Текст книги "Тень королевы, или Слеза богини"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Юля быстро подняла голову.

– Он мне хочет что-то сказать, – объяснила я, прекрасно зная, как сейчас выгляжу. – Юра. Но я не могу понять. А вдвоем мы сможем.

Юля безмолвствовала. Только ее глаза раскрылись широко-широко. И плакать она перестала.

– Ира?!

Она не договорила.

Я встала и сказала:

– Спасибо за угощение. Ты потрясающая хозяйка.

Юля поднялась с табуретки и пошла следом за мной по полутемному коридору.

Я обулась, стараясь не столкнуться с ней взглядом. Выпрямилась.

– Ира? – повторила Юля неуверенным голосом.

– Я не могу сейчас, – оборвала я ее. – Потом, ладно?

Она кивнула, потрясенная, испуганная.

– Ничего не бойся, – сказала я. – Нас теперь двое.

Она снова молча кивнула. Из гостиной, задрав хвост трубой, вышла голубоглазая Соня и уверенно двинулась ко мне. Наверное, принесла очередное послание.

Но я торопливо открыла дверь и выскочила из квартиры.

Можно сказать, сбежала.

Боюсь, что слишком часто повторяюсь, но все же повторюсь.

Спала я очень и очень плохо.

Сны, которые снились мне этой ночью, можно смело назвать шизофреническими. Самая жуткая и неприятная мешанина, которую я видела в жизни.

Мне снилось, что я живу в одной комнате с цыганской семьей. Женщин было много, мужчин мало. И еще помню множество маленьких детишек, которые носились по комнате и не давали мне ни минуты покоя.

Помню, что я решила навести в комнате порядок и принялась выметать веником мусор из-под огромного пианино, занимавшего половину комнаты. Мусор был странный: какие-то отвратительно пахнущие предметы, упакованные в бумагу. Помню, что я долго размышляла, посмотреть мне, что в свертке, или лучше не надо. Мудро решила воздержаться и, как апофеоз, вымела из-за пианино половину лошадиной туши. Лошадь при жизни была белой. Помню, что меня совершенно не удивила моя жуткая находка. Я только зажала нос, отошла подальше и принялась с тоской размышлять, как же я одна вынесу на улицу этот полуразложившийся труп.

В таком положении я и проснулась. Нос был крепко зажат рукой, тело плавало в холодном поту.

Первое чувство, которое я испытала, было облегчение оттого, что мне не нужно убирать тухлую лошадиную тушу.

Потом я нащупала на стене выключатель и зажгла бра. Над моей головой вспыхнула неяркая лампочка.

Я посмотрела на часы. Половина четвертого.

Я поднялась с дивана и подошла к окну. Ночь еще оставалась хозяйкой положения, но к городу уже неотвратимо приближался ранний весенний рассвет. Горизонт переливался всеми оттенками густого синего бархата, луна бледнела, и на глазах превращалась в свой призрак.

Призрак!

Я вздрогнула и обернулась. Комната была пуста.

«Чего ты боишься, глупая, – укорила я сама себя. – Ну, что плохого тебе может сделать бесплотный дух? И потом, с какой стати духу Казицкого тебе мстить? Убила-то его не ты!»

И тут же негромко звякнула ложечка в стакане.

Перед сном я выпила чашку чая и оставила стакан возле дивана, на столике. Чайная ложка торчала из него.

Я подошла, внимательно осмотрела стакан и ложку. Вполне устойчивое положение.

– Что тебе нужно от меня? – спросила я вслух, но не очень громко. Боялась разбудить папочку.

Ответа, разумеется, не получила. Ложка осталась неподвижной, и я даже подумала, не примерещилось ли мне?

«Насмотрелась голливудских фильмов, – укорила я себя, но уже мысленно, не вслух. – Одно дело кино со спецэффектами, другое дело реальность. И никакие монеты у тебя по стенке ползать не будут, как в том фильме. Хороший фильм, кто ж спорит? Но в жизни ничего такого не бывает. Не бывает, поняла?»

Я вернулась на диван, улеглась, но свет погасить отчего-то не решилась. Хотя призраков и не бывает.

Уснула я незаметно и остаток ночи провела без снов.

Утро порадовало меня мелким осенним дождиком. Люблю в такую погоду сидеть дома, уютно устроившись на диване с книжкой и чашкой горячего чая. Вот и сегодня никуда не пойду. Займусь, наконец, собственными проблемами. Полистаю справочники.

Но моим благим намерениям в очередной раз не удалось сбыться.

Не успела я привести себя в божеский вид, как в дверь зазвонили.

Я быстренько причесалась и посмотрела в глазок.

На площадке стоял незнакомый мне человек мужского пола. За его спиной маячила противная лисья мордочка Вероники.

– Может, дома нет? – спросил вполголоса мужчина.

– Дома, дома! – поспешно заверила Вероника. – Вы звоните, звоните! Ирка в отпуске, а отец у нее ненорма...

Тут я распахнула дверь, и соседка умолкла на полуслове.

– Ирочка! – радостно вскричала она. – А это следователь, который дело ведет! Ну, об убийстве Ка...

– Я поняла, – сухо перебила я. – Чем могу служить?

Следователь открыл было рот, но Вероника не позволила ему затрудниться.

– Так убили-то его недалеко от того места, где вы с Лешкой по вечерам сидите!

– Да что ты! – так же сухо удивилась я.

– Ну, да! – наивно округлила глаза соседка. – Вот я и сказала следователю, может, вы что-то заметили... Вы же вечно там за полночь гуляете!

И в ее маленьких глазках мелькнул и пропал злорадный огонек.

– Спасибо, – наконец смог вклиниться в беседу мужчина в штатском. – Вы можете идти.

– Да не за что! – замахала руками Вероника. – Чего там! Все мы помогать друг другу должны! Что ж я, не понимаю, что ли?

– Проходите, – сказала я мужчине, проигнорировав торжествующую соседку.

– Спасибо, – пробормотал тот. Вошел в коридор и тут же быстро прикрыл дверь. Приложился к ней ухом и показал мне жестом: молчок! Потом оторвал голову от двери, заглянул в глазок и опять-таки жестом спросил: куда идти?

– На кухню, – ответила я, ничуть не удивившись таким предосторожностям. Мне ли не знать, что Вероника сейчас торчит под моей дверью и в упоении ловит каждый звук!

Мужчина нагнулся и принялся развязывать шнурки на туфлях.

– Можно не разуваться, – предложила я, но без особого энтузиазма.

– Ничего, мне не сложно, – ответил на удивление хорошо воспитанный работник следственных органов. Таких только в кино показывают.

Наконец он снял туфли и пошел вслед за мной на нашу небольшую, но уютную кухоньку.

– Извините за беспорядок, – сразу начала я оправдываться. – Мы завтракали...

– Ничего-ничего, можете продолжать, – разрешил мне следователь.

– Присоединяйтесь, – предложила я.

– Чашку чая, если можно.

– Можно.

Я налила следователю чай, вытерла салфеткой стол и пригласила:

– Располагайтесь.

Он в сомнении оглянулся назад, в коридор. Подошел к кухонной двери и плотно прикрыл ее.

– Компетентная женщина, – поделился он со мной, возвращаясь к столу. – Просто оторопь берет.

– Вероника? Да, она такая...

– Я сначала записывать хотел, потом понял, что бумаги не хватит.

– И это возможно, – не стала спорить я.

Мужчина уселся на табуретку, боком к окну. Я расположилась на противоположном конце стола.

– Собственно, мне вас порадовать нечем, – сразу перешла я к делу. – Мы с Лешкой действительно сидели на той скамейке, но ничего подозрительного не видели.

– Давайте по порядку, – призвал меня следователь. Он достал из папки лист бумаги, дешевую ручку и подышал на стержень. В сомнении осмотрел ручку и проверил на собственной ладони.

Ручка писала.

– Так, – обрадовался следователь. – Порядок. Как вас зовут?

– Послушайте, а зачем все это?

– Порядок такой.

– Я понимаю. Я хотела сказать, зачем вам это второй раз?

Теперь удивился мой утренний гость.

– Как это?

– Приходил милиционер. Все про меня уже выспросил.

– Когда?

– Позавчера, по-моему.

Следователь снова удивился. Пока он что-то соображал и морщился, я разглядывала его лицо.

Немолод. Но и не слишком стар. Примерно полтинник. Или полтинник с хвостиком. Высушенный какой-то. Похож на постаревшего Буратино. Даже нос, как у этого персонажа, длинный и заостренный. Слегка облысел, но череп еще не сияет, как лампочка Ильича. В общем, ничего отталкивающего. Но и ничего интересного.

– Он вам представился?

– Кто? – не поняла я. – А! Насколько я знаю, нет. Меня дома не было, он с отцом разговаривал.

– Ага! – хищно приветствовал следователь новый поворот дела. – Отец дома?

– Дома, – ответила я.

– Позовите его.

– Нет! – ответила я твердо. – С отцом вы разговаривать не будете!

– Почему? – не понял гость.

Я молча встала и вышла из кухни. Назад вернулась с папочкой, один вид которой наводил на мысли о больнице.

– Вот, – сказала я и разложила перед мужчиной многочисленные выписки из истории болезни.

Тот молча принялся рассматривать текст, пестревший непонятными латинскими буквами.

– Что с отцом? – тихо спросил он наконец.

– А Вероника вам не сказала? – спросила я устало.

Следователь промолчал.

– Отец не сумасшедший, – сухо конкретизировала я. – Но он совершенно не обращает внимания на реальный мир. Он живет внутри себя. И того милиционера он забыл сразу после того, как закрыл за ним дверь.

Следователь постучал ручкой по столу. Не верит.

– Впрочем, можете попробовать, – предложила я безнадежно. И громко позвала:

– Папа!

Папочка явился на зов немедленно.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он со следователем.

– Здравствуйте, – ответил тот смущенно и покосился на меня, явно не зная, как начать.

– Пап, помнишь милиционера, который к нам приходил?

– Когда?

– Позавчера.

– К нам приходил милиционер? – удивился папочка.

– Ты мне это сказал.

– Да? – снова удивился папочка. Подумал и обобщил:

– Если сказал, значит, приходил.

– А вы не помните, какой он был из себя? – нарушил молчание следователь.

Папочка пожал плечами.

– Обыкновенный... В форме...

– Рост не помните?

– Обыкновенный рост.

– Высокий, низкий?

– Я не помню, – ответил папочка. Повернулся ко мне и спросил:

– Я должен его помнить?

– Нет, папа, – ответила я мягко. – Ты ничего не должен.

– Тогда я пойду?

– Конечно.

– До свидания, – вежливо сказал папа незнакомому человеку и покинул кухню.

Несколько минут мы молчали. Меня охватила привычная душевная усталость.

– Убедились?

Следователь в замешательстве взял чашку и сделал глоток.

– Извините меня, – ответил он наконец.

– Ничего.

– Что это за болезнь? Объясните попроще, я в этом ничего не понимаю.

И он кивнул на листы, разложенные перед ним.

Я встала, собрала выписки в папку и положила ее на холодильник.

– Не помню, как это по латыни называется. В переводе на русский язык «боязнь реальности».

– Да? – удивился следователь. – Что же здесь болезненного? Жизнь наша такая, что только ненормальный ее не боится...

– Это другое, – перебила я. – Отец просто уходит от реальности. Если его не накормить, он забудет, что нужно есть, и может умереть от голода. Это только один пример. Вообще их множество.

– Понятно, – тактично закруглил тему следователь.

– Он никогда не запоминает, кто приходил и зачем. Или кто звонил по телефону. Он записывает. Тогда на листочке было написано только одно слово: милиционер. Так что никаких других сведений вы от него не получите. Он будет стараться, будет делать вид, что вспомнил того человека. Скажет, например, что он был высокий или низкий, худой или толстый, лысый или волосатый... Но все это не будет иметь никакого отношения к реальности. Отец его просто уже не помнит.

– Я понял. Извините.

– Ничего, – повторила я.

Посмотрела в окно. Над парком висела рваная влажная кисея дождя.

– Мне тоже вас порадовать нечем, – прервала я затянувшееся молчание.

– Почему?

– Мы ушли домой в начале второго. Насколько я понимаю, соседа убили позже. Кстати!

Я оживилась.

– Вы нож нашли?

– Откуда вы знаете, что его ударили ножом? – сразу спросил гость.

Я запаниковала.

– Откуда, откуда... Откуда мы все про всех знаем? Вероника сказала! – вывернулась я.

Следователь смотрел на меня, не отрываясь. Его глаза немного прищурились.

– Нож мы не нашли, – медленно ответил он. – Забавно, что вы упомянули именно о ноже. Зарезать можно и бритвой.

– Вероника сказала, – повторила я, стараясь говорить равнодушно.

– Понятно.

Следователь еще минуту сверлил меня профессиональным взглядом. Потом собрал свои письменные принадлежности, постучал ими по столу, собрал в аккуратную стопочку и отложил в сторону.

Демонстративно отложил.

– Давайте поговорим, – предложил он. – Просто поговорим. Без записей.

– Не о чем, – твердо ответила я.

– Никакой милиционер к вам придти позавчера не мог. Настоящий милиционер! – подчеркнул мой гость.

Я тоскливо промолчала. И без него догадалась.

– Я бы знал о том, что вас опросили. Знал бы даже о том, что в этой квартире дверь не открыли. Если бы вы не окрыли. Значит, приходил не милиционер. Вы понимаете?

– Слушайте, не разговаривайте со мной, как с умственно отсталой! – вспылила я.

– А как мне с вами разговаривать?!

Гость на минуту повысил тон, впрочем, тут же одернул себя и умолк. Подошел к двери и снова плотно прикрыл ее.

– Ира, вы что-то знаете.

– Ничего не знаю.

– Сначала к вам приходит ряженый милиционер, потом вы меня спрашиваете про нож. Кстати говоря, о том, что его ударили именно ножом, а не каким-то другим колющим или режущим предметом я узнал только вчера вечером.

– Вероника сказа...

– Хватит!

Гость, не отрывая от меня взгляда, нашарил свою чашку и отпил еще глоток.

– Ира, если вы не слабоумная, прошу вас, расскажите мне все.

– Я ничего не знаю.

– Глупо! Глупо! Я уже не говорю, что это просто безнравственно! Знать что-то об убийце, не помочь сле...

– Слушайте, вы...

Меня прорвало. Я наклонилась ближе к незваному гостю и заговорила яростным свистящим шепотом:

– Вы сначала в собственных рядах порядок наведите, а потом за других беритесь! «Безнравственно», блин! Вы это коллегам в метро скажите! Которые только одним озабочены, как карманы собственные набить! За порядком они следят, как же! Да заплати любому менту и неси свою взрывчатку дальше! Взрывай, что хочешь! Вези грузовики с оружием! Только заплати! Ну, какой нормальный человек к менту подойдет по доброй воле?! А?! Да вы на их рожи посмотрите, уже все понятно!

– Вы оскорбляете милицию...

– Она сама себя оскорбляет! – убежденно и в полный голос сказала я. – Она себя уже так оскорбила, что захочешь хуже сделать – не сделаешь!

– Не все такие...

– Конечно! – воскликнула я, всплеснув руками. – Не все, блин! Через одного! Нет, я понимаю: зарплата маленькая. Так не ходи туда работать! Не давай присягу! Устраивайся в жизни как-то по другому!

– Как? – саркастически спросил гость. – В бандиты подаваться?

– В сто раз честней в бандиты податься! – убежденно заявила я. – Бандиты присягу не дают и защищать нас не обязуются! Поэтому люди к ним за справедливостью идут, а не в вашу долбаную милицию! Даже если бы я что-то знала, вам бы я ничего не сказала. Ни за какие деньги! Потому что любая сволочь в погонах меня завтра же сдаст убийце, если за это нормально заплатят! И защищать меня никто не станет! А с ним что будет?

Я кивнула на стенку, за которой в зале сидел отец.

– Вы что ли кормить его будете? А? Или, может, наше высоконравственное государство? Что же вы молчите? А?

– Стыдно потому что, – вдруг ответил гость треснувшим голосом.

Только сейчас я заметила, как багровая краска залила его шею и медленно перекидывалась на лицо. Я споткнулась и замолчала.

Гость смотрел в окно, где уныло моросил мелкий, какой-то осенний по настроению дождь.

– Стыдно мне, – повторил он, по-прежнему не глядя на меня. – Тридцать лет отработал... Такой грязи, как сейчас, никогда у нас не было. Всякое было, чего там... Такого – не было.

Он повернул ко мне голову.

– И все же не все такие.

Я промолчала.

– Поверьте мне, – сказал следователь убежденно. – Не все. Я точно знаю.

Я оглядела его старенькую, аккуратно отглаженную рубашку, заметно потертую на манжетах, и мне стало стыдно.

– Простите меня. Действительно, разоралась... Наверное, не все...

– Знаете, почему я не уволился? – спросил вдруг гость.

Я оторопела. Мне-то какое дело? И все же спросила:

– Почему?

– Потому что кто-то должен честно делать свою работу. Иначе в кого мы превратимся? Страшно подумать!

Он медленно покачал головой. И вдруг усмехнулся.

– Мне и дело-то это дали, потому что бесперспективное, – сказал гость. – Ни чинов, ни ценностей, ни свидетелей... Ни-че-го!

Он встал с табуретки и сказал:

– Ладно. Закончим на этом. Только нехорошо получается: убили молодого здорового мужика, который никому зла не сделал, а всем наплевать. Так мы совсем зверями станем.

Я молчала. За стеной сидел мой папочка, который никому, кроме меня не был нужен, поэтому я и молчала. Хотя молчать было очень трудно.

– Ладно, – повторил следователь.

Потоптался на месте и двинулся назад в коридор. Я молча шла за ним.

В коридоре гость обулся, выпрямился и сказал:

– Если кто-нибудь явится вас допрашивать, – спрашивайте, как зовут. Дверь не открывайте. После этого звоните по этому телефону...

Тут он похлопал себя по карману, достал ручку и нацарапал на обрывке бумаги номер.

– Это мой рабочий номер. Если я скажу, что знаю этого человека, тогда пускайте. Запомните: милиционер должен представиться, прежде чем начать разговор.

– Да? – с усмешкой сказала я. – Чего ж вы не представились?

Гость хлопнул себя по лбу.

– Эта ваша соседка! Она меня совсем заболтала...

Он достал из внутреннего кармана красную корочку и развернул ее передо мной.

Дуганов Олег Витальевич.

– Очень приятно, – сказала я вежливо.

– Ну, приятного, конечно, мало... И еще.

Тут Олег Витальевич перевернул обрывок бумажки со своим рабочим телефоном и нацарапал еще семь цифр.

– Вообще-то, домашних номеров мы не даем, – объяснил он, протягивая мне листик, – но я сделаю исключение.

– Почему? – удивилась я.

Следователь поколебался.

– Мне кажется, главные неприятности у вас еще впереди, – наконец, высказался он предельно откровенно.

– Вот спасибо! – сказала я.

– Не за что. И еще. Звоните мне в любое время дня и ночи. Живу я один, так что никого вы не побеспокоите.

– Хорошо.

– Обещаете?

– Обещаю.

Олег Витальевич открыл дверь и сказал вполголоса:

– Будьте осторожны.

Он вышел на площадку.

– Буду, – пообещала я.

Закрыла дверь и дважды повернула ключ в замке.

Несколько дней после визита следователя прошли относительно спокойно. Однажды вечером ко мне заявилась тетя Женя.

– Ну? – спросила она, усаживаясь на диван в моей комнате. – Как дела?

– Потихоньку, – ответила я неопределенно.

– Я тебе отпускные принесла.

– Вот спасибо! – обрадовалась я и приняла из рук начальницы длинный узкий конверт. Судя по всему, не пустой.

– Тут пятнадцать тысяч, – конкретизировала тетя Женя. – Пересчитай.

– А почему так много? – удивилась я, но пересчитывать не стала.

– Премиальные. Ты в прошлом месяце хорошо расторговалась. Две дубленки, три курточки... В общем, набежала премия.

– Все равно много.

– Ладно! – внезапно разозлилась моя начальница. – Много не мало! Можно подумать, лишними будут!

– Лишними не будут, – заверила я.

– Ну и не выступай! Бери, пока даю!

Я молча спрятала конверт в карман.

– То-то, – сказала тетя Женя, успокаиваясь. – Гордая какая... Не в нашем положении хвостом крутить!

Я снова промолчала.

– Отец-то как?

Я пожала плечами.

– С переменным успехом.

– К врачу не хочешь его сводить?

– Сколько можно? – устало спросила я.

– Сколько нужно!

– Так результатов никаких!

– Все равно не останавливайся!

– Нет! – категорически отказалась я. – Хватит его мучить.

– Так и будешь всю жизнь его за ручку водить? – насмешливо спросила моя начальница.

– Так и буду, – ответила я.

– Ты не вечная.

– Он тоже.

– Ну, если ты так ставишь вопрос...

Тетя Женя пожала плечами.

– По идее, конечно, дети отцов переживают. Так что...

Она неловко умолкла.

– Прости! – покаялась вдруг начальница. – Чушь несу! Тебя, дурочку, жалко.

– Ой, вот только не надо!

– Не буду, не буду...

Тетя Женя умолкла, искательно глядя на меня.

Несколько минут мы молчали.

– Может, чаю? – предложила я.

– Да нет, не хочу. Слышь, Ирка, к нам следователь приходил.

– Олег Витальевич?

– Он самый.

– Чего хотел?

– Спрашивал, до которого часа вы с Лешкой тогда гуляли.

– Ну?

– Лешка сказал, до начала второго.

– Правильно.

– Он еще спрашивал...

Тетя Женя умолкла, разглядывая меня исподлобья.

– Ну?

– Спрашивал, не возвращались ли вы назад?

– В каком смысле? – не поняла я.

– Ну, не потеряла ли ты что-то...

Я подавилась.

– Лешка сказал, что он понятия не имеет про тебя. Сам он не возвращался.

– Джентльмен! – похвалила я.

– А ты чего хотела?! – немедленно взвилась моя несостоявшаяся свекровь. – Что он еще мог сказать?!

– Да нет, все правильно, – успокоила я гостью. – Правильно сказал.

– Он возле тебя всю ночь не сидел!

– Да.

– Вот вышла бы замуж, тогда он мог бы...

– Я без претензий, – оборвала я затянувшийся монолог гостьи. – Правильно все сказал. Кстати, ко мне этот Олег Витальевич тоже приходил. Так что пусть Лешка отвечает за себя. А за себя я как-нибудь сама отвечу.

– Ладно.

И тетя Женя резко встала с дивана.

– Трудный у тебя характер, Ирка, – сказала она на пороге.

– Вы это уже говорили.

– А ты не поняла.

– Я поняла.

– Ничего ты не поняла, – повторила тетя Женя и, не прощаясь, вышла из квартиры.

Я закрыла за ней дверь и немного постояла в раздумье.

Мысли крутились в голове неприятным осиным роем. Что со всеми нами будет? Со мной, с папочкой, с Юлей...

Я вздохнула. Лучше не думать. Сходить что ли за хлебом, пока светло и людей вокруг много?

Нацепила босоножки, прихватила из кухни полиэтиленовый пакет и отправилась в магазин.

Магазин находился в двух кварталах от нашего дома. Есть магазины ближе, но я люблю «Рябинку». Там не бывает левых продуктов, очень чисто, а покупателей обслуживают вежливые милые продавщицы.

В это время суток в магазине всегда малолюдно. Я поздоровалась с несколькими продавщицами, которые уже знали меня в лицо, и подошла к нужному отделу. Передо мной стоял только один покупатель: худенький светловолосый юноша с огромной спортивной сумкой через плечо.

– Половинку формового, пожалуйста, – попросил он. И тут же углубился в раскрытую книгу, которую держал в руках.

– Пять семьдесят, – ответила продавщица, возвращаясь назад.

– Что? – не понял юноша. – А, ну да...

Он порылся в кармане, вытащил мелочь и протянул ладонь с деньгами продавщице.

– Если вас не затруднит...

– Не затруднит, – ответила та и ловко отсчитала деньги.

– Спасибо, – механически поблагодарил юноша и двинулся к выходу. По-прежнему, не отрывая глаз от книги.

– Молодой человек!

Он с недоумением оглянулся через плечо, и я увидела веснушчатое лицо с удивительно белой кожей и ярко-голубые глаза за стеклами очков.

– Вы хлеб забыли, – напомнила продавщица.

– Ой!

Молодой человек смутился, вернулся к прилавку и забрал покупку.

– Спасибо, – повторил он.

– Не за что.

Мы обе проводили его взглядом.

– Странный такой, – поделилась со мной продавщица. – Вечно что-нибудь забывает. То сдачу, то покупку. А вчера оставил пакете лекарствами. И вечно с книжкой. Студент, наверное.

– Формовой, пожалуйста, – ответила я с улыбкой. Действительно, странный юноша. Рассеянный с улицы Бассейной.

Я расплатилась, сунула хлеб в пакет и вышла на улицу.

Рассеянный юноша шел впереди меня. Он спотыкался на ходу, наверное, именно поэтому опережал меня совсем немного. Шагов на десять.

Я догнала его и тоже замедлила шаг. Держалась позади и неторопливо разглядывала парня.

Славная у него мордочка. Страдает, наверное, из-за своих веснушек. Странно, что волосы у него не рыжие. Зато кожа очень белая. Говорят, такой тип кожи склонен к неровной пигментации: ко всяким веснушкам, родинкам... Одет обыкновенно: джинсовая курточка, недорогие джинсы, белая майка без всякой надписи. Индийская, наверное. Такие продают по три штуки за сто пятьдесят рублей. Да, возможно, что парень студент. Сейчас редко можно увидеть молодого человека с раскрытой книжкой в руках. Да еще такого, который в эту книжку чуть ли не носом уткнулся. Вон как идет, под ноги совершенно не смотрит. Во все лужи вляпался, в какие только можно было. Интересно, он каждый день джинсы стирает или нет?

Мы шли по узкой асфальтовой тропинке, проложенной через маленький сквер. Асфальт был очень старый, изломанный до такой степени, что после каждого дождя в выбоинах образовывались долго не засыхающие лужи. И скверик превращался в филиал какого-то безымянного болота.

Вот и сейчас узкая колея дорожки то и дело нарушалась водной гладью. И все бы ничего, только непосвященный человек не знал, какой глубины эти небольшие озера. Большей частью они мелководные, но есть одна такая коварная лужа, в которую можно провалиться по колено. И молодой человек, уткнувшийся в книжку, неумолимо приближался к ней.

Я сочла своим долгом вмешаться:

– Послушайте!

Он вздрогнул от неожиданности и обернулся ко мне. Но при этом движения вперед не остановил.

– Вы под ноги-то смотрите, – начала я.

– Что?

– Говорю, под ноги смотрите! Стойте!

– Не понял, – ответил юноша и с размаху вписался в злорадно раскинувшуюся лужу.

Провалился в нее и замер. Остановилась и я.

– Теперь поняли? – спросила я, сдерживая смех. Нехорошо смеяться над чужой бедой, но у него на веснушчатой мордочке застыло такое обиженное выражение, что сдержаться было очень трудно.

– Теперь понял, – ответил юноша.

Он вытащил одну ногу и внимательно осмотрел ее. С кроссовок текли небольшие грязные ручейки. Тогда он вытащил вторую ногу и осмотрел се. Не знаю, на что он надеялся, но результат осмотра был абсолютно таким же.

Плачевный результат, прямо скажем.

Молодой человек посмотрел на меня.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил он.

Тут я не выдержала и засмеялась.

– Не за что!

– Теперь буду знать.

– Да вы из лужи-то выйдите.

– Ах, ну да! – спохватился парень.

Он выбрался на сушу и несколько раз энергично топнул ногами.

– Не поможет, – сказал я сочувственно. – Придется переодеться.

– Вижу.

– Вы далеко живете?

– Да нет, через дорогу.

И молодой человек кивнул на узкую проезжую часть, отделяющую нас от остатков деревни Немчиновка.

– В деревне?

– Ага.

Я с сомнением посмотрела на него. Не похож он на деревенского.

– Я там дом снимаю, – счел нужным объясниться молодой человек.

– Понятно.

Тут мне стало неловко. Во-первых, он не обязан передо мной отчитываться. А во-вторых, он совершенно мокрый. И может заболеть, если срочно не переоденется.

– Вы идите скорей, – поторопила я. – Вымокли ведь.

– Да-да, – оживился юноша. – Бегу.

– Только черед дорогу аккуратно переходите, – не удержалась я от назидания.

– В каком смысле?

– В смысле, от книжки оторвитесь.

– Спасибо, – еще раз вежливо поблагодарил меня молодой человек.

– Пожалуйста, – ответила я.

Мой собеседник еще немного потоптался на месте, потом неловко развернулся и, ускоряя шаг, двинулся к дороге.

Я стояла на месте и провожала его глазами. Сама не знаю почему. Просто хотела убедиться, что он не вляпается в очередную неприятность на проезжей части.

Не вляпался.

Благополучно преодолел препятствие, развернулся, убедился, что я за ним слежу, и махнул мне рукой.

Я махнула в ответ. Славный мальчик.

Тот немедленно развернул книжку и двинулся дальше, привычно спотыкаясь. Помоги ему бог.

Я вернулась домой, разогрела обед и накормила отца. После чего вымыла посуду, убрала со стола и вернулась в свою комнату.

Справочники для поступающих встретили меня безмолвным укором.

– Сейчас, сейчас! – пробормотала я с досадой.

Со вздохом взяла всю стопку, переложила ее на диван и забралась на него с ногами. Все, меня нет. В смысле, нет для всяких глупостей. Займемся серьезным делом.

Но не успела я раскрыть первую книжку, как затрезвонил телефон.

Я задумчиво посмотрела на справочник в своих руках.

Похоже, это становится неприятной традицией. Стоит мне открыть одну из этих книжек, как тут же на мою голову обрушиваются незапланированные проблемы. Может, не поднимать? Но тогда к телефону подойдет папочка. Нет, пусть уж лучше неприятности обрушиваются на меня.

Я отложила справочник и вышла в коридор. Сняла трубку и обреченно сказала:

– Слушаю...

– Ира!

Мне в ухо ударил тревожный голос Юли.

– Что случилось? – резко меняя тон, спросила я.

– Ты не могла бы приехать?

– Что случилось?!

– Не по телефону, – ответила Юля дрожащим голосом. – Приезжай.

– Бегу, – ответила я.

Быстренько влезла в босоножки, схватила сумку и выскочила наружу.

Не вызывая лифта, помчалась по лестнице, прыгая через ступеньку. В голове бились догадки одна страшнее другой.

Юлю достает человек, убивший ее жениха. Решил, что Юля в курсе дела, вот и начал ее преследовать. А она ничего не знает. Не знает даже, что за раритет собирался продать покойный Казицкий.

«Думаешь, не знает?» – недоверчиво вопросил меня внутренний голос.

Я помотала головой и отогнала прочь все подозрения.

Если ты человека принимаешь, то нужно ему доверять. Полностью. Или не принимать его вообще.

Мне Юля нравилась. Она очень милая женщина. В наше время так редки люди, излучающие искреннюю доброжелательность! И потом, Юля мне почему-то кажется очень беспомощной. Сама не знаю почему.

Все же как обидно, что она так и не вышла замуж! Кому-то очень повезло бы. Нет на свете справедливости.

Размышляя таким образом, я добралась до Юлиного дома.

Юля сидела на скамеечке возле подъезда. Рядом с ней стояла большая сумка, похожая на контейнер.

– Почему ты здесь? – спросила я.

Юля поднялась мне навстречу. Она была очень бледной.

– Понимаешь, – начала она, – я на перерыв приехала.

– И?

– Сунула ключ в замок, а он не входит.

– Как это?

– Ну, не входит и все!

– Мастера нужно вызвать, – начала я, раздосадованная таким поворотом дела. Я-то думала, у нее серьезные неприятности!

– Не нужно, – тихо ответила Юля. – Дверь и так открылась.

– Как это? – снова не поняла я.

– Просто. Толкнула ее, она и открылась.

Тут мое сердце сделало кульбит.

– Ты вошла?! Одна?!

– А как же!

– Глупая!

– Я за них испугалась.

И Юля кивнула на сумку. Я повернула голову вслед за ее кивком.

Из темноты контейнера сверкали четыре глаза.

– Кошки, – догадалась я.

– Да.

– Они в порядке?

– В порядке, – ответила Юля.

– А квартира?

– Пойдем, посмотришь...

Юля потянула меня за руку. Я высвободилась.

– Подожди. Может, лучше милицию вызвать?

– Там никого нет, – прошептала Юля. – Я уже посмотрела.

Я подумала и пожала плечами.

– Ну, ладно. А чего ж ты тогда здесь сидишь?

– Мне страшно там одной быть. Замок сломан, дверь не закрывается. Пойдем?

– Пойдем.

Мы поднялись на третий этаж почему-то на цыпочках. Юля подошла к двери своей квартиры и прислушалась. Потом осторожно толкнула дверь, обитую черной кожей, и она медленно распахнулась.

Юля оглянулась на меня. Я поняла ее взгляд и сделала шаг в полутемный коридор. Мое сердце выбивало неровные ритмы.

Юля громко дышала за моей спиной. В руках у нее был контейнер с кошками.

В коридоре я не заметила никаких следов постороннего вторжения. Только неровно сбитый половик смотрелся диссонансом на фоне безупречного Юлиного порядка.

Я машинально поправила коврик и медленно двинулась в комнату. Приоткрыла створку двери с непрозрачным матовым стеклом и застыла на пороге.