Текст книги "Остаточная деформация [СИ]"
Автор книги: Катерина Терешкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Берт резко вытолкнул воздух сквозь сцепленные зубы, попросил ноги и руки трястись поаккуратнее и полез к свету.
*
От этой жары было невозможно спастись. Застройка немного защищала от прямых лучей злого солнца, но не от жары. Она казалась осязаемой, и Берт ощущал, как невидимый эфир теплород проникает в каждую складку кожи, в каждую пору, вызывая нестерпимое жжение. Его распирало жаром, будто тесто в кадушке. Берт обливался потом, а ненавистный меч обжигал через рубашку и то тряпьё, в которое его замотали для конспирации. Не имея возможности отдать накопленное тепло окружающей среде, старый железный убийца щедро делился с хозяином.
Вавилон оказался потрясающе маленьким. Даже сквер перед Зданием казался Берту больше легендарного города, не говоря уже о центральном парке Гелио, где можно гулять целый день, не пройдя дважды по одной дорожке. Узкие и грязные улочки Вавилона, забитые крикливыми предками гелов, напоминали кипящий в тесной кастрюле городских стен суп. Река, делившая город надвое, щедро подливала из соусников-лодок в разноголосое варево пряную приправу – разномастных иноземцев. Вавилон жил своей обычной жизнью: шумел, торговал, музицировал, совокуплялся, строил, жрал, дрался, орал, танцевал, вонял… В общем, плевать хотел на одного из многих – диковатого белобрысого чужеземца с бестолковым мечом за спиной. Берт умел быть незаметным, вибрациями биополя не давая сосредоточить на себе нежелательное внимание, но всерьёз это умение пока что пригодилось всего дважды. Первый раз – чтобы войти в город мимо стражи, и второй – чтобы украсть с базарного прилавка несколько лепёшек, когда кончились его скромные припасы. Воду он брал из каналов, щедро разбросанных по городу, фильтровал через крайне полезную шляпу и пил. Местные фильтрованием не утруждались, но они привыкшие, а Берт брезговал.
Он бродил по Бабилону, не понимая, что здесь делает. Ещё он не понимал здешних наречий, разве что некоторые отдельные слова, да и то неясно – правильно или нет. Бабли не был языком Бабилона, вот в чём соль. То есть катастрофа. И это не единственное и не худшее, в чём соврала программа гипнообучения. Худшее в том, что Берт не видел Башни.
Картинка, знакомая каждому птенцу – величественный зиккурат в изразцовых узорах – отсутствовала в нулевой точке Древа. Берт излазил все кирпичные строения Вавилона и не нашёл ничего похожего. Строений, собственно, было немного, поэтому успел их обследовать дважды, а сколько-то подозрительные и трижды. С городской стены, открытой по мирному времени для зевак, обозревал окрестности с тем же результатом. Пришёл к выводу, что колесница по верху стены не проедет, хоть тресни.
Берт был готов плюнуть на всё с несуществующей Башни и полезть в Грааль, обратно, к Айрин, Пети и всем-всем-всем, но останавливало одно: а будет ли в конце туннеля Паола? Гелио? Хоть что-нибудь?
И шёл искать дальше.
Пять или шесть дней бессмысленных блужданий по городу понадобилась прекрасной, заточенной на анализ, памяти гела, чтобы вычленить и рассортировать несколько сотен слов, звучавших вокруг чаще других. И Берт смог наслаждаться сварками жадных купцов, похвальбой лихих наёмников, призывами шлюх и степенными беседами моряков более осмысленно. Он узнал, что козий сыр торгуют в этот сезон по три медяка, а синий виноград дал необыкновенно обильный урожай. Рыжая Аш-Ураш обслужила за ночь всю команду «Иштар», да так, что славные морские волки утром еле на ногах держались. Ограбили купца из Ниппура, но вынесли только лучшие шелка, купцу же оставили жизнь, шерсть и холстину – щедро. Жрец Аннунит предсказал штиль на море, хотя что он знает, этот жрец – на море другие боги командуют. И да, явление богов в Баб-Или намечается как раз на ближайшее новолуние.
От разговоров, в которых даже не мелькало слово «башня», у Берта пухла и без того утомлённая жарой голова. Настораживался он, улавливая новости о здешнем правителе-энси с именем не то Дубаш, не то Сураш. А обсуждали его частенько, колоритная личность. Судя по всему, был правитель исключительно честолюбив и грезил не только богатством, но и величием в памяти потомков. Последнее, в частности, очень смешило двух базарных торговок, перемывавших кости Дубашу-Сурашу битый час. Торговкам нравилось, что по приказу правителя по городу накопали каналов для удобства и прохлады, но не нравилось, что стража могла выловить любого шатающегося без дела горожанина и отправить эти самые каналы копать и облицовывать. Торговкам нравилось, что торговля расцвела, но не нравилось, что понаехали всякие, не продохнуть. Они не без тревоги обсудили планы Дубаша-Сураша на расширение городской застройки – насколько вырастут налоги и как часто будут отрывать от семей мужиков во имя исполнения начальственной мечты.
Дальше Берт не слушал. Он наконец-то оформил свою цель.
Паола
– Ты слышал? – вскинулась Айрин.
Задремавший Пети чуть не свалился с бревна и неловко захлопал крылом, восстанавливая равновесие.
– Что – слышал?
– Глухое такое бздынь и земля вроде как под ногами дрогнула.
Он прислушался. Ночную тишину разбавляли скрип цикад и тихий плеск реки. Даже ветер не шуршал камышами, даже лягушки уже угомонились. Низко, над самой водой плыла бесшумная луна. Она казалась пыльной.
Тревожно фыркнул Воронок.
– А тебе не… – нерешительно начал Пети, но тут «бздынькнуло» ещё раз. Да так, что гел таки полетел с бревна, только ногами в воздухе дрыгнул. Айрин успела вскочить, поэтому упала вперёд, на колени. Воронок взвился, утробно заржал и замолотил передними копытами воздух, словно атакуя невидимого врага. Ночная тишина рассыпалась под ударами мелким бисером.
– Ой, бля! – охнула Айрин. Перевела дух и тряхнула головой. – Трещина, да? Как ты говорил, да?
– Похоже. – Пети выкарабкался на ровное. – Чёрт, как скоро-то. Твой конь примет меня седоком, как думаешь?
Воронку пришлось помочь, но совсем чуть-чуть. Похоже, могучий конь смирился с тем, что на его спине катаются все, кому не лень. Пети понадобилось только уловить ощущения коня и подстроить посадку, компенсируя перевес единственного крыла. А дальше пошло как по маслу: дорогу вороной знал, шёл ровно и быстро. Луна перекатилась за гору, и на фоне её тарелочного бока плавали обрывки дымных кружев.
Они договорились – с Сэмом, Стасом, Соней и другими людьми посёлка, которые пришли в дом старосты. Пети старался быть убедительным. Даниил пренебрежительно кривился, но не вмешивался, за что ему спасибо большое. Казалось, предусмотрели все варианты, однако «бздыня» среди них точно не было.
Айрин осталась ждать, и Пети горячо пожелал ей удачи, в сотый, наверное, раз. То, что задумала бедовая йорни, которой везло на рекурсированных гелов, было чистым безумием. Но клин клином вышибают, поэтому помог чем мог. Мало он мог, если честно. Ничтожно мало.
Сможет ли больше, когда доедет до Трещины?
Зудели проплешины на крыле.
Нулевая точка
Идея была проста, как мычание. Ну да, Башни нет, и никакие ухищрения не помогут вырастить её из ничего. Но это не значит, что нет излучателя, который заставляет человеческие гены определённого типа мутировать в ген бабли. Башню построят позже, чтобы охватывать как можно большие площади. А сейчас просто стоит где-нибудь приборчик и тихо работает. В храме Мардука, например. А где же ещё? Логично же, всё сходится! Вот явился белокрылый гел – по меркам тёмного народа практически божество. Широкой рекламы ему не надо. Куда ему податься, как не в храм? Жрецы традиционно грамотнее остальных, у них власть, влияние, они позаботятся об излучателе со всей фанатичной верой. И спрячут, и уберегут, и создадут таинство. Ну и Башню, конечно. Осмиевой батареи хватит лет на триста, достаточно, чтобы супер-пупер доминантный ген расползся по всему миру.
В гипнокурсе об этом не было ни слова, но он же общеобразовательный. Может, для интересовавшихся историей есть отдельный, подробный. Но даже без подробностей ясно, что жрецы пошлют Берта с его вопросами куда подальше, возможно даже в Хем. А если и есть светский человек, который в курсе дела, то это только честолюбивый правитель будущего великого города.
Потом Берт признает, что идея активировать вторую ступень ради поступления на службу к энси была… э-э-э… непродуманной. Да, физические возможности гела в человеческом теле должны были сразить Сурбаша наповал и обеспечить Берту должность стражника и телохранителя, но сразить можно было чем-нибудь попроще, из уже имевшегося набора, без всего этого экстрима. Безусловно, в помрачении была виновата жара.
Берт совершил все необходимые манипуляции с энергоконтуром и попутно понадеялся, что по завершении будет не так жарко. Памятуя наставления Пети, заранее оборудовал себе убежище. Пусть и хорошо проваренный, мозг всё-таки сработал, заставив владельца отыскать пещерку в строне от торговых дорог, в основании соседнего холма, рядом с Граалем, и натаскать туда побольше еды и запас воды в бурдюках. Иначе был бы полный капец, как выразилась бы Айрин.
Пружина рецессии, заложенная в его изуродованное тело хитроумным Ником, казалась материальной: безжалостно раскручивалась, раздирая всё на своём пути. Острая, рвущая боль постепенно сменилась тупой и ноющей. Берт не мог сказать, как скоро это случилось. И сразу же навалился голод. Берт запихивал в себя куски грубого чёрствого хлеба, вяленное мясо, иногда с душком, перекисший сыр, какие-то овощи – всё равно, лишь бы побольше. Отстранённо удивлялся, как может есть столько, такой дряни, да ещё и чтоб не тошнило. Но организм перемалывал пищу с энтузиазмом компрессорного утилизатора и хотел жрать снова и снова. И да, от нехватки энергии Берт постоянно мёрз, сбылась, чтоб её, мечта. Дрожа в мерзком ознобе, с каким-то мазохистским остервенением думал, что жара – не такая и плохая штука.
Разумеется, запасов не хватало – и Берт выползал из убежища по ночам, чтобы есть траву, ящериц и всё, что можно в принципе сожрать. Кажется, среди насекомых встречались ядовитые, во всяком случае, кое-какие фрагменты сожранного Берт отрыгивал. Возможно, это были просто комки земли. Он постоянно ощущал изнурительную слабость и отчаянно боялся, что его в таком виде кто-нибудь обнаружит.
Не обнаружили. Повезло. Конечно, Берт не знал, что выбранное им место пользуется у горожан и жителей окрестных сёл нехорошей славой, но это тоже можно отнести на счёт везения.
В которое-то утро вдруг всё закончилось. Именно вдруг, одним махом. Это было… неописуемо. Берт выбрался из пещеры, привычно задев макушкой низкий свод. Пустяк, а досадно. Он развернулся, ухватил нависающий край, потеребил, нащупывая слабину камня, и резко дёрнул. Здоровенный кусок туфа остался у него в руке.
– Больше мешать не будет, – пробормотал Берт, глупо улыбаясь. Глыбу в пару десятков килограммов он удерживал на весу почти без напряжения.
Не переставая идиотски улыбаться, Берт зашвырнул каменюку подальше. Почему, интересно, будучи полноценным гелом, он никогда не развлекался подобными штуками? Весело же.
Дорогу в город он почти не запомнил. Шляпа постоянно сползала на ухо, зато меч практически не мешал – будто соломинка за спиной. На кой ляд он взял железяку – неизвестно. Точно была пальма, которая нагло растопырилась посреди дороги – его собственной дороги – и мешала пройти. Берт расчистил путь – только хрустнул гнилым зубом ствол. Пьяный от силы гел шёл в Бабилон исполнять свой долг, и не какой-то пальме вмешиваться, пусть и финиковой. Стражников в воротах он не ломал, просто отставил в сторону. Сначала одного, потом другого. Второй, постарше, с пышной чёрной бородищей, пытался ткнуть в Берта копьём, пришлось закрутить листовидный бронзовый наконечник штопором.
– Я к энси, – с трудом подбирая чужеродные слова, объяснил Берт оторопевшим от страха воинам. – На службу наниматься. Будем вместе работать. – Подумал и добавил на бабли: – Коллеги, значит.
Наверное, он плохо говорил. Знал, как звучит, но никогда не пробовал вслух, потому вышло невнятно. Стражники если и поняли, то точно не всё или не так. Молодой завизжал и кинулся на Берта с мечом, правда, забыв вытащить его из ножен. Берту было лень драться, он перепрыгнул непутёвого забияку и пошёл к центру города, даже не оглянувшись на грохот за спиной.
Он шёл по прямой, снося преграды или перемахивая через них, но у молвы оказались невероятно длинные ноги. Когда Берт добрался до дома энси, задержавшись всего на минутку – напиться из канала, – его ждала внушительная вооруженная толпа.
Суровый грузный страж в богатых одеждах – наверное, важная шишка – шагнул навстречу и угрожающе наставил на Берта меч. Заточенное бронзовое изделие чрезвычайно напоминало хозяина: тоже короткое, широкое в талии и суровое донельзя. Это почему-то показалось смешным, и Берт затрясся от смеха. Достал свою железяку – а вдруг они тоже похожи? – и со свистом прокрутил над головой. Страж оказался не из трусливых, не шарахнулся, но и атаковать не спешил.
– Не надо, – старательно выговорил Берт, опуская оружие. – Мне нужен энси. Я хочу у него работать.
Он точно опять что-то неправильно сказал. Возникло то, что принято называть немой сценой. Мух слышно.
Берт мучительно подбирал слова из своего жалкого арсенала, но фразы упорно разваливались, грозя новыми казусами. Неизвестно, сколько бы они так проторчали на ступенях дома вавилонского правителя, однако в толпе охраны возникло шевеление, пропустив вперёд щуплого человечка на голову ниже Берта. Человечек был одет в какую-то серятину, но раззолоченный начальник послушно отодвинулся с его пути.
– Феррум? – восторженно завопил щуплый, тыча пальцем в Бертов меч. – Феррум?!
Берт всмотрелся в лицо вопрошавшего и обмер. Глубоко посаженные чёрные глаза, почти строгий перпендикуляр линии сросшихся бровей и прямого длинного носа. Характерный изгиб верхней губы… Ошибиться невозможно, хотя очень бы хотелось.
– Джонас? Становитель Джонас?!
Паола
Земля пульсировала – теперь отчётливо. Айрин захрипела и подползла к воде. Пила долго, захлёбываясь и отплёвывая водоросли. В реке кишела смутная ночная жизнь, и йорни чувствовала её гораздо лучше, чем в прошлый раз. Процесс шёл действительно быстро.
Она вернулась к бревну и трясущимися пальцами запихала в рот таблетку питательного концентрата. Таблетки оставил Пети, уверяя, что одной достаточно взрослому мужчине, чтобы быть сытым целый день. Айрин сжевала уже три, хотя только-только рассвело. Почти безвкусные лепёшечки унимали рези в желудке, пусть и ненадолго. К сожалению, на выворачивающую боль в мышцах и суставах никак не влияли. Однокрылый сказал, что утром будет легче, ну, должно быть легче, но пока только досадно саднили глубоко загнанные под кожу предплечий перья. Айрин считала, что это блажь, глупость и сплошной травматизм, но Пети на что-то надеялся. Напирал на невероятные качества гельских технологий и вообще морочил голову. Зато он вправду знал Стёпу куда лучше, чем знала одна очарованная дура. Они поговорили о нём, повспоминали, будто плохого ничего не случилось, а хорошее осталось. Словно попрощались. Айрин чувствовала, что однокрылому это тоже было очень нужно.
Вибрация грунта напоминала очень дальнюю канонаду. Одно из двух – либо Древо рассыпается в труху, либо из Трещины лезут и лезут новые воины. Айрин медленно жевала пресный концентрат, вспоминая вкус мёда, который вечность назад принёс ей влюблённый Берт. Она улыбалась ярким образам и удивлялась, что может радоваться и на что-то надеяться. Ей нужна вся сила, чтобы защищать Грааль как можно дольше, если таки полезут. Она солдат, она не умеет думать иначе, зато умеет терпеть боль и не поддаваться страху.
Айрин вытянулась на влажной траве, стараясь дышать ритмично и по правилам – четыре коротких вдоха и один медленный выдох на четыре счёта. Солнце поднималось по своей вечной тропинке в небе, постепенно заливая поляну желтоватым теплом. Йорни отстранённо наблюдала, как тонет в этом тепле – от ступней к коленям, бёдрам, талии… Когда лучи добрались до плеч, она согрелась и заснула под далёкое и убаюкивающее колебание Паолы.
Проснётся примерно через час, от дикого жжения. Когда же попытается выдрать к ёжикам треклятые перья из покрасневших и распухших рук, то обнаружит, что без ножа не обойтись – вросли. А парочка помельче растворилась в её плоти без следа.
Нулевая точка
Становитель Джонас оказался своим в доску парнем. Поверил Берту сразу. Умный, бойкий, смешливый и приветливый, он подливал гостю разбавленное кисловатое вино, подкладывал свежайший рассольный сыр, поджаристые лепёшки и сочнейший виноград, от чьей сладости слипались губы. И говорил, говорил почти без остановок – громко, размахивая руками. К счастью, Джонси понимал язык, вложенный Берту в голову до трансформации. У Берта от его трескотни дурел, и не скорость изложения была виновата. Просто сыпалось песочком всё, бывшее раньше незыблемым гранитом. Начиная с того, что легендарный Становитель никогда не был гелом.
– О чём ты, бамбино, какие крылья? В моём родном Милане море голубей, но в моём роду – ни одного! – Джонси захохотал, удивительно громко для своей хлипкой комплекции. – И ни одного крылатого… Да, Авессалома, чёрта рыжего, я знаю. Как не знать, если по его милости я здесь? Но ты не думай, рагаццо, я не в обиде, сам напросился. Здесь, конечно, не Эдемский сад… Меня привили от всего, но, Мадонна, страшно подумать, если зубы заболят. А пока что здесь лучше, чем там. До ближайшей серьёзной заварухи лет тридцать как минимум. Энси меня любит, я уживчивый, полезный и вообще. Что? Да, излучатель со мной. Но такая маета с источником тока, ты себе не представляешь, Берти. Сперва я собрал Вольтов элемент, но его мощности не хватило. Потом чуть не сдох, пытаясь объяснить кузнецу, как выглядят детали от динамо… Какой осмий, о чём ты? Батареи солнечные брал, но поплавились почему-то, дьябло! Но ничего, я нашёл недалеко развалы сегнетовой соли и почти наладил водяное колесо. Ещё чуть-чуть – и заработает! Клянусь святым Себастьяном!
– Не надо, – торопливо вклинился Берт в микроскопическую паузу. – Я затем и пришёл. Не надо колесо! И излучателя тоже.
Джонси на миг застыл с открытым ртом, но справился:
– Всё зря, бамбино? – тихо спросил он. – Ничего не вышло?
– Н-нет, мистер Джона… Джонси. Всё получилось. Но есть побочные эффекты.
– Рассказывай.
*
Не засыпалось. Дикая, изматывающая усталость бесконечного дня не помогала ни на грошик. В кои-то веки чистая удобная постель, отмытые кожа и волосы, сытость, покой и безопасность – не помогали. Выполненная миссия – в ту же бездонную яму бессонницы.
Всё не так. Всё.
Расы гелов не было до Дня становления. И Гелио не было. Была какая-то жуть, про которую Берт побоялся расспрашивать, а Джонси не хотел говорить сам. Упорно обходил, болтая о чём угодно. Не скрывал только, что сбежал оттуда в дикие времена и не жалел, даже не стыдясь проявленной трусости… Ну, это он сам сказал, что струсил, а Берт не считал трусостью прыжок в непредсказуемую неизвестность ради будущего зыбкого блага. То есть несложно понять, что без гена бабли не будет ни гелов, ни йорнов, ни прекрасного города Солнца размером с планету. Святые ёжики, что будет с гелами, если они узнают, что живут, по сути, в ветви? И сами, соответственно, иферы? Какая это будет катастрофа?!
Джонси, судя по всему, понял сразу, поэтому не расколотил излучатель молотком, а обещал подумать до утра. Он вообще умный, не хуже Пети. Успел потихоньку набрать неслабую такую власть в доме правителя, вовсю командовал служителями и домочадцами… Кажется, энси Вавилона доверял ему, почему бы одному запутавшемуся, уставшему гелу тоже не поверить?
Или наоборот, надо немедленно действовать?!
А как?
Он может, невидимый и неслышимый людьми, пробраться к Джонси, найти излучатель и таки расколотить молотком. Да что молоток, просто запустить в нутро прибора ставшую стальной руку и сжать кулак. А может, надо украсть, унести за пределы Бабилона и установить самому, пожертвовав несколькими перьями из крыльев, что отрастут через недельку? На вершину холма с Граалем, например? Ничуть не хуже Башни, которой нет.
Берт метался на низком ложе, вглядываясь в чёрное и звёздное южное небо за окном. Его больше не мучила жара, не отравляла боль изменяющегося тела, но лучше бы они.
Он всё-таки вскочил, не имея больше сил лежать. Вышел на балюстраду, огородившую дом с севера и запада – просто чтобы походить, развеять глупые мысли. Может, сбегать на реку поплавать?
Но с планами он так и не определился, потому что почти сразу наткнулся на сутулую фигуру Джонси. Инженер из прошлого-будущего посмотрел на него без удивления. От серо-зелёной луны остался скупой объедок, но звёздного света вполне хватало даже человеческим глазам.
– Тоже не спится? – спросил Становитель тускло. – Зря. Ложись, Берт, тебе надо отдохнуть. Я всё уже решил.
– И? – замирающим шёпотом осмелился спросить Берт.
В ответ Джонси высыпал на перила горку трухи, в которой можно было узнать обломки микросхем, обрывки проводов и прочего электронного хлама, за которую Гриша отдал бы если не душу, то точно пару пальцев.
– Это был процессор, – пояснил Джонси. – Без него всё остальное – просто ящик.
От случившейся непоправимости у Берта подогнулись колени. Пепелища и пожарища, мёртвых друзей, воронки и рытвины на месте прекрасного города – вот что он увидел в жалкой кучке мусора.
– Я тут подумал, – промямлил он, проклиная себя за тупость и медлительность, – что не всё так…
– Да понятно всё, как белый день, – не без раздражения махнул рукой Джонси. – Раз нельзя, чтобы с крыльями, то останусь только я.
– Что?
– Мои потомки – слоупоки. Кошмар. – Джонси ухмыльнулся. – Я ушёл оттуда, где было хреново и всё летело в тартарары, ты пришёл оттуда, где через тысячу лет ненамного лучше. Значит, надо менять исходные. Отбрасываем ген бабли, в который вгрохано ты бы знал сколько сил, денег и времени, мамма миа, – Становитель закатил глаза, – и вводим новую переменную. Это буду я. Я постараюсь наследить в этом времени как можно сильнее. Спроектирую водопровод, что ли. Или подъёмный кран для чего-нибудь циклопического. Или ещё что-то, чему здесь не место и не время. Детей наклепаю, в конце концов. У меня есть такие возможности, одна из дочерей энси намекала вполне прозрачно. Да-да, здесь водятся девушки с хорошим вкусом. Сурбаш – человек практический, весь передовой, дочерей не то шесть, не то семь жоп, он не будет против. Я в неплохих деловых отношениях со здешним жречеством, чёрт побери! – несмотря на комический тон, Джонси скалился по-волчьи. – Не умею ломать пальмы кулаками, но я высококлассный интриган, я заведовал факультетом в Сорбонне!.. неужели не смогу хоть поцарапать камушек истории? Она не должна кончиться в двадцать втором веке от рождества Христова! А если не получится… Если не получится – приходи ещё раз, потомок. Будем пробовать снова и снова.
Берт отступил на шаг под таким напором страсти. Почему-то перед глазами стоял грязный до потери цвета берет в корзине мёртвых перьев. «Не забывай, Берт. Всего лишь человек».
«Я помню, Дани».
Прекрасноликие гелы не ушли в свет, играючи установив излучатель в великой Башне. Маленький человек, не юный, не сильный, не красивый, остался в Бабилоне навсегда. Он сделал за прекрасноликих всю работу, выжил в тёмном веке, собрал из ничего электростанцию и – как знать! – обеспечил неприметному портовому городку блестящее будущее с Башней и прочими воротами Иштар. Возможно, к цели он шёл всю жизнь, переступая через неудачи, отчаянье, насмешки, соблазны… Через близких тоже? Как знать.
– У тебя получится, – уверенно сказал Берт. – Ты Становитель, ты сможешь всё.
Глава 25. …до дна
Так Жизнь сказала:
– Мир этот – мой!
Распашет кладбища плуг стальной.
Взойдет колосьями перегной.
Так Жизнь сказала:
– Мир этот – мой! Немецкая народная баллада
Паола
Вонь горелого Пети почувствовал ещё на подступах, как только обогнул гору. Не очень удивился, рассмотрев возле Трещины практически всё население посёлка. Люди суетились в напластанном низко дыму: что-то не то растаскивали, не то стаскивали, по жидкой цепочке лениво передавали от ручья вёдра, заливая островок огня у самой тропы.
– Где тебя так долго носило?
Даниил выглядел так, будто прошедшие тридцать шесть часов не то грузил вагоны с углём, не то дрался с прайдом тигров. Если у тигров, конечно, бывают прайды. Память Пети на этот счёт предъявляла только здоровенный чёрный провал.
– Пришлось немного задержаться. Что у вас?
– Почти по плану.
– Почти? Что значит – почти?! Вижу я это почти…
Из суеты вынырнул закопченный Сэм, неизвестно каким чувством определивший зародыш скандала, и вклинился между гелами будто невзначай. Он тоже был грязен и мят, хотя точно не должен был драться ни с тиграми, ни с йорнами. Впрочем, все здесь были такими, включая самого Пети.
– Ты уже вернулся, – широко улыбнулся староста. – Эт’ здорово. Сделал что хотел?
– Поч… – Пети прикусил язык, но поздно: Даниил ехидно ухмыльнулся. – Что у вас за кипеш?
Он понимал, что глупости городит одну на одну, но ничего лучше не придумал. Слишком устал. Однако Сэм воспринял как должное.
– С йорнами обошлось даже лучше, чем по плану…
Соня не промазала. Хоть и куцые, крылья йорнов были отличной мишенью. Даже из незнакомого оружия Соня попала бы и в куда меньшую цель. Просто дала дерущимся существам чуточку устать и замедлиться, выбрала удобный момент – и направила разряд.
По прошлому разу все приблизительно знали, что должно произойти, но не учли Даниила. Какой заскок случился в его голове – неизвестно. Факт – никто к такому повороту готов не был, включая второго йорна. Особенно второго. Макс откровенно растерялся, когда лучший боец гельского воинства вдруг забросил на плечо его раскаляющегося напарника и огромными скачками помчался к ручью. А уж процесс замачивания вверг уцелевшего в окончательный ступор. Как, впрочем, и всех остальных зрителей.
– И шо это к такой-то матери было? – спросил наконец Найджел, озадаченно скребя затылок.
От воды с шипением поднимался пар. Остывающий йорн невнятно булькнул.
– Да так, – хмуро ответил Даниил. – Хватит, пожалуй.
– Оказывается, в йорнских двойках какой-то кодекс есть. Ну, если кто-то спасёт жизнь одному, то второй у него в вечном долгу или как-то так. Поэтому насчёт «хватит» Дани не ошибся. – Сэм мотнул головой, Пети проследил направление. Среди посельчан отчётливо маячили большие силуэты, увенчанные витыми рогами. Судя по всему, они таскали тяжеленные брёвна.
Сэм самым естественным образом развернулся к армейцу:
– Кстати, хотел спросить, да к слову не приходилось… Дани, ты об этом раньше знал?
– Про кодекс не знал, – разлепил губы Даниил. – Но Ник как-то упомянул, что подобная слаженность и эффективность йорнских двоек может быть достигнута только сопряжением биополей на довольно глубоком рефлекторном уровне. – Последнюю фразу он явно процитировал по памяти, даже взгляд в небеса вперил. – В общем, если один сдохнет, то второму либо смерть, либо овощем доживать.
Дальше староста благоразумно не расспрашивал, только покивал с умным видом.
– А что всё-таки грохотало? – сменил тему Пети. – Даже если швырнуть йорна в ручей с размаху, такого не получится.
– Трещина затрещала, – скаламбурил Стас, доселе молчавший. Пети шутка не показалась смешной, но он на всякий случай вежливо улыбнулся.
– Ночью была неудачная переброска, – пояснил Сэм. – Человек погиб, выброс энергии больше обычного. А потом то, что сказал Стас. Без всякой видимой причины – ещё один мощный выхлоп, из-за которого начался пожар и ещё долгонько землю трясло. Поскольку ветер был в нашу сторону, пришлось тушить. В общем-то всё.
– Затушили, кажется. – Гриша сконденсировался из дыма в лучших традициях Данииловой дюжины. – Осталось похоронить того бедолагу – и можно домой.
– Что, от него что-то осталось? – равнодушно удивился Дани. – С таким выбросом разве что кучка пепла…
– А вот поди ж ты, – вздохнул Гриша тоже без особых эмоций. – Нашли, почти целый. Только поломанный, метров на сто от Трещины отшвырнуло. О, Грэль сюда несёт.
Грэль оказался вторым йорном, всё верно, такие имена среди людей не слишком распространены.
То, что он нёс перед собой, кто-то заботливо завернул в дерюжку. Рядом семенила рыжая Моника, жалостно шмыгая носом, так что о происхождении походного савана можно было долго не гадать.
– Жалко, – сказала женщина следопыта Джека, поймав взгляд Пети, – красивый, молодой…
Когда они поравнялись с ангелом, тот не удержался, будто чёрт под руку пихнул, откинул край грубого полотна – и вскрикнул.
– Знакомый, что ли? – сочувственно засопел над плечом Стас.
– Д-да, – выдавил Пети, с отчаянной жадностью разглядывая восковое лицо, широко распахнутые, почти живые зелёные глаза, единственный мазок крови слева на лбу, над атласной бровью. – Двести лет знал. И не знал абсолютно.
Ему хотелось закричать, чтобы хоронили быстрее, пока Айрин не вернулась, но с этим порывом справился безукоризненно. Хватит. Да, хватит. Пети вернул ткань на место, чувствуя только пустоту. Йорн по имени Грэль смотрел… да, пожалуй, понимающе. Но для них – смерть или безумие. Для Пети – жить дальше с отодранным куском души.
– Как хоть звали-то? – спросила Моника. – На табличке напишу.
– Штефан. Его звали Штефан. Напиши, пожалуйста: «Ангел Штефан, верный друг, убийца и мечтатель».
Из пустоты под сердцем поднимался истерический не то смех, не то плач, но Пети удалось затолкать его обратно.
Громадная лапища Даниила легла на плечо, сжала до благословенной, отрезвляющей боли.
– Больше не трясёт, но Трещина не погасла, тлеет, – негромко сказал он. – Берт пока не вернулся, хотя уже должен. Об этом думай.
Но Пети не мог. Сейчас это точно было выше его сил.
Третий, самый страшный взрыв случился к вечеру, в сумерках, когда все уже почти поверили, что обойдётся.
*
Протискиваясь тесной кишкой Грааля к пятачку тёплого вечернего света, Берт почти поверил, что обошлось. Там, наверху, чётко ощущалась жизнь. Какие бы изменения ни учудил в нулевой Джонси, Паола уцелела.
А через пару минут, когда он зацепился за край колодца, всё накрылось медным тазом, как сказал бы Пети. Грохот был настолько оглушительным, что мозг отключил слуховые нервы. В стерильной тишине Берт почти сразу понял, что происходит: Трещина расширялась, стремясь слиться с Граалем. От этого стремления раскалывалась почти ровно по прямой гора, трясясь в смертельной лихорадке. Пети бы наверняка сказал бы, почему это происходит, что будет в итоге и всякое такое, но Берт не был учёным, он просто хотел выжить и найти Айрин. Ужас и паника – плохие помощники, но у Берта других не было.
