Текст книги "Тень мечей"

Автор книги: Камран Паша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– На этот раз иудей рассуждает мудро, – к величайшему удивлению раввина, ответил аль-Адиль. – Я не питаю большой любви к франкам, но не могу заключать перемирие с трупом.

Саладин обратился к каждому из своих придворных. Кади аль-Фадиль нехотя согласился. Таки-ад-дин молча кивнул.

– Тогда вопрос решен, – констатировал Саладин. Потом вновь обратился к своему лекарю: – Маймонид, поедешь с сэром Уильямом к анжуйцу и посмотришь, что можно сделать для нашего противника.

Маймонид побледнел, но кивнул. Ослушаться приказа султана, особенно когда его темные глаза пылают, как сейчас, холодным огнем, не имело смысла, потому что было сродни самоубийству.

Уильям стал прерывисто хватать ртом воздух, словно последние несколько минут не дышал. Он явно не ожидал, что султан так легко согласится помочь.

– Ты настоящий дворянин, султан, – низко кланяясь, поблагодарил рыцарь. – Возможно, в другое время, при иных обстоятельствах я счел бы за честь назвать тебя господином.

Саладин в ответ улыбнулся, и на сей раз это была не просто вежливая улыбка.

– А я, в свою очередь, вдвойне счел бы за честь называть тебя своим вассалом, – сказал султан. – Любой человек, который рискует собственной жизнью и честью ради спасения своего господина, ступает на верный путь Пророка (мир ему!), даже если этот человек и носит клеймо неверного.

Уильям не знал, как ответить на такой комплимент, поэтому чопорно поклонился. Он вздрогнул, когда Саладин внезапно, но холодно вновь обратился к нему, на этот раз уже по-французски:

– Сэр Уильям, передай своему господину, когда он проснется.

Придворные взглянули на йеменца, но одного взгляда на суровое лицо султана было достаточно, чтобы раб понял: султан желает, чтобы эта часть беседы не достигла посторонних ушей.

– Что передать, султан? – осторожно поинтересовался Уильям, внезапно ощутив, как изменилась атмосфера.

– Передай своему Ричарду, что я не позволю ему подохнуть, как собаке, – негромко предупредил Саладин. – Но, не колеблясь ни секунды, сам убью его в честном бою, если он развяжет против меня войну.

Уильям побледнел, но кивнул, давая понять, что принял предупреждение. Саладин встал и молча покинул зал. Все взгляды устремились на только что назначенного султаном посла в лагерь франков. Маймонид, на чьи старческие плечи взвалили будущее войны, вздохнул.

– Возьми свои лекарства, раввин, – велел Таки-ад-дин. – Мы выезжаем до восхода солнца.

Глава 27
ПОМОЩНИЦА ЛЕКАРЯ

Мириам не признавала отказа. Она несколько часов со своей испуганной теткой изнывала от беспокойства, пока где-то далеко муэдзин не возвестил о первом луче солнца и времени утреннего намаза. Заслышав приближающийся к дому цокот копыт, девушка подбежала к окошку и выглянула на улицу – к воротам их жилища подъезжали два таинственных телохранителя-близнеца, перевернувшие их жизнь с ног на голову. Бледный, взволнованный Маймонид слез с лошади и поспешил к дому по выложенной камнем тропинке. Мириам встревожилась, заметив, что к стражам-близнецам, которые остались восседать на своих вороных жеребцах, присоединились еще несколько всадников. Один – красавец с редкой бородой, облаченный в пластинчатые доспехи, которые носят солдаты, сражающиеся с остатками крестоносной чумы. Остальные двое выглядели еще более зловеще: в черных одеждах с капюшонами, которые скрывали их лица. Кто бы ни были эти люди, Мириам хотела, чтобы они как можно скорее убрались подальше от ее семьи.

Маймонид ворвался в дом, поцеловал ее в щеку, рывком обнял жену и стал собирать свою медицинскую сумку. Невзирая на их непрекращающиеся настойчивые расспросы, Маймонид продолжал заверять, что все в порядке, просто от него требуется небольшая, но срочная медицинская помощь. Почему бы им просто не пойти спать? Лишь когда он услышал, как от страха зарыдала Ревекка – его решительная жена вообще редко плакала, – рискнул рассказать правду. С горящими глазами он открыл своим женщинам суть происходящего, что в действительности испугало их обеих. Его посылают во вражеский лагерь, чтобы спасти жизнь варварскому королю.

Ревекка закричала, что он глупец, потому что согласился на такую миссию: спасать жизнь тому, на ком нет благословения Господа. Маймонид решительно возразил ей: он – лекарь и у него нет выбора.

– Такова воля султана, – сказал он, как будто одного этого уже было достаточно, чтобы освятить бессмысленный план спасения правителя кровожадных франков.

– Тогда султан сумасшедший! – помимо воли выкрикнула Ревекка. В доме наступила гробовая тишина. Маймонид бросил на жену испуганный взгляд, потом поглядел в окно на своих нетерпеливых спутников. К счастью, никто не услышал ее изменнического обвинения, а может, они попросту решили не обращать внимания на ее слова из-за спешной миссии мужа.

В противном случае слова Ревекки повлекли бы за собой немедленную казнь.

Маймонид повернулся к жене, его била крупная дрожь. Их взгляды встретились, они без слов (ведь столько лет прожито в браке!) поняли друг друга. Они долго стояли обнявшись, его слезы смешались с ее слезами. Потом Ревекка бросилась в свою спальню и громко хлопнула дверью, а Мириам осталась, чтобы помочь дяде собрать в кожаную сумку все необходимые пузырьки с лекарствами. И убедить его взять ее с собой в эту губительную поездку, в пасть к Левиафану. [61]61
  Левиафан – гигантское морское животное, упоминаемое в Библии.


[Закрыть]

– Даже не проси, – опять и опять повторял он.

– Если бы я была мальчиком, ты бы согласился, – сердито заявила она, поняв, что сладкими мольбами ничего не добьешься.

Маймонид взял длинный острый нож, которым делал операции, и осторожно поместил его в специальный футляр, а затем в свою сумку.

– Ты права, – признался он, избегая встречаться с ней взглядом.

– Тебе понадобится моя помощь, – стояла на своем Мириам, стараясь сдерживать злость. Почему он такой упрямый?

– Глупости! – Маймонид продолжал укладывать в сумку хрупкие хрустальные флаконы с лекарственными мазями и камфарой.

Мириам нежно прикоснулась к его руке, и в ее голосе зазвучали просительные нотки:

– Дядя, ты идешь в логово к волку. Не ходи туда один.

Маймонид замер. Она чувствовала, как под ее нежными пальцами дрожат его немощные руки.

– Франки не причинят мне вреда, – неуверенно возразил он.

Мириам собралась с духом, понимая, что сейчас затронет больную тему.

– Ты стар, – сказала она. – Если твоя рука дрогнет, франки подумают, что ты хочешь убить их короля.

Он резко вырвал руку, в глазах вспыхнула оскорбленная гордость. Маймонид бросился в угол к старому сундуку из кедра и достал тяжелую стеклянную колбу, в которой смешивал лекарства. По тому, как он нес ее к потертой сумке, Мириам поняла, как ему тяжело: он боролся с подагрой, которая за последние несколько месяцев все усиливалась.

– У меня твердая рука… – Хватка дяди ослабла, и он уронил колбу. Та разбилась на тысячу мелких осколков о холодный каменный пол их квартиры.

Немощное тело не слушалось его. Маймонид опустил голову, пылая от ярости и стыда, и стал на колени, чтобы убрать с пола осколки. Мириам присела рядом и молча смела осколки в мусорное ведро. Хотя дядя не поднимал головы, Мириам заметила, как в уголках его глаз блеснули слезы. Ее сердце разрывалось на части. Как же она любит этого человека! Она проклинала себя за то, что обидела его, насыпав соль на душевные раны. Однако девушка понимала: другого выхода нет. Она не могла позволить ему отправиться к франкам одному. Ее дядя – Божий человек, он не знает всех глубин зла, которые скрыты в сердцах грязных европейских захватчиков. А Мириам уже встречалась с этим злом по дороге из Синая. Франки не щадят ни детей, ни стариков; если король Ричард умрет, что, скорее всего, и случится, они не станут раздумывать, а выместят свой гнев на слабосильном старике. Мириам не сумела защитить от варваров отца и мать, но она не позволит им забрать у нее Маймонида.

Мириам наклонилась и обхватила руками дядино лицо, как он часто делал сам, когда в детстве хотел ее утешить. Он наконец встретился взглядом с племянницей и увидел, как по ее щекам тоже текут слезы.

– Дядя, пожалуйста. Ты ведь именно для этого обучал меня искусству врачевания. Не позволяй своей гордости встать на пути верного решения. Для тебя. И для твоего пациента.

Маймонид посмотрел на осколки в своих трясущихся руках.

– Все, что есть у человека, – это его гордость, – тихо ответил он. Мириам взяла его за руку и нежно пожала ее.

– У тебя есть гордость, – ответила она. – Твоя и моя в придачу.

Маймонид долго сжимал ее в объятиях.

– Не отходи от меня, милая, – попросил он. – Не желаю потерять из-за этих дикарей еще одного любимого человека.

Мириам улыбнулась. Девушка не хотела, чтобы он увидел растущую в ее душе панику при мысли о том, что она вновь окажется лицом к лицу с врагом.

Глава 28
ЛЕКАРЬ И БОЛЬНОЙ

Мириам постаралась зажать нос, но тошнотворный запах лагеря крестоносцев уже проник в ее ноздри и грозил вызвать самую банальную рвоту. Палаточный лагерь, служивший базой для тридцати тысяч европейских солдат, выглядел и смердел подобно разросшемуся клоповнику. Мириам была уверена, что это никакое не преувеличение. Если только она была необъективна к клопам.

Мириам с плохо скрываемым ужасом смотрела на толпы неряшливых, испачканных кровью и слюной варваров, которые тяжело ступали по скалистому побережью Акры, и пыталась отогнать воспоминания о своей недавней поездке по равнинам к северу от Иерусалима. Путешествие оказалось относительно приятным, если не брать во внимание угрюмых взглядов телохранителей Саладина, которые считали, что участие женщины в столь опасной миссии не только безрассудно, но и предвещает неудачу. Мириам скакала на кобыле, спешно оседланной в султанских конюшнях после того, как Таки-ад-дину не удалось отговорить раввина брать с собой племянницу. Он сыпал проклятиями, угрожал, увещевал старика, но встретил доводящий до бешенства упрямый отпор и согласился лишь тогда, когда один из таинственных незнакомцев, в котором Мириам с удивлением узнала длинноволосого франка, взмолился, чтобы молодой воин поторопился. Франк по имени Уильям разговаривал по-французски через своего завернутого в плащ компаньона, который по виду был африканцем (или очень темнокожим арабом, она не могла сказать точно) и выполнял обязанности переводчика.

Маймонид обучил Мириам нескольким варварским языкам, но больше всего девушке нравился французский. Он был мелодичным и плавным, как ее родной арабский. Однако она продолжала хранить молчание, не желая, чтобы враг увидел, что ей понятен его язык, хотя раввин свободно беседовал с рыцарем по-французски. Мириам предпочитала, чтобы враг не знал о ее владении языком. Человек чувствует себя в безопасности, когда знает, что его язык не понимают, а это неизбежно приводит к тому, что бдительность притупляется и он произносит в присутствии врага необдуманные слова.

Когда разношерстная компания путешественников, состоящая из арабов, франков и евреев, готовилась отправиться в одну из самых судьбоносных операций нависшей войны, Таки-ад-дин велел облачиться им в крестьянские одежды, чтобы скрыть, кто они есть. К тому же он потребовал, чтобы Мириам надела паранджу. Девушка уже хотела было возразить, но по глазам дяди поняла, что в этом вопросе он ей не союзник. Недовольно ворча себе под нос, она снесла оскорбление и закрыла нижнюю часть лица темным платком.

Всадники покинули Иерусалим через северные ворота. Первыми скакали Таки-ад-дин и Уильям (темнокожий переводчик не отставал от своего рыцаря), за ними ехали Мириам и Маймонид, шествие замыкали близнецы-телохранители султана.

Поездка в Акру обычно занимает три дня, но Таки-ад-дин настоял на том, чтобы они ехали окольными путями и неезжеными дорогами. Едва заметив приближающегося всадника – был ли это один из обычных патрульных гарнизонов Саладина или одинокий крестьянин на осле, – племянник султана приказывал всем укрыться в зарослях деревьев, за валунами (спрятаться в любом месте, лишь бы остаться незамеченными), а сам с телохранителями-египтянами скакал на разведку. Угроза неизменно оказывалась ложной, и компания продолжала свой путь после того, как незваные гости уезжали своей дорогой. Таки-ад-дин неукоснительно придерживался этой осторожной стратегии, хотя Уильям умолял его ехать быстрее: больной король терял драгоценное время.

Однажды Мириам пожаловалась дяде на чрезмерную предосторожность, но раввин призвал ее к терпению – армии готовятся к войне и никто не знает, когда франки пошлют свои войска в разведку на мусульманскую территорию. Он напомнил ей, что, несмотря на последние сведения, Ричард Львиное Сердце уже мог умереть и его обезглавленная тысячная армия головорезов бросилась грабить и мародерствовать на их земле. От этого предположения становилось не по себе.

Но поездка прошла без особых происшествий. Мириам целыми днями внимательно прислушивалась к разговорам, которые вели Таки-ад-дин и Уильям. Большей частью они рассказывали о культуре собственных стран, но оба усердно избегали информации, которая бы могла дать тактическое преимущество противнику, – на тот случай, если их страны развяжут войну. Мириам поняла, что эти разговоры напоминают состязание в хвастовстве, как обычно случается между мужчинами: каждый солдат готов до бесконечности превозносить собственные подвиги и доблесть своего народа. Но Мириам была знатоком языка тела и читала между строк, поэтому сосредоточилась не на том, что было сказано, а на том, что помогало понять характер человека: она анализировала интонацию, с какой они говорили, и их жесты.

Таки-ад-дин был таким, как и его голос: гордым, дерзким, уверенным. Казалось, он был искренне уверен, что Аллах направляет его (как и его досточтимого дядю) и что он сыграет решающую роль в том, чтобы навсегда сбросить крестоносцев в море. Складывалось впечатление, что напыщенность молодого воина, уверенного в собственном предназначении, позабавила Уильяма, словно сам рыцарь достаточно повидал таких честолюбцев в своих рядах – и всех неизбежно поглощала сила намного сильнее, чем их самомнение. Рыцарь озадачил Мириам. Он не соответствовал ее представлениям (и печальному опыту) о грубых франках. По правде сказать, этот Уильям с точеными чертами лица напомнил Мириам превосходно воспитанных молодых людей из Каира, с которыми она все эти годы флиртовала. На удивление хорошо образованный (она была потрясена, когда в разговоре он сослался на Аристотеля), с отличными манерами, Уильям Тюдор разрушил заслуженный стереотип грязных варваров, который засел в памяти Мириам с того ужасного дня в Аскалоне.

Но сейчас, стоя посреди немытых орд франков, она поняла, что этот красавец рыцарь всего лишь исключение. Редкое исключение. Они прибыли в предместья Акры глубокой ночью на четвертые сутки пути. Таки-ад-дин с египтянами провели их до склона у подножия цитадели, знаменующей границы мусульманских владений. Теперь они остались одни. Мириам, ища поддержки, озадаченно взглянула на дядю, но увидела бледного, вспотевшего раввина, который был явно напуган – что ждет их впереди? – как и сама Мириам. Уильям поклялся кровью Христа, что он защитит их даже ценой собственной жизни, когда они окажутся в лагере крестоносцев, но когда путники взобрались на вершину холма и взглянули на огромный палаточный лагерь, растянувшийся прямо до самого моря, девушка поняла, насколько пусты его обещания. Если франки решат причинить им зло, то она и дядя, несомненно, умрут. Или с ними произойдет что-нибудь похуже.

Часовые крестоносцев, словно привидения, казалось, материализовались из воздуха. Они выскочили из-за деревьев и нацелили свои арбалеты на вновь прибывших. Однако, разглядев лицо Уильяма, освещенное желтым сиянием убывающей луны, поднявшейся над холмами, они опустили оружие и замерли как вкопанные. Часовые с удивлением уставились на путников, но не решились задавать своему полководцу какие бы то ни было вопросы. Уильям кивнул солдатам, оценив их подготовку, а потом повел свою веселую разношерстную компанию – двух евреев и чернокожего сарацина – в центр ожидавшего их внизу ада.

Мириам вцепилась в дрожащую дядину руку, а Уильям с высоко поднятой головой поскакал вперед через изумленную толпу солдат. Пересекая толпу вражеских воинов, облаченных в тяжелые кольчуги под длинными развевающимися плащами, украшенными крестами, Мириам увидела, как люди и в самом деле отступают в стороны, давая дорогу рыцарю и его странным гостям. И хотя никто не решился им воспрепятствовать, явно признавая власть Уильяма, все налитые кровью глаза были устремлены на евреев. На нее. Впервые в жизни она была рада, что ее лицо скрывает платок, а женские прелести – мешковатая одежда. Однако, несмотря на то что из-под тяжелой паранджи можно было разглядеть лишь зеленые глаза и лоб, Мириам почувствовала, как в чреслах мужчин зашевелилась пугающая похоть. Они несколько месяцев не видели женщин, и само ее присутствие будило в них животные инстинкты.

Это пугало и одновременно вызывало отвращение, всколыхнув ужасные черные воспоминания, о которых она с детства пыталась забыть. У Мириам сжалось горло, и ей стало трудно дышать. Лоб взмок, а сердце яростно заколотилось. Когда ее со всех сторон окружили ужасные звуки вражеского лагеря, Мириам отчаянно захотелось вернуться домой. Поездка сюда была чудовищной ошибкой. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. На самом деле гордая Мириам не была такой храброй и неукротимой, какой хотела казаться за надежными стенами дядиного дома. Сейчас, в очередной раз столкнувшись с настоящей опасностью, она опять превратилась в испуганного ребенка, в ту несчастную маленькую девочку, которая беспомощно смотрела, как безумный франк набрасывается на ее маму. Его мерзкий член, словно кинжал, выглядывает из-под кольчужной юбки, когда он спускает до колен штаны. В тот день она увидела… Нет, она не могла больше сдерживаться.

Нет!

Мириам резко и бесповоротно остановила ход своих мыслей, словно Пандора, захлопнувшая ящик с несчастьями, пока они не разрушили мир. Невероятным усилием воли она взяла себя в руки. Прошлого нет. Никакого насилия, никаких мучений, никакой смерти. Существует только СЕЙЧАС. А сейчас ее пожилому дяде нужен смелый, умный защитник, а не хнычущая девочка, которая предается воспоминаниям давно минувших дней.

Мириам отмела все лишние мысли и подавила неожиданно нахлынувшие чувства. Беспорядочный армейский лагерь, его грязные обитатели, звуки и запахи – все исчезло. Она сосредоточилась исключительно на их миссии, подобно линзе, вбирающей рассеянный солнечный свет в один непреодолимый луч света. Девушка смотрела прямо перед собой, крепко ухватившись за руку своего дяди, когда рыцарь-опекун Уильям проводил их к большому малиновому шатру. Шатер был массивным, очень высоким, но его драпировки были грязными и выцветшими. У главного входа она увидела двух мрачных стражей с обнаженными мечами в правой и длинными копьями в левой руке. Она заметила, что на них, в отличие от Уильяма и остальных, вновь прибывших из Европы солдат в блестящих нагрудниках, надеты поношенные кожаные кирасы, которые обычно носят местные франки.

Мириам сделала вывод, что эти мужчины – часть личного состава, засевшего в Акре, и они, скорее всего, верноподданные человека, которого Уильям во время их долгой поездки называл Конрадом. Из обрывков осторожных разговоров между Уильямом и Таки-ад-дином Мириам уловила, что Конрад пока еще не признал Ричарда Львиное Сердце полноправным полководцем двух, восточной и западной, армий. Но если эти солдаты служат Конраду, то маловероятно, что они согласились бы с уловкой, к которой прибегнул Уильям.

Мириам не ошиблась. Повисла долгая неловкая пауза, пока стражи, в темных глазах которых сквозило подозрение, разглядывали нежданных гостей. Они явно не боялись и не преклонялись перед Уильямом, который – по меньшей мере теоретически, как она поняла, – занимал более высокое социальное положение.

– Посторонись, – наконец велел Уильям, когда стало очевидно, что они не собираются их впускать.

Один из стражей, высокий итальянец с бронзовой кожей и длинными закрученными усами, шагнул вперед. Он стал лицом к лицу с Уильямом и вперил свои карие глаза в лицо рыцаря. Его товарищ, мужчина пониже, с бледным лицом и черной кудрявой бородой, не сводил холодного взгляда с гостей Уильяма.

– Зачем ты привел безбожников в пристанище воинов Христовых? – тихо спросил солдат, но в его голосе слышался звериный рык.

Уильям, на лице которого не было и тени страха, пристально посмотрел в глаза итальянцу, и Мириам заметила, как рука рыцаря легла на рукоять меча.

– Они лекари, – ответил Уильям, отчетливо произнося каждый слог, как будто разговаривал со слабоумными. – Я привел их, чтобы вылечить короля.

– Ричарду Львиное Сердце уже не поможешь, – сказал страж, в тоне которого звучало явное безразличие к судьбе короля. Он с отвращением взглянул на Халиля, чернокожего переводчика, потом вновь повернулся к Уильяму: – Король Конрад приказал никого не впускать, за исключением священника, которому предстоит соборовать короля перед смертью.

– Королю нет нужды собороваться, друг мой, – тихим, но суровым голосом пригрозил Уильям. – А вот тебе священник понадобится, если будешь продолжать стоять у меня на пути.

Мириам побледнела. Ей совсем не нравилось, как развиваются события.

Но итальянец высокомерно рассмеялся.

– Вы забываетесь, сэр Уильям, – заявил смуглый воин, с насмешкой упомянув титул дворянина. – Вам тут не роскошные дворцы Лондона или Тира, где ваше слово перед избалованными анжуйскими рыцарями все равно что Святое Писание. Здесь вы гость короля Конрада. Если будешь угрожать его воинам – быстро упокоишься в песках Акры.

Итальянец, ища поддержки, взглянул на своего бородатого товарища. Тот, не сводя глаз с Мириам, лишь кивнул в знак согласия.

Уильям долго размышлял над словами стража, потом медленно отступил. Низко поклонившись, как будто извиняясь за досадную бестактность на званом обеде, он повернулся к своим подопечным евреям, стоящим за его спиной.

– Прошу прощения, – прошептал он Мириам. Прежде чем она успела понять, что он сказал, рыцарь подался вперед и сорвал с ее лица платок. Ее длинные кудри цвета воронова крыла стали развеваться на ветру, черты мертвенно-бледного от страха и замешательства лица, казалось, еще больше заострились в неярком свете луны.

Страж непроизвольно загляделся на прекрасное лицо Мириам и всего на лишнюю долю секунды задержал взгляд на потрясающих изумрудных глазах девушки. Это было его ошибкой. Уильям молниеносно выхватил из ножен меч.

И прежде чем страж или его товарищ успели отреагировать, Уильям одним плавным движением разрубил копье охранника словно листок, плывущий по течению спокойного ручейка. И этим же ударом он рассек правую латную рукавицу стража, разрубая надвое руку в области запястья. Солдат взвыл, как дикий зверь, попавший в ловушку жестокого охотника. Когда итальянец упал, его бородатый соотечественник бросился с мечом на Уильяма. Рыцарь резко отшатнулся – лезвие меча, которым его хотели обезглавить, прошло совсем близко от его шеи.

Высокий йеменец, заметив, что хозяину угрожает опасность, бросился ему на помощь. Будучи безоружным, он собственным телом хотел защитить Уильяма. Халиль резко ударил бородача по колену, тот упал на зад, а йеменец тут же подхватил у падающего стража копье. Халиль, соблюдая запрет на ношение рабами оружия, сразу передал длинное копье Уильяму. Бородач попытался вновь замахнуться мечом, но Уильям проткнул его руку смертельным острием копья.

Мириам оттеснила Маймонида назад, подальше от дерущихся христиан. И этих людей называют союзниками? Они все безумцы! Во время их поездки, дивясь благородному поведению Уильяма, она позволила себе забыться и даже начала подумывать о том, что, вероятно, недооценила франков. Возможно, среди них встречаются умные и миролюбивые люди. Но сейчас, глядя на то, как этот «очаровательный» рыцарь безжалостно лишает жизни своих противников, она поняла, что эти люди мазаны одним миром, – просто некоторые из них лучше остальных скрывают свою истинную сущность. Крестоносцы – настоящие животные.

Мириам захотелось убежать из этого логова безумцев, скрыться где-нибудь. Уж лучше находиться в темных, кишащих пумами горах, которые окружают лагерь, чем провести еще хоть одну минуту в логове этих демонов. Но когда она обернулась и потянула за руку дядю, то увидела, что их окружили. Сотни крестоносцев вывалились из палаток, заслышав шум, возникший из-за суматохи возле командного шатра. А она стояла перед ними с непокрытой головой. По всем понятиям, во всех значениях – практически голой.

Мужчины приближались к Мириам, их грязные руки тянулись к ней, словно джинны из ее детских кошмаров, словно безликие чудовища, которые прятались у нее под кроватью и ждали, когда она провалится под землю в геенну огненную в день Страшного суда, чтобы заключить ее в удушающие объятия.

– НЕТ!

Это кричал Уильям. Она скорее почувствовала, нежели увидела, как он встал между ней и этой ненасытной, движимой похотью толпой. На его мече, мерцая в лунном свете темно-красным огнем, все еще была кровь его братьев-христиан. Она увидела, как он бросил что-то перед собой на землю, и чуть не лишилась чувств, когда поняла, что это такое. Он швырнул отрубленную руку стража-итальянца, и пальцы все еще продолжали дергаться от ужасных мышечных сокращений.

– Любой, кто хоть пальцем прикоснется к ним, лишится руки, – предупредил Уильям. – Они под защитой дома Тюдоров.

Мириам увидела, что воины как один отшатнулись, словно ими двигал не только металл в голосе Уильяма. Казалось, невидимая высшая сила решила укрыть иудеев от озлобленной толпы своими крыльями. Мириам знала, что мусульмане любят такие сказки, сам Пророк обращался к сильным образам, чтобы поднять боевой дух на поле битвы, но она считала, что это всего лишь стремление принять желаемое за действительное. Вполне возможно, она поспешила списать духовный мир на игру воображения. Независимо от того, какой природы была сила, заставившая в тот момент присмиреть ветреные берега Акры, Мириам была ей благодарна от всего своего неистово колотящегося сердца.

Без лишних слов Уильям повернулся и повел их к малиновому шатру. Стражи продолжали валяться на земле и словно дети рыдали от полученных увечий. Мириам постаралась не обращать внимания на лужу крови на пороге, когда последовала за Маймонидом внутрь королевского шатра.

Внутри убранство было довольно скудным, хотя песчаный пол устилали медвежьи шкуры. На простой кровати, сплетенной из веревок, лежал человек. Волосы спутались от пота, но продолжали отливать медью, по цвету напоминая закат в тот час, когда солнце скрывается за морем. Глаза его были закрыты, и он, казалось, не осознавал присутствия посторонних, хотя Мириам видела, что больной не спит. Все его тело сотрясалось от озноба.

Значит, вот он, великий Ричард Аквитанский, известный легковерным французам как Львиное Сердце, а остальному цивилизованному миру как беспощадный убийца. Мириам не смогла сдержать презрительного удовлетворения от жалкого вида человека, который прибыл с намерением убить ее народ и изгнать его со Святой земли. Она бросила взгляд на дядю, но не смогла понять, о чем он думает. В этот момент Маймонид полностью сосредоточился на больном. Осмотрев умирающего короля, он стал рыться в своей кожаной сумке, вытаскивая мази. Ее дядя был настолько набожным человеком, что Мириам сомневалась, что в его душе могут возникнуть хоть какие-нибудь злые, мстительные мысли. И очень хорошо – ее темных мыслей хватит на двоих.

– Что все это означает?

Мириам обернулась на раздавшийся за спиной голос. У входа в шатер стоял мужчина с седеющими волосами и уродливым шрамом на левой щеке. За его спиной возвышались трое рослых, плечистых солдат, головы которых были защищены шлемами с назатыльниками, а арбалеты нацелены прямо на Маймонида и его племянницу.

Уильям, выйдя вперед, стал между лучниками и безбожниками.

– Это врачи, лорд Конрад, – ровным голосом, без тени страха ответил он. – Я обязан спасти своего короля.

Ах, это и есть бесславный Конрад, соперник Ричарда за главенство над войском крестоносцев! Мириам пристально наблюдала, как Конрад, сжав кулаки, подошел к Уильяму. Потом ее взгляд упал на шрам под его левым глазом. В следующее мгновение внутри у нее все сжалось. Было что-то пугающе знакомое в облике этого Конрада. У девушки появилось ощущение, что она видела его раньше, но не могла вспомнить, где и когда именно. Или, если быть более точной, одна ее часть не желала этого вспоминать.

Конрад походил на нависшую грозовую тучу, которая вот-вот взорвется потоком оскорблений, брошенных в бесстрастное лицо Уильяма. Потом Мириам заметила, как Конрад, окинув взглядом ее дядю, вдруг побледнел. Когда она увидела, на что он смотрит, то побледнела сама.

Маймонид, войдя в шатер, сбросил тяжелые крестьянские одежды, чтобы они не сковывали движений во время осмотра царственного пациента. На нем была простая хламида и мешковатые штаны – обычный наряд торговца овощами и фруктами на восточном базаре. Но по какой-то совершенно непостижимой, безрассудной, безумной причине он надел на шею простой бронзовый амулет. В форме звезды Давида.

Мириам самой захотелось протянуть руки и задушить Маймонида, но она в ужасе замерла на месте. Она не могла себе представить, что подтолкнуло дядю надеть такую безделицу, по которой можно было с легкостью определить, кто они. Представители народа, который франки ненавидели даже больше, чем мусульман. Иудеи.

– Он… он… – Казалось, Конрад настолько был сбит с толку, что лишился речи. А потом разразилась буря. – Как ты посмел привести сюда иудеев? Отвечай! – обнажив свой меч, крикнул Конрад.

Несмотря на то что ситуация грозила перерасти в геенну огненную, Уильям оставался невозмутимым.

– Ты еще не король Иерусалима, маркграф, – ответил рыцарь неестественно спокойным голосом, всем своим видом показывая, что он не боится распалить гнев Конрада дальнейшими оскорблениями. – По крайней мере, для моих воинов, которые, я должен напомнить, вдвое превосходят по численности твою истощенную армию. Наш король – Ричард, и, пока мой господин дышит, я подчиняюсь только ему.

В спокойствии Уильяма сквозили некая затаенная угроза и холодная ярость, всплеск которой всего несколько мгновений назад Мириам наблюдала в стычке со злополучными стражами, вставшими у него на пути. Вероятно, Конрад тоже почувствовал угрозу, исходящую от Уильяма, поэтому отступил. При этом он продолжал крепко сжимать в руке меч, однако Уильям даже не пошевелился, чтобы выхватить свой. Пока.