Текст книги "Остаточная деформация [СИ]"
Автор книги: Катерина Терешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Но девица не оценила.
– Стрёмно как-то, – поёжилась она. – Фиг знает, кто из Трещины в следующий раз выпадет нам на голову. Но то такое. И вообще. Стрёмно, говорю ж.
Берт хотел сказать, что не выпадет. По крайней мере, в ближайшее время – точно не должен. Переброска на Паолу – штука весьма дорогостоящая, Трещина – это вам не хронопорт завалящий. Энергии на неё идёт прорва, да и другие ресурсы изрядно расходуются. А если два разведчика появились здесь почти одновременно, значит, и йорны, и гелы скоро не смогут…
Но не сказал. Прикусил язык.
Над останками йорни густо вились мухи.
Смогли же как-то. Интервал между ней и Айрин совсем небольшой. Час? Сорок минут? Или невезучая йорни караулила Берта гораздо дольше?
– Как она всё-таки так долго продержалась? – пробормотал Берт, с трудом раскорячиваясь на четвереньках. Потревоженные раны чуть не заставили плюхнуться обратно, носом в землю, но он как-то поймал баланс. Мелькнула мысль, что стоило бы присоединиться к мухам и рассмотреть феномен внимательнее, но через миг растворилась в брезгливости.
– Мне больше интересно, где остальные, – сказала Айрин. Она не пыталась помочь, за что Берт был ей признателен.
– Какие остальные?
– Мертвяки, скелеты всякие. Много же посылали, мне говорил куратор, и не всем везло. Так пробовали, сяк пытались. И гелов ещё, и йорнов посылали. А те вообще бумкали через три-два-один. Вот я и спрашиваю, где они все?
Вечер принёс прохладу, но на верхней губе Айрин блестел пот. Берт почувствовал, что его начинает знобить, и вряд ли это было связано только с отсутствием одежды.
Кто-то убрал тела. С неизвестной целью. Или сожрал, что тоже вероятно. Какой-нибудь местный падальщик-трупоед. А кто даст гарантию, что он не жрёт живых?..
И главное, он может явиться в любой момент. Возьмёт ли ту тварь самострел?
– Отойдём хоть чуток подальше, – лихорадочно продолжала говорить Айрин, быстро собирая вещи. И свои, и Берта. – За во-он те деревья. Там и переждём до рассвета. Мертвяки-то, ежели вертаются, то они на место своей смерти приходят, верно? А до тех деревьев минут двадцать бегом, туда они как пить дать не добирались.
До Берта дошёл смысл её слов, и он опять чуть не упал. Такой дикой чуши из уст здравомыслящей особы, способной с ходу пристрелить йорни из неизвестного оружия, он не ожидал.
– Ты серьёзно? – вырвалось невольно.
– Хочешь остаться проверить? – прищурилась Айрин. – Давай, вперёд. Я-то точно не останусь, и не говори ничего, гельский дурень.
– Мракобесиха йорнская, – не остался в долгу Берт, но проверять тоже не остался. Вряд ли ему отдадут оружие, а отобрать он пока не сможет. И просто ссориться – ни малейшего желания.
– Недоумок, чему вас только в школах учат, – прозвучало на удивление дружелюбно. Наверное, девушка что-то почувствовала.
– Тому и учат, чтобы не верили во всякую бредятину.
Как ни странно, перебранка разрядила обстановку. Берт, от боли ругаясь последними словами, кое-как оделся. Пока он сражался со штанами, Айрин срезала для него довольно удобную палку-клюку.
До намеченных деревьев добрались в глубоких сумерках. Это бегом пятнадцать минут. А ползком и весь час. Даже Айрин выдохлась. Хотя почему – даже? Ей приходилось и вещи за двоих нести, и время от времени ловить Берта, если у того подворачивалась обожжённая нога и появлялось намерение рухнуть плашмя.
– Ну, туточки не достанут, – счастливо выдохнула Айрин, шлёпаясь на землю. Под деревьями было совсем темно. – Пожрём и спать, хватит на сегодня.
С «хватит» Берт был полностью согласен, с прочим – частично. Но поесть надо, даже если не хочется. Он лежал на спине, рассматривая орнамент из чёрных теней на фоне чернильно-синего неба. С каждой секундой различать узор становилось всё труднее. Где-то совсем рядом нашёптывал сказки ручей.
– Мне кажется, что я здесь уже когда-то был, – сказал Берт. Боль глухо пульсировала по всему телу, без конкретных очагов.
– Все леса немного похожи. – Он не видел, как Айрин пожала плечами, но откуда-то знал, что пожала. – Был в одном – считай, побывал в каждом. Я огонёчек разведу, тут есть ямка подходящая. И воды принесу. Чаю горячего хочется – страсть.
Берт машинально кивнул. Думал он совсем о другом.
Прекрасный Гелио утопает в зелени, это гордость его обитателей. В Гелио полно садов, лугов и особенно – лесов. Хвойные, лиственные, тропические, реликтовые. Какие угодно. Раз в десять лет лучшие лесоводы соревнуются за приз Эдема, и это зрелище гелы стараются не пропускать. Берт не пропускал.
Детская стая, в которой он рос, особенно любила сосновый бор на берегу ленивой и широкой равнинной речки. Жили в нём неделями, а то и месяцами. Получив право одиночества, Берт целый год провёл в дубовой роще, часто просиживая вечера у заросшего камышом озера. Потом началось время служения, так надолго вырываться уже не получалось. Но нудная бесполезная работа кажется не такой отвратительной, если знать, что в положенный срок можно сбежать в лес.
Берту смешно слушать про «был в одном – считай, побывал в каждом». У каждого леса свой характер, запах, звук. И лес, встретивший их на Паоле, был Берту откуда-то знаком. Без деталей, смутно, но – знаком.
Пока Берт мучительно пытался вспомнить, откуда мог взяться в голове навязчивый образ, Айрин быстро развела костерок, сообразила чай, заставила спутника съесть какой-то из дорожных концентратов и таблетку. Берт заснул сидя, не поблагодарив за заботу и ничего толком не вспомнив.
Снилась высоченная башня, с вершины которой тёк бледно-алый огонь. И крылья – почему-то чёрные.
*
Паола полна сюрпризов. Так твердил инструктор с утра до ночи весь курс подготовки. Заставлял повторять раз за разом, что делать, если то, если это и если ещё что-нибудь. Пожар, галлюциногенные газы, ядовитая вода, хищники, радиация… Но пока все его поучения были, как выразилась Айрин, мимо кассы. Йорни застала Берта врасплох. Как делить миссию с Айрин – неизвестно. И к сегодняшнему зрелищу ни отдел Повелителя мух, ни вояки Михеля его не подготовили. Оставалось утешаться, что разведчица с вражеской стороны тоже таращилась на табличку с открытым ртом.
Табличка была деревянной, гладко оструганной, и чьи-то руки надёжно приколотили её к стволу старого ясеня как раз на уровне глаз. Ярко-красные буквы на табличке, судя по некоторым признакам, регулярно подновляли. О грамматике её составитель заботился гораздо меньше.
«ПРИВЕТ! ЕСЛИ ТЫ ЭТО ЧИТАЕШЬ, ТО ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ПАОЛУ. ЕСЛИ НЕ ЧИТАЕШЬ, ТО МЫ ТЕБЯ УЖЕ ЗАКАПАЛИ, ПОКОЙСЯ С МИРОМ. А ЕСЛИ НЕ ЗАКАПАЛИ, А ТЫ НЕ ГРАМАТНЫЙ, ТО ТОПАЙ ПО ЭТОЙ ТРОПИНКЕ, ЧЕРЕЗ ПОЛ ЧАСА АЧУТИШСЯ В ДОМЕ. МЫ БУДЕМ РАДЫ. БУДЕШЬ БЫКОВАТЬ ПОЛУЧИШЬ ПО РОГАМ БЕЗ ВОПРОСОВ»
– Как тебе? – ухмыльнулась Айрин.
– По крайней мере, вопрос о том, где остальные, закрыт, – после секундной паузы отозвался Берт.
Ответ лежал прямо перед ними, справа от утоптанной тропы, которая нашлась поутру, стоило выйти из леса.
Кладбище. Не огромное, но и гораздо больше, чем Берт хотел бы представить. Хоронить начинали с северного края, от кромки леса: там холмики успели просесть, некоторые едва угадывались в густой траве. Чем ближе к тропинке, тем ровнее ряды, аккуратнее могилы. На некоторых – деревянные плашки с именами, иногда возраст. В безымянных наверняка «закапали» неудачливых разведчиков. Йорни и гелы вперемешку, и не понять, кто где. Наверняка и ифе… люди тоже есть. Берт знает статистику, это его работа. От семи до десяти процентов плановых перебросок заканчиваются неудачей. То есть каждый десятый ифер не доходит до дуба с безграмотной надписью, не успевает назвать имя тем, кто его похоронит. Врезавшиеся в память цифры выглядели незначительными. Ряды могил казались несравненно большими.
У йорнов, интересно, процент выше или ниже?
Он покосился на Айрин. Между её густых бровей прорисовалась чётким штрихом морщинка. Неужели прикидывает, сколько гельских не доходят до дуба?
Но Берт не угадал.
– Думаю, стоит к ним пойти, – сказала она. – Прямиком. Не прячась.
– А может, лучше сперва понаблюдать?
– Поздно спохватился, Берти. Вот был бы у тебя дом в получасе ходу отсюда, ты бы разве не выставил дозор, чтобы заранее знать, кого гелы несут? – глядя на его перекошенную от изумления физию, фыркнула: – Не ссы, раз до сих пор не пришибли, то поговорим. Не все же люди сволочи.
– Святые ёжики…
Так просто, так очевидно. Возле Трещины оставлять пост опасно, а здесь – как раз. Наблюдатель даже с самой примитивной оптикой будет прекрасно всё видеть с дальнего конца кладбища, из-за любого дерева. А его самого засечь отсюда почти нереально.
И как же всё-таки здорово, что они в целях экономии рук запихали самострел в чехол к спальнику. Айрин уверила, что сможет вытащить его очень быстро.
А Берт опять облажался, несмотря на все наставления. Ну не годится он в разведку, никаким боком не годится. И тест наверняка запорол, это у Габи аппаратура взбрыкнула и выдала невесть что.
Ёжики почему-то насмешили Айрин, и следующие минут десять она склоняла несчастных на все лады и заразительно хохотала.
Ну ёжики, ну святые, ну подумаешь. Грызут себе корни Великого Древа, не то ищут короедов, не то просто жрут.
Зато лоб у Айрин разгладился. Гладкий гораздо красивее.
Почему настолько непререкаемым считалось, что человеку с Паолы невозможно вернуться?.. И как, йорн побери, можно наделать столько ошибок на бабли? Явно кто-то пошутил.
*
В полчаса они, понятное дело, не уложились. Несмотря на отличную солнечную погоду, бодрящий ветерок и гладкую, расчищенную тропу. Сперва дорога вела их вдоль границы леса, а теперь всё сильнее отклонялась в предстепье.
Берт чувствовал себя несравненно лучше вчерашнего, но всё равно еле плёлся, опираясь на палку-клюку и часто присаживаясь отдохнуть. Сперва он нёс совсем лёгкий тючок со сменной одеждой, но Айрин пришлось забрать и его. «Ничего, – неунывающе заявила она, – тебя волочь не надо – и то хорошо». Берт честно старался не ронять себя, чтобы не пришлось поднимать и волочь. Даже втихую глотнул стимулятор на очередном привале. Грустно при этом вздохнул, чуть не подавившись таблеткой. Любой гел зарастил бы такие травмы ещё вчера до вечера. Три месяца назад… всего двенадцать недель назад… целую вечность назад он тоже так мог. И он не сумеет объяснить Айрин, почему ему тяжелее, чем человеку от рождения. Он просто не привык, не знает, как это всё правильно терпеть! Значит, она не должна догадаться.
Действие стимулятора закончилось как раз к тому моменту, как за очередным поворотом тропы показались признаки человеческого жилья, а там и само жильё.
Деревянный забор-частокол в человеческий рост окружал десятка полтора или два деревянных же добротных изб. Запах дыма, еды и стирки. Голоса. Обычные, бестревожные. Больше ничего не видно.
Айрин ошиблась и их не ждут?
Нет, не ошиблась.
От забора к ним широко шагал высокий мужчина – бородатый, широкоплечий, загорелый. Возраст определить сложно. Может, тридцать, может, пятьдесят. Светлые морщинки у глаз – не то смеяться любит, не то щуриться. Одет просто и практично: свободная рубаха, дерюжные штаны и сапоги. Голова повязана серой косынкой. Без оружия.
Остановился в паре шагов.
– Добрым людям всегда рады, – прогудел приветственно. – Меня Сэм звать, я тут вроде как староста. Но это не значит, что во все дела лезу. – Подмигнул и не выдержал, ухмыльнулся. Добавил со значением: – Так, избирательно.
Сэм протянул широкую дублёную ладонь. Берт каким-то финтом умудрился её пожать, хотя стоять, как оказалось, труднее, чем идти. А если опираться на клюку всего одной рукой… Айрин, умница, поймала под локоть.
– Мы тоже рады, Сэм. Я Берт, приятно познакомиться.
– Айрин. Прикольные штаны, Сэм.
Староста выживших иферов прямо растаял от этого дурацкого замечания.
– Сами делаем, – важно заявил он. – И не только штаны. Идём, ребята, в дом. Каринка только-только грибную похлёбку сняла с печи. Пообедаем, поговорим. А Берту точно полежать не помешает, правда же?
Берт, у которого ноги подкашивались, благодарно кивнул. Даже если это ловушка, то что они могут сделать?
У гостеприимного бородача и его товарищей по дому наверняка можно многое узнать о Паоле, что, безусловно, приблизит выполнение миссии… Да ни йорна Берт тогда про миссию не думал. Похлёбка и кровать – вот был предел его мечтаний. А там хоть трава не расти. Жизнь так резко изменилась за последние сутки, что прежние цели стали мелкими и неважными.
Сэм галантно подхватил всё их барахло одной левой и повёл в дом.
Глава 4. Это возможно
Я в этой музыке услышал странный тон,
Я этот голос различу и в миллионе,
Ребенок плакал о великом Вавилоне,
Ребенок плакал и смеялся Вавилон… Игорь Жук
Гелио
– Чего стоим, жену Лота изображаем?
Голос у Габриэля воистину всепроникающий. Выдернет даже из самой глубокой задумчивости.
– Да-да. – Берт вздрогнул и покорно поплёлся за новым начальником.
Распоряжение по Зданию прошло так быстро, что Берт и воды попить не успел. И всё никак не мог собраться с мыслями. Он ненавидел перемены. И долго готовился к неизбежным, даже к самым незначительным вроде замены шкафчика. Перевод в другой отдел казался ему крушением жизненных основ. Он представлял себя маленькой лодочкой, которую вышвырнуло беспощадным порывом ветра из уютной бухты в бушующий океан. Берту было очень себя жаль, но он уже использовал все доступные способы увильнуть от службы в разведке. Ни результаты тестов на профпригодность, ни заключение службы психокомфорта, ни четыре заявления на увольнение не повлияли на вышнее решение. Отныне и на неопределённый срок Берт со всеми потрохами принадлежал Габриэлю. Оставалось только смириться и надеяться, что тихий саботаж и репутация аморфного тюфяка спасут Берта от крупных неприятностей. Верилось с трудом, и от дурных предчувствий холодели пальцы ног.
– Сюда, – рассеянно скрипнул Габи, сворачивая в неприметный коридорчик.
Если бы не скрипнул, Берт вполне мог проскочить поворот. Вроде бы и на виду, но почему-то кажется, что это не ответвление коридора, а просто ниша, неглубокая совсем.
– Здесь – переход к нашим технарям. Мало кому он нужен, сказать по правде, – Габи подмигнул, обернувшись через плечо, – я сам там два раза в год бываю, но иногда, как видишь, требуется.
Судя по тому, как уверенно он шагал по полутёмному и заставленному всякой ерундой переходу, Берт понял, что «два раза в год» – бессовестное враньё. Зачем врать, спрашивается? Никто же его ни о чём не спрашивал. Берт тихо злился и через шаг спотыкался через какие-то рулоны и мешки.
– Ремонт, – безмятежно пояснил Габи и не глядя перешагнул кучу палок неясного назначения.
Берт успел набить с полдюжины синяков, когда начальник остановился перед гладкой белой дверью – почти неразличимой на фоне гладкой белой стены.
– Это я, Пети, – сказал Габриэль негромко и символически простучал костяшками пальцев.
Дверь скользнула в сторону ещё до того, как он убрал руку, поэтому последний стук пришёлся в пустоту.
– Привет, Габ.
В дверях, на фоне пыльно-сумеречного проёма, образовался незнакомый Берту гел в тёмной и, как показалось, заляпанной грязью одежде. Ничего примечательного в его внешности не было, кроме…
– Как крыло, Пети?
Над правым плечом Пети возвышался привычный холм из перьев, а над левым было пусто. Берт растерянно заморгал, не зная, как такое вообще возможно. Такой дефект? У гела?! Да как же…
– Твоими молитвами, – хмыкнул Пети. – Кто с тобой, Габ?
– Это следующий, – многозначительно произнёс Габриэль и шагнул вперёд, прямо на Пети. – Так мы зайдём?
– Да пожалуйста.
Берта смутило, что о нём говорят, как об отсутствующем, но он решил, что так и надо по правилам неизвестной ему игры.
Хозяин помещения вытер действительно грязные руки ветошью и посторонился. Комната оказалась большой, но тесной. Тесноту создавали расставленные вдоль стен шкафы и приборы, а также огромная куча хлама на верстаке. Запахи хорошие: горячий металл, древесная стружка, канифоль. Представить, что в Здании есть такое помещение, ничуть не легче, чем однокрылого гела.
– Присесть толком негде, – без особого сожаления заявил Пети. – Габ, тебе почётный табурет, а…
– Бертран, можно Берт.
– Берт, можешь сесть на подоконник. Он довольно удобный, я почти всегда на нём сижу.
Подоконник не подкачал – широкий, гладкий. Шикарный вид из окна: центральная прогулочная аллея и памятник Становителю как на ладони. И улыбка у Пети оказалась на редкость обаятельной, совсем не похожей на официально-резиновый оскал Габриэля. А последний устроился на замызганном табурете и заговорил, на этот раз обращаясь непосредственно к Берту:
– Два года назад Пети совершил должностное преступление. Воспользовавшись служебным положением, он сам себя отправил на Паолу.
– Но, – не выдержав, перебил Берт, – это же невозможно, ведь нужна целая бригада…
Пети по-ежиному фыркнул, а Габи погрозил подчинённому пальцем.
– Не перебивай, хотя замечание по существу. Пети у нас уникум, мастер на все руки. Он сумел в одиночку.
– А я давно говорю, что штаты раздуты, – Пети, который так и остался стоять, вдруг забегал по комнате. При этом он ловко обтекал нагромождения вещей, не тревожа ни единого винтика. Берт потёр висок: ему показалось, что совсем недавно что-то подобное… Нет, ничего такого не могло быть. А Пети разошёлся не на шутку: – Дармоеды! Ладно, одному сложно, но двоих-троих хватит за глаза со всеми предосторожностями. Восемь гелов в бригаде – слишком много, я…
– Не кипятись, ты, – устало сказал Габи, и голос у него стал почти нормальным. – Ты знаешь про кризис, поэтому не сотрясай зазря воздух, будь добр. Помолчи. Берт, не слушай этого болтуна, слушай меня. Так вот наш доблестный Пети в одиночку совершил вылазку на Паолу. И вернулся. После того случая чуть было не перекроили всю систему допусков, но Аве рявкнул. Не понимаю его соображений, но это Аве. Расскажи Берту, как всё было, герой.
– То молчи, то расскажи, – проворчал Пети с теми же интонациями, с какими сетовал, что негде усадить гостей. – А что рассказывать? Понимаешь, Берт… Ты ведь из статистики, верно?
– Подотдел аналитики при отделе статистики, – уточнил Берт, слегка уязвлённый пренебрежительным тоном.
– Без разницы, – махнул крылом Пети, снова заставив Берта мысленно поёжиться при виде необъяснимого калечества. – Главное, что ты наш, из Здания. И в курсе, что не один век мы тупо топчемся на месте. Целая махина пашет как проклятая, а результат крошечный, как птичка нагадила.
– Пети!
– Габ, прекрати это мне, иначе и вправду замолчу.
Габриэль промолчал, и Берту стало… странно. Он знал, что без соответствующей моральной накачки не обойдётся, и внутренне готовился сопротивляться. Берт гордился своим критическим мышлением и не желал менять его на догмы. Однако Пети выпадал из любой придуманной им схемы. То, о чём говорил однокрылый, – про махину, мышиный результат и топтание на месте – не было никаким секретом ни в Здании, ни за его пределами. Это было обычной, повседневной жизнью Гелио. Темой досужей болтовни, если больше не о чем поговорить. Поколения и поколения гелов рождались в Большой войне, но она шла где-то там, далеко. Активными действиями занимались специально подготовленные бойцы, армейцы, которыми командовал Михаэль. Их уважали, хотя и недолюбливали за надменную манеру в общении и явно завиральные байки. А все служащие Здания, да, работали на оборонку, но войну знали только как бесконечный роман с продолжениями в новостных передачах. Зачем волноваться? Преимущество на нашей стороне, Башня незыблема, а прогресс нереален и у йорнов. Ресурсы за счёт боковых ветвей Древа практически неисчерпаемы, Паола недосягаема.
Пат. Если не навсегда, то на тысячи лет.
Габи, Лью, да что там, даже сам Авессалом-старший – все твёрдо это знали и не могли знать иного.
А Пети, похоже, знал что-то ещё.
– Что тебе известно о Паоле, Берт? – тихо спросил уникум Пети. Он смотрел Берту прямо в глаза.
Под этим взглядом почему-то пересохло в горле. Пришлось откашляться.
– Кхе. Не больше любого в Здании, – хрипло пробормотал Берт, но Пети по-прежнему выжидающе молчал.
Ещё и стыдно стало. Вот как выяснится сейчас, насколько мало он интересуется рабочими темами, как схлопочет служебное несоответствие… Да какое, ко псам, несоответствие?! Он же сам сегодня четыре раза пытался уволиться.
Берт независимо вскинул подбородок.
– Паолу открыли примерно пятьсот пятьдесят лет назад по исчислению Гелио. Случайно открыли, обычная экспедиция выращивала… пыталась вырастить новую иф-ветвь в первом столетии и обнаружила Трещину. Научная группа Авессалома-старшего пришла к выводу, что Трещина уходит к корням Древа, и контроль над ней поможет изменить основную существующую реальность. Инфо…
По крупицам, буквально.
Пять-десять минут работы – это всё, что остаётся от заряда мощнейших аккумуляторов после прохода через Трещину. А передатчики ещё надо включить, настроить, ввести какие-то данные от приборов, которые тоже надо устанавливать и настраивать. Кванты не слишком надёжной информации, утомительный и тщательный отсев явного бреда, скрытого бреда и добросовестных заблуждений.
«Вижу лес! Иду к нему», – успел сообщить первый разведчик-гел, прежде чем замолчать навсегда. «Они мертвы, они все мертвы! Гелы, йорны, все в клочья!» – в ужасе проорал пятый и захлебнулся этим криком. Передатчик ещё минуту транслировал безмятежный птичий щебет и шорох листвы. Люди… иферы в клочья не разлетались, но тоже не возвращались.
Крупицы в сухом остатке.
Состав воздуха, влажность, характеристики атмосферы, карта видимого участка неба, спектр космических лучей. Фрагментарный анализ растительности и проб грунта. Это ещё ничего, более-менее. Но, к примеру, даже размер стандартных суток остался загадкой, не говоря уже о периодичности времён года. Конечно, что-то считали, что-то экстраполировали, ломали копья и драли перья, но погрешность не выдерживала никакой критики.
И ноль надежды на прорыв: гелы и йорны не выживали, а люди не могли вернуться. Но загадка Паолы оставалась слишком заманчивой, чтобы бросить попытки.
– Да-да, – нетерпеливо перебил Пети, – информацию не удалось сохранить в тайне, и между нами и йорнами началась жёсткая конкуренция, эскалация, неудовлетворительные результаты и прочее из общеобразовательной программы. А ещё?
– Могу пересказать статистику и общедоступные сплетни про волшебный Грааль. Надо? – Берт мило улыбнулся.
Правая бровь Пети вопросительно изогнулась. Ответил Габриэль:
– Берт прошёл ваш со Штефаном тест. На максимум.
Пети недоверчиво хмыкнул, сбрасывая напряжение.
– Любой тест несовершенен. Но ладно. Если на максимум… Понимаешь, Берт, я девяносто шесть лет из своих двухсот двух провёл внизу. – Пети по-прежнему смотрел в упор. – Среди людей. Среди иферов. И вернулся, потому что понял: так я ничего не изменю. Снизу – безнадёжно. Я вернулся.
Берт сглотнул. Ангел. Вот как. Нет. Бывший ангел. Бывший. Твои ж святые ёжики.
«Ан» – на каком-то умершем языке означает отрицание, отторжение. Гелы покидают золотой и лазурный Гелио, если вдруг сходят с ума и вся красота природы восстановленной Земли, свобода и комфорт долгой жизни без болезней, нужды и голода перестают их радовать. Они уходят к людям и становятся ан-гелами, анти-гелами, ангелами.
В основную реальность ангелам хода нет, они попадают в ветки. Утешают, лечат, спасают, обретая в том иллюзорный смысл жизни. Их не удерживают. Доказано: безумие нельзя исцелить. Если удерживать насильно – истаивают от тоски. А там, внизу, они, возможно, будут счастливы. И заодно поддержат на высоте светлый облик гела, чтобы иферы легче шли на контакт в случае необходимости. Все довольны, одним словом.
Даже дети в стаях знают – ангелы не возвращаются. Нельзя сойти с ума, а потом наступить на него снова. Шутка такая есть, Берту в детстве нравилась.
Пети вернулся. Габриэль затыкается, если он попросит, а сам и не подумает замолчать, если потребует Габ. Ходит в засаленной спецовке и составляет хитроумные тесты для отдела разведки. С Паолы он тоже вернулся.
– Да ты эксперт по возвращениям, как я погляжу, – криво усмехнулся Берт. Очень хотелось спросить, где эксперт потерял крыло, но это было бы верхом бестактности. Может, немного позже.
– Есть такое, – серьёзно кивнул Пети. – Я, когда бросок планировал, крепко надеялся на своё везение. Видишь, сработало. Только крыло там оставил. Ничего, через пару десятков лет отрастёт.
Он в первый раз – почему Берт только сейчас это заметил? – повернулся спиной и согнул её колесом, чтобы было удобнее рассмотреть в прорези рубахи культю вершка в три длиной. Глянцево-розовую, маслянисто-гладкую и вместе с тем отвратительно бугристую. И россыпь мелких сизых перьев на ней. Берта чуть не стошнило, но сдержался.
– Я хочу, чтобы ты знал. – Пети крутнулся волчком и крепко схватил Берта за плечи. Орехово-карие глаза сверкали. – Это возможно, друг. Только идти туда надо человеком, а возвращаться – гелом. Вот и весь секрет.
У Берта снова закружилась голова, словно он только что очнулся после того треклятого теста и мучительно пытается вспомнить, что с ним было. Он ничего не понял, но был вопрос поважнее.
– Не весь, – выдавил Берт. – То есть не все секреты. Я… я ничего не буду делать, и не заставите… пока не пойму, что от меня надо. Там, на Паоле. Я не идиот, свои возможности знаю. Что я могу, а? Не пробы же грунта.
Габриэль и Пети переглянулись. Габриэль выглядел довольным, Пети – озадаченным.
– И пробы тоже, наверное, – сказал. – Я думал, тебе объяснили. Твоя задача – понять, что такое Паола. Тебя научат. Если это далёкое прошлое Земли, начало времени, как решил старик Аве, то надо рвать перья на пух, чтобы взять над ней контроль. Если Паола – что-то другое, неважно – что, её надо уничтожить. Тогда это не корень, а паразит, опухоль. Уничтожить любой ценой, – повторил Пети. Вид у него был диковатый, а от его хватки наверняка останутся синяки.
Берт с ужасом подумал, что банальность таки есть истина, ангелы не возвращаются, а тот, кто сошёл с ума, нормальным больше никогда не будет. А что хуже всего, Берту предстоит участвовать в планах безумца.
Видимо, что-то отразилось на лице, потому что Пети стиснул руки ещё сильнее, до боли:
– Не бойся, малый. Я почти сразу понял, где налажал. Всё исправлено, пересчитано сто раз. С тобой такого, – он повёл бескрылым плечом, – не случится. Лучше бы, конечно, Захарка или Штефан, но они не поняли, не захотели опять наверх, послали подальше. Я бы и сам сходил, но из-за крыла не подлежу… Остаточные, мать их, деформации. На тебя надежда, Берт. Войну надо остановить.
Если он рассчитывал этим Берта успокоить, то напрасно.
*
Габи только разводил руками. Да, говорил, обычно результаты теста фиксируют визуально, расшифровывая потом записи мозговых волн испытуемого, но регистратор сгорел – и всё, амба. Сам виноват, приятель, нельзя такие показатели выдавать, чтобы квантовые реле коротило.
Берт не сдавался, зудел и ныл. Ты сам, настаивал он, упоминал какую-то «её», которую не надо бояться. Значит, что-то знаешь. Расскажи.
Базовая модель, пожимал плечами Габи. В тесте обязательно присутствует человеческий ребёнок, девочка. По условию только она может помочь в прохождении квеста, но она же является источником опасности. Какой? Да йорн его знает, дорогуша. Это строго индивидуально, моделируется по ходу дела, с опорой на твою реакцию. И Пети тоже вряд ли знает.
Может, врал, может, и нет. Габи по долгу службы врал так часто, что уже и сам не всегда понимал, когда и зачем лжёт.
Берт кусал губы и терзал обычно безотказную память. Хотел даже пойти к улучшальщикам, простимулировать, но начальство запретило настрого. К тому времени он уже знал, что такое «симптом четвёртого греха», и не хотел провалить эксперимент. Он только хотел больше не гореть во сне и не просыпаться с криком, вцепляясь в одеяло, как в чёрное крыло.
***
Очень старый гел смотрел в тёмный прямоугольник открытого окна. Только что он вынырнул из свинцового сна. Опять снилось Становление – неуловимый миг, когда крылья стали настоящими, а одна Большая война стала другой Большой войной. Он последний, кто помнит. Остальные принимают как данность, и им плевать, насколько всё зыбко, хрупко, ненадёжно.
Старый гел с белыми перьями на лице беззвучно шевелил губами, перечисляя имена ушедших друзей и учеников. Друзья и ученики – архаизм, но он и сам был архаизмом. И дико боялся забыть имена.
Луна выкатилась из-за тучи, превратив окно в картину. На сизо-опаловом фоне – будто вырезанный из чёрной бумаги силуэт леса. Больница не была видна из-за массива сосен, но старик знал, что она там, прямо перед ним. Укором… нет, неподъёмной тяжестью вины.
Не предусмотрел, не понял, не предотвратил. Тысячу лет всё было хорошо или почти хорошо, и что с того?
Старик, морщась от колотья в левой половине груди, взял со столика стакан воды. О боли он не думал. Сомнения мучали гораздо сильнее старческих хворей.
Глава 5. Мы тут помалу
І що б то здавалось, слова нам до тих балачок,
Було нам, коли ми з пів-погляду все розуміли,
Коли наші руки співали від гордої сили,
І кожну цеглину здіймали, неначе смичок…
Ігор Жук
Паола
– У вас есть?! Ну хоть что-нибудь?! Есть?!!
Глаза парня горели безумием фанатика. Тонкие, обманчиво слабые пальцы намертво вцепились в футболку Берта.
Берт, которого и без внешних воздействий шатало, почти упал, но кто-то подпёр с противоположной агрессору стороны.
– Гриша, нет у него ничего, – вздохнул Сэм из-за плеча.
Но яростного Гришу это не остановило.
– Ну пожалуйста, проверьте! Может, есть? Приёмник, микросхемочка, хоть пара диодов, а? Ладно, я согласен на лампу! Может, завалялась в кармане?
Раздался гулкий топот, и Гришу потянуло в противоположную от Берта сторону.
– Гриша, – бас не уступал топоту, – Гриша, не рви сердце. Ну нету у него, нету… Идём, Гриша.
Берт наконец-то восстановил равновесие и фокус зрения.
– Ну почему сразу – нету? – пробормотал он. – Айрин, ты мою сумку не потеряла?
Гриша взвыл, Сэм предупредительно рявкнул, Гришин ловец заорал, кто-то очень неудачно пнул Берта в живот, и дальше он какое-то время почти ничего не помнил. Вроде как мухи жужжали, но это не точно.
*
Чудная всё-таки парочка.
Григорий – тонкий, изящный, весь какой-то на просвет. Вдохновенные голубые глазищи, светлые волосы, выгоревшие на солнце почти добела. Похож на гела настолько, насколько это вообще доступно человеку.
Станислава можно вписать в куб, и пустот останется очень немного. Тяжёлая круглая голова, воткнутая, казалось, сразу в плечи, без посредничества шеи. Стрижен коротко. Складчатый лоб так низко нависает над глазами, что неясно, какого они цвета. Набитый загривок, мятые уши боксёра и кулаки по пуду.
