Текст книги "Собрание сочинений. Том 12"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 64 страниц)
К. МАРКС
ПРОЕКТ РЕГУЛИРОВАНИЯ ЦЕН НА ХЛЕБ ВО ФРАНЦИИ
Французский император только что приступил к осуществлению своего любимого проекта, а именно проекта регулирования цен на хлеб по всей Империи. Идею этого регулирования он ясно изложил еще в 1854 г. в своей речи к Законодательному корпусу в связи с объявлением войны России. Его тогдашнее заявление по данному вопросу заслуживает упоминания, и ниже мы его воспроизводим:
«Я особенно рекомендую вашему вниманию систему, принятую сейчас городом Парижем, ибо если она, как я надеюсь, распространится по всей Франции, то она в будущем предупредит те резкие колебания цеп на зерно, которые в периоды изобилия вызывают застой в земледелии из-за низких цен на пшеницу, а в неурожайные годы являются причиной тяжких страданий бедных классов вследствие ее дороговизны. Эта система состоит в том, чтобы создать во всех крупных населенных пунктах кредитные учреждения под названием Хлебопекарные банки (Caisse de la boulangerie), которые в годы недостатка продуктов смогут снабжать население хлебом по цене неизмеримо более низкой, чем официальная рыночная цена, при условии, что в годы изобилия цена его будет несколько выше рыночной цены. Так как хорошие урожаи в общем более часты, чем плохие, то легко понять, что компенсировать пониженные цены будет нетрудно. Помимо этого получится огромный выигрыш от того, что будут существовать кредитные общества, которые, вместо того чтобы стремиться получать выгоду от повышения цен на хлеб, будут, как и все, заинтересованы в его дешевизне, ибо, в противоположность тому, что наблюдалось до настоящего времени, эти общества будут получать доход в урожайные годы и терпеть убыток в годы дороговизны».
Принцип, выраженный в этих словах, заключается в том, чтобы продавать хлеб «неизмеримо» ниже его рыночной цены в неурожайные годы и лишь «немного» выше этой самой цены в годы урожайные, причем надежда на выгодную компенсацию проистекает из предположения, что число урожайных годов значительно превысит число плохих. Когда императорским декретом еще в декабре 1853 г. был учрежден Хлебопекарный банк в Париже, максимальная цена на четырехфунтовую булку была установлена в 40 сантимов; владельцы пекарен получили право требовать за свои потери компенсацию от Банка, который, в свою очередь, создал необходимый для этого фонд, выпустив облигации, гарантированные муниципалитетом Парижа, а этот последний, со своей стороны, учредил гарантийный фонд за счет новых займов и повышения акцизных сборов на предметы потребления, взимаемых у парижских застав. Кроме того, некоторая сумма была непосредственно отпущена правительством из средств государственного казначейства. К концу 1854 г. эти долги парижского муниципалитета вместе с денежными суммами, отпущенными правительством, уже достигли общей суммы в восемьдесят миллионов франков. Тогда правительство было вынуждено пойти на попятный и повысить максимальную цену булки сначала до 45, а затем до 50 сантимов. Таким образом, парижское население должно было частично отдавать в форме возросших акцизов то, что оно экономило на цене хлеба, остальная же Франция должна была выплачивать общий благотворительный налог в пользу столицы в форме прямой правительственной субсидии парижскому муниципалитету. Однако этот опыт полностью провалился: цены на хлеб в Париже были выше официального максимума в плохие годы с 1855 по 1857 г. и ниже его в период хороших урожаев 1857 и 1858 годов.
Ничуть не смущаясь неудачей этого опыта в сравнительно малом масштабе, Луи-Наполеон принялся теперь, на основе своего собственного указа, за организацию хлебопекарного дела и хлебной торговли по всей Империи. Несколько недель тому назад одна из его газет в Париже сделала попытку убедить публику в том, что во всех значительных городах необходимо обзавестись «запасами зерна». Утверждалось, что в худшие неурожайные годы максимальный дефицит зерна был равен 28-дневному потреблению его всем населением и что среднее число последовательных неурожайных лет равно трём. Из этих предпосылок делался вывод, что «запас, достаточный на три месяца, – это все, на что способна человеческая предусмотрительность». Если эту меру распространить только на города с населением минимум в 100000 жителей, что составит для всей Франции (не считая Парижа) 3770000 человек, то, при среднем трехмесячном потреблении в 45 килограммов пшеницы на душу и при нынешней цене пшеницы приблизительно в 14 фр. за гектолитр, такой запас, согласно этим рассуждениям, будет стоить от 31000000 до 32000000 франков! И вот 18 ноября газета «Moniteur» опубликовала нижеследующий декрет:
«Статья 1. Хлебный запас пекарей во всех городах, в которых хлебопекарное дело регулируется декретами и распоряжениями, определяется количеством зерна или муки, потребным для ежедневной выпечки каждого хлебопекарного заведения в течение трех месяцев.
Статья 2. В месячный срок, начиная с сего числа, префекты департаментов, опросив муниципалитеты, должны решить, будут ли запасы образованы из муки или зерна, а также установить срок, в течение которого они должны быть созданы, и определить ту часть их, которую можно сдать на хранение в общественные склады».
К этому декрету прилагается список городов, «в которых регулируется хлебопекарное дело» и где поэтому должны быть созданы запасы. В этот список вошли все более или менее значительные города Франции, за исключением Парижа и Лиона, в которых запасы уже существуют и которые, следовательно. не подпадают под действие данного декрета. В целом список содержит не менее 161 города; среди них находятся Марсель, Сен-Кантен, Мулен, Кан, Ангулем, Дижон, Бурж, Безансон, Эврё, Шартр, Брест, Ним, Тулуза, Бордо, Монпелье, Ренн, Тур, Гренобль, Сент-Этьенн, Нант, Орлеан, Анже, Реймс, Шалон, Мец, Лилль, Дуэ, Валансьенн, Бове, Аррас, Сент-Омер, Кале, Булонь-сюр-Мер, Страсбург, Мюлуз, Руан, Гавр, Макон, Ле-Ман, Амьен, Абвиль и Тулон. Согласно последней переписи, общее население этих 161 города в настоящий момент можно считать приблизительно равным 8000000 человек! Следовательно, запас хлеба в целом должен составить 5500000 гектолитров стоимостью от 70000000 до 80000000 франков. Циркулярно рассылая декрет префектам департаментов, министр земледелия и торговли сообщает им, что хотя они «не должны принуждать пекарей немедленно выполнять обязательства, налагаемые на них декретом», однако они должны «установить разумные сроки для их выполнения». Он предоставляет самим префектам решить, сообразуясь с местными условиями, должны ли запасы состоять из зерна или муки. Затем он добавляет, что, как ни широки данные меры, в дальнейшем они могут быть еще больше расширены.
«Правительство, господин префект, не преувеличивает важности изложенной мною меры. Оно знает, что декрет касается лишь небольшой части населения, и поэтому оно занято теперь изучением возможности расширения сферы его действия. Жители деревушек и селений сами пекут себе хлеб и оставляют себе из своего урожая известное количество пшеницы, потребное для их семьи в течение года. Вмешательство правительства в их хозяйство было бы бесполезно и невозможно. Но в ряде главных городов департаментов и в еще большем числе окружных и кантональных центров и даже в густонаселенных деревнях значительную часть потребляемого хлеба изготовляют пекари, а между тем они не являются объектом какой-либо регламентации и не обязаны делать какие-либо запасы. Нельзя ли подчинить пекарей таких мест тому же режиму и предложить им соблюдать этот же благодетельный закон предусмотрительности? Правительство склонно думать, что его предписания на этот счет не встретят каких-либо серьезных возражений».
Однако прежде чем провести вышеупомянутый декрет во всей остальной Франции, за исключением маленьких деревень, министр предлагает префектам обсудить вопрос совместно с муниципалитетами тех мест, которые еще не подчинены этому декрету. Затем он сообщает префектам, как надо хранить запасы:
«Пекари должны по возможности использовать относящиеся к их лавкам подсобные помещения, таи как за ними легче будет осуществлять surveillance. Однако вы должны предложить муниципалитетам устроить и предоставить в распоряжение пекарей общественные склады, рассчитанные на то, чтобы за плату по определенному тарифу принимать на хранение запасы, которые пекари не могут хранить у себя. Я не сомневаюсь, что просвещенное содействие муниципальных властей облегчит эти операции».
Затем министр подходит к самому важному пункту – где взять денег для проведения декрета в жизнь:
«Что касается получения необходимого капитала, то я убежден, что пекари приложат самые серьезные старания, чтобы достать нужные им суммы. Такое помещение капитала представляет столь крупные торговые выгоды и обещает получение законных прибылей в таких размерах, что пекарям едва ли трудно будет получить кредит, в особенности сейчас, когда ссудный процент так низок. Переоценим ли мы добрую волю богатых людей во всех коммунах, если выразим надежду на их содействие пекарям? Разве они не найдут в созданных запасах верного обеспечения авансированных ими сумм, и притом обеспечения, которому предстоит скорее расти, чем падать в цене? Я буду счастлив, если ваши усилия в этом направлении увенчаются успехом. Я спрашиваю себя, разве не смогут муниципалитеты, если нужно, изыскать, по примеру Caisse de Paris, денежные средства и употребить их для выдачи пекарям ссуд? С целью поощрить и облегчить такие ссуды и умножить их путем обращения, зернохранилищам, предназначенным для приема запасов, можно было бы придать характер пакгаузов при таможнях (magasins generaux), что дало бы им возможность выпускать варранты, которые с готовностью принимались бы нашими финансовыми учреждениями и особенно Французским банком».
Министр заключает свой циркуляр указанием, что в двадцатидневный срок префекты должны уведомить его о том, что они намерены предпринять для выполнения второй статьи декрета, а в течение месяца должны сообщить, как смотрят на этот вопрос муниципалитеты Городов и деревень, не включенных в декрет.
В настоящий момент мы не предполагаем входить в рассмотрение вопроса об общественных зернохранилищах; но огромное значение этого экономического coup d'etat [буквально: государственного переворота; здесь: переворота. Ред.] не нуждается в пространных комментариях. Хорошо известно, что цены на зерно во Франции в настоящее время разорительно низки и что поэтому среди крестьянства наблюдаются признаки недовольства. Посредством искусственного спроса, который возникнет в связи с созданием трехмесячных запасов, Наполеон пытается искусственно повысить цены и таким образом заткнуть рот сельскохозяйственной Франции. С другой стороны, он объявляет себя чем-то вроде социалистического провидения в отношении городского пролетариата, хотя эта роль и не особенно удается ему, поскольку первым ощутительным результатом его декрета будет то, что рабочим придется платить за свой хлеб дороже, чем прежде. «Спаситель собственности» показывает буржуазии, что не требуется даже формального вмешательства его карикатурного законодательного механизма, а достаточно лишь простого личного указа с его стороны, чтобы свободно хозяйничать в ее кошельках, распоряжаться муниципальной собственностью, нарушать ход торговли и подчинять денежные операции буржуазии своим личным фантазиям.
Наконец, вопрос подлежит еще рассмотрению с чисто бонапартистской точки зрения. Во всей Франции появится нужда в огромных зданиях для общественных зернохранилищ; какое же новое поприще откроется здесь для спекуляции и хищений! Торговля хлебными продуктами также получает неожиданный оборот. Какие прибыли положат себе в карман Credit Mobilier и прочие спекулирующие компании его императорского величества! Во всяком случае мы можем быть уверены, что венценосный социалист больше преуспеет в повышении цен на хлеб, чем в своих попытках снизить их.
Написано К. Марксом около 19 ноября 1858 г…
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5507, 15 декабря 1858 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
ПОЛОЖЕНИЕ В ПРУССИИ
Берлин, 23 ноября 1858 г.
Сегодня был день выборов; выборщики второй ступени – группа отнюдь не многочисленная – чинно собрались, чтобы в качестве доверенных беспокойной толпы осуществить избирательный акт. Из избирательной урны, одно время грозившей превратиться в ящик Пандоры[426]426
Ящик Пандоры – вместилище зла и раздоров; литературный образ, сложившийся на основе древнегреческого мифа о Пандоре, из любопытства открывшей сосуд, в котором были заключены всевозможные бедствия, и выпустившей их наружу.
[Закрыть], выскочил либерализм в его самой умеренной форме, либерализм буржуазный, облеченный в бюрократическое одеяние, либерализм самоотрицающий. Уже самые чины избранных в нашем городе показывают, что они не могут питать злых умыслов. Среди них есть один Generalsteuer-direktor (главный контролер по сбору налогов), один Oberburgermeister (лорд-мэр), один министр, один бывший министр, один Gerichtsprasident (председатель судебной палаты), один Geheimer Archivrat (хранитель королевского архива), один Geheimer Rat (тайный советник); на подмогу всей этой чиновной и «тайной» братии избраны два буржуа: один – г-н Реймер, консерватор, книгоиздатель, поставщик его величества, другой– др Фейт, тоже книгоиздатель, избранный денежными кругами за свое иудейское вероисповедание, ибо эти круги здесь, как и всюду, имеют сильную примесь семитской крови. Между тем твердо установлено, что буржуазные радикалы 1848 г., Якоби, Унру, Вальдек, Родбер-тус, Штейн, Эльснер и др., – словом, люди, которые, как я вам писал примерно месяц тому назад, казалось, имели все шансы быть избранными в крупных городах, – действительно играли ведущую роль на собраниях первичных избирателей, были авторами многих избиратель ных программ, и в Бреславле, Кёнигсберге, Магдебурге, Эльбинге им были предложены места в ландтаге. Откуда же эта внезапная changement de decoration [перемена декораций. Ред.]? Они скромно отклонили все эти почетные предложения, которые были припасены для них. Некоторые из них поступили так не совсем по доброй воле, а решились на самоотречение только после неприятного и отнюдь не добровольного объяснения с Polizeidirector [Полицейдиректором. Ред.]. Другие уступили давлению обеспокоенной части буржуазии, которая в настоящий момент задает тон. Все же вместе, и Polizeidirectoren. и кандидаты, и избиратели, действовали под сильным влиянием внезапно изменившихся обстоятельств; я бы даже сказал точнее, что не обстоятельства изменились, а гроза рассеяла туман иллюзий, обволакивавший этих людей. Как говорят французы, la situation s'etait dessinee [положение прояснилось. Ред.]. Правительство обуял страх, и самый этот страх породил в нем отвагу, Министр внутренних дел г-н Флотвель издал такой циркуляр, какой еще никогда не появлялся ни на одном языке, – изобилующий грамматическими ляпсусами, сбивчивый в изложении и бессмысленный в своей аргументации, но тем не менее достаточно ясно выражающий гнев. Вы, конечно, знаете, что разумеется во Франции под официальным предостережением газете. Ну, так вот, циркуляр Флотвеля представлял собой общее предостережение избирателям, подкрепленное секретными инструкциями полиции. Он прямо указывал на избирательные речи, избирательные программы и избирательные манифесты радикалов, бывших членов Национального собрания 1848 года. Так как крупная буржуазия склонна брать крепость умеренностью, а более демократическое большинство народа понимает, что в данный момент политическая инициатива принадлежит крупной буржуазии, то министерский намек сразу подействовал, grands airs [пышные декорации. Ред.] периода обновления были убраны, и выборы перекроили по правительственной мерке. Тем не менее, когда вас грубым толчком возвращают от восхитительного сновидения к действительности, вы испытываете ощущение не из приятных. Люди, речи и программы, попавшие на заметку, в своем самом смелом полете так строго держались «в пределах практического рассудка», что даже обеспокоенная часть буржуазии почувствовала себя оскорбленной беспокойством правительства. Способ, с помощью которого оно вводило новый режим свободы, казался довольно бесцеремонным; поэтому среди широкой публики поднялся глухой ропот разочарования, а органы старой камарильи стали наперебой иронически поздравлять новый кабинет с тем, что он проявил, наконец, «Selbstbesinnung» [ «благоразумие». Ред.]. Тогда злосчастный Флотвель опубликовал другой свой циркуляр, который он несколько недель тому назад секретно адресовал ландратам и в котором он предостерегал их от поддержки кандидатов тех или иных крайних воззрений. Чтобы придать некоторый вес этому анахронизму, министерский орган «Preusische Zeitung»[427]427
«Preusische Zeitung» – сокращенное название немецкой ежедневной газеты, правительственного органа «Allgemeine Preusische Zeitung» («Всеобщая прусская газета»). Под данным названием выходила в Берлине с 1853 по 1859 год.
[Закрыть] воспользовался этим антикварным эдиктом для следующего комментария:
«Чрезвычайно благоприятным фактом, характерным для нынешних выборов, является то, что все партии согласны сойтись на монархической и конституционной платформе и таким образом в известной степени смягчить расхождения своих разнообразных политических программ. Принятый правительством прогрессивный, но твердый и умеренный политический курс будет иметь своей главной целью достижение такого единения. Правительство не позволит отклонить себя от своих либеральных, но умеренных принципов преувеличенными надеждами или требованиями. С другой стороны, правительство не может допустить, чтобы партия, которая далека от того, чтобы безоговорочно признавать конституционную основу, но признает законность хартий в той мере, в какой последняя соответствует ее собственным интересам, присваивала бы себе исключительное право называться «роялистами». Правительство отрицает правильность утверждения, будто большинство землевладельцев принадлежит к этой партий» и т. д.
Министерство, в сущности, трудилось понапрасну. Принц не укрепил своего положения ни реакционной речью в Staatsrat [Государственном совете. Ред.] при представлении своего сына, ни другой реакционной речью на собрании франкмасонов, ни реакционным обращением к Treubund (род прусской оранжистской организации)[428]428
Treubund (Союз верных) – реакционно-шовинистическая организация, созданная прусскими монархистами в Берлине в конце 1848 года.
Оранжисты (орден оранжистов) – реакционная террористическая организация, созданная в Ирландии в 1795 г. лендлордами и протестантским духовенством для борьбы против национально-освободительного движения ирландского народа. Орден объединял ультрареакционные ирландские и английские элементы из всех слоев общества и систематически занимался натравливанием протестантов на ирландцев-католиков. Особенно сильным было влияние ордена в населенной протестантами Северной Ирландии. Свое название орден получил в память Вильгельма III Оранского, подавившего восстание в Ирландии в 1688–1689 годах.
[Закрыть], но он напугал кабинет министров бурными взрывами гнева по поводу оборота, который приняли дела под их руководством. Первый циркуляр Флотвеля был благожелательным предостережением буржуазии – ни в коем случае не подвергать испытаниям новоиспеченный конституционализм регента. Когда в результате этого шага министры осознали непрочность своего собственного положения, они протелеграфировали принцессе Прусской, и та, немедленно прибыв из Кобленца в Берлин, по coup de baguette [мановению волшебной палочки. Ред.] дала делу обратный ход. В течение последнего года принцесса жила попеременно в Веймаре, Карлсруэ и Кобленце. Берлин она посетила лишь в момент решения вопроса о регентстве. Так как все опрошенные в то время врачи отказались определенно заявить, излечима ли болезнь короля или нет, то королева, через посредство г-на фон Клейст-Ретцова, раздобыла одного армейского врача, некоего Бёгера, который подписал бумагу о том, что король может выздороветь. Тогда принцесса Прусская притворилась больной, вызвала к себе этого же самого врача, заставила его себя лечить, очаровала его лестью и знаками милостивого расположения и, когда он казался уже достаточно подготовленным, напрямик спросила его, неужели он, столь ученый и добросовестный человек, в самом деле верит своему собственному заявлению относительно состояния здоровья короля? Глупый Бёгер признался, что только слезы королевы заставили его сделать это заявление. Принцесса позвонила, немедленно вбежали два камергера, и армейский врач, призванный к повиновению своим естественным повелителям, должен был не только повторить на словах, но и собственноручно подтвердить на бумаге только что исторгнутое у него признание. Когда принцесса таким образом достигла своей цели, она была выслана из Берлина. После утверждения ее супруга в качестве регента она добровольно продолжила свое пребывание в Кобленце. Подобно всем посредственным людям, принц Вильгельм страдает от умственного превосходства своей дражайшей половины, и, хотя он нуждается в том, чтобы его водили на помочах, ему неприятно видеть руки, которые их держат. Его жена вынуждена поэтому оказывать на него влияние окольным путем. Отношения между обеими этими особами и без того весьма холодны и официальны. В молодости принц Вильгельм был страстно влюблен в девицу фон Брокхауз и хотел жениться на ней. Но его отец запретил этот брак, и девица умерла в Париже от разбитого сердца. Брак с принцессой Веймарской был навязан беспокойному отпрыску Гогенцоллернского дома и, в отместку, в течение первых лет брака он не скрывал своего страстного увлечения девицей Ф…к. Таким образом, отношения между принцем и его женой как нельзя менее семейственные, и для принцессы лучшим способом водворить в Берлине свое министерство было самой удалиться в Кобленц.
Тем временем королева пошла на одну из тех проделок, которые хорошо знакомы читателям хроники Oeil de boeuf[429]429
Маркс имеет в виду произведение Тушар-Лафоса «Chroniques de l'Oeilde-Boeuf» («Хроника приемной»), изданное в восьми томах в Париже в 1829–1833 годах. Oeil de boeuf (буквально: бычий глаз) – так называлась большая приемная комната перед спальней французского короля в Версальском дворце.
[Закрыть]. Вы, вероятно, читали в газетах, что при отъезде короля и королевы из Берлина портфель последней был украден в Лейпциге и что, несмотря на все старания стоглазой и сторукой германской полиции, найти вора не удалось. По какой-то странной случайности этот портфель оказался на письменном столе регента, и в нем была найдена объемистая переписка его жены, принцессы, со всякого рода политическими деятелями. Тут были письма ратиборскому Gerichtsprasident Венцелю, одному из только что избранных депутатов от Берлина, члену оппозиции в нижней палате Мантёйфеля; были также письма к Рейхеншпергеру, вожаку прусской католической оппозиции, и еще другие письма, все преисполненные напускного либерализма и мечтаний об объединенной Германии. Таким путем принц, преследуемый, как известно, кошмаром красной республики, был еще более напуган открытием, что его собственная жена состоит в интимной близости с революционерами. Были пущены в ход и другие интриги. Я сообщаю эту chronique scandale-use [скандальную хронику. Ред.], – за точность которой я могу ручаться, – потому, что в монархических странах загнивание династий возвещает о приближении революции еще раньше, чем она принимает форму народного волнения.
Написано К. Марксом 23 ноября 1858 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5505, 13 декабря 1858 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского