Текст книги "Собрание сочинений. Том 10"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 58 страниц)

Поражение англичан было бы еще гораздо тяжелее и едва ли вернулся бы хоть один человек, если бы не были предприняты два тактических маневра, поддержавших с обоих флангов атаку легкой кавалерии. Справа лорд Лукан приказал бригаде драгун произвести демонстрацию против русских батарей. Она прогарцовала несколько минут, потеряла от огня русских около десяти человек и поскакала обратно. Но с левого фланга два французских полка африканских егерей, принадлежащих к числу лучших кавалерийских полков в мире, видя, что их союзников бьют, помчались к ним на выручку. Они атаковали батарею, которая, будучи расположена высоко на холме против Владимирского пехотного полка, обстреливала английскую легкую кавалерию с фланга, в одно мгновение прорвались на линию орудий, зарубили шашками артиллерийскую прислугу и затем, выполнив свое задание, отступили, что они сделали бы и в том случае, если бы пехота Владимирского полка не двинулась тотчас же против них.

Вот вам снова британский способ ведения войны, каким он выявился в настоящую кампанию и уже не раз отмечался нами. Англичане сначала допускают ошибку, а затем не решаются на то нарушение тактических правил, которое одно только могло бы исправить последствия этой ошибки. Но французские стрелки тотчас же почувствовали, что нужно делать. На том фланге, где стояли они, русская кавалерия не атаковала, потому что они предупредили ее своим стремительным натиском; осторожные же кавалеристы из драгунской бригады Скарлетта только демонстрировали, а этого, конечно, было недостаточно, чтобы помешать русским уланам ударить по флангу гусар. Если бы они бросились в атаку, подобно французам, русские уланы очень скоро повернули бы обратно. Но в то время как легкой английской кавалерии было приказано проявлять отвагу, тяжелой кавалерии было приказано проявлять осторожность, в результате чего легкая бригада погибла.

На этом дело и кончилось. Русские разрушили два редута, наиболее близкие к расположению союзников, и крепко засели в двух остальных. Они удержали за собой завоеванную территорию, а лорд Раглан, не решаясь атаковать их, приказал укрепить вторую линию редутов и ограничился их обороной. Первая линия была сдана.

В этом деле поведение 93-го шотландского полка было выше всяких похвал. Встретить кавалерию, развернувшись в линию, как они это сделали, лишь отодвинув назад роту en potence [в вице буквы Г. Ред.] на своем правом фланге, не стрелять до решительного момента и затем открыть огонь с таким беспощадным хладнокровием, – на это способны лишь очень немногие войска, обладающие самыми высокими качествами, требуемыми от пехотинца. Австрийские и английские войска, вероятно, единственные, с которыми можно пойти на такой эксперимент; может быть, к ним следует присоединить еще некоторые русские войска, которым долголетняя служба дает нужную тренировку, хотя мы не припомним случая, когда они были бы подвергнуты такому испытанию и с честью вышли бы из него.

Превосходство английской и французской кавалерии над русской неопровержимо доказано описанным сражением. Три бригады союзников были приблизительно так же сильны численно, как три русских полка; и если бы они были посланы в атаку не последовательно, а одновременно, и были бы еще поддержаны выдвинутой вперед артиллерией и наступлением всей пехоты, Липранди и его войскам грозило бы быть сброшенными вниз по крутому спуску к Черной речке и испытать судьбу, уготованную Блюхером французам на Кацбахе.

Численность обеих армий была приблизительно следующая. У русских было 25 батальонов, большинство которых участвовало в сражении на Альме и которые насчитывали самое большее 14000 человек. Кавалерия в составе 24 эскадронов, прошедших по большей части весь путь от Москвы и Калуги, насчитывала наверное не больше 2400 человек. Кроме того, у русских было около 1000 казаков и 70 артиллерийских орудий.

Пехота союзников состояла из основного ядра 1-й и 4-й британских дивизий и французской дивизии Боске; кроме того в нее входило некоторое количество турок, которое можно подсчитать только приблизительно на основании данных о высадившихся турецких батальонах. С самого начала в крымской экспедиции участвовало десять турецких батальонов и, согласно донесению лорда Раглана от 18 октября, было высажено еще шесть батальонов в Балаклаве. Так как эти силы не вошли в состав осаждающей армии и не были уведены далеко от Балаклавы, то все они должны были принять участие в вышеописанном сражении, хотя после их ухода из редутов они больше не упоминаются в донесениях и не считаются достойными упоминания. В общем мы едва ли сильно ошибемся, если примем численность англичан в 6500, французов – в 3500, а турок– по меньшей мере в 6000 человек. Сюда надо еще прибавить около 1000 английских солдат морской пехоты и матросов в редутах над Балаклавой. Всего пехоты было, таким образом, 17000 или, если не считать турок, 11000 человек. Что касается кавалерии, то две английские бригады составляли около 1400 человек (в английских сводках приводится только число рядовых), африканские егеря – не меньше 800, всего – 2000 человек. Количество артиллерии – неизвестно, но, во всяком случае, она уступала русской численно, хотя далеко превосходила ее по качеству.

В общем и целом мы находим, что в данном случае союзники были никак не слабее русских, что они располагали превосходными позициями для отступления и могли бы смелой атакой, кавалерийской и пехотной вместе, добиться решительной победы, не такой, как на Альме, оставшейся без результата, а победы, которая избавила бы их от необходимости вести кровопролитное сражение, разыгравшееся 5 ноября. Теперь же они даже не окупили всего понесенного ими урона; благодаря странному сочетанию чрезмерной смелости и чрезмерной осторожности, неуместной стремительности и неуместной робости, порыва, пренебрегающего правилами военного искусства, и ученых тонкостей, упускающих благоприятный момент для действия, благодаря этой удивительной манере всегда делать не то, что нужно, и не тогда, когда нужно, характерной для всех действий союзников, они полностью проиграли сражение под Балаклавой.

Из данных о сражении 5 ноября мы можем пока только заключить, что оно явилось началом того кризиса, который, по нашим соображениям, и должен был наступить между 5 и 10 ноября. Как мы уже давно писали – а теперь это утверждает и лондонская газета «Times», – все дело сейчас будет зависеть от подвоза продовольствия и подкреплений.

Написано Ф. Энгельсом 16 ноября 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4249, 30 ноября 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Ф. ЭНГЕЛЬС
ИНКЕРМАНСКОЕ СРАЖЕНИЕ[302]302
  Первый абзац и конец статьи носят следы вмешательства редакции газеты.


[Закрыть]

Это кровопролитное сражение произошло 5 ноября, но донесения союзных военачальников и корреспондентов ведущих газет были получены в Лондоне только 23 ноября. Очень краткие описания битвы были доставлены в Америку двумя последними пароходами, но ни одно из них не было достаточно подробно, чтобы можно было составить себе сколько-нибудь удовлетворительное суждение о характере боя. Но доставленная сегодня с пароходом «Пасифик» почта дает нам возможность напечатать самые подробные отчеты о всем деле, в том числе донесения Раглана, Канробера и Меншикова, а также превосходные и яркие письма специальных корреспондентов лондонских газет «Times» и «Morning Herald», каждая из которых обслуживается на местах очень способными сотрудниками. Располагая всеми этими, а также и другими документами, мы приступаем к разбору хода сражения, чтобы дать нашим читателям возможность составить себе беспристрастное и обоснованное мнение о нем.

Как пруссаки при Йене, английские войска, стоявшие лицом к Инкерману, расположились на высотах, к которым с фронта можно подойти только по нескольким дефиле. Подобно пруссакам, англичане не позаботились о том, чтобы запять возвышенность на своем крайне левом фланге, на которую Меншиков, как Наполеон при Йене, двинул часть своей армии, заняв там до рассвета позицию против фланга неприятеля. Русские, очевидно, намеревались воспользоваться этим обстоятельством, чтобы обрушиться главными силами своей армии на фланг англичан, развернуться на занятых таким образом высотах и уничтожить, – или, по техническому выражению, «смять» – английские дивизии одну за другой по мере их подхода при совершении рокового, но неизбежного для перемены фронта маневра. Наполеон был обязан этому маневру своей блестящей победой над армией, которая при всей ее неповоротливости, медлительности и при плохом командовании все же была в то Бремя наилучшей из старых континентальных армий. Этому смелому удару способствовали быстрота маневров, осуществленных войсками, освоившимися с новым способом ведения войны, который появился на свет в ходе американской войны за независимость, французских революционных войн и благодаря самому Наполеону. Здесь, при Инкермане, Меншиков попытался с медлительными и неповоротливыми войсками таким же образом застигнуть врасплох деятельные и быстро передвигающиеся британские и французские войска, и соответственно результат оказался противоположным тому, который был достигнут при Йене.

Небрежность, допущенная англичанами при занятии их позиций, чрезвычайно позорна для их командования. Ничем нельзя оправдать ни то, что не был занят холм на южном берегу Черной речки, ни то, что не было полевых укреплений на этой важной позиции, для наступления на которую сосредоточивалось, как было хорошо известно английскому командованию, несколько тысяч русских. Как мы уже сказали, русские не замедлили воспользоваться этой небрежностью, заняв холм на северном краю цепи высот, и подвергли английские позиции обстрелу тяжелой полевой артиллерией. Британские газеты утверждают, что у русских на поле боя были 24– и 32-фунтовые орудия, но это свидетельствует лишь об их крайнем невежество в вопросах артиллерии. Перевозка их собственной артиллерии из Балаклавы в траншеи должна была бы показать им, что 24-и 32-фунтовые пушки нельзя использовать в полевых условиях, а тем более для внезапного ночного нападения. В действительности то, что они называют 24– и 32-фунтовыми орудиями, было гаубицами, калибр которых сходен с калибром 24– и 32-фунтовых пушек, но которые на самом деле представляют собой легкие полевые орудия, не более тяжелые, чем британские полевые гаубицы. Гаубицы, из которых стреляют полыми снарядами с небольшим зарядом и для которых дальность полета снаряда достигается главным образом благодаря увеличению угла прицела, могут иметь больший калибр, чем калибр пушек, из которых стреляют массивными ядрами. 24-фунтовая гаубица соответствует по весу и действию 6-фунтовой пушке, а так называемые 32-фунтовые (приблизительно 6-дюймовые) гаубицы – 12-фунтовым; эти гаубицы в русской армии приданы батареям пушек этих калибров. Это показывает, что невежество и национальное тщеславие в равной мере способствуют возникновению легенд о героях и о военной славе нации.

До сих пор все благоприятствовало русским. Их военное мастерство оказалось гораздо более высоким, чем мастерство лорда Раглана. Их план был превосходен, и он хорошо выполнялся. Удалось занять важную точку опоры и обойти фланг неприятеля. Огромное численное превосходство войск, готовых начать наступление на растянутую и слабую линию англичан в самом слабом месте, казалось, обеспечивало решающий успех. Но русские еще не знали в полной мере, с какими солдатами им приходится иметь дело. Будучи застигнуты врасплох, англичане хладнокровно переменили фронт, став лицом уже не к востоку, а к северу, и встретили атакующие колонны убийственным огнем. И началось такое сражение, какого Европа но знала со времени битвы при Альбуэре[303]303
  Битва при Альбуэре (Испания) произошла 16 мая 1811 г. между английской армией Бересфорда, осаждавшей крепость Бадахос, занятую французами, и французскими войсками маршала Сульта, шедшими на выручку крепости. Эта битва закончилась поражением наполеоновских войск.


[Закрыть], когда стойкость и храбрость британских войск ценой трех четвертей их личного состава решили успех сражения, чуть не проигранного из-за глупой самоуверенности командующего. Установлено, что при Инкермане было больше штыковых схваток, чем на Протяжении всей войны на Пиренейском полуострове, где две храбрейшие армии того времени боролись друг против друга в течение шести лет. С половины седьмого до половины десятого около 8000 англичан выдерживали натиск русской армии, в которой, как сообщают сами русские, было по крайней мере 30000 человек. Стойкость, с которой они снова и снова отражали атаки русских, часто производившиеся свежими войсками, выше всяких похвал, и вряд ли это могли бы сделать какие-либо другие войска в Европе, если не считать лучших батальонов армии Радецкого. Следует отметить, что этой храбрости способствовала выгодная позиция, с фронта, то есть с востока, защищенная неприступными высотами. Холм к северу, занятый русскими, также был отделен от этих высот несколькими оврагами, многочисленные ответвления которых вели к английской позиции. Поэтому любая наступающая колонна русских должна была пройти район, очень сильно обстреливаемый английской артиллерией, и продвигаться в сомкнутом строю до вершины высот и только там она могла бы развернуться. Русские колонны, ослабленные артиллерийским, а также, по мере их приближения, и ружейным огнем, взбирались наверх, и прежде чем они могли развернуться, огонь и штыковая атака снова отбрасывали их вниз. В этой битве обнаружилось, что на близком расстоянии пуля Минье имеет огромное преимущество над обычной ружейной пулей; последняя своим ударом с трудом убивает одного человека, в то время как пуля Минье часто убивала четыре или пять человек и наносила сильный урон имеющим значительную глубину колоннам русских.

Когда подошли британские дивизии, сражение стало всеобщим и велось на более широком фронте. Русские, которые не могли серьезно продвинуться, атаковали своим левым крылом первоначальный фронт английской позиции, между тем как их правое крыло пыталось пробиться к Севастополю. Им отчасти удалось занять высоты англичан, но они были не в состоянии выстроиться в правильные боевые порядки. Они пытались окружить и отрезать один за другим небольшие отряды британских войск. Борьба была ожесточенная и, хотя англичане сражались великолепно, они были бы уничтожены в этом неравном бою, если бы не подошла французская дивизия Боске. Зуавы и иностранный легион атаковали левое крыло русских и смяли его, а затем африканские егеря получили возможность ринуться в атаку, и русской пехоте пришлось отступить. Итак, четырнадцать тысяч союзников, потеряв треть своего состава, одержали победу над тридцатью тысячами русских, и, однако, все признают, что русские, каждый в отдельности, сражались очень хорошо и, как мы видели, их военное мастерство, поскольку дело шло о плане наступления, значительно превосходило военное мастерство союзников.

Почему же они потерпели поражение? Следует отметить, что большая часть войск, участвовавших в сражении, состояла из разбитых и павших духом остатков войсковых частей, осаждавших Силистрию, и что, конечно, корпус Данненберга, после бывшего корпуса Остен-Сакена, в настоящее время является худшим в русской армии. Но не это обстоятельство имело решающее значение. Сражение было проиграно не только благодаря храбрости англичан, но главным образом благодари тому, как русские его вели. Это была победа европейского способа ведения войны над русским. И в этом заключается характерная черта этого сражения.

Русский командующий начинает с того, что вырабатывает очень хороший план наступления, заимствованный из опыта наиболее прославленных сражений Наполеона (ведь ни у одного русского генерала не было оригинальных мыслей, даже у Суворова, оригинальность которого проявлялась только в непосредственном наступлении). Затем он приступает к осуществлению этого плана самым верным путем. Он занимает позицию на неприятельском фланге. Стратегический маневр закончен. начинаются тактические действия. И тут сразу отвергается научный, опирающийся на изучение прошлых войн способ ведения войны, способ, выработанный западной цивилизацией, и выступает вперед неприкрытое варварство. Эта блестящая армия с ее старыми воинами, многие из которых прослужили по двадцать пять лет, – этот образец плацпарадной муштры, – оказывается столь неповоротливой, столь неспособной к схваткам рассыпным строем и к борьбе небольшими отрядами, что со офицеры могут только обрушивать эту тяжелую массу на неприятеля. Оставляется всякая мысль о тактическом маневрировании: вперед, вперед, вперед, – вот все, что можно делать. Эта плотная масса живых тел, конечно, уже в силу своей компактности, представляла собой лучшую мишень, которой только мог бы пожелать артиллерист; и в то время как редкие цепи англичан, залегшие за верхушкой холма, были защищены от огня, ядра их производили опустошения в колоннах, имевших значительную глубину, убивая при каждом залпе тридцать – сорок человек, а пули Минье градом летели в противника и вряд ли хоть одна из них могла пролететь мимо мишени таких размеров. Простого натиска этой тяжелой массы должно было быть достаточно, чтобы прорвать ряды союзников. Но здесь русские столкнулись с противником, привыкшим к этому способу ведения войны. Англичане во время своих индийских войн научились выдерживать натиск плотных масс, даже превосходящих их численно. И хотя русские намного выше сикхов или белуджей, но войска, привыкшие побеждать в шесть или восемь раз превосходившие их численно силы сикхов или белуджей, конечно, могли выдержать натиск русских, превосходивших их численно в три раза, коль скоро русские применяли тактику сикхов. Когда русские колонны выходили на вершину холма, их боевые порядки уже были нарушены огнем, и нового залпа с расстояния в пятьдесят ярдов и штыковой атаки оказывалось достаточно, для того чтобы они рассеялись в беспорядке. Позднее, когда русские стали появляться в большем количестве, англичане, по примеру солдат Наполеона, строившихся в каре среди мамелюков у пирамид, стояли среди окружавшей их массы русских. Непоколебимость войск, проникнутых той уверенностью в себе, которой могут обладать лишь солдаты страны, достигшей высокого уровня цивилизации, а также превосходство вооружения и огня англичан решили дело. Русские солдаты стреляют хуже, чем какие-либо другие; они это здесь показали; ведь в противном случае они наверняка уложили бы всех находившихся тут англичан.

Вот в чем особенности инкерманского сражения и его значение. Оно показало, что слава русской пехоты блекнет. Оно показало, что, как бы Россия ни продвигалась по пути прогресса, Запад движется вперед, во всяком случае, вдвое быстрее и что Россия не может рассчитывать на успех в войне против Запада не только при равенстве сил, но даже имея на своей стороне такие преимущества, какие были при Инкермане. Не будь катастрофической гибели союзных транспортов в Черном море, этого сражения было бы достаточно, чтобы окончательно решить успех союзников в Крыму, при условии, что английские и французские генералы воздержались бы от того, чтобы совершать слишком грубые промахи. Мы еще не знаем подробностей этой тяжелой катастрофы, о которой известно только по телеграмме из Лондона, полученной нашим агентом в Ливерпуле как раз перед отходом парохода «Пасифик». Мы еще не знаем, везли ли последние корабли войска или только продовольствие и военное снаряжение, но из молчания телеграфа можно сделать вывод, что они не имели на борту войск. Но если во время этой бури погибли крупные войсковые соединения, отправленные в Крым, то, право, стихия нанесла союзникам гораздо более тяжелый удар, чем неприятель, и союзные войска у Севастополя могут погибнуть от болезней и изнурительных атак прежде, чем станет возможно послать им новые подкрепления.

Другую – и не менее серьезную – угрозу для них таит позиция, занятая немецкими державами. По-видимому, Австрия сейчас впервые обнаруживает действительную склонность порвать с западными державами и присоединиться к царю, а за ней пойдет вся Германия. Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что теперь близок момент, когда война должна принять колоссальные, ужасные размеры и охватит всю Европу своим пламенем.

Написано Ф. Энгельсом 27 ноября 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4261, 14 декабря 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Ф. ЭНГЕЛЬС
КРЫМСКАЯ КАМПАНИЯ

Со времени ожесточенного и кровопролитного инкерманского сражения на театре военных действий в Крыму не произошло ни одного сколько-нибудь важного с военной точки зрения события; но тот факт, что наступила зима, а Севастополь не взят, изменил весь характер войны, и сейчас уместно будет сделать обзор всего хода войны с момента высадки экспедиционных войск, чтобы определить, при каких обстоятельствах и с какими перспективами она вступает в предстоящую ей новую фазу. Но прежде всего необходимо добавить несколько слов к нашим прежним замечаниям по поводу последней памятной битвы. Официальные сообщения об этом событии, которые все были напечатаны в нашей газете, отличаются необыкновенной противоречивостью и отсутствием проницательности. Донесение лорда Раглана было явно составлено весьма поспешно. Перепутав фронт своей армии, обращенный к Черной, с фронтом, обращенным к Севастополю, он в этом донесении называет один и тот же фланг своей позиции то правым, то левым, так что по этому документу никак нельзя составить себе ясного представления о том, что собственно произошло. Донесение Канробера столь же расплывчато и туманно, сколь кратко, и поэтому совершенно ничего не дает; что же касается так называемого донесения Меншикова, опубликованного в «Русском инвалиде»[304]304
  «Русский инвалид» – орган военного министерства, выходил с 1813 по 1917 г. в С.-Петербурге, с 1816 г. – ежедневно.


[Закрыть], то всякий, кто задаст себе труд сравнить его с прежними сообщениями князя Меншикова, сразу увидит, что его писал другой человек. Николай, очевидно, решил, что допустил уже достаточно свободы печати, и поскольку оказалось, что говорить правду, как полагается джентльмену, отнюдь не ограждает его армию от поражений, он счел за благо вернуться к прежней системе лжи. Волей императора обычный ход событий подвергается произвольному толкованию; провалившееся наступление его полевой армии против осаждающих превращается в победоносную вылазку осажденных. Причина ясна: любой отряд, производящий вылазку, должен неизбежно отойти за свои укрепления после выполнения задания; благодаря этому отступление можно объяснить и представить естественным, в то время как при правдивом изложении фактов скрыть позор поражения было бы невозможно.

Нужно сказать, что у Николая есть все основания скрывать обстоятельства этого сражения от своего народа. Ни разу еще со времени Нарвской битвы русское оружие не испытало такой крупной неудачи. А если принять во внимание огромную разницу между русскими под Нарвой и русскими под Инкерманом, между необученными полчищами 1700 г. и вымуштрованной армией 1854 г., следует признать, что, по сравнению, Нарва кажется блестящей страницей в военной истории России. Нарва была первым серьезным поражением поднимающейся нации, решительный дух которой учился побеждать даже на поражениях. Инкерман представляется некоторым симптомом упадка в тепличном развитии, пережитом Россией со времен Петра Великого. Искусственный рост и постоянные усилия, которые делались, чтобы поддерживать внешний блеск цивилизации при варварском уровне страны, по-видимому, уже истощили се и заразили ее своего рода чахоткой. Во всех битвах нынешнего столетия, от Аустерлица и Эйлау[305]305
  Сражение под Аустерлицем 2 декабря (20 ноября) 1805 г. между русскими и австрийскими войсками (третья коалиция), с одной стороны, и французскими – с другой, закончилась победой Наполеона I. Сражение при Прёйсиш-Эйлау – см. примечание 300.


[Закрыть] до Силистрии, русские показали себя отличными солдатами. Их поражения, когда и где бы они ни имели место, вполне объяснимы; эти поражения, может быть, накладывали пятно на репутацию полководцев, но отнюдь не на честь армии. Теперь же положение совершенно изменилось. Если Балаклава доказала превосходство кавалерии союзников, если осада Севастополя в целом доказывает огромное превосходство их артиллерии, то русская пехота до последнего времени сохраняла свою добрую славу. Инкерман внес ясность и в этот вопрос. Как ни странно, русская пехота утратила свою репутацию в битве, в которой каждый русский пехотинец в отдельности дрался, может быть, храбрее, чем когда-либо. Безграничная посредственность, которая была основной отличительной чертой всех операций этой войны как со стороны русских, так и со стороны союзников, нигде еще не проявлялась столь ярко. Каждый маневр и каждый предпринимавшийся шаг приводил к результату, прямо противоположному тому, на который он был рассчитан. Затевается coup de main [внезапный удар. Ред.], но он превращается в целую кампанию, и даже в зимнюю кампанию. Дается сражение, но плоды победы скоротечны и ускользают из рук победителей менее, чем через неделю. Ведется бой за открытый город с использованием тяжелой осадной артиллерии, но прежде чем доставлен осадный парк, открытый город превращается в первоклассный укрепленный лагерь. Начинается осада; и в тот момент, когда она уже близка к успеху, от нее приходится отказаться, потому что подходит полевая армия, армия, которая вместо того, чтобы одержать победу, терпит поражение. Укрепленная позиция, занятая для борьбы с этой полевой армией, в силу своей малой протяженности превращается для полевой армии в средство обращения осаждающих в осажденных! Так уходит десять недель на ряд усилий, боев, земляных работ, планов и контрпланов; наступает зима, и оказывается, что обе армии, особенно же армия союзников, совершенно к ней не подготовлены; и единственный результат всего этого – колоссальные потери с обеих сторон, а исход кампании по-прежнему далек и неясен.

Силы союзников, переброшенные в Крым, начиная с первой высадки войск и до 5 ноября, не превышали 25000 англичан, 35000 французов и 10000 – 15000 турок, то есть от 70000 до 75000 человек в общей сложности. Когда экспедиция началась, из Англии и Франции пополнений больше не ждали; несколько батальонов и эскадронов находилось в пути, но в вышеприведенные данные они уже включены. Если и удалось в короткий срок подтянуть еще какие-либо войска, то это могли быть только турки; а к туркам, несмотря на Четате и Силистрию, ни командиры, ни войска союзников никогда не питали никакого доверия. Таким образом, по-настоящему надежной частью экспедиционных сил являются 60000 французов и англичан, и только их, в сущности, и следует принимать в расчет. Однако для целой кампании эта армия была слишком мала, а для coup de main – слишком велика. Ее невозможно было быстро погрузить на суда; нескольких месяцев, ушедших на приготовления, было достаточно, чтобы насторожить русских; и если присутствие австрийцев гарантировало Дунайские княжества и Болгарию от нападения русских, оно также гарантировало Бессарабию и Одессу от всякой серьезной опасности; ведь позиция австрийцев находилась на фланге и в тылу обоих этих операционных направлений, и поэтому никакая армия не могла бы продвинуться вперёд без того, чтобы не оказаться у них под ударом.

Таким образом, русские, по-видимому, были уверены, что все эти приготовления направлены против Севастополя; помимо него сколько-нибудь серьезная опасность грозила только Херсону и Николаеву – этим верфям русского флота. Поэтому было ясно, что приготовления русских в Крыму наверняка будут шаг за шагом следовать за приготовлениями союзников. И так оно и было, пока, наконец, намечавшийся coup de main не превратился в настоящую кампанию, осуществляемую, впрочем, – это явствовало уже из того, как она была начата, – крайне неправильно.

Союзники впервые начали постигать истинное положение вещей, когда на Альме им пришлось дать русским отойти с поля битвы в полном порядке, несмотря на то, что они были атакованы значительно превосходящими силами; первоначальный план расстроился, внезапный удар сорвался, возникла необходимость подготовиться к случайностям иного порядка. Тут начались колебания; дни растрачивались понапрасну; наконец было решено идти на Балаклаву, и преимущества сильной оборонительной позиции взяли верх над возможностью быстрого овладения Северной стороной Севастополя, господствующей над городом и являвшейся поэтому пунктом решающего значения. В то же самое время Меншиков совершил примерно такие же ошибки, предприняв свой поспешный марш к Севастополю и не менее поспешный контрмарш к Бахчисараю. Затем последовала осада. Прошло девятнадцать дней, прежде чем батареи первой параллели смогли открыть огонь, и с тех пор положение сторон оставалось примерно равным. Осада осуществлялась крайне медленно и все же отнюдь не верно. Тяжелая работа в траншеях, утомительная служба боевого охранения губительно сказывались на людях, уже ослабленных влиянием непривычного для них климата и смертоносной эпидемией, поэтому ряды союзников редели с неимоверной быстротой. Их генералы, которые рассчитывали в худшем случае на обычный урон, неизбежный в военных кампаниях, были обескуражены столь чрезмерными потерями. А медицинская и интендантская службы, особенно у англичан, оказались в полнейшем беспорядке. Со своих позиций союзники видели богатую Байдарскую долину, где в изобилии имелись крайне нужные им припасы; однако проникнуть туда они не решались. Они не могли рассчитывать на быстрое прибытие подкреплений, а русские подходили со всех сторон. Тут произошло сражение 25 октября. Русские одержали верх, треть кавалерии союзников была уничтожена. Затем последовало сражение 5 ноября, в котором русских оттеснили, но союзники понесли такие потери, каких им вторично было не выдержать. С тех пор и полевая армия русских и осаждающая армия союзников проявляют пассивность. Осада Севастополя, если она вообще осуществляется, ведется pro forma [для вида, формально. Ред.]. Вряд ли кто станет утверждать, что тот вялый, беспорядочный огонь, который союзники ведут с 5 ноября, способен нанести какой-либо ущерб оборонительным сооружениям города или даже помешать русским восстанавливать то, что было разрушено до этого. Если осада будет возобновлена, ее наверняка придется" начинать заново, с той лишь разницей, что батареи союзников, возможно, будут выдвинуты на несколько сот ярдов ближе к укреплениям, чем в начале первой осады, если только огонь из города в сочетании с непрерывными атаками со стороны Инкермана не окажется сильнее огня союзников и не уничтожит их более выдвинутые батареи.

И вот теперь, в начале декабря, союзники оказались в краю холодных зим, плохо снабженные одеждой и оборудованием, которое помогло бы им пережить это ненастное время года; ослабленные, несмотря на все полученные и еще находящиеся в пути подкрепления; понесшие огромные потери людьми; втянутые в борьбу за достижение таких целей и такими методами, о которых они и не предполагали и к которым они совершенно не подготовлены; не добившиеся ничего, ровным счетом ничего, кроме сознания индивидуального и тактического превосходства своих солдат над солдатами противника. В настоящее время они, должно быть, уже получили подкрепление в количестве 20000 солдат, главным образом французских, и ожидают новых пополнений; но если вспомнить, какими трудностями и проволочками сопровождалась первая переброска союзников в Турцию, если вспомнить также, что почти все транспорты, использовавшиеся для перевозки первой армии, были задержаны и что для войск, отправляемых на Восток в настоящее время, нужно найти новые суда, то можно заключить, что в течение некоторого времени после прибытия вышеупомянутых 20000 солдат крымская армия не получит существенных пополнений. Таким образом, силы союзников теперь составляют приблизительно 55000—60000 человек, из которых треть еще совсем недавно вела уютную гарнизонную жизнь и будет вынуждена перенести суровые испытания, прежде чем она привыкнет к лишениям бивачной жизни под зимним крымским небом. На деле, после катастрофы, постигшей английские и французские транспорты во время ужасного шторма 14 ноября, эти пополнения могут оказаться не столько усилением для армии, сколько обузой. Однако нельзя утверждать, что эта катастрофа принадлежит к разряду тех роковых непреодолимых бедствий, которые даже при самом тщательном составлении планов нельзя было ни предусмотреть, ни предотвратить. Шторм 14 ноября был вполне, естественным в это время года явлением, и то же можно сказать о бедствии, постигшем флот союзников. Самое время отплытия крымской экспедиции, после трех месяцев томительных и непонятных проволочек, сулило бури и крушения, гибель судов, экипажей, солдат и припасов. Более того, организаторов этой необычайной кампании неоднократно предупреждали о несчастных случаях, неизменно сопровождающих плавание по Черному морю в это время года. Следовательно, они и несут ответственность за все, даже за катастрофу 14 ноября, явившуюся для войск союзников пугающим напоминанием об участи, постигшей армию Наполеона во время его московского похода. Лондонская газета «Times» полагает, что 14 ноября союзники потеряли в разных пунктах Крыма тысячу человек, «не считая тех, которые попали в руки к казакам». По сообщениям той же газеты,