Текст книги "В оковах льда"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Щель расширяется. Из нее клубами валит туман, молочно-белый и холодный. Температура резко падает.
– Стоять! – кричит Джайн, и все останавливаются.
Фэйд говорит:
– Какого…
Звук исчезает.
Мир становится беззвучным. Полностью.
Неподвижным.
Я оглохла? Невидимые так вопили, что я потеряла слух? Я не слышу даже собственного дыхания, я словно плыву глубоко под водой. Я смотрю на Лора. Он смотрит на меня и показывает на уши. Я показываю на свои и киваю. Все делают то же самое. Ну, если я оглохла, то, по крайней мере, не одна.
Я смотрю на расширяющуюся щель, и давящая тишина растет.
Она хуже вакуума.
Оно. Ужасно. Оно. Вмешивается. В мои. Мысли. Оно…
Пустота.
Обрыв связи.
Ощущается как смерть.
Но там что-то…
Я соскальзываю в свой ши-видящий центр и вытягиваю оттуда любопытные щупальца…
Я получаю мешанину впечатлений, но не могу найти слов, чтобы их описать, потому что они за гранью моего восприятия. Я словно жила в трех измерениях, а теперь начала чувствовать в шести или семи. Оно…
Сложное.
Древнее.
Разумное.
Я пытаюсь прочитать его… сознание, за неимением лучшего слова, и получаю странный образ… подсчетов?
Чего-то не хватает. Оно что-то ищет тут.
Я смотрю на Лора и ловлю на его лице выражение, которого не видела никогда и думала, что не увижу.
Страх.
Это меня беспокоит. Очень.
Он смотрит на Фэйда и Кастео, и они кивают. Он усиливает хватку на моей руке.
Щель становится шире, и оно выходит.
Ни фига себе оно выходит!
ЧАСТЬ 2
Звука без движения не бывает.
И не бывает движения без звука.
В музыке не бывает стазиса, лишь изменения.
С тем же успехом ее могли назвать
Песней Разрушения
Кто-то в тот день оказался оптимистом.
Книга Дождя
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Круус пришел сегодня, как всегда, украл мой сон, раздвигая мои губы и бедра, и оставил меня незадолго до рассвета на сбившихся простынях истекать потом от пережитого наслаждения и стыда.
В те несколько минут до рассвета, что мне удалось поспать, мне приснился ужасный кошмар.
Я иду к тайному входу в катакомбы – шаркающим бездумным шагом мертвой женщины, которую подняли из могилы.
Марджери заслоняет дверь из камней, неотличимую от стен вокруг, если ты не посвящен в секрет. Она распутно обнажена, у нее спутанные волосы и совершенно дикие глаза, она пахнет им – этот запах я знаю слишком хорошо. Как баньши, она скалит острые зубы в усмешке и говорит мне, что надежды больше нет. Я опоздала.
С жестокостью, которой я от себя не ожидала, я толкаю ее в сторону, и, когда Марджери врезается в стену, она обмякает и замирает. Кровь за ее головой расцветает на стене алым цветком.
Изумленная жестокостью в своем сердце, я прохожу в потайную дверь и иду дальше.
В тоннелях темно, мне приходится ощупью искать путь вдоль влажных стен. Это не Подземелье, которое мне знакомо, – сухое, хорошо освещенное, где все стоит на своих местах. Это место – темный, сырой лабиринт, мох густо покрывает его стены, а под моими ногами хрустят кости. Вонь разложения смешивается с запахом секса, летящим по ветру. Но здесь неоткуда взяться ветру, разве что разорвется то, что невозможно разорвать.
Я кутаюсь в накидку и заставляю себя шагать быстрее, спотыкаюсь, шаркаю ногами, не вижу ничего, кроме своей цели. Я молюсь, и, повинуясь капризам сна, золотой крест на моей груди начинает светиться. Я не заслуживаю такого утешения в темноте моей души!
Время во тьме тянется бесконечно, но я наконец дохожу до комнаты, в которой заморожен смертоносный страстный принц.
Там нет тьмы, нет мха на стенах, не капает вода. В этом запретном месте нет костей. Только плоть. Невероятная, чувственная плоть.
Стены покрылись золотыми листьями, пока меня не было. Вся комната сияет ослепительным светом.
Круус все еще в клетке!
Обнаженный, он возвышается в ней, расправив крылья и рыча от животной ярости.
Лед цел.
Я плачу от радости. Мои страхи были напрасны!
На дрожащих ногах я тороплюсь к его клетке, чтобы порадоваться тому, что она уцелела.
Но в решетке не хватает одного светящегося прута.
– Прекрати. Вибрировать. – Риодан ловит в воздухе лист бумаги и шлепает его обратно на стол.
А я думаю, часто ли он этот стол моет. Сколько раз он на нем трахался? Никогда больше не прикоснусь к этой штуке.
– Ничего не могу поделать, – говорю я с полным ртом шоколада. Я знаю, как выгляжу: размытое пятно черной кожи и ярких волос. – Так бывает, когда я нервничаю. И чем больше я волнуюсь, тем сильнее вибрирую.
– Наводит на мысли, – говорит Лор.
– Если я правильно тебя понял, заткнись немедленно и думать об этом не смей, – отвечает Риодан.
– Да я просто так, босс, – говорит Лор. – Только не говори, что сам об этом не подумал.
Пятеро чуваков Риодана набились в его кабинет, и ощущаются они как удар молнии. Джайн тоже здесь, но я полностью игнорирую его, потому что иначе убью гада голыми руками. Будет грязно, и Риодан наверняка заставит меня отмывать этот чертов кабинет.
Я, как всегда, не понимаю и половины того, о чем они говорят, но мне пофигу.
– Можешь меня потрогать, если хочешь, – великодушно предлагаю я Лору. Во мне бурлит адреналин, так что я в настроении пообщаться. И подставляю ему плечо. – Вот, проверь. Ощущения обалденные.
Все головы поворачиваются ко мне, а потом опять к Риодану.
– Это мое плечо, блин, а не его. Почему вы на него смотрите?
Лор ржет, но к моему плечу не тянется.
Не знаю почему. Мне нравится прикасаться к себе, когда я вот так вибрирую. Это усиливает вибрацию раза в два. А если бы было холодно и я начала дрожать, я вибрировала бы в три раза сильнее!
– Ну так каким фигом мы будем останавливать эту штуку? – сияю я. У нас впереди планы и их реализация. Обожаю такие времена! В них я могу развернуться на полную. Я из тех, кто лучше всего проявляет себя в трудное время. Я сейчас такая радостная и щедрая, ведь мне подвернулось настолько классное приключение, что мне сложно злиться на кого бы то ни было. У нас появился враг, больше и круче всего, что я видела. А-фигеть, как здорово быть живой! Потому что, ну, был момент на том складе, когда я потеряла уверенность, что выживу. Что вообще кто-то из нас выживет!
Кстати о том, что было на складе…
Настроение меняется, я сержусь. У меня до сих пор нет меча. Он замерз. Склад теперь забит замороженными Невидимыми, с потолка свисают сталактиты, с пола поднимаются сталагмиты. Мой меч замерз в сталактите, очень высоко, а в помещении смертельно холодно, туда никто не может войти и не замерзнуть мгновенно до смерти. Пришлось оставить его там, в огромной сосульке. Лор приказал Кастео и Фэйду охранять то место, пока все не растает достаточно, чтобы можно было забрать меч. Последнее, что я видела, – два принца Невидимых тоже болтались поблизости. Кристиан, если и был там, не показывался. И Танцор тоже. Я не хотела уходить, но Лор пригрозил, что унесет меня на плече, а это, похоже, у него получается не хуже, чем у Риодана, так что я не видела смысла унижаться.
– Это ты виноват, – сообщаю я Риодану. – Ты не должен был позволять Джайну таскать мой меч. А теперь кто знает, что с ним случится! Если это место взорвется, как остальные…
Я замолкаю, потому что не могу думать о том, что мой меч превратится в алебастровые осколки.
– Это меньшая из наших проблем, – говорит Риодан. – Расскажи мне, что именно там произошло.
– Тебе Лор только что рассказал, – возражаю я. – Что еще тебе надо?
– Я хочу услышать это от тебя.
Я распечатываю еще один батончик и с полным ртом повторяю большую часть того, что Лор рассказал о тумане и расширяющейся щели. О панике, которую мы все испытали. И о том, как внезапно все дружно потеряли способность слышать.
– А потом это… эта… штукаразмером с два твоих кабинета выплыла наружу.
– Штука.
– Чувак, Лор ее описывал не лучше. Ну, блин, ну темная масса размером с два грузовых прицепа, поставленных рядом.
– Попытайся.
Я хмурюсь, думаю, а потом светлею.
– Ты когда-нибудь смотрел фильм «Капля»? Вот оно такое. Только продолговатое. И я не знаю, липкое оно или нет. А еще оно левитировало, а не катилось. Я не знаю, какой оно плотности. Но на Тень не похоже. Совершенно не похоже.
– «Капля».
– Старый фильм, когда еще снимали немое кино.
– Не такой уж старый, – говорит Джайн. – Я его в детстве смотрел.
– А детство было во времена немых фильмов, да? Ты вообще не должен со мной говорить. Не говори со мной. И нечего было сюда являться. Жаль, что я тебя не убила. Тебе повезло, что я сейчас тебя не убиваю. Ты оставил меня умирать. – Я смотрю на Риодана. – А ты ему позволил. Гады. Все вы.
– Я немедленно отправился в Честерс и сказал Риодану, где ты, – отвечает Джайн. – Я не собирался позволить тебе умереть. Я не хотел тебя оставлять. Но мне нужен был меч. Я не мог позволить себе рисковать.
Он сказал Риодану, где я?
– Повторяю: не разговаривай со мной. И что, помогло оно тебе, а? Сколько лет у тебя ушло бы на то, чтоб убить пару сотен Невидимых? – Я прожигаю Риодана взглядом. – А ты не говорил мне, что он рассказал тебе, где я. И сам не пришел. – Разве ему плевать на то, что я могу умереть?
– Босс отправил меня за тобой, как только Джайн появился, – говорит Лор. – Когда я пришел туда, тебя уже не было. Я шел по кровавому следу, но он оборвался.
– Текстура, – говорит мне Риодан.
– В смысле, была ли она у него? Я не смогла увидеть.
– Тогда что случилось.
– Оно полезло на склад, все такое тягучее, наблевало туманом, и мы ничего не видели. Заморозило там все хуже, чем во всех остальных местах. То есть, чувак, сталактитов и сталагмитов выросло столько, что туда даже не зайдешь! Мы никогда не видели такого в других местах.
– Уточни, почему все замерзло хуже.
Я думала об этом на пути назад. И нашла только одно важное отличие.
– Там было больше людей и Фей, чем в любом из мест, которые мы осматривали. Там были сотни Невидимых в клетках, и все они замерзли. Возможно, эта штука сегодня почему-то сильнее. Мы тоже заледенели, но слой был тонкий, и, едва мы зашевелились, он сломался. Как только движение прекращалось, мы замерзали снова, так что я начала прыжки на месте, и все, как овцы, которые не могут ничего придумать сами, начали за мной повторять. Мы все стояли на улице и прыгали. Меня беспокоило, что вся эта толкотня привлечет внимание этой штуки, и она пойдет за нами, но она нас даже не заметила. Словно мы были рыбой, а она хотела чипсов. Или мы вообще для нее не входили в разряд еды. А потом она исчезла. Внутри открылась еще одна щель, весь белый туман втянуло туда, а штука пролезла следом. И когда щель закрылась, мы снова смогли слышать. Вроде.
– Уточни.
– Там не было шума. Никакого. Ну, ты думаешь, что там везде лед и все те замерзшие Невидимые должны потрескивать, как свежий лед, когда застывает, потому что они же были теплыми до того, как замерзли. Но треска не было. Когда мы шли, наши шаги по брусчатке звучали как-то не так. Когда мы говорили, слова были… плоскими. Даже хуже того. Было ощущение тишины. Очень плохое ощущение.
– Истолкуй, – говорит Риодан.
– Я только что это сделала. Кажется, ты имел в виду – поразмысли.
Лор фыркает. Риодан на меня пялится. Иногда я не знаю, почему вообще ему отвечаю. Может, мне нравится звук собственного голоса. Я могу рассказать много интересного.
– Ты же знаешь, что звук – это на самом деле движение, что мы слышим именно вибрацию? Что, по ходу, совершенно противоречит определению звука, потому что если в мире наступит мертвая тишина, он же все равно будет двигаться, только бесшумно. Но я вот о чем: когда эта штука ушла, вещи не пришли в норму. Они словно больше не вибрировали. Или, может, звуковые волны от них отражались не так, как надо. Или сами источники звуковых волн были неправильными.
– Короче и по делу.
Я пожимаю плечами.
– Получено недостаточно данных для достоверных выводов.
– Сколько прошло времени от возникновения до исчезновения.
– А вот это самое странное. Все ощущалось как в замедленной съемке, но от начала до конца прошло две секунды. Оно пришло. Заморозило. Ушло. – Иногда у меня не совсем нормальное ощущение времени, потому что я нахожусь на грани ускоренного и обычного режимов, хотя сама этого не осознаю. Часто мне кажется, что все вокруг происходит медленно. И я уверена, что, когда оно пришло, я уже накрутила себя почти что в стоп-кадр. Я смотрю на Лора, он кивает.
– От двух до трех секунд максимум, босс. Повалил туман, возникла эта штука, туман всосался назад, и она ушла.
– Предполагаю, это была Фея, – говорит Риодан.
– Однозначно, – соглашаюсь я.
– Ты ши-видящая. Это значит, что ты должна была прочитать ее, как Мак в свое время с Синсар Дабх.
– Я могла, в определенной степени.
– Разум.
– Огромная осознанность. Поражающая. – Жаль, что я не чувствовала Короля Невидимых. Было бы с чем сравнивать.
– Эмоции.
– Ничего ярко выраженного. Не злобное. У меня создалось такое впечатление, словно разрушения были побочным продуктом, не целью.
Я замечаю, что все на меня смотрят.
– Чуваки, – добавляю я и сверкаю лучшей хулиганской улыбкой в их направлении. – А-фигеть, как было классно!
Надо быть осторожнее с моей тенденцией говорить заумными словами, когда волнуюсь.
– Ты считаешь, что у него была цель.
– Была… я не знаю… какая-то целеустремленностьв том, что оно делало. Я ее чувствовала. Некоторые Феи ощущаются простыми, когда я на них концентрируюсь ши-чутьем. Они тупые, действуют инстинктивно, способны на случайные разрушения. Есть штуки, как Папа Таракан – тот Фейри, который рассыпается на мелкие кусочки, – напомнила я ему на случай, если он пропустил мой особо выдающийся выпуск «Дэни дейли». – Папа ощущается… структурированным. У него есть планы. У Ледяного Монстра также. Только есть большая разница между Папой и Ледяным Монстром. У Папы крошечный мозг. А эта штука – безграничная конструктивная целеустремленность.
– Мотив.
Я вздыхаю.
– Понятия не имею. Оно просто есть.
– Идеи. Как оно выбирает место, почему замораживает все.
– Ни малейших. Оно ничего не касалось, насколько я видела. Оно вроде как парило надо всем. Может, оно высасывает из народа жизненную силу и неумышленно замораживает все в процессе. Не знаю, мне нужно больше времени за ним понаблюдать. Дольше его прочувствовать.
Джайн начинает ругаться и говорит, что никто не будет проводить больше времени с этой штукой, потому что это слишком опасно, и даже Лора, кажется, не радует перспектива новой встречи с Ледяным Монстром. Что напоминает мне…
– Почему тыбоялся? – спрашиваю я. – Не думала, что вас, чуваков, вообще что-то может напугать.
Лор смотрит на меня, как крутой, словно я не видела того, что видела, и говорит:
– О чем ты, мелкая? Единственное, что меня волновало, это как босс разозлится, если та штука тебя убьет.
Фигня. Я знаю этих чуваков. Им плевать на все, кроме них самих, а он перепугался, значит, та штука как-то угрожала ему самому. И я хочу знать, как. Я хочу знать, каков криптонит у Риодана. Я знаю парочку общих правил: тот, кто может что-то уничтожить, тот и контролирует это что-то. Не то чтобы я многое уничтожала, но когда тебя прижимают к стене, то единственный выход – отстреливаться из обеих рук. Я хочу получить достаточно силы, чтобы обнулить контракт и уйти с работы навсегда. Я готова уволиться. Я хочу иметь преимущество, которое позволит мне вытащить Джо из зоны Школьниц, если она, конечно, захочет уйти.
А она захочет. В тот день, когда он выберет кого-то другого.
По моим расчетам, долго этого ждать не придется.
Полчаса спустя я уже протираю дырки на скользкой от дождя мостовой, шагая по ней на сверхскорости и жуя шоколадки, чтоб не терять сил. Я жду, когда Риодан закончит делать ту срочную фигню, которой он там занят, и мы вернемся к нашему расследованию. Он велел мне сидеть в клубе и не дергаться, но зависать в Честерсе без меча я не собиралась, и он должен сам это понимать.
Хотя, опять же, без меча я далеко не уйду. Ненавижу ждать поддержки, но она мне нужна. Принцы Невидимых меня напугали. У меня на их тему назревают серьезные мысли, которые мне не нравятся, но приходится учитывать конечный результат. В данный момент их приходится держать под крышкой.
У меня в голове такой фейерверк мыслей, что, кажется, парочка уже торчит из ушей. В какой-то момент я до упаду радуюсь, что живу в такие времена, в следующий – рассыпаюсь на части, потому что там, на улицах, мои люди, которые понятия не имеют, что у нас появился большой и страшный Ледяной Монстр, превращающий участки нашего мира в морозильную камеру! Мне нужно рассказать им об этом, и быстро, но что я им скажу? Если заметите блестящую точку в воздухе – бегите? Успеютли они заметить блестящую точку прежде, чем замерзнут?
Проблема в том, что я знаю людей. Можно сколько угодно говорить им, чтобы бежали, но мало кто действительно побежит, пока не поверит, что он реально в большой опасности – а верят они обычно, когда уже слишком поздно. Таращатся, как коровы, а коровы, если вы не в курсе, любят таращиться. Возле аббатства было большое стадо, я там училась управлять скоростью, после того как Ро забрала меня и я опьянела от новой свободы. Коровье пастбище было отличным бесплатным тренировочным полем, потому что: а) коровы движутся, и они непредсказуемы, следовательно, их сложно обозначить на карте; б) если я ударялась о корову, мне было больнее, чем ей. В то время я имела очень преданную аудиторию. Они жевали свои жвачки и поворачивали большие рогатые головы туда-сюда, наблюдая за мной, как за коровьим шоу по телевизору. Если бы я была вынуждена весь день жевать, и отрыгивать пишу, и смотреть на других коров, я бы тоже была благодарным зрителем. От такой скуки я любовалась бы и мушиными боями над коровьей лепешкой.
Но, возвращаясь к людям, сияющие точки недостаточно пугающи для того, чтоб от них побежали. А еще есть народ вроде тех дурищ «Увидимся-в-Фейри», которые зависают в Честерсе без выходных и сна, меряются обгрызенными тараканами талиями, торгуют сексом и соревнуются между собой, кто первой съест достаточно Невидимых, чтоб зависать с Феями. Эти нарочно пойдут к светящейся точке, просто потому, что она, типа, красивая. Блин, некоторых дур надо отстреливать. Чтобы не портили генофонд.
Мне нужно добавить в выпуск фотографии, показать народу жуткий финал того, что творит Ледяной Монстр. Нужно заскочить за Дублинский замок, сделать пару кадров. Потом в редакцию моего «ДД», зарядить скоростной выпуск! Я люблю печатать свои газеты. Вот и вторая причина убраться отсюда поскорее. После того как принцы оклеили весь город плакатами «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», народ наверняка жутко волнуется обо мне! Нужно их подбодрить, дать им знать, что я все еще на посту.
– Ты, должно быть, Дэни?
Я оборачиваюсь.
Если бы я могла, я бы пробурила себе отсюда дырку до самого Китая. Я делаю полный оборот, чтобы снова оказаться к ней спиной, пока пытаюсь взять себя в руки. Я не хочу на нее смотреть. Я не хочу, чтобы она видела мое лицо. Я к этому не готова. Блин, я никогда не буду к этому готова. Одно дело знать, что она где-то есть, где-то с Мак. И совсем другое – встретиться с ней.
Блин, блин, блин.
Я надеваю маску, разворачиваюсь и начинаю игру в притворяшки.
– А вы Рейни Лейн, – говорю я. Волосы у нее светлые и красивые, как у ее дочерей, хотя она их удочерила. Та же манера держаться: шикарная такая южная женственность. В Дублине холодный и мрачный как зараза день, а она одета так, словно кому-то есть дело до цветовых гамм и аксессуаров. Ну, Джеку Лейну, наверное, есть. В отличие от большинства женатых ребят, которых я видела, – ну, я мало кого видела на самом деле, – эти до сих пор с ума друг по другу сходят. Я видела их в фотоальбоме Алины. И у Мак. Я видела фотографии, на которых эта женщина держит на руках дочек, когда они были маленькими. Я видела, как она светится, глядя на них уже взрослых.
Сейчас она светится так, глядя на меня.
Словно не знает, что я убила ее дочь. Наверное, она правда не в курсе. Наверное, Мак говорила с ней в последний раз еще до того, как узнала, что это я отвела Алину на ту улицу умирать.
На секунду у меня возникает глупое видение – как бы она смотрела на меня сейчас, если бы знала, и у меня дыхание застревает в горле, я просто стою там, как дура. Приходится держать желудок двумя руками, чтоб не стошнило. Она бы ненавидела меня, презирала, смотрела бы так, словно я самая отвратительная и жуткая тварь на земле. И попыталась бы, наверное, вцепиться мне в лицо.
А вместо этого… материнская любовь и прочие глупости светятся в ее глазах, словно я лучшая подруга ее дочери или типа того, а не убийца ее старшенькой. А я думала, что хуже всего будет встреча с Мак.
Меня сгребают в объятия раньше, чем я уклоняюсь, отчего становится ясно, насколько я сбита с толку. В хороший день я могу увернуться даже от дождевых капель! И я забываю обо всем на секунду, потому что у нее мягкие мамины руки, и волосы, и шея, в которую хочется просто уткнуться. Все тревоги пропадают, когда мама так обнимает. Она хорошо пахнет. Меня обволакивает облако из аромата ее духов, запаха сладкой выпечки, которым пропиталась ее одежда, и еще чего-то неопределимого, вроде маминых гормонов, которыми женщина не пахнет, пока не вырастит своих детей. И все это сливается в один из лучших запахов мира.
После смерти моей мамы, когда Ро привела меня в аббатство, я каждые несколько дней убегала обратно домой. Заходила в мамину спальню и нюхала ее подушку. У нее была желтая наволочка, вышитая по краям маленькими уточками, как на моей любимой пижаме. Однажды запах просто исчез. Совсем исчез, без следа. Даже для моего супернюха ничего не осталось. В тот день я поняла, что она больше никогда не вернется.
– Отпустите меня! – Я с яростью вырываюсь из ее объятий и пячусь, нахмурившись.
А она сияет, как супер-яркие фонарики Риодана.
– И прекратите так сиять! Вы меня даже не знаете!
– Мак столько о тебе рассказывала, что мне кажется, знаю.
– Ну вот и глупо с вашей стороны.
– Я читала последний «Дэни дейли». Мы с Джеком не слышали о таких тараканах. Ты большая умница, что сообщаешь всем новости. Я уверена, ты для этого много трудишься.
– И?.. – подозрительно спрашиваю я. Я чувствую, что сейчас будет «но».
– Но тебе правда больше не нужно так утруждаться, милая. Ты можешь отдохнуть и позволить взрослым делать эту работу.
– Ага, как же. Разве не взрослые были главными, когда рухнули стены? И потом тоже? Обалденно же вы работаете!
Она смеется, и ее смех для меня как музыка. Мамин смех. От него я таю, как ни от чего другого. Наверно, это оттого, что я редко слышала его от своей мамы. Кажется, я заставила маму смеяться целых три раза. И все три до того, как впервые «транспортировалась». Ну, может, раз или два после того. Я старалась. Я запоминала все шутки, которые слышала по телевизору, когда ее не было. Я смотрела мюзиклы, разучивала веселые песни. Но что бы я ни делала, все было не так. Рейни Лейн смотрит на меня с одобрением, мама же никогда так не делала.
– Уходите. Нет, подождите. Стойте. Вам нельзя ходить тут одной. Я найду кого-то, кто вас проводит, куда вам там нужно. И почему вы расхаживаете по Дублину одна? Вы что, ничего не знаете? Тут на улицах полно монстров! А скоро будет темно! – Кому-то нужно вдолбить в нее хоть немного здравого смысла.
– Ну разве ты не умничка, что так волнуешься за меня? Но волноваться не нужно. Джек за углом, паркует нашу машину, милая. Ближе не получается, тут слишком много мусора. Я все говорю мистеру Риодану, что ему нужно расчистить дорогу к клубу, но у него не доходят руки. Я думаю, нужно помочь ему с этим. Он занятой человек, знаешь ли, у него так много дел.
– Преступления отнимают кучу времени, да?
Она смеется, и я начинаю подозревать, что она совершенно не в курсе происходящего.
– Ну ты шутница. Мистер Риодан преступник? Этот замечательный человек? – Она качает головой и улыбается так, словно я сказала что-то очень смешное. Так. Не в курсе. – Дэни, милая, я так надеялась с тобой встретиться. И Мак тоже. Почему бы тебе не прийти завтра к нам на обед?
Ага, щас. В нашем меню шашлык из Дэни с гарниром из овощей. He-а. Разве они все трое не запинают меня до смерти, когда Мак меня выдаст?
– Там будут люди, которых я бы с радостью с тобой познакомила. Чудесная новая организация нашего города, которая занимается потрясающими вещами, готовит нам настоящие перемены.
Я возвожу глаза к небесам, театрально, чтобы показать, как меня это достало, а потом снова смотрю на нее.
– Вы же не о Неравнодушных? Пожалуйста, скажите, что вы не их имели в виду.
– О, ну конечно же их! Ты о нас слышала! – Она снова сияет.
– Вас?! Фу! Пожалуйста, скажите, что вы не одна из них! Вы не можете быть одной из них! Вы знаете, что они меня ненавидят?
– Это не так. Неравнодушные никого не ненавидят. Мы только отстраиваем и помогаем. С чего ты взяла?
– Мы. – Она меня убивает. Мак тоже одна из них? – Они скопировали мою газету, заняли мои столбы и напечатали про меня кучу всякого вранья!
– Но я знаю, что главные в обществе Неравнодушных горят желанием познакомиться с тобой. Они очень хорошего мнения о тебе, как и Мак.
Ну, совсем класс: они тоже хотят меня убить. Главные. Мило. Могут встать в очередь сразу за Кристианом. Который занимал за Невидимыми принцами.
– Они считают, что ты сможешь стать нашим огромным преимуществом. Я тоже так думаю.
Я кошусь на нее.
– Вам, наверное, надо перепроверить факты. Потому что вы парочку пропустили. Ребята во главе той организации не считают меня ценной. Никогда не считали и не будут.
Терпеть не могу организации. Люди должны быть свободными, дышать полной грудью и самостоятельно разбираться с вопросами, а не бродить по корпоративам. От ритуалов тупеет мозг. А повторение – трава для овец.
– Миссис Лейн, рад снова вас видеть, – говорит Риодан, и я чуть не падаю с ног. Я не только не слышала, как он подходил, – я никогда не слышала, чтобы он был вежливым. Риодан вежливым не бывает.
Я морщусь и разглядываю его.
– Чувак, ты хорошо себя чувствуешь?
– Как никогда.
– Так почему ты притворяешься добрым?
– Мистер Риодан всегда добр. Он был великолепным хозяином, пока мы гостили в Честерсе.
– Вы не гостилив Честерсе, вы были заложниками. – Да что со всеми не так, почему они не видят вещи такими, как есть?
– Он и его люди охраняли нас, Дэни. Синсар Дабхтогда нацелилась на людей, которых любила Мак.
– А дверь в вашу комнату была закрыта? Народ, это делает вас заложниками, – говорю я.
– Наша дверь никогда не запиралась.
Чего?
– Ага, но вы же не знали, как выйти. У него там эти хитрые панели.
– Мистер Риодан показал мне и Джеку, как с ними управляться.
Чего-о?
– Ага, но снаружи была охрана. Чтобы вы не сбежали.
– Для нашей защиты. Мы могли свободно входить и выходить. Мы решили остаться. В городе было опасно: Книга была на свободе. Мы с Джеком очень благодарны мистеру Риодану за помощь в эти сложные времена.
Я хмурюсь, глядя на Риодана, который самодовольно мне улыбается. Наверняка наложил на них какое-то заклинание, как на меня в «Хамви», когда заставил взять шоколадный батончик, пробормотав непонятные слова. Он превращает людей в марионеток. В безмозглых рабов. Только не меня.
– Вы знаете, что он заставил меня на себя работать, захватив в заложницы Джо? – говорю я Рейни. Ей нужно встряхнуться и очнуться!
– Ты о той милой юной официантке? Я видела, как она на него смотрит. Она без ума от него, – отвечает та.
И это злит меня еще больше. Мама Мак с первого взгляда поняла, что Джо сходит с ума по этому психопату? Фу! Ну просто бэ! Мало того, этот психопат так задурил голову Рейни, что и с ней бесполезно теперь разговаривать! Но разве меня это остановит?
– Вы знаете, что у него под Честерсом приватные клубы, в которых…
– Я только что говорил с Бэрронсом, – перебивает меня Риодан. – Мак уже идет вас встречать. Она будет здесь с минуты на минуту.
Я смотрю на него с подозрением. Он, наверное, врет. И отлично знает, что я не рискну это проверять.
Рейни улыбается мне теплой улыбкой.
– Дэни, она будет так рада тебя видеть! Она уже несколько недель тебя ищет.
Да уж, не сомневаюсь.
Я быстро фиксирую препятствия для стоп-кадра и делаю, как герои фильма «Дымок из ствола», – сваливаю на фиг из Додж-сити.
