Текст книги "Остаточная деформация [СИ]"
Автор книги: Катерина Терешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Annotation
Земля стала единым городом Солнца, люди стали гелами – единым народом – и отрастили крылья, беда и война никогда не придут, какие проблемы?..
Так думал Берти, плетясь на очередное тестирование – результат симуляции бурной деятельности соседнего отдела.
Ну, так ему казалось.
Ему вообще многое казалось не тем, чем было на самом деле.
Остаточная деформация
Вместо пролога
Глава 1. Люди так делают
Глава 2. Все мы добровольцы
Глава 3. Есть кто живой?
Глава 4. Это возможно
Глава 5. Мы тут помалу
Глава 6. Мы не волшебники
Глава 7. Люди разные
Глава 8. Крепость души
Глава 9. Грааль и мухи
Глава 10. Если крылья тяжелы
Глава 11. Чем дальше в лес
Глава 12. К вопросу о равновесии сил
Глава 13. Нестабильность
Глава 14. Рыцарь печального образа
Глава 15. Авва
Глава 16. Вальсируем
Глава 17. Труби!
Глава 18. Божий страх
Глава 19. Бывают в жизни огорчения
Глава 20. Слышать ангелов
Глава 21. Дорога в ад
Глава 22. Двадцать шестая Последняя
Глава 23. Новый круг
Глава 24. … чашу сию (часть первая)
Глава 24. … чашу сию (часть вторая)
Глава 25. …до дна
Эпилог
notes
1
2
Остаточная деформация
Вместо пролога
Я обещала сказку. Добрую, можно неправду.
Я обещала сказку, чтоб заглушила утрату.
Я обещала… к чёрту. Я обещала душу.
Слова – это только рамка. Они утраты не глушат.
Слова – это просто гвозди, но проржавели от крови.
Слова – остриями наружу: ранят, но не закроют.
Я расскажу, конечно, – гвозди сколотят клетку —
добрую злую правду. Ты пожалеешь, детка.
Глава 1. Люди так делают
Мне сказали: пойди, там клёво!
Я пошёл туда, а там гадко.
Я назад пришёл и здесь гадко,
А мне сказали: до меня было лучше. Веня Д’ркин
Паола
Решительно такого не могло быть. И йорни здесь не могло быть. Берт не понимал, как это возможно.
Зато понимал, что сейчас будет больно. Он же готовился, изучал вопрос. Мало того, когда когти йорни вспахали на его животе глубокие борозды, Берт искренне поверил, что уже знает, как это – по-настоящему больно. Он сцепил зубы покрепче и задержал дыхание. Инструктор говорил, что упражнение должно помочь сохранить контроль.
– Ну что ты как маленький, – прошептала йорни и прижала тлеющую головню к обнажённому бедру Берта. Высоко, у самого паха.
Раскалённая волна разошлась по позвоночнику, как… нет, Берт не знал, с чем сравнить ощущение. Сердце влипло в рёбра. Нижняя челюсть стала ватной, а язык мгновенно распух и одеревенел. Вонь горелой органики – такая мерзость… И дым. Лёгкий такой дымок.
Низкое ещё солнце продёргивало золотистые лучи-нитки сквозь полотно лиственных крон. Весело потрескивал костерок в шаге от головы Берта. Шипела остывающая в мясе головня, захлёбывающийся хрип рвался из глотки сам по себе, а Берт отстранённо и скомкано подумал, что инструктор – сволочь. Равно как Лью, Габи, Ник и прочие уверявшие, что гел в человеческом теле сможет больше, чем гел и человек по отдельности. Один Пети говорил правду, да и то явно не всю.
Ведь только вышел из Трещины! Два шага по земле Паолы – и на тебе. Не успел даже осмотреться, не то что достать оружие.
– Ну как? – озабоченно поинтересовалась йорни, отбрасывая остывшую деревяшку. – Повторим?
– Не… на…
– Скучный ты. – Йорни надула губы в притворном разочаровании. – Тогда развлеки меня разговором.
Её лицо… Оно было почти человеческим, но в «почти» крылась настоящая жуть. Пародия на человека. Карикатура на гела. Выродки. Всё-таки они выродки, ошибка эволюции. Если раньше у Берта имелись в данном утверждении сомнения, то сейчас они рассеялись – вместе с дымом.
– Чт-то… тх-х-хе…
– Ну и дикция у тебя, – хихикнула йорни, усаживаясь на землю рядом с Бертом. – Ничего, жить захочешь – заговоришь так, чтобы я поняла. Скажи, гельский уродец, как тебя сюда прислали?
Бешено колотящееся сердце замерло и с мерзким уханьем провалилось в какую-то не предусмотренную человеческой анатомией холодную яму.
Она знает?! Как? Откуда?!
На миг паника даже заглушила дикую боль в обожжённом бедре. Но инстинкт самосохранения сработал, Берт сообразил, что для йорни «гельский» – просто ругательство.
– Как всех… – прохрипел он вбитую в подкорку ложь. – Предложили… я согласился… За чудо, как все…
Она нахмурилась, морща лоб. Как ни странно, гримаса ей шла.
– Гельская срань, – сказала она, обращаясь явно не к жертве. – Что, прокол? Нет, надо проверить. – Йорни подозрительно сощурилась. – Очень уж интересные у тебя игрушки, господин Как Все.
Выдернула из костерка ещё одну тлеющую ветку и ткнула в окровавленный живот Берта раньше, чем тот успел закричать. Ничего, потом успел. Он корчился, пытаясь вывернуться, но со связанными за спиной руками и ногами, прикрученными к двум кольям, шансов было мало. Ни одного, если точнее. О, сохрани Берт сейчас способность внятно говорить, он бы сказал всё что знал! И чего не знал – тоже. Но он мог только орать и извиваться, до предела выпучивая глаза. Гусеницы, так корчились в обучающем видео гусеницы, когда человеческие дети тыкали в них лучинкой. Гусеница… Йорни и так гораздо крупнее человека, а сейчас казалась просто огромной. На прихотливо изогнутом роге повисло солнце.
– Расскажи, малыш. – Она убрала ветку и наклонилась к Берту. Посмотрела ласково, с сочувствием. – Всё подряд. Я сама решу, как все или не как все.
Берт вдруг с ослепительной ясностью понял, что его убьют. Скажет он правду или отрепетированную ложь – не будет иметь значения. Его жизнь – такая долгая жизнь гела – сейчас оборвётся окончательно и бесповоротно в самом начале пути. Может, чуть быстрее или чуть медленнее, но вот прямо здесь и сейчас, а в течение часа или дня – уже неважно. Останется голый человеческий труп, а самого Берта больше не будет никогда и нигде. Большая Война пойдёт дальше, не заметив потери маленького солдата.
Ужас перед внезапно распахнувшейся чёрной и ледяной прорвой окончательного небытия перекрыл боль. Сделал её несущественной, даже желанной, ведь боль – признак жизни, у мёртвых ничего не болит.
Йорни ещё что-то говорила, но он оглох и ослеп от ужаса и безысходности.
С ним не может, просто не может всё это происходить! Это… это дурацкие шуточки Габи, да! Гела нельзя убить как распоследнего ифера из боковой ветки Древа. Сон, бред, морок…
Смерть рухнула сверху.
Смерть весила как целая планета и пахла кровью. Секунду Берт слышал собственный крик, а потом провалился в чёрную, ледя…
*
Ледяную. Холодно. Так холодно, что мышцы ног каменеют, а потом их скручивает в раскалённый узел.
Судорога! Это называется судорога. У людей бывает. Он читал. Надо потянуть стопы пальцами на себя или уколоть чем-нибудь острым…
Берт очнулся окончательно. Правый глаз открылся полностью, а левый – на треть.
Над ним плавало синее небо в лёгких облачных кружевах. Телу было так холодно, что Берт не сразу сообразил, что ещё и мокро. Шум. Кровь в ушах? Нет, плеск воды. Но под головой сухо.
Он неловко и неправильно (одни святые ёжики могут навсегда запомнить, что в этой мясной колоде за что отвечает) напряг шею. Разумеется, она выгнулась в сторону, противоположную желаемой, и Берт увидел перевёрнутый лес. Ещё что-то было, но он не понял – что. Куча какая-то на стыке чёрной стены стволов и зелени лужайки. Понять бы, что оно такое… Догадка появилась, казалось, независимо от желания Берта. Невероятная, но единственно возможная. Скальпель Оккама.
– О, – раздалось откуда-то сверху и сбоку. – Не помер, значит.
От удивления Берт перестал задумываться, поэтому голова сразу повернулась куда надо. Женское лицо с полученного ракурса выглядело неприятно: широченная челюсть, норы ноздрей и маленькие глазки где-то вдали. Солнце обвело широким золотым кантом рыжеватую макушку и оттопыренные уши.
– П-пока н-нет, – промямлил-простучал зубами Берт. – Н-но шанс-сы неп-плохие.
Женщина захохотала. От смеха она слегка наклонилась, и ничем более не сдерживаемое солнце устремилось Берту в глаза. Пришлось зажмуриться, но ярчайшие сполохи продолжили водить хороводы у него под веками. От мельтешения затошнило.
– Х-холодно, – пожаловался Берт, с трудом сглатывая шершавый и липкий ком, неизвестно как образовавшийся в горле.
– Это от ожогов, – сказала женщина безмятежно. – Их надо охлаждать. Но, может, и вправду хватит.
Берт хотел горячо заверить, что точно-точно хватит, но его рванули под мышки так резко, что чуть не прикусил язык. Вода отпустила неохотно, напоследок обхлюпав ледяной волной.
Женщина, кряхтя, потащила его прочь от воды (реки? ручья?), сильно дёргая за плечи. И лишь теперь Берт понял, что его руки по-прежнему связаны за спиной. Это было… странно. Его спасли от йорни…
Йорни! Чёрная неподвижная куча на стыке травяного ковра и стены леса…
Но как?!
Великаншей женщина не выглядела. Тщедушное тело Берта волокла с явной натугой. Как она справилась с огромной йорни?! И… и кто она такая, в конце концов?!
– Полежи, высохни, – пропыхтела эта загадочная особа, с облегчением роняя Берта на колючую траву. – Я поищу твои штаны. Да, ты вообще в штанах был? Ну, чтобы я зазря не бегала.
– В шт-т-тх… – подтвердил Берт, которого колотило уже не только от холода, но и от дурных предчувствий. От сотрясения синяки, ожоги и порезы моментально заболели. Не так сильно, как раньше, но ощутимо. Придавленные его весом кисти рук ощущались под поясницей как некий посторонний предмет. Камень, например. Или кусок дерева.
Понадобилась вся его воля, чтобы не стучать зубами. Ну и немного логики.
Женщина не проявляла враждебности. Напротив, пыталась – пусть и варварскими методами – облегчить его боль. Штаны вот пошла искать. Берт наконец-то сумел поднять голову, рассмотрел повреждения и чуть не расплакался от жалости к себе. Посиневшая, в «гусиных цыпках», кожа, какое-то дрянное месиво на месте живота, сизо-жёлтая вздутая блямба у паха. Хорошо, что Берт не может видеть собственное лицо. Ничего удивительного, что женщину не интересовала нагота Берта. Отвратительно выглядит. Ледяной наркоз пока худо-бедно действовал, но это самое начало. Дальше будет хуже.
Какая разница, развяжет или нет? Без её помощи Берт один пёс пропадёт.
– Нашла! – радостно возвестила женщина.
Её тень нарисовала на груди Берта сложной формы тёмное пятно. Берт хрипло дышал, не в силах сформулировать мысли. Но она не стала ждать вопросов.
– Херовато на вид, – оценила, присев на корточки. – Пожалуй, штаны покамест подождут. Надо, чтобы ота гуля чутка поджила. Погано выглядит, – повторила зачем-то. – И по ощущениям навряд лучше.
– Ничуть н-не луч-чше… – прокашлял Берт и выпалил неожиданно даже для себя: – Развяжи. П-пож-жалуйста. Я… ты же видишь, я и двух шагов не… не сд-делаю.
Зачем?! Ну святые же ёжики! Не собирался же ни о чём просить. Проклятый человеческий язык не послушался, как перед тем – шея.
Женщина скептически приподняла бровь.
– Сейчас – да, – согласилась она. – А потом? Когда тебе получше станет? Почём я знаю, за что тебя та йорни пытала. Может, ты душегуб какой-нибудь.
– А з-зачем тогда сп-пасала? – окончательно потерялся Берт.
Женщина выпятила нижнюю губу и пожала плечами.
– Ну… – протянула она. – Люди так делают, если ты не знал. Выручают друг дружку.
Последняя сентенция несколько расходилась с тем, что Берт знал о людях, но спорить не стал. В конце концов, он чистый теоретик.
– И ч-что теперь? – только и спросил.
– Поклянись, – уверенно приказала женщина. – Поклянись жизнью, что никогда и ни при каких делах не нападёшь на меня, не подставишь и не предашь.
Берт бессильно закрыл глаза.
Клятва? Да о чём она вообще? Слова, пустой звук. Разве можно полагаться на слова?
Она дура?
Скорее всего. Дура. Впрочем, сам он ненамного умнее.
– Клянусь своей дурацкой жизнью, – выдохнул. Дрожь из голоса ушла. Берт больше не заикался. – Я тоже не знаю, кто ты, как здесь оказалась и как смогла отбить меня у йорни. Но я клянусь, кем бы ты ни была. Не нападу, не подставлю, не предам. Никогда и ни при каких делах. Достаточно?
– Да, – совершенно спокойно сказала она. – Хорошо сказал, правильно. Меня Айрин звать, а тебя?
Она осторожно приподняла его за плечи, чтобы разрезать верёвку. В израненный и обожжённый живот словно воткнули тупую палку, но терпеть можно. На стенде иногда приходилось хуже. Пару секунд Берт рассматривал её волосы, совсем близко. Коротко стриженые, каштановые, не рыжие, лишь на солнце отливают бронзой. Запах горячего дерева.
Габи советовал не называть своего настоящего имени, если вдруг на Паоле окажется кто-то живой и захочет познакомиться. «Представься каким-нибудь Патриком Пумблом, – ухмылялся, поучая, начальник разведотдела. – Или Николаем Кузькиным. Чтоб ты знал, это азы работы разведчика». До более детальных пояснений Габи не снизошёл, и Берт тогда обиделся – эка цаца. Сейчас же советы казались особенно идиотскими.
Да кому какое дело?
– Берт. Бертран.
– Вот и познакомились, Берти.
Она опустила его на землю. Смутное сожаление, что отдалились запах и бархатистый ёжик в солнечных искорках.
Он хотел сказать, чтобы она не называла его Берти, но снова решил не спорить. Он пока полностью зависел от этой жен… от Айрин. И заводиться ради одной буквы едва ли разумно. У него наготове сотня более важных вопросов. Спрашивать, из чьей она ветки, пожалуй, смысла нет: Айрин допускала, что йорни может быть на стороне справедливости. Ни одному гельцу подобное даже в голову не придёт. Значит, гелы и йорны отправили разведчиков почти одновременно. Вероятность мизерная, но не нулевая.
– А с тоей йорни всё просто. Перед Трещиной валялась такая классная железяка с кнопочкой, – сказала Айрин. Она снова не дождалась вопросов. Дипломатические игры явно не были её сильной стороной. Как и терпение.
– И ты…
– Ну да. Направила и нажала. Классная штука, говорю ж.
«Классная железяка с кнопочкой» – плазменный самострел, последняя разработка вояк Михеля, йорни назвала её интересной игрушкой. Берта учили работать с «игрушкой» месяц, а какая-то лопоухая девица просто направила и нажала. Убила огромную йорни наповал. Такая ли Айрин дурочка, какой хочет казаться? Или армейцы для поднятия самооценки нарочно всё усложняли? Тоже ведь может быть.
Боль и странная жаркая муть наползали со всех сторон.
– Йорни и гелы не могут находиться, не могут существовать на Паоле, – с трудом выговорил Берт. Эта мысль мучила его ничуть не меньше ран. – Почему та…
Грохнуло без вспышки, но основательно. Так, что с деревьев посыпались листья. Один – мясистый, лилово-сизый, прихотливо вырезанный – шлёпнулся Берни на щёку, забрызгав соком. Айрин вскочила, схватившись за самострел, но почти сразу опустила ствол.
– Вот и лопнула, – спокойно сказала она. – Как йорнам на Паоле и положено.
Берт изогнулся и скосил глаза в том направлении, куда смотрела Айрин. Тёмной кучи на стыке лужайки и леса больше не было.
Потянуло горелым, и Берта снова затошнило.
– Экий ты хлипкий, – с неудовольствием заявила Айрин. – У нас всё-таки для разведки покрепче выбирают. Ты ведь гельский, верно?
Жар наплывал липкой тошной массой, вытесняя разумные мысли. Бедро и живот пульсировали белыми вспышками, как хитрый файер на полигоне Меркури. Надо будет подробнее… И осторожнее, ради Древа, надо осторожнее!
Да кому будет нужна осторожность, если он сию минуту помрёт?!
– Да, – вытолкнул Берт из мутной дряни, в которой тонул всё глубже, – гельский. Ап-течка… тоже гельская… сумк… дос-тань…
Голос Айрин стал тихим и далёким, а на Паолу упала ночь.
Глава 2. Все мы добровольцы
Я их не выбирал, они решили сами,
Когда спросили, с кем в разведку им идти,
Я ухожу в разведку с мудаками,
Они на букву М сплошные чудаки. Ундервуд
Гелио
– Святые ёжики, – выругался Лью, глядя на детальную схему Древа Времени, занимавшую всю северную стену зала. – Смотри, Б-116 отвалилась.
Берт и без подсказки видел, что ветвь чуть выше 4200-го года медленно выгибается и меняет цвет с зелёного на красный.
– Давить, – решительно сказал Берт. – Как клопов. Распоясались, твари рогатые.
Его решимость наполовину состояла из равнодушия. Так, дежурная фраза. 4200-е – тьма дремучая, непрошибаемая, пусть бы йорны и целиком забирали. Нулевую тварям не взять, а побочные ветки – ерунда. Лью тоже прекрасно это понимал, но должность обязывала: нахмурился, шурхнул маховыми перьями по стене. Старший по отделу, не жук-олень, однако. Пусть того отдела кот наплакал.
– Давить надо, – с нажимом повторил старший. – И чем быстрее, тем лучше.
– Ого, – попытался перевести разговор Берт, – глянь, Е-22 снова наша, ребята Михеля отрабатывают премиальные.
Но сбить Лью, если тот уже собрался развести елей, практически невозможно.
– Пусть их отрабатывают, – рассеянно отмахнулся. – Ты слышал, что на последнем совете говорил Габи по поводу их новых возможностей?
Конечно, Берт слышал. Умение стекленеть взором и дремать на советах он выработал давно, но у Габриэля настолько мерзкий, ввинчивающийся в мозг голос, что не помогали никакие навыки.
– Ты говоришь про очередные усовершенствования разведки? – Берт счёл нужным продемонстрировать осведомлённость.
– Да. Что думаешь?
А вот признаваться в том, что вообще на совете не думал, Берт не стал. Сделал умное лицо и протянул:
– Ну-у-у… Думаю, как всегда у Габи. Очередной прожект. После муходронов я не удивлюсь ничему.
Лью не выдержал – фыркнул. Испытания нового разведсредства проводились масштабно, можно сказать демонстративно. Напичканный всяким нанохламом огромный рой выпустили в эффектно подсвеченное небо, но выдрессированные на командные действия насекомые прыснули в разные стороны с такой скоростью, что ни один датчик за ними не успел. Вместо объёмной картинки на экране десять на десять метров рассыпался мутный калейдоскоп. Габи до сих пор за глаза звали Повелителем мух.
– Ладно, проехали, – проворчал Лью, которому по чину не положено хаять начальство перед подчинёнными. – Но последняя разработка выглядит перспективной, Берти. И им нужны добровольцы. Не хочешь ли послужить человечеству?
Это было коварно, но Берт немедленно огрызнулся:
– А я что здесь делаю? Я именно служу и именно человечеству. Вместе с тобой, между прочим.
Он с достоинством выпрямился, но мину скорчил чуть-чуть несерьёзную. Для смягчения намёка: если Лью считает его бесполезным бездельником, то и сам он такой же. Если уж совсем честно, то Берт не раз задумывался, что произойдёт, если их небольшой вспомогательный отдел статистиков-аналитиков сократят вчистую. И постоянно приходил к выводу, что ничего не произойдёт. Вот совсем ничего. Совесть грустно вздыхала, но быстро успокаивалась. Зачем грустить? Вреда-то от них тоже нет, и кому какое дело, за что Лью, Берт, Мари и Меф получают свою благодать.
Однако пёсий сын Лью намёк пропустил мимо нимба. Когда ему надо скорчить из себя важную шишку, он моментально глохнет. И начинает, кстати, выглядеть, как отходы золотушного йорна.
– Это важно, Берт. Сходи к разведке. Скорее всего, ты им и не подойдёшь, но нам вчера велели прогнать через тесты всех сотрудников. Так что завтра с утра – будь добр.
– А ты же сам мне не вкатаешь ли порицание за опоздание? – сделал последнюю попытку отвертеться Берт.
Но Лью его знал не первую десятилетку, поэтому только насмешливо дёрнул уголком рта.
– Распоряжение официальное, приятель. И не потеряй фишку о прохождении, которую тебе дадут парни Габи. Потеряешь – точно вкатаю взыскание. Причём строгое.
Берт скривился как от кислого и кивнул. Ладно, подумаешь, не первые тесты, на которые его гоняли, и наверняка не последние. Лишь бы не такие, как в прошлый раз. А то выдали опросник на двадцать пять листов, и один вопрос глупее другого. Берт храбро продержался до тринадцатого листа, а потом задремал, стукнулся лбом об стол и стуком разбудил супервайзера… В общем, неловко получилось.
***
Девочка плакала беззвучно и оттого страшно. Золотоволосая кроха посреди дремучего леса, полного неведомых опасностей. Если бы не отсутствие крыльев, Берт с уверенностью сказал бы, что девочка – глисса. Ну не бывает у дочерей человеческих столь совершенных черт, столь нежной, почти светящейся кожи, таких густых и шелковистых волос. Но вместо крыльев вздрагивали под футболкой острые лопатки.
Но… что-то в ней было такое… неправильное, что ли? Берт старался себя убедить, что само наличие девочки не старше семи лет в почти непроходимой чаще – уже неправильно. Сам он прорубался сквозь колючий подлесок и плети каких-то вьюнов с помощью лазерного резака – и всё равно обцарапан с головы до ног. Одежда девочки – лёгкие шорты и футболка – выглядела целой, на открытой коже – ни царапины. Казалось, её забрали из детской и просто поставили посреди леса, не удосужившись даже поиском полянки.
Впрочем, что они все – будь то могучие гелы, подлые йорны или просто люди – ничего не знают о Паоле. Мало того, все настолько привыкли, что Паола непознаваема, что перестали спрашивать. Единственное неоспоримое – с неё не возвращаются.
Гелы погибают почти сразу. А Берт везучий, наверное. Или оборудование усовершенствовали? Жаль, прохождение Трещины начисто выпало из памяти.
А девочка? Может, она – дитя выживших иферов? А что, вполне логично. Раз она здесь родилась, то, наверное, должна знать, как пройти по лесу, не поранившись и не испачкав одежду.
– Привет, малышка, – сказал Берт, стараясь держать ласково-непринуждённый тон. Он знал, что облик гела вызывает у людей неосознанную симпатию, даже у тех, жизнью которых управляли эти ублюдки, йорны. – Не бойся, я не обижаю маленьких.
Девочка перестала рыдать, но и отвечать не спешила. Рассматривала гела огромными прозрачно-голубыми глазами. Медленно склонила голову к левому плечу.
Бывают ли у людей настолько большие глаза или это неестественно? Странно, но Берт испытал прилив страха. Будто плеснуло изнутри жгучим холодом.
Чёрный лес Паолы тоже глухо молчал, и вот это точно было неестественно. Берт вздрогнул от сбивчивого стука, прорезавшего тишину, и понял, что так колотится его сердце. Девочка вдруг улыбнулась, призывно взмахнула ручкой и заскользила между стволами – как вода. Шагах в семи обернулась и снова пригласила Берта следовать за собой. Между розовыми губами явственно мелькнул язык. Не человеческий: узкий и тёмно-зелёный, кажется, раздвоенный на конце.
– Куда ты меня зовёшь? – глупо спросил Берт. Голос больше не притворялся спокойным. Страх захлестнул с головой, замораживая до оцепенения.
Девочка улыбнулась ещё шире, демонстрируя белые, острейшие зубы-иглы.
– Спаси меня, – вдруг сказала звонко и чётко.
Берт не был силён в анатомии, но больших знаний и не требовалось, чтобы понять: с такими зубами и таким языком на бабли не поговоришь. Шипеть разве что можно.
– Спаси.
Генные преобразования? Здесь?! Или всё же естественная мутация?
Проклятье, почему они так мало знают о Паоле?!
– Кто… От кого спасти? Или от чего?
Наждачный язык царапнул нёбо. Во рту стало кисло.
Маленькая девочка плакала, потому что ей было страшно одной в лесу. Зубы… да какая разница? Мало ли у кого что. Главное, к ней спустился гел, став ангелом. Ангелы – спасители, это твёрдо знают все человеческие дети из гельской ветви. Они знают. А дети из ветви йорнов просто верят в прекрасных крылатых существ, которые спасут их хотя бы после смерти. Все дети любят ангелов. Взрослые – по-всякому, и не Берту их винить. А дети…
Сердце сжалось от непривычной горечи. Каждый гел, получая право одиночества, клянётся оберегать и охранять род человеческий. Дань традиции, пережиток старины. В золотом и голубом Гелио нет людей и опасностей. Кого защищать, от чего оберегать? А чего не видно, того и не стыдно. Пускай ангелы оберегают, это их работа. А у честных гелов заботы другие. Поважнее.
В какой-то неуловимый момент клятва обернулась пустыми словами. Слова-подменыши. Наверное, именно тогда гел впервые назвал человека ифером.
– Идём, – решительно выдохнул Берт, стряхивая оцепенение. Прижал крылья к спине поплотнее и попробовал повторить девочкин манёвр.
Ха! Колючки только того и ждали. Но каким-то непостижимым образом Берт уловил ритм движения своей маленькой проводницы и дело пошло более-менее на лад. Конечно, налог на перемещение в виде перьев, клочков куртки и кожи он оставлял по пути, но пока обходился без резака.
Скользящая впереди девочка мурлыкала на ходу незамысловатый мотивчик, из-за чего зловещее молчание леса давило на нервы не так сильно.
– Спаси! – радостно сказала девочка и остановилась. Её теперь заливал ярчайший свет.
Берт не сразу сообразил, что стена леса оборвалась, открыв дорогу солнечным лучам. С трудом удержавшись от стона облегчения, гел выбрался на поляну. Ноги немного дрожали от нервного напряжения. Девочка смотрела снизу вверх, сияя взглядом. Радостно-зелёная полянка простиралась вперёд аж на десять шагов, а дальше разливалось бездонное голубое небо.
Берт подошёл к обрыву, и, вытянув шею, заглянул за край. Мощные корни оставшегося за спиной леса выпирали из отвесной земляной стены, сплетаясь причудливым кружевом. Тёмные гладкие птицы сновали в переплетениях, издавая иногда слабые плачущие звуки. Ниже клубился облачный туман.
– Никого нет, – сказал Берт. Стоило порадоваться, но смутное предчувствие неприятно сосало под ложечкой. В тумане может прятаться кто угодно. И ещё: насколько глубока эта пропасть?
Берт оглянулся. Девочка стояла рядом и сосредоточенно перебирала перья в его левом крыле. Касания её ощущались дуновением ветра. Золотистая прядь волос то и дело норовила запутаться в перьях. Гел осторожно отвёл непослушный локон и заправил девочке за ухо. Она захихикала, трепеща раздвоенным язычком.
Из-за этого Берт и пропустил… Ай, ладно, если бы даже он таращился в пропасть неотрывно, всё равно бы ничего не успел сделать. Слишком быстро выметнулась из-за края обрыва огромная колонна, увенчанная хищной огнедышащей башкой. Настолько быстро, что свист и рёв опоздали за ней на секунду или две. Даже свет немного опоздал померкнуть.
– Святые ёж…
Столб пламени рухнул сверху. Берт едва успел схватить девочку и отпрыгнуть. Земля вспенилась под ногами, вынуждая бежать дальше по краю обрыва. Какой-то инстинкт помешал вернуться в лес – уже много позже Берт сообразит, что среди пылающих деревьев шансов не было бы вообще.
Берт мчался со всей скоростью, на которую был способен. Но тому, огнедышащему, достаточно было лишь чуточку повернуть голову, меняя угол обстрела, чтобы все старания пошли прахом. Густой дым поднимался от горящей сырой травы витыми струями, от жара потрескивали перья, дышать становилось всё труднее. Девочка неровно дышала в шею.
Узкая полоса между лесом и пропастью внезапно кончилась, упершись в нагромождение серо-рыжих валунов. Тот, от которого надо спасти ребёнка, издевательски медлил.
– Не бойся, – прохрипел Берт. – Мы… мы сейчас полетим.
У гелов есть крылья. Красивые, полезные и слишком слабые для того, чтобы поднять своего носителя в воздух. Но если с обрыва – шанс спланировать и не разбиться в лепёшку неплохой. Если быстро нырнуть в туман, то чудовище может потерять направление! Значит, прыгать придётся со сложенными крыльями. В тумане – полная неизвестность.
Берт шагнул к краю. Страх сидел где-то глубоко и тихо. Оказывается, если ты должен, остальное не так важно. И всё-таки шагнуть в пустоту очень трудно, даже если клялся.
Сердце пропустило удар. Берт обнял девочку крепче и прыгнул.
– Полетим, – сказала девочка, ужом разворачиваясь в его объятиях. – Только лететь – вверх.
Чёрные глянцевые полотнища выметнулись из детских плеч.
Берт понял, что не может сомкнуть руки. Золотоволосой крошки больше не было. Он летел, прижавшись к бугристой спине неведомой птицы… или рептилии. Вокруг бушевал огненный ад.
Вверх и…
Огонь!..
***
– Потрясающе! Просто невероятно! Фантастика, молох меня заешь!..
Огонь и небо, полёт на чёрных крыльях, золотистый локон, запутавшийся в перьях… От воплей память пошла трещинами и рассыпалась мельчайшими мозаичными осколками, которые больше не сложить. Какой полёт, какие крылья?
Мерзкий голос, ну какой же потрясающе мерзкий голос! Неужели Габриэлю трудно сходить в сектор Улучшений и что-то с этим сделать?!
Берт медленно открыл глаза.
Ба, да тут весь отдел Повелителя Мух собрался. Как те самые мухи на сладкое. Будем считать, что на сладкое, хотя Берт ощущал себя отнюдь не мёдом.
Сарра торопливо отсоединяла от его головы и рук провода и мокрые клеммы. Да уж, на сей раз тест скучным назвать нельзя.
– Давай фишку, – с отвращением проскрипел Берт, отклеиваясь от стенда. – Мне работать пора.
Тест он, понятное дело, запорол, сгорев… А какого ёжика он вообще полез в огонь? Что он там забыл?.. Локон какой-то. Зубы, как у аллигатора. Нет, не вспомнить.
– Берти, дорогой! – с чувством проскрежетал Габи. – С этой секунды ты работаешь у меня! Как, как ты догадался, что её не надо бояться, а?
– Кого бояться? – тупо переспросил Берт. – Так что, я не завалил тест?
Разведка дружно заржала. Габи утёр набежавшую слезу и соизволил прокомментировать:
– У тебя, дорогуша, такой коэффициент приспособляемости, что у меня прибор сгорел. Ты, мой милый, просто обязан выжить на Паоле и вернуться домой.
Глава 3. Есть кто живой?
Вот свет и немного тепла –
Согрейся и путь разгляди.
Пускай себе тужится мгла
И дальше царит впереди… Игорь Жук
Паола
С аптечкой не пожлобились. Наилучшее, распоследнее, надёжнейшее и действеннейшее. Жаль, что Айрин в медикаментах – да ещё и гельских – не разбиралась. Скобы признала по виду, стянула ими самые глубокие порезы. А ожоги, руководствуясь древним принципом «чем вонючей, тем целебней», намазала самой смрадной мазью, которую нашла. То есть средством от болей в суставах. Нет, польза всё-таки была: от сильного жжения Берт очнулся, аж подпрыгнул. И даже смог назвать нужные ему лекарства. Дальше пошло более или менее на лад.
– Ух, – не без уважения сказала Айрин, – зверь, а не мазиловка. Не скажешь, что всего пару часов назад намазали, глянь, как получшало. Гельские штучки.
Заживляющий гель-пластырь она накладывала уже по инструкции подопечного.
Берт считал, что в основном помогла капсула противовоспалительного средства, но спорить не стал. Не хотелось спорить. Он и не подозревал, какое наслаждение можно испытать, когда всего лишь перестаёт болеть. Когда вот только что болело так, что хоть землю грызи, а сейчас взяло и почти прошло. Кажется, что снова крылья выросли, да ещё и подняли в небо.
– Встать сможешь? – спросила Айрин, и Берт наконец заметил, что она нервничает.
С чего бы, интересно? Вечереет, не лучше ли пересидеть ночь на открытом месте, не соваться в лес?
– Думаю, теперь – да, – кивнул он и даже срифмовал: – А что девице на месте не сидится?
