Текст книги "Тень мечей"

Автор книги: Камран Паша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

– Трус! – в гневе проревел оскорбленный Ричард. – Дерись со мной как мужчина!

Церковь не одобряла использование отравленных стрел, считая это оружие негуманным, и крестоносцы опускались до таких чрезвычайных мер только в самом крайнем случае, против самых беспощадных своих врагов. Но чтобы напасть с таким оружием на короля Англии, посланного со священной миссией самим Папой Римским, – это было неслыханным оскорблением!

Однако Комнину, казалось, было совершенно наплевать, что его честь запятнана при всем честном народе. Он явно преуспел в том, чтобы выманить своего противника из укрытия и сейчас готов был отрубить голову этой змее любыми возможными средствами, прежде чем его райский остров превратится в руины и пепел. Ричард инстинктивно пригнул голову, когда еще одна стрела, прорезав клубы дыма, вонзилась в крестоносца, который только что торжественно обезглавил киприотского стража. Несчастный крестоносец тут же умер. Ричард сквозь густой дым, который подобно призрачному туману заполонил долину, с трудом мог разглядеть Исаака и его смертоносного лучника. Ричард понимал, что даже в условиях плохой видимости воин Исаака, хорошо обученный стрелок, в третий раз уже не промахнется.

Ричард вложил меч в ножны и поскакал назад, под прикрытие дыма. Он оглядел бушующий пожар, в который превратилось поле боя, и заметил, как тело одного из его рыцарей безжизненным кулем падает с усталой, испуганной лошади. В холодеющих пальцах несчастный продолжал сжимать длинное острое копье с наконечником. Ричард подскочил к нему и одним быстрым движением вырвал копье из руки погибшего собрата. Потом совершил неожиданное. Вместо того чтобы отступить на безопасное расстояние, к своему шатру, стоявшему на холме, Ричард Львиное Сердце поскакал вперед, готовый достойно встретить смерть.

Молодой король, словно орел, устремившийся к добыче, прорвался сквозь дымовую завесу, нацелив копье прямо на Комнина. Испуганный император изо всех сил натянул поводья, вынуждая своего арабского скакуна поспешно отступить. Лучник-убийца выпустил в сторону Ричарда несколько отравленных стрел, но тот, обуреваемый гневом, благополучно их избежал. Когда лучник понял, что король не свернет со своего пути и будет по-прежнему стремиться к отмщению, он поскакал вперед с высоко поднятым железным щитом, чтобы защитить своего господина.

Копье Ричарда пробило доспехи лучника и вышибло его из седла. Однако отвлекающий маневр достиг своей цели: Исаак Комнин растворился в рядах своей конницы, которая угрожающе близко подъехала к одинокому королю. Ричард лишь на мгновение заколебался, но этого хватило, чтобы снести вероломному лучнику голову, а затем помчался назад, к линии обороны крестоносцев.

В жилах Ричарда продолжала бурлить жажда битвы, когда он проскакал мимо вздохнувших с облегчением полководцев, которые, казалось, были ошеломлены тем, что их королю во второй раз удалось вернуться живым после самоубийственной атаки. Он соскочил с коня, оставив его на попечение худощавого пажа, который тут же начал осматривать, не ранен ли королевский жеребец. Ричард стянул шлем и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но в воздухе резко пахло кровью и смертью, и этот запах лишь усилил гнев молодого короля. Пройдя мимо двух нервных часовых, Ричард ворвался в темно-красный шатер, служивший ему передвижным штабом. И замер на месте.

Вместо обычного скопления военачальников и мелких дворян, жаждущих его внимания, он увидел невероятно красивую девушку. Изящной формы миндалевидные глаза фиалкового цвета, каштановые волосы, заплетенные в косы и украшенные шелковыми лентами. Она выглядела бы еще красивее, если бы ее классически правильные черты лица не были искажены высокомерным презрением и хмурым взглядом, – Ричард тут же вспомнил, что такая же гримаса невольно искажала лицо его матери, когда в разговоре упоминалось имя отца.

Рядом с ней сидела испуганная девушка, которая явно долго плакала; ее мышиного цвета волосы были покрыты красно-коричневым платком. А за их спинами – вот уж неожиданность! – стоял сэр Уильям, который чувствовал себя не в своей тарелке, охраняя этих девиц в пылу продолжающегося сражения. Один из рыцарей Уильяма, коренастый Болдуин Какой-то, менее робел в присутствии дев и с неприкрытым вожделением взирал на девушку с фиалковыми глазами. Она не могла не заметить этого взгляда, но изо всех сил старалась не обращать внимания на явный интерес с его стороны.

– И что все это значит? – Ричард был слишком измучен после своей недавней встречи со смертью, чтобы попусту тратить время.

Уильям виновато откашлялся – он, бесспорно, жалел о том, что сейчас находится именно здесь.

– Моим людям удалось совершить набег на шатер неприятеля, – сообщил Уильям, и по его тону было понятно, что он смущен тем, что набег оказался удачным. – Там обнаружили этих женщин и взяли их в плен.

– Прекрасно, как и прекрасны эти девы, но на будущее, Уильям, прикажи своим людям привести полководца или кого-то из высших чинов, чтобы можно было поторговаться. – Ричард устало покачал головой. Неужели всех в этом походе нужно учить? Король подошел к резному дубовому столу со знаками королевского отличия – атакующим львом – и из хрустального кувшина налил воды в серебряный кубок. Выпил большими глотками, а оставшуюся воду плеснул в измазанное грязью лицо.

– Сир, она утверждает, что приходится дочерью Исааку Комнину, – после секундного колебания добавил Уильям.

Ричард повернулся и увидел, что Уильям смотрит на красавицу, взгляд которой по-прежнему был надменным и гордым. А вот это уже интересно! Вторая девушка, скорее всего служанка, вот-вот готова была лишиться чувств. Ричард, не обращая внимания на волнение робкой служанки, подошел к ее госпоже. Правой рукой взял красавицу за подбородок и провел пальцем по ее точеной скуле. Да, он заметил сходство с человеком, который совсем недавно чуть не убил его.

– Как тебя зовут?

Девушка со звуком, похожим на шипение змеи, дернула головой. Интересно, а в постели она тоже шипит?

– Роксана, принцесса Кипра, – ответила пленница, поднимаясь. Она была почти одного роста с Ричардом. Наклонившись к нему угрожающе близко, она произнесла: – Мой отец сотрет тебя в порошок, если хоть один волос упадет с моей головы.

Король улыбнулся, глядя в ее фиалковые глаза и видя, как гордость в них уступает место страху. И все же в отличие от своей хнычущей служанки она, принимая во внимание обстоятельства, держалась молодцом. Ричарда восхитила храбрость Роксаны – по крайней мере, ее вероломный отец дал ей надлежащее воспитание. Если бы его Иоанна оказалась в таком непростом положении и повела себя с таким же достоинством, Ричард, вне всяких сомнений, гордился бы сестрой. А еще он понимал, что отец сделал бы все, чтобы освободить Иоанну из вражеского плена.

– На это я и рассчитываю, – признался Ричард. Он повернулся к Уильяму: – Пожалуйста, проводи леди Роксану в более подобающие покои. Уверен, ее пребывание у нас надолго не затянется.

Уильям взглянул на заплаканную служанку, но Ричард едва заметно покачал головой. Рыцарь побледнел, но поклонился и взял Роксану за руку, чтобы увести. Принцесса и с места не сдвинулась. Не сводя глаз со своей служанки, она твердо произнесла:

– Я никуда не пойду без Луизы.

Ричард повернулся к Роксане, придав своему лицу самое учтивое выражение.

– Нам нет от нее никакого проку, – сказал он. – Эта девушка немедля будет возвращена в лагерь твоего отца.

На лице Луизы отразилось облегчение, но слова короля, кажется, не убедили принцессу. Уильям мягко подтолкнул Роксану к выходу, и она наконец повиновалась. Ричард заметил, что Уильям, уводя принцессу из шатра, избегает смотреть на служанку.

Луиза пала ниц перед королем и стала целовать его руку.

– Благодарю, ваше величество, – залепетала она высоким дрожащим голосом. – Я расскажу императору о вашем милосердии.

Ричард проигнорировал ее слова и, повернувшись к Болдуину, низким бесстрастным голосом произнес:

– Можешь до заката наслаждаться компанией этой малышки. Когда насытишься, отошлешь ее голову Исааку со словами: если к рассвету он не сдастся, та же участь ожидает его Роксану.

Болдуин кивнул и бросил взгляд на лежавшую на полу девушку. Лицо Луизы побелело, она не могла поверить услышанному. Не глядя на несчастную пленницу, Ричард неспешно покинул шатер, но ее крики преследовали его, перекрывая даже какофонию предсмертной агонии на поле брани.

Глава 19
ИМПЕРАТОР КАПИТУЛИРУЕТ

Сэр Уильям стоял на окраине главного лагеря крестоносцев, наблюдая, как месяц, на мгновение показавшийся из-за облака тумана и дыма, окутавшего долину, вновь исчез из виду. У него было такое чувство, что грудь его как будто сдавило в печально известных тисках, которые использовали мучители-итальянцы. В то же время плечи его согнулись под гнетом вины и стыда. Казалось, все его тело вот-вот взорвется – уж лучше умереть, чем столкнуться с жестокими последствиями своей оплошности.

Он, конечно, изначально понимал, что Ричард непременно использует бедную девушку, чтобы заставить Исаака плясать под свою дудку. С одной стороны, он был даже благодарен, что господин отослал его прочь, приказав сопровождать гордую Роксану и оставив всю грязную работу более подходящим для этого людям. И он понимал причины, стоящие за безжалостным решением короля. Сражение уже длится довольно долго – и никакого результата. Сотни христиан погибли от рук своих же собратьев. Сколько еще их погибнет, пока численное превосходство армии Ричарда окончательно решит исход в пользу крестоносцев, неизвестно. Исаак Комнин – гордый человек, он скорее будет наблюдать, как его остров пылает в огне, чем пойдет на сделку с врагом. Ричард должен действовать решительно и немедленно положить конец противостоянию с киприотами, чтобы его солдаты переключились на свою истинную цель – освобождение Святой земли.

Роксану захватили в плен случайно, но Исаак наверняка дрогнет, поскольку освобождение его дочери означает защиту королевской чести. Лишь решительный поступок – такой, как казнь Луизы, – недвусмысленно даст понять, что Ричард не погнушается ничем, дабы заставить непокорных киприотов опуститься на колени. Это был отвратительный, бесчеловечный поступок, больше подходящий палачу, а не королю, но Уильям понимал: смерть одной женщины ничто в сравнении с жизнями тысяч мужчин.

Несмотря на все оправдания, внутри у него все переворачивалось, когда он думал о последних мгновениях жизни служанки: раздавленная грузным, жирным боровом Болдуином, она будет понимать, что каждое мгновение этой пытки продлевает ей жизнь. Для себя Уильям решил, что в скором будущем с Болдуином произойдет несчастный случай. Его смерть Луизу не воскресит, но, возможно, снимет часть ужасного груза с души Уильяма.

Из-за туч вновь показался месяц, на этот раз он светил достаточно долго, и Уильям разглядел неспешную процессию, приближающуюся к лагерю крестоносцев. В окружении нескольких телохранителей и священника Восточной церкви, облаченного в черную рясу, ехал мрачный как туча Исаак Комнин. Их приезд не был неожиданностью. Час назад от киприотов прибыл гонец, сообщивший, что Комнин готов встретиться с Ричардом и заключить перемирие. Уильям про себя помолился о вечной любви и мире, которые дарует Господь Луизе в обмен на трагическую роль, которую девушке суждено было исполнить в игре королей.

Когда Комнин подскакал к Уильяму, тот поднял забрало и низко поклонился.

– Император решил удостоить нас своим присутствием, – приветствовал Уильям. Он чувствовал себя смешным, поддерживая видимость приличий после событий сегодняшнего дня, но выбора у него не было.

– Отведи меня к дочери, – сдержанно, но твердо произнес Исаак. Однако Уильям все же заметил, как подрагивает щека гордого императора, который старается за показным спокойствием обуздать бушующие внутри него чувства. Коротко кивнув, Уильям развернул коня и повел императора со свитой к командному шатру. Уильям чувствовал пронзительный взгляд седобородого священника, но не решался посмотреть тому в глаза.

Уильям, спешившись, предложил руку Комнину, и тот, железной хваткой вцепившись в протянутую руку, спустился со своего арабского скакуна. Спешились и остальные. У входа в королевский шатер Ричарда выстроился почетный караул: рыцари в своих парадных доспехах высоко подняли украшенные драгоценными камнями мечи и создали импровизированный коридор, по которому стремительно двинулась процессия.

Вскоре Уильям увидел Ричарда, откинувшегося на бархатную подушку и потягивавшего вино из сверкающего кубка. Вокруг него почтительно сгрудилась толпа самых близких советников в цветных парадных одеяниях. В центре шатра жарко пылал огонь, дым клубился и выходил в отверстие, проделанное высоко в потолке. На огне на вертеле жарилась свинья, вкусный запах жареного мяса плыл по палатке. Напротив Ричарда с заплаканными глазами сидела Роксана, сейчас ее величественные черты были искажены ненавистью. Она увидела отца, но даже не пошевелилась, только из глаз покатились слезы. Уильям понимал, что Роксана винит себя за то, что отец вынужден был капитулировать, но на лице Исаака не было и тени упрека. Лишь глубокое облегчение при виде своего дитя, целого и невредимого. И смирение.

Ричард поймал взгляд, которым обменялись отец и дочь. Улыбнувшись, он встал и вежливо поклонился своему противнику. Человеку, который всего несколько часов назад хотел его отравить.

– Император решил удостоить нас своим присутствием, – произнес Ричард, и на его губах заиграла насмешка.

Исаак, гордо подняв голову и выпрямив плечи, смерил его взглядом. В своем королевском одеянии он на секунду напомнил Уильяму короля Генриха, и у рыцаря тут же засосало под ложечкой. Он не желал становиться свидетелем унижения этого благородного правителя, но бежать было некуда.

– Отпусти мою дочь, – просто сказал Исаак. – Ты получишь все. Мое королевство. Только не трогай ее.

Ричард рассмеялся от всей души.

– Плох тот переговорщик, который предлагает все и сразу, – ответил король. Он повернулся спиной к Исааку и сделал еще глоток из своего кубка. Ричард, словно актер, с преувеличенной манерностью вновь откинулся на свою подушку и небрежно положил ноги на резной дубовый стол. – Но я пойду тебе навстречу. Ты отдаешь Кипр на милость моей армии, я же отпускаю твою дочь.

Император ни секунды не колебался.

– Договорились.

Ричард смерил Комнина долгим взглядом. Уильям не мог сказать по необычному выражению лица своего короля, то ли он презирает, то ли восхищается императором. Скорее всего, и то и другое, решил рыцарь.

– Но император пошел войной против Плантагенетов. Император останется. – Ричард пристально смотрел на противника, ожидая реакции, но Исаак Комнин и бровью не повел, как будто ожидал чего-то подобного.

– Я останусь с вами, – заверил он без тени намека на сожаление или стыд в голосе. Уильям надеялся, что он сам поведет себя так же достойно, если ему суждено будет оказаться во власти сарацин.

– Нет! – Роксана бросилась к отцу. Он медленно обнял дочь, крепко прижал к себе, потом вытер ей слезы и повернулся к Ричарду.

– У меня только одна просьба, с которой я обращаюсь как король к королю, – сказал Исаак. – Сохраните мое достоинство. Народ не должен видеть своего правителя в железных цепях.

Ричард не сводил с него взгляда. От Уильяма не укрылось, как на мгновение в глазах Ричарда мелькнуло сострадание. Но затем король заметил усмешки на лицах своих высокомерных советников. Эти люди давно считали Исаака Комнина предателем за его мирные инициативы с мусульманами и теперь злорадно наблюдали, как он выпрашивает толику снисхождения. При виде безжалостных лиц своих придворных, молча подстрекавших его, Ричард посуровел. Уильям отвернулся, прекрасно понимая, что его господин не чувствует себя надежно на королевском троне, чтобы одаривать своего врага – их врага – своей милостью.

– Ты совершенно прав, Исаак Комнин, – наконец произнес Ричард. – Для императора я велю выковать цепи из серебра. Но этой участи тебе не избежать, мой император.

Исаак пожал плечами, как будто ожидал худшего, но неожиданно вперед шагнула его дочь и плюнула Ричарду в лицо.

– Ты – чудовище! – зло бросила Роксана. Она, казалось, так и дышала ядом.

Телохранители Ричарда кинулись к ней, выхватив мечи, чтобы ответить на оскорбление, но король поднял руку, останавливая их порыв. Ричард вытер слюну со своего лица.

– Скажи своей дочери, что ей очень повезло. – Тихий голос Ричарда звучал угрожающе. – И пусть не забывает о почтительности, иначе ее полоса везения закончится.

Исаак, побледнев, положил руку на плечо девушки. Она отступила, лицо ее продолжало пылать яростью. Ричард кивнул охране. Крепкие воины окружили и взяли под стражу свергнутого правителя Кипра. Комнин не сопротивлялся, когда они выводили его из шатра, он лишь низко склонил голову, чтобы не смотреть на своих воинов, которые сопровождали его в этот последний путь еще императором. Заплаканная и проигравшая Роксана смерила всех находящихся в зале злобным взглядом, задержалась на Ричарде, а потом повернулась и последовала за отцом.

Когда Роксана пронеслась мимо Уильяма, тот опустил глаза. Сражение на Кипре закончилось. За это он был благодарен Ричарду. Но праздновать победу настроения не было, в отличие от рыцарей, которые не преминут повеселиться, когда весть о низвержении Исаака облетит лагерь крестоносцев.

– Сир, прошу прощения… – Уильям удивился, услышав странные нотки в своем обычно твердом голосе, и понял, что едва сдерживает слезы.

Ричард не сводил с него взгляда, и на мгновение рыцарь вместо жестокого короля увидел своего друга детства.

– Разумеется, сэр Уильям, – ответил Ричард, поворачиваясь к греческому священнику и оставшимся киприотам. – Мне многое еще нужно обсудить с этими прекрасными мужами Кипра, чтобы обеспечить быструю и бесповоротную передачу власти. Как только мы вернем мир на этот красивый остров, мы займемся делом, объединяющим всех христиан…

Уильям вышел в лунную, заполненную дымом ночь, не дослушав усталую речь короля.

Глава 20
КОШМАРЫ ПРОШЛОГО

Маймонид стоял на стенах Иерусалима, пристально вглядываясь в пылающее на западе зарево, которое охватило небосклон. Солнце село уже несколько часов назад, и сейчас небо озарялось не последними лучами заходящей звезды, а другим источником света, в котором не было ничего небесного. Глядя, как на горизонте все ярче и ярче разгорается мерцающий огонь, Маймонид понял, что конец близок.

Он вспомнил одну историю, которую ему еще в детстве поведал старый раввин. В легенде говорилось, что конец света ознаменует восход солнца на западе. Раньше Маймонид отмахивался от таких пророчеств, считая их выдумками, сказками, сочиненными для того, чтобы напугать непослушных детей, упорно отказывающихся молиться. Теперь он понял, что в пророчествах его народа, которыми полнилась земля, содержится сермяжная правда. Они на самом деле предсказывают конец света.

Прибыли крестоносцы. Он издалека почувствовал запах их смрадных, изъеденных болезнями тел – «аромат» варваров легко переносился по ветру. Сейчас горизонт был охвачен огнем, а звезды померкли от света десяти тысяч факелов, как будто созвездия сами решили исчезнуть, встретившись с таким беспощадным противником.

Маймонид вглядывался с покинутой вышки на бушующий внизу хаос. Сотни мужчин с поднятыми в дрожащих руках саблями собрались внутри городских стен, чтобы охранять забаррикадированные ворота. Пройдет совсем немного времени, прежде чем орды франков прорвут этот последний городской оплот и окажутся лицом к лицу с горсткой выживших мусульман, на чьи усталые, сгорбленные плечи легла вся тяжесть истории.

На противоположной стене в бойницах раввин видел рассеянных лучников, готовых выпустить свои ограниченные запасы стрел в целое море крестоносцев, заполонивших, словно наводнение, долину у городских стен. Старик наблюдал, как лучники в тюрбанах опускали стрелы в керосин, поджигали их в отчаянной попытке нанести как можно более весомый ущерб закованным в латы захватчикам. Пророк строго-настрого запрещал использовать огонь в качестве оружия – один Аллах вправе наказывать адским огнем. Но главный муфтий [54]54
  Муфтий – высшее духовное лицо, ученый-богослов, толкователь Корана.


[Закрыть] в последнюю минуту издал для воинов фетву [55]55
  Фетва – в исламе: решение, выносимое муфтием или факихом по какому-либо вопросу. Основывается на принципах ислама и на прецедентах мусульманской юридической практики.


[Закрыть] , в которой разрешил защищать Священный город всеми доступными средствами. Потом старик заперся в мечети «Купол скалы», готовясь к неизбежной резне.

Сейчас Маймонид уже мог разглядеть крестоносцев, их авангард находился всего в пятидесяти шагах от городских стен. На них были белые с алым хламиды, украшенные крестом, многие восседали на храпящих жеребцах, которые казались даже злее своих наездников. Начищенные шлемы тускло поблескивали в мерцающем свете факелов, когда крестоносцы, чьи сердца почернели от ненависти и безумия, приближались к Иерусалиму. Маймонид вздрогнул, почувствовав, как бездумная ярость рыцарей тысячами кинжалов пронизывает наполненный дымом воздух. Эти скоты были хуже зверей, потому что даже зверь нападает лишь для того, чтобы утолить голод. Однако франки все никак не могли насытиться, их голод проистекал из бездонной пустоты, где раньше были их души. Для них не имеет значения, скольких они убьют и уничтожат, – им всегда будет мало.

Мусульманские лучники выпустили свои огненные стрелы – искры от них, подобные разъяренным светлячкам, прожгли ночное небо. Стрелы пронзили тела людей и животных, внизу раздались предсмертные крики и ржание. Маймонид знал: стоило начаться воплям, как не будет им конца и никакой другой звук не достигнет уха, не проникнет в сердце.

Но огненный дождь не смог сдержать армию неверных. Когда их передовая линия пала от отчаянного обстрела, место погибших тут же заняли новые ряды закованных в латы воинов. Словно нашествие паразитов, франки двигались вперед и вперед – бездумные ночные создания, нацеленные на одно: на ворота Иерусалима. Более четырехсот пятидесяти лет сыновья Христа несли печать позора – Священным городом, видавшим страсти Господни и воскрешение, правили мусульмане. Сегодня они наконец выхватят священные камни из рук безбожников и омоют улицы их кровью. Маймонид понимал, что такие люди с пути не свернут. В их уши вложены пустые обещания рая, эти воины Христовы будут решительно идти навстречу своей смерти во имя великой цели. Под безжалостным натиском таких фанатиков истощенные силы мусульман вынуждены будут сдаться и проиграют. Тогда все будет потеряно.

Безумство в городских стенах утихло, и в небе над Иерусалимом в ожидании ужасной трагедии повисла гнетущая тишина – затишье перед бурей. Женщины и дети покинули улицы, скрывшись в сделанных под каменными домами, церквями и мечетями временных убежищах. Несколько сотен оставшихся в Иерусалиме евреев нашли пристанище в главной синагоге к западу от стены Ирода, молясь о спасении, которое, как обычно, не придет.

Время замерло, когда мир у городских стен окунулся в устойчивый ритм войны и смерти. Потом Маймонид увидел таран и понял, что война проиграна, вот-вот начнется обычная резня.

Огромный ствол черного дуба был обмотан хомутами со стальными шипами. Таран взгромоздили на высокую платформу, медленно двигающуюся вперед по бесконечному ряду массивных колес, – этакая гигантская многоножка, порожденная изобретательностью дьявола. Крестоносцы быстро подожгли передний спил тарана, залитый смолой, и к небу вызывающе взметнулись столбы серого дыма. Маймонид почувствовал, как нестерпимый жар от горящей далеко внизу древесины опаляет его усы.

Бум. Стены задрожали, когда в железные ворота ударил таран. Бум. Снова и снова, как поступь дракона, явившегося из древних мифов. Размеренная. Решительная. Неторопливая. Уверенная в исходе. Бум.

Древние двери прогнулись. Смялись, словно пергамент в руках расстроенного писца. Металл взвыл, как раненое животное, попавшее в смертельную ловушку. Ужасный грохот прекратился, вместо него раздался еще более ужасающий звук. Тяжелое громыхание закованных в броню ног по мощеным улицам очень напоминало сводящий с ума треск надвигающегося облака саранчи. Франки наконец ворвались в ворота, и теперь ничто не могло спасти город от гибели.

Маймонид беспомощно наблюдал, как целые орды варваров заполонили улицы Иерусалима. Горстка выживших мусульман внутри городских стен попыталась оказать достойное сопротивление, из последних сил бросаясь в схватку с первой волной крестоносцев, успевших прорваться сквозь проломы в стенах. Но их попытка была тут же пресечена: во все стороны полетели отрубленные головы, руки, ноги. Глядя на разворачивающуюся внизу резню, раввин вспомнил о страшных мгновениях, описанных в «Исходе. Второй книге Моисеевой», когда ангел смерти налетел на Египет, отбирая жизни у всякого первенца в семьях египетских и всего первородного из скота. Подобно черному ветру, раздувшему пожар в людских душах, ангел смерти этой мучительной ночью был занят в очередной раз.

Франки были повсюду, на их латах мерцало отражение тысячи пожарищ, которыми был охвачен Священный город. Со зверской решимостью крестоносцы ломали каждую дверь, обыскивали дома в поисках признаков жизни. А когда находили, отнимали саму эту жизнь. Перед глазами раввина разворачивались ужасные картины, которые он даже не мог себе вообразить. С крыш домов сбрасывали детей, женщин пронзали копьями, над их телами совершали надругательство даже после того, как жертвы испускали последний вздох. Разъяренные солдаты шлепали по темно-красным лужам – улицы города были залиты кровью.

Над Иерусалимом пронесся вопль тысяч людей, превратившийся в ревущий ветер отчаяния, – пучина геенны огненной обнажила переполняющие старика чувства. Вопль проник в его разум, душу и даже глубже. Маймонида затягивало в бездну, навсегда уносило в вихре ужаса и предсмертных криков…

Маймонид вздрогнул и проснулся. Его сердце так неистово колотилось, что, казалось, вот-вот разорвется. Он глубоко задышал, пытаясь успокоиться и понять, где находится. Старик был дома, прятался в тишине зажиточной части заново отстроенного еврейского квартала. Из небольшого сада за окном в комнату проникал нежный аромат сирени и лимона. Никакого сражения, никакого разорения. Вокруг крепко спали жители Иерусалима, а ужасы, которые довелось им пережить, превратились в забытые воспоминания. Пока.

Маймонид повернулся и увидел под боком свернувшуюся, как обычно, калачиком жену. Ревекка громко храпела, из уголка рта лениво текла слюна. Старик поднялся, медленно выскользнул из пуховой постели и стал ногой на ощупь искать соломенные сандалии. Он опять взглянул на жену и успокоился окончательно. Она была его краеугольным камнем, единственной, несмотря на непреклонное течение времени, постоянной величиной. Она всегда спала как убитая, крепко, не ведая, что творится вокруг. Маймонид ни секунды не сомневался: случись франкам снова окружить город, его дорогая Ревекка сном младенца проспит весь ужас и разорение. Она минует самое худшее, забывшись в мире сладких снов и приятных воспоминаний. И за это старик был вечно благодарен ей.

Раввин медленно побрел в кухню, налил стакан воды. В горле пересохло, першило так, как будто он наглотался песка в пустынях Магриба, которые пересек еще в детстве. Проходя мимо комнатки по правую руку, он остановился и тихонько сдвинул в сторону деревянную ширму. Вглядевшись в темноту, он увидел крепко, как и его жена, спящую Мириам. Только в отличие от жены Мириам не храпела. Ее иссиня-черные волосы разметались по подушке, руки непроизвольно скрестились на груди. Мягкий свет луны, лившийся из восточного окна, придавал ее лицу едва заметное ангельское свечение.

Маймонид вошел в спальню и приблизился к кровати Мириам. Он опустился на колени и нежно, совсем как в детстве племянницы, коснулся пальцем ее щеки. Девушка шевельнулась, на губах заиграла улыбка.

Как он любит эту девочку! Правда, она часто сводит его с ума своей ярой независимостью, а ее неспособность следовать общепринятым нормам для него, как человека, который многие годы зарабатывал репутацию в благовоспитанном обществе, являлась источником постоянных огорчений. Но, по правде сказать, он не хотел, чтобы она менялась. Мириам, словно орлица, парящая в небесах, была натурой свободной, да и мир был бы серым, если бы ее дерзкий дух не окрашивал его в яркие краски.

Как он умолял ее вернуться в Каир! Он молил Мириам, стоя на коленях, просил ее уехать и укрыться от бури, собирающейся на горизонте. До них уже дошли вести о победе франков на Кипре. После падения Исаака Комнина и покорения Византии крестоносцы плыли к берегам Палестины. В любой момент орды варваров могли ступить своими грязными ногами на Святую землю королевства Авраама. Она должна бежать! Оградить себя от этой новой неприятной главы в кровавой истории еврейского народа.

Но Мириам отказалась. Разумеется, именно этого он и ожидал. Несмотря на ее внешнюю зрелость, в душе она оставалась по-детски упрямой; на нее не действовала угроза смерти и разрушения. Откуда ей знать такие вещи? Она молода, беззаботна…

Маймонид прервал поток своих мыслей, внезапно глубоко устыдившись. Конечно, она знала о подобных ужасах больше, чем он желал в том признаться. Единственная выжившая после резни, устроенной франками, молчаливая свидетельница смерти собственных родителей, она еще ребенком познала больше ужаса и горя, с которым не в состоянии справиться большинство уже взрослых мужчин.

Именно поэтому она и должна была бежать из Палестины, пока еще есть возможность. Мириам не заслужила того, чтобы вновь пережить душевное потрясение. Ей следует нежиться в тени одного из своих любимых внутренних садиков в Каире и наслаждаться чтением трудов Аристотеля и Демокрита. Она не для того сумела выжить, чтобы корчиться на коленях в разрушенном городе, ожидая, когда взмах меча освободит ее от изощренных пыток крестоносцев.

Выйдя из спальни племянницы, Маймонид направился в небольшую кухню. Он брел по коридору, вспоминая видения из ночного кошмара и вздрагивая от нахлынувшего волнения. Видения были такими яркими, так похожими на реальность. Казалось, Маймонид перенесся во времени на столетие назад и стал свидетелем завоевания Иерусалима; совсем как мусульмане, уверовавшие в то, что Мухаммед во время ночной прогулки вознесся к небесам, где не властно время и пространство.

Но зачем? Если Бог показал ему истинное видение, то с какой целью? Подготовить к тому, что должно произойти? Или показать, что подобное зло не может и не должно повториться? Так или иначе, размышляя о печальной истории своего народа, он сомневался, что верно последнее.