Текст книги "В оковах льда"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Голодная? – говорит Танцор, когда я грохаю дверью и швыряю на диван свой рюкзак и МакОреол.
– Умираю от голода.
– Здорово. Как раз сегодня ходил по магазинам.
Мы с Танцором любим «ходить по магазинам», то есть мародерствовать. Когда я была ребенком, я мечтала о том, что меня забудут в продуктовом магазине после закрытия и никого вокруг не будет, а я выберу себе все, что только пожелаю.
Теперь весь мир такой. Если ты достаточно крут, чтобы выбраться на улицы, и у тебя хватает смелости, чтобы ходить в темные магазины, – то, что утащишь, то и твое. Первым делом после Падения Стен я отправилась в магазин спортивных товаров и набила туристический рюкзак высокими кедами. Я слишком быстро их прожигаю.
– Нашел консервированные фрукты, – говорит он.
– Чувак, ты крут! – Их все сложнее найти. Полки забиты всякой дрянью. – Персики? – с надеждой спрашиваю я.
– Те странные маленькие апельсины.
– Мандарины. – Я их не особо люблю, но это лучше, чем ничего.
– И топпинги для мороженого тоже нашел.
Мой рот моментально заполняется слюной.
Молоко и все, что из него делают, – в списке продуктов, которых мне больше всего не хватает. Некоторое время назад, в паре округов к западу, у каких-то ребят имелись три молочные коровы, до которых не добрались Тени, но потом люди попытались их украсть, и они там друг друга перестреляли. И коров. Этого я так и не поняла. Ну в коров-то зачем стрелять? Все молоко, масло и мороженое у– му-у-удрились убрать из нашего мира навсегда! Я фыркаю и приободряюсь. А потом вижу стол и уйму еды на нем, отчего приободряюсь еще больше.
– Ты тут армию ждал?
– Из одного воина. Я знаю, сколько ты ешь.
И он этим восхищается. Иногда он просто сидит и смотрит, как я ем. Раньше меня это бесило, теперь уже не так.
Я истребляю еду, а потом мы падаем на диван и смотрим фильмы. Танцор тут все электрифицировал, подключив к самым тихим генераторам из всех, что мне попадались. Он умный. Он пережил Падение без единой суперсилы, без семьи и без друзей. Ему семнадцать, и он совершенно один в этом мире. Ну, теоретически у него есть семья, где-то в Австралии, но, учитывая, что по миру рассекают Феи, самолеты не летают и корабли не плавают, с тем же успехом его родных можно считать мертвыми.
А может, они и правда мертвы.
Как почти половина мира. Я знаю, что он считает их погибшими. Мы об этом не говорим. Я знаю это по тому, как он молчит на определенные темы.
Танцор приехал в Дублин, чтобы посмотреть кафедру физики в Тринити-колледже и решить, хочет ли туда поступать. Но тут рухнули стены, оставив его отрезанным от всего и одиноким. Он учился дома с разными учителями, и он умнее всех, кого я знаю. Полгода назад он окончил колледж, бегло говорит на четырех языках и может читать еще на трех или четырех. Его родители гуманитарии, чертовски богатые по старым меркам. Его папа работает или работал каким-то послом, мама – врач, она проводила все время, организуя бесплатную медицинскую помощь в странах третьего мира. Танцор рос, разъезжая по свету. Мне сложно представить себе такую семью. И поверить, что он так круто адаптировался. Он меня впечатляет.
Иногда я наблюдаю за ним, когда он не смотрит. Сейчас он ловит меня на этом.
– Думаешь, какой я горячий парень, а, Мега? – дразнится он. Я закатываю глаза. Между нами ничего такого нет. Мы просто тусуемся вместе. – Кстати о горячем…
Я еще больше закатываю глаза, потому что если он наконец что-то скажет о том, насколько круче я выгляжу после того, как Серая Женщина украла мою внешность, а потом вернула с процентами, то я отсюда свалю. До сих пор он был крут и не комментировал. Мне это нравилось. Танцор, он… Танцор. Моя зона безопасности. Никакого давления. Мы просто двое ребят в развалившемся мире.
– …Воспользуйся горячей водой. Мега, ты жутко выглядишь. А я снова наладил душ. Так что иди прими.
– Всего лишь немного крови…
– Ведро. А то и два.
– …И пара синяков.
– Которые выглядят так, словно тебя сшиб грузовик. А еще ты воняешь.
– Неправда! – возмущенно говорю я. – Я бы знала. У меня супернюх.
Он внимательно на меня смотрит.
– Мега, мне кажется, у тебя кишки в волосах.
Я беспокойно тянусь к волосам. А ведь я думала, что выбрала все по пути сюда. Копаюсь в кудряшках, вытаскиваю длинный скользкий кусок.
Я смотрю на него с отвращением, размышляю о том, что стоит, наверное, коротко постричься или носить бейсболку не снимая, потом смотрю на Танцора, а он смотрит на меня так, словно его сейчас стошнит, и вдруг нас обоих прорывает.
Мы хохочем до потери дыхания. Валяемся на полу и держимся за бока.
Кишки в моих волосах. В каком мире я живу? Даже при том, что я всегда была непохожа на других и видела вещи, недоступные людям, я никогда не думала, что буду сидеть на диване в настоящем подземном бомбоубежище, где повсюду натыканы камеры наблюдения, потайные ходы и ловушки, и тусоваться с семнадцатилетним (классным!) гением, который заботится о том, чтобы я ела не только шоколадные батончики (он говорит, что я не получаю нужных витаминов и минералов для здоровья костей), и знает, как устроить работающий душ в Дублине После Падения Стен.
А еще он здорово играет в шахматы.
Когда я иду в душ, он ставит фильм на паузу. По пути я хватаю сменную одежду.
Это убежище Танцора, не мое. Но он держит для меня запас нужных вещей на случай, если я заскочу. У него, как и у меня, много других нор. В этом городе нужно постоянно перемещаться, чтобы увеличить свои шансы на выживание, а после ухода все очень тщательно обрабатывать, чтобы знать, был ли кто у тебя в твое отсутствие. В этом мире все друг другу волки. Люди убивают друг друга за молоко.
Горячей воды хватает на четыре потрясающих минуты. Я вытираю волосы, накручиваю на них полотенце и изучаю свое лицо в запотевшем зеркале. Сплошные синяки. Я знаю, что будет: черное превратится в пурпурное, пурпурное сменится зеленым, а потом через некоторое время становишься словно желтушным. Но я смотрю глубже, под синяки. Сцепляюсь взглядом со своим отражением и не отвожу глаз. В день, когда ты отворачиваешься от себя, начинаешь себя терять. Я никогда себя не потеряю. Ты то, что ты есть. Смирись или изменись.
Я сбрасываю полотенце, расчесываю волосы пальцами, натягиваю джинсы, футболку и размышляю о паре военных сапог. Танцор подобрал их мне. Сказал, что эти подошвы я так быстро не протру. И я решаю попробовать.
По дороге обратно к дивану я цапаю еще одну жестянку крошечных оранжевых долек, открываю банку с зефирным кремом, размазываю его толстым слоем по мандаринам и сверху засыпаю шоколадом.
Мы с Танцором возвращаемся к делу. Он снова запускает фильм, а я достаю игральную доску. В прошлый раз он несколько часов кряду обставлял меня в гомоку [8]8
Гомоку – японское название логической настольной игры, изобретенной в Китае.
[Закрыть], но сегодня я чувствую, что мне повезет. И даже великодушно разрешаю ему запрещенный второй ход, после того как побеждаю в первой партии.
Я делаю то, чего уже очень давно себе не позволяла. Я ослабляю бдительность. Я опьянела от фруктов и зефирного крема, от радости, что выиграла в гомоку. Прошлую ночь я совсем не спала, а день выдался длинный и загруженный.
К тому же у Танцора повсюду натыканы ловушки, которые почти не хуже моих.
Так что я сталкиваю рюкзак и падаю спать на его диване, сунув кулак под щеку и не выпуская меча.
Не знаю, что меня будит, но что-то будит, и я приподнимаю голову на пару дюймов, приоткрываю щелки глаз и оглядываюсь.
Меня окружают большие и страшные люди.
Я моргаю, пытаясь прочистить зрение. Это довольно сложно, потому что глаза заплыли еще больше.
Я смутно осознаю, что нахожусь в центре круга из автоматных дул.
Рывком сажусь, чтобы уйти в стоп-кадр, но чужая рука бьет меня по спине с такой силой, что деревянная рама дивана трескается под моими лопатками.
Я рвусь вверх, а меня снова сбивают обратно.
Один из мужчин смеется.
– Детка просто не знает, когда нужно перестать дергаться.
– Научится.
– Ставлю что угодно. Еслион позволит ей выжить.
– А ни хрена бы не должен. После того, что она сделала.
– Дэни, Дэни, Дэни…
Я вздрагиваю. Никогда не слышала, чтобы мое имя произносили так мягко. Пугает это просто до жути.
Он возвышается надо мной, скрестив на груди руки, – покрытые шрамами запястья кажутся темными по сравнению с белизной закатанных рукавов рубашки. На обоих запястьях блестят тяжелые серебряные браслеты. Свет, как всегда, падает на него сзади.
– Ты ведь не думала, что я спущу тебе это с рук, – говорит Риодан.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Боль – забавная штука, – говорит Риодан.
Я не отвечаю. Все силы уходят на то, чтобы стоять, несмотря не удерживающие меня цепи. Я где-то в Честерсе, в комнате с каменными стенами. Я чувствую далекий ритм басов, ощущаю его коленями. Не будь у меня суперчувств, я бы его вообще не уловила. По тому, насколько слабое это ощущение, я понимаю, что нахожусь глубоко, пожалуй, в самом низу клуба. А это значит, что нижние этажи не так пострадали от вчерашнего взрыва, как мне бы того хотелось.
По дороге сюда они надели мне на голову мешок. Так что, куда бы меня ни принесли, они не хотели, чтобы я могла найти дорогу назад. Из чего следует, что они собираются оставить меня в живых. Тем, кого собираются больше никогда не увидеть, мешки на голову не натягивают. Одинокая тусклая лампочка освещает комнату за его спиной – точнее, пытается осветить. Света едва хватает, чтобы различить его, стоящего в десятке футов от меня.
– Некоторые люди от боли рассыпаются на части, – говорит он. – Растекаются лужей апатии и отчаянья и никогда не приходят в себя. Они всю жизнь ждут, когда появится кто-то, кто их спасет.
Он движется странным текучим образом – не стоп-кадрирование, но и не походка обычного человека. Рябь мускулов и каскад ветра. И вдруг он оказывается передо мной.
– Но другие… что ж, они не переходят от боли к страданиям. Они перескакивают от удара к ярости. И сносят все на своем пути, что, как правило, уничтожает причину их боли. Но и приводит к сопутствующему ущербу.
Я опускаю голову, чтобы он не видел выражения моих глаз.
– Чувак. Скучно. Если бы мне причинили боль, я бы это знала. Но такого не было.
Он обеими руками убирает волосы с моего лица, проводит ладонями по щекам. Все мои силы уходят на то, чтобы скрыть дрожь. Он заставляет меня поднять подбородок. И я сверкаю своей лучшей Мегаваттной улыбкой.
Наши взгляды встречаются. И я не собираюсь отворачиваться первой.
– И тебе не было больно, когда твоя мать оставляла тебя в клетке, как собаку, и забывала на несколько дней, уходя развлекаться с бесконечной чередой приятелей.
– У тебя реально богатое воображение.
Он хватает меня за волосы, близко к голове, и держит, чтобы я не отвернулась. А то я, блин, собиралась. Когда он сует руку в один из карманов моего плаща и достает «Сникерс», мой рот наполняется слюной. Я так бешено сопротивлялась ему и его людям в ночлежке Танцора, что полностью вымоталась. Приходится притворяться, что вместо спины у меня рукоятка метлы, иначе я обвисну на цепях, которыми меня приковали к стене. Притворяться я умею замечательно.
Он зубами срывает обертку. Я чувствую запах шоколада, и у меня болит живот.
– Сколько раз ты сворачивалась клубком в той клетке, в ошейнике, на цепи, и ждала, гадая, вспомнит ли она о тебе на этот раз. И думала, что убьет тебя первым – голод или обезвоживание. На сколько она тебя там бросала… Иногда дней на пять. Без еды и воды. Ты спала в своем собственном…
– Тебе бы лучше заткнуться.
– А когда тебе было восемь, она умерла, оставив тебя в клетке. Ровена искала тебя неделю.
Ну да, такое вот дело. Я ничего не говорю. Нечего тут сказать. В той клетке все было очень просто. В жизни есть только одна вещь, о которой стоит волноваться: свободен ты или нет. Если свободен, беспокоиться не о чем. Если нет, бейся насмерть со всем вокруг, пока не освободишься.
– Иногда с тобой играли ее любовники.
Но не так. Никогда в том самом смысле. Я девственница и серьезно к этому отношусь. И однажды, когда буду готова, расстанусь со своей девственностью совершенно потрясающим образом. Я собираюсь насладиться офигительным опытом, чтобы компенсировать то дерьмо, что было со мной раньше, в детстве. Вот почему я хотела отдаться В’лейну или, может быть, Бэрронсу, когда вырасту. Кому-то выдающемуся. Я хотела быть с кем-то, кто сделает ночь просто незабываемой.
– Мы что, обмениваемся философскими воззрениями, Риодан? Если так, то вот ответ: фиг тебе. Прошлое – это прошлое.
– Оно оставляет шрамы.
– Которые исчезают. И ничего не значат, – говорю я.
– Тебе не обогнать свое прошлое.
– Я могу обогнать ветер.
– Рана, которую ты отказываешься перевязать, никогда не заживает. Ты истекаешь кровью, не понимая почему. Она сделает тебя слабой в критический момент. Когда тебе понадобится быть сильной.
– Ладно, ладно, я поняла. Ты собираешься запытать меня до смерти своей болтовней. Убей меня сразу. И покончим с этим. Только используй что-то быстрое и чистое. Вроде бензопилы. Или, может, гранаты.
Он касается моей щеки.
– Дэни.
– Это что, жалость, Риодан? Так она мне не нужна. Я думала, ты круче.
Он проводит большим пальцем по моим губам и смотрит на меня с выражением, которого я не понимаю. Я мотаю головой.
– Ты думаешь, что прикуешь меня к стене и будешь стоять тут и рассказывать, почему это нормально – быть такой, какая я есть? Что я стала такой потому, что в детстве со мной хреново обращались плохие люди? Чувак, у меня нет проблем с тем, какой я стала. Я себе нравлюсь.
– Когда тебе было девять, Ровена заставила тебя убить первого человека.
Да как, на фиг, он об этомузнал? Она превратила все в игру. Сказала, что хочет знать, могу ли я подскочить и долить молока в кашу Мэгги так, чтобы та меня не заметила. Конечно, я могла. Мэгги умерла за завтраком. Ро сказала мне, что это совпадение, что она была старой и у нее отказало сердце. Когда мне исполнилось одиннадцать, я узнала правду. Ро ненавидела Мэгги за то, что та подбивала ши-видящих выбрать другую Грандмистрисс. Я нашла дневники старой ведьмы. Она записывала все, что делала, будто считала, что люди захотят прочесть ее личные мемуары и это дарует ей бессмертие. Теперь все эти дневники у меня, спрятаны в безопасном месте. Я отравила Мэгги в тот день, «молоком», которое долила в ее миску. И еще много чего делала, сама того не понимая.
– Ключевое слово – заставила. С этим я давно уже разобралась.
– Забавно, у тебя изменилась манера речи, детка. Теперь ты говоришь как взрослая.
– Чувак, – добавляю я.
– Тебя будет сложно сломать.
– Дай намекну: стоит заменить слово «сложно» на «невозможно».
Он стаскивает со «Сникерса» обертку. Протягивает его мне, предлагая откусить.
Я отворачиваюсь. Я не стану есть, как животное, на цепи.
– Когда мы найдем твоего парня, ты передумаешь.
В животе развязывается тугой узел, и я едва не повисаю на цепях от облегчения, но напрягаю ноги, чтобы не упасть. Он сказал «когда», значит, они его пока не нашли. И я ничего ему не выдам, если буду осторожной. Я боялась, что они поймали Танцора. Но он наверняка ушел, пока я спала. У него странный режим дня, и иногда он уходит надолго, не появляясь до тех пор, пока ему не захочется вернуться. Я не всегда могу его найти. Иногда я не вижу его по нескольку дней. Хорошо знать, что Танцор где-то в безопасности. Они до него не добрались. Поймали только меня. А с этим я справлюсь. Я сжимаю зубы. Танцор… До Падения Стен он жил в сказке. И мне хочется, чтобы он никогда не встречался с этими людьми.
– Он не мой парень.
– Сколько мне придется продержать тебя здесь, Дэни?
– Пока не поймешь, что все равно ничего не добьешься.
Он слабо улыбается и уходит. У двери он медлит и кладет руку на выключатель, словно давая мне выбор. Все, что мне нужно сделать, это посмотреть на него взглядом «Пожалуйста, не оставляй меня в темноте», и он не станет.
Обеими руками, скованными над головой, я показываю ему большой красивый…
Он оставляет меня без меча, в темноте.
Я не волнуюсь.
Я знаю Риодана. Если кто и убьет меня, то только он сам. А значит, он защитил это место от Теней и Фей, иначе ни за что бы меня тут не оставил.
Я голодная и уставшая. Я закрываю глаза и играю сама с собой в старую игру, которой научилась в детстве.
Я представляю, что в желудке у меня большая пышная подушка, она мягко наполняет живот, впитывая кислоту, которая кипит там от жуткого голода. Притворяюсь, что лежу на мягкой кровати в совершенно безопасном месте, где никто меня не обидит.
Я обвисаю на цепях, держащих запястья, и засыпаю.
* * *
– О чем ты только думала, Дэни? – говорит Мак.
Я со стоном приоткрываю глаза. ТЛ здесь, стоит прямо передо мной.
Я быстро оглядываюсь. Я не вижу ее копья, но знаю, что оно у нее. Она без него никуда не ходит.
– Нечестно, – говорю я. – Ты не можешь убить меня, пока я в цепях. Слушай, ты должна дать мне хоть шанс на драку. Отпусти меня. – Я не буду с ней драться. Я убегу. ТЛ я могу обгонять до конца света.
– Я не понимаю, Дэни, – отвечает она. – Ты должна была знать, что, убивая Фей на глазах у тысяч свидетелей, ты ставишь себя во главу черного списка всех людей и Фей в городе, начиная с Риодана и его команды. Ты хотеластать самым разыскиваемым преступником Дублина?
– Ты сама такой долго была, и ты выжила.
– Мою спину прикрывал Бэрронс. А ты разозлила свою потенциальную версию Бэрронса.
Я старательно туплю.
– Кристиана МакКелтара? Он на меня не злится.
– Риодана.
– Риодан не Бэрронс и никогда им не будет!
– Согласна. Но он мог бы тебя прикрывать, если бы ты позволила. Однако вместо этого ты глупо нажила себе врага, поставив его в условия, в которых он просто должен тебя наказать. Ты бросила ему вызов перед всем городом. Дэни, Дэни.
– А ты, блин, на чьей стороне? Почему не пытаешься меня убить?
– Мне и не нужно. Весь город ждет, когда сможет до тебя добраться. Дэни! Дэни!
– Сначала им придется меня поймать. Почему ты так повторяешь мое имя?
– Очнись. Тебя поймали, – говорит ТЛ. – Я знаю, что ты не дура. Что же ты делаешь? Дэни! Дэни!
– То же, что всегда делала ты. Стою на своем. Не отступая. Пусть у меня нет всех ответов и я не могу предсказать, как выберусь из этого, я все равно выберусь.
Я все еще жду удара копьем в живот. Но вместо этого ТЛ улыбается и говорит:
– Так держать.
– Проснись, Дэни!
Лицо горит, словно кто-то меня ударил. Я открываю глаза, хотя думала, что они уже открыты.
Передо мной стоит Джо. Щеки мои горят. Я бы потерла их, но руки скованы.
– Куда делась ТЛ? – запутавшись, спрашиваю я.
– Что? – удивляется Джо.
Я облизываю губы, точнее, пытаюсь. Рот так пересох, что толку от языка просто нет. Нижняя губа лопнула и покрылась коркой засохшей крови. Основание черепа болит. Наверное, я сильно ударилась, когда отключалась, или поймала хорошенькую плюху, когда дралась с людьми Риодана.
– Прости, что ударила, мне показалось, что ты… ох, Дэни! Что он с тобой сделал? Он тебя избил! А потом еще я! – Она выглядит так, словно вот-вот заплачет. Нежно касается моего лица, и я дергаюсь.
– Отвали от меня!
– Я убью его, – шепчет она, и что-то в этих тихих словах меня удивляет. Словно она становится кровожадной, становится такой, как я.
Я пытаюсь понять, ТЛ мне привиделась, или Джо, или они обе – галлюцинации. Будто ТЛ стала бы на самом деле беспокоиться и давать советы. Я должна была понять, что это сон, сразу же, ведь она меня не убила.
– Я сама в него влетела, – говорю я ей. – Мы столкнулись. Дважды. Вот почему у меня все лицо в синяках.
Ну, в основном поэтому.
– Ты защищаешьРиодана? Посмотри, что он с тобой сделал! Дэни, он что, промыл тебе мозги? У тебя стокгольмский синдром?
– Да при чем тут, на фиг, Стокгольм? Этот город вообще где-то в Швеции, так ведь?
Она обнимает меня, полностью лишая личного пространства. Это странно, когда мои руки связаны над головой, а лодыжки прикованы к полу. Она меня обнимает, а я не могу ее оттолкнуть, потому что не могу пошевелиться.
– Блин! – Я ерзаю всем телом, пытаясь от нее отделаться. Она липнет ко мне, как привязанная. – Что ты делаешь?
Когда она отстраняется, я вижу, что она плачет. Наверное, я совсем плохо выгляжу.
– Зачем ты это сделала? – Джо шмыгает носом и вытирает его тыльной стороной ладони. – Мы об этом говорили и говорили, но так и не поняли. Ты же пошла с красной тряпкой на быка. Подошла, пнула его по носу и попыталась потанцевать на его рогах. Дэни, о чем ты только думала?
Я вздыхаю. Люди задают дурацкие вопросы. Иногда ты недумаешь. Просто действуешь. Некоторые моменты слишком ценны, чтобы тратить их на размышления. Ты играешь, потом платишь. У меня никогда не было с этим никаких проблем.
Я подозрительно на нее смотрю. Джо не может быть здесь. Не в самом центре Честерса.
– Ты не настоящая, – говорю я.
Она трогает мой лоб.
– У тебя лихорадка.
Я знаю. Меня трясет от холода, и я вся в поту. Меня всегда лихорадит, если я опасно проголодаюсь. Еще одна чертова слабость. Так много суперсил. И так много ограничений. Я обычно никому о них не говорю.
– Простудилась, наверное, – отвечаю я ей. У меня еда во всех карманах, но со скованными над головой руками мне до нее не добраться. – Достань у меня из кармана протеиновый батончик и скорми его мне. – Если все это происходит на самом деле, я снова наберусь сил и температура тела спадет до нормальной. Если это сон, я, по крайней мере, почувствую вкус еды. В любом случае я ничего не теряю, только приобрету.
– Не думаю, что ты видела ключ от этих наручников где-то в доступном месте, – безнадежно говорю я. Риодан не настолько беспечный.
Четыре протеиновых батончика спустя я понимаю, что мне это не снится. В голове все еще пульсирует боль, но мысли начинают проясняться. ТЛ была ненастоящей.
Зато Джо реальная.
Она говорит мне, что повсюду болтают, как я в одиночку уничтожила уйму Фей в Честерсе, а потом нахально вышла оттуда под ручку с принцем Невидимых. Марджери настаивает на версии, что принц Невидимых убил меня, и уже успела убедить стайку ши-овец списать меня со счетов, продолжая то, что начала Ровена, – марать мое имя.
Кэт смотрит на вещи иначе. Она провела небольшое расследование и только потом приняла решение. По словам очевидцев, принц, который меня провожал, не имел ошейника. Все Невидимые принцы носят на шеях серебряные ошейники-ожерелья, и эти штуки светятся как радиоактивные. Ошейники кажутся неотделимой частью их тел, как татуировки и крылья. Эта деталь подсказала Кэт именно то, что она хотела знать: раз на принце не было ошейника, тот, кто вывел меня из клуба, был Кристианом.
Не знаю, как она додумалась до следующего умозаключения, но я рада этому. Она отправила в Честерс группу девчонок – искать меня, потому что была уверена: Риодан за мной охотился, и он меня поймал.
Мне нравится скорость ее действий. Может, Кэт и справится с ши-видящими.
– Как она так быстро поняла, что меня поймали?
– Дэни, тебя не было три дня кряду.
Я в шоке. Я вишу здесь на цепях уже три дня? Неудивительно, что я умираю с голоду.
– Но как ты вообще меня нашла? Я же вроде как в местном замковом подземелье под Честерсом.
– Так и есть. Я увидела, как Риодан выходит из потайного лифта в стене за ретро-зоной. Дверь не закрылась до конца, и я проскользнула сюда никем не замеченная.
Я прикрываю глаза и вздыхаю.
В ее предложении целых три ошибки. 1) Риодана ни за что не увидишь, если он этого не хочет. 2) Двери в этом месте не оставляют слегка приоткрытыми. 3) Никто не проскальзывает в них незамеченным.
Джо могла увидеть Риодана выходящим из лифта только в одном-единственном случае: если он сам позволил ей это.
А значит, за прошедшие три дня он не смог найти «моего парня». Зато нашел кое-кого другого, с чьей помощью можно мною манипулировать.
На внутренней стороне моих век я вижу Джо, скованную и избитую.
Риодану не понадобилось даже выходить из клуба. Он просто сидел и ждал того, кто первым явится за мной.
Я открываю глаза.
– Уходи отсюда, Джо. Сейчас же.
– Никто из вас никуда не идет, – говорит Риодан, выходя из тени.
