Текст книги "Мельница"

Автор книги: Карл Гьеллеруп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Мельник пробудился от своих мыслей и испытующе огляделся по сторонам. В группе людей слева от колодца он заметил фуражку с блестящим позолоченным околышем, и теперь, когда человек, заслонявший ее, отодвинулся, под околышем – хорошо знакомое молодое лицо в золотых очках и с рыжеватой бородой, оно напомнило ему о нескольких мучительнейших минутах его жизни.

Навстречу им вышла мадам Андерсен, ведя за руку маленького Ханса. Дружок с лаем носился вокруг.

– Ах, вот вы где! Семейный совет продолжается. Ну что ж, теперь, можно сказать, самое страшное позади, а мельницу мало-помалу отстроим… Ничего нет хуже, чем потерять работу, но ваша мельница, кажется, была хорошо застрахована.

– Ханс, милый, где ты пропадал? – спросил мельник, беря сына на руки и прижимая к себе с особенной нежностью, которая бросилась в глаза Драконихе.

– Я стоял у конюшни, как велела мама, я же тебе обещал, что никуда не уйду, – обернулся мальчик к Ханне, – я и не уходил, пока меня не взяла с собой бабушка. С ней ты бы мне не запретила уйти.

– Конечно, не запретила бы, – ответила Ханна и погладила его по голове, пытаясь в то же время улыбнуться мадам Андерсен.

– Помощник фогта приехал, – заметил мельник.

– Да уж, такой он человек, – ответила Дракониха. – Только что был по делам в миле отсюда. Ну да, от нас до Нёрре – Киркебю добрая миля. Уж мог бы пожалеть лошадей и не давать крюку. Одному Богу известно, что ему понадобилось здесь вынюхивать. С него станется заподозрить тебя в поджоге мельницы. К счастью, тут хватает свидетелей.

– Он говорит, что батюшка сам поджег мельницу? – спросил Ханс, тут же приготовляясь заплакать от злости и возмущения.

Отец зашикал на него.

– Ну конечно нет, бабушка просто пошутила.

– Разумеется, это шутка, милый Ханс. Господи, до чего же у ребенка всегда глаза на мокром месте! Нет, если бы этот дядя только попробовал сказать нечто подобное, я задала бы ему хорошую трепку.

Она вытерла мальчику глаза, и Ханс улыбнулся, представив себе бабушку, «задающую трепку» помощнику фогта в фуражке с золотым околышем.

– Впрочем, я тут же рассказала ему, как ты чудом спасся, и что теперь тебе, конечно, нужно отдохнуть; я решила, что вам двоим не о чем больше разговаривать.

– Совсем наоборот. Скажи ему, пожалуйста, что я хочу с ним поговорить.

– Неужели?.. После всех его придирок?.. Впрочем, если у тебяесть, что ему сказать, это совсем другое дело. Сейчас я пришлю его сюда.

Дракониха медленно повернулась и не спеша пошла прочь. В глубине души у нее всегда было сильное подозрение, что Якоб взял грех надушу и раздавил эту парочку наверху намеренно, – иначе ему очень уж чертовски повезло! – и ей совсем не улыбалось, что он собирается разговаривать с проклятым крючкотвором, который в свое время был душой следствия. Старый окружной фогт по своей воле никогда не сделал бы ничего сверх необходимого для формы, но этот рыжебородый очкарик вынюхивал то одно, то другое; ну, оно и понятно, молодой человек хотел, чтобы его заметили, жаждал выказать свою проницательность, попасть в газеты – кукиш с маслом! Ничего ему не дали все его затеи… Но зачем Якобу понадобилось поговорить с ним именно сейчас – и почему у семейного советаперед этим был такой удивительный торжественный вид?

Дракониха покачала головой: все это ей совсем не нравилось. Но она медленно и перекидываясь на ходу словцом то с одним, то с другим, направилась к группе у колодца, где среди черных шляп и шапок сверкал золотой околыш и где Дракон громогласно рассказывал его владельцу обо всех героических деяниях сегодняшнего вечера: как его зять с опасностью для жизни сделал все для того, чтобы сохранить мельницу, а сам он «расправился с пожаром», но в особенности о мамаше:

– Вы бы только поглядели на нее, ваша честь, она была просто великолепна… А, кстати, вот и она – иди, иди сюда, мамаша! Я как раз говорю господину помощнику фогта…

Услышав, что мельник попросил тещу привести помощника фогта, лесничий и Ханна похолодели. Оба не сомневались, что Якоб хочет предать себя в руки правосудия, это разумелось само собой. Но его спокойствие, будничность, с которой он приступил к этому, поразили их, а внезапность, непосредственная близость предстоящего решения потрясла.

Мельник сжал Ханса в объятиях и поцеловал с такой пылкостью, что мальчик чуть ли не испугался.

– Ну вот, Ханс, сейчас ты устал и тебе пора спать, чтобы завтра утром ты встал снова веселый да проворный… Мама пойдет уложит тебя.

Он поставил мальчика на землю и кивнул Ханне.

Она поняла, что Якоб не хочет, чтобы неизбежная сейчас сцена произошла в ее присутствии. Ханна долго обнимала, целовала его от всего сердца и шептала:

– Да благословит тебя Бог, Якоб, ныне и присно и вовеки!

Потом она взяла Ханса за руку и вместе с ним вошла в садовую калитку.

Мельник следил за ними взглядом, пока их было видно, потом повернулся к лесничему:

– Вильхельм! Ведь правда, Ханс может пожить…

– Положись на нас… мы… Ханна…

Лесничий больше не мог выговорить ни слова – он только кивнул и провел рукой по глазам. Не такая была минута, чтобы обнаружить свое волнение.

Мельник понимающе кивнул и посмотрел в сторону колодца. Теперь его теща говорила с помощником фогта. Тот повернул голову к ним, очки сверкнули. Его фигура в сюртуке отделилась от группки людей и направилась к ним.

При виде этого мельнику вдруг стало дурно и волна горечи и ненависти, которые он не мог сдержать, бросилась ему в голову. Это был его противник; в свое время он постоянно был начеку, сражаясь с ним, напрягая каждый нерв, старался не попасться в его ловушки! Теперь противник шел сюда порадоваться своей победе.

Мельник понимал, что чувствовать так грешно, и обнял лесничего за плечи, как бы желая найти у друга опору.

Помощник фогта приподнял фуражку, и его лысая макушка блеснула в свете огня.

Но тут же он повернулся кругом; все присутствующие повторили его движение, потому что с мельницы раздался ужасающий грохот. Тяжелый бревенчатый пол размольного этажа наконец-то прогорел насквозь, и все жернова одновременно рухнули вниз и провалились сквозь уже наполовину искореженный пол складского этажа. Три пары жерновов разбились о камни, которыми был выложен проезд в подклети, с такой силой, что туча осколков взлетела вверх. Сверкающее золотое облако искр взмыло к небесам, а сверху, от мельничного скелета, отрывались балки и падали в каменную чашу цоколя, в которой пылал огромный костер.

Мельник, в объятиях друга, глубоко и облегченно вздохнул, словно бремя, тяжелее всех жерновов, свалилось с его души, и стал глядеть, как искры от буйного, опустошительного пожара, казалось, поднимались к звездам и становились такими же спокойными, как они.

* * *

Полтора года спустя пришло письмо от пастора из Хорсенской тюрьмы в Ютландии; оно извещало лесничего и Ханну, что мельник Якоб Клаусен почил в Бозе, раскаявшись и уповая на спасение во Христе, и что он посылает им и маленькому Хансу свое последнее «прости».

А. СЕРГЕЕВ. ЭТАПЫ ТВОРЧЕСТВА К. ГЬЕЛЛЕРУПА

Прозаик, поэт и драматург К. Гьеллеруп принадлежит к той плеяде выдающихся датских писателей конца XIX – начала XX в., которые осуществили «прорыв» национальной культуры в европейскую. Его имя по праву стоит рядом с именами прославленных классиков датской литературы Г. Банга и Х. Понтоппидана – представителями младшего поколения реалистического направления 1870 – 1880-х гг. В этот период Гьеллеруп был одним из активнейших сторонников знаменитого датского критика, литературоведа и общественного деятеля Георга Брандеса. Идеи Г. Брандеса о правдивой, общественно-разоблачительной и пропагандирующей современные взгляды художественной литературе он воплотил в своих первых реалистических романах. И даже после того, как брандесианское движение распалось, и Гьеллеруп, подобно многим другим скандинавским писателям, теряет интерес к постановке социальных проблем и находит вдохновение в исполненном фантазии субъективно-психологическом искусстве, реалистическая линия его творчества не прерывается. Какие бы литературные или философские школы ни оказывали на Гьеллерупа влияние, его интерес к исследованию и правдивому воссозданию в художественном произведении психологии и нравственного содержания личности человека остается неизменным.

Карл Гьеллеруп (1857–1919) родился в Южной Зеландии, в округе Рохольте, в семье священника. Его отец скончался в 1860 г., когда мальчику было всего три года. Мать перевезла сына в Копенгаген к своему двоюродному брату Йохану Фибигеру, священнику и писателю, известному в литературных кругах автору драматических произведений на библейские сюжеты. В 1874 г. по желанию семьи Гьеллеруп поступает на теологический факультет Копенгагенского университета и успешно оканчивает его четыре года спустя. Во время учебы Гьеллеруп стал посещать лекции Г. Брандеса, которые в корне изменили его мировоззрение: он расстается с теологией и с головой окунается в естественные науки.

В 1881 г. Гьеллеруп удостаивается университетской золотой медали за трактат «Наследственность и мораль», в котором с позитивистских позиций анализирует этические понятия добра, долга, морального чувства, а в 1882 г. откликается на кончину Дарвина стихотворением «Гений и время. Реквием для поминовения Чарльза Дарвина».

Жизнь Гьеллерупа была не особенно богата внешними событиями. И все же одно из них сыграло в его судьбе решающую роль. В 1881 г. он познакомился с молодой замужней женщиной, немкой по происхождению, Евгенией Хойзингер. В 1884 г. Евгения рассталась с мужем и обручилась с Гьеллерупом. Через три года они стали мужем и женой. В 1892 г. супружеская пара переехала на родину Евгении, в Дрезден, где Гьеллеруп оставался жить до самой смерти. Он стал писать свои книги главным образом на немецком языке, а потом переводил их на датский, и в большей мере принадлежал уже немецкой, а не датской культуре.

Как и у Понтоппидана, интерес к художественному творчеству у Гьеллерупа пробудился рано. Ему едва исполнился двадцать один год, когда увидел свет его первый роман «Идеалист» (1878), в котором молодой писатель изобразил происходившую в его душе мучительную борьбу между христианской верой и атеизмом. Для героя романа, выпускника теологического факультета Макса Стауфа, поклонника немецкой романтической поэзии и музыки Бетховена, процесс отказа от старого, религиозного и выработки нового, материалистического мировоззрения оказывается настолько сложен, что у него для этого просто недостает душевных сил. Макс гибнет на дуэли, демонстративно стреляя не в противника, а в воздух, словно совершая акт самопожертвования, находя в этом единственную возможность примирить раздирающие его противоречия. «Надгробной речью погибшему поколению» назвал роман Гьеллерупа обратившийся позднее к сходной теме в романе «Безнадежные поколения» (1880) Банг.

Романом «Идеалист» начинается ранний («брандесианский») период творчества Гьеллерупа, романом «Ученик германцев» (1882) он, по сути, заканчивается. Герою романа Нильсу Йорту удается довершить дело, начатое Максом Стауфом: порвать с консервативными взглядами и религиозными представлениями прошлого. Нильса с Йортом объединяет главным образом то, что оба они, подобно автору, с детства были воспитаны в религиозных традициях и решают стать священниками. Однако духовное становление Нильса происходит иначе, чем его литературного предшественника. Еще в пору студенчества под влиянием современных философов и писателей, от Милля, Дарвина до Лессинга и Давида Штрауса, с которыми он познакомился благодаря журналу Георга Брандеса и его брата Эдварда «Девятнадцатый век», политические и религиозные взгляды Нильса резко меняются. Особенно сильное впечатление производит на него легенда о трех кольцах из «Натана Мудрого» Лессинга. Пока он читал и обдумывал пьесу, «дух Лессинга был рядом с ним и незаметно надевал на его палец четвертое кольцо, кольцо вечного евангелия, венчая его со свободной мыслью». С этого момента христианская вера Нильса «стала таять, как снежный ком…»

На выпускном экзамене по теологии, отвечая на вопрос экзаменаторов относительно подлинности Евангелия от Иоанна, он в духе Давида Штрауса характеризует его как «антиисторическое, догматическое и тенденциозное сочинение». В результате Нильс вынужден оставить университет.

После возвращения домой Нильс принимает участие в крестьянском движении и на выборах в фолькетинг становится депутатом от крестьянской партии. Роман «Ученик германцев», в котором со всей остротой и бескомпромиссностью утверждались принципы духовного и политического свободомыслия, был воспринят как своего рода литературный манифест брандесианского движения и выдвинул молодого писателя на одно из ведущих мест в национальной литературе.

Помимо «Идеалиста» и «Ученика германцев» из-под пера Гьеллерупа в конце 1870-х – начале 1880-х гг. выходят романы «Молодая Дания» (1879), в котором вновь обсуждаются проблемы религии и свободомыслия, и «Антигонос» (1880) о духовном бунте платоника Антигоноса против духовных представлений высшего римского общества и где, подобно «Кесарю и галилеянину» Ибсена, ставится проблема поисков отличного от христианского, нового, мировоззрения. Особое место среди ранних произведений Гьеллерупа занимает поэтический сборник «Боярышник» (1881). В нем снова полемически звучат антирелигиозные мотивы, провозглашается вера во всесилие разума и дается восторженная оценка литературно-общественной деятельности Г. Брандеса. Гьеллеруп называет датского критика «рыцарем Святого Духа», «Святым Георгием, победившим дракона реакции…».

Кроме Г. Брандеса и немецких писателей Шиллера, Гете и особенно Гейне, чьи стихи, подобно герою своего первого романа, он знал наизусть, решающее воздействие на формирование эстетических взглядов и художественного творчества Гьеллерупа оказала русская литература, главным образом произведения Тургенева. По признанию Гьеллерупа, если любовь к Шиллеру и Гете была у него воспитана с детства, то любовь к Тургеневу возникла позднее, в конце 1870-х гг., когда он уже работал над воплощением замысла своего первого романа. Три десятилетия спустя Гьеллеруп вспоминал о том «искреннем восторге», который вызвало у него тогда знакомство с «великим искусством Тургенева». «По сравнению с ним вся другая художественная проза показалась мне несовершенной, искусственно скроенной, претенциозной, стремящейся стать выше действительности и не столь поэтичной, как это непритязательное искусство подлинной жизни».

В книге путевых заметок «Годы странствий» (1885), написанной после путешествия в 1883–1884 гг. по Швейцарии, Германии и России, Гьеллеруп противопоставляет реализм Тургенева французскому натурализму. Он восхищается мастерством психологических характеристик в произведениях русского писателя, называет его искусство «искусством высшей пробы», в котором «стремление к идеалу и художественная утонченность» сливаются с «верностью изображения действительности». «Русские с полным основанием могут гордиться тем, что их литература разработала свой собственный реализм. Не уступая французскому натурализму в остроте наблюдений он бесконечно превосходит его в художественном воплощении иллюзии жизни».

Свой отзыв о реализме русской литературы Гьеллеруп заканчивает словами, что «никто не должен бояться обвинений со стороны невежественных фанатиков в реакции и измене, если он станет сторониться парижских муз».

Этими словами Гьеллеруп подвел итог своему участию в литературном движении Г. Брандеса. Свою концепцию реализма Г. Брандес строил главным образом на анализе французской литературы, которой искренне восхищался. Гьеллеруп в середине 1880-х гг. уже не соглашается с мнением критика о том, что литература должна откликаться на злободневные проблемы времени и при этом быть подчеркнуто тенденциозной. В этом случае, считает он, произведение теряет свою художественную ценность. Но еще большие опасения у него вызывает то, что в погоне за научной точностью и достоверностью изображения «брандесианский натурализм», подобно французскому, стал «откровенно пренебрегать выражением идеального начала». В этом, по мнению Гьеллерупа, и заключается причина того, что «стали аплодировать каждому литературному произведению, которое выдавало самое грубое плотское влечение и самые эгоистические мотивы за проявление истинного человеческого начала или разрушало мораль беспочвенным скептицизмом…». Гьеллеруп не возражает против того, чтобы «в духе времени и его считали писателем-натуралистом», но при этом замечает, что имеет в виду натурализм особого рода, который заключал бы в себе «идеализм и реализм одновременно». Реализм Тургенева как раз и является для него тем совершенным, исполненным духовного содержания искусством, в котором, в отличие от французского натурализма, нет места изображению «отвратительных пороков» и «псевдонаучного хвастовства».

Новый взгляд на задачи художественного творчества, в котором реалистическое изображение действительности сочеталось бы с выражением идеального начала, Гьеллеруп воплощает уже в написанных во время путешествия 1883–1884 гг. «тургеневских» романах «Ромул» и «Соль мажор» (оба в 1883 г.). Первый – это психологический роман о любви, фабульную основу которого составляет история скаковой лошади по кличке «Ромул», истязаемой инструктором по верховой езде. На ее защиту становятся молодая девушка Эстер Берков и врач Густав. Забота о несчастном животном – исходный пункт их духовного сближения и любви. Они счастливы, потому что каждый из них обрел в другом родственную душу, «встретил и полюбил человека, который болеет за то же, что и ты, который борется или хотел бы бороться за то же, что и ты». Когда Г. Брандес в рецензии на роман посетовал на то, что «история Ромула не служила задачам социальной агитации», то Гьеллеруп в письме критику ответил, что не ставил своей задачей создать тенденциозное произведение. «Истязания беззащитного животного становятся в романе поводом к тому, чтобы вступившаяся за него одинокая женская душа смогла проявить себя во всем своем благородстве и завоевать ту любовь, которой была достойна. Мысль о том, что в описаной мною истории можно увидеть символическую картину современного общества, совершенно меня не волновала». Второй роман «Соль мажор» благодаря тонкому анализу душевных переживаний молодой женщины, одинокой, покинутой возлюбленным и добывающей себе средства на жизнь уроками музыки, так же относится к числу лучших в творчестве писателя. Пафос романа не в обсуждении общественных проблем, а в исполненном глубокого сочувствия изображении одинокой судьбы. В 1889 г. Гьеллеруп создает еще один «тургеневский» роман, «Минна», в центре которого вновь образ молодой женщины, нарисованный с психологической тонкостью и глубиной. Герой, от лица которого ведется повествование, датский инженер Харальд, знакомится в Дрездене с молодой девушкой Минной, в которую влюбляется, а она влюбляется в него. Но Минна связана обещанием выйти замуж за копенгагенского художника Акселя Стеффенсена, который жил у них в доме и «своим сочувствием и участием пробудил ее от полусознательной умственной дремоты». Считая себя морально обязанной Акселю и поступая так, как велит ей чувство долга, Минна выходит за него замуж. Однако вскоре понимает, что совершила ошибку, став женой человека, ее недостойного. Аксель изменяет ей в первые же месяцы брака. Когда Харальд второй раз встречается с Минной, то она тяжело больна и вскоре после их встречи умирает. Роман «Минна» пронизан грустным лирическим звучанием. По своей поэтической тонкости и одухотворенности он превосходит все предшествующие произведения писателя и по праву считается вершиной «тургеневского» периода его творчества.

Ко времени создания «Минны» Гьеллеруп был уже широко известен не только как выдающийся прозаик и поэт, но и как талантливый драматург, смело экспериментирующий в различных драматургических жанрах. В 1884 г. он дебютирует романтической трагедией «Брюнхильда», написанной на мотив легенды о нибелунгах. Представленная в скандинавской и германской мифологии она неоднократно интерпретировалась в мировой драматургии (в 1883 г. в Риме Гьеллеруп восхищался постановкой оперы Вагнера «Кольцо Нибелунга»). В обработке этой легенды, из которой он заимствует историю любви Брюнхильды и Сигурда, Гьеллеруп пошел по стопам Ибсена, сосредоточившись на создании психологически убедительного действия и иллюзии реальных жизненных обстоятельств. Подобно Ибсену в трагедии «Воители в Хельгеланде», Гьеллеруп в «Брюнхильде» использует главным образом скандинавские («Старшая Эдда», «Сага о Вёльсунгах»), а не германскую («Песнь о нибелунгах») версию сказания. Убийство Сигурда, согласно «Песни о нибелунгах», осуществленное Брюнхильдой из мести, в трагедии Гьеллерупа трансформируется в мотив торжества идеальной, бескорыстной и трагической любви, которая не терпит обмана или сделки с совестью. Брюнхильда восходит на погребальный костер вслед за Сигурдом, чтобы после смерти соединиться со своим возлюбленным.

Трагедия «Брюнхильда» отличается глубоким этическим содержанием, редким накалом страстей и сохранением некоторых стилевых особенностей героических саг. Гьеллеруп сознательно устраняет из нее сценическое действие, заменяя его эпическим рассказом. Он хочет, чтобы по своему художественному строю она напоминала древнегреческую трагедию. Сходство с последней довершает и хор, принимающий участие в происходящем.

Вслед за «Брюнхильдой» Гьеллеруп создал еще целый ряд драматических произведений, из которых наибольшее внимание читателей привлекли романтические драмы на сюжеты из скандинавского эпоса «Хагбард и Сигне» (1888) и «Король Ярне Скальд» (1893), а также в духе психологической драматургии Ибсена реалистические драмы о современности «Херман Вандель» (1891), «Вутхорн» (1893), «Его превосходительство» (1895) – части драматической трилогии, в которой подвергаются резкой критике общественные институты семьи и брака. В то же время его пристальный интерес по-прежнему направлен на исследование внутреннего мира личности. В статье «Послесловие к моим драмам» Гьеллеруп писал, что «создавал свои драматические произведения намеренно без тенденции с целью углубиться в исследование душевной жизни человека».

Во второй половине 1890-х гг., после семилетнего перерыва, в течение которого шла интенсивная работа над драмами, Гьеллеруп вновь обращается к прозе. В 1896 г. в Германии выходит в свет его большой роман «Мельница», являющийся вершинным достижением писателя в жанре реалистического психологического романа. Во многом сходный по этическому содержанию с романами «тургеневского» периода, новый роман Гьеллерупа отличается от предыдущих тем, что создан на материале крестьянской жизни и что наряду с доведенным до виртуозного мастерства психологическим анализом в нем отчетливо проявляются черты символистского искусства.

Действие романа происходит на острове Фальстер, в доме мельника, который на время болезни жены взял к себе в дом служанку Лизу. Вскоре, заметив, какие огненные взгляды бросает на нее мельник, хитрая и по-крестьянски расчетливая Лиза решила, что после смерти его жены она обязательно станет хозяйкой мельницы. Лиза сделала все, чтобы добиться своего. Ни смерть жены, вызывающая у мельника угрызения совести, ни любовь строгой и набожной сестры лесничего Ханны, на которой он собрался жениться, не могут заставить его отказаться от Лизы. Он становится рабом своей страсти и обещает Лизе, что женится на ней. Но когда мельник случайно оказывается свидетелем ночного свидания Лизы на мельнице с молодым работником, которому она и раньше оказывала знаки внимания, то в припадке ревности он приводит в действие мельничный механизм, зная, что это смертельно опасно для находящихся внутри сооружения, и убивает обоих. Преступление вначале удается скрыть, выдав его за несчастный случай. Но через некоторое время мельник все же отдает себя в руки правосудия.

В этой мрачной борьбе страстей обнажается внутренняя природа человека, обреченного на фатальную зависимость от незримо присутствующих в мире таинственных и враждебных сил. На судьбе мельника их воздействие сказывается по крайней мере дважды: сначала, когда он не смог устоять перед привлекательностью молодой красивой служанки, а потом, когда в бессильной ярости свел счеты с любовниками. О бессилии человека перед роком красноречиво говорят художественные символы. Они намекают на тайный смысл происходящих событий и создают напряженную психологическую атмосферу (треснувший хрустальный бокал в руках священника, пожелавшего на поминках, чтобы «Бог проявил к мельнику милость», страшное пророчество умирающей жены, что на мельнице произойдет убийство, преследующий мельника шум «кровавого дождя» после убийства любовников и т. п.). Но главный символ, выражающий представление о неотвратимой власти над человеком слепой и безжалостной судьбы – это образ самой мельницы, на которой разыгрываются кровавые события. В день убийства, когда «счастливый и полный надежд» мельник возвращается домой, мельница в свете угасающего дня становится «угольно-черной».

И все же пафос романа заключается не в торжестве враждебных духовному началу темных и слепых инстинктов, а в победе над ними сил добра и сознательного отношения к жизни. Потрясенный содеянным мельник находит утешение в христианской вере и одолевает власть над собой разрушительных иррациональных сил. «Господу угодно, чтобы мы познали грешную природу мира и прежде всего нашу собственную грешную природу, и в страхе и ужасе перед ней обратились к Господу… Единственно важно спасение нашей души, все остальное не имеет значения. Если человек так отупел, что помочь ему встряхнуться могло только преступление – иначе он никогда не разглядел бы дьявольское начало в себе самом, никогда бы не устрашился и не стал бы униженно молить о милости Господней – почему бы Божьему промыслу не избрать и такой путь?» – говорит лесничий Вильхельм, в уста которого автор вкладывает свои собственные размышления о судьбе героя. Раскаяние и признание мельника в своем преступлении со всей неизбежностью приводят действие к трагическому финалу, но одновременно в них заключаются истоки его духовного и нравственного возрождения, символом которого становится уничтожение мельницы в очистительной стихии огня во время пожара.

Роман «Мельница» стал последним крупным художественным полотном Гьеллерупа. На рубеже 1890 – 1900-х гг. он пишет еще несколько романов и повестей, но такого успеха, как «Мельница», они уже не имели. В начале века Гьеллеруп занялся изучением философии Ницше и Шопенгауэра. Еще раньше его внимание привлекло к себе творчество Вагнера, и он создает о нем книгу «Рихард Вагнер и его главное произведение «Кольцо Нибелунга» (1890). Вдохновленный чтением Шопенгауэра Гьеллеруп погружается в изучение буддизма. «Для меня философия Шопенгауэра и все, что с ней связано: Кант, индусы, отчасти греки – единственное, что действительно вызывает интерес». Только материальные затруднения, по признанию Гьеллерупа, не позволяют ему в 1900-е гг. оторваться от писательского труда. Он создает религиозно-мистические мифологические драмы «Жертвенные огни» (1903), «Супруга «Совершенного» (1907) и роман «Пилигрим Каманита» (1906) на сюжеты буддийской мифологии, в которых, по его собственному признанию, стремится изложить принципы «жизнепонимания и миросозерцания буддизма», а также, уже незадолго до смерти, романы «Вечные странники» (1910. Русский перевод 1912), «Божьи друзья» (1916), «Зеленая ветвь» (1917) на темы христианского средневековья. В 1917 г. Гьеллеруп вместе с Понтоппиданом награждаются Нобелевской премией по литературе. [20]20
  Из-за войны торжественная церемония награждения не проводилась.


[Закрыть]В решении Нобелевского комитета «высокая духовность и неуклонное стремление к правде» отмечаются как основополагающие черты его художественного творчества.