Текст книги "Собрание сочинений. Том 12"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 64 страниц)

К. МАРКС
ВОПРОС ОБ ИОНИЧЕСКИХ ОСТРОВАХ

Лондон, 17 декабря 1858 г.

Судебное дело г-на Уильяма Хадсона Гёрнси, иначе Вашингтона Гёрнси, привлеченного к уголовной ответственности за кражу из библиотеки британского министерства колоний двух секретных донесений – одного от 10 июня 1857 г., другого от 18 июля 1858 г., – адресованных бывшему правительству лорда Пальмерстона сэром Джоном Юнгом, лордом верховным комиссаром Ионических островов, только что рассматривалось Центральным уголовным судом под председательством барона Мартина и закончилось оправданием обвиняемого. Процесс представлял интерес как с политической, так и с юридической точки зрения. Следует напомнить, что едва лишь гомеровский г-н Гладстон покинул Лондон с целью выполнить возложенную на него чрезвычайную миссию по водворению мира на Ионических островах[434]434
  На Ионических островах, находившихся с 1815 г. под английским протекторатом, так же как и в самой Греции, в 50-х годах нарастало национальное движение за объединение с Грецией. В ноябре 1858 г. на острова был послан со специальной миссией Гладстон. Хотя законодательное собрание Корфу (главного острова Ионических островов) единодушно высказалось за объединение с Грецией, английскому правительству удалось затянуть решение этого вопроса на ряд лет. Ионические острова были переданы Греции только в 1864 году.
  Называя Гладстона «гомеровским», Маркс имеет в виду, по-видимому, то обстоятельство, что Гладстон являлся автором только что вышедшей тогда книги: «Studies on Homer and the Homeric Age». Oxford, 1858 («Очерки о Гомере и гомеровской эпохе». Оксфорд, 1858).


[Закрыть], как на столбцах «Daily News», подобно скифской стреле, пущенной невидимой рукой, появилось донесение сэра Джона Юнга, в котором он предлагал отказаться от протектората над островами и передать их Греции, предварительно, однако, отрезав лучший кусок от них – Корфу – и присоединив его к колониальным владениям Великобритании. Велико было всеобщее удивление. Часть лондонской прессы, враждебная тайной дипломатии, поздравила кабинет лорда Дерби со смелым шагом, раскрывавшим тайны дипломатических замыслов, a «Morning Star», исполненная наивного энтузиазма, объявила даже, что в Соединенном королевстве наступила новая эра международной политики. Однако сладкозвучная похвала была немедленно же заглушена резкими и злобными голосами критики. Враждебная министерству пресса жадно ухватилась за «предумышленную грубую ошибку», как она назвала этот шаг, который, по ее словам, имел целью не что иное, как уничтожение прежде всего политической независимости г-на Гладстона и его временное удаление с парламентской арены; а в то же самое время его собственные приспешники посредством бессовестного маневра, исполненного чисто макиавеллиевского коварства, должны-де были помешать выполнению возложенной на него миссии опубликованием документа, сразу поставившего его в ложное положение как по отношению к его партнеру в предстоящих дипломатических переговорах, так и по отношению к общественному мнению Англии и международному праву Европы. Чтобы погубить слишком доверчивого соперника, писали «Times», «Globe», «Observer» и враждебная министерству газетная мелюзга, кабинет Дерби, не колеблясь, совершил такую бестактность, которая при данных обстоятельствах явилась не чем иным, как предательством. Как мог г-н Гладстон вести переговоры, когда ионийцы не только узнали, что Британия уже заранее приняла решение, по когда и влиятельные ионийские патриоты были скомпрометированы предательским разглашением того факта, что они согласились с планом, который сводился к расчленению семи островов? Как он мог вести переговоры, когда Европа непременно стала бы протестовать против такого нарушения Венского трактата, в силу которого Англия становилась отнюдь не собственником Корфу, а всего лишь протектором семи островов, и который навсегда установил карту территориального деления Европы? Появление этих газетных статей было действительно встречено протестами со стороны России и Франции.

Отметим en passant [между прочим. Ред.], что Венский трактат, единственный признанный в Европе кодекс международного права, представляет собой одну из самых чудовищных fictiones juris publici [фикций международного права. Ред.], когда-либо известных в летописях истории человечества. О чем говорится в первой статье этого трактата? О свержении Бонапартовской династии с французского престола на вечные времена; однако на нем восседает Луи-Наполеон, основатель Второй империи, признанный и именуемый братом всеми коронованными особами Европы, принятый ими с лаской и поклонами. Другая статья обусловливает, что Бельгия дарована Голландии на вечные времена; между тем вот уже на протяжении восемнадцати лет отделение Бельгии от Голландии является, в свою очередь, не только fait accompli [совершившимся фактом. Ред.], но и узаконенным фактом.

Далее, Венский трактат предписывает, чтобы Краков, присоединенный к Австрии в 1846 г., навсегда оставался независимой республикой; и последним, но не менее важным условием трактата является то, что Польша, включенная Николаем в состав Российской империи, должна быть независимым конституционным королевством, связанным с Россией только личной унией через династию Романовых. Таким-то образом лист за листом вырывался из этой священной книги европейского jus publicum [международного права. Ред.], и на нее ссылаются лишь тогда, когда это обусловлено интересами одной партии или слабостью другой.

Кабинет Дерби явно колебался: принимать ли ему незаслуженные похвалы одной части прессы или опровергать незаслуженную клевету другой. Однако после недельных колебаний кабинет решился на второе и официально объявил, что донесения сэра Джона Юнга были опубликованы без ведома кабинета и что в настоящее время производится расследование относительно виновника этой преступной проделки. В конце концов виновник был открыт в лице г-на Уильяма Хадсона Гёрнси; он был судим Центральным уголовным судом и обвинен в похищении донесений. В результате кабинет Дерби выходит из борьбы победителем, после чего судебный процесс теряет свой политический интерес. Однако в связи с этим судебным процессом отношения между Великобританией и Ионическими островами снова привлекли к себе внимание всего мира. О том, что план сэра Джона Юнга не был плодом его личной фантазии, убедительно свидетельствует следующий отрывок из публичного обращения его предшественника, сэра Генри Уорда, к Ионическому собранию 13 апреля 1850 года:

«Я не уполномочен говорить от имени британской короны о том далеком будущем, перспектива которого лишь туманно обрисована в адресе, когда оторванные друг от друга представители греческой нации снова смогут с согласия европейских держав объединиться в одну могущественную империю. Но мне нетрудно высказать свое собственное мнение» (он говорил от имени британской короны), «что если такое событие лежит в пределах человеческих возможностей, то монарх и парламент Англии одинаково благожелательно отнесутся к тому, чтобы ионийцы снова заняли свое место в качестве членов новой державы, которая, в свою очередь, займет тогда надлежащее место в мировой политике».

Тем временем гуманные чувства, питаемые Великобританией к островам, нашли свое выражение в подлинно австрийской жестокости, с какой сэр Генри Уорд подавлял происходившее тогда на островах восстание. Из населения в 200000 душ 8000 были наказаны через повешение, приговорены к сечению плетьми, тюремному заключению и изгнанию; женщин и детей секли до крови. Чтобы меня не заподозрили в преувеличении, я процитирую одну британскую газету, а именно «Morning Chronicle» от 25 апреля 1850 года:

«В нас вызывают содрогание те ужасные меры наказания, которые налагались военно-полевыми судами по распоряжению лорда верховного комиссара. В ряде случаев несчастных преступников приговаривали к смертной казни, ссылке и телесным наказаниям без всякого судебного разбирательства, в других же случаях – путем ускоренного судопроизводства на основании закона военного времени. 21 человек были приговорены к смертной казни и большое число лиц подвергнуто другим наказаниям».

Но зато британцы хвастаются тем, что они-де осчастливили ионийцев свободной конституцией и развили их материальные ресурсы до уровня, представляющего яркий контраст с жалким экономическим состоянием самой Греции. Кстати, что касается конституции, то лорд Грей в то время, когда ему была поручена торговля конституциями для всей колониальной империи Великобритании, счел неудобным обойти Ионические острова; но он только вернул им то, что Англия много лет тому назад обманным путем отняла у них[435]435
  В 1799 г. русская эскадра адмирала Ф. Ф. Ушакова освободила Ионические острова от власти французов. Ушаков провозгласил на островах республику и ввел конституцию, предоставлявшую им широкое самоуправление, В 1807 г. острова снова были отданы под власть Франции, и Наполеон I фактически упразднил эту конституцию. В 1815 г. острова были переданы Англии, которая установила над ними свой протекторат и ввела там новую конституцию, облекавшую неограниченной властью британского представителя на островах – лорда верховного комиссара. Нараставшее на островах недовольство чужеземным владычеством вынудило английское правительство (в котором Грей занимал пост министра военных дел и колоний) провести там в 1849 г. реформу, несколько расширявшую местное самоуправление и избирательные права ионийцев.


[Закрыть].

В силу договора, составленного графом Каподистрия и подписанного Россией в Париже в 1815 г., протекторат над Ионическими островами поручался Великобритании на точно оговоренном условии, что она будет твердо придерживаться конституции, данной островам Россией в 1803 году. Первый же британский лорд верховный комиссар, сэр Томас Мейтленд, отменил эту конституцию и заменил ее другой, облекавшей его неограниченной властью. В 1839 г. иониец, шевалье Мустоксидис в своей «Pro memoria», напечатанной 22 июня 1840 г. по решению палаты общин, утверждает:

«Ионийцы не пользуются привилегией, которой общины Греции обычно пользовались даже во времена турецкой тирании, а именно, привилегией избирать своих собственных должностных лиц и правом самоуправления, но подчинены чиновникам, которых ставит над ними полиция. У них было отнято предоставленное в весьма узких пределах муниципальным корпорациям каждого острова право самим распоряжаться своими доходами, и чтобы сделать их еще более зависимыми, эти доходы были переданы в ведение государственного казначейства».

Что касается развития материальных ресурсов, то достаточно будет сказать, что Англия, фритредерская Англия, не постыдилась обременить ионийцев вывозными пошлинами, – варварский прием, которому, казалось бы, место лишь в финансовом кодексе Турции. Так, например, коринка, главный продукт торговли островов, обложена вывозной пошлиной в 22¹/₄ %.

«Проливы», – говорит один иониец, – «которые образуют как бы главный путь для островов, теперь заперты по методу застав, так как в каждой гавани введены транзитные пошлины, наложенные на товары всех наименований и видов, которыми обмениваются между собой острова».

Но это еще не все. В течение первых двадцати трех лет британского управления налоговое обложение увеличилось втрое, а расходы – в пять раз. Позднее произошло некоторое сокращение обложения, но затем в 1850 г. образовался дефицит, равный половине всего прежнего налогового обложения, как это явствует из следующей таблицы:

*[Первый год британского протектората.]

Итак, вывозные пошлины на их собственные продукты, транзитные пошлины между отдельными островами, рост налогового обложения и непосильные расходы – таковы экономические блага, которые Джон Буль даровал ионийцам. По словам своего оракула с Принтинг-хаус-сквер[436]436
  Принтинг-хаус-сквер – площадь в Лондоне, местонахождение главной редакции газеты «Times».


[Закрыть], Джон Буль захватывает колонии единственно с целью воспитать их в принципах народной свободы; но если мы обратимся к фактам, то увидим, что пример Ионических островов, подобно Индии и Ирландии, доказывает лишь, что ради того, чтобы быть свободным у себя дома, Джон Буль должен порабощать народы за пределами своего государства. Так, в тот самый момент, когда он обрушивается со всей силой своего благородного негодования на шпионскую систему Бонапарта в Париже, он сам вводит ее в Дублине.

Юридический интерес судебного процесса, о котором идет речь, сосредоточен на одном пункте: защитник Гёрнси признал факт похищения десяти копий донесений, но доказывал невиновность своего клиента тем, что у него не было намерения использовать их для личных целей. Если бы виновность в воровстве зависела только от того, с каким намерением была незаконно присвоена чужая собственность, то уголовное право в этом отношении зашло бы в тупик. Почтенные граждане, сидевшие на скамье присяжных, едва ли собирались произвести такую революцию в условиях собственности; своим решением они хотели лишь заявить, что общественные документы являются собственностью не правительства, а общества.

Написано К. Марксом 17 декабря 1858 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5526, 6 января 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС
ВОЗБУЖДЕНИЕ В ИРЛАНДИИ

Лондон, 24 декабря 1858 г.

Правительству, которое, подобно нынешнему британскому министерству, представляет уже разложившуюся партию, всегда легче отказаться от своих старых принципов, чем порвать свои старые связи. Водворившись на Даунинг-стрит, лорд Дерби несомненно принял решение загладить ошибки, которые в прошлом сделали его имя притчей во языцех в Ирландии; что же касается его генерал-атторнея для Ирландии, г-на Уайтсайда, известного своим непостоянством, то он, ни на мгновение не задумываясь, отрекся бы от клятв, связывавших его с оранжистскими ложами[437]437
  Маркс намекает на то обстоятельство, что Дерби, будучи в 1830–1833 гг. главным секретарем по делам Ирландии, проводил репрессивную политику в отношении ирландского народа. По акту о приостановке конституционных гарантий (Coercion act), который Дерби в 1833 г. провел через парламент, в Ирландии запрещалась свобода собраний, вводились осадное положение и военные суды и приостанавливалось действие Habeas Corpus Act.
  Оранжистские ложи – см. примечание 428.


[Закрыть]. Но дело в том, что приход к власти лорда Дерби дал в то же время определенной клике правящего класса сигнал броситься вперед и захватить посты, только что освободившиеся вследствие вынужденного ухода другой клики. Образование кабинета Дерби означало, что все правительственные места должны были быть распределены между членами пестрого сборища, все еще объединенного названием партии, утратившим всякий смысл, сборища, которое по-прежнему шло под общим истрепанным в лохмотья знаменем, хотя на деле его членов не связывало ничего, кроме воспоминаний о прошлом, клубных интриг, а главное, твердой решимости поделить между собой земные блага, приносимые новыми должностями. Поэтому лорд Эглинтон, сей Дон-Кихот, жаждавший воскресить в торгашеской Англии рыцарские турниры, должен был занять в Дублинском замке высокий пост лорда-наместника Ирландии, а лорд Нейс, известный как самый ярый приверженец ирландского лендлордизма, должен был стать его премьер-министром. Отбывая из Лондона, эта достойная чета, arcades ambo [два сапога пара (Вергилий. «Эклоги»). Ред.], разумеется, получила от своих повелителей настойчивый совет бросить свои причуды, вести себя прилично и не волновать своих хозяев никакими неожиданными выходками. Мы ге сомневаемся, что путь лорда Эглинтона через пролив был устлан благими намерениями, и он тешил свой ребяческий ум мечтами о вице-королевских побрякушках; со своей стороны лорд Нейс по прибытии в Дублинский замок решил лишь убедиться в том, что массовая очистка поместий, сожжение крестьянских коттеджей и беспощадное выселение их бедных обитателей идет надлежащими темпами. Но поскольку партийная необходимость вынудила лорда Дерби назначить неподходящих людей на неподходящие места, эта же партийная необходимость сразу поставила этих людей в ложное положение, каковы бы ни были их личные намерения. До этого оранжизм подвергся официальному осуждению за свою назойливую лояльность; само правительство оказалось вынужденным открыто признать эту организацию незаконной, и ей весьма бесцеремонно было объявлено, что она больше никому в этом мире не нужна и должна исчезнуть. Но достаточно было прихода к власти торийского министерства и водворения пресловутых Эглинтона и Нейса в Дублинском замке, как надежды приунывших, было, оранжистов ожили. Солнце снова засияло для этих «истинных тори»; им казалось, что, как в дни Каслри, они будут безраздельно властвовать в стране, и день реванша для них заметно придвинулся. Шаг за шагом они заставляли бестолковых, слабых и потому опрометчивых представителей Даунинг-стрит продвигаться с одной ложной позиции на другую, пока, наконец, в одно прекрасное утро мир не был потрясен прокламацией лорда-наместника, объявлявшей Ирландию, так сказать, на осадном положении и посредством обещанных наград в 100 и 50 ф. ст. превращавшей ремесло шпиона, осведомителя, клятвопреступника и провокатора в самое выгодное занятие на Зеленом Эрине [древнее название Ирландии. Ред.]. Едва только появились объявления с обещанием наград за раскрытие тайных обществ, как один негодяй по имени О'Салливен, аптекарский ученик в Килларни, донос на своего собственного отца и на нескольких молодых людей из Килларни, Кенмэра, Бантри и Скибберина, как на участников огромного заговора, которые, – действуя в тайном сговоре с флибустьерами, подвизавшимися по ту сторону Атлантического океана, – вознамерились будто бы, подобно г-ну Брайту, не только «американизировать английские учреждения», но и присоединить Ирландию к образцовой республике. В результате сыщики в графствах Керри и Корк принялись за работу, начались ночные аресты, наводились тайные справки; с юго-запада охота на заговорщиков перекинулась на северо-восток; в графстве Монахан разыгрывались комические сцены, и встревоженные жители Белфаста своими глазами видели, как провели по улицам несколько десятков школьных учителей, клерков и приказчиков и засадили их в тюрьму. Еще больше ухудшила дело таинственность, в которую облекалось судопроизводство. Ни одного из арестованных не отпустили на поруки, ночные облавы стали обычным явлением, все судебные расследования держались в тайне, копии с документов, на основании которых производились аресты, обычно никому не выдавались, судьи метались между своими судебными камерами и приемными Дублинского замка, и об Ирландии в целом можно было сказать то, что сказал о Белфасте защитник обвиняемых в этом городе г-н Риа: «Мне сдается, что за последнюю неделю британская конституция покинула Белфаст».

Однако сквозь всю эту шумиху и всю эту таинственность все более и более проглядывает беспокойство правительства, уступившего давлению своих легковерных ирландских агентов, в свою очередь оказавшихся простой игрушкой в руках оранжистов, и не знающего, как выпутаться из нелепого положения, не потеряв одновременно своей репутации и своих портфелей. Сперва было объявлено, будто опасный заговор, имевший свои разветвления по всей территории Ирландии с юго-запада до северо-востока, исходил из американствующего Феникс-клуба[438]438
  Феникс-клуб – ирландское тайное общество, возникшее из разгромленных после 1848 г. революционных ирландских клубов; объединяло главным образом мелких служащих, приказчиков и рабочих. Общество было связано с ирландскими революционными эмигрантами в США. В 1858 г. в результате пропаганды лидера фениев Стефенса большинство членов клуба вступило в тайное фенианское братство.


[Закрыть]. Затем заговор якобы превратился в возрождение риббонизма[439]439
  Риббонизм (от слова ribbon – лента) – возникшее в конце XVIII в. в Северной Ирландии движение ирландских крестьян, объединенных в тайные организации (участники этих организаций носили в качестве эмблемы полоску зеленой материи). Движение риббонистов являлось одной из форм народного сопротивления произволу английских лендлордов и насильственному сгону арендаторов с земли. Риббонисты нападали на помещичьи усадьбы, организовывали покушения на наиболее ненавистных лендлордов и управляющих. Однако деятельность риббонистов носила чисто местный, разобщенный характер без какой-либо общей программы действий.


[Закрыть]; теперь же это нечто совсем новое, совсем неизвестное, а потому еще более страшное. Об ухищрениях, к которым вынуждено прибегать правительство, можно судить по маневрам правительственного органа, дублинской газеты «Daily Express»[440]440
  «The Daily Express» («Ежедневный экспресс») – английская ежедневная правительственная газета, издавалась с 1851 г. в Дублине.


[Закрыть] которая день за днем угощает своих читателей вымышленными россказнями об убийствах, вооруженных грабежах и ночных сборищах. Однако, к великой досаде газеты, убитые люди встают из своих могил и на ее же страницах протестуют против того, чтобы редакция разделывалась с ними подобным образом.

Может быть, и существует такая организация, как Феникс-клуб, но во всяком случае значение ее очень невелико, поскольку само правительство нашло уместным удушить этого Феникса в его же собственном пепле. Что же касается риббонизма, то это движение никогда не опиралось на тайных заговорщиков. Когда в конце XVIII века протестантские «Предрассветные парни» [Peep-O'Day boys] объединились для войны против католиков на севере Ирландии, в противовес им возникло общество «защитников»[441]441
  «Предрассветные парни» (Peep-o'-Day boys) – название членов реакционных протестантских (пресвитерианских) организаций, возникших в Северной Ирландии в 80-х годах XVIII в. для борьбы против католиков. Находя открытую поддержку у лендлордов и молчаливую поддержку со стороны английского правительства, разжигавшего и поощрявшего в своих интересах религиозную рознь среди ирландцев, члены этих обществ обычно на рассвете (отсюда название «Предрассветные парни») вламывались в дома католиков и громили их под предлогом поисков оружия, которое по закону было запрещено иметь католикам.
  «Защитники» («Defenders») – название членов организаций ирландских католиков, возникших в 80-х годах XVIII в. с целью защиты против «Предрассветных парней».


[Закрыть]. Когда в 1791 г. «Предрассветные парни» растворились в среде оранжистов, «защитники» превратились в риббонистов. Наконец, когда в наши дни британское правительство открыто порвало с оранжизмом, общество риббонистов, лишившись основы своего существования, распалось само собой. Чрезвычайные меры, принятые лордом Эглинтоном, могут, правда, оживить риббонизм, как могут его оживить и нынешние попытки дублинских оранжистов поставить английских офицеров во главе ирландской полиции и заполнить ее ряды своими сторонниками. В настоящее время в Ирландии нет тайных обществ, за исключением обществ в сельской местности. Но обвинять Ирландию за возникновение в ней подобных обществ было бы не более логично, чем обвинять лес за то, что в нем растут грибы. Ирландские лендлорды объединились для жестокой и беспощадной войны против бедняков-арендаторов или, как они называют это, для производства экономического эксперимента – очищения страны от лишних ртов. Они намерены столь же бесцеремонно истреблять мелких арендаторов-ирландцев, как иная служанка истребляет насекомых. Со своей стороны, эти несчастные, доведенные до отчаяния, пытаются оказать слабое сопротивление, образуя разбросанные по стране тайные общества, которые в состоянии совершать лишь акты индивидуальной мести.

Но если заговор, который пытаются раскрыть в Ирландии, и является чистейшей выдумкой оранжистов, то благодаря наградам, обещанным правительством, этот плод фантазии может принять ощутимые формы. Шиллинги и джин сержанта-вербовщика менее способны заманить кого-либо из королевской черни на службу в королевские войска, чем награда за раскрытие ирландских тайных обществ способна создать те общества, которые нужно раскрыть. В недрах каждого графства немедленно появляются предатели, которые, выдавая себя за революционных делегатов, бродят по сельским округам, вербуют членов, приводят их к присяге, доносят на эти жертвы, приводят их на виселицу и кладут деньги, обагренные кровью, к себе в карман. Чтобы дать представление об этой банде ирландских осведомителей и о влиянии на них правительственных наград, достаточно привести выдержку из одной речи сэра Роберта Пиля в палате общин:

«Когда я был главным секретарем по делам Ирландии, было совершено убийство в местности между Карриком-на-Шуре и Клонмелем. Некий г-н… питал смертельную ненависть к г-ну… и нанял четырех человек за плату в две гинеи каждому, чтобы убить его. По обоим берегам реки Шура проходили дороги из Каррика в Клонмель; на каждой дороге он поставил по два человека, так что его жертва не могла ускользнуть. Таким образом несчастный был предательски убит, и это ужасное преступление настолько взволновало страну, что правительство назначило награду в 500 ф. ст. за выдачу каждого убийцы. И, поверите ли, сам же злодей, подкупивший четырех убийц, явился и донес на них, после чего их казнили, а я собственноручно заплатил в моей канцелярии в Дублинском замке сумму в 2000 ф. ст. этому чудовищу в образе человека».

Написано К. Марксом 29 декабря 1858 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5530, 11 января 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского