Текст книги "Остаточная деформация [СИ]"
Автор книги: Катерина Терешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Что?! – выкрикнул Гриша, перекрывая вой.
– Найджел сказал – йорны пришли! Найджел сказал – времени в обрез, бегут, что твой ветер!
На звук сирены уже возвращались посельчане. Экономный Джа немедленно выключил ревун.
– Успеем! У нас готово всё, главное, успеть выкатить…
– Под руку мне, главное, не лезьте, – раздался уверенный голос. – Сказали же, что поможем.
Даниил, «что твой ветер» обогнавший всех, с хрустом стиснул кулаки, а через неуловимый миг помчался дальше.
… всё искал, всё высматривал Айрин – и пока бежал, тщетно пытаясь догнать Дани, и позже, когда добежали остальные. Айрин не было, а плазменный самострел держала Соня. И Пети не было, но это почему-то почти не волновало.
Йорны стояли на дальнем от посёлка краю кладбища. Инструктор – метрах в двадцати от противников. Посельчане – и Берт среди них – не решились встать на одну линию с гелом, рассыпавшись полукругом за его крыльями.
– Дальше отойдите, – приказал Дани, не поворачивая головы. – Втрое… впятеро дальше, чем сейчас.
Послушались.
Один из йорнов вскинул запястье к пасти и пробормотал несколько слов в массивный браслет, казавшийся каменным. Второй осклабился и хлестнул по дорожной пыли гибким шипастым хвостом.
Почему-то они не показались Берту такими отвратительными, как та йорни, первая. Неуловимо струящиеся, слаженные движения делали бронированных гадов даже грациозными. Это пара, сомнений не может быть. Они ждали, почти жаждали битвы, и теперь Берт мог это понять. Он даже понял, почему рогатые мчались от Трещины, не давая остыть действительно куцым крыльям. Им надо было успеть рассказать об увиденном тем, кто придёт следом. Успеть до того, как улетучатся последние крохи заряда в батареях хронопередатчика. Берт разобрал слова, но не понял сути – видимо, йорн использовал кодовую фразу. И очень скверно, что первым встречным на их пути оказался именно Даниил.
Берт, цепенея от беспомощности, вдруг понял – с невероятной, хрустальной какой-то ясностью, – что вот только что, сию секунду, у него на глазах Большая война вышла на новый, совершенно иной качественный уровень. И с этим уже ничего нельзя поделать.
– Ба-а, – хрипло и глумливо протянул тот, что хлестал тропинку хвостом, – кого я вижу! Не то-от ли это великий воин гельского воинства, что накидал пятками с Последней в сорок пять дробь двадцать второй?
– Или это тот мерзкий подлючий жабоед, – подхватил другой, с браслетом, – который привёл на сольник шестерых приятелей?
– Хм. – Хвост оставил в пыли затейливый вензель. – Макс, а не может ли это быть один и тот же гел? Ну так, чисто случайно?
– Даже не зна-аю, – Макс по-прежнему манерничал, растягивая слова. – Может, у него спро-осим, а?
Берт не мог видеть лица Даниила, но его голос остался спокойным.
– Спросите, филистимляне, если языки не повыдергаю. И будьте покойны, пока я этого не сделаю, обедать не пойду.
Они напали одновременно и стремительно, обрывая обмен оскорблениями, из которого, как тайно понадеялся Берт, могли бы получиться какие-никакие переговоры. Нет, ничего уже не получится, да и не могло получиться.
Люди шарахнулись, когда под ударами йорнских копыт дрогнула земля, и откатились ещё дальше, когда Дани ответил взмахом смертоносных крыльев. Скрежет псевдостали о броневые пластины. По крутой дуге полетел обломок рога, но кого это остановило?
Несколько могильных табличек вывернуло из земли случайным взмахом хвоста… или крыльев. Не разобрать даже Берту. Зато он слышал, как под слоем почвы сдвинулись кости мёртвых – иферов, йорнов, гелов… Вибрации напоминали стон.
– Эй. – Кто-то потянул за рукав. – Пошли отсюда, Берти.
Он ошалело обернулся.
Айрин смотрела с таким отчаяньем, что двадцать шестая Последняя битва Даниила отошла на второй план.
– К-куда? – только и выдавил Берт.
– К Граалю. Мы здесь ни хренышка не можем. Воронок ждёт, доберёмся быстро. Дотемна не успеем, но завтра к полудню будем на месте. Мне кажется, что это последний и единственный шанс что-то поменять. Я не могу смотреть…
– Да, – тупо согласился Берт. – Идём, Айрин. Ты права. Здесь шансов у нас точно нет.
Никто не обратил внимания на их бегство. Страшный и прекрасный бой захватил зрителей – а участников и подавно – целиком. Впрочем, беглецы, сами не замечая, двигались так быстро и плавно, что не всякий человек даже при желании за ними бы уследил.
Глава 23. Новый круг
Если кривая поводит боками,
если уже не приносят обеды,
если врачи разводят руками,
значит сегодня придет День Победы. Веня Д’ркин
Гелио
Ник кряхтел, подкручивая верньер тонкой настройки имплантата, будто невесть как напрягался. Он ежеминутно сверялся с монитором, неодобрительно цыкал зубом и разговаривал. Речь его была исполнена ядом, как губка – водой. Яд стекал с языка учёного мужа, усугубляя ассоциации. Габриэль слушал, лишь иногда морщась от свербящего зуда в развороченном горле.
– Самое поразительное – это бестолковость компетентных органов. – Ник вытряс из коробочки на правую ладонь полдюжины зелёных биокристаллов и копался в них толстым указательным пальцем левой. – Такого бардачища, Трубач, я давно не видал. Феноменально. Со дня, когда первый «четвёртый» крылья откинул, а это ещё когда было. Но тот бардачище был локальный и широкой общественности недоступный. Сегодня же – о-о-о! – сегодня были пробиты все днища.
Он выбрал кристаллик, поддел на ноготь и пару секунд рассматривал, скосив глаза к носу и вытянув губы трубочкой. Глаза Ника неприятно изменили цвет. Габриэль не ставил себе фотополяризатор на сетчатку, поэтому видел только, как кристалл под действием рентгеновского излучения запульсировал жёлтыми искрами.
– Выгони своего заместителя, – неожиданно сказал Ник, отрываясь от частотного анализа. – Дубина просто аномальная. От этой твоей девочки, Аннабель, кажется, в десять раз больше толку было.
Заместителя Габриэль выбирал долго и тщательно, с пристрастием выискивая у кандидатов малейшие проблески автономного мышления, и успокоился только, найдя абсолютно стерильный образец. Разумеется, расставаться с таким сокровищем он не собирался. Ещё не хватало, чтобы гел с высоким допуском и неизбежной близостью к начальству раскопал историю общения с блистательным Клео.
Ник ответа не ждал, поэтому продолжил рассказ о феноменальном бардачище, смакуя скандальные детали. Его руки жили своей параллельной жизнью, собирая некую полупрозрачно-кружевную деталь размером с небольшую виноградину. Заботливо отложенный избранный кристалл ждал своего часа. Ник не нуждался в инструментах – он сам был самой совершенной мобильной научной лабораторией, которую только можно себе представить. Всех подробностей улучшений Нудного Габриэль не знал, но догадывался, что от гела у Ника остался разве что внешний облик. Слушал Габи не очень внимательно – многое уже знал. И про безобразную стычку ведомства Микаэля со своим разведотделом из-за доступа к информации хронопорта. И про обыски в казармах, затеянные с какого-то перепугу начальником временщиков Симоном, который решил, что это под него копают. Обыски, конечно, с треском провалились, но визгу было до небес. А ещё ведь были истерики высокопоставленных и не очень должностных лиц, которым милашка Штефан организовывал всякие занятные штуки… Грязные секреты лились реками и водопадами, общественность Гелио в кои-то веки проснулась и встопорщила перья. Да, у Совета даже спросили на спешно организованной пресс-конференции, что это было и каковы риски для граждан. Именно на последнем вопросе и облажался Франек. Никто из осведомлённых гелов по этому поводу общаться не желал, поэтому вперёд выперли зама временно выведенного из строя Габриэля. Франкеу и в голову не пришло отказаться. И когда он заявил, что по Гелио бродит съехавший с катушек ангел с плазмомётом и, возможно, модифицированный йорн неизвестного облика, но опасности никакой нет, всё в порядке, всё под контролем…
Умница Аннабель сделала что смогла, оттеснив Франека от камеры голо, но поздно, процесс пошёл. Служба психологического комфорта переключилась на круглосуточный режим, и всё равно не справлялась. Уровень тревожности общества впервые за пятьсот лет шатался между оранжевым и красным.
– А знаешь, что самое поразительное?
Габриэль послушно покачал головой, мол, понятия не имеет.
– Ни одному из них никогда не грозила реальная опасность. Они просто не знают, что это такое. Откуда это в них? Генетическая память, что ли?
Габриэль невольно раздвинул губы в улыбке.
«В них».
Ник уже не считает себя гелом. И Габриэля не считает. Интересно, насколько он прав?
Напичканные фототканью и биокристаллами честолюбцы, играющие в свои игры. Элита, считающая себя выше обывателей с их головидиками, мозговой дурью, тошными псевдосектами, модой на ручных колибри… Избранные, улучшенные, перепрошитые, почти неуязвимые интриганы. Ведающие, решающие, планирующие на сотни лет вперёд. Те, кого Аве считает стержнем Гелио.
А стоит разок тряхнуть этих избранных – и лезет, как солома из дырявого мешка, всё то же самое. Те же пороки, та же безответственность. Страх и растерянность.
Та же слабость.
Габриэль невольно потянул руку к горлу. Незамедлительно получил по пальцам.
– Не трожь, – строго напомнил Ник. Он поправил распяленный на тончайших лучинках почти готовый имплантат. – Сейчас закрою дырку, тогда трожь. Завтра закончу.
Он, немузыкально мурлыча, свёл края бескровной раны, чиркнул молекулярной липучкой, формируя тончайший белый шрам. Будто застегнул куртку. Габриэль не удержался и таки потрогал сухой, безболезненный шов.
– Знаешь, Трубач, – Ник ненатурально ухмыльнулся, – тебе лучше поспать несколько часов. От греха первородного подальше.
Глаза Габриэля расширились, он протестующе вскинул руку, но здесь, в башне Улучшений, всё слушалось не его, а Ника. Даже обычные массажные лежанки слушались Ника. Под лопаткой коротко кольнуло. Вкрадчивая одурь просочилась в голову немедленно, словно сквозняк – в щель под дверью.
– Я на твоей стороне, Габи. – Ник неторопливо поднялся, встряхнул уставшими от напряжения руками. – Как и твой… твой отец. И нам важно, чтобы ты не наворотил больше, чем наворочено. Спи. Мы найдём того недоумка, который привёл йорна на Гелио. До завтра, Трубач.
Он ушёл, а Габриэль сильно, с вывертом ущипнул себя за руку. Он знал, что это поможет на несколько секунд, не более, но надо было собраться с мыслями, прежде чем муть накроет окончательно. Понять, когда и как он утратил контроль над происходящим – почему-то это казалось чрезвычайно важным именно сейчас.
Боль оказалась слабой и далёкой, будто щипал не собственную кожу, а положенный на неё сверху кусок мяса. Ложная боль, и не помогла ни на щепочку.
Он попробовал подняться рывком, но только вяло шевельнулся.
– Здравствуй, Габи, – сказала наползающая муть. Голос был знаком, но не вспомнить уже. – Я не приводил йорнов на Гелио. В отличие от тебя.
В мути вспыхнули две зелёные звезды – и всё провалилось в какой-то беспросветный колодец.
***
– Мои действия не выходили за пределы рекомендованного Биллем, и я не понимаю, что вы…
Нижняя губа Рафаила надменно вздёрнута, но чуть заметно подрагивает. Он отчаянно трусит, но старается держать лицо. Михаэль удивлён, что пока это чиновному дураку удаётся. А ведь допрос – беседа, простите, только беседа! – длится уже минут сорок. Предыдущий собеседник сломался через пятнадцать (устаревшие, но годные наносхемы, высокочистые проводники, отработанный осмий). А Рафаэль, глядишь, и весь час протянет, строя непонимающие гримасы.
Только вот у Михаэля терпения не больше, чем на сорок минут.
Он сгребает в кулак модный хитон на груди гела, которому едва достаёт до плеча. Резко дёргает, так, чтобы модельное лицо «византийский стиль» оказывается на одном уровне с его сморщенной, как сушёная смоква, физиономией.
Михаэль прекрасно знает, какое впечатление производит его улыбка, и улыбается в гладкую маску как можно шире (до упора, чтобы кожа на скулах потрескивала от натяжения). Теперь губа второго куратора энергетики Гелио отвисает как надо.
– Мне с Бабилонской башни наплевать, куда и кого ты любишь драть, говнюк, – ровно, почти дружелюбно говорит Михаэль, не заботясь, как поймут слово «говнюк». – Мне надо знать, что ты отдал Штефану за незарегистрированную экскурсию в ветвь по ангельскому пропуску. Здесь и сейчас надо знать, понимаешь? Пока он не пустил эту штуку в ход и не спалил полгорода, чудило ты неприятное.
Неприятное чудило слабо трепыхается, но тут же скисает.
– Списанный сетевой зонд, – чуть слышно бормочет, опуская глаза. – Нерабочий.
– У него заработал, – задумчиво отзывается Михаэль. Больше не нужно ломать голову, каким образом получилась «поломка энергоконтура» в доме Пети. Но вряд ли с этой штукой можно устроить что-то масштабное (пакостное – можно).
Он разжимает пальцы, позволяя чудиле выпрямиться. Но улавливает еле заметный выдох облегчения и хватает опять.
Кто сказал, что экскурсия была одна?! А за вторую наверняка попросили больше.
– Что ещё? – шипит в перекошенную, уже далёкую от канонической красоты личину. – Что ещё, йорнов ты сын?..
Рафаэль говорит ещё тише, почти на грани разборчивости, но у Михаэля идеальный слух.
Сырое фотоволокно. Святые… ёжики. Десять фунтов сырца. Для чел… гел… для существа, которое смогло собрать по узелку, по винтику полноценную мобильную биолабу, это миллион возможностей. И есть одна – самая скверная возможность. Пропуск Штефана аннулирован, но если сырец…
– Ты не просто дурак. Ты анацефал. Я прослежу, чтобы тебя не взяли даже в кружок по разведению махровых орхидей.
Он что-то белькочет вслед, индюк сдувшийся, но Михаэлю он уже неинтересен.
– Салли, – на ходу рычит Михаэль в браслет связи, – Салли, что хочешь делай, но чтобы через пять минут возле Здания стояло не меньше дюжины… Из хронопорта всех выкинуть, никого не пускать! Плевать на визу Габриэля, Салли. И на Авессалома в купе с Советом. Их тоже не пускать! Не ослышался. Всё слишком серьёзно.
Он по-прежнему не знает ни мотивов, ни целей Штефана, но теперь хотя бы представляет возможности.
***
– Я сделал, как ты попросил, – Ник почти рухнул в плетёное кресло. – Но объясняться с Габи, когда он проснётся, будешь сам.
– Спасибо, Ник. – Авессалом устал не меньше, но ему нельзя подавать вида. Когда-то Ник называл его учителем, недолго, правда, но плетёное кресло он занимает по праву. – Столько всего навалилось…
– И сколько ещё разгребать, – в тон ему добавил Ник. – Судя по некоторым признакам, Габриэль вложил в разгребаемую кучу немало. И хорошо бы сейчас решить, что с этим делать.
История с Даниилом пока не получила широкой огласки. Старый лис Михель наверняка постарается обыграть её с наибольшей для себя пользой. Интересно даже, чего затребует. Но даже это сейчас не главное. Они с Михелем, как раньше говорили, в одной лодке. Особо делить им нечего – договорятся. Но есть вещи и обстоятельства, с которыми договориться не получится.
– У наших безмозглых подопечных всё спокойно? – Ник словно бы угадал мысли.
– Галилео дважды пытался сбежать. Иона совсем с ним замучился. И ещё…
– Он формирует новый рой. – перебил Ник. – Я угадал?
– Да. – Авессалом медленно вдохнул сквозь зубы. – И я… я уже готов согласиться на крайние меры.
– Это не выход, Аве, – быстро сказал Ник. Мощные, неестественно сильные пальцы стиснули подлокотник кресла. Древесина жалобно затрещала и, как беспомощно вскинутые навстречу обидчику руки, встопорщились щепки.
– Я знаю. Если убрать актуальную королеву, обязательно появится новая. Но это даст нам время, передышку. Мы не можем вернуться назад по стволу и что-то изменить, так что время сейчас дороже всего.
Аве не без интереса наблюдал, как у рыжего гела побелели губы. Однако. Потревоженный Нарратив мгновенно вмешивался в физиологию даже таких, как Нудный Ник. Невольно подумалось, что Габриэль бы не побледнел. У сына Нарратив сломан ещё с того года, когда он узнал правду о Дне становления. Убийственный кошмар Ник вмонтировал ему в горло гораздо позже.
Аве хотел добавить, что необязательно убивать, хватит медикаментозной комы, но у Ника завибрировал браслет. Сообщение Нудный выслушал молча, не подключая ни голо, ни громкую связь. Выражение его лица при этом описанию не поддавалось.
– Что? – не выдержал Авессалом, когда светлячок на браслете погас.
– Сектор Улучшений горит, – бесцветно сказал Ник. – Моя лаборатория. Горит моя лаборатория. Не могут потушить.
– Не может быть, – Авессалом был искренне озадачен. – Там в принципе не может ничего гореть. Безопасность…
Возражал старый гел пустоте. Ника уже не было на широкой и светлой веранде – только качнулась входная дверь.
Аве ошалело покачал головой: никак не привыкнуть к таким скоростям. И только через миг схватился за сердце, сообразив, кто не сможет спастись из негасимого огня лаборатории Нудного Ника.
*
Авессалом добрался, когда уже догорало. Пока отыскал что хотел, пока вызвал кар, пока вспомнил, как задать координаты…
Оглушительная вонь горелого пластика и кристаллорганики. Россыпь битого стекла: окна полопались от невероятного жара раньше, чем расплавились. Копоть на траве, на изящных завитках ограды, на стенах уцелевшего флигеля-склада. Небо тоже в копоти – больше не голубое, серое.
Без единой мысли Авессалом смотрел на пожарище. Мозг не желал верить глазам. Заклинило какие-то нейроны или, может, синапсы, Ник лучше знает, что там заклинило, старейший из гелов не мог думать и об этом тоже.
– Сырое фотоволокно, – негромко сказали у локтя, и Авессалом вздрогнул.
Михаэль не заметил – не отрываясь смотрел на дотлевающие руины.
– Думаешь? – заставил себя спросить Аве.
– Знаю. И тюрьмы нет, чтобы этого олуха посадить, и сослать некуда. Совершенное, мать его йорнову, общество.
Они оба знали о специфической роли Паолы в поддержании общественного порядка в Гелио, но Аве уточнять не стал. Его даже не интересовало, кто такой «он», разгневавший командующего гельской армии. Надо было спросить другое, но язык каменел, не мог выговорить имени сына.
– Как тебя звали до того, как ты стал Михаэлем? – спросил зачем-то совершенно ненужное.
– Не помню. – Качнулись вверх-вниз узкие плечи. – Посмотри в информатории, если надо. Я в замешательстве, Аве. В этом нет смысла, а Штефан психопат, но не идиот. Ему надо в хронопорт, а вместо этого он тратит драгоценный ресурс, чтобы спалить хозяйство Урии.
– Не называй так Ника, он не любит.
– Да плевать.
По руинам бродили дежурные по городу, обволоченные бледной аурой защитного поля. Ведомые ими механизмы уже начали разгребать завал. Выгоревшее изнутри здание походило на скелет древней рептилии.
Ника нигде не было видно.
– Много погибших? – чужими губами выговорил Аве.
– Пока троих нашли, но ты ж видишь, ещё сколько разгребать. Очень быстро вспыхнуло, думаю, не все успели и сообразить, что произошло.
Михаэль то ли не знал о Габриэле, то ли делал вид, что не знает.
– Раз ты говоришь, что Штефану нужно к хронопорту, то и нам надо к хронопорту, – сказал Авессалом. Игла в сердце дёргалась как попало. Он не мог думать, не мог свести простейшие причины со следствиями, и стоило начать просто действовать. Тем более: – Здесь делать нечего.
Михаэль скептически пожевал губами.
– Там дежурит дюжина моих. Полная блокада. Ни с плазмомётом, ни даже с сырцом одному не пробиться.
– Штефан способен на нестандартные решения, Михель. Пети был о нём весьма высокого мнения. Пожар – это отвлекающий манёвр.
Михаэль ещё раз пожал плечами, но спорить не стал. Идти тут практически нечего, всё рядом.
– Никого! – отрапортовал Йоган, пожирая начальника светлыми глазами. – Всех выперли, я лично проверил!
– По какому праву?! – взвизгнул худощавый гел в форме лаборанта. Судя по некоторой хрипотце, вопрошал он это не в первый раз. Его коллеги стояли тут же, недовольно бурча, но на откровенный конфликт не нарываясь. – Работу хронопорта имеет право прекратить только решение Совета с опубликованием причин! Это произвол!
– Это приказ!
Михаэль выразительно зыркнул в сторону спутника. Но взор пропал втуне: старик рассматривал затейливо украшенные витражами окна второго этажа. Михаэль тоже посмотрел – ничего особенного. Окна и окна. Тёмные, без признаков движения за ними. Прислушался – тоже ничего. А ведь…
– Приборы обесточили? – спросил таким тоном, что склока увяла вчерашней магнолией.
– Никак нет, – Йоган явно не понимал, в чём виноват. – Приказа такого не было.
– А почему я не слышу, как они работают?
Йоган замер, не зная, что ответить, за него ответил лаборант-скандалист:
– Звукоизоляция по классу «А три плюса». Полное гашение всех вибраций, они у нас бывают небезопасными.
– Идём внутрь, Михель, – сказал Аве тускло. – Ты ж видишь, что надо.
Михель уже видел.
Хронопорт не просто вибрировал – он ревел, рычал и хрипел с переходами в инфразвук, от которого начинали ныть зубы. Сзади кто-то ахнул, но Михаэль очень быстро захлопнул дверь, отсекая ненужных свидетелей.
– Что это?!
– Разогрев установки на максимальных оборотах.
Это сказал не Авессалом.
Лаборант-склочник каким-то непостижимым образом прошмыгнул вместе с ними. Между ног, что ли? И продолжал с раздражающей дотошностью:
– Так делать запрещено по технике безопасности, при форсаже поле нестабильно. И изнашиваемость возрастает в разы.
Михаэль и сам бы мог догадаться о максимальных оборотах, если бы задумался хоть на пару секунд, поэтому зудение раздражало втройне. Но Аве вдруг побежал вперёд, неловко переваливаясь под грузом тяжеленных крыльев, и Михаэль проглотил всё, что хотел сказать зануде в форменном комбезе, и побежал следом. Следом топотал лаборант, и гнать его было уже бесполезно. Чем ближе к залу порта, тем яснее в рёве темпоральных ускорителей проступали слова:
– … во всём разберёмся, слышишь?! Что бы ты ни натворил.
Михаэль с трудом узнал голос Ника, никогда бы не подумал, что тот может так – на надрыве, почти истерично. Голоса Штефана Михаэль не знал, но больше некому было так отвечать.
– Конечно, Ник. – Спокойно и приветливо, будто на лужайке в день Солнцеворота. – Теперь уже да.
– Всё можно решить, оптимизировать, ты во многом прав, но…
– Да вы уже дооптимизировались, – прозвучало устало. – К сожалению, остался только сброс на ноль. Ник, ты же видишь, что мне нельзя заговорить зубы, помолчи, а? Древо, ещё кто-то прётся… ладно, уже без разницы…
Михаэль без труда обогнал Аве, поэтому первым с разбега влип в рыжеватые перья Нудного Ника.
– Ни шагу! – рявкнул невидимый до поры ангел, хотя Ник с места не стронулся – скала.
Михаэль выпутался из чужих крыльев и оценил обстановку. Ох и нехороша же она оказалась…
– Чем он его так? – шёпотом спросил у Ника.
– Это не он, это я, идиот…
Габриэль, неприятный тип, соперник-соратник, падла скрипучая, висел на какой-то раме, привязанный за руки обрывками кабелей. Без признаков сознания, голова откинута назад – золотые волосы каскадом – но живой. Даже в завывании приборов можно расслышать. Петля из сырого фотоволокна затянута на исчерченном шрамами, а теперь ещё и обожжённом горле. Михель хорошо понимал, что будет, если Штефан дёрнет чуть сильнее, чем надо для демонстрации (гела убить трудно, но этот метод можно назвать надёжным).
Полускрытый фигурой Габриэля, ангел что-то настраивал на кремового цвета консоли. Здесь завывания аппаратуры казались не такими громкими.
Ник, невозмутимый Ник, кажется, действительно растерян.
– Подземный переход? – едва переведя дыхание, пропыхтел добежавший Авессалом.
– Да, – кивнул Ник. – Для избранных, по отпечатку ладони. Если бы не снотворное…
– … то он бы не рисковал, а просто убил Габи и отрезал руку, – беспощадно оборвал покаяние Аве. – Сейчас есть шанс.
Михаэлю шанс показался ничтожным, а трактовка событий – спорной, о чём он не преминул сообщить. Ангел, несомненно, всё слышал и развлекался.
– Штеф, – Авессалом повысил голос и сделал вперёд полшага – строго до одной линии с Ником – и четверть шага в сторону, чтобы лучше видеть собеседника, – что я могу сделать, чтобы ты отпустил моего сына?
– Не мешайте, – охотно, даже весело отозвался ангел. – Я просто уйду в ветвь, а Габи останется здесь. Надо же, Пети был прав насчёт вашего родства, я, признаться, не верил.
А Михаэль не верил Штефану. Он не оставит в живых Трубача (равно как и всех, до кого сможет дотянуться).
Ангелу было неудобно работать одной рукой, но он как-то справлялся, поскольку уверен: если отпустит конец шнура – Нику хватит и секунды. Да и самому Михаэлю хватит. Вся проблема в том, что не отпустит и, в случае чего, справится с удавкой за десятую долю секунды.
– Что ты собираешься делать в ветви, Штеф? – Авессалом больше не пытался приблизиться, только перебирал перья в окладистой бороде. – Ты же понимаешь, что это тупик?
– Гелио – это тупик. Гелы – тупик. Я знаю, что буду делать.
– Раз тебе всё равно, – вмешался Михаэль, которого томили бесполезные разговоры, – то подскажи, будь умницей, куда делся твой модифицированный йорн? И что именно ты ему поменял?
Штефан хихикнул. Гул установки сменил тональность, демонстрируя почти полную готовность к работе.
– Моего йорна в Гелио нет и никогда не было. Не тратьте времени на его поиски. Лучше поговорите о йорнах со стариной Габи. – Штефан заговорщически подмигнул. – Вы знали, что у рогатых здесь есть что-то вроде опорного пункта? Он ма-аленький, кисленький, но настоящий. Ему мало позволено, но кое-какие крохи с гельского пирога урывает. Скорее всего, какой-то договор. Это, почтенный Михаэль, чтобы вы не удивлялись – откуда, сцуки?! Или – ну как узнали, тв-вари?! – Он откровенно рассмеялся. – Именно поэтому я не убью его без повода с вашей стороны, почтенный Аве. Не надо ничего искать в бороде.
Михаэль катастрофически не успевал обрабатывать информацию, но на Аве глаз скосил. Тот медленно опустил руки, держа их так, чтобы Штефан видел. Ник, казалось, перестал даже дышать.
Ангел одобрительно кивнул и запустил последнюю стадию подготовки. Хрономембрана приветливо замерцала сиреневыми огоньками.
– Прощайте, ребята, – сказал Штефан достаточно дружелюбно. – Мне жаль, что всё будет не столь изящно, как я задумывал, но в сюрпризах тоже есть прелесть.
Он только начал разворачиваться к истончившейся мембране, как что-то пошло не так.
Мирное и чёрно-сиреневое вдруг раскололось хищным оранжево-алым до самого потолочного свода и рванулось навстречу ангелу потоком вулканической лавы. Вспышка была такой яркой, что Михаэль на несколько секунд почти ослеп (только плавали перед широко распахнутыми глазами переливчатые жгучие пятна).
Штефан закричал, всхрапнула загнанной лошадью установка – и хронопорт накрыло тишиной густой и вязкой, как болотная грязь.
Михаэль проморгался, морщась от ожога сетчатки. Зрение слегка уплыло в ИК-область, но он знал, что это быстро пройдёт. В воздухе стоял резкий запах – озон и гарь.
Обведённые тепловым контуром фигуры Ника и Аве суетились возле уже лежащего на полу Габриэля, и прочее, похоже, было им до святых ёжиков.
Трещина закрылась, сожрав Штефана навсегда. Ну, Михаэль надеялся, что навсегда. Но всё же интересно – как, сцуки?!
– А синхронизатор, между прочим, был совсем новый.
Михаэль вздрогнул и обернулся. Всеми забытый лаборант подпирал стенку в шаге от него. Пыльная и немодная физиономия выражала скорбь напополам с раздражением. Смотрел он на изуродованную раму, к которой минутой раньше был привязан Габриэль.
– Стребуй с Ника ещё один, – посоветовал Михаэль. – У него всё есть, а если нету, то он знает, где достать.
Лаборант посветлел.
– Я такую жалобу накатаю, – мечтательно сказал он, – что на «Оспорь меня» все лопнут.
– Лопнут, – согласился Михаэль. – В клочки. Ты как сумел подобраться? Ещё один тайный персонифицированный ход?
Лаборант пренебрежительно фыркнул:
– Это у членов Совета тайные ходы. У нас, простых гелов, обычная аварийная подсобка с отдельным входом и дублирующим пультом. Настроить на Трещину элементарно. Первый-второй – на максимум, третий – на минималку. Этот не мог сразу за всем следить. Проще простого.
Михаэль достал бы три синхронизатора неизвестно чего за право узнать – понял склочник, что «этот» не будет убивать, или нет. И скольких ещё нежелательных граждан Гелио он вот так – первый-второй на максимум, а третий на минималке – отправил на Паолу. Но узнать правду не было ни одного шанса даже за все синхронизаторы мира.
Лаборант замолчал. Возможно, он уже мысленно начал составлять свою звёздную кляузу.
Михаэль подошёл к коллегам. Старый гел, серый от усталости, сидел на обсидиановом полу и держал голову сына на коленях. Это было… странно.
– Живой? – спросил, чтобы начать разговор.
– А то не видишь, – огрызнулся Ник, отрываясь от каких-то манипуляций над раненым. – И это на текущий момент единственная хорошая новость.
Щёголь Габи выглядел отвратительно, но уже помалу приходил в себя. Говорить он не сможет ещё очень долго, особенно учитывая пожар у улучшальщиков, но вербальный метод получения информации – далеко не единственный. И получать её надо быстро. Лучше бы, конечно, вчера.
– Оставь Габриэля в покое, Михель, – угадал его мысли Аве. – Я отвечу на часть твоих вопросов. Кое-что знаю, кое о чём догадываюсь, но, думаю, на первое время хватит.
Вопросов была тьма, но первым выскочил самый дурацкий.
– А у тебя под бородой и вправду что-то было?
Авессалом-старший криво усмехнулся и достал из-за пазухи масляно блеснувший предмет – угловатый анахронизм со спусковым крючком.
– Такое же старьё, как и я.
Ник рассматривал антиквариат с любопытством, Михаэль – с тянущей тревогой. Он знал, что воронёная, тщательно смазанная хрень на ладони Аве называется пистолетом, а вот Ник…
– Маленький какой-то для… для оружия, – сказал рыжий гел. Забыв название, он понял суть.
– Нормальный, – вместо Аве ответил Михаэль. Голос охрип от непонятного волнения. – Просто рассчитан на руку человека. Ты что, хранил его с тех самых…
– Да. Всю тысячу лет. Я умею стрелять и доводилось – в людей. И сразу, чтобы без лишних вопросов, – у меня никогда не был привит Нарратив.
Младенцы. Они младенцы перед ним. Как если бы сама Бабилонская башня отрастила белую бороду и спрятала под ней чёрный пистолет.
– Габи взял на себя огромную ответственность, – с усилием продолжил Аве, но у Михаэля осталось впечатление, что уговаривает он в основном себя. – Мы не могли прекратить войну с йорнами, но могли сделать её контролируемой. Это вы знали. Но только Габи придумал – как это сделать…
– Если Штефан сказал правду, то хреново он придумал, – сказал Ник. – С йорнами нельзя договариваться ни под каким видом. Они плевали на все договоры. Сколько раз уже было.
