Текст книги "Янтарин"

Автор книги: Катерина Шишканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Не поз-снакомиш-шь меня с-со с-своими друзьями?

Высокий неопрятный субъект с тонким прямым носом и выпирающими из-под верхней губы клыками неприветливо оскалился. Вампир. И судя по тому, как он щурится на утреннее солнце – очень древний вампир. Чхать он хотел на законы природы, которые запрещают кровососам появляться на людях средь бела дня. Старым и прогнившим до мозга костей – таким солнечный свет не помеха.

– Как любопытно, – чуть невнятно из-за длинных клыков проговорил он, – певчая птичка Феникса всё ещё пытается шутить.

Дракон ощерился. Клыкастый ослепительно улыбнулся. Нет, ощерился в ответ.

– Удивлён моими познаниями в вашем рычании, которое вы патетично называете языком?

Фелиша отчётливо всхлипнула. Облепившие её твари удовлетворённо заворчали. Парламентёр демонстративно сложил на груди руки.

– Всё ещё не ясно? – он хищно ухмыльнулся, сильней прижал к голове тонкий венец, мерно пульсирующий опаловым светом. – Забавная вещица. Говорят, с его помощью горы свернуть можно.

Нежить за спиной шумно заклокотала.

– Отдай девочку, – Фелиша вздрогнула. Голос дракона звучал глухо и ломко.

Клыкастый выдернул принцессу у своей свиты, задумчиво провёл острым когтем по её щеке, не сводя испытывающего хищного взгляда с напрягшегося Янтарина.

– Нет, – наконец решил он. – Мне она нравится – мягкая, живая. Хорошая игрушка для крошек Ферекруса. Они на неё давно облизываются, ещё с прошлого её прихода к их старому хозяину.

Фелиша подняла глаза на своего мучителя.

– Ферекруса?

Вампир скривил губы в усмешке и склонился к уху девушки, всё так же не сводя испытующего взгляда с дракона.

– Лиам была права – ты печёшься не о тех, о ком надо, – прошептал он. Его нос, острый и длинный, сморщился от искренней, и оттого ещё более противной улыбки.

…нос…

…Ладно. Начнём с головы. Самая выдающаяся часть лица – нос. В него и попасть несложно, и бить можно по-разному – хоть в переносицу, хоть в основание. Даже такой физически слабый противник, как ты, может вырубить любую гориллу, как следует приложив по этой выдающейся части тела что кулачком, что ребром ладони. Главное не переборщить и не вмять его в череп, тогда можно звать плакальщиц. Но тебе это не светит…

Принцесса вздрогнула, сцепила зубы и что силы боднула гада в переносицу. Веллерен наверняка бы увернулся, чертыхнулся и отвесил воспитательный подзатыльник. Его собрат по крови, не ожидавший прыти от девицы голубых кровей, среагировать не успел. Поэтому, схватившись за разбитое лицо, согнулся пополам, а Фелиша, окрылённая неожиданным успехом, на прощание со всей дури хлопнула похитителя чашками ладоней по ушам.

– Это моё, – она содрала венец, плюнула в хлынувшую толпу нежити огнём и дунула под защиту дракона.

В первую секунду она замерла, соображая, где её Янтарин. Не этот же ощеренный монстр, у которого с клыков капает слюна, а глаза безумно мечут мёртвые молнии. Крылья расправились, хлопнули тугие волны воздуха, разгоняя прошлогоднюю листву, ещё сохранившуюся в весеннем лесу. Когти скребнули наст, выворачивая комья влажной земли. Он не взлетел, а словно перепрыгнул полполяны, мгновенно очутившись над недавними вымогателями. Но вместо того, чтоб выдохнуть огонь, как он делал это десятки раз перед своей всадницей, дракон раззявил пасть и… челюсти сомкнулись на какой-то бородавчатой гадине с перепончатыми лапами, разрезая тело пополам. Тварь вякнула, дёрнулась и обмякла. Задние лапы и часть туловища выпала на завизжавших товарок. Вторая часть – обмусоленная и пожёванная – шваркнулась о ближайшее дерево, выплюнутая взбесившимся драконом. Щелчок, ещё один и ещё. Конвульсивно дёргающиеся конечности, брызги тухлой крови и сукровицы заполнили полполяны и сознание принцессы. Не веря глазам, она упала на колени и её вырвало. Удирающая нечисть на принцессу внимания не обращала, спеша убраться подобру-поздорову. Не помогло. Её всё больше тошнило, в нос ударил резкий спёртый запах изрубленных на куски тварей.

– Передай падальщ-щику, что её он получит только ч-щерез мой труп, – выплёвывая каждое слово сквозь клыки, процедил Янтарин. Мутным взором Фелиша увидела вдавленного в траву вампира. Над ним горой нависал дракон. Некогда золотая его шкура стала рябой от крови убитых им созданий.

– Я не… не понимаю, – прогнусавил клыкастый. Лицо его было залито кровью, он всё больше серел и в сознании, скорей всего, держался из последних сил. Жёлтые глаза его были расширены и с ненавистью взирали на агрессивную драконью тушу.

– Фелиш-ша, переведи, – не оборачиваясь попросил Янтарин.

– Он сказал, – принцесса потёрла ноющие виски, – сказал, что Повелителю Душ до меня не добраться.

– С-слово в с-слово, Фелиш-ша, – прошипел Янтарин.

– Он говорит: "Передай падальщику, что её он получит только через мой труп".

– Уяс-снил?

– Уяснил?

– Д-да.

– И ещ-щё одно. Я ос-ставляю тебе жизнь…

– …он оставляет тебе жизнь…

– …чтобы ты с-смог передать это пос-слание…

– …чтоб ты передал это послание…

– …падальщ-щику…

– …своему хозяину…

– Фелиш-ша!

– …падальщику…

– …но я хоч-щу з-снать твоё имя…

– …он желает знать твоё имя…

– …чтобы з-снать, кого я убью при с-следующ-щей наш-шей вс-стрече…

– …ему нужно имя того, кого он собирается убить в следующий раз…

Вампир скосил взгляд на девушку. Потом медленно перевёл обратно на дракона. Впился зрачками в его поалевшие глаза. Он тоже собирался запомнить нынешнюю встречу.

– Вертэн. Моё имя – Вертэн.

– Вот и отлич-щно. Фелиш-ша, нам пора. Воздух з-сдесь смердит тухлятиной.

– Что это было?! – дракон тяжело гупал, сшибая хвостом густые высокие травы. – Какого леш-шего ты не з-свала на помощ-щь?

Принцесса молча паковала венец и рог единорога. Проклятые штуковины никак не желали лежать вместе. Витая кость то и дело бабахала лёгкими зарядами энергии, не желая мириться с куда более мощным артефактом под боком, а венец недовольно гудел и в ответ стрелял электрическими импульсами. В конце концов они подпалили ветошь, в которую их упаковывали.

– Ба-алин!

– Что?

– Обожглась, – девушка недоумённо уставилась на взбухшую волдырями пятерню.

Дракон замер, склонил голову к ладони.

– Ож-шоги артефактов дорогого с-стоят. Дай залеч-щу.

Он открыл пасть, в горлянке заклокотал огонь, такой же чистый и прозрачный, необычного янтарного оттенка, как и тот, которым дракон лечил слепоту. Но принцесса, вместо того, чтоб подставить повреждённую руку под заботливые языки пламени, дёрнулась в сторону.

– Не подходи ко мне!

– Да не прич-щиню я тебе вреда, – угрюмо рыкнул дракон. – Давай с-сюда с-свою лапу.

– Пошёл вон от меня. Я в твоей защите не нуждаюсь. И помощи мне не надо – ни от тебя, ни от Гельхена, ни от кого другого.

– Ч-што за чуш-шь ты городиш-шь, принцес-с-са?

Девушка сжала в кулак здоровую кисть.

– Чушь? Чушь?! Я горожу?!! А что городил ты там, на поляне, когда растекался по поводу, какая я теперь защищённая. Через твой труп, говоришь? Да плевала я на твой труп! И Мортемир плевал! И никому не надо пускать пыль в глаза, и доказывать, насколько ты крут. Ты уже зарекомендовал себя. Десять лет назад, помнишь? Никакие слова не заставят поверить, что ты действительно быстрее сдохнешь, чем спасёшь меня. Не смей говорить подобного, гадина! Всё ты врёшь, врёшь, ВРЁШЬ!!!

Янтарин молча смотрел, как кричащая девчонка шлёпнулась на колени, как, не замечая боли, сжала уже оба кулачка, как побежала-разлилась чёрная выгоревшая полоса травы. Пожухла и осыпалась… с тем же едва уловим хрустом, что и листва на деревьях на той поляне.

Она предпочла сразиться с выродками Вертэна самостоятельно, чем позвать его на помощь.

– Я не вру, – спокойно сказал дракон. Подумал и сел. – Ты з-сабыла – мы не умеем врать.

– А ты умеешь. Ты говоришь мне о том, что ты невиновен, но как я могу верить словам существа, которое и когтем не шевельнуло, чтобы спасти свою всадницу?

– Я не говорил, что невиновен. Я единс-ственный во вс-сём виноват…

– Именно!

– …и я приму любую твою кару.

Девушка сощурилась. Глаза дракона закрылись, голова склонилась к земле в знак подтверждения сказанного.

Кулаки разжались.

…кара?..

…языки погребального костра. Такие же алые, как фениксова кровь. Такие же алые, как пламя золотого Янтарина… Такие же алые, как его же глаза сегодня утром…

– Ты можешь играть в благородство и даже требовать себе наказания, но ничто не сможет вернуть мне мамы: ни слова, ни поступки. Я просто хочу, чтобы ты страдал так же, как и я. Как и мой брат. Как и мой отец.

– Что ж… – Янтарин лёг перед своей всадницей, положил морду на лапы, чтобы быть на одном с ней уровне. – Можеш-шь не переж-шивать. Ни проходит и минуты с-с того дня, чтобы я не думал, не перебирал в памяти, что я мог с-сделать и чего не с-сделал. Каждый вдох, выдох, каждый глоток воз-сдуха и вс-сякая мыс-сль…

Трава по поляне стала вспыхивать клочками, постепенно расширяя круг.

– Все твои мысли меня не волнуют. Ты всего лишь большая саламандра, которая научилась разговаривать, вот и всё.

– Ты глуха в с-своём гневе, принцес-с-са. Ты науч-щилас-сь с-слыш-шать меня, так поч-щему же ты не хочеш-шь с-слуш-шать?

– Что? Ты… обвиняешь… меня?

– Прош-шу: вс-слуш-шайся. Увидь моими глазами.

– Нет! Я не хочу смотреть на неё через твои воспоминания. Я не буду порочить память о ней мыслями её же убийцы.

– Феникс-с и дракон – единое целое. Я не хочу, чтоб ты с-смотрела на неё моими глаз-сами. Мы с-с Иволгой видели один мир. Вмес-сте… Я предлагаю увидеть, как видела она.

Он легонько коснулся её сознания. Фелиша вздрогнула, упёрлась ладонями в траву.

Сердце затрепетало, словно в предвкушении чего-то радостного. Стало легко и свободно…

…как же она любит летать… чувствовать ласковое дыхание ветра на лице… ощущать волю… в небе нет проблем – никто не требует ответственных решений, мудрых действий… никто не знает, как надоели ей эти бесконечные заседания, хитрые увёртки политиков, лесть придворных, людская зависть… небо – это свобода… быть вольной от всего – усталости, обиды… семьи… вечно юная, как огонь, как Феникс; навеки единая с Янтарином… и если с ним хоть что-нибудь…

– ВОН!!! Не смей! – Она схватилась за голову, словно стараясь закрыться от нахлынувших ощущений. – Нет, нет, нет, нет, – всё бормотала и бормотала, а плечи вздрагивали, будто не огонь плясал по кустам, а ледяной ветер хлестал в лицо опьянённой полётом королеве. – Ты не имел права, ты не должен был…

Сердце сжалось словно в тисках – раненое, полумёртвое сердце. Оно терзало из года в год, изо дня в день и из удара в удар, напоминая о том, какой ценой осталось биться в драконьей груди.

…пусть её муж заперся во дворце и не желает верить, что возлюбленная жена покинула этот мир, пусть дети повзрослели за несколько дней и уже никогда не смогут вернуться в детство, пусть покорёжил тело и душу глупый Феникс… все они смертны, а смертным присуще забывать. Но забыть самое себя невозможно. Нельзя от самого себя спрятаться. И вернуть себя невозможно. Словно без руки остался. И рана уже зажила, и жить калекой невыносимо…

Фелиша взвыла.

– Прос-сти, – тихо шепнул Янтарин. – Но ты должна з-снать… даже ес-сли не поймёш-шь…

– Убирайся, – она скрутилась калачом, подтянула под себя ноги и уткнулась лицом в сухую пожухлую траву. – Просто уйди, я не хочу тебя видеть. И слышать. Я хочу быть одна, хочу, чтобы всё было как раньше.

– Но ты никогда не была одна, Фелиш-ша, – дракон осторожно ткнулся носом в выставленные на защиту трясущиеся руки. – Мы вс-сегда были вмес-сте: ты и я. Поэтому я не с-сошёл с-с ума в Кулан-Таре, а ты… а ты вс-сё это время жила половинчатой жиз-снью и гонялас-сь за с-снами.

Слёзы хлынули ручьём, заливая лицо, руки, одежду, выжженную землю. И драконью чешую. Она обхватила его морду руками, не осознавая того. Вцепилась слабыми пальцами и просто плакала. Отталкивала, тут же прижималась снова и всё никак не могла остановиться.

– Поплачь, поплачь, – тихонько шептал Янтарин голосом Гельхена. Не было нужды говорить вслух, он и так знал, почему такими дикими и необузданными были эти слёзы. Первые настоящие слёзы последнего настоящего феникса. То, что связывало их воедино, и что никак не могло проявить себя, пока они были в разлуке, наконец-то вырвалось, взорвалось чистой энергией, позволило выплакать несчастной перепуганной девочке всю свою боль и обиду.

Настоящие воины не плачут. Фениксы умеют плакать только если они настоящие. Без своих драконов, своих половинок, они просто оболочки – резкие бездушные оболочки.

И Фелиша плакала, очищаясь с каждой слезой, осмысливая новую для неё правду, смиряясь с ней и принимая её.

И её дракон плакал вместе с ней…

Летели молча. Под крылом промелькнули обугленные пеньки небольшого леска, выжженный остов деревеньки и сухая кишка выпаренной реки. Принцесса дёрнулась, но дракон только заложил вираж, чтоб лучше разглядеть жуткую картинку, и полетел дальше.

– Нет с-смыс-сла с-спускатьс-ся, – пророкотал он. – З-сдес-сь уже неделю пусто, даже вороны пораз-слеталис-сь.

– Но мы здесь были совсем недавно.

– И подпалили з-сдес-сь тоже с-совс-сем недавно. Как раз-с пос-сле ваш-шего ухода.

Фелиша поёжилась.

– Кто мог такое проделать?

– Я.

– Или этот Оникс, да?

Дракон неопределённо мотнул мордой, заодно незаметно от Фелиши окидывая небо внимательным взглядом. Приметил на горизонте тёмную точку и уши у принцессы заложило от скорости.

– Оникс-с – падальщик. Понятия не имею, где некромант его откопал, но боюс-сь, что именно откопал, потому что раз-сит от этой гадины хорошо протухшей дохлятиной. Хотя, возможно, это, так с-сказ-сать, издержки производс-ства.

– Мне казалось, что некромант ищет над вами власти, поэтому и потребовал меня, – девчонка прижалась к драконьему хребту, вцепилась руками в гребень, но всё равно чувствовала, как медленно соскальзывает с обтекаемой туши.

– О, нет. С-со всеми можно договоритьс-ся, даже с-с драконами. Например, меня вс-сё ж-ше уболтали прокатить тебя на с-спине, хотя я и не с-собиралс-ся поначалу. Вс-сего-то и надо, что зас-ставить тебя прогулятьс-ся ущельем. Якобы по с-собственному ж-шеланию. Или, хе-хе, с-спус-стить с-со с-скалы.

Фелиша мотнула головой, не совсем понимая о чём сейчас болтал дракон, и краем глаза зацепила странную тёмную массу, шевелящуюся за их спинами.

– А… м-мм… мне кажется сзади кто-то есть, – заметила принцесса.

– Угу, – откликнулся её собеседник, – это гарпии. Мортемир очень их ценит – дохнут как мухи, но и плодятс-ся заразы с-с той же мушиной с-скорос-стью. Поодиночке их перебьёт и с-селянин – они их вилами от домов отгоняют – но с-скопом и с-с налёта эти твари прогнали однажды даже меня с-с водопоя. Чуть глаза не выклевали.

– Любопытно, – Фелиша задумчиво скользнула взглядом по тонким шрамам на драконьей морде. – А сейчас они чего к нам привязались? Опять захотели полакомиться твоими зенками?

Дракона явственно передёрнуло. Он фыркнул, хлопнул крыльями и забрал в сторону к зелёной кромке нерреренских лесов. Пересёк её и полетел в глубь страны, оставляя Говерлу далеко в стороне.

…Сначала они услышали визг и только потом до ушей донеслись частые взмахи сотен крыльев. Гарпии летели кучей, такой плотной, что издали казалось, будто это одно многокрылое, многоголовое существо. Оно рявкало сотней глоток и хрипело сотнями голосов. Гарпии промчались мимо даже не затормозив, унеслись вперёд на десятки футов, неожиданно чёрная масса взмыла в закатные небеса, на несколько секунд распавшись на составляющие. Фелиша прищурилась – ей показалось, что в центре расправил крылья кто-то куда более внушительный, чем маленькие поджарые бандитки. Но уже в следующее мгновение гарпии вновь облепили силуэт, смешав его со своими телами.

– Ты видел? – спросила она, опасно разжимая руки и подаваясь вперёд.

Янтарин взмахнул крыльями, замедляясь. Вскинул морду, чуть прищурился и в тот же миг чёрный клубок изнутри прорвала когтистая лапа.

Дракон зашипел – точь-в-точь рассерженная кошка и тут же рванул к гарпиям. Фелиша завизжала, но только раззадорила его.

– Фелишия, держ-жис-сь, – рявкнул он, влипая в мятые чёрные тушки. Кто-то щёлкнул раздвоенным языком над самым ухом у принцессы, стегнул по плечу. Недолго думая, девушка извернулась и залепила посягнувшей на неё твари кулачком в клювастую морду. А дракон тем временем вцепился в клубок и принялся рвать его когтями. Чёрная лапа вновь прорвалась наружу, раздирая налипших тварей, вторая нечаянно мазнула когтями по подставившемуся дракону, но тот даже не заметил – пробивался навстречу попавшему в беду. Полуослепшая от нахлынувших эмоций, Фелиша вцепилась в спинной гребень и проворно вскарабкалась на драконью голову ближе к так неожиданно взволновавшему сердце Янтарина существу. Гарпии визжали и крутились перед лицом. Несколько самых проворных коготками расцарапали губы, мазнули по бровям. Кто-то вцепился в волосы.

– Плюнь в них огнём! – не слыша саму себя заорала принцесса, и тут же каким-то шестым или седьмым чувством поняла, что нельзя – тот, кого скрывают гарпии, очень уязвим. И слишком дорог дракону. Он скребнул всеми четырьмя лапами – Фелиша едва успела обхватить руками драконью шею – и в ту же секунду гарпии разлетелись в стороны. Пусть и не надолго, но хватило времени, чтоб их узник со скоростью света рванул к земле. Рванула. Маленькая, не больше Оникса, тёмно-вишнёвая. Дракониха.

– Фелишия-я, – не своим голосом заорал Янтарин. И рванул за ней. Всадница на нём завизжала, пальцы её медленно скользили по чешуе, но дракон только прибавил прыти. Дракониха плавно развернулась в воздухе лапами вверх, крылья подломились и безвольными мятыми тряпками облепили бока. Он нагнал её уже у самых деревьев, сцепился лапами, шумно захлопал крыльями, но затормозить не успел – они вломились в лес, круша ветки деревьев. Теперь, когда они были так близко друг к другу, принцесса увидела, что шкура драконихи не вишнёвая – такая же дымчато-серая, как у Оникса, просто вся в царапинах и порезах от когтей гарпий. Дракониха открыла мутные глаза – сизые, туманные, но всё равно невероятного небесного голубого цвета. Зрачки впились в прилипшую к Янтарину девушку, чьи руки лихорадочно обнимали дракона за шею. И неумолимо соскальзывали. А он, словно забывшись, выворачивался, принимая на себя все удары деревьев – только чтоб защитить дракониху.

Пасть её ощерилась мелкими игольчатыми клыками. В Фелише неожиданно полыхнула злость. Но не её, и не Янтарина – этого лихорадило от вида истерзанной драконихи, всё остальное вообще вышибло – принцесса даже себя на какое-то время забыла, запутавшись в драконьих чувствах и мыслях. Блеснули тонкие зубки, не ожидавший подлянки, Янтарин дёрнулся и выпустил свою ношу. Дракониха затерялась в густой кроне, зацепившись спиной за ветки. Дракон досадливо рявкнул, взбил когтями землю и повернул обратно.

– Тпру, конь ретивый, – в свою очередь рявкнула Фелиша и дракон неожиданно послушался – шлёпнулся, сложив крылья и припал на лапы.

– П-сс, принцесс-с-са, с-совс-сем с-сдурела?

Крылья слабо дёрнулись, но вновь опали – ослушаться приказа феникса он не смог.

Принцесса, корчась, избавилась от сдавившей ногу верёвки, на животе соскользнула с драконьей шеи, которую к концу полёта обхватывала уже не только руками, но и ногами. Голова кружилась, желудок всё никак не желал возвращаться на место.

– Чтоб я ещё когда летала на взбесившейся ящерице! – она в сердцах пнула золотое брюхо, но только отбила палец.

– Перес-стань дутьс-ся, ты же понимаешь, что мы не могли пролететь мимо.

– У-у, дубина, – из куста ракиты высунулась расцарапанная голубоглазая морда. – Я, конечно, догадывалась, что первородство шибануло тебе в башку, но чтоб ради моего спасения ухлопать последнего феникса!..

Дракониха внимательно посмотрела на девушку, открыто и почти нахально рассматривающую её. Выгнула своё исхудалое, но всё равно гибкое тело, толстый короткий хвост стал колом и потешно загнулся на самом кончике. Маленькая, с едва наклюнувшимся на хребте гребнем, но с опасной игольчатой гривой, начинавшейся от самых ушей, которые, не в пример другим драконам, были весьма впечатляющих размеров, словно у ослика-переростка, она очень сильно напоминала облинявшего от болезни дикобраза. Возможно, Фелиша и улыбнулась бы, кабы не в кровь разбитая передняя лапа, вроде и отставленная в сторону, чтоб не привлекать внимания, но всё же не поставленная на траву.

– Нравлюсь? – немного неприятным хриплым голосом игриво спросила дракониха. В горле её едва уловимо свистело, хотя вряд ли мешало хозяйке.

– Нет. Тощая, костлявая – наверняка невкусная.

Дракониха, явно польщённая, растянула губы в оскале, призванном заменить улыбку. Во всяком случае принцессе очень хотелось так думать.

– Матильда?

Она фыркнула.

– Человеческое имечко.

– Ты его заслужила, – тихо и, как показалось Фелише, ядовито прошипел Янтарин. Дракониха чуть прищурилась, но, вопреки ожиданиям принцессы, смолчала. Предпочла сделать вид, что не поняла или не расслышала выпада.

– Здешний принц окрестил, пока я без памяти валялась, так и приклеилось, – слишком независимо, чтоб оказалось правдой, затараторила она. – Хотя мне казалось, что за пределы Нерререна ещё не успело перекинуться.

Дракон тоже подозрительно взглянул на свою всадницу. Та лишь дёрнула плечами и хитро улыбнулась.

– Ты ведь знакома с моим братом, так? Во всяком случае он о тебе знает.

– Любопытно, любопытно, значит, не только амулетик сплетничает о его благополучии, – дракониха пожевала губами, обменявшись с Янтарином странными взглядами. – Будем знакомы, Фелишия.

– Угу. Я уже поняла, что ты меня знаешь, а как тебя зовут? – не сразу поняла принцесса.

Дракониха недоумённо округлила глаза, лапа её дёрнулась к голове, словно собиралась покрутить когтем у виска.

– Фелишия меня и зовут. Да-да, не делай такое выразительное лицо. У Иволги было странное чувство юмора. Мы с ней никогда особенно не ладили, поэтому подозреваю, что свою доченьку она назвала так только с тем, чтобы поиздеваться.

– Она говорила, что назвала меня в честь своей матери.

– Твою бабку тоже называли в честь меня. Редкая была стерва, но с понятием. С ней я тоже не слишком ладила, хоть она на мне и летала.

Дракониха презрительно пфекнула и ткнулась мордой ей в руки, автоматически сжимавшие сумку с провиантом.

– Ну-ка, что тут у нас, – бормотала она, топчась на месте и боком ненавязчиво отодвигая второго товарища в сторону. Наконец тонкий её нос сунулся в горловину, она втянула воздух и явственно облизнулась, блаженно закатив полуголодные глаза. – Жрать хочу, – без обиняков сообщила дракониха и, более не отвлекаясь на пояснения своего состояния, выхватила сумку зубами, тут же и оприходовав её нехитрое содержимое.

– Оленина, прелесть какая, – она мечтательно закатила голубые глаза, мгновенно отозвавшиеся на настроение хозяйки ярким лазурным блеском. Принцесса невольно залюбовалась ими. Но ехидная тёзка всё ещё пребывала в недостаточно доброжелательном расположении духа. – Чего пялишься? – сварливо рыкнула она. – И когда успела слопать всю оленину, мне только три кусочка и осталось, проглотка.

– На себя посмотри, – обозлилась девушка. – Бочка бездонная. Вроде кости сплошные, а трескаешь, как гоблин – не жуя, не дыша и воняя по поводу размера порций.

Дракон подавился смехом и повалился на бок, лупя лапами по земле, а дракониха выпучила глаза и какое-то время сидела молча, переваривая оскорбление. Потом щёлкнула челюстью, нагнулась к девчонке и фыкнула из ноздрей паром.

– Ишь ты, смелая какая, – протянула она не то с осуждением, не то с восхищением, – это потому что Феникс с барского плеча плащик удобный подкинул или просто потому что мозгов мама-природа не отжалела?

– Фелишия, – неожиданно ощетинился Янтарин, но дракониха и так поняла, что ляпнула лишнее – задрала острый нос и независимо ухромала в сторону.

– Ой, подумаешь, обиделась, – бурчала она, яростно очищая о траву тонкую морду, – уже и слова ей не скажи, фениксу недоштопанному. И где, спрашивается, её защитничек? Я слышала, из Говерлы принцесса ушла в компании с каким-то подозрительным наёмником.

Фелиша прищурила глаза, но её дракон лишь неопределённо дёрнул головой.

– Кс-стати, Фелишия, – он явно решил обминать скользкую тему, – а с-сама-то ты ничего нам рас-с-сказать не желаеш-шь? Хотя бы о тех жарких прис-ставаниях целой с-стаи гарпий.

– Не желаю.

– Она столкнулась с ними над самой Говерлой, когда пролетала над городом, – чуть прищурившись, доложила принцесса, смаргивая неясную, но такую знакомую картинку золотых куполов столичной молельни. – Кстати, спасибо, что увела эту пакость от палаца.

– Будешь должна.

– И за брата спасибо. Ты ведь его отвозила?

– Я просто летала на охоту. А этого задохлика за компанию подвезла.

– А где гарпий подцепить умудрилась?

Дракониха резко развернулась и явно попыталась уйти от разговора во всех допустимых смыслах, но покалеченная лапа предательски подломилась и она кубарем полетела в кусты, только кончик хвоста подрагивал, как у рассерженной кошки.

– Знаеш-шь, принцесс-с-са, – задумчиво пробормотал Янтарин, – что-то и у меня в желудке бурчит. С-слетаю-ка я на охоту, а ты тут ос-ставайс-ся, вс-сю с-спину мне рас-стёрла, с-сил никаких нет. Маленькая, а какая неудобная.

Подмигнул, взмахнул крыльями, разогнав тугую волну воздуха, и взмыл в небеса.

– Улетели? – не оборачиваясь сама у себя спросила дракониха. – Ну и скатертью дорога.

Принцесса вежливо кашлянула, привлекая внимание. Фелишия встрепенулась, её хвост уполз в кусты.

– Пфла отседофа, маляфка, – невнятно проворчала она, смешивая голос с треском ломающегося дерева. Принцесса прошла вперёд и её взгляду открылось дивное зрелище – дракониха, словно заяц-переросток, точила клыки о молодую ель, обречённо хрупающую сухой корой.

– Вкусно? – ехидно осведомилась она. Фелишия окатила нахалку мрачным взглядом.

– Жрать хочу, – ещё раз сказала она. – А здесь на пять миль окрест ни одного поселения и зверьё всё ушло – Оникс разогнал, ничего кроме деревьев и травы не осталось. Не тебя же в самом деле харчить? Не в том смысле, что я убеждённая вегетарианка, а в том, что люди – создания довольно-таки нечистоплотные и есть я вас не стану ни за какие коврижки.

– Это что, такой своеобразный наезд?

– Это комплимент, – заверила Фелишия. – Посмотри на себя – вся рожа в пыли и грязи, но всё равно видно, что ты человек, мало того, скорее всего женского рода. Уже достижение.

Фелиша усмехнулась, сложила на груди руки.

– Можешь не стараться, у тебя этот номер не пройдёт.

– Какой?

– Вывести меня. То есть, можешь, конечно, просто не забывай, что я тебя слышу не только ушами и прекрасно знаю, что ты чувствуешь и о чём думаешь, – она постучала пальцем по лбу.

Дракониха покосилась на человеческую девчонку.

– Не так чётко слышишь, как хотелось бы, – наконец сказала она.

– Ну, спроси, о чём ты думаешь, – принцесса улыбнулась. – Проверь меня.

– Не хочу, – дракониха дёрнула хвостом и попыталась углубиться в лес. – Я же говорила, что хочу есть.

– Врёшь – бессовестно и нагло. Просто боишься, ты давно не общалась с моим племенем и забыла, какие мы бессовестные – вечно колупаемся в чувствах других.

Дракониха неопределенно мотнула башкой и поползла в глубь леса.

– Дай посмотреть своё крыло.

Фелишия непроизвольно дёрнулась. Повреждённое крыло, до этого из последних сил прижимаемое к телу, безвольно опало с бока, скребнув землю. Она мрачно потопталась на месте, крыло дрожало, но подыматься не желало.

– Ну и чёрти с тобой, – она ещё раз презрительно пфекнула и предельно осторожно опустилась в траву. – Иди уже сюда, вредитель.

– …Плохо, слабо, лубок ни к чёрту и вообще, кто тебя так учил повязки накладывать? Криворукая, косоглазая…

Принцесса потянула на себя верёвку, перетянувшую выбитую кость, дракониха тихонько заскулила и дёрнула лапой.

– У-у, садистка, я же пошутила, – проскулила она, но Фелиша только усмехнулась.

Вправить кость у неё силёнок не хватило, к тому же тёмная драконья туша постоянно скулила, визжала и норовила скинуть принцессу с себя, а ещё лучше – нечаянно пришлёпнуть толстым, но вёртким хвостом. В конце концов, после часа пыхтения и упрёков крыло стянули верёвкой, чтоб оно не опадало и не мешало при ходьбе, цепляясь за кусты и низкие ветви деревьев. Настроения Фелишие это не прибавило – она хмурилась и пыхтела, жаловалась на неуклюжесть девушки, плохую погоду, поганое самочувствие и долбанного Янтарина, который улетел невесть куда и благополучно обо всех забыл.

– Слушай, ну хочешь – я тебе плащ Гельхена пожертвую. Думаю он не будет против, – наконец не выдержала принцесса и потянулась за плащом, который валялся в нескольких метрах от них на земле. Но дракониха скорчила морду.

– Оставь свою рванину себе, – великодушно позволила она. – Твой дружок её не для драконов берёг.

И, пошатываясь, побрела сквозь кусты и деревья туда, где солнечные лучи пронизывали светом лесную чащу. Принцесса шагнула следом, но была неприятно удивлена направленной в нос алебардой. Хозяин оружия, заросший пыльный мужик в плотно облегающей рубахе из тонкой выделанной кожи, чуть не лопающейся на мускулистых руках, неприветливо помахал остриём перед обескураженной драконьей мордой. Ярко-рыжая шевелюра задорно курчавилась и была заплетена в неопрятные косицы, словно выхваченные из середины волосяной кудели или переплетенные между собой. Но самым запоминающимся во внешности неприветливого типа оказались ноги – их было четыре и все они нервно перебирали тяжёлыми разбитыми копытами.

10. ПЯТЕРО, КОТОРЫЕ ЛОМАЛИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

– Кентавр!? Откуда я знала, что они все такие зацикленные? – прошипела девушка, сверкая глазам в сторону отошедших четвероногих… как их охарактеризовать, принцесса не знала: грабителями они не были, потому что грабить голодную дракониху и одинокую девчонку, единственным имуществом которых была разве что пустая сумка, было попросту глупо. На преступный элемент переговаривающаяся группа тоже не походила – забраться из Феклисты в Нерререн только чтоб помародёрствовать – так же глупо, как утверждать, что кентавр – не кентавр.

– Кто ж знал, что они не любят, когда их так называют?

– Они не любят, когда на их копыта таращатся больше пяти минут и не реагируют на тычки алебардой, – так же ядовито прошипела дракониха, косясь в сторону кентавров. Те спокойно обговаривали дела насущные, совершенно не переживая по поводу сохранности пленников: а чего переживать, когда одна еле перебирает лапами, а вторая укутана крученой верёвкой от носа до лодыжек. Нечего было вспоминать уроки Гельхена и пытаться выбить глаз тому хмурому рыжему типу. Кентавр, конечно же, увернулся, но почему-то скис окончательно и велел спеленать строптивицу.