Текст книги "Собрание сочинений, том 15"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 61 страниц)
Ф. ЭНГЕЛЬС
БРОНЕНОСНЫЕ И ТАРАННЫЕ СУДА И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В АМЕРИКЕ
Около трех с половиной месяцев тому назад, 8 марта 1862 г., морской бой в Хэмптон-Родсе между «Мэрримаком» и фрегатами «Камберленд» и «Конгресс» завершил долгую эру деревянных военных кораблей. 9 марта 1862 г. бой между «Мэрримаком» и «Монитором» в тех же водах положил начало эре войны на море, ведущейся кораблями с железной броней[326]326
8 марта 1862 г. в бухте Хэмптон-Родс произошел бой между первым бронированным судном южан «Мэрри-мак» и состоявшей из деревянных судов флотилией северян. Во время боя были уничтожены фрегаты северян «Камберленд» и «Конгресс», остальные суда сильно повреждены. Подоспевший утром 9 марта броненосец северян «Монитор» после 4-часового боя обратил в бегство «Мэрримак». В отличие от последнего, артиллерийское вооружение «Монитора» размещалось в бронированной вращающейся башне, находившейся в центральной части судна. «Монитор» был построен по проекту инженера Эриксона.
[Закрыть].
С тех пор конгресс в Вашингтоне отпустил значительные суммы на строительство различного рода бронированных судов и окончательное приведение в боевую готовность большой железной плавучей батареи г-на Стивенса (в Хобокене, вблизи Нью-Йорка). Кроме того г-н Эриксон завершает строительство шести судов, сооружаемых по типу «Монитора», но большего водоизмещения и с двумя вращающимися башнями, каждая из которых вооружена двумя большими пушками. Спущено на воду еще одно судно с железной броней «Галена», построенное не Эриксоном и отличающееся по конструкции от «Монитора», «Галена» была придана «Монитору» сначала для наблюдения за «Мэрримаком», а затем для подавления фортов мятежников на берегах реки Джемс. Эта задача решена уже повсюду, кроме участка реки протяженностью в 7–8 миль в районе Ричмонда. Третий бронированный корабль, действующий на реке Джемс, – «Вэнгэлуч», названный сначала «Стивенс» по имени его изобретателя и бывшего владельца.
Четвертый броненосец – «Нью-Айронсайдс» строится в Филадельфии и, по-видимому, будет через несколько недель готов к плаванию. «Вандербилт» и еще одно большое паровое судно переоборудованы в «тараны». Ряд других деревянных военных кораблей, как например «Роанок», будут переоборудованы в броненосцы. Правительство Союза, кроме того, построило на реке Огайо от 4 до 5 покрытых железом канонерских лодок, уже сослуживших хорошую службу у форта Генри, форта Донелсон и при Питтсбург-Ландинге. Наконец, полковник Эллит вместе со своими друзьями оборудовал различного рода «тараны» в Цинциннати и других пунктах на Огайо. Для этого были использованы старые паровые суда, носовая часть которых заострялась и покрывалась железной броней. Эллит вооружил эти суда не пушками, а отборными стрелками, которыми столь богат Запад. Затем Эллит предложил «тараны», их экипажи и свои собственные услуги правительству Союза. Ниже мы еще вернемся к первым боевым делам этих импровизированных «таранов».
В противоположном лагере конфедераты тоже не теряли времени даром. Они начали строить новые бронированные суда и переоборудовать старые в Норфолке. Но прежде чем они успели завершить начатое здесь дело, Норфолк был взят войсками Союза, и все упомянутые суда были уничтожены. Затем конфедераты построили три мощных железных «тарана» в Новом Орлеане; четвертый – огромных размеров и отлично вооруженный – был близок к завершению, когда Новый Орлеан пал. По заключению морских офицеров Союза, последний корабль, если бы его успели привести в боевую готовность, создал бы серьезнейшую опасность для всего унионистского флота, так как вашингтонское правительство не имело возможности противопоставить этому чудовищу равного по силе противника. Стоимость его составляла два миллиона долларов, Как известно, мятежники сами уничтожили этот корабль.
В Мемфисе конфедераты выстроили не менее восьми «таранов», каждый с 4–6 пушками крупного калибра. Под Мемфисом же 6 июня произошла первая «битва таранов» на реке Миссисипи. Хотя унионистская флотилия, направлявшаяся вниз по Миссисипи, имела в своем составе пять бронированных канонерок, исход боя решили, однако, не они, а два «тарана» полковника Эллита – «Куин» и «Монарк». Из 8 «таранов» противника четыре были уничтожены, три захвачены, а один ушел. После того как канонерки унионистской флотилии вели некоторое время интенсивный артиллерийский огонь по судам мятежников, «Куин» и «Монарк» вклинились в расположение вражеской эскадры. Канонерки почти совершенно прекратили огонь, так как «тараны» полковника Эллита настолько перемешались с вражескими, что орудийная прислуга не могла отличить свои суда от неприятельских.
Как уже отмечалось выше, «тараны» Эллита не имели пушек, но зато у них на борту находилось множество отборных стрелков. Паровые машины и котлы «таранов» прикрывались лишь деревом. Все оснащение «таранов» заключалось, собственно, в мощных паровых машинах и заостренной носовой части, сделанной из дуба и покрытой железной обшивкой. Мужчины, женщины и дети тысячами устремились из Мемфиса к крутым берегам Миссисипи, чтобы отсюда, с расстояния, не превышавшего в некоторых пунктах и половины английской мили, наблюдать, затаив дыхание, за «битвой таранов». Она продолжалась едва ли более часа. Мятежники потеряли 7 кораблей и 100 человек, из которых около 40 утонули, в то время как у унионистов серьезные повреждения получил только один корабль, был ранен только один человек, а убитых вовсе не было.
Кроме одного железного «тарана», уцелевшего после морского боя под Мемфисом, конфедераты в настоящее время располагают, вероятно, еще несколькими «таранами» и бронированными судами в районе Мобила. Имеется также небольшое число канонерок в Виксберге, которым одновременно угрожают флотилия Фаррагута, плывущая вверх по реке, и флотилия Дэвиса, спускающаяся вниз по ее течению. За исключением указанных судов, флота Конфедерации более не существует.
Написано Ф. Энгельсом в конце июня 1862 г.
Напечатано в газете «Die Presse» № 181, 3 июля 1862 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКС
КИТАЙСКИЕ ДЕЛА
Незадолго до того, как начали плясать столы, в Китае, в этой живой окаменелости, началось революционное брожение[327]327
Речь идет о широком увлечении спиритизмом в Европе, особенно в Германии, в начале 50-х годов XIX века.
В 1851 г. в Китае развернулось антифеодальное освободительное движение, принявшее характер мощной крестьянской войны. В ходе войны повстанцами было создано «Небесное государство великого благоденствия» («Тайпин тянь-го») с центром в Нанкине, откуда все движение и получило название Тайпинского движения. Тайпины уничтожали маньчжурских феодалов, господствовавших в Китае, отменяли налоги, ликвидировали крупную феодальную собственность. Восстание приобрело также характерную для крестьянского движения, особенно на Востоке, религиозную окраску. Тайнинская революция, положившая начало широкой борьбе китайского народа против феодального гнета и иноземных захватчиков, оказалась, однако, не в состоянии ликвидировать феодальный способ производства в Китае. В тайпинском государстве сформировалась своя феодальная верхушка, которая шла на компромисс с господствующими классами, что явилось одной из причин упадка движения. Основной удар революции был нанесен открытой интервенцией Англии, США и Франции, вооруженные силы которых вместе с войсками китайских феодалов подавили в 1864 г. тайпинское восстание.
[Закрыть]. Само по себе это явление не было чем-то исключительным, ибо в восточных государствах мы постоянно наблюдаем неподвижность социальной базы при неустанной смене лиц и племен, захватывающих в свои руки политическую надстройку. В Китае господствует чужеземная династия[328]328
Вторжение в начале XVII в. на территорию Китая маньчжурских племен привело к установлению в стране господства маньчжурской Цинской династии (1644–1911).
[Закрыть]. Почему бы после 300 лет не возникнуть движению, направленному к свержению этой династии? Движение с самого начала имело религиозную окраску, но это черта, общая для всех восточных движений. Непосредственными причинами возникновения движения, очевидно, послужили: европейское вмешательство, опиумные войны[329]329
«Опиумные» войны – захватнические войны против Китая, которые вела Англия одна в 1839–1842 гг. и совместно с Францией в 1856–1858 гг. и 1860 году. Поводом к так называемой первой «опиумной» войне послужило уничтожение китайскими властями в Кантоне запасов опиума, принадлежавшего английским купцам. Воспользовавшись поражением отсталого феодального Китая, английские колонизаторы по окончании первой «опиумной» войны навязали ему неравноправный Нанкинский договор (1842), предусматривавший открытие для английской торговли пяти китайских портов, переход острова Гонконг в «вечное владение» Англии и уплату Китаем огромной денежной контрибуции. По дополнительному договору 1843 г. Китай обязывался предоставлять иностранцам право экстерриториальности.
Вторая и третья «опиумные» войны (см. примечания 9 и 8) явились дальнейшим шагом на пути закабаления Китая и превращения его во 2-й половине XIX в. в зависимую полуколониальную страну.
[Закрыть], вызванное ими потрясение существующего правительственного режима, утечка серебра за границу, нарушение экономического равновесия в результате ввоза иностранных товаров и т. д. Парадоксально, что опиум, вместо усыпляющего, оказал пробуждающее действие. Оригинальными в этой китайской революции в действительности являются только ее носители. За исключением смены династии, они не ставят себе никаких задач. У них нет никаких лозунгов. Народным массам они внушают еще больший ужас, чем старым властителям. Все их назначение сводится как будто к тому, чтобы застойному маразму противопоставить разрушение в уродливо отвратительных формах, разрушение без какого-либо зародыша созидательной работы. Для характеристики этих «бичей божиих» приведем следующие выдержки из письма г-на Харви (английского консула в Нинго) г-ну Брусу, английскому посланнику в Пекине.
Вот уже три месяца, пишет Харви, как Нинго находится в руках революционных тайпинов. Здесь, как и везде, где воцарялись эти разбойники, опустошение было единственным результатом их господства. Ставят ли они себе еще какие-нибудь цели? Господство неограниченных и необузданных эксцессов с их стороны кажется им действительно столь же важным, как уничтожение чужих жизней. Этот взгляд тайпинов в действительности никак не вяжется с иллюзиями английских миссионеров, сочиняющих басни о том, что тайпины осуществят «освобождение Китая», «возрождение империи», «спасение народа» и «введение христианства». В результате своей десятилетней трескучей и никчемной деятельности они все разрушили и ничего не создали.
Правда, продолжает г-н Харви, в официальных сношениях с иностранцами тайпины выгодно отличаются от мандаринов известной прямотой поведения и энергичной суровостью, но этим и исчерпывается список их добродетелей.
Как оплачивают тайпины свои войска? Их солдаты не получают жалованья, а живут добычей. Если завоеванные ими города богаты, солдаты утопают в изобилии; если города бедны, они проявляют образцовое терпение. Г-н Харви спросил одного хорошо одетого солдата-тайпина, любит ли он свое ремесло. «А почему бы и нет? – ответил тот. – Я забираю все, что мне нравится; а если я встречаю сопротивление, то…», – и он сделал рукой жест, означающий отсечение головы. И это не пустая фраза. Человеческая голова для тайпина стоит не более, чем кочан капусты.
Ядро революционной армии составляют регулярные войска– старые, прослужившие много лет и испытанные в боях солдаты. Остальная масса состоит из молодых рекрутов или крестьян, насильственно взятых в армию во время набегов. Вожаки систематически отсылают набранные в какой-нибудь завоеванной провинции войска в другую, отдаленную провинцию. Так, повстанцы в Нинго говорят в настоящий момент на двадцати различных диалектах, в то время как диалект Нинго сейчас впервые раздается в отдаленных районах. В каждом районе местные оборванцы, бродяги и негодяи добровольно присоединяются к тайпинам. Дисциплина требует повиновения только во время службы. Вступление в брак, так же как и курение опиума, запрещены тайпинам под страхом смертной казни. Жениться можно будет только тогда, «когда будет восстановлена империя». В качестве возмещения тайпины получают в течение первых трех дней после взятия города, жители которого не успели своевременно бежать, carte blanche [свободу действий. Ред.] на учинение каких угодно насилий над женщинами и девушками. По истечении трех дней все лица женского пола насильственно удаляются из городов.
Внушать ужас – такова вся тактика тайпинов. Их успех основан исключительно на действии этой пружины. Средством устрашения служит, прежде всего, появление сразу большими массами в каком-либо определенном месте. Сперва высылаются эмиссары, чтобы тайком разведать дорогу, посеять тревожные слухи, произвести то здесь, то там поджоги. Если мандаринам удается схватить и казнить этих эмиссаров, им на смену тотчас появляются другие, покуда либо мандарины вместе с городским населением не убегут прочь, либо, как это было при взятии Нинго, наступившая деморализация не облегчит победу повстанцам.
Главным средством устрашения является пестрая шутовская одежда тайпинов. У европейцев она вызвала бы только смех. Но на китайцев она действует как талисман. Эта шутовская одежда дает повстанцам поэтому больше преимуществ в бою, чем могли бы дать им нарезные пушки. Прибавьте ко всему еще длинные, косматые, черные или выкрашенные в черный цвет волосы, дико сверкающие глаза, заунывный вой, напускную ярость и неистовство, – и этого будет достаточно, чтобы насмерть перепугать чопорного, смирного, педантически размеренного китайского обывателя.
Вслед за эмиссарами, сеющими панику, появляются нарочно преследуемые беженцы из деревень, рисующие в преувеличенном виде численность, силу и свирепость приближающегося войска. А когда в городе вспыхивает пожар и его гарнизон выступает в поход под впечатлением этого ужасного зрелища, вдали показываются, наводя ужас, отдельные пестрые чудовища, появление которых оказывает магнетическое действие. В надлежащий момент сотни тысяч тайпинов, вооруженных ножами, пиками и охотничьими ружьями, с дикими криками бросаются на полуживого от страха противника и сметают все на своем пути, если только не наталкиваются на сопротивление, как это имело место недавно в Шанхае.
«Сущность тайпинства», – говорит в заключение г-н Харви, – «это абсолютная химера (nothingness)».
Тайпин – это, очевидно, дьявол in persona [во плоти. Ред.], каким его должна рисовать себе китайская фантазия. Но только в Китае и возможен такого рода дьявол. Он является порождением окаменелой общественной жизни.
Написано К. Марксом во второй половине июня – начале июля 1862 г.
Напечатано в газете «Die Presse» № 185, 7 июля 1862 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
К. МАРКС
СКАНДАЛ
Лондон занят сейчас одним из тех характерных скандалов, которые возможны только в стране, где старые аристократические традиции врастают в современное буржуазное общество-Corpus delicti [Состав преступления, вещественное доказательство. Ред.] – Синяя книга парламентского комитета, содержащая доклад о сооружении набережной Темзы и о прокладывании вдоль берега реки, в центре города, новой улицы, которая должна соединить Вестминстерский мост с Блэкфрайарским[330]330
Имеется в виду: «Correspondence relating to the Works under the Thames Embankment Bill, and to Plans for facilitating the Passage and Traffic or opening better Communication between Whitehall and Bridge Street». London, 1862 («Переписка относительно работ, проводимых в соответствии с биллем о сооружении набережной Темзы, а также проектов облегчения пешеходного и транспортного движения или улучшения сообщения между Уайтхоллом и Бридж-стрит». Лондон, 1862).
[Закрыть]. Этот план, требующий огромных затрат, сразу разрешает несколько задач: благоустройство Лондона, очищение Темзы, улучшение санитарных условий, создание великолепного проспекта и, наконец, прокладывание новой магистрали. Это избавило бы Стрэнд, Флит-стрит и другие параллельные Темзе улицы от перегруженности экипажами и т. п. – перегрузки, которая становится с каждым днем все более и более опасной и напоминает нам сатиру Ювенала о римлянине, пишущем перед выходом из дому свое завещание, потому что существует большая вероятность, что он либо попадет под колеса, либо будет убит каким-нибудь свалившимся на него тяжелым предметом [Ювенал. «Сатиры», сатира III. Ред.]. Так вот, в этом месте, которому предстоит такая метаморфоза, – на северном берегу Темзы, к востоку от Вестминстерского моста и в конце Уайтхолла – расположены городские резиденции нескольких крупных аристократов с дворцами и спускающимися до самой Темзы парками. Эти господа в общем и целом, конечно, приветствуют план, ибо осуществление этого плана за счет государства улучшило бы непосредственное окружение их «mansions» [ «вилл». Ред.] и повысило бы таким образом ценность этих последних. Но их тревожит лишь одно. Они требуют, чтобы проектируемое строительство было прервано в тех местах, где вновь прокладываемая городская улица намечается непосредственно вдоль их собственных владений и привела бы их таким образом в соприкосновение с «misera contribuens plebs» [ «жалким людом, платящим налоги». Ред.]. Олимпийская отрешенность этих «fruges consumere nati» [ «рожденных для вкушения плодов» (Гораций. «Послания»). Ред.] не должна нарушаться ни видом, ни шумом, ни дыханием занятого делом простонародья. Во главе этих благородных сибаритов находится герцог Баклу, который, будучи самым богатым и могущественным, пошел дальше всех в своих «скромных» требованиях. И что же? Парламентский комитет составляет свой доклад в духе требований герцога Баклу! Новое строительство должно быть прервано там, где оно причинило бы беспокойство герцогу Баклу. В состав этого комитета палаты общин входят лорд Роберт Монтегю, родственник герцога, и сэр Джон Шелли, депутат от одной части Лондона – от Вестминстера. Этому последнему пора уже теперь позаботиться о железном панцире, чтобы защитить себя на ближайших выборах от приготовленных для него армстронговских бомб из гнилых яблок и тухлых яиц. Вот что пишет о докладе комитета даже «Times»:
«Эта Синяя книга – настоящий лабиринт. Самый доклад состоит из восьми строк. Остальное представляет собой хаос большей частью ничего не значащих пристрастных высказываний разных свидетелей и экспертов. Нет ни указателя, ни анализа, ни аргументов. Какой-то бесконечный поток болтовни и ни одного факта, который можно было бы проверить, ни одного суждения, на которое можно было бы положиться. Иногда кажется, что вот услышишь, наконец, действительно компетентное мнение, – но тут внезапно вторгается комитет и отказывается выслушать какой бы то ни было отзыв, не соответствующий желаниям герцога Баклу. Книга представляет собой объемистое и тяжеловесное suppressio veri [сокрытие истины. Ред.]. Она составлена с явной целью помешать всякому деловому обсуждению этого вопроса в парламенте. Для этого из нее выброшены даже все чертежи, которые обещано опубликовать лишь post festum [задним числом. Ред.] – надо полагать, уже после парламентских дебатов».
Этот скандал заставил жителей Лондона поставить два вопроса. Во-первых, кто этот герцог Баклу, этот великан, личные прихоти которого противопоставляются интересам трех миллионов человек? Кто этот гигант, который один вызывает на поединок весь Лондон? С именем этого человека не связано воспоминание ни об одной парламентской битве. Он восседает в палате лордов, но принимает так же мало участия в ее делах, как евнух в радостях сераля. Ответы, которые он давал комитету, свидетельствуют о совершенно исключительном недостатке фосфора в его мозговом веществе. Итак, кто же «that man Buccleuch?» [ «этот Баклу». Ред.] – как бесцеремонно вопрошает лондонский кокни [обыватель. Ред.]. Ответ: отпрыск внебрачных детей, которых «merry monarch» (веселый монарх) Карл II прижил с Люси Парсонс, с самой бесстыдной и порочной из своих любовниц. Вот кто такой «that man Buccleuch»! Второй вопрос, поставленный лондонцами, гласил: как приобрел этот герцог Баклу свою «виллу» на Темзе? Ибо лондонцы помнят, что земля под этой «виллой» составляет собственность короны и еще восемь лет назад находилась в ведении королевского департамента lands and woods [земель и лесов. Ред.].
Ответ на этот второй вопрос не заставил себя долго ждать. Здешняя печать не стесняется в подобных случаях, Для характеристики не только самого существа дела, но и того тона, в каком английская печать обсуждает столь щекотливые вопросы, я приведу дословно цитату из «Reynolds's Newspaper» за прошлую субботу:
«Привилегия герцога Баклу чинить препятствия благоустройству Лондона возникла всего лишь семь или восемь лет тому назад. В 1854 г. герцог получил в аренду дом Монтегю на Уайтхолле, применив при этом маневр, который бедного человека наверное привел бы на скамью подсудимых в Олд-Бейли. Но господин герцог имеет годовой доход в 300000 ф. ст. и, кроме того, еще ту заслугу, что он отпрыск Люси Парсонс, бесстыдной фаворитки «веселого монарха». Дом Монтегю составлял собственность короны, и в 1854 г. было точно известно, что участок, на котором он стоит, предназначается под общественные здания. Поэтому г-н Дизраэли, бывший тогда канцлером казначейства, отказался подписать составленный для герцога договор об аренде. Тем не менее, d'une maniere ou d'une autre [каким-то образом. Ред.] договор был подписан. Г-н Дизраэли пришел в негодование и прямо заявил в палате общин, что его преемник Гладстон жертвует интересами общества ради частных интересов герцога. Г-н Гладстон ответил в свойственном ему иронически-елейном тоне, что подписывать названный договор, действительно, не следовало. Однако имелись, по-видимому, какие-то основания, сделавшие этот шаг необходимым. Было назначено парламентское расследование, и – о ужас! – оказалось, что подписан договор не кем иным, как самим г-ном Дизраэли.
Но тут-то мы и сталкиваемся с вышеупомянутым, отдающим уголовщиной вплоть до Олд-Бейли маневром благородного отпрыска Люси
Парсонс! Г-н Дизраэли заявил, что он решительно не помнит, чтобы договор был им подписан. В то же время, однако, он признал подлинность своей подписи. Никто не сомневается в честности г-на Дизраэли. Как же разрешить эту загадку? Оказывается, что благородный отпрыск Люси Парсонс поручил какому-то агенту или другу подсунуть договор об аренде дома Монтегю с кучей бумаг, подписываемых канцлером без прочтения. Так г-н Дизраэли подписал документ, не имея ни малейшего понятия о его содержании! И таким-то путем отпрыск Люси Парсонс приобрел привилегию противопоставлять своп прихоти интересам трех миллионов лондонцев. Парламентский комитет сыграл роль раболепного орудия его наглости. Если бы на пути, вместо жульнически приобретенной виллы одного Баклу, стояли жилища 1000 рабочих, они были бы тотчас же безжалостно снесены, а их владельцы выброшены на улицу без единого гроша возмещения».
Написано К. Марксом в начале июля 1862 г.
Напечатано в газете «Die Presse» № 189, 11 июля 1862 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
К. МАРКС
НЕДОПУЩЕНИЕ ДЕБАТОВ О МЕКСИКЕ И СОЮЗ С ФРАНЦИЕЙ
Лондон, 16 июля
Одним из самых удивительных изобретений английского парламентаризма является count out (подсчет). Что такое count out? Если в палате общин присутствует менее 40 членов, то они не составляют кворума, то есть собрания, правомочного принимать решения. Когда какой-нибудь независимый депутат вносит предложение, которое одинаково неприемлемо для обеих олигархических фракций, для Ins и Outs (для тех, кто входит в правительство, и для тех, кто находится в оппозиции), тогда обе они по взаимному соглашению устраивают так, что в день дебатов происходит постепенный размен депутатов, alias [иначе говоря. Ред.] – они удаляются. Как только очищение скамей достигает необходимого максимума, government whip (правительственный кнут), то есть член парламента, которому данный кабинет поручил надзор за парламентской дисциплиной, подает знак заранее выбранному для этой цели собрату. Собрат-парламентарий поднимается и самым невинным тоном просит chairman (председателя) произвести подсчет присутствующих депутатов. Подсчет производится, и что же? Оказывается, что налицо меньше 40 членов. На этом дело кончается. Нежелательное предложение устранено, причем обе партии, и правительственная и оппозиционная, избегли тяжелой и компрометирующей необходимости голосовать против него.
На вчерашнем заседании «count out» был выполнен особенно любопытным способом. Лорд Р. Монтегю объявил, что он выступит в этот день с требованием обсудить новые дипломатические документы по поводу интервенции в Мексике. Он начал свою речь следующими словами:
«В прошлую субботу палате была представлена последняя Синяя книга о Мексике, так что депутаты теперь в состоянии обсуждать мексиканский вопрос. Я знаю, что правительственная и оппозиционная партии договорились между собой провалить мое предложение посредством count out. Но я надеюсь, что палата, в сознании лежащего на ней долга, не потерпит подобного маневра в столь важном деле».
Однако лорд Р. Монтегю просчитался. После того как выступил он сам и Лейард ответил ему от имени правительства, а Фицджералд произнес несколько официальных фраз от имени тори, поднялся Кинглек (либеральный депутат). Вступительную часть своей речи он закончил такими словами:
«Все эти переговоры, разоблаченные теперь благодаря представленным документам, служат разительным примером тех приемов, к каким прибегает французское правительство, чтобы использовать свои связи с нашей страной в качестве средства для поддержания императорского трона.
Для французского правительства крайне важно отвлечь внимание французского народа от внутренних дел тем, что оно указывает ему на свои великие деяния за границей, но еще важнее для французского правительства показать, что оно совершает эти деяния по соглашению с одной из великих почтенных держав».
Едва Кинглек вымолвил эти слова, как один «достопочтенный» член палаты внес предложение «подсчитать» число присутствующих депутатов. И что же? Оказалось, что палата растаяла и в ней осталось всего-навсего 33 человека. Внесенное лордом Монтегю предложение было убито тем самым count out, против которого он протестовал при открытии дебатов.
Кроме прерванной речи Кинглека, действительный интерес представляла только речь Р. Монтегю. В ней содержится следующее важное разъяснение по поводу фактического положения дел:
«Сэр Чарлз Уайк заключил с Мексикой договор. Из раболепства перед Луи Бонапартом этот договор не был ратифицирован лордом Джоном Расселом. Сэр Ч. Уайк заключил указанный договор после того как Франция, установив связь с главой реакционной партии Альмонте, вступила тем самым на путь отмены общего соглашения между Англией, Францией и Испанией. Лорд Джон Рассел сам заявил в одном официальном уведомлении, что этот договор удовлетворяет всем справедливым требованиям Англии. Однако в своей переписке с Тувенелем он обещал, согласно желанию Бонапарта, пока что не ратифицировать договор. Он разрешил Тувенелю сообщить об этом решении Законодательному корпусу. Более того, лорд Рассел унизился настолько, что обещал Тувенелю прервать всякие сношения с сэром Ч. Уайком до 1 июля 1862 г. – срок, в течение которого Тувенель мог бы дать свой ответ. Тувенель ответил, что Бонапарт не оспаривает права Англии действовать сепаратно, но возражает против заключенного сэром Ч. Уайком англо-американского договора. Тогда Рассел приказал задержать ратификацию договора, в то время как Уайк ожидал ее».
Англия, сказал лорд Монтегю далее, использует свое влияние для того, чтобы взыскать с мексиканского государственного казначейства суммы по обязательствам, незаконно добытым Морни «и, быть может, еще более высокопоставленными лицами во Франции» при посредничестве швейцарского биржевого дельца Жеккера.
«Все это мексиканское дело», – продолжал он, – «было начато без ведома парламента. Первая война, не санкционированная парламентом, имела место в 1857 году. Пальмерстон оправдывал это тем, что война ведется в Азии. Теперь тот же самый принцип применяется к Америке. В конце концов, он будет применен и к Европе. Парламентский режим превращается, таким образом, в пустой фарс, поскольку вместе с контролем над войнами народное представительство теряет и контроль над денежным кошельком».
Лорд Монтегю заключил свою речь следующими словами:
«Я обвиняю правительство в том, что оно сделало нас союзниками палача французской свободы, а теперь дает возможность этому бессовестному авантюристу утверждать деспотизм в чужой стране. Оно связывает нашу судьбу с судьбой человека, который вызывает отвращение людей и которого ожидает мщение неба».
Написано К. Марксом 16 июля 1862 г.
Напечатано в газете «Die Presse» № 198, 20 июля 1862 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого