Текст книги "Рожденные лихорадкой (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Глава 25
Внутри этих тюремных стен у меня нет имени...
Когда Светлая Королева впервые увидела иллюзию-воспоминание Тёмного Короля в белой, залитой ярким светом половине будуара, где она оказалась запертой с помощью магии, которая была превыше её понимания, она вжалась в стену, обратившись в гобелен. Ей пришлось молча наблюдать за весьма живописной сценой совокупления, и если поначалу она делала это поневоле, то со временем прониклась к ней живым интересом.
Её двор был двором чувственности, и этот мужчина по праву когда-то считался его королём. Комната была насквозь пропитана страстью, насыщая сам воздух, в котором был подвешен и её гобелен, драпируя плетение его нитей ещё одним её поневоле возбужденным воплощением.
Взору посетителя на стене будуара открылась бы лишь красочная картина охоты, в центре которой, перед жертвенником, на котором лежал великолепный белый олень, стояла, глядя с гобелена, хрупкая, миловидная женщина со светлыми волосами и радужными глазами.
Она на королевский зубок выучила легенды о невероятно гениальном, ужасающе могущественном, диком, полубезумном богоподобном короле, который чуть не уничтожил всю их расу, приговорив их влачить жалкое существование из-за своей одержимости смертной.
Она презирала Тёмного короля за то, что он отгородился от неё. За то, что он убил истинную королеву, прежде чем Песнь была передана по наследству. За то, что им ради выживания пришлось вступить в союз со слабовольными существами и стать тенью былого величия и могущества.
Она и себя презирала за то, что не смогла разглядеть того, кто скрывался за фасадом ближайшего её советника В'Лейна, и позволила ему запереть себя в студёной темнице, в ледяном гробу, где ей ничего больше не оставалось, кроме как надеяться на то, что посеянное давным-давно среди Келтаров, ОКоноров и многих других принесёт свои плоды, и ей удастся выжить. Выжить лишь для того, чтобы снова поставить на кон свою жизнь уже в следующем испытании, которое тоже было ей открыто в видении.
А это её навязанное магией заточение в наполненном воспоминаниями будуаре вовсе и не жизнь. Она словно заперта в очередном гробу в то время, как её раса страдает от неизвестно каких мучений.
Стены тюрьмы для Тёмных пали. Даже будучи в ледяном плену гроба, полностью лишенная сил сутью тёмной тюрьмы, которая не допускала присутствие магии, она почувствовала, как стены вокруг неё рухнули, ощутила тот самый момент, когда древняя, несовершенная песня угасла.
Она, как никто другой из Светлых, понимала, в какой опасности находится их раса. Ведь это она использовала несовершенную Песнь, фрагменты которой отыскала то тут, то там, чтобы связать царства Фэйри с миром смертных. Она смогла уберечь свой двор, над которым нависла угроза вымирания, лишь обручив его с планетой людей.
Необратимо.
И если этот мир поглотят чёрные дыры, то та же участь постигнет и царства Фэйри.
Перед королём она притворилась, что ничего этого не знает, но именно по этой причине она так настаивала на том, чтобы он начал действовать.
Она прекрасно осознавала, насколько плачевными были их обстоятельства. Она сама пыталась найти мифическую Песнь, пытаясь восстановить ту колоссальную магию, что породила их расу. Она изучала легенды. Знала правду. Песнь взыскивала непомерную плату с несовершенных существ, коими все они являлись в разной степени. Не существовало легкого решения. Ей придётся многого лишиться.
Но ещё она знала что-то, чего не знал даже сам Король. Если ей удастся с помощью манипуляций и соблазна вынудить его спасти Дублин и соответственно её двор, наибольшую цену придётся заплатить именно ему.
Гобелен, в который она превратилась, покрылся рябью и содрогнулся от лживых иллюзий Короля. Ведь если верить им, то это именно она лежала на тех густых мехах и кроваво-красных лепестках роз, пока в воздухе витали бриллианты, освещая будуар словно миллионы сверкающих звёзд.
Если верить ему, то она когда-то была смертной и была влюблена в виновника всех бед их расы, создателя скверны, того, кому была совершенно безразлична предыдущая Королева, его суженая, и уж подавно двор, который он покинул.
– Круус вынудил тебя выпить из котла забвения, – сказал Король перед тем как уйти.
Она никогда не пила из котла. Королевам это не положено.
– До того, как ты стала Королевой. Когда ты была моей.
Она не поверила ему. Отказывалась ему верить. А даже если так и было – какая теперь разница? Она теперь та, кем является. Светлая Королева – лидер истинной расы. Целую вечность ею является. Ничего не знает о его лживых историях. И знать не хочет.
Но в то же время, ей совершенно не понятно, зачем ему весь этот фарс.
Ему ничего от неё не нужно. Он Тёмный Король. Сущность, состояние материи, которое далеко за гранью их восприятия. Ему ничего и ни от кого не нужно. Легенды становились слишком путанными, когда речь заходила о его происхождении. То же касалось и их происхождения.
Она прищурила свои тканевые глаза, плетение гобелена пошло рябью. Как такое безумное, как Король, существо смогло изобразить глубину чувств, открывшуюся её взору?
Эмоции были чужды её расе в этом их первозданном виде. Они могли ощутить лишь отголоски того, что чувствовали примитивные создания, среди которых они жили, по этой причине она и выбрала этот мир: скрасить их блеклое существование, усилить угасающие страсти, чтобы удовлетворить их в полной мере.
Но на огромном круглом возвышении женщина, которая выглядела и двигалась точно так же, как она, глядя вниз на существо, которое она впускала не только в своё тело, но и в самую свою душу, смеялась так, как сама Эобил никогда не смеялась. Прикасалась так, как она сама никогда не прикасалась. Была взволнована Королём, которого ненавидела, до такой интимной глубины, которую считала невозможной.
– Брось свою глупую затею, – произнесла женщина на кровати, внезапно став серьёзной. – Сбеги вместе со мной.
В видении Король тут же разозлился. Она это чувствовала, даже будучи гобеленом.
– Мы уже говорили на эту тему. Вопрос исчерпан.
– Мне это не нужно. Я не хочу жить вечно.
– Это не ты останешься одна после твоей смерти.
– Тогда стань таким же человеком, как я.
Эобил ещё больше сощурилась. Фейри, который ради человека готов стать человеком? Да никогда. Лишь один Адам Блэк мог настаивать на подобной глупости, так опуститься, но для этого его безумия были веские причины, и вина за это лежала целиком и полностью на ней.
Король же продемонстрировал свойственную всем фейри ответную реакцию.
Отвращение.
Он не желал отрекаться от славы Древних, достойных чести, Первородных. А в его случае, может, и самого Первозванного. Но всё же... Песнь была доверена не ему. А женщине. И на то была веская причина. Страсть не ослепляет женщин. Она их очищает.
И когда он поднялся, возвысившись над женщиной, которой по его утверждению и была Эобил, она почувствовала то, что чувствовала женщина, лежащая на кровати, и это раздражало, причиняло неудобство: бессилие от осознания того, что ей не добиться своего. Обреченность, ведь невозможно заставить слепого увидеть. Она знала, что ей уже не достучаться до своего любовника.
Но помимо этого женщина на кровати чувствовала что-то такое, чего Эобил было не понять.
Любовь была для неё самым важным во вселенной. Важнее даже самой Песни. И без любви и свободы для неё жизнь была бессмысленной.
Женщина на кровати разразилась слезами, когда Король ушел.
Женщина на гобелене молча наблюдала.
И если ради того, чтобы обезопасить свой двор, ей придётся притворятся той женщиной, так тому и быть.
Но Королю придётся за это дорого заплатить.
Глава 26
Отделяй же слабых от старых, Мой разговор с самозванцами краток...
– Она не может быть человеком, – возразила я, уставившись на существо, так невероятно похожее на мою сестру. – Это невозможно. Я слышала о двойниках, но не верю в их существование. Они не могут быть настолько похожи. Здесь же всё сходится до мельчайших деталей, за исключением нескольких незначительных нюансов, вроде бриллиантового кольца на ее пальце.
Самозванка сидела, прислонившись к ящику, и вертела головой из стороны в сторону, переводя взгляд с меня на Бэрронса. За мной она наблюдала с опаской, как будто пыталась убедиться, что я не начну снова наступать на нее.
Я посмотрела на Бэрронса в безмолвном страдании, не желая признавать очевидное. Сейчас, как никогда прежде, я сомневалась в том, что смогла той ночью в КиСБ вырваться из лап Синсар Дабх.
«Вы здесь, я здесь, и все это реально, – Бэрронс спокойно и мрачно смотрел на меня. – Только не падайте в обморок, мисс Лейн.»
Я замерла.
«Я никогда не падаю в обморок.»
«Вот и не забывайте об этом. Не стоит. Сконцентрируйтесь. Мы во всем разберемся. Вы пытаетесь увидеть сразу всю чертову картинку целиком. У любого от этого снесет крышу. Как следует вести себя на минном поле?»
«Обойти его?»
«Продвигаться шаг за шагом.»
Он был прав. Надо сконцентрироваться.
Я оглянулась на существо, притворяющееся моей сестрой. Оно сидело и выглядело таким же сбитым с толку и обеспокоенным, как и в первый раз, как я его увидела. А затем оно вопросительно взглянуло на Бэрронса.
– Кто вы такой? Кем вы приходитесь ей?
Бэрронс не ответил. Он не отвечал ни на чьи вопросы, кроме разве что моих, и то только потому что у меня было то, что он хотел.
Оно поспешно продолжило:
– Синсар Дабх у моей сестры. Она где-то в ее одежде. Мы должны избавить ее от книги. Мы должны спасти ее, – говоря все это, она поморщилась, бросила быстрый взгляд на меня, как будто ждала, что я вот-вот обрушу на них смерть и разрушение за такие слова.
– Синсар Дабх не У меня, – бросила я существу, кем бы оно ни было. – Она ВО мне. И была там с рождения. Но она не управляет мной.
По крайней мере, я надеялась на это.
Она, моргая, смотрела на меня.
– Что?
– Моя сестра умерла больше года назад в переулке на левом берегу реки Лиффи, сразу после того, как нацарапала подсказку на асфальте. Что это была за подсказка?
– Там было написано «1247 ЛаРу, мл». Но, Мак, я не умерла.
Меня как будто разом лягнуло в живот стадо чертовых клейдесдалей. Лишь на долю секунды я позволила себе предположить что это возможно.
– Кое-кто видел, как ты умираешь, – намекнула я.
– Девочка с рыжими волосами. Она привела меня в переулок. Но она ушла прежде, чем я... я...
– Прежде, чем ты что? – бесстрастно спросила я.
Она закачала головой и выглядела при этом уязвимой, обескураженной и потерянной.
– Я не знаю. Не помню. Все... как в тумане.
Боже, как удобно.
– Ты не помнишь...потому что моя сестра мертва. А мертвые ничего не помнят. Тело Алины отослали домой, ко мне. Я опознала его. И похоронила, – а ещё я оплакала его. И это стало для меня поворотным моментом, после которого моя жизнь полностью изменилась.
– Мак, – задыхаясь, проговорила она: – я не знаю! Все, что мне известно: я была в том переулке и выводила подсказку для тебя на асфальте. А затем... мне кажется... я потеряла сознание или что-то вроде того. И вот два дня назад я очнулась, стоя посреди Темпл Бар без малейшего представления о том, как я туда попала! Я понятия не имею о том, что произошло. Все так изменилось! Все так отличается, как будто я попала не в ту... – она замолкает, прищуривая глаза. – Это произошло год назад? Я была в том переулке год назад? Я потеряла целый год? Какое число, мне нужно знать, какое сегодня число! – она вскочила, из-за истерики ее голос звучал пронзительно высоко.
Я неосознанно сделала шаг вперед, и существо снова прижалось к ящику, пытаясь истончится до уровня бумажного листа. Его руки взметнулись к голове, но затем одна из них опустилась в предостерегающем жесте, не давая мне подойти.
– Нет, пожалуйста, не приближайся! – стонала она, пока я не отступила.
Я взглянула на Бэрронса.
Его глаза ответили: «Все возможно.»
– Бред собачий! – рявкнула я. – Как тогда объяснить погребенное мною тело?
«Фейрийская иллюзия?»
Я чертыхнулась и отвернулась от самозванки. Просто не могла больше смотреть на нее. Она разыгрывает меня и получается у неё это великолепно. Не могу я поверить в то, что хоронила не её. Не хочу я в это верить.
Потому что глубоко внутри – отчаянно и от всего сердца – мне так хочется в это верить. Если обнаружится, что каким-то чудесным образом, фейри спрятал мою сестру, и она вообще никогда не умирала, воплотиться в жизнь моя самая сокровенная мечта!
Но, к сожалению, я больше не верю в классические хэппи энды.
– Почему у тебя на пальце кольцо? – бросила я через плечо.
– Дэррок сделал мне предложение, – ее голос сорвался на рыдания. – Ты сказала, что он мертв. Это правда? Я действительно потерялась на целый год? Он жив? Скажи мне, что он жив!
Я оглянулась на Бэрронса.
«Это действительно человек? А может быть так, что оно и тебя обманывает?» – безмолвно спрашивала я.
«Я ощущаю ее человеком, на все сто процентов. Более того, мисс Лейн, она пахнет, как вы.»
Я моргнула, мои глаза широко распахнулись.
«Ты думаешь, она моя сестра?»
Если в это верит Бэрронс, то я определенно на грани эмоционального срыва. Ну как тут не предположить, что я живу не в той реальности. Ведь Бэрронса не так просто одурачить.
«Недостаточно доказательств, чтобы сделать окончательные выводы.»
«Что же мне делать?»
«А что вы хотите сделать?»
«Избавиться от нее.»
«Убить?»
«Нет. Просто убрать отсюда.»
«И чего вы хотите этим добиться, мисс Лейн?»
«В данный момент мне станет легче от этого, и пока этого достаточно.»
«Продолжайте задавать ей вопросы,» – приказал он.
«Не хочу.»
«В любом случае сделайте это. Я не собираюсь ее никуда уводить.»
«Не "ее", а "это существо".»
«Она человек. Смиритесь с этим.»
Я ожидала, что он уберёт самозванку с моих глаз. Но он не сделал этого. В приступе гнева и ярости я отпихнула ящик от стены и уселась на него.
– Ты можешь начать рассказ о себе с детства, – бросила я существу.
Оно посмотрело на меня.
– Это ты мне расскажи, – выдало в ответ оно.
– Думала, ты боишься меня, – напомнила я.
– Ты ничего такого не сделала, – пожало плечами существо. – По крайней мере, пока. И ты не походишь близко. Кроме того, если я действительно потеряла год, а Дэррок мертв, делай, что хочешь, – с горечью проговорило оно. – У тебя моя сестра. У меня больше ничего не осталось.
– Мама и папа.
– Даже не смей угрожать им!
Я покачала головой. Оно действовало как моя сестра. Блефовало так, как это сделала бы я. Я тоже попыталась бы утаить от Книги, что у меня есть родители, и перешла бы к угрозам, когда Книга начала бы угрожать им. Еще одна червоточина в моем яблоке. Я стремительно теряла ощущение реальности происходящего.
– Кто был твоим первым?
«Провалом,» – не стала добавлять я.
Оно хмыкнуло.
– Даже не напоминай. ЛВЧ.
Люк-вялый-член. Была причина по которой, наш чемпион оставался девственником гораздо дольше всех остальных парней в старшей школе. Он не хотел, чтобы пошел слух о том, что отличный футболист совсем не так хорош в постели, как на поле. Потеря девственности стала грандиозным провалом для Алины. Он так и не смог прорвать ее девственную плеву. Но сестра никогда никому не рассказывала об этом кроме меня. Вместе мы и прозвали его ЛВЧ. Я тоже никому и никогда не рассказывала об этом.
Если моя сестра жива, то ради чего я веду борьбу? Чтобы облегчить боль? Ради мести? Если моя сестра жива, где, черт возьми, она пропадала целый год?
На Дэни лежит вина за ее смерть. Если она не мертва, что же тогда на самом деле произошло той ночью в переулке?
– Правша? – я посмотрела на Бэрронса. Я не горела желанием, чтобы это существо – или, если уж на то пошло, вообще кто бы то ни было – оценивало хозяйство моего мужчины, но подобные интимные нюансы – одна из тех вещей, которыми я привыкла с ней делиться. Мы с ней оценивали мужское хозяйство, определяя в какую сторону мужчина заправляет свой член. «Если не можешь сказать, куда он заправлен, младшая, значит нечего и знакомиться с ним поближе. Кому нужны обладатели непримечательных размеров?» – учила меня сестра.
Бэрронс стоял, широко расставив ноги, со скрещенными на груди руками, блокируя лестничный пролет, и наблюдал за нами с бесстрастным спокойствием, он словно пытался выяснить имеет ли разворачивающееся перед ним безумие какой-либо смысл.
Ее брови поползли вверх, когда она взглянула на него.
– О господи! Определенно левша.
Бэрронс бросил на меня убийственный взгляд.
Я проигнорировала его. Хотелось бы мне задать мошеннице такой вопрос, ответ на который я не знала, потому что если это была какая-то разновидность проекции, то Книга внутри меня могла получить свободный доступ к любой информации, которой владела я. Она могла тщательно "прочесать" мою голову, до мельчайших подробностей. Но если я не знала ответ, то ни подтвердить, ни опровергнуть его не смогу. Вот вам и замкнутый круг.
«Вы используете для рассуждений свой мозг, мисс Лейн. Это не самый ваш проницательный орган.»
«А какой самый?» – безмолвно бросила я.
«Ваше нутро. Люди все усложняют. Тело и так все знает. Люди не доверяют ему. Спросите у него. Прислушайтесь. Почувствуйте.»
Я сердито выдохнула и отбросила волосы.
– Расскажи мне о своем детстве, – снова повторила я.
– Откуда мне знать, что ты не Синсар Дабх, которая играет со мной в игры? – ответило существо.
– То же можно сказать и о тебе, – натянуто проговорила я. – Может то, что внутри меня, проецирует тебя, – а я затерялась в ворохе этих иллюзий.
В ее глазах появилось понимание, когда она осознала то, что я сказала.
– О боже, ни одна из нас не знает наверняка. Черт, младшая!
– Ты раньше никогда не говорила...
– Знаю, е-мое, ешкин кот, петунья, маргаритки, лягушка. У нас были свои ругательства, – она фыркнула, и мы одновременно выпалили:
– Потому что красивые женщины не ругаются.
Оно засмеялось.
Я прикусила язык. Ненавижу себя за то, что разговариваю с самозванкой. У нее та же интонация. Почти такой же наклон головы. Я отказываюсь смеяться. Отказываюсь делить моменты сестринского единения с существом, которое просто не может существовать.
– Как может Книга находиться внутри тебя? Я не понимаю, – сказала она. – И почему она не поработила тебя? Я слышала, что она подчиняет любого, кто ее касается.
– Здесь я задаю...
– И вообще почему все так? Если ты действительно Мак, и Книга каким-то образом действительно внутри тебя, и ты не одержима, а я действительно твоя старшая сестра, – она подчеркнула свое старшинство так, как это сделала бы Алина, – и я не мертва, неужели я не заслуживаю хотя бы толики понимания? – она нахмурилась. – Мак, Дэррок действительно мертв? Я нигде не могу его найти, – на какое-то мгновение, казалось, ее лицо задрожало, как будто она была готова удариться в слезы, а затем застыло. – Серьезно. Расскажи мне о Дэрроке и о том, что, черт подери, произошло с Дублином, а я расскажу тебе о своем детстве.
Я вздохнула. Если каким-то чудесным образом это действительно была моя сестра, то она была такой же упрямой, как и я. Ну а если это не моя сестра, то мне не сдвинуться с мертвой точки, если не пойду на уступки.
Так что, я восполнила ее пробелы рассказом о бессмысленной смерти Дэррока, когда Книга расплющила его голову как виноградину, и кратко изложила ей события последнего времени, а затем, скрестив руки, опёрлась о стену.
– Теперь твоя очередь, – обратилась я к тихо плачущей женщине.
Глава 27
Ты б, мать твою, лучше перестал болтать, И пораскинув умишком, попытался догнать...
Джада рассекала ночь как нож, острый, несгибаемый и смертельно опасный.
Вот это было ей понятно. Убивая она чувствовала себя живой.
Хотя дневники Ровены и пестрили наполненными бахвальством намёками о том, что она мутировала, она предпочитала думать, что была рождена такой, и что для её любимого города это дар, ведь она очищала его улицы от тех, кто охотится на невинных.
И не важно, кем были ее жертвы: фейри или людьми.
Те, кто уничтожают, должны быть тоже уничтожены. Она знавала монстров и среди людей, и зачастую они были наихудшими из всех.
Убивать убийц легко и просто. Это призвание, следуя которому она очищалась, раскаляясь изнутри до бела. Не многим подобное по вкусу. Не многие готовы пачкать руки. Проявлять жестокость. И что ни говори, но как ни старайся быть беспристрастным, подобное затрагивает лично, ведь нанося решающий удар, приходится встречаться взглядом со своей жертвой: фейри или человеком. А у психопатов и монстров тоже есть планы, цели и стремления в жизни. Не желая умирать, они разбрасываются оскорблениями и проклятиями, а иногда с переполненными страхом глазами молят о пощаде.
Когда-то она думала, что они с Мак идеальные напарницы. Мак может убивать так же хладнокровно, хоть и не так быстро, но всё же со знанием дела.
Уничтожая бешеных псов, Джада спасала бесчисленное количество хороших людей, нормальных людей, не таких, как она сама. Людей, которым небезразлично, и которые ради детей, стариков и немощных смогут превратить этот мир в лучшее место. Она прекрасно понимала, кем является, а кем нет, не её забота восполнять чьи-то повседневные нужды, её удел – помасштабнее.
Она по достоинству оценивала свои дары: скорость, ловкость, проницательность, обострённые как у животных слух и обоняние, способность мыслить аналитически, быстро обрабатывать информацию и выделять среди неё приоритетную, чтобы ничто не могло помешать выполнению её миссии.
Джада прокладывала себе путь по улицам Дублина под полной луной, окруженной багряным ореолом. Кровь в небесах, кровь на улицах, её меч полыхает так же, как и её сердце. Она пронзала и разрезала на части, освежевывала и убивала наповал, упиваясь чистотой своего предназначения.
После её последнего дебоша, Тёмные изменили тактику, снова стали прикрываться чарами и объединились в группы.
Думают, что это гарантирует им безопасность. Они ошибаются.
Устранить группу для неё так же легко, как и единичного врага, это лишь экономит её время, лишая необходимости выслеживать каждого по одному. Коротконогие и медлительные Носороги, как их называла Мак, были слишком лёгкой мишенью. Она предпочитала разодетых в красное и черное стражей высших каст: они не были просеивателями, но были такими же быстрыми, как и она сама, и ещё они были хорошо обучены ведению боя.
Но наибольшее предпочтение она отдавала просеивателям. Они были уникальны, их нужно было заманить в железные ловушки или завлечь в западню с металлическими стенами. Эти вечно пытались соблазнить её обещаниями одарить чем-то, что может предложить их невероятная сила.
Но ничто не могло сломить её решимость. Она оставалась равнодушной ко всем их мольбам и обещаниям.
Она знала, кем являлась. Знала, чего хотела. И татуировка, которую Риодан не спешил наносить на её кожу, была критически важна для достижения её целей.
Она неожиданно для самой себя выпала из воздушного потока и рухнула на скамейку в парке, ушибив при этом голень. Резко выставив меч, она обернулась по кругу, проверяя окружающую обстановку. Она была одна. Убивать было некого.
Риодан. Ублюдок.
Она глубоко вдохнула свежий, влажный, морской воздух. Дыхание – это всё. Когда ничего больше нельзя поделать, можно вдохнуть и придать этому вдоху силу и предназначение. Она подняла голову и выпрямила спину.
Риодан вышиб её из воздушного потока в аббатстве.
И вот теперь, на улице, стоило лишь подумать о нём, как она тут же лишилась фокуса, ослабив хватку на деликатном измерении.
Она убрала за уши выбившиеся пряди, приглаживая их с помощью крови и слизи на руках – топорная работа, но зато ничего мешать не будет. Затем потянулась к сапогу и вытащила один из последних стручков, принесенных ею из Зазеркалья, раскрыла его и проглотила содержимое. Ей жутко не хотелось снова таскать за собой упаковки протеиновых батончиков, зря расходуя место, которое можно использовать для оружия и боеприпасов. Ей не терпелось выяснить, сможет ли Танцор изобрести более эффективный и портативный источник пополнения энергии во время своих бесконечных экспериментов в заброшенных лабораториях Тринити.
Скрипучий стрекот сверху вынудил её перебраться в тень ближайшего дверного алькова. Задрав голову, она прищурилась и всматривалась в небо, пытаясь понять, можно ли уничтожить этих существ. Проанализировала она и потенциальные возможности загнать их в ловушку. По каким-то причинам сталкеры Мак перестали преследовать её, и хотя Джада не замечала, чтобы они причиняли кому-то вред, она прекрасно понимала, что они не были ни безобидными, ни безвредными.
Стая из сотни, а то и больше мерзких духов пролетела над ней, пересекая окольцованную пурпуром луну, их накидки на фоне низко нависших облаков казались призрачными черными щупальцами скелета. Их лица блеснули металлическими вставками, и она инстинктивно вздрогнула в ответ. По тому, как выстроилась стая, она поняла, что они охотились. Но на что? Мак снова видима, и хоть подростка, коим она была однажды, заинтересовало бы как, да почему это случилось, женщине, в которую она превратилась, совершенно безразлично то, что не имеет отношения к достижению её целей.
И лишь после того, как духи, выглядящие как зомби – ДВЗ – пролетели мимо, она снова скользнула в воздушный поток и направилась в «Честер».
Он сказал, что ему понадобится три дня на то, чтобы завершить тату.
После этого в арсенале Джады появится решающее и такое необходимое ей оружие.
Великий и могущественный Риодан будет у неё на поводке.
***
– Проклятье, ты хоть понимаешь, что натворила? – рявкнул Риодан, когда она ворвалась в его офис.
Джада плюхнулась в кресло, перекинула ноги через подлокотник и сложила руки за головой. Она не сомневалась, что он наблюдал за её эффектным появлением на одном из своих бесчисленных мониторов. Удобно растянувшись, она невозмутимо посмотрела на него.
– Прошлась по клубу.
А посетители расступались перед ней, словно она была прокаженной. Уступали дорогу хладнокровной машине для убийства.
– До нитки промокшая тёмными соками, – отрезал он.
– И кровью, – непринужденно добавила она.
– Ты продефилировала по моему клубу, увешанная кишками вырезанных тобой фейри, а мои сотрудники обслуживают их, знаешь ли.
– Может, им стоит быть в меню, а не в обслуге, – таким злым она его ещё никогда не видела. Вот и хорошо. Может, он будет работать шустрее, чтобы избавиться от неё уже сегодня. Они с Танцором могут заняться чёрными дырами и без него, как только она заполучит карту. – Может, правила изменились, а меня не предупредили? Насколько я помню, мне запрещено убивать на твоей территории. Я этого и не делала.
Он переместился так быстро, что она и заметить не успела. Тут-то она и поняла: он не только быстрее неё в воздушном потоке, но и входит в него гораздо быстрее. Она никогда прежде не пыталась ускорить сам процесс проникновения. В списке вызовов появился новый пункт.
Он нависал над ней.
– Не играй со мной в игры, Джада. Не опускайся до противостояния.
Она не пошевелилась и не прореагировала на его критику.
– У меня времени не было переодеться.
– Ну так найди его. Я не стану работать над тобой, когда от тебя разит смертью.
Он смерил её холодным взглядом, но в глубине его серебристых глаз таилось что-то обжигающее. Что-то взволнованное буйством, в которое она была облачена. Она прищурила глаза, потянулась своим восприятием, в который раз пытаясь выведать секреты этого мужчины.
Она заметила, что они оба учащенно дышат, и тут же взяла дыхание под контроль, удлиняя вдохи и выдохи. Ей не нужно было в зеркало смотреться, чтобы знать, как она выглядела.
Дико. Глаза слишком яркие, горячие и холодные одновременно.
Кровь и слизь на лице, в волосах. Ими покрыта вся её одежда, обувь и кожа. А тело её едва не гудит от с трудом сдерживаемой энергии.
А этот голод... даже после всех совершенных ею убийств, её не покидало желание наброситься на кого-то, сделать что-то такое, что наконец уравновесит находящиеся в невероятном дисбалансе внутренние весы.
– Ты хочешь, чтобы я тратила время на душ, когда у нас... не прикасайся ко мне! – он выдернул её из кресла, поставив на ноги. Она резко подняла руки вверх, блокируя его, сбрасывая его ладони с себя.
Они застыли так, на расстоянии нескольких десятков сантиметров друг от друга, и на мгновение ей показалось, что он хочет схватить её за плечи и потрясти, но он так и не сделал этого. Держал свои руки при себе. И правильно. Она бы его пинками под зад по офису погнала в противном случае.
Он холодно произнёс:
– Ты твердишь себе, что научилась нажимать на правильные рычаги, включая и отключая эмоции. Нет, ты не научилась. Сегодня ты убивала с яростью. Я чувствую её в тебе. Ты лжешь сама себе. Убиваешь из-за боли, не зная, как дальше жить. Вживайся в роль. Супергерой не рисуется своими убийствами. Он появляется из ниоткуда, отнимает жизнь, за которой пришел, и исчезает, скрываясь в тени.
– Тебе откуда это знать? Ты тут главный злодей.
– Не сегодня, Джада. Сегодня им была ты. Скольких ты убила?
Она ничего не ответила, потому что понятия не имела.
– А сколько среди них было людей?
Она снова промолчала.
– Ты убеждена, что они заслуживали смерти. Уверена, что мыслишь настолько здраво, что в состоянии принимать подобные решения.
Она может стоять молча бесконечно.
– Предлагаю в последний раз, Джада, позволь мне учить тебя.
– Единственное, что я позволю тебе сделать, так это нанести мне татуировку.
– Ты хрупкая.
– Я стальная.
– Хрупкие ломаются.
– Сталь гнётся.
– Боже, как ты близка к этому, – он презрительно покачал головой.
– К чему? – с иронией спросила она. – К тому, какой по твоему мнению я должна быть? Не этого ли ты добивался, когда проводил надо мной эксперименты? Чем ты отличаешься от Ровены? Ты тоже хотел сделать меня такой, как угодно тебе.
Он замер, пристально глядя на неё.
– Ты знаешь о том, что делала Ровена.
– Догадалась. Я гениальна.
Он некоторое время молчал, словно не мог решить, что сказать, а чего не говорить, и ей стало интересно, что по его мнению, он знает такого, чего не знает она. Он анализировал её. Давал ей оценку. И если она правильно понимала по его взгляду, он был на грани взрыва. А она нет. Она полностью контролировала свои эмоции. И чтобы доказать это, она снова привела в порядок своё дыхание, углубив его. Она не до конца понимала, отчего оно снова стало прерывистым.
Он отступил, словно давая загнанному в угол животному пространство, чтобы не испугать его.
– Ровена хотела, чтобы ты стала такой, какой она хотела тебя видеть, – в конце концов ответил он. – А я хочу, чтобы ты была такой, какой ты хочешь видеть себя. И это не то, что я вижу перед собой.
– Ты понятия не имеешь, чего я хочу. Твои умозаключения ошибочны. Делай тату, или я ухожу.
