Текст книги "Тень королевы, или Слеза богини"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

И вышел.

Женщина проводила его взглядом, потом повернулась ко мне и спросила без всякой враждебности:

– Пить хочешь?

Я промолчала из гордости, хотя сухой язык давно царапал сухое горло.

Женщина вышла из подвала и через пять минут вернулась с высокой полуторалитровой пластиковой бутылкой.

– Вот, – сказала она и поставила бутыль рядом со мной. – Это вам на сегодня. Дотянешься?

Я не стала проверять.

– Гордая, – констатировала женщина. – Ну, как знаешь. Хочешь умереть от жажды – ради бога. Может, оно, действительно, к лучшему.

Пошла к двери, задержалась на верхней ступени и спросила с профессиональным любопытством:

– А как тебе удалось меня обмануть?

– Иголка, – ответила я равнодушно. – У меня в руке была иголка.

Женщина кивнула головой.

– Ты знаешь, – поделилась она, – у меня мелькнуло подозрение, что ты симулируешь. Но я подумала, что ты еще слишком маленькая, чтобы так нагло врать.

Я не нашлась, что ей ответить.

– Майя Давыдовна! – позвал женщину Алик.

Она повернулась к нему, вопросительно задрав бровь на холеном, все еще привлекательном лице.

– Обуйте ее, – попросил Верховский хрипло. – Прошу вас. Я не буду дергаться.

– Алик, ты же слышал, нельзя, – ответила женщина так просто, словно он просил дать ему еще один кусочек торта.

– Вы такая же больная, как ваш сын, – четко сказал Верховский.

Женщина снисходительно усмехнулась и вышла из подвала.

Толстая бронированная дверь плотно закрылась за ней.

– Покричим? – предложила я. – Может, нас услышат?

– Бесполезно, – коротко ответил Верховский. – Здесь полная звукоизоляция.

– Зачем тебе звукоизоляция? – спросила я любознательно.

– Почему мне?

– Это же твой дом!

Верховский минуту молча смотрел мне в глаза.

– Вот оно что-о, – протянул он наконец. – Вот что он тебе наплел...

Неловко завозился на полу, пытаясь сесть поудобней.

– Нет, Ира, – сказал он. – Это не мой дом. Это его дом. Весь поселок его.

Подумал и тихо резюмировал: – Это очень плохо. Это значит, что сюда никто не придет. Вот так.

Посмотрел на меня и тревожно позвал:

– Ира! Ира! Слышишь меня?

– Слышу, – ответила я.

Ощущения мои были странными, но в общем приятными. Временами я проваливалась в серое безлюдное пространство, и перед глазами развевалась какая-то рваная пелена. В этот момент меня переставал колотить озноб и не беспокоила онемевшая рука. Я бы с удовольствием осталась в том мире, но голос Верховского доставал меня оттуда и заставлял возвращаться назад, в реальность, где было столько проблем и неприятностей!

– Ира!

– Я слышу, – откликнулась я и открыла глаза.

– Помассируй свою руку.

– Зачем?

– Так надо. Ну, давай, давай, моя хорошая, разомни плечо. Вот так, вот умница...

Я покорно делала все, что требовал это странный человек. Хотя какая разница, отвалится моя рука до того, как я умру, или после того?

Странно, что меня все еще мучает любопытство. Странно, что меня вообще что-то мучает. Скорее бы все кончилось. Нет, об этом лучше не думать. Очень страшно.

– Расскажи мне все, – попросила я.

– Он убил Юрку, – с яростью ответил Верховский. И я поняла, что его это мучает больше всего. То, что убийство Казицкого останется безнаказанным. Вот глупый! Его самого тоже убьют, разве не ясно?

– За что?

– За камень.

Я прижалась виском к холодной стене.

– Ира, отодвинься. Не прислоняйся к холод...

– Мне так легче, – перебила я. – Расскажи мне все по порядку. Кто он? Ты давно его знаешь?

Верховский тяжело вздохнул.

– Он актер, Ира. Хороший актер. Я знаю его очень давно. Лет пятнадцать, не меньше.

– Откуда?

– Он учился у моей мамы. На ее курсе. Моя мать – актриса.

– Данилевич? – спросила я.

– Данилевич – это фамилия моего отчима. А маму ты наверняка знаешь под се девичьей фамилией.

И Верховский назвал мне актрису, которую когда-то знала вся страна. Великую актрису.

– Это твоя мама?! – поразилась я. И даже оторвала голову от стены, чтобы получше разглядеть собеседника: нет ли родственного сходства.

Сходства не было.

– Я тебе завидую! – сказала я искренне и снова прижалась виском к стене.

– Чему? – спросил Верховский безнадежно. – Ты думаешь, что это счастье – быть сыном актрисы? Господи, да если бы не Юркина семья, просто не знаю, во что бы я превратился!

Он тяжело вздохнул и продолжал.

– У Юрки была хорошая семья. Интеллигентная. И мне нравилось, что они... дружат, что ли... Не знаю, как сказать. Но почему-то мне было легче общаться с Юркиными родителями, чем со своими. Я, можно сказать, у Юрки жил.

– И твои родители тебе это разрешали?

– Да они просто ничего не замечали, – спокойно ответил Алик. – Актеры! Вся их жизнь – это драмы, трагедии, фарсы... А я не вписывался, скучный был. Как-то раз Юркина мама позвонила мне домой и предупредила, что я останусь у них ночевать. Я сам попросил ее позвонить, чтобы мама разрешила. Она у меня натура артистическая, иногда взбрыкивает... А мама удивилась и спросила: разве Алик у вас? Представляешь, она даже не заметила, что меня дома нет!

Алик рассмеялся, но как-то невесело.

– Потом Юркин отец отвел нас во дворец пионеров. Были раньше такие организации для детей. Юрка рисовал хорошо, вот отец и решил его пристроить в соответствующий кружок. А я следом увязался, хотя рисовал не очень здорово. Все считали нас братьями. Мы с ним были как сиамские близнецы, не разлей вода. Вместе в школу ходили, вместе возвращались. В кино бегали. Тогда показывали старые трофейные американские фильмы про индейцев, мы их обожали. Гарнизон осажден в своей крепости, запасы воды на исходе, и в самый последний момент на экране появляется титр: «Ура! Подоспела морская пехота Северо-американских Штатов»!

– Немые фильмы? – удивилась я.

– Представь себе! Ты, наверное, ни разу такой фильм не видела.

Я пожала плечами. Конечно, не видела! Кому нужна такая древность!

– Есть в них своя прелесть, – попенял мне Алик. – Впрочем, ты маленькая, тебе не понять... Вот так мы и жили. До семи лет.

Он замолчал.

– А потом? – спросила я. И тут же попросила:

– Ты говори, а то меня куда-то затягивает. Не хочу уходить, не дослушав. Мне интересно.

– Куда уходить? – спросил Верховский испуганно, и глаза у него стали круглыми. – Ирка, не смей! Слушай меня!

– Говори, говори, – пробормотала я.

– Ирка!

– Да слышу я, вот пристал! – разозлилась я.

– Хорошо, – немного остыл Алик. – Слушай. Хотя осталось рассказать немного. Мои родители в конце концов разошлись, разменяли квартиру и разъехались. Отец уехал в город-герой Ленинград, где его след благополучно потерялся, а мать снова вышла замуж. И родился Эдик.

– Ты, наверное, очень переживал? – спросила я и прижалась виском чуть ниже. Старое место сильно нагрелось.

– Переживал? – удивился Алик. – Да я на седьмом небе был! Отчим оказался классным мужиком. Он со мной столько возился, столько хорошего мне дал! Мы с ним подружились.

Он покачал головой и сказал себе под нос:

– Не могу понять, как у такого отличного мужика мог родиться такой генетический урод?

– «Все вырождается, друг мой, – процитировала я письмо итальянского ювелира. – Все переходит в свою противоположность. И даже самое доброе вино становится уксусом...»

Верховский быстро взглянул мне в глаза. Его губы тронула слабая улыбка.

– Ты все-таки раздобыла папку с документами?

– Раздобыла, – подтвердила я.

– Как?

– Неважно.

Он засмеялся и облокотился спиной о батарею.

– Оля! Вот ведьма! Перехитрила меня все-таки!

– Зачем тебе понадобились эти документы? – спросила я.

– Не мне, – поправил меня Алик. – Юрке. Мы с ним встретились на работе, после распределения. Он учился в Пединституте, а я в университете. Получил распределение в Институт истории языка и литературы. Юрка тоже. Так все и вышло.

Он помолчал.

– Юрка совершенно не изменился, даже внешне. Мальчишка мальчишкой. И такой же беззлобный был, как в детстве. А потом Любовь Тимофеевна сильно заболела. Это Юркина мать, – пояснил он.

– Понятно.

– Я нашел хорошего невропатолога.

Его лицо омрачилось.

– Майю Давыдовну, – выдохнул он с непередаваемым выражением ненависти, горечи и иронии.

– Это мать Славы? – спросила я спокойно.

– Да.

– Он говорил, что его родители врачи. Хорошие врачи.

– Это правда, – подтвердил Алик. – Мать – невропатолог, как ты уже знаешь. А отец был хирургом. Замечательным хирургом. Виртуозно делал операции на сердце. Последние пятнадцать лет работал только в хороших клиниках и в хороших странах. Немножко в Америке, немножко в Австрии, немножко в Англии... В общем, все это...

И Алик обвел подбородком стены.

– ...заработано им.

– Ты сказал, что Славке принадлежит весь поселок.

– Да. Они вложили деньги два года назад после смерти отца, и вложили неудачно. Майя Давыдовна плакалась моей мамочке.

– Он знакомы?!

Верховский усмехнулся.

– Знакомы. Говорю же тебе, мы почти дружили семьями. Моя мамочка очень любила Славку. Говорила, что лучшего ученика у нее в жизни не было. Он и дома у нас бывал очень часто. А когда его мать переехала в Москву, они стали бывать у нас вдвоем.

– Почему Юра называл его принцем Дании?

– А-а-а... Есть у него навязчивая идея: сыграть Гамлета. Понимаешь, на последнем курсе мать решила поставить этот спектакль специально под него, под Славку. А ей велели отдать роль другому студенту. Его папа тогда был министром культуры.

– Да, неприятно, – заметила я.

– Неприятно, – согласился Алик. – И несправедливо. Этот подонок действительно хороший профессионал. Он играл Лаэрта. И блестяще играл, кстати.

– А Гамлета? Так и не сыграл?

– У него это превратилось в навязчивую идею, – ответил Алик. – Только ему не везло. Он в последнее время работал в театре Российской антрепризы, а там «Гамлета» ставить не планировали. Неходовая пьеса, а театр на самоокупаемости...

– Жаль, – сказала я. – Это нечестно.

– Не переживай! – язвительно перебил меня Алик. – Слава себя в обиду не даст! Он умудрился показаться продюсеру шекспировского фестиваля в Англии, и его пригласили на эту роль. Представляешь? В Англию! В Страффорд! На фестиваль Шекспира!

– Да что ты!

– Приятно тебя порадовать! – все так же язвительно ответил Алик.

– И как он сыграл?

– Он еще не сыграл. Он должен ехать то ли в конце этой недели, то ли в начале следующей. Фестиваль начнется в конце августа, три месяца на репетиции. Вот так.

– Что ж, за него можно порадоваться.

– Мы все за него радовались, – с горечью ответил Алик. – Все. И Юрка больше всех.

– Юра сам предложил ему купить бриллиант? – спросила я.

– Не совсем. Юрка пришел сначала ко мне и попросил раздобыть в архивах все документы и личные письма его прадеда, Яна Казицкого.

– Зачем? – не поняла я.

– Это документы, свидетельствующие о подлинности камня, – объяснил мне Верховский. – Понимаешь, стоимость драгоценности возрастает в несколько раз, если у нее есть легенда. Есть история. А у этого камня история такая, что продать его в России почти невозможно.

– Слишком дорого?

– И слишком много шума. Сама понимаешь, в нашей стране быть богатым опасно. Поэтому Юра решил продать его за десятую часть стоимости, но продать людям, которым можно доверять. Эдик к тому времени уже владел ювелирным магазином. Он получил неплохое наследство от тетки, сестры его отца. Она была женщина состоятельная и одинокая. Вот и завещала племяннику почти триста тысяч долларов. Юра попросил меня найти через Эдика денежного покупателя. Эдик нашел Славу.

– Он что, состоятельный человек? – удивилась я.

– Был состоятельным, благодаря своему отцу. Но они с матерью решили вложить все свои деньги в строительство поселка для новых русских. И, видимо, что-то не рассчитали. То ли инфляция, тали что-то другое, не знаю. Но денег на окончание строительства им не хватило. Славка попытался найти инвесторов-компаньонов, но это процесс длительный. А тут Эдик со своим предложением. Они со Славкой дружили. К тому же, Славка был умнее моего братца, и тот это прекрасно понимал... Юрка просил миллион.

– Миллион! – ахнула я.

Верховский с презрением посмотрел на меня.

– Да один камень, без легенды, стоит больше! А обломок короны Зенобии вообще бесценен! Десять миллионов – это стартовая цена на нормальном аукционе! Тем более, что вся история камня зафиксирована документально! Юрка просто не хотел головной боли...

Его голос треснул. Я молчала. Что я могла сказать?

– В общем, – продолжал Алик через минуту, – план у них был такой. Эдик нашел покупателя за границей. Богатого человека, который готов был заплатить пять миллионов. Эдик со Славкой договорились собрать миллион самостоятельно и выкупить камень у Юрки. А потом Славка должен был вывезти бриллиант за границу.

– Каким образом? – спросила я.

– Не знаю. Возможно, с театральным реквизитом. А что? Актер едет по приглашению в Англию. Все бумаги в порядке, приглашение лестное. Таможенники радостно интересуются, кого играть будет. Ах, Гамлета! Знаем, читали... А это что? Реквизит? Мечи, пояса. Перчатки, украшения... А это что за обломок? Да фигня, просто антураж! Конечно, антураж! Разве настоящие драгоценности бывают такие огромные? Верно, не бывают! Ну, успехов вам!

Алик пожал плечами и откашлялся.

– Возможно, так. Возможно, по-другому. Он мне не докладывал.

– А как ты узнал, что это он убил?

– А я и не знал! – с горечью ответил Алик. – Я, как только услышал, что Юрку убили, кинулся к Эдику. Взял его за горло, пытался узнать, кто покупатель.

– Сказал?

– Нет, – угрюмо ответил Алик. – Не сказал. Мы договор заключили.

– Какой?

– Я найду камень и отдам ему вместе со всеми документами. А он мне скажет, кто убил. Ясно же, что убил тот, кто знал про бриллиант. А знали только мы трое: я, Эдик и покупатель.

– Почему ты не заподозрил Эдика? Потому что он твой брат?

– Нет, – отрезал Алик. – Не поэтому. По поводу братца у меня иллюзий нет. Просто Эдик скорей бы отравил, чем зарезал. Он крови боится до судорог, а Юрку ножом ударили. Эдик бы так не смог.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

– А тут еще ты под руку подвернулась... Чего ты в институт явилась?

– Сама не знаю, – сказала я. – Наверное потому, что видела, как его убили. Я крестик потеряла, отправилась его искать. И все увидела. Хочешь знать, как это было?

Алик немного помолчал.

– Нет, – ответил он наконец, – не рассказывай. Мне и так плохо. Идиот!

Он скрипнул зубами и с силой ударился головой об стену.

– Как я мог так купиться?

– Ты в институт за ключами приезжал?

– Да. Я знал, где Юрка держит запасную связку.

– Зачем ты в квартиру пришел?

– Я помнил, где у Юрки тайник, – ответил Алик. – Мы его в детстве вместе придумали. Надеялся, что камень там. Я ведь не знал, что это за драгоценность. Только когда рисунок увидел – догадался.

– Ты не знал? – поразилась я. – Юра тебе не показал?

– Он сказал, что эта вещь приносит несчастье. Сказал, что будет лучше, если я останусь в стороне. Просто сведу его с Эдиком. И все. Откровенничать не стал. А я не расспрашивал.

– Как ты тут оказался? – спросила я.

– Славка вчера позвонил мне на работу. Просил срочно приехать в «Отрадный». Сказал, что у него есть информация о Юркиной смерти.

Он замолчал.

– И ты приехал.

– Конечно! Примчался, а не приехал! И получил хорошую порцию наркотика.

– Значит, вчера вечером, когда я сюда приехала, ты был уже в доме?

– В доме. Лежал в какой-то комнате. Ящиком меня накрыли – и все.

Я вспомнила длинные деревянные ящики, стоявшие под окном, и невольно рассмеялась.

– Ты чего? – не понял Алик.

– Ничего. Не обращай внимания.

– Теперь твоя очередь. Рассказывай.

– Что?

– Все!

Я опустила голову ниже, поискала место похолодней, но мне это уже не помогло. Я могу работать батареей. Вся стена горячая только потому, что я к ней прислонилась. А пол холодный. Странно, ногам холодно, а голове горячо. Оказывается, так бывает...

– Ира!

– Потом, – ответила я невнятно и закрыла глаза. – Отдохну немного...

– Ира!!

Меня поглотил водоворот и утащил в необитаемый мир за серой рваной пленкой.

Последующие дни я помнила смутно. Сознание все чаще поглощала серая рваная пелена, но голос Верховского упорно вытаскивал меня обратно. Он тормошил меня, не давал успокоиться, прилечь, заснуть. Орал в ухо, рассказывал какие-то истории, заставлял смеяться, отвечать, петь песни, просто тряс за плечо свободной рукой.

Иногда я приходила в себя оттого, что на моих губах оказывался влажный платок. Верховский заставлял меня глотать противную мутную воду, пахнувшую хлоркой, а меня тошнило и чуть не выворачивало наизнанку от одного ее запаха.

Он заставлял меня разговаривать с ним, хотя разговаривать мне хотелось все меньше и меньше.

Мне хотелось, чтобы меня оставили в том мире, куда я уходила.

Мне хотелось досмотреть картинку, от которой меня все время отрывал назойливый голос Верховского.

Я брела по раскаленному песку. Между ногами изредка проскальзывали маленькие ящерицы. Впереди дорогу мне преграждал высоченный горный хребет.

Я дала себе слово дойти до основания горы и только там лечь и отдохнуть.

Дошла и со вздохом облегчения упала на горячий песок. Пот лил с меня градом, в ушах звенело. Я подумала, что, наверное, ужасно пахну, но сил устыдиться этого уже не было.

Я устала. Я хочу отдохнуть.

Почему-то всегда именно в этот момент в мои сны врывался голос Верховского, назойливый, как наш телефонный звонок.

Он что-то орал мне прямо в ухо, заставлял вставать, идти дальше, петь песню, отвечать на какие-то вопросы...

Невыносимый человек.

Иногда меня сопровождали люди, лица которых казались смутно знакомыми. Словно я видела их раньше, в другой, прошлой жизни. Худой парень с удивительно белой кожей, покрытой веснушками. И как он умудрился сохранить здесь такую белую кожу?

Он смотрел на меня внимательным, пристальным взглядом и говорил кому-то:

– Оставь ее. Поскорее отмучается.

И этот, другой, рычал в ответ:

– Мразь!

Изредка показывалась какая-то женщина в строгом брючном костюме на каблуках. И как она может ходить здесь на таких каблуках? Неудобно же...

Женщина клала руку мне на лоб, зачем-то поворачивала мою голову, заглядывала в глаза.

– Дня два-три, от силы... Началось обезвоживание...

И белокожий парень отвечал, озабоченно качая головой:

– Плохо... Лучше бы после моего отъезда...

Я не понимала, о чем они говорят, а попросить объяснений не было сил. Но эти загадочные люди нравились мне больше Верховского. Потому что они не тормошили меня, как он. Позволяли лечь, закрыть глаза, отдохнуть.

– Ира!

Вот, снова он. Что за напасть такая!

– Ира!

Придется встать. Он не отстанет, я знаю.

Я поднялась на ноги и оглянулась назад. Внизу расстилалась пройденная мной пустыня. Я поднялась не очень высоко, до вершины еще идти и идти. Отдохнуть бы. Почему он не дает мне отдохнуть?!

Меня ударили по щеке. Не сильно, но ощутимо.

– Отвечай!

– Оставь меня, – ответила я внятно.

– Говори со мной! Слышишь? Говори!

– О чем? – спросила я, не открывая глаз.

Попробую поспать стоя.

– О чем угодно! Ты учишься?

Я молча покачала головой.

– Отвечай!

Меня ударили по щеке.

– Нет, – ответила я.

– Учиться хочешь?

– Да, – ответила я, не дожидаясь нового удара.

– Тогда будем заниматься.

– Чем?

Я старалась говорить коротко и односложно. В промежутках между ответами можно немного поспать.

– Историей. Тебе придется сдавать историю. Ты в курсе?

– Да.

– Слушай меня внимательно. Начнем с самого начала.

Он тряс меня снова и снова, орал на меня. Заставлял вставать с земли и брести дальше, выше, по пустой горной тропе, уходящей в небо. Я уже боялась оглядываться назад, потому что поднялась очень высоко. Так высоко, что в ушах непрерывно звенело.

Но до вершины еще далеко.

– Отвечай мне! Кто такие древляне?!

– Не знаю...

– Знаешь! Я только что тебе рассказал! Отвечай!

И он продолжал меня мучить. Бил по щекам, тормошил, заставлял подниматься и идти дальше.

– Я больше не могу!

– Можешь!

– Оставь меня!

– Отвечай! Кто такие древляне?!

Отче наш! Иже еси на небеси... Не помню, как дальше. Господи! Помоги мне! Дай мне отдохнуть!

– Ирка!

– Не бей меня! Пожалуйста!

– Слушай меня еще раз. Если не сможешь повторить – ударю!

Господи! Смилуйся надо мной!

Время перестало существовать. Никогда ничего не было и ничего не будет вокруг, кроме бесконечной тропинки, ведущей в бесконечную высоту, ненавистного голоса, рвущего мозг и ударов по щекам.

Я больше не могу.

– Ирка!

Мне показалось, или голос его действительно изменился?

Я так поразилась, что открыла глаза и заставила себя увидеть пустой подвал и бутылку хлорной воды, стоявшую рядом со мной.

– Ты слышишь?

Где-то очень далеко и высоко над нашими головами проехала машина.

– Сюда едут, – прошептал Алик.

Потряс меня рукой за плечо и закричал.

– Сюда едут! Ирка! Ты слышишь!

Я не могла говорить. Просто сидела и смотрела на свои ноги, обутые в огромные мужские кроссовки. Откуда у меня такие? Не помню...

Алик с трудом поднялся. Рука, прикованная к батарее, не давала ему выпрямиться, и он стоял, согнувшись, припав ухом к кирпичной стене.

– Почему ты босиком? – спросила я неожиданно очень отчетливо.

Но он не ответил. Постоял, прислушиваясь к происходящему снаружи, поднял голову и отчаянно закричал в плотно закрытое окно, не пропускающее звуков наверх, к людям:

– Мы здесь! Помогите! Мы здесь!

Дом наполнился топотом множества ног. Коротко и гневно вскрикнула женщина, послышался глухой хлопок.

– Мы здесь! – надрывался Алик. – Мы в подвале! Помогите!

Кто-то закричал в ответ, вниз по ступенькам загремели тяжелые торопливые шаги.

Я закрыла глаза и на одну минуту потеряла сознание. И тут же вернулась обратно, потому что подниматься дальше было некуда.

Я стояла на самой вершине хребта. У моих ног плыли рваные белесые облака, похожие на клочья тумана.

Дошла.

Кто-то ударил ногой в бронированную дверь, она сердито загудела. От этого звука затряслась и распалась гора под моими ногами, и я вернулась назад, в реальность.

– Все, Ирка, – сказал Верховский. Его глаза не отрывались от гулко вибрирующей стали.

За дверью голос, знакомый мне до боли, кричал:

– Ключи найдите! Ломать дольше будем! Да в кармане у нее, где ж еще! Конечно, этот! Давай сюда!

Я закрыла глаза. А когда открыла их, то увидела лицо Олега Витальевича, отстегивающего от батареи мою руку.

Он поймал мой взгляд, взял меня за щеки и зачем-то спросил:

– Живая?

– Ура! – сказала я шепотом. – Подоспела морская пехота Северо-американских Штатов!

– Какая пехота? – не понял Олег Витальевич и удивленно оглянулся.

– Бредит, – сказал кто-то позади него.

– Шутит, – возразил Верховский. Он стоял в двух шагах от меня, его почему-то поддерживали под руки двое незнакомых мне мужчин.

– Шутит?! – не поверил Олег Витальевич.

Он наклонился к моему лицу и что-то сказал. Но я уже не расслышала что.

Улыбнулась, закрыла глаза и погрузилась в сон.

Прав Алик. Есть своя прелесть и в немых фильмах.

ЭПИЛОГ

– Успели в самый последний момент, – объяснял Олег Витальевич. – Благодари Елену Вадимовну, Ира. Если бы не она...

Следователь многозначительно откашлялся.

– Ленка! – сказала я.

И обняла мою соседку по барахолке.

– Я же говорила, долг платежом красен, – ответила мне Ленка.

– Какой долг? – спросил папочка удивленно. – Мы Лене задолжали?

– Наоборот, – ответила Ленка. – Это я Ирке задолжала.

– Уже нет, – сказала я.

– Уже нет, – согласилась Ленка.

Мы сидели на даче, снятой на все лето. Честно говоря, мы не знали, для кого она была снята. Верховский привез мне ключи, буркнул: «Врачи велели», – и уехал.

Врачи велели отдыхать не только мне, но еще и папочке, Олегу Витальевичу и самому Алику. Впрочем. Алик нас визитами не баловал. Просто перевез наши вещи и уехал назад в город.

Зато Олег Витальевич с Юлей приезжали каждые выходные. А сегодня привезли с собой Ленку, которую я все никак не могла поблагодарить.

– Когда Юля два дня подряд не смогла до тебя дозвониться, мы запаниковали, – рассказывал Олег Витальевич. – Приехали к тебе, дверь закрыта, отец не знает, где ключи... Хорошо, что догадались спросить у соседки! А то бы дверь пришлось ломать.

«Хорошо, что я не успела забрать запасную связку,» – подумала я с раскаянием.

– Открыли дверь. Дмитрий Семенович в панике, говорит, что не помнит, когда ты ушла. Пришлось порыться в твоих вещах. И вдруг – нате вам! Пятьдесят тысяч долларов в пакетике на полу валяются! Богатая наследница!

– Настоящие? – спросила я.

– Настоящие, – ответил Олег Витальевич.

– Странно, – пробормотала я.

– Ну, кинулись искать твоего Славу. Ничего про него не знаем, кроме того, что парень живет в Немчиновке. Облазили деревню, местных расспросили. Да, говорят, был тут такой. Дом купил. Только дом он не покупал и не снимал. Стояла изба заколоченная, он ею и попользовался. Кто у него документы проверять будет? Тем более, что человек вещи в дом привез! Мебель, книги, компьютер... Значит, и правда хозяин. Он очень хотел к тебе поближе подобраться. Познакомиться.

– Как он догадался, что я все видела? – спросила я.

– Он нашел твой фонарик. Долго оставаться на месте после убийства он побоялся. Не хотел, чтобы его увидели собачники. Послонялся неподалеку, выждал некоторое время, пока труп обнаружили и любопытные вокруг собрались. Среди них и затесался. А ты подошла специально для того, чтобы фонарик забрать. Так?

– Так.

– Вот он и понял, что в кустах сидела именно ты.

– Ясно.

– Короче говоря, следов у нас никаких нет, кто такой Слава – понятия не имеем, – продолжал Олег Витальевич. – Фоторобот составили, только время нас поджимало. Ужасно поджимало. Естественно, опросили и обзвонили всех твоих знакомых.

– Благо, у меня их немного, – вставила я.

– Да, – согласился Олег Витальевич. – Крестная твоя очень переживала. И рассказала Елене Вадимовне о том, что ты пропала. А Елена Вадимовна позвонила мне.

– Я с работы домой ехала, – объяснила мне Ленка. – В маршрутке. Встали на светофоре, смотрю, а напротив ты в белой консервной банке! Да еще и с молодым человеком! Я от нечего делать номер и запомнила. Думала тебя подколоть, когда на работу вернешься. Ну, а когда Женя рассказала, что тебя разыскивает милиция, я сразу Олегу Витальевичу позвонила.

– И спасла тебе жизнь, между прочим, – вставил папочка.

Я снова обняла Ленку.

– А как вы узнали, куда мы поехали? – спросила я.

– Да очень просто! Машину-то он купил на свое имя! В тот же день, когда ты решила следить за Верховским, купил. Ему эта слежка пришлась очень на руку. Он хотел, чтобы вы друг друга подозревали. Велел Данилевичу вызвать брата к магазину, чтобы ты увидела их вместе. Ты увидела и решила, что они сообщники.

– Решила, – призналась я убитым голосом.

– Ему было очень важно не дать вам встретиться с Аликом. Не дать вам разобраться. К тому же его отчаянно поджимало время. Виза открыта, билеты куплены, нужно ехать. А ехать без камня – обидно. К тому же он опасался, что Данилевич найдет бриллиант в его отсутствие.

– Отказался бы от роли! – сказала Ленка. – Какой-то Гамлет и такая ценность!

– Нет, Лена, – ответила я. – От этой роли он бы не отказался ни за что. Даже за бриллиант.

– Вот именно, – сухо подтвердил Олег Витальевич. – Он хотел успеть все сделать до своего отъезда. Поэтому купил в деревне первую попавшуюся развалюху на ходу. Ему искать варианты и запутывать следы было просто некогда. Доверенности оформлять на подставных людей и все такое прочее... Торопился очень. Поэтому купил машину на свое имя. Ну а дальше все просто. Мы посмотрели прописку. Съездили, осмотрели квартиру. И наткнулись на пакет владения поселком «Отрадный». Вот и приехали.

– Еще бы день...

Юля не смогла договорить.

– Я думаю, что сам убивать вас он бы не стал, – сказал Олег Витальевич.

– Да, – согласилась я. – Для этого была любящая мама.

– И врач, впридачу! – подчеркнул Олег Витальевич. – Он бы преспокойно уехал и тем самым обеспечил себе алиби.

– А как они все это планировали? – не удержалась я.

Юля возмущенно вскрикнула.

Олег Витальевич не стал возмущаться. Просто немного помолчал и неторопливо ответил:

– Поверь мне, Ира, лучше тебе этого не знать.

Папочка пересел поближе ко мне и взял меня за руку.

– Пойду, принесу самовар, – вызвалась Ленка.

Некоторое время мы сидели молча.

– А почему он убил Юру? – спросила Юля. – Не хотел платить?

– Нет. Просто не успевал собрать нужную сумму. Они с Данилевичем договорились собрать по пятьсот тысяч каждый. Но у каждого были финансовые трудности. Слава с матерью вложили все, что было в строительство поселка. Но достроить не смогли. Денег не хватило. Он попытался заложить «Отрадный» в банке, но там смекнули, что клиент торопится, предложили триста тысяч за все. А в поселке одна земля дороже стоит. И у Данилевича были проблемы с наличными. В общем, они собрали шестьсот тысяч. В тот вечер Слава приехал сразу после спектакля, чтобы просить Казицкого об отсрочке. Но тот не хотел ждать. Слава стал ему предлагать закладную на всю свою недвижимость, но Казицкого это не интересовало. Он хотел одного: получить деньги и обеспечить себе и любимой женщине спокойное существование. Возиться с долгостроем он не собирался. Он хотел спокойной жизни. Я прав, Юлия Павловна?

Юля молча кивнула.

Вернулась Ленка. Олег Витальевич запоздало перехватил у нее самовар, осторожно водрузил его на стол и сказал:

– Извините.

– Да ладно! – отмахнулась Ленка. – Знаете, какие сумки с товаром таскать приходится! Мужики отдыхают!

Она принялась разливать чай во все разнокалиберные чашки, нашедшиеся в доме.

– Слава знал о нашем разговоре с Данилевичем? – спросила я.

Олег Витальевич высоко поднял брови.

– Конечно! Он его к тебе и послал! Он подозревал, что ты знаешь, где находится драгоценность, но как из тебя все вытянуть? Захватить в плен и пытать? Для этого тоже опыт нужен... А если бы ты не сказала? Ты барышня упрямая, это невооруженным глазом видно.

– Если бы не ее упрямство, – неожиданно подал голос папочка, – меня бы на свете не было. Кто меня тащил на своем горбу пять лет подряд? Кто?

У меня на глаза навернулись слезы. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что папочка вернулся. Поэтому ответила немного суше, чем хотела:

– Пап, своя ноша не тянет. Олег Витальевич, вы рассказывайте дальше.

– Да нечего больше рассказывать. Он поступил умно. Познакомился с тобой, подружился, влез в душу. И стал добровольным помощником. Предоставил тебе возможность самой найти бриллиант.

– Я должна была догадаться, – сказала я. – Он сказал про машину Верховского, что за два года на такую не накопишь. Если он не был знаком с Аликом, то откуда ему знать, что тот перешел в Архивный два года назад? А я пропустила это мимо ушей.

– Зато он ничего мимо ушей не пропускал, – ответил Олег Витальевич, делая глоток. – Горячо... Помнишь, ты его спросила про принца Дании?

– Помню. Он тогда быстренько подставил Алика, у которого в родне никаких датских королей нет и не было.