Текст книги "Янтарин"

Автор книги: Катерина Шишканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Фелиша откинулась на подушках – плоских и раздражающих.

– А где остальные?

…глупый вопрос – остальные…

– Самый идиотский вопрос из всех, которые ты мне сегодня задавала – они тоже на стройке, – фыркнула Лейм.

– А ты со мной, потому что единственная девица на весь их гадюшник и должна быть сиделкой при больных?

– Я с тобой, потому что не собираюсь пачкать руки для мелких склочных людишек, кем бы ни был их принц.

– И кем бы он ни был? – тут же включилась Фелиша.

– Будущим королём, – невозмутимо зевнула нимфа.

– То есть ты просто мной прикрылась?

Лейм неопределённо пожала плечами. Фелиша сощурилась – она явно что-то недоговаривала: как бы нимфа не косилась на склочное людское племя, она бы ни за что не упустила возможности пополнить свой багаж ругательств и вылить собственный на уши неблагодарной публике.

– Мне кажется, ты не очень хочешь, чтобы Архэлл был королём.

Глупо, конечно, такое думать. Да ещё и облекла свои мысли в какие-то дурацкие слишком детские слова – какое нимфе дело до человеческих страстишек? Она всегда слишком ясно давала понять – ей чихать на смертных в любом случае кроме того, когда они сунут нос на её территорию. Тогда она этот самый нос с превеликим удовольствием отгрызёт, а потом снова будет гордо чихать на, теперь уже, калек.

– А если и так, тебе-то что? – спокойно заметила нимфа, перекидывая одну ногу на другую, а руки залаживая за голову.

– Почему?

– Потому что.

Принцесса смотрела в затопленное солнцем окно, наблюдая за плавающей в лучах света пылью. Новое больничное крыло выходило как раз на ту сторону парка, где возвышалась оплетенная плющом беседка, любимое, если не считать королевской усыпальни, место Веллерена.

Словно прочитав её мысли, Лейм скосила глаза в сад.

– Они так и не появились, – задумчиво сказала она и Фелиша не поняла, злится Лейм на самоуверенность случайной сокамерницы или всё же грустит за ней.

Мартуф нашёл нимфу спустя неделю, тощий и пыльный, но живой и невредимый. Толком объяснить, что же произошло, он так и не смог, как Лейм не сыпала проклятьями и угрозами. Сейчас он тоже был в Нерререне – повёл туда остатки стаи. Теперь принадлежащую ему по праву рождения.

– И не появятся, – слабо улыбаясь сказала Фелиша.

Лейм удивлённо подняла вызывающе сросшиеся брови, но она только пожала плечами.

Таша всегда была немного эгоистичной, зная всё, что произошло и что точно случится, и не делясь своими знаниями с окружающими. Возможно, будь она сговорчивей, и кто-то из соседей всё же решился связать свою судьбу с полукровкой, но Таша была слишком эгоистична в своём желании молчания. И она же была слишком бескорыстной по отношению ко многим другим вещам: к распускающей язык дворне, к забитому собственными проблемами отцу, к взбалмошной и дикой младшей сестре, к королевскому советнику, взвалившему на себя груз охраны королевских отпрысков, но на деле следящим конкретно за одной неуёмной личностью в ущерб остальным. В ущерб лично Таше.

Её старшая сестра была ясновидящей, знающей и видящей всё. Но она была одинокой и слабой. Она была женщиной. Но она же была принцессой. А никто не позволит принцессе, пусть и полукровке, связать жизнь с вампиром, пусть и королевским советником… Но ведь она была ясновидящей…

– И не появятся, – ещё раз сказала Фелиша

Она лежала и смотрела в окно на залитый солнцем палац и королевский парк, и тихо засыпала под убаюкивающее, точно у большой кошки, урчание Лейм. И заливающегося трелями соловья.

Однажды прилетела Матильда – шлёпнулась прямо посреди городского парка, повергнув публику в глубокий шок и очень культурно поинтересовалась у присутствующих, как пройти к палацу. Архэлл, должно быть, долго смеялся, когда ладил ей на голову свой венец. Но ещё дольше трусила кондрашка людей, которые услышали и к своему ужасу поняли дракониху.

В тот же день Фелиша и Лейм улетели в Нерререн на коронацию Архэлла. Прошло больше месяца с тех пор, как принцесса пришла в себя. Спина уже почти не болела, хотя пекла и ныла на изменения в погоде. Сама она, бледная и худая, была свято уверена, что полностью поправилась и сильно возмущалась, когда бессовестная нимфа на весь двор громко заверила Его Величество о том, что побудет нянькой при его калеке-дочурке. Сам он оставался с женой, но Фелиша почему-то больше не сердилась.

Валенсия утопала в цветах и зелени, словно прошитая насквозь вековечными нерреренскими деревьями. Не такая большая, как Говерла, и всё же стекающиеся сюда люди улыбались и смеялись куда чаще и искренней, чем жители столицы Янтарного края. И будто знали один другого, во всяком случае именно такое ощущение поселилось в душе Фелиши, когда она ступила на булыжную мостовую и прямо на её глазах два человека из совершенно разных сословий приветливо раскланялись друг с другом.

– Видала? – она кивнула шагающей рядом Лейм, уже успевшей запустить по локоть руки в чей-то лоток и вытащить из него пирожок побольше.

– В конце концов у них опять появился дом, почему бы не поделиться этой радостью с окружающими? – нимфа равнодушно провела глазами парочку.

– Лейм, а где твой дом? – неожиданно выпалила Фелиша. Не то, чтобы она так уж сильно напрашивалась в гости или даже могла представить дикую антисоциальную нимфу в любимом кресле возле уютно потрескивающего камина. Наоборот, виденное скорее относилось к промозглой пещере, в которой не смолкает ветер, и куче разномастных костей убитых и употреблённых в сыром виде животных.

Лейм на какой-то миг округлила глаза, осмысливая услышанное. Видимо, подобный вопрос её не занимал уже много лет. Если вообще когда-то был актуальным.

– У меня нет дома, – наконец сказала она. – И никогда не было. По крайней мере в том понимании, в котором ты видишь это слово. Ни у кого из нас никогда не было дома. Мы бродим с места на место, возвращаемся или не возвращаемся на одни и те же пути, но никогда не оседаем под одной крышей дольше, чем необходимо для разрешения какой-нибудь проблемы.

– Почему?

Лейм раздула ноздри, явно сдерживаясь, чтоб не ляпнуть какую-нибудь нецензурщину.

– Потому что это опасно. В первую очередь для тех, кто нас окружает, хотя могут быть и исключения – Лиам не слишком таилась, где провела последние полторы сотни лет, вот и не рассчитала сил. Потому, например, Ферекрус, уж на что чурка чуркой, а менял своё местоположение по совершенно неподдающейся логике траектории, – нимфа задумчиво щёлкнула языком по зубам. – Мы обладаем слишком большой силой и можем просто не заметить, что причиняем боль близким.

Брови Фелиши недоумённо взлетели под самую чёлку, отросшую за время болезни, но Лейм фыркнула и предпочла не распространяться.

– Может ты и не поймёшь, но наш дом там, где мы все вместе, вся наша пощипанная временем компания.

– Значит, добро пожаловать домой, – весело сказал высокий улыбающийся юноша, выныривая из уличной толпы.

Фелише понадобилась добрая минута, чтобы узнать в хитрых медовых глазах и едкой кривой улыбке лицо своего близнеца. Что-то в нём изменилось с тех пор, как они побывали в Сердце Гор. И не изменилось совершенно. Он был таким же высоким и немножко нескладным, как и большинство подростков, и точно таким же веснушчатым и безнадёжно рыжим. Внешне он не изменился ни капли. То есть – совершенно. А вот нескладыш Янош умудрился вытянуться на пол-ладони, обзавестись прыщами и ломким баском, из-за чего теперь старался отмалчиваться и вообще не попадаться на глаза хихикающей принцессе. У её же брата изменился разве что взгляд – слишком проницательный, слишком оценивающий… слишком раздражающий своей идентичностью с золотым взглядом Гельхена.

Феликс протянул к сестре руки и прижал её к себе. Ей показалось или, когда она вынырнула из складок мантии, нимфа и её брат вели содержательный, хотя и молчаливый, диалог.

– Ну что, вы готовы к торжеству? – весело спросила Лейм.

Лейм? Весело?!

Феликс усмехнулся и повёл их к замку, затонувшему в облаке кустов и деревьев.

Заря расплескалась по небу, уйдя далеко на запад. Карминно-алые облака лениво цеплялись за горизонт, глуша в себе звуки засыпающего дня и крики мечущихся по небу птиц.

Фелиша стояла на балюстраде, вдыхая аромат распускающихся ночных цветов.

– Интересный сегодня закат, – заметил Архэлл, подходя к девушке и тоже облокачиваясь о перила. – Ветреный.

– Да, погода меняется, – она задумчиво щёлкнула пальцами, вызывая трепещущий язычок пламени. Теперь, рядом со своим Пламенем, выздоровевшим и даже почти отъевшимся, способность к воспроизведению огня вернулась. А вот необычное воздушное чувство, связывающее феникса и его дракона, исчезло, растворившись в каком-то другом чувстве, горьком и липком. Ощущая её смятение, Пламень не спешил искать встречи со своей всадницей, довольствуясь отстроенным специально для драконов загоном.

– Первый спокойный вечер за целый месяц.

– За много месяцев.

Она не хотела смотреть на него. Достаточно было дня, когда принцесса увидела восходящего на престол молодого короля. Ей хватило взгляда, чтобы понять – этот тоже не изменился внешне. Подобно стоящему рядом Феликсу, король Архэллиэль II обзавёлся цепким оценивающим всё и вся взглядом, будто бы выворачивающим наизнанку. Ей не нравился этот взгляд. Иногда, когда Гельхен забывался, он смотрел именно такими сжигающими глазами.

И Лейм… И Родомир… Даже Ферекрус, однажды явившийся навестить больную и принёсший письмо от брата и пламенный клыкастый привет от пропадающего здесь же Вертэна. Такие же глаза теперь были и у Мартуфа.

– Скажи, почему ты… – он вздохнул, решаясь на вопрос, – …почему ты подставила спину, там, у храма?

Фелиша закрыла глаза. Она знала, почему – потому что Диметрий был её братом и она его любила, не глядя на все его ошибки. Но даже Феликс, пусть и молча, поддержал Гельхена, когда попытался скрутить некроманта. Или он только собирался скрутить, она толком не помнила.

– Семья – сложная штука, – наконец решила она.

– Настолько, что ты готова простить ему даже кинжал в груди?

– Я простила ему даже сломанную руку, – невнятно подтвердила она. Он помолчал, не зная, хочет ли развивать странный разговор.

– Ты была такая забавная, когда дубасила Кая.

Не удержалась и всё же открыла глаза. Архэлл спокойно смотрел на солнце, предпочитая не смущать своим странным пронзительным взглядом собеседницу.

– Я подглядывал за тобой, – признался он. – Постоянно. Вообще-то, я за всеми вами подглядывал, хотел понять – каково это, иметь братьев и сестёр и постоянно их в чём-нибудь покрывать или защищать. Я тебе завидовал.

– В чём? Мой старший брат постоянно пропадал в походах, старшая сестра предпочитала вообще не показываться на глаза, а близнец вечно скулил по поводу моей невменяемости и портил своей правильностью любое развлечение.

– Ты знаешь, что не права, – мягко упрекнул король. – Но вообще-то я завидовал по другому поводу: ты эгоистка. Ты любишь свободу больше всего остального, я – тоже. Но ты смогла наплевать на приказ отца и послать меня лесом, – он усмехнулся, вспоминая звонкую оплеуху и разбитый нос, – я же, как бы не хотел удрать из замка и стать менестрелем, должен был остаться в Нерререне и рано или поздно сделаться королём. – Он усмехнулся ещё раз, теперь – желчно и едко. – И я им всё же стал, не глядя на обстоятельства.

…обстоятельства…

Он наконец взглянул на неё и в зелёных глазах вспыхнули-разбежались сотни и тысячи дорог, спутанным клубком занялись на миг и погасли. Точно такие же, какие видела она сама в Сердце Гор. Но её дороги растворились, её вышибли раньше, чем они смогли укрепиться в сознании и натворить там дел… А вот её брат и её друг оставались там до самого конца… Вот почему Лейм была против коронации и почему безвылазно торчала у постели Фелиши. Она сказала, что у богов не может быть дома, что это может быть опасным. Судя по всему, Архэлл так не думал. Он вообще редко думал так, как полагалось. А вредная нимфа следила за состоянием раненой, отмечая изменения… Или их отсутствие.

Он улыбнулся.

– Я выиграл. Мы заключили пари с Вертэном, что ты не догадаешься.

Не слушая, Фелиша быстро ощупала собственное лицо, будто искала признаки божественного вмешательства.

– Не беспокойся, у тебя, вроде бы всё нормально, – он не удержался, провёл пальцами по её щеке. – Чего не скажешь о Фениксе и Лейм. Они получили половину твоей дозы на нос и, кажется, теперь немного нервничают.

Фелиша вздрогнула: Гельхена она так и не видела, хотя половину церемонии потратила на косые взгляды в толпу. Драконы были – чинно сидели на площади хвостом к хвосту, были оборотни, в большинстве своём рассевшиеся вокруг драконов, были кентавры, был крылатый Ферекрус, который нагло послал ей воздушное сердечко и поцелуй, и был даже Вертэн, прячущийся в тени колонн – вряд ли от света, но его племя всё же недолюбливали. А наёмника не было.

– Он здесь, – оказывается они молчали уже несколько минут. Архэлл всё ещё внимательно изучал собеседницу. Во взгляде больше не было лабиринтов дорог. Он стал спокойным и уравновешенным. – Постоянно торчит в ангаре Пламеня после того, как отпустил свою недобитую птицу на волю.

Она отвернулась от заката, скрестив на груди руки.

– Что ж, надеюсь, когда-нибудь он сможет залечить и собственные крылья.

– Я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь залечить свои.

– У меня всё отлично.

Он обнял её за плечи, положив подбородок на голову.

– Я бы очень хотел, чтобы так и было. Но ты слишком изменилась. В отличие от нас с Феликсом.

– И в отличие от вас с Феликсом я осталась человеком.

Она попыталась мягко высвободиться из рук молодого короля, но не смогла. Он сам отпустил её.

– И что? Мне всё равно, что говорят Родомир и Лейм. Я не собираюсь уходить в тень только потому, что неожиданно узнал, как обмануть время, и не собираюсь отказываться от земной жизни в угоду им же и Фениксу в придачу.

– Под земной жизнью ты подразумеваешь меня?

Он неожиданно ткнул пальцем ей в нос и улыбнулся, так же дерзко и нахально, как когда-то при первой встрече в палаце её отца.

– Я подразумеваю, что каждый сам выбирает свою дорогу: и боги, и фениксы. Особенно – боги и фениксы. Одни помнят пути, вторые могут увидеть их с высоты полёта на драконе.

Она отошла, сделала реверанс.

– Что ж, осталось договориться с драконом, – и выбежала в коридор.

Архэлл какое-то время смотрел ей вслед, потом отвернулся к уже затухающему небу.

– И ты думаешь, она решится связать с тобой свою жизнь? Особенно после того, как ты дал ей свободу выбора?

Никакого выбора не было. Ни у кого и никогда. Были только миллиарды вероятности судьбы, ещё задолго до рождения предопределившие ту или иную ситуацию. И всё, что не просчитывалось, всё равно было заложено где-то в самых основах мироздания. Все ситуации и обстоятельства, все мысли, желания и поступки были предопределены. Можно было смириться с этим знанием, можно было гнать от себя прочь подобные мысли, а можно было пойти на поводу у единственного призрачного шанса.

Лейм гибкой кошкой спрыгнула с ветки дерева, свисающей над самой балюстрадой. Архэлл посторонился, давая нимфе место. Посмотрел, как она невозмутимо крошит в пальцах скорлупу яйца, украденного из гнезда. Скорлупа хрупнула, нимфа с урчанием слизала вытекающий на пальцы белок.

– Надеюсь, что да… – он протянул руку, забирая второе яйцо из цепких пальчиков похрюкивающей дикарки. Задумчиво покатал на ладони, вглядываясь в тёмные серые пятнышки на скорлупе, поднёс к губам и осторожно дунул. Скорлупа тихо хрупнула во второй раз, но вместо вытекающего белка в руке молодого короля чирикнул пушистый птенец. – Но боюсь, что нет…

Пламя в руке неровно затрепетало, когда распахнулись двери. Нет – приоткрылись ровно настолько, чтоб пропустить гибкую девичью фигурку. Она скользнула внутрь, прошла к затянутой балдахином кровати, сжала ладонь в кулак, туша огонь.

И склонилась над лежащим человеком.

– Не будь воровкой, – не открывая глаз попросил мужчина.

– Я не воровка.

Он всё же взглянул на нарушительницу покоя. Заложил руки за голову и удобней устроился в подушках, но она могла бы поклясться – всё тело напряглось, готовое в любой момент… вскочить и удрать? Схватить её и скрутить в бараний рог?

– Именно воровка. Как ещё можно назвать человека, вломившегося ночью в чужую спальню и пытающегося без спроса что-то стащить у хозяина комнаты?

– Такого ты обо мне мнения – воровка?

– Я того мнения, что сейчас ты собираешься совершить нелогичную и необоснованную глупость. Ты юна и неопытна, а ещё упряма и своевольна. Будь паинькой хоть раз и не заставляй меня обливаться потом, втолковывая тебе прописные истины.

– Например, такие, что девица не должна ломиться к мужчинам в спальни?

Когда только умудрилась забраться на кровать, мягко скользнув на рано расслабившегося наёмника? Тот разжался, будто взведённая пружина, опрокинул девчонку, заложил ей руки за спину. Сплюнул проклятье, глядя, как она спокойно принимает его деспотизм.

– Да хотя бы!

– Я тебя лю… – он прикрыл ей рот. Глаза недобро вспыхнули, в темноте теряя свой золотой цвет, стали скорей жёлтыми и тоскливыми, как у загнанного когда-то наследным принцем волка.

– Я – ветер, сквозняк: залетел в распахнутое окно, разбил вазу и улетел. Я не хочу, чтобы твой уютный мирок просквозило. Или выжгло, это ближе к моей натуре, понимаешь?

– Понимаю, почему фениксы говорят, что сгорают. Они горят по-настоящему, ведь так? Как мы тогда в Сердце Гор. Или в Кулан-Таре.

– Это чушь, я всего лишь поделился огнём, чтобы вызвать дракона или помочь разобраться с некромантом.

– Врёшь.

– Нет.

– Тогда поцелуй и докажи.

– Мы не маленькие дети, чтобы играть в доказательства, – раздражённо бросил он.

Она улыбнулась. Потянулась всем телом, будто мартовская кошка.

– Вот именно, мы взрослые и рассудительные.

Он даже не сообразил, когда она успела высвободить из-под него одну ногу: горячая ступня игриво прошлась по штанине. Процедил что-то сквозь зубы… а уже в следующий момент притянул девушку к себе, зарываясь руками в отросшие мягкие локоны. Канделябр над головой вспыхнул десятками свечей.

– Вот чёрт! Что ты со мной творишь?!

Он вскочил с кровати, злобно взглянул на всё ещё лежащую на смятых простынях девушку, потянувшуюся с гибкостью ласки и перекатившуюся на бок. Задравшийся до колена подол полупрозрачной ночной сорочки скользнул ещё выше по бедру.

Глухой щелчок пальцев – свечи пыхнули и погасли.

– Ох, как мы целомудренны.

– Очень на это надеюсь!

Принцесса согнула ноги, положив одну на другую. Чёртова луна – тут и свечей не надо…

– А то что? Отшлёпаешь меня? – она чувственно провела языком по пересохшим губам. – Тебе не кажется, что все твои слова слегка смазываются недавно произошедшим?

– Фелль, Фелиша, Фелишия, ты хоть соображаешь, куда ты суёшься?

Гельхен схватил её за плечи, встряхнул. Подумал, снял со спинки кровати свой заношенный плащ и накинул на бесстыже потянувшуюся к нему девчонку.

– Я уже говорила – мне всё равно кто ты: человеческий наёмник или наместник бога.

– Мне!.. мне не всё равно, понимаешь? – Он так её и не выпустил, всё сильнее сжимал плечи. Встряхнул ещё раз, но на неё это не действовало. – Я бессмертный выродок, которому однажды хватило смелости отказаться ради тебя от бессмертия, а второй раз – принять его… вместо тебя же. Ты хоть представляешь, каково это – десятки и сотни раз оставлять позади тех, кого знал и любил, только лишь потому, что они, увы, смертны?! Каково это – проснуться однажды утром и услышать от любимого человека: "Уходи" и всё из-за того, что у тебя никогда не появятся морщины или пигментные пятна от старости? Вы не хотите, чтобы вас видели старыми и некрасивыми, вам непременно нужно, чтобы вас запомнили молодыми, сильными и здоровыми, и никак не умирающими. И можешь не говорить мне, что ты не такая – они тоже так говорили и каждый раз я ошибался и верил.

– То есть у нас не может быть будущего, потому что для смертной оно в принципе нереально, а бессмертный не желает пачкаться новыми отношениями?

– Я не желаю пачкать тебя. Можешь сколько угодно фыркать, рычать и рвать меня взглядом, но будет так, как я сказал.

– Я тебе не подчиняюсь, – мигом ощетинилась девушка. Гельхен подавил улыбку.

– Подчинишься рано или поздно.

– Никогда!

Мужчина пожал плечами – к чему лишний раз мутить воду, когда-нибудь круги разойдутся. И Фелиша смирится.

– Не наступай на те же грабли, что и твоя мать.

– Это ты не наступай на те же грабли, что и с моей матерью!

Он громко засопел. Она тоже.

– Почему же тогда Архэлл так не думает, ведь он тоже ступил на эту стезю?

– Он молод и горяч, считает, что ещё может прогнуть под себя весь мир. На самом деле мы всего лишь знаем, где самая слабая точка, и лупим по ней изо всех сил, но это всё.

– Значит ты позволишь Архэллу забрать меня в качестве подопытного кролика и урока на будущее?

Он спокойно посмотрел ей в глаза.

– Это ваш выбор. Я смогу защитить тебя только там, где решаешь ты одна, но дальше вмешиваться я не стану, имей собственную голову на плечах. Я всего лишь твой хранитель, но не камердинер.

– Значит, загубить жизнь с тобой нельзя, а с Архэллом – пожалуйста?

Он угрюмо сверкнул пожелтевшими белками глаз.

– Я всё сказал.

– Отлично… – внутри Фелиши подымалась волна плохо сдерживаемого гнева. – Тогда – ВОН!

Он стоял посреди спальни и непонимающе молчал.

– Я не хочу тебя видеть, – зло выпалила принцесса. – Мне всё равно, как далеко ты умотаешь и как долго я тебя не встречу – надеюсь, никогда, но ты сей же час соберёшься и улетишь на Пламене куда подальше, чтоб здесь даже духу твоего не было. Понял меня, хранитель?

– Дракон твой, – глухо сказал Гельхен.

– Нет, не мой. Он подчиняется твоим командам и лжёт мне, так чей же он? Вы оба видите во мне Иволгу, поэтому иногда позволяете безобразничать, словно шкодливому ребёнку, но я не чувствую Пламеня так, как должна была бы. Мне без него плохо, но терпимо. Думаю, когда вы утрясёте ваши тёмные делишки, он вернётся сюда. А я буду ждать. Так ему и передай, Феникс.

– У меня другое имя, – сквозь зубы процедил мужчина, недобро сверкая вмиг потускневшими очами.

– У тебя его вообще нет, судя по всему, но большинство наших общих знакомых именуют тебя именно так, так почему мне быть исключением?

– Потому что моё имя Гельхен, – упрямо возразил наёмник.

– Нет. И я даже сомневаюсь, что ты вообще его помнишь. Ты отрёкся от прошлого имени в наказание за смерть Иволги. Ну так вот тебе новость – никому к чёрту не нужна твоя жертва! Ни Лейм, ни Лиам, ни Родомир, ни Ферекрус не считают тебя виноватым, иначе бы давно прекратили вспоминать старое прозвище. А они упорны в своих убеждениях и тебя это бесит. Но они правы, ты – Феникс.

Он склонил голову.

– Как пожелаете, моя принцесса.

– Нет. Не твоя, – соскользнула с кровати и растворилась в темноте замковых коридоров.

Феликс осторожно разжал тонкие хрупкие на вид пальцы сестры и вытащил здоровенную книгу в кожаном переплёте с тиснёными заковыристыми буквами на обложке: «Воины-фениксы. История». Склонился и подул в ухо. Фелиша заворочалась, открыла воспалённые с ночи глаза, недоумённо хлопая ресницами.

– Тьфу, болван, – сквозь зубы процедила принцесса, ощупывая отпечатанные на щеке полосы. – А если бы я огнём пульнула?

Он пожал плечами, протянул ладонь, на которой тут же образовался комок воды.

– Без комментариев, – она вздохнула, отсаживаясь на кровати и давая место брату. Тот растянулся рядом.

Так они сидели-лежали много минут, пока солнце не сменило утренний полыхающий огненный наряд на более спокойный лимонный. Фелиша молча перебирала волосы брата. Тот задумчиво мурлыкал любимую мамину песню. Когда-то давно, вечность назад, они удирали в городской парк к пруду, чтобы просто побыть одним. Там порхание стрекоз и кваканье лягушек не мешали сидеть и молчать. Они были малы и беззаботны, впереди лежала целая вечность, чтобы сказать друг другу все те вещи, о которых они так дружно молчали. Теперь молчание было слишком пустым и болезненным. Перед ним действительно лежала вечность. Она же должна была остаться мимолётным вздохом где-то в самом её начале. Но сейчас, в наполненной утром и рассветом спальне, эта вечность ещё не раззявила бездонную пасть и не поглотила укутанный розовой поволокой воздух в воспоминаниях.

– Я возвращаюсь домой, – сказала она.

Он спокойно поднял на неё глаза. Правильно, чему удивляться, когда путей и дорог в его уже нечеловеческом мозгу отпечаталось десятки миллиардов? Он знал их все – все нехоженые тропинки и наезженные тракты, которые однажды должна будет пройти его сестра. И всё же со всем своим всезнанием он мог знать только следствие, но никак не причину поступков.

– Папе нужен кто-то хотя бы до тех пор, пока не подрастёт малышка.

– Или малыш.

– Скорей всего, оба, – заметил Архэлл, входя в спальню и без особых церемоний распихивая близнецов, чтобы втиснуться посередине.

– С чего ты взял? – недовольно поджал губы Феликс.

– Потому что десять минут назад прилетел голубь с известием. Поздравляю, у вас ещё на одних брата и сестру больше.

– Абзац! – пробормотала Фелиша. – Пожалуй, стоит передумать свои планы на будущее.

– Всегда пожалуйста. Сегодня у меня охота на гарпий. Приглашаю.

– Чур, я на Матильде!

– А мы?

– А вы – на охоте.

– Зануда.

– Провокаторы.

– Ребят, – Архэлл неожиданно обнял взъерошенных близнецов, притягивая ближе к себе. – Всё-таки здорово, что мы все родились и однажды встретились.

Фелиша и Феликс переглянулись.

Да, судьба уже раскидала каждому карты и разъединила пути, но здесь и сейчас они были вместе и новый день встречали такие же молодые и беззаботные, как и вечность назад.

– Да, это действительно здорово…

P.S. Драконья чешуя блеснула в первых лучах солнца, заиграв всеми оттенками золотого, разбилась тысячей вспышек. Пламень недовольно покосился на сидящего между спинных пластин мужчину с теми же ядовито-золотыми глазами, что и окраска его шкуры. Волосы в очередной раз сменили цвет, полыхнув почти малиновым, отразившись от расписанного зарёй неба.

– С-сволочь ты вс-сё-таки, – проникновенно заверил дракон.

Мужчина ухмыльнулся.

– И без тебя в курсе.

– Ч-щем ты не угодил в этот раз?

– Сказал, что предпочитаю драконов.

– Извращ-щенец.

– Она тоже так решила.

– И ты опять удрал, – с непередаваемым оттенком злорадства и жалости констатировал Пламень.

Его собеседник потянулся и откинулся на спину, любуясь светлеющим небом.

– Она не пропадёт, – наконец сказал он.

– Конечно, – охотно согласился золотой дракон, прорываясь сквозь полупрозрачное серебристое облако. – Ты ведь ос-ставил ей с-свой драный плащ. Неужели нельзя было с-сотворить оберег более приемлемым для человечес-ского глаза?

Мужчина хмыкнул.

– Она во всяком случае не возражала.

Глаза его непроизвольно метнулись к стремительно удаляющемуся замку. Дракон усмехнулся, заложил вираж, прощаясь с приветливой уютной Новой Валенсией.

– Куда теперь?

– К Сердцу Гор. Там остался мой меч и, возможно, какие-нибудь зацепки, где искать Мортемира.

– Диметрия, – тихо прошипел дракон. – Он с-сменил имя, как и ш-шкуру.

– Да, его любовь к смене шкур сродни змеиной.

– Кс-стати о з-смеях и их ш-шкурах, а когда ты расскажешь ей?

– Что?

– Ч-што на самом деле ты не с-сдох, Янтарин!

Золотые глаза сузились, сквозь обветренное временем лицо проступили черты огненного золотоглазого подростка, принёсшего однажды в горный храм янтарную каплю.

Огненный бог задумчиво провёл рукой по скуле – шрам исчез после активирования звезды, но рука по-прежнему тянулась загладить все неровности и бугры. Шрамы – это память, а богам нельзя помнить слишком много, иначе они не выдержат и однажды сломаются. Как уже случилось когда-то.

Он посмотрел на зелёное море леса внизу. Нерререн уже почти зализал раны, оставленные драконьим отрядом – Мать Земля пробудилась, откликнувшись на призыв своих непутёвых детей. Его раны тоже зажили. Звезда ли помогла или он сам наконец решил избавиться от памяти?

– Когда-нибудь, брат мой… когда-нибудь…

Пламень оскалился в клыкастой ухмылке и повернул к Янтарному краю.

Отшумели великих деяний века,

Позабыты герои прошедших времён.

Время стёрло из памяти их имена,

Звон мечей, песни рога, сияющий трон.

Только ветер – свидетель минувших боёв,

Гулко взвоет в полях, где седеют курганы.

В пыль рассыпалась память мерцанья корон,

Где стояли дворцы – ныне там котлованы.

Слава прошлого призрачна и неверна,

Благодарность потомков – лишь песнь менестрелей.

Плачет иволга, туги о прошлом полна.

Вот и всё, что осталось от древних напевов…