Текст книги "Собрание сочинений. Том 10"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 58 страниц)

Ф. ЭНГЕЛЬС
КАМПАНИЯ В КРЫМУ[299]299
  Начало данной статьи, как и ряда других, носит следы прямого вмешательства редакции «New-York Daily Tribune», стремившейся придать военным статьям Энгельса, печатавшимся в газете в качестве передовых, характер статей, написанных в США. Это отмечал еще раньше Маркс, который писал Энгельсу 22 апреля 1854 года: «Саморекламирование твоими военными статьями вошло в «конституционную» практику редакции».


[Закрыть]

Наши читатели несомненно будут поражены тем новым настроением, которым пронизаны сообщения с крымского театра военных действий, доставленные вчера пароходом «Балтик» и публикуемые сегодня на наших столбцах. До сих пор комментарии британской прессы и отчеты британских и французских корреспондентов о ходе и перспективах войны отличались высокомерием и надменной самоуверенностью. Теперь в них сквозит чувство тревоги и даже смятение. Теперь все признают, что такого превосходства союзных армий над их противниками, какое ранее провозглашалось, не существует. Севастополь оказывается сильнее, Меншиков как генерал – более способным, а его армия – гораздо значительнее, чем предполагалось. Вместо верной и решительной победы французам и англичанам теперь возможно предстоит позорное поражение. Это настроение рисует и наш ливерпульский корреспондент, англичанин, склонный ко всем патриотическим увлечениям и предрассудкам своих соотечественников, и это же настроение проявляется в весьма энергичных действиях обоих правительств, французского и английского. Делаются отчаянные усилия, чтобы ускорить переброску подкреплений к Севастополю. Из Соединенного королевства уже отправлены все солдаты до последнего; много пароходов отдано под транспорты. Вперед отправили 50000 французских солдат, и все это в надежде поспеть на театр военных действий вовремя, чтобы принять участие в последней, решающей битве.

В субботу мы поместили большое количество документов, относившихся главным образом к более ранним стадиям осады и частично успешному, но все же в общем незадачливому сотрудничеству флотов; сегодня мы их дополняем официальными донесениями о кровопролитной атаке Липранди на союзников под Балаклавой и отчетами о дальнейшем ходе боевых действий, которые, надо признаться, все были весьма неблагоприятны для союзников. Тщательное ознакомление с этими документами показывает, что сложившееся положение хотя и затруднительно для союзников и даже вызывает опасения, как мы уже не раз указывали, все же едва ли так тяжело, как это представляется нашему ливерпульскому корреспонденту. Мы не думаем, чтобы им угрожало что-нибудь худшее, чем вынужденное отступление и посадка на корабли. С другой стороны, для них все еще не исключена возможность захватить город в результате отчаянного и кровопролитного штурма. Но как бы то ни было, вопрос, по нашему мнению, должен решиться значительно раньше, чем подкрепления, отправленные из Франции и Англии, смогут прибыть в Крым. Кампания явно подошла к поворотному пункту; в результате уже осуществленных маневров, а также допущенных промахов и оплошностей ее характер определился и исход предрешен. Располагая достоверной и неоспоримой информацией об основных событиях, мы можем теперь сжато и кратко изложить весь ход борьбы.

Теперь установлено, что ко времени высадки союзников у Старого форта под командованием Меншикова в действии находилось всего сорок два батальона и два полка кавалерии, не считая некоторого количества казаков; а гарнизон Севастополя составляли морская пехота и матросы. Эти сорок два батальона принадлежали к 12-й, 16-й и 17-й пехотным дивизиям. Допуская, что каждый батальон, полностью укомплектованный, насчитывал 700 человек, мы получим в общем 29400 человек пехоты; с 2000 гусар, с казаками, артиллерией, саперами и минерами это составит армию в 32000 человек. С такими силами Меншиков не мог помещать высадке союзников, так как иначе подставил бы свои войска, без достаточного резерва, под огонь союзных кораблей. Большая армия, имеющая возможность пожертвовать частью своих сил, может выделить отряды для малой войны, выражающейся в налетах и ночных атаках против высаживающихся частей неприятеля; русские же в данном случае нуждались в каждом солдате для предстоящего генерального сражения. Кроме того, русский пехотинец менее всего пригоден для ведения малой войны; его сила – в действиях колоннами в сомкнутом строю. Что же касается казаков, то мм свойственны операции более мелкого масштаба, успех которых обычно выражается в захвате какой-либо добычи. Вместе с тем крымская кампания, по-видимому, показывает, что превращение казаков в регулярные части, последовательно проводившееся в течение последних тридцати лет, сломило у них дух индивидуальной предприимчивости и настолько подавило их, что они уже не пригодны для иррегулярной службы и еще не приспособились к регулярной службе. Они, кажется, теперь одинаково неспособны и к службе на аванпостах или в отдельных отрядах, и к атаке неприятеля в строю. Русские поэтому правильно делали, что приберегали каждую саблю и каждый штык для сражения на Альме.

На берегах этой реки 32000 русских были атакованы 55000 союзников. Соотношение сил было почти один к двум. Когда было введено в действие почти 30000 союзников, Меншиков дал приказ об отступлении. Русских к тому времени было занято не более 20000. Дальнейшие попытки удержать за собой позиции потребовали бы введения в действие всех русских резервов и превратили бы русское отступление в разгром. Когда выяснилось, что успех союзников, при их огромном численном превосходстве, предрешен, Меншиков прекратил сражение, прикрыл свое отступление резервами и, справившись с первым замешательством, вызванным на его левом фланге обходным движением Боске, «в полном порядке» оставил поле сражения, никем не преследуемый и не тревожимый. Союзники говорят, что у них не было кавалерии для преследования; но учитывая, что у русских было всего-навсего два полка гусар, – во всяком случае меньше, чем у союзников, – надо признать это оправдание не убедительным. Как и при Цорндорфе, Эйлау, Бородине[300]300
  Здесь перечислены примеры некоторых наиболее ожесточенных битв, в которых русские войска показали высокое мужество и стойкость.
  Сражение у Цорндорфа 25 (14) августа 1758 г. между русской и прусской армиями было одним из крупных сражений Семилетней войны (1756–1763). Многочисленные атаки прусских войск разбились о стойкость русской армии, нанесшей врагу своими контратаками и действиями артиллерии серьезные потери.
  Сражение у Прёйсиш-Эйлау (Восточная Пруссия) 7–8 февраля (26–27 января) 1807 г. между французскими и русскими войсками явилось одним из самых кровопролитных сражений в войне четвертой коалиции против Франции. Несмотря на огромные потери Наполеон не смог добиться решительного успеха.
  Бородинское сражение 7 сентября (26 августа) 1812 г. – крупнейшее сражение Отечественной войны 1812 г., в котором русские войска проявили высокие боевые качества и нанесли тяжелый урон французской армии; исход сражения подготовил поворот в ходе войны в пользу России и поражение наполеоновской армии, несмотря на вынужденное, но целесообразное в тех условиях оставление Москвы русской армией.


[Закрыть], русская пехота, хотя и разбитая, оправдала характеристику, данную ей генералом Каткартом, который командовал против нее дивизией и объявил ее «не способной к панике».

Но если русская пехота сохранила присутствие духа и спокойствие, сам Меншиков был в полной панике. Большая чиспенность союзников в сочетании с неожиданной решительностью и стремительностью в атаке на время расстроили его планы. Он оставил мысль об отступлении в глубь Крыма и двинулся к югу от Севастополя, рассчитывая удержать рубеж Черной речки. Это было крупной и непростительной ошибкой. Обозревая с высот Альмы все позиции союзников, он имел полную возможность определить силу своих противников с точностью до 5000 человек. Он должен был знать, что, несмотря на свое относительное численное превосходство, союзники не были достаточно сильны, чтобы оставить войска для наблюдения за Севастополем и одновременно последовать за ним в глубь Крыма. Он должен был знать, что если соотношение его сил и союзников было один к двум на морском побережье, то у Симферополя он мог бы выставить против них войско, превосходящее их вдвое. И все же, согласно его собственному признанию, он двинулся к южной стороне Севастополя. Но совершив этот отход без малейшего препятствия со стороны союзников и дав своей армии передохнуть день-два на холмах за Черной речкой, Меншиков решил исправить свою ошибку. Сделал он это путем рискованного флангового марша от Черной к Бахчисараю. Это противоречило одному из основных правил стратегии, но сулило значительные результаты. Раз уж в стратегии допущен промах, редко удается избежать его последствий. Вопрос при этом заключается лишь в том, что выгоднее – терпеть эти последствия до конца или попытаться избежать их посредством второго, но уже сознательно предпринятого неправильного движения. Мы думаем, что в данном случае Меншиков был совершенно прав, отважившись на фланговый марш в пределах досягаемости противника, чтобы покончить с нелепо «сосредоточенным» вокруг Севастополя расположением.

Но благодаря усилиям посредственных стратегов и скованных рутиной генералов передвижения обеих враждующих армий приняли формы, невиданные до сих пор в военной практике. Пристрастие к фланговым маршам, подобно эпидемии холеры, охватило оба лагеря. В то самое время, когда Меншиков решил предпринять фланговый марш от Севастополя к Бахчисараю, Сент-Арно и Раглан надумали двинуться от Катхи к Балаклаве. Русский арьергард и британский авангард встретились у Мекензиева хутора (по имени шотландца, ставшего впоследствии адмиралом русской службы), и, что в порядке вещей, авангард разбил арьергард. Поскольку мы уже подвергли в «Tribune» критическому разбору с точки зрения стратегической фланговый марш союзников, нам нет надобности теперь возвращаться к нему.

2 или 3 октября Севастополь был обложен, и союзники заняли те самые позиции, которые только что оставил Меншиков. С этого момента началась знаменитая осада Севастополя, а вместе с-ней и новый этап кампании. До этого момента союзники, при их неоспоримом превосходстве, могли делать, что хотели. Их флоты» господствуя на море, обеспечили их высадку. После высадки их численное превосходство и несомненно также более высокие боевые качества обеспечили им победу на Альме. Но теперь начало устанавливаться то равновесие сил, которое рано или поздно неизбежно устанавливается, когда армия действует в отрыве от своей базы в неприятельской стране. Правда, армия Меншикова все еще не обнаруживала себя, но ее существование делало необходимым расположение резерва на Черной фронтом на восток. Таким образом, собственно осаждающая армия оказалась значительно ослабленной и лишь не намного превосходящей по численности севастопольский гарнизон.

Недостаток энергии, отсутствие системы, особенно по части взаимодействия различных ведомств, ведающих британскими сухопутными и морскими силами, затруднения, обусловленные характером местности, а главное, непреодолимый дух рутины, присущий, как видно, британскому военному ведомству во всех его звеньях, как хозяйственных, так и оперативных, задержали начало действительных осадных операций до 9 октября. В этот день были, наконец, заложены траншеи на огромном расстоянии, в 1500–2500 ярдов от русских укреплений. Этот факт, невиданный и неслыханный в истории осадных операций, доказывает, что русские еще могли отстаивать местность вокруг крепости на расстоянии, по крайней мере, одной мили: и они действительно удерживали ее за собой до 17 октября. К утру этого дня осадные работы были достаточно подвинуты, чтобы позволить союзникам открыть огонь. Скорее всего, это было бы отложено еще на несколько дней, так как союзники в тот день отнюдь не были готовы вести огонь, но их подтолкнуло полученное из Англии и Франции известие о всеобщем ликовании по поводу предстоящего 25 октября взятия Севастополя. Это известие, разумеется, раззадорило войска, и, чтобы успокоить их, пришлось открыть огонь. В результате получилось, что союзники выставили 126 орудий против 200 или 250. Но великая аксиома Вобана, к которой англичане и французы снова и снова обращаются для успокоения общественного мнения, гласит:

«Осада – это операция, успех которой может быть рассчитан с математической точностью и является только вопросом времени, если она не нарушается извне».

Эта великая аксиома основана на другой аксиоме того же инженера, что «при осаде огонь нападения может быть доведен до превосходства над огнем обороны». Здесь же, у Севастополя, имело место как раз обратное: огонь нападения, когда его открыли, решительно уступал огню обороны. Последствия не замедлили сказаться: русские за несколько часов заставили замолчать огонь французских батарей и в течение всего дня вели почти равный бой с английскими батареями. Чтобы отвлечь внимание русских, была предпринята морская атака. Но она велась не лучше и была не более успешной. Французские корабли, атаковав Карантинный и Александровский форты, поддержали сухопутную атаку этих фортов; без этой поддержки французы несомненно встретили бы гораздо более суровый прием. Английские корабли атаковали северную часть порта, в том числе Константиновский форт и Телеграфную батарею, а также временную батарею, воздвигнутую к северо-востоку от Константиновского форта. Адмирал Дандас, человек осторожный, дал приказ своим кораблям бросить якорь на расстоянии 1200 ярдов от фортов, – он явно является приверженцем стрельбы на дальние дистанции. Но уже давно установлено, что в сражении между кораблями и береговыми батареями корабли терпят поражение, если они не могут подойти на расстояние 200 ярдов и менее от батарей, так чтобы их огонь наверняка попадал в цель и производил наибольший эффект. Итак, Дандас подставил свои корабли под сокрушительный огонь; он потерпел бы изрядное поражение, если бы на помощь ему не пришел сэр Эдмунд Лайонс, который, по-видимому, чуть ли не в нарушение приказа, приблизился, насколько было возможно, с тремя линейными кораблями к Константиновскому форту и причинил ему некоторые повреждения, понеся, в свою очередь, урон от него. Поскольку донесения британского и французского адмиралов до сих пор ни словом не обмолвились о фактических повреждениях, нанесенных фортам, приходится заключить, что и здесь, как и в Бомарсунде, береговые укрепления по Монталамберу – форты и казематированные батареи – смогли выдержать бой против вдвое превосходящего числа орудий на кораблях. Это тем более замечательно, что, как теперь уже довольно достоверно известно и отчасти уже было показано в Бомарсунде, открытая каменная кладка этих фортов не может выдержать двадцатичетырехчасовой огонь на разрушение тяжелых судовых орудий, установленных на берегу.

После этого эпизода французы почти совершенно замолкли на несколько дней. Англичане, батареи которых находились на большем расстоянии от русских линий и располагали более крупными калибрами, чем их союзники, смогли поддерживать огонь и заставить замолчать орудия верхнего яруса одного из каменных редутов. Морская атака не возобновлялась, – факт, лучше всего доказывающий уважение, которое внушили к себе казематированные форты. Защита русских сильно отрезвила победителей в сражении на Альме. На место каждого выведенного из строя орудия в дело вводилось новое. Каждая амбразура, разрушенная в течение дня неприятельским огнем, восстанавливалась за ночь. В отношении земляных работ положение у обеих сторон было почти равным, пока союзники не приняли мер к тому, чтобы добиться превосходства. Смехотворный приказ лорда Раглана «щадить город» был отменен и началась бомбардировка, которая своим сосредоточенным действием на скопившиеся массы войск и своим изматывающим характером, по-видимому, нанесла большой урон гарнизону. Кроме того, впереди батарей были высланы стрелки, чтобы, используя любое прикрытие, брать на прицел русских канониров. Как и в Бомарсунде, винтовки Минье хорошо работали, за несколько дней тяжелые орудия и эти винтовки вывели из строя большую часть русских артиллеристов. Та же судьба постигла флотских моряков, ту часть гарнизона, которая была наиболее обучена обращению с тяжелыми орудиями. Пришлось прибегнуть к обычному средству осажденных гарнизонов: пехота была поставлена на обслуживание орудий под наблюдением оставшихся артиллеристов. Но их огонь, как легко себе представить, не давал почти никакого эффекта, и осаждающие получали, таким образом, возможность продвигать свои траншеи все ближе и ближе к крепости. Как сообщают, они заложили третью параллель на расстоянии 300 ярдов от внешних укреплений. Нам пока неизвестно, какие батареи установлены в этой третьей параллели; можно только констатировать, что в правильных осадах третья параллель всегда проводится у подножия гласиса атакуемых укреплений, то есть на расстоянии около 50 или 60 ярдов от рва. Если эта дистанция была увеличена перед Севастополем, мы можем лишь усмотреть в этом подтверждение мнения некоторых британских газет, гласящего, что неправильность линий защиты, вместо того, чтобы дать британским инженерам простор в применении их изобретательных способностей, лишь сбила с толку этих джентльменов, которые умеют по веем правилам искусства сломить фронт регулярных бастионов, но ужасно теряются каждый раз, как неприятель отступает от принципов, предписанных признанными в данном вопросе авторитетами.

Раз было принято решение произвести атаку с южной стороны, надо было направить параллель и ее батареи на один или, в крайнем случае, на два точно определенных фронта обороны. Надо было атаковать сосредоточенными силами два – в самом крайнем случае три – рядом стоящих внешних форта; если бы удалось их разрушить, все остальные наружные укрепления стали бы бесполезными. Таким путем союзники, сосредоточив действие всей своей артиллерии на одном пункте, сразу легко могли добиться сильного огневого превосходства и значительно сократили бы продолжительность осады. Насколько можно судить по планам и картам, фронт, идущий от Карантинного форта до самого кончика внутренней бухты, то есть фронт, против которого французы теперь направляют свои усилия, был бы наиболее подходящим для наступления, так как разрушение его совершенно обнажило бы самый город. Сто тридцать орудий, имеющихся у союзников, сразу могли бы обеспечить им превосходство огня на этом ограниченном участке. Вместо этого желание предоставить возможность каждой армии действовать независимо от другой привело к такому, не имеющему прецедента способу осады, при котором весь вал, длиной свыше трех миль, одновременно подвергался обстрелу на всем его протяжении. Такой способ атаки – нечто невиданное и неслыханное. Ведь он дает возможность обороне одновременно ввести в действие, в обычных бастионных укреплениях и люнетах, всю имеющуюся там массу в двести пятьдесят орудий. Ведь один бастионный фронт едва ли может вместить более двадцати орудий, и при обычной осаде участвовать в обороне могут не более трех или четырех фронтов. Может быть, союзные инженеры в дальнейшем смогут привести весьма веские доводы в пользу своего странного образа действий; но пока что мы должны сделать вывод, что они были не в состоянии обнаружить наиболее слабые пункты обороны и, чтобы не пропустить их, открыли огонь по всей линии.

Тем временем к обеим сторонам подошли подкрепления. Стремительные и частично успешные атаки Липранди на аванпосты союзников показывают, что у русских имеются в наличии более крупные силы, чем те, с которыми Меншиков отошел к Бахчисараю. До сих пор, однако, они еще не достаточно сильны для победоносного сражения. Принимая во внимание успехи, достигнутые осаждающими, принимая во внимание, что урон, наносимый обороне, возрастает в геометрической прогрессии по мере приближения осаждающих к валу, принимая во внимание, что внешние укрепления все еще держатся, но внутренняя стена, по-видимому, слаба, – решительного исхода можно ожидать между 9 и 15 ноября: либо южная сторона города падет, либо же союзники потерпят решительное поражение и будут вынуждены снять осаду. Но следует иметь в виду, что подобные предсказания всегда зависят от обстоятельств, которые не могут быть вполне учтены на таком расстоянии от места действия.

Написано Ф. Энгельсом 9 ноября 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4246. 27 ноября 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Ф. ЭНГЕЛЬС
СРАЖЕНИЕ ПОД БАЛАКЛАВОЙ[301]301
  Данная статья опубликована в «New-York Daily Tribune» под заглавием «Война на Востоке».
  Первый абзац статьи носит следы вмешательства редакции газеты.


[Закрыть]

Пароход «Африка», прибывший из Европы, доставил нам известия еще за три дня, но в них не содержится никаких существенно новых вестей с театра военных действий, если не считать ужасного случая с госпиталем, в котором заживо сгорело множество больных и раненых, и других описаний неслыханных страданий. О кровопролитном и не давшем определенных результатов сражении 5 ноября, краткое известие о котором пришло с пароходом «Балтик», мы располагаем теперь небольшим донесением лорда Раглана, но еще нет обстоятельных и живых отчетов корреспондентов – участников и свидетелей событий. В Англии, так же как и во Франции, чувствуется большая тревога, – гораздо большая, чем могло бы показаться на первый взгляд, – в связи с возросшими и все продолжающими возрастать трудностями войны; упорная оборона Севастополя, который не желает пасть под натиском союзников, соперничающих в храбрости и самопожертвованиях, расценивается как весьма зловещее обстоятельство. Приведенные в этом же номере выдержки из лондонской газеты «Times» свидетельствуют о перемене настроения, о зародившихся сомнениях, которые можно было бы даже рассматривать как первые признаки отчаяния. Поскольку за отсутствием подробных данных о сражении 5 ноября мы не можем еще высказать о нем суждения, остановимся сегодня на некоторых предшествовавших ему эпизодах осады.

25 октября медлительное однообразие севастопольской осады было впервые прервано драматическим инцидентом. В этот день русские атаковали позиции, прикрывающие осадную армию союзников, и так как преимущества были на этот раз распределены более равномерно, то и результат получился совсем иной, чем в сражении на Альме: здесь сражалась почти исключительно кавалерия, тогда как на Альме кавалерия в деле совсем не участвовала. Русские были не обороняющейся стороной, а нападающей, союзники же располагали преимуществом хорошо укрепленной позиции. Правда, сражение и на этот раз, почти так же как и на Альме, закончилось вничью, но на этот раз перевес остался за русскими.

Полуостров Херсонес Гераклейский, к югу от Севастопольской бухты, отделен от крымской степи холмистой грядой, которая тянется от устья Черной речки, впадающей в Севастопольскую бухту, к юго-западу. Эта гряда отлого спускается на северо-запад, к Севастополю, юго-восточным же своим склоном, большей частью крутым и обрывистым, она обращена к Балаклаве. Для союзников, занявших Херсонес, эта гряда представляла естественный оборонительный рубеж против любой русской армии, пытающейся снять осаду. На беду «операционная база» англичан, главная гавань для их флота, центральное складочное место для их припасов были в Балаклаве, а Балаклава лежит примерно в трех милях к юго-востоку от этих холмов. Поэтому необходимо было включить Балаклаву в систему обороны. Местность вокруг Балаклавы представляет собой ряд весьма неравномерных возвышенностей, которые тянутся от южного конца упомянутой холмистой гряды почти прямо на восток и на запад вдоль побережья и, подобно почти всем крымским холмам, отлого опускаясь к северо-западу, кончаются на юго-востоке крутым обрывом. В углу, образуемом этими двумя группами возвышенностей, лежит волнистая равнина, которая постепенно поднимается к востоку, заканчиваясь обрывистым спуском в долину Черной речки.

Самой примечательной чертой этой равнины является чередование холмиков и незначительных возвышенностей, которые тянутся на северо-запад и юго-восток, соединяя цепь, которую мы называем Гераклейской, с горами на южном побережье. На этой-то возвышенности, приблизительно в трех милях к востоку и северо-востоку от Балаклавы, союзники и возвели свою первую оборонительную линию, состоявшую из четырех редутов, которые защищали пути от Бахчисарая и от верхнего течения Черной речки. В этих редутах стояли турки. Вторая линия полевых укреплений, возведенная прямо против Балаклавы, доходила до вершины угла, образуемого прибрежными холмами и Гераклейской цепью, причем последняя оборонялась стоявшей близ нее французской дивизией генерала Боске. Таким образом, если вторая линия, защищаемая английскими солдатами, морской пехотой и матросами, переходила в линию французских редутов, прикрывавших ее с фланга, то первая, турецкая линия, выдвинутая почти на две мили вперед, не только оставалась без всякой поддержки, но еще была расположена, как это ни странно, не перпендикулярно дороге, на которой мог появиться неприятель, а почти на ее продолжении, так что русские могли бы взять все четыре редута один за другим, закрепляясь всякий раз на завоеванном месте и не встречая особенно сильного сопротивления со стороны еще не взятых редутов.

Позиции союзников в сторону Балаклавы были заняты турками, стоявшими в редутах, или первой линии; высоты в непосредственной близости к Балаклаве занимала английская морская пехота; в долине к северу от Балаклавы стоял 93-й шотландский полк и несколько отрядов выздоравливающих. Далее, к северу, располагался лагерь британской кавалерии, а на Гераклейских высотах – авангард дивизии генерала Боске.

В 6 часов утра 25 октября генерал Липранди повел русских в атаку на эти позиции. Он командовал объединенной дивизией в составе шести пехотных полков (Днепровский, Азовский, Украинский, Одесский, Владимирский, Суздальский, 6-й стрелковый батальон и один батальон черноморских казаков – всего 26 батальонов), трех кавалерийских полков (11-й и 12-й гусарские и сводный уланский полк – от 24 до 26 эскадронов), около двух казачьих полков и 70 орудий, в том числе 30 двенадцатифунтовых.

Генерал Липранди послал генерала Гриббе через расположенное слева ущелье, чтобы занять тремя батальонами Днепровского полка деревню Комары, перед которой находится первый и самый сильный редут. Генерал Гриббе занял деревню, и три его батальона, по-видимому, очень спокойно провели там день, во всяком случае, в описаниях последовавшего сражения они не упоминаются ни разу.

Главная колонна, двинувшаяся сначала вдоль Черной речки, по проселочной дороге, вышла на тракт из Бахчисарая в Балаклаву. Здесь она натолкнулась на редуты, занятые турками. Так как первый редут был довольно сильно укреплен, генерал Липранди сперва открыл по нему артиллерийский огонь, а затем выслал вперед штурмующие части. Стрелковая цепь прикрывала наступавшие ротными колоннами первый, второй и третий батальоны Азовского полка, которых, в свою очередь, поддерживали с обоих флангов четвертый батальон Азовского и один батальон Днепровского полка, наступавшие сомкнутыми колоннами. После энергичного сопротивления редут был взят; то, что турки потеряли при этом 170 человек убитыми и ранеными, свидетельствует, вопреки злостным утверждениям английских газет, о мужественной защите этого редута. Зато второй, третий и четвертый редуты, построенные наспех, были взяты русскими почти без боя, и к семи часам утра первая оборонительная линия союзников была уже целиком в их руках.

Оставление этих редутов турками может принести пользу тем, что развеет укоренившееся со времени Олтеницы и Силистрии нелепое представление о чудовищной храбрости турок; но все-таки английские генералы и английская печать в данном случае ведут себя не очень красиво, внезапно обрушив свой гнев на турок. Винить следовало бы не столько турок, сколько инженеров, ухитрившихся так нелепо построить их оборонительную линию и не позаботившихся о ее своевременном окончании, а также командиров, которые подставили первую линию под сокрушительный удар, не обеспечив ей никакой поддержки.

Солдаты 93-го шотландского полка, стойкие, но медлительные, как подобает шотландцам, вступали в действие постепенно и двинулись через холмы на помощь редутам лишь тогда, когда они уже были взяты. Преследуемые и истребляемые русской кавалерией турки смогли, наконец, снова построиться на флангах у шотландцев, которые, стремясь укрыться от русского огня, залегли за гребнем небольшой складки местности, впереди всех позиций, еще занятых союзниками; поддержка у них была только с левого фланга, в виде кавалерийской дивизии. Русские тем временем развернулись в боевой порядок на высотах, на которых были расположены редуты; на левом фланге стоял Азовский полк, вправо от него Украинский, еще правее Одесский пехотный. Эти три полка заполнили собой пространство между редутами и заняли бывшую первую линию союзников. Дальше, вправо от Одесского полка, волнистая равнина благоприятствовала действиям кавалерии. Сюда были посланы оба гусарских полка, которые оказались прямо против подтянутой сюда британской кавалерии, на расстоянии приблизительно в две мили. Суздальский и Владимирский полки, часть артиллерии и только что подошедшие уланы остались в резерве.

Когда 93-й шотландский полк, усиленный батальоном выздоравливающих и турками, стал оказывать сопротивление русским, против него были брошены в атаку гусары. Но прежде чем они успели двинуться вперед, на них обрушилась тяжелая кавалерийская бригада англичан. Семьсот или восемьсот английских драгун ринулись на русских и рассеяли их в атаке, которая является одной из наиболее блестящих и успешных атак, какие только известны, принимая во внимание численное превосходство русских! Русские гусары, численность которых была вдвое больше, были рассеяны в одно мгновение. Несколько русских эскадронов, высланных против 93-го шотландского полка, были встречены спокойным шотландским залпом на расстоянии пятидесяти шагов и покатились прочь кто как мог.

Если турки бежали, то англичане пока что покрыли себя славой. Смелость шотландцев, которые встретили кавалерию даже не перестроившись в каре, стремительная атака тяжелой кавалерии – этими делами действительно можно было гордиться, тем более, что они совершены до подхода подкреплений. Но вот подошли 1-я (герцога Кембриджского) и 4-я (Кат-карта) дивизии, а также французская дивизия Боске и бригада африканских стрелков (кавалерийская). Войска выстроились в боевой порядок, и только теперь можно было говорить о встрече двух армий. После того как дивизия Боске выстроилась на Гераклейских высотах, Липранди выставил Владимирский и Суздальский полки на крайнем правом фланге на холмах, за кавалерией.

Обе армии находились друг от друга дальше, чем на расстоянии выстрела, и поэтому огонь почти прекратился, как вдруг какое-то еще невыясненное недоразумение заставило английскую легкую кавалерию броситься в бессмысленную атаку, окончившуюся поражением. Был получен приказ о наступлении, и через несколько секунд граф Кардиган повел свою легкую бригаду вверх по долине, расположенной против его позиций и защищенной с боков холмами, на которых стояли батареи, сосредоточивавшие свой огонь на лежащей внизу местности. Вся бригада состояла из 700 сабель; подойдя на расстояние выстрела к склонам холмов, она была встречена оттуда артиллерийским и ружейным огнем. Тогда она атаковала батарею, стоявшую в верхнем конце долины, выдержала огонь с двадцати ярдов, сбила с ног артиллеристов, рассеяла русских гусар, предпринявших вторичную, правда, нерешительную, атаку, и уже поворачивала обратно, как вдруг русские уланы атаковали ее с фланга. Они только что подошли и сразу напали на утомленную британскую конницу. На этот раз, несмотря на частичные успехи, англичанам пришлось отступить и русские совершенно разбили их – правда, благодаря своему численному превосходству и оплошности англичан, бросившихся без всякой цели прямо под перекрестный огонь многочисленной артиллерии. Из 700 английских кавалеристов едва ли 200 человек вернулось, сохранив боеспособность. Впредь до прибытия свежих подкреплений можно считать, что бригада легкой кавалерии уничтожена.