Текст книги "Лезвие. Книга 1. Последнее Рождество (СИ)"

Автор книги: Карина Буянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Выручай-комната жизненно необходима. Камин. Огонь. Мягкий плед. Чашка горячего шоколада. Джинни всегда любила смотреть на огонь, это помогало ей успокоиться и прийти в себя. Вот и сейчас она ощутила острую необходимость посидеть перед камином, послушать характерное потрескивание дров, полюбоваться на пламя цвета её собственных волос. Она накинула мантию прямо на ночную рубашку и на цыпочках вышла из спальни.

Гостиная Гриффиндора была пуста, как и следовало ожидать. Хорошие мальчики и девочки крепко спят в своих кроватях, ни о чем не беспокоясь. Им же не снятся кошмары.

В одном незнакомец из сна был прав: Джинни действительно должна убить Драко Малфоя в своем сознании. Но она не может этого сделать, потому что воспоминания, связанные с ним, слишком важны, слишком приятны и слишком желанны.

Путь до Выручай-комнаты прошел на удивление гладко. Видать, в последние часы перед пробуждением уже никто не нарушает школьные правила. Если в нынешнее время их вообще кто-нибудь нарушает, кроме мазохистов вроде Невилла. Акции бывшего Отряда Дамблдора казались Джинни глупостью. Это приводило только к повышению агрессии со стороны Кэрроу и к дополнительным увечьям среди гриффиндорцев. Чем, спрашивается, это помогает в войне против Волдеморта? Типа, напоролся на наказание – все равно что на поле боя побывал? Ну-ну, как же.

Вот и заветная дверь. Так, надо сосредоточиться и отчетливо увидеть место, в которое хочешь попасть. Джинни зажмурилась, представляя камин, мягкий ковер перед ним, теплый плед и чашку горячего шоколада в своих руках. Дверь открылась. Взору девушки предстал неровный свет огня, освещавшего комнату. Она шагнула внутрь. Да, всё правильно. Мягкая мебель, пушистый ковер перед камином, вот только на ковре этом уже кто-то уселся. Джинни в нерешительности замерла, собираясь аккуратно ретироваться, но её услышали. Сидевший у огня обернулся и изменился в лице, побледнев больше обычного.

– Как ты нашла меня? – спросил Драко без обычной манерности.

– Я не искала, – после некоторой заминки ответила Джинни, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но он предательски дрожал. – Я хотела прийти сюда, чтобы побыть одной. Посидеть у камина.

– Не думал, что ты тоже умеешь пользоваться Выручай-комнатой, – проговорил Малфой, отворачиваясь.

– Весь Отряд Дамблдора умеет, одни хуже, другие лучше, – пожав плечами, пробормотала Джинни, переминаясь с ноги на ногу.

– Ладно, я пойду, не буду мешать тебе сидеть у огня, – бросил Малфой, поднимаясь.

Уходит. Правильно. Ему нечего тут делать. Пусть идет. Вот только с губ уже сорвалось предательское «Не уходи!». Джинни тут же отвела глаза от юноши, даже не надеясь, что он послушается. Точнее, надеясь, что не послушается. Какой, наверно, жалкой она сейчас выглядит… Однако Малфой остановился. Кажется, прямо перед ней. Ну почему, почему сейчас так сложно посмотреть в его серые глаза? Мерлин!..

– Джинни, – его голос тоже как будто бы дрожал. Отчего? Где манера растягивать слова? Где язвительность? Почему он называет её по имени, а не "Уизли"? – Это зашло слишком далеко, неужели ты сама не понимаешь?

– Что зашло? – она решилась посмотреть на Драко и тут же попала в плен светло-серых глаз. – Мы ведь договорились сотрудничать. Если дело в сексе, то... это же всего лишь секс.

Малфой сжал руки в кулаки.

– Я идиот, – процедил он. – Конечно. Всего лишь секс. Да.

Он стремительным шагом пронесся к выходу. Джинни мгновение стояла в нерешительности, а потом ринулась следом.

– Драко! – воскликнула она. – Стой, пожалуйста, не выходи отсюда, я прошу!

– С чего бы мне слушаться тебя, Уизли? – его лицо исказилось злостью, а в голосе появились прежние презрительные нотки. – Я Упивающийся Смертью, не забыла? Мне не страшно бродить по коридорам Хогвартса во внеурочное время.

– Скажи мне, что именно зашло далеко, – попросила она, игнорируя его реплики.

– Я уже сказал, что ничего, – огрызнулся он. – Отойди и дай выйти отсюда.

Они стояли совсем близко друг к другу. Так близко уже не было две с лишним недели. Джинни почувствовала, как к горлу подступает комок и становится трудно дышать. Если она не сделает этого сейчас, то не сделает уже никогда. Никогда больше. Сейчас, пока Малфой не открыл дверь и не исчез из этой комнаты, из её жизни, из её сердца. Она обвила его шею руками и изо всех сил прижалась к губам юноши. Он ответил на этот поцелуй с той же самой страстью, как тогда, на улице в Хогсмиде. Его руки крепко прижали Джинни к себе, заскользили по её спине, вызывая обжигающую волну, огнем разливающуюся по телу. Внезапно всё прекратилось. Малфой оттолкнул девушку.

– Вот это зашло далеко! – практически прорычал он, бешено глядя на Джинни. – Теперь понимаешь? С того самого дня я постоянно думаю о тебе, я хочу тебя снова и снова, хочу видеть твои глаза, хочу целовать тебя, слышать твой голос и быть рядом с тобой!

Обалдеть! Обалдеть! Так он, оказывается, хочет того же самого, что она! Он сказал это вслух, глядя в глаза! Вот так же прямо, как тогда, в Хогсмиде – когда заявил, что у них теперь в любом случае отношения. Мерлинова борода! С ума сойти!

– Но почему тогда ты игнорировал меня эти две недели? – непонимающе прошептала она.

– Потому что это неправильно! – воскликнул он. – Мы не можем быть вместе, Уизли! Мы заключили сделку, мы должны сотрудничать на взаимовыгодных началах, которые, впрочем, не исключали секс как приятное дополнение. Но...

Драко запнулся и опустил глаза, глубоко вздохнув.

– Но всё изменилось после того раза на улице, – договорила за него Джинни. – Потому что это был не просто секс.

– Верно мыслишь, Уизли, – съязвил Драко. – Не просто секс. Я почувствовал с тобой то, чего не было ни с кем. Ты перестала быть для меня просто симпатичным экземпляром коллекции, интересным объектом, компаньоном. Я одержим тобой. Я хочу только этого и только с тобой. Но так нельзя, это невозможно! Ты принадлежишь Темному Лорду, рано или поздно он заберет тебя. Мы не можем быть вместе.

– Принадлежу? – Джинни не поверила своим ушам. – В каком смысле?

– Все, кого он выбрал для своих целей, принадлежат ему, – уклончиво ответил Малфой и отвернулся.

Несколько минут он стоял молча, потом тряхнул головой и взялся за ручку двери.

– Если я не уйду сейчас, то не уйду совсем, – пробормотал он, скорее себе, а не Джинни, и неожиданно взмолился: – Помоги мне уйти! Скажи, что этот секс ничего особенного для тебя не значит, что всё по-прежнему, и договор в силе, и мы сможем просто взаимодействовать, как члены одной команды, как ни в чем не бывало!

– Но ты же знаешь, что это не так, – тихо ответила Джинни. – Я не могу солгать, как не смогу и делать вид, что ничего не произошло. Не смогу встречаться с тобой на «уроках» по применению Непростительных заклятий как ни в чем не бывало, потому что не смогу сосредоточиться и буду думать только о том, что умираю от желания поцеловать тебя и соединиться с тобой. Не смогу сталкиваться в коридорах, не замирая оттого, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Не смогу видеть тебя и не мечтать услышать твой голос совсем близко. Ничего уже не будет между нами по-прежнему, Драко Малфой. Я не могу помочь тебе уйти, хотя знаю, что это будет самым правильным.

– Пойми, Джинни, я не могу рисковать, – обреченно выдохнул Малфой, по-прежнему сжимая дверную ручку. – Рано или поздно он узнает обо всем, и тогда конец моей семье! Я не могу подставлять их под удар – как и тебя. Наша связь вряд ли его порадует…

– Не факт, ведь мы оба чистокровные, а я формально буду его соратницей, – возразила Джинни. – Ваш Лорд всегда поощрял чистокровные союзы, насколько я знаю…

Она запнулась. Союз. Они уже говорят об одобрении их пары – пары!! – Волдемортом и родителями! Разве уместно об этом заикаться, когда они едва друг друга знают?

– Что с нами происходит? – спросил Драко, опять-таки, обращаясь больше к себе. – Еще недавно ты ничего для меня не значила, потом стала замечательной возможностью вернуть расположение Лорда, а теперь я едва ли не готов пойти против него, потому что не могу повернуть эту чертову ручку и выйти отсюда!

– А я не могу тебя отпустить, – сказала Джинни и почувствовала, как по её лицу сами собой катятся неуместные слезы. – Но и не смею просить остаться, потому что знаю, что это повлечет за собой. Я не понимаю, что с нами творится, но знаю, что быть вдали от тебя еще мучительнее, чем обречь себя на гнев и месть Темного Лорда в будущем.

Драко отпустил дверную ручку и повернулся к Джинни. Его глаза лихорадочно горели, от мертвенно-бледного лица отражались отблески пламени камина Выручай-комнаты.

– Как-то раз он сказал мне, что от судьбы не уйдешь. Наша встреча – это она и есть, судьба. Мы не видели друг друга много лет, не думали, не держали в голове, не мечтали и не фантазировали друг о друге. А теперь время пришло, и все изменилось само собой. И мы можем быть вместе, не быть, но с тех пор, как мы встретились, есть «до» и «после», и иначе уже не будет. Ты это чувствуешь так же, как и я, и для нас обоих это странно и мучительно. Но если я выйду из этой комнаты, станет еще хуже.

Слышать все эти речи от Драко Малфоя было совершенно невероятно. Лихорадочный блеск глаз, обрывочные фразы, сбивчивое дыхание – всё это никак не вязалось с привычным обликом наследника знатного рода, высокомерного манерного аристократа, больше всего на свете любящего самого себя.

– Возможно, я сошел с ума, раз собираюсь пройти по лезвию ножа, – прошептал он в ответ на невысказанный вопрос Джинни. – Но ты нужна мне. Я хочу быть с тобой. Сегодня. Завтра. До конца. Пусть даже впереди Страшный Суд.

– Нельзя пройти по лезвию, не изрезавшись в кровь. Но я тоже хочу быть с тобой, Драко Малфой, – ответила она, робко дотрагиваясь до щеки юноши. – Хоть и не понимаю, как же так случилось.

Их губы слились в страстном поцелуе, где оба выплеснули всю жажду, скопившуюся за две недели, на которые они оторвались друг от друга. Дверь к выходу была безвозвратно забыта. Драко и Джинни, не отлепляясь друг от друга, перемещались к заветному коврику у камина, к которому оба стремились совсем недавно, даже не догадываясь, что ищут одно и то же успокоение. Видимо, судьба и правда вмешалась в течение их жизни; её дыхание ощущалось в каждом прикосновении, в каждом движении, каждом изгибе их тел, в каждом стоне, срывавшемся с губ, что изголодались по любви. Поглощенные обретенным на время счастьем, Драко и Джинни не заметили черную тень, промелькнувшую в стороне от них и, конечно, не услышали, как легонько скрипнула дверь, закрываясь за тем, кто, подобно им, искал успокоения у камина этой ночью, но тщетно: сегодня для него здесь места не нашлось.

Глава 13. Семейные узы

I used to be alive, now I'm so pathetic but now I get it

What's done is done, I know, you just leave it alone and don't regret it

But sometimes some things turn into dumb things

And that's when you put your foot down

Why did I have to go and meet somebody like you?

Остынь. С осколков ногу убери. И хватит упиваться тщетой.

Что сделано, то сделано. Увы, не изменить.

Оставь в покое, замолчи, ничтожество! – И не жалей об этом,

Раз повязала нас навек неразрываемая нить.

За что?.. Какие кто грехи не смог когда-то замолить?!..

Limp Bizkit «Boiler». Вольный стихотворный перевод К.Буяновой

– А твой сын смелый, – сказала Беллатрикс. – Ума не приложу, в кого он такой уродился?

– Формально Драко не нарушает никаких правил, так что и подвига нет, – процедил Люциус, игнорируя вопрос свояченицы.

– Неужели? – усмехнулась та. – Он ведь прекрасно понимает, что по головке его за это не погладят, и в первую очередь, ты.

– Насколько я помню, Белла, – перебил Люциус, с трудом скрывая раздражение, – Повелитель попросил следить за Уизли и обещал призвать её тогда, когда придет время. Он ни словом не обмолвился, что девчонка нужна ему в личных целях, и что к ней нельзя прикасаться.

– Однако Милорд и обучать уму-разуму её не просил, – парировала Беллатрикс, буравя Малфоя взглядом.

– В нынешнее время умение применять Круциатус и Империо никому не помешает, – отрезал Люциус, демонстративно глядя в другую сторону, дабы пресечь неприятный разговор, но Беллатрикс Лестрендж не собиралась сдаваться так просто.

– Хотелось бы мне знать, почему ты вдруг взялся защищать осквернительницу крови. Не очень верится в то, что ты так хочешь видеть её своей невесткой, – проговорила она. – Давай-ка начистоту, Люциус. Я давно тебя знаю и прекрасно вижу, когда ты что-то затеваешь.

Малфой поднялся с кресла и, подойдя к книжному шкафу, глубоко вздохнул. Его ждал не самый разговор с потенциально разрушительными последствиями.

– Идет война, Белла. Всем хочется выжить, – ответил он. – Стоит ли осуждать людей за это естественное желание.

– Кто бы сомневался! Уж ты-то в этом деле мастер, всегда был скользким и двуличным! – прошипела Белла, тоже поднимаясь. – Ты хочешь предать Темного Лорда, я знаю! Люциус Малфой всегда заботился только о том, как бы его аристократичная задница без проблем усидела на всех возможных стульчиках! Пока мы гнили В Азкабане за верность Повелителю, кое-кто наслаждался благами службы в Министерстве и положением в обществе жалких выродков, которые победили в прошлой войне!

– Кое-кто, как ты выражаешься, не просто наслаждался положением и сидел на стульчиках, а готовился к возвращению Повелителя, – спокойно возразил Люциус, поворачиваясь к женщине. – Без усиленной работы в этом направлении тех, кто остался на свободе, ничего бы не вышло. В том числе не состоялось бы и ваше освобождение из тюрьмы, моя дорогая. Так что нет, предать наше дело я не хочу. Ты ошибаешься.

Глаза Беллатрикс метали молнии. Малфой едва сдержал усмешку.

– Послушай, Белла, – сказал он. – Эта девочка, Уизли, не похожа на отщепенку. Это увидел Драко, вижу через него и я. Во-первых, она чистокровна от рождения, во-вторых, явно не против перейти на сторону победителей, а мой сын ей в этом просто помогает. Инициатива по сотрудничеству фактически принадлежит ей, я же наблюдал их разговор у кабинета Снейпа...

– Извращенец, – Лестрендж фыркнула. – Небось, ты и за всем остальным понаблюдал.

– Моя задача и святейшая обязанность как главы дома Малфоев – быть в курсе всего, что касается нашей семьи в целом и моего сына в частности. Во всех смыслах, – пожал плечами Люциус, равнодушно оглядывая старинные картины на стенах кабинета.

– Она все равно останется осквернительницей крови, как и вся ее семейка! – рявкнула Беллатрикс.

– Полагаю, слишком опрометчиво судить обо всех представителях чистокровной семьи одинаково, опираясь на то, как поступили единицы из них, – заметил Люциус. – Не мне тебе напоминать, что даже в самых досточтимых родах бывают примеры, недостойные подражания. Если говорить о твоей сестре и племяннице...

– У меня только одна сестра и один племянник! – взорвалась Лестрендж. – Больше не смей говорить вслух об этом позоре, а не то не посмотрю, что ты муж Нарциссы – узнаешь мой Круциатус на своей манерной шкуре и пойдешь лично передавать привет Лонгботтомам в Мунго!

– Как тебе угодно, – согласился Малфой, вполне довольный эффектом, который оказали его слова на свояченницу.

– Интересно, рвалась бы эта девчонка Уизли к нам, если бы знала, где сейчас её братец Джордж и по чьей вине, – сказала Беллатрикс после некоторой паузы совсем другим тоном. – Одного не пойму: почему Милорд не дал мне добить этого одноухого? Он же был почти мертв! Какой с него толк? Зачем поддерживать его жизненные силы и тем более содержать этот кусок мяса в хороших условиях?!

– У Повелителя на него свои планы, – пожал плечами Люциус. – Понятия не имею, какие, но Джордж Уизли ему нужен. Как и Джиневра Уизли. На всё его воля – ты уже должна бы к этому привыкнуть за столько лет. Он не обязан объяснять нам свои замыслы – опять же, мы с тобой в некоторой опале, забыла? Возможно, мой сын сможет исправить это положение…

– В которое он нас сам и поставил, потому что твой сын такой же трус и подлец, как и ты, – лицо Беллатрикс перекосило от отвращения.

– Я в очередной раз жалею, что женился не на тебе, а на Цисс, – улыбнулся Люциус, наблюдая за тем, как свояченица закипает от гнева. – Ты так хорошо меня понимаешь, Белла...

– Да я бы никогда не пошла за тебя, Малфой! – снова взорвалась она. – Повторяю: твой Драко трусливый подлец. Всегда таким был и всегда останется. Кроме собственной шкуры его в этой жизни ничего не интересует – и чистоты нежных ручек, привыкших, что всю грязную работу за него делают другие, а он только выпендривается перед однокурсниками Черной Меткой.

– Пару минут назад ты говорила, что мой сын смелый, – невозмутимо напомнил Люциус.

– Я? Я так сказала? Вздор! Это не смелость, а вопиющий эгоизм, что ради девчонки Уизли он странным образом готов пойти против Господина – прекрасно отдавая себе отчет в последствиях, которые не заставят себя долго ждать! Чему ты улыбаешься, Люциус?! Ты этому радуешься?! Да как ты смеешь! Совсем рассудок потерял на почве борьбы с облысением?!

– Давай постараемся сохранить спокойствие, – очень тихо попросил Малфой. – Сядь, пожалуйста. Прошу.

Беллатрикс послушалась, шумно выдохнув. Она опустилась в кресло и, сжав руки, вперила в Люциуса глаза, горящие недобрым огоньком.

– Итак, мы имеем следующее, – сказал он. – Девочка нужна Милорду. Она скоро станет одной из нас – это очевидно. Согласись, сейчас крайне опасно пренебрежительно к ней относиться и позволять себе любые радикальные высказывания на эту тему. Что касается моего сына, повторюсь, он пока волен спать с кем угодно, и я искренне рад, что его выбор пал на чистокровную волшебницу с выдающимися магическими способностями, а не на какую-нибудь грязнокровку.

– Твой Драко не просто спит с ней.

– Вот как? – Люциус удивленно посмотрел на женщину так, будто увидел её впервые. – А что же он тогда делает? Все, что я вижу: Драко использует Уизли в своих целях, которые совершенно прозрачны. Мой сын хочет возвысить положение нашей семьи в глазах Повелителя. Он, как ты справедливо заметила, достаточно труслив, чтобы пойти против нас, и уж тем более – против Лорда. Так что Драко работает на опережение, говоря простым языком – выслуживается. Ничего не имею против.

Беллатрикс оглушительно расхохоталась, и Люциуса передернуло. Он никогда не понимал странной любви свояченницы к громким звукам и тем более – перепадов ее настроений, которые всегда сопровождались бурными и неожиданными эмоциональными проявлениями.

– Мерлинова борода, как же ты глуп, Малфой! Это великолепно! – воскликнула она, захлопав в ладоши. – Так ты видишь ситуацию, значит? О да, ты хотел бы, чтобы было так, и, скорее всего, твой сопляк тоже! Но всё изменилось, мальчики. Твой сын носится с этой Уизли, потому что её любит. Любит, Люциус – и лишь такой, как ты, может этого не понять! Драко влюбился и готов пойти против всех – семьи, Милорда, хоть всего мира – ради этой девчонки.

Люциус молчал. Им овладевали противоречивые чувства. Он отказывался верить словам Беллатрикс. Да, он видел всё, что делал Драко, слышал его высокопарные слова, обращенные к Уизли, но ни на минуту не допускал, что они могут быть правдой. Драко попросту не может любить эту девчонку. Он пытается влюбить ее в себя – и весьма успешно, вне всяких сомнений. Поэтому он пропал из общения с ней на две недели, а потом разыграл крайне убедительную сцену в Выручай-комнате, чтобы уж наверняка добиться желаемого результата. Конечно, он зря тратит на это столько времени и душевных сил, налицо излишний пафос и страсть к самодеятельности. Скорее всего, виноват юношеский максимализм и самонадеянность, хотя он и в детстве любил изображать актера драматического театра, приводя в ужас домовых эльфов и самого Люциуса в первую очередь.

Но вдруг Беллатрикс права?.. Люциус сжал набалдашник своей драгоценной трости до боли в пальцах. Любовь. Нечто, не поддающееся никакой логике. Странное чувство, перед которым не могут устоять даже самые умные и достойные из живущих. Нечто, кажущееся бездарной глупостью тем, кто этого не испытывал. Лорд не учел этой досадной мелочи – и пал в небытие на долгие годы. Люциус никогда не испытывал того, о чем по молодости читал во многих книгах, но ему были знакомы другие чувства. Жажда власти. Вожделение. Стремление обладать. Преданность кодексу рода Малфоев. Почти религиозная ценность всего, что связано с его Домом. Вера в традиции и чистоту крови. Тяга ко всему прекрасному, особенно к произведениям искусства.

Той любви, о которой сейчас говорила свояченница, Люциус Малфой не понимал. Тем не менее, он умел учиться на ошибках других и потому старался не пренебрегать значимостью этого чувства. Но в контексте Драко он об этом даже не задумывался. Как такое могло случиться с его сыном? Не иначе, в тетушку с материнской стороны пошел, подумалось Люциусу, и он бросил на Беллатрикс откровенно неприязненный взгляд.

– Ты знаешь, что я права, – довольно проговорила она. – Тебе это чувство неведомо, а ему – да.

– Дурная наследственность, – усмехнулся Люциус, не без удовольствия наблюдая то, как свояченица вспыхнула. – Так вот, почему ты одобряешь поведение Драко несмотря на все, что наговорила о нем здесь? Сочувствуешь ему, как товарищу по несчастью?

Беллатрикс пока молчала, но было видно, что это ненадолго: она едва сдерживала ярость. Малфой в очередной раз усмехнулся про себя. Беллатрикс Лестрендж страшна в гневе. А гарнитур орехового дерева его семья берегла века с 16-го… Очередная реплика вертелась у него на языке, и она должна была прозвучать, но – гарнитур!.. И ведь простым Reparo не отделаешься… Впрочем, Беллатрикс что-нибудь сломает и без его следующей реплики, так что рисковать, пожалуй, нечем. Он с сожалением обвел взглядом любимую мебель. А, черт с ней, была не была! Малфой придал лицу озадаченный вид и несколько мгновений разглядывал женщину так, словно хочет отыскать в ее лице ответ на свой вопрос. Потом его как будто осенило, и Малфой – с картинным жестом рукой и правой бровью, поднятой вверх – изрек:

– Ну конечно, как же я сразу не понял! Ты одобряешь действия Драко, потому что ревнуешь Повелителя к этой Джиневре Уизли!

Подлокотник кресла, в котором сидела Беллатрикс, с громким треском разлетелся в щепки.

– Заговариваешься, Малфой! – прошипела она.

Но Люциус только набирал обороты и не собирался останавливаться на полпути.

– Нисколько, дорогая. Это просто некоторое рассуждение на тему верности Темному Лорду. Драко бросает ему вызов, а ты сделаешь всё, чтобы помочь моему сыну, лишь бы Джиневра Уизли не попала в постель к Повелителю, – констатировал Люциус. – Понимаю, понимаю твои опасения. Конечно, Господина давно уже никто не интересует в плотском смысле, но кто знает, вдруг молодая кровь пробудит его?.. Молодые девушки это могут, тебе ли не знать, Белла? Когда-то, будучи как раз в возрасте этой Уизли, ты произвела на Милорда неизгладимое впечатление...

Второй подлокотник кресла постигла участь первого.

– Так что вместо того, чтобы помешать моему сыну сотворить непоправимую ошибку из-за этой вашей любви, вместо того, чтобы спасти честь нашей семьи, ты нас погубишь, потому что поможешь Драко, а не воспрепятствуешь, – резюмировал Люциус. – Должен ли я сообщить об этом Господину, как думаешь? Если я, конечно, верный и преданный ему Упивающийся Смертью, а не – как ты там сказала? – трус и подлец, который хочет усидеть на стульчиках...

– Делай всё, что хочешь! – крикнула Беллатрикс, вскакивая с кресла, которое от резкого толчка влетело в шкафчик из венецианского стекла времен эпохи Возрождения. Люциус с болью закрыл глаза, чувствуя, как сжимается сердце при звуке бьющегося и разпадающегося на мелкие осколки сокровища. – Я тоже найду, что сказать Милорду! Он знает, что я-то как раз ему верна, верна, как никто другой! Я никогда его не предам!

– Разумеется, он знает, и хотел бы я посмотреть на того, кто не в курсе твоей собачьей преданности, – едва слышно пробормотал Малфой, не отрывая взгляда оттого, как Беллатрикс крушит тот самый гарнитур, за который он так волновался. – И всё же, Белла, думаю, что мы с тобой сможем договориться, ведь здесь наши цели совпадают. Мы оба хотим жить и не потерять то, что дорого для нас. Продолжим разговор тогда, когда ты перестанешь крушить мое имущество, успокоишься и осмыслишь то, что я тебе сказал.

Беллатрикс собиралась что-то ответить, но раздался стук в дверь, и на пороге появилась взволнованная Нарцисса.

– Вы опять поругались? – осторожно спросила она.

– С твоим муженьком даже сестра милосердия в Мунго больше часа не выдержит! Как ты его вообще терпишь! – крикнула ей Беллатрикс, вылетая из кабинета и чуть не сбивая сестру с ног.

– И правда, дорогая, – почти пропел Люциус, обращаясь к жене более громким голосом, чем обычно. – Я каждый день спрашиваю себя: почему ты не уезжаешь на рейды, длящиеся по полгода, и не обиваешь пороги у Повелителя, выпрашивая себе новые миссии подальше от дома, как это делает Рудольфус Лестрендж, законный муж нашей ненаглядной Беллы?

Где-то далеко за пределами кабинета раздался оглушительный грохот. Характерный звук не оставил никаких сомнений.

– Подарок твоей тети, – прошептала Нарцисса. – Четырнадцатый век. Фарфор.

– Знаю, милая, – так же тихо ответил Люциус. – Боюсь, сегодня ночью придется лично заняться глобальной реконструкцией антиквариата. Домовые эльфы с этим точно не справятся. Прости, я не мог поступить иначе. Речь шла о Драко, и Беллатрикс сама завела этот разговор. Ты ведь знаешь, достучаться до твоей сестры практически невозможно, она совершенно себя не контролирует...

– Но фарфор четырнадцатого века, Люциус! Китайский фарфор! – огромные глаза Нарциссы смотрели на него с искренней болью. Малфой глубоко вздохнул, покачал головой и обнял жену.

– Да, дорогая, мне тоже нелегко дался этот шаг. Но ты же знаешь свою сестру…

– Я понимаю, милый. Я понимаю.

Люциус Малфой, может быть, и не испытывал к своей жене пресловутой любви со всей этой пошлой романтикой, опасной непредсказуемостью и безудержной страстью, толкающей на опрометчивые и ошибочные в большинстве своем поступки, но он точно очень сильно ценил Нарциссу. За ненавязчивость, немногословность, совершенную, благородную и глубоко аристократичную красоту, покладистость, безупречный вкус и искреннюю любовь к ценным предметам искусства. Столь же сильную, как у него самого.

В этом вопросе супруги Малфои испытывали абсолютно взаимные чувства.