был нужен фотокатализатор, то Габи не приставлял бы к Граалю сторожа.
– Привет, йорни, – сказал он подошедшей Айрин. – Как прошло?
– Да чтоб я так знала, гел, – проворчала девушка, тяжело опускаясь рядом с ним. Если она и была удивлена, то никак не показывала. – Полез. Там же не широко, можно в стенки упираться и руки-ноги переставлять. Я смотрела, пока Берти совсем не скрылся в темени.
– И что, – недоверчиво вздёрнул бровь Пети, – ты даже не заявишь чего-то вроде: «Если с ним что-то случится, я тебя убью?»
Айрин вздохнула. Секунду или две созерцала Воронка, меланхолично объедавшего какой-то особо вкусный кустик, потом повернулась к ангелу:
– Я, конечно, идиотка редкостная, но не настолько же. Если с Берти случится, то мы так и так подохнем, когда эти прилезут. Я-то буду сторожить Грааль, пока смогу, да и ты тоже. Лучше скажи, как ты меня расколол. Неужто фонит? Берти вроде не заметил.
Ветер стих. Наконец-то сквозь рваное облачное кружево проступило солнце – и гел с наслаждением расправил крыло ему навстречу.
– Нет, – он рассеянно улыбнулся, – фон биополя безукоризненный. Но свою разработку полной рекурсии я как-нибудь узнаю. И то, как ты смотрела на тех бойцов и на Дани. Ты ведь солдат, да? Расскажи мне про себя и про Штефана, Айрин. Нет, Берт о нём ничего не рассказывал, но больше некому, я уверен. Мы с ним вместе это всё… Шефан мой… был моим лучшим другом, пока не решил меня убить.
Девушка нехорошо глянула исподлобья, но, видимо, что-то для себя передумала и покривила губы в подобии улыбки.
– У нас все солдаты. Но я была справным лейтенантом. Я вообще-то совсем недавно про Стефана поняла. Ну, что он такой же, как Берт. Но с Берти мне всё равно, а со Стёпой до ужаса обидно стало. Ладно. Одинаково я тут хотела ждать, пока мой вернётся. Или пока Древо не рухнет к свиньям. Почему б не поболтать с понимающим чел… гелом?
Она поплотнее завернулась в куртку и начала рассказывать.
Глава 24. … чашу сию (часть вторая)
Со всеми вопросами –
к взрослым.
А если мы сами –
взрослые?
Нулевая точка
Мир перевернулся как-то незаметно. Берт не осознал, когда вместо спуска по узкой каменной кишке начался подъём, хотя, что странно, лез он не в кромешной тьме. Протяжно подвывал сквозняк, мысли гуляли где хотели, поэтому гел далеко не сразу понял, что переставляет конечности в другом порядке, а ёжикова шляпа не норовит съездить по уху жёстким краем. Если и сопровождали его какие-то зловещие потоки антиэнергии, то Берт не обратил на них внимания.
Айрин. Конечно же, Айрин занимала его мысли, не давая сосредоточиться на предстоящей работе, на судьбе Гелио, да и всего Древа. Вообще ни на чём, кроме тёмных с золотыми искорками глаз, кроме гибкого тела, жадных губ; кроме протяжных, всхлипывающих вздохов и нервного, неразборчивого шёпота. Думать, что чудо случилось в первый и единственный раз, было невыносимо. Обламывая ногти о каменные выступы, Берт яростно стискивал зубы, проклинал нечаянную активацию первой ступени: казалось, что он всё бесповоротно испортил, что Айрин поняла и никогда не будет с ним, даже если повезёт вернуться. И снова – бездонные карие омуты, упругая, скользкая от пота кожа под пальцами, влажный блеск белых зубов, оскаленных в любовном безумии.
Только уже когда показался вверху зыбкий отсвет солнца Бабилона, он кое-как опомнился. Понял, что дико устал и вот-вот сорвётся. Притормозил, потом и вовсе остановился, уперев ступни и спину в стенки Грааля. Восстановил сбитое дыхание, как учил инструктор.
Итак, в нескольких метрах над ним – неведомый древний город, в котором гелы были всего раз: установили Башню и ушли навсегда. Из оружия – меч, чья заточка оставляет желать лучшего. Тяжеленная железяка по пути вниз и наверх отбила Берту всё, до чего смогла дотянуться. Возможно, её стоило отцепить и скинуть в Грааль, к святым ёжикам и их ехидной матери, но раз не сообразил од сих пор, то уже нет смысла. Остатки аптечки – жалкие, способные лишь обмануть ложной надеждой. Смена одежды, немного еды, наспех собранной Айрин в посёлке. Ах да, ещё складной ножик, гельский, многофункциональный, которым Берт срезал грибы и потрошил рыбу. Остальные мудрёные ножиковые инструменты в условиях почти дикой природы как-то не понадобились.
Ну и самое противное – полная неопределённость действий.
«Разрушив Башню, – сказал Пети, неестественно улыбаясь, – мы уберём ключевое, глобальное вмешательство в прошлое. Разомкнём временное кольцо, дадим всем энергопотокам течь своим ходом, вернём естественный баланс тёмного и светлого. Да, гелы, йорны и люди потеряют ген бабли, но это не худшее, что можно потерять. Нормальный же парень ваш Стас…» Айрин тогда вцепилась в руку Берта, словно Фирс – клещами в брусок металла. «А что будет с теми, кто уже живёт? – спросила она. – Сейчас и туточки живёт?» «Не знаю, – ответил ангел. – Я не знаю, Айрин. Пробовал считать, когда вернулся с Паолы, но там такие погрешности… Шансы – пятьдесят на пятьдесят. Может, шестьдесят на сорок в сторону приличного исхода». «А неприличный это…» – начал Берт, чтобы заглушить тянущее чувство в области сердца. Пети посмотрел на него, как на идиота, хотя обычно контролировал эмоции безукоризненно. «В любом случае, – сказал он, возвращая доброжелательное выражение лица, – текущее положение вещей – стопроцентная гибель Древа. Мне кажется, что, если выпадет первый камешек – рухнет лавиной. И боюсь, первый камешек уже выбит».
