Текст книги "Воскресение и Жизнь"

Автор книги: Ивон Ду Амарал Перейра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Мудреца… Какого мудреца?… – спросила она.

– Ты его не знаешь… Его зовут Александр Аксаков… Он тоже русский, – ответил он и отвел взгляд, приняв важный вид, словно продолжая про себя: "Эти разговоры между учеными и аристократами – тема только для образованных людей, таких как я, который постоянно читает и учится. Женщины ничего в этом не понимают, ведь они только и делают, что прихорашиваются или заботятся о своей избе.

Однако он определенно ошибался насчет Мелании Петровны, потому что она, естественно поправляя выбившуюся из-под платка блестящую прядь волос, просто ответила, удивив его:

– Ах! Господин Аксаков?!.. Да, я знаю его… Это ученый-психист, основатель и владелец журнала "Psychische Studien", который издается в Лейпциге, поскольку в России такое предприятие было невозможно из-за религиозных, научных и социальных предрассудков. Сейчас он проводит важные эксперименты с медиумом по имени Слейд. Делает души умерших видимыми и осязаемыми.

– Так ты знаешь его и в курсе всего этого? – спросил он несколько разочарованно.

– Лично я с ним не знакома. Но я знаю этот журнал, на который подписана… а также психические труды, переведенные этим ученым на наш язык. Я читала объявление в "Psychische Studien" и в "Revue Spirite" из Парижа, основанном господином Алланом Кардеком, руководителем этого движения. Я жила так печально. Это чтение отвлекло меня, утешило. Дало мне надежду.

Дмитрий был чрезвычайно горд, и ни болезнь, ни потрясение от тех дней высших эмоций, когда он навещал больных, еще не смогли побороть этот недостаток в его характере. Он замолчал, шокированный, поняв, что собеседница более сведуща в трансцендентных и столь достойных вопросах, занимавших интеллектуальные круги Европы, тогда как сам он вынужден был признать, что полностью их игнорировал.

Тем не менее, несмотря на зиму, путешествие продолжалось без происшествий, проходя в приятных и утешительных часах между ними двоими и Петерсом, с долгими остановками в постоялых дворах на станциях, в ожидании, пока утихнут снегопады и расчистят дороги от снежных заносов, затруднявших проезд. Во время этих остановок, поскольку Долгорукову было трудно передвигаться, а погода не позволяла совершать прогулки по близлежащим деревням и поместьям, что всегда приятно для путешественника, они вдвоем располагались перед камином, удобно устроившись в креслах и укрывшись привезенными пледами. Они просили хозяина принести им столик, и, поскольку в багаже у них был металлический самовар, Мелания тут же готовила чай для них, Петерса и двух слуг, а затем они читали друг другу, играли в карты или шахматы для развлечения. Но вдруг они бросали всё, даже чай, чтобы посмеяться. Они смеялись над всем и ни над чем. Смеялись над своим путешествием, над падающим снегом, мешающим продолжать путь, над помятым чепцом жены хозяина, над раздутыми и широко открытыми ноздрями самого хозяина и над веником, которым он подметал прихожую; над храпом спящего Петерса, пока они смеялись, или над редкими прядями волос Николая, старательно уложенными, чтобы скрыть лысину. Они смеялись и без всякой причины, глядя друг на друга. Они были очарованы друг другом. И поэтому смеялись. Они знали, что влюблены и понимают друг друга, что между ними внезапно возникла большая любовь, преображающая их души и судьбы. И потому, что знали это, были веселы и смеялись. Ни один из них не был молод. Ему было уже 40 осеней. Ей – 32 весны. Но они чувствовали себя – он словно ему 18, она – будто ей 15 лет. И это заставляло их смеяться. Им казались забавными они сами и то нежное, очень романтичное чувство, которое наконец настигло их, когда молодость уже прошла. И смеющиеся глаза гусарского офицера гвардии, с совершенно прояснившимися бровями, казалось, говорили, глядя на Меланию:

– Ангел мой, цветок мой, матушка моя, я так тебя люблю! Я только сейчас это понял и очарован своей жизнью! Как будто я любил тебя много лет! Где же я был, что не замечал тебя раньше? Ты жила рядом со мной, служила мне как самая любящая из жен, а я не обращал на тебя внимания! Как я раскаиваюсь! Простишь ли ты меня? Я мог бы быть счастлив с тобой уже так давно!.. но упускал то очарование, которое сейчас испытываю. Понадобилось, чтобы прокаженный – прокаженный! – рассказал мне о женщине, которую он сам любил, которая убила себя, чтобы не быть вынужденной служить ему, чтобы я пришел в себя и почувствовал – да, почувствовал! – что меня опекает такой ангел, как ты, терпеливая и кроткая под моими капризами! Но теперь… Вот я здесь! Я твой! Не Превосходительство и не барин, а раб! Я твой мужик! Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, матушка, и хочу жениться на тебе…

Она понимала и смеялась, и смотрела на него, и в её глазах и смехе он читал ответ:

«У нас ещё так много времени быть счастливыми, папочка! Никогда не поздно познать счастье, которое дарит чистая любовь… потому что любовь в осеннюю пору жизни становится слаще, терпеливее и целомудреннее. Я люблю тебя с юности… ты знал это, дорогой мой! Я буду служить тебе с открытым сердцем, потому что ты для меня важнее всего на свете! Какая мне разница, что ты парализован? Разве любовь смотрит на такие условности? Я люблю тебя за твою душу, за твою болезнь, потому что и твоё несчастье вызывает во мне сострадание. Разве не говорил апостол Павел, что любовь милосердна? Это истинная правда. Если не я, то кто полюбит тебя так? А тебе нужна любовь, мой дорогой, чтобы найти пути, ведущие к Богу. И я согласна выйти за тебя замуж…»

Так проводили они дни и вечера. А когда они расходились по своим комнатам – она с Петерсом в одной, Димитрий и Николай в другой – вспоминая о своей любви и о том, как много смеялись без причины, они начинали смеяться поодиночке над самими собой.

Наконец они прибыли в Санкт-Петербург, и, как только разместились в доме, который принадлежал ему ещё со времён службы у Императора, Димитрий попросил Меланию первой навестить господина Александра Аксакова, поскольку она была гораздо лучше осведомлена о нём, и попросить аудиенции от его имени.

XII

Когда после внимательного приема у великого ученого-спиритуалиста Мелания попросила назначить встречу для Дмитрия, объяснив причину такой просьбы – инвалидность просителя, которому было крайне тяжело передвигаться, – господин Аксаков вместо того, чтобы просто согласиться на встречу, сопроводил посетительницу обратно и немедленно сам навестил больного, тронутый тем фактом, что парализованный человек настолько заинтересован во встрече с ним и в изучении Нового Откровения, что решился на путешествие из Киева в Санкт-Петербург зимой, не желая дожидаться весны.

Очень довольный и особенно воодушевленный объяснениями ученого о Психизме, Митя не пропускал ни единого слова, впитывая различные тезисы Нового Откровения с жадностью жаждущего, который наконец-то нашел источник благ, которых так не хватало на его жизненном пути. Вместе с господином Аксаковым другие выдающиеся психисты из России и из-за рубежа, находившиеся тогда в гостях у именитого учителя, были привлечены в дом инвалида, и там образовалось избранное общество мыслителей, философов-спиритуалистов, психистов и ученых, обсуждавших увлекательные тезисы и принципы, касающиеся Науки, Философии и даже Религии – тезисы и принципы, которые зажигали в уме и сердце бывшего капитана гусаров новые пути к коренному личному преобразованию.

Они объяснили ему основы и цели нового Учения, появившегося во Франции в 1857 году под названием Спиритизм, поскольку оно было не творением одного или нескольких людей, а продуктом откровения, данного плеядой высших Духов, обитателей Невидимого мира. Они подробно объяснили ему закон последовательных жизней, или реинкарнации, о котором уже упоминал Козловский, первый наставник Дмитрия в этом новом трансцендентном мире. Они объяснили ему в свете Науки, Философии и морали величие медиумического феномена и его сложные законы, проблемы, трудности и возможности, его значение в человеческой и духовной жизни, его последствия для личности и общества, его производные и связи с божественным планом Творения, необходимость его принятия и истинного понимания массами, чтобы очищение от стольких неразрешимых проблем облегчило участь человечества, помогая избежать великих падений и последующих страданий через реинкарнации.

И однажды Аксаков отметил следующую, столь же особенную, сколь и важную деталь:

– Речь идет о Науке, это неоспоримо, и иначе быть не может. Без того, чтобы основа Нового Откровения утвердилась на строгом научном контроле, оно было бы просто теорией, которая ничего не доказывала бы и, следовательно, не могла бы существовать. Когда наука доказывает представляемые факты, ответвления Нового Откровения именно поэтому охватывают все сектора той же Науки и, следовательно, универсальной жизни, становясь таким образом, как это и есть на самом деле, не просто еще одной Наукой, а Универсальной Наукой. Глубина такого Откровения, граф Долгоруков, непредсказуема и непостижима для современного менталитета. Поэтому мы должны рассматривать это Откровение с величайшей критичностью, с величайшей серьезностью и также с величайшей осторожностью, не забывая, что мы осмеливаемся исследовать сверхъестественные, или божественные, тайны. Нас должна интересовать только Истина, какой бы она ни была и где бы она ни находилась, даже если она разрушает гордость укоренившихся мнений и показывает нам то невежество, в котором мы пребывали прежде.

Поэтому люди, решившиеся на такие исследования, желающие проникнуть в столь возвышенные извилины Творения, должны обладать превосходной долей морали и честности – качествами, которые должны уравновешивать их в развиваемых критериях для просвещения человечества. Итак, понимая проблему под столь справедливым и важным углом зрения, Аллан Кардек, наставляемый высшими духовными существами, которые раскрыли новую Науку, основал своего рода школу, которая готовит адепта, желающего иметь дело с трансцендентными проблемами. Так возникло Учение – новое в своих выводах, но неисчислимо древнее в своих принципах, потому что оно существует в самих Законах природы, – Учение, которое, перевоспитывая адепта посредством недостающих ему знаний, предлагает ему также мораль древнего Христианства как возрождающий щит, который даст ему способности для того критерия, о котором мы говорили, ибо истина в том, что человек не может хорошо жить без Бога и без морали, хотя и предполагает, что может это делать… и мораль, установленная Христианством и принятая Алланом Кардеком для кодифицированного им Учения, является самой высокой, существующей на Земле.

Если, следовательно, Спиритическое Откровение, интерпретатором которого я имею честь быть в данный момент, привлекает Ваше Превосходительство, я советую Вам, наряду с необходимыми научными исследованиями, которые потребуют настоящего развертывания консультаций, экзаменов и исследований, не пренебрегать соблюдением христианской морали, потому что, поступая так, Вы завершите личное преобразование, к которому такие приобретения влекут адепта. И поверьте, если я так обращаюсь к Вашему Превосходительству, то это потому, что я передаю само наставление высших сущностей, которые открылись исследователям во всех частях мира, ибо ни одна из них до сих пор не преминула рекомендовать при передаче своих сообщений целостность характера, которая проистекает из христианских учений.

По окончании, г-н Аксаков пригласил паралитика на свой следующий эксперимент по материализации Духов с медиумом, которого он хотел наблюдать, – попытка, которая должна была состояться только через два дня.

Удовлетворенный и тронутый простотой выдающегося исследователя спиритизма, чьи изысканные манеры, доброта сердца и братское бескорыстие привлекали всех, Долгоруков поблагодарил за великодушное внимание, поцеловав его в плечо на прощание, и пообещал непременно явиться в назначенный час, учитывая оказанную честь быть допущенным на встречу столь исключительной важности.

В назначенный день, в девять часов вечера, началось заседание, на котором медиум, еще малоопытный в своей психической карьере, должен был продемонстрировать свои трансцендентные способности под бдительным наблюдением именитого исследователя. После создания полумрака, всегда необходимого для успешного проявления удивительных, прекрасных и впечатляющих феноменов материализации душ, обитающих в Потустороннем мире, медиум впал в транс и начал тяжело дышать, проявляя признаки необычайной усталости, напоминающей предагональное состояние.

Парализованный человек, не знавший, что должно произойти, внимательно и с абсолютным почтением наблюдал за происходящим, будучи уверенным, что находится перед лицом одной из скрытых сил природы и, следовательно, перед проявлением величия Абсолюта. Он заметил, что господин Аксаков был требователен, возможно даже излишне педантичен, окружив медиума плотным наблюдением после того, как заставил его переодеться в саван, предоставленный экспериментаторами. Руки и ноги медиума были связаны, а его тело, привязанное к стулу, было видно присутствующим через отверстие в темной занавеси, которая изолировала его от публики, но позволяла всем присутствующим наблюдать за любыми его движениями.

Что касается присутствующих, они старались поддерживать разговор на отвлеченные темы, как того требовал руководитель работ, избегая концентрации на происходящем, чтобы феномены, исходящие из сознания присутствующих, не помешали или не исказили планируемые эксперименты. Тем не менее, поведение было серьезным, разговор сдержанным и в приглушенных тонах, поскольку на собрании присутствовали только весьма воспитанные люди.

Мелания не участвовала в собрании. Она оставалась дома, составляя компанию маленькому Петерсу. Николай и Симон, дворецкий, которые транспортировали Димитрия, ожидали в вестибюле, поднявшись только чтобы усадить хозяина в кресло, указанное помощником господина Аксакова.

В определенный момент в кабинете, где находился связанный медиум, проявилась выразительная фигура. В комнате, где находились Димитрий и остальные присутствующие, небольшая керосиновая лампа давала достаточно света, чтобы различать детали. Поначалу неясная и расплывчатая, бесформенная, похожая лишь на скопление тонких фосфоресцирующих материй, конденсирующихся подобно туманностям при создании галактик, фигура быстро обрела очертания и вскоре предстала как личность дамы из высшего общества, судя по изяществу ее появления и одновременно грациозной и благородной осанке.

В мыслях Долгорукова начали стремительно возникать размышления. Он вспоминал описания тех явлений, упомянутых в евангелиях, которые в детстве был обязан читать и учить для экзаменов по Закону Божьему: ангел Гавриил, явившийся Захарии во время молитвы перед алтарем в Иерусалимском храме в час приношений, чтобы возвестить о рождении Иоанна, предтечи Христа. Тот же ангел, явившийся Марии в Назарете на закате, сообщающий ей, что она станет матерью ожидаемого Мессии. В Гефсиманском саду тот же посланник, который – как становилось понятно – всегда исполнял деликатные поручения по воле Небес, утешающий Назарянина и укрепляющий его перед драматическими событиями страстей и смерти. И потом сам Назарянин, явившийся после свершения Голгофы собравшимся ученикам, когда двери и окна дома, где они укрывались, были заперты и не открывались, чтобы пропустить его – точно так же, как происходило здесь и сейчас, когда замки дверей и засовы окон были даже опечатаны, а ключи оставались в карманах педантичных экспериментаторов, никоим образом не позволяя проникнуть посторонним.

Между тем, фигура, или Дух дамы, материализовавшись, грациозным и очень женственным жестом приподняла подол платья, чтобы удобнее передвигаться; другой рукой поправила длинный шелковый шарф, спадающий с плеч, и, покружившись вокруг медиума, находившегося в глубоком трансе, остановилась в дверном проеме, образованном раздвинутой занавесью, величественно и с интересом глядя на присутствующих.

Пораженный, охваченный изумлением, в котором смешались глубокое волнение, необъяснимая радость и ужас, Димитрий узнал в жестах этой дамы из потустороннего мира – в том, как она подбирала подол платья и поправляла шарф на плечах – характерные движения своей матери, когда та готовилась спуститься по лестнице дома. Его изумление и оцепенение достигли высшей точки, когда через несколько мгновений, когда материализация стала более четкой, он узнал черты той любимой покойной, чье отсутствие сделало его существование, и без того омраченное болезнью, еще более горьким.

Да! Это была его мать, воскресшая благодаря поразительному чуду науки! Те же седые волосы, искусно уложенные наверх! Та же любимая браслет и брошь из золота с рубинами, с которыми она никогда не расставалась…

Заливаясь слезами, паралитик не находил слов и, охваченный волнением, граничащим с ужасом, мог лишь лепетать, трогая присутствующих и радуя мудрого господина Аксакова, для которого такая идентифицированная материализация была подобна славному трофею:

– Но… Это моя мать! О господин Аксаков, это моя мать!

Светящаяся и проявляя все более четкие детали в своей материализованной форме, чтобы сын лучше мог ее узнать, сущность сделала несколько шагов, скользя по комнате. Она на несколько секунд остановилась перед Димитрием, проведя руками по его залитому слезами лицу. Затем вернулась в затемненный кабинет, где находился медиум, и через него же, все еще пребывающего в трансе, передала предостережение, достойное откровения, способного произвести революцию в человеческом характере и в самом земном обществе:

– Почему ты плачешь, дорогой Митя, сын мой?… когда я вижу вокруг тебя поводы для радости, ведь тебе дана благоприятная возможность для возвышения твоего характера и приближения твоей души к любви Божьей? Я пришла к тебе естественным путем в жизни Духа, чтобы сказать тебе, что с этого момента лучше бы тебе привыкнуть видеть в болезни, которую ты проклинаешь, друга-защитника, дающего тебе возможность перевоспитать свою все еще несовершенную душу, столь нуждающуюся в украшении добродетелями, ибо она именно происходит от Света. Если бы вместо того, чтобы быть прикованным к инвалидному креслу, ты продолжал погружаться в мирские радости или склоняться к заблуждениям, предаваясь всевозможным порокам и страстям, что стало бы с твоей бессмертной душой? Среди мирских радостей и удовольствий, ты, человек блестящего общества, когда бы ты задумался о чужом несчастье, о тяжелом положении тысяч больных в условиях бесконечно более мучительных, чем твои? И, следовательно, когда бы ты решился соблюдать неотвратимые законы любви к Богу и ближнему, единственные, что воистину защищают судьбу созданий до и после смерти? Если бы среди смеха, цветов и личных удовольствий ты закрыл телесные глаза, чтобы проснуться в бессмертной жизни Духа, никогда не пытавшись приблизиться к вечным Истинам каким-либо способом; если бы твоя индивидуальность была лишена качеств, необходимых для благополучия в потустороннем мире, каково было бы твое положение здесь, когда ты покинул бы земную жизнь? Даже думать не хочется… Тяжелая реальность ситуации обрушилась бы на тебя, чтобы пристыдить и унизить перед лицом совести и твоих братьев в Невидимом мире. Ты бы плакал о потерянном времени, о последствиях добра, которое ты не сделал ради самого себя. И ты бы убедился, что в объятиях мирских радостей человек никогда не удовлетворит потребность искать Бога в себе, просветляясь в исполнении собственных обязанностей. И так, застигнутый врасплох в жизни Духа, с измученной совестью, с тяжелым и горьким сердцем, тебе оставалось бы только вернуться на Землю в новом теле, чтобы лучше себя вести, чтобы подняться до высоты чести бессмертной души, происходящей от Создателя… Знай же еще, что все дети Божьи последовательно эмигрируют на Землю в воплощениях ценного обучения, и таким же образом иммигрируют в потусторонний мир, естественную родину всех душ.

Будь уверен, сын мой, что я использовала маленького Питерса, чтобы посеять в твоем сердце первое предупреждение о безбожии, в котором ты жил, поглощенный мятежом собственного эгоизма, заставлявшего тебя считать себя самым несчастным, хотя испытание болезнью, постигшей тебя, весьма смягчено! Я сама направила тебя в паломничество по домам других больных, которых ты посетил, желая, чтобы ты узнал, что – пока ты, окруженный роскошью и вниманием, жил, богохульствуя – на твоих землях, незамеченные твоей гордыней и равнодушием, существовали те, кто жил в нищете и одиночестве, но при этом с сердцем, смиренно обращенным к Богу, считая себя счастливыми, признавая милосердие Всевышнего даже в той милостыне, которую им подавали благочестивые сердца.

Поразмысли над тем, что произошло вокруг тебя в последние дни, Дмитрий… и заметь, что Всевышний проявляет милость к тебе во всем, что тебя окружает… даже в этой возможности увидеть и услышать меня. И склонись покорно перед этим параличом, который позволяет тебе восходить к Богу через искупление проступков прошлых жизней. И научись быть смиренным и терпеливым, потому что даже прикованный к инвалидному креслу или прикованный к постели человек может совершать дела, свидетельствующие о доброй воле быть полезным ближним, украшая свою душу добродетелями, которые он не мог бы приобрести иным способом.

Между тем Дмитрий продолжал заливаться слезами, осознавая только теперь заблуждение, в котором пребывал с момента своей болезни, и, искренне раскаиваясь, говорил про себя, не осмеливаясь произнести вслух, отвечая той, которая преодолела барьеры потустороннего мира, чтобы предостеречь и посоветовать ему, как мудрая мать, которой она была:

"Прости, дорогая мать, и молю тебя Богом помочь мне в необходимом преобразовании моего характера! Да! Только теперь, размышляя о больных, которых я посетил, с моих глаз спала повязка гордыни, которая ослепляла меня. Прости меня и поддержи".

Понимая его, прекрасное видение приблизилось к нему, легко положило руку на его голову и заключило:

"Твоя совесть подскажет, что делать. Ты находишься на искупительном пути к Истине. Подготовь же себя к критериям её почитания через учение, размышление и исследование, ибо таков долг бессмертной души, чье предназначение – полное единение с абсолютной Истиной…"

XIII

Дмитрий Степанович вернулся в Киев с приходом весны. Он провел остаток зимы в Санкт-Петербурге. Он повидался со старыми друзьями, нанес и принял визиты бывших коллег, чья радость от встречи с ним его приободрила. Кроме того, он погрузился в изучение различных работ по психизму, существовавших в то время по всему миру, включая те, что были переведены на русский язык самим господином Аксаковым, в том числе труды уже покойного Аллана Кардека, чью неоспоримую ценность он признал и принял как руководство для новых направлений, которые – он знал – появлялись в его жизни, наполненной трансцендентным откровением, которое станет самой надежной опорой, ведущей человека по жизни.

За время, проведенное в Санкт-Петербурге, общаясь с тем достойным другом и посещая последующие собрания, на которые его приглашали, он чувствовал, как укрепляется в его убеждениях доверие, приобретенное с первого раза, доверие, которое поднимало его душу из руин безразличия к пришествию божественного идеала, которого ему не хватало. В его доме также происходили визиты последователей Нового Откровения, которые приносили ему стимул для развития идеи через совместные рассуждения, наряду с очаровательным братским общением, которое они так душевно умели устанавливать благодаря возвышенному пониманию движущей силы человеческого существования. И тогда можно было сказать, что там проводились избранные курсы по психизму, когда один за другим посетители, образованные и пытливые мыслители, рассуждали о наблюдениях и опытах, начатых в отношении предмета, тем более привлекательного и вознаграждающего, чем более преданным и беспристрастным становится исследователь.

Однажды, во время определенного эксперимента, проведенного одним из помощников Аксакова, вновь появился призрак его матери, которая, казалось, была назначена в загробном мире ответственной за нравственное обновление сына, как на Земле была ответственна за его воспитание и социальное образование. Она появилась естественно, словно продолжала разговаривать с ним, как прежде, и сказала: "Никогда не думай о своей болезни и не принимай лекарства. Хватит! За двадцать лет болезни, общаясь с величайшими светилами Земли, ты все еще не понял, что твой недуг психического происхождения? Лучше позаботься о своем обновлении для Бога, вот что! чтобы излечить свои чувства, несчастные из-за низменных страстей, если не хочешь в другой будущей жизни родиться в худших условиях. Очисти разум, наложи на себя перевоспитательную дисциплину через изучение самого себя и законов жизни, которых ты не знаешь. И воскреси сердце в свете Евангелия, которое откроет тебе новые горизонты для завоевания. Вместо того чтобы думать о своей болезни, думай о возможности излечить болезнь своего ближнего. Думай о проблеме воспитания детей в целом, о слабости старости, о удручающем положении твоих мужиков и подчиненных. Думай обо всем этом… И увидишь, сын мой, что пока твоя душа таким образом укрепляется, паралич, сковывающий твои шаги, уже не будет казаться несчастьем, которое тебя так раздражало.

На третий день после последней беседы с материализованной астральной формой своей матери он покинул Санкт-Петербург. Не без слёз благодарности паралитик прощался с нежными друзьями, которых оставлял там, и поцеловал плечо Аксакова. С собой он вёз драгоценный груз книг по темам, которые теперь его увлекали, журналы и газеты, напечатанные за границей, на которые он уже подписался, довольный тем, что также переписывается с единомышленниками из разных стран Европы и Америки, которых считал как будто знакомыми с давних пор.

Обратное путешествие оказалось, возможно, еще более очаровательным, чем первое. Поля, вновь покрытые зеленью; последний снег, сходящий с гор и пропитывающий луга, образуя прозрачные ручейки, сверкающие на солнце, словно жидкие бриллианты; деревья, покрытые нежными листочками и обещающие разноцветные цветы и восхитительные ароматы; разнообразные оттенки листвы, от тёмно-зелёного хвойных деревьев до нежно-зелёного хрупких кустарников, тянущихся вдоль дороги; птицы, возвращающиеся, чтобы наполнить жизнью и радостью сияющие просторы, и поместья, оживлённые необходимой суетой; голуби, осмеливающиеся выходить на деревенские улочки в поисках крошек; и всё это под лаской светло-голубого неба, освещённого солнцем, представлялось Димитрию воскресением, которого он никогда прежде не созерцал и которое теперь погружало его душу в волны утешительных вибраций.

Из окна кареты, которая катилась без остановки, словно участвуя в том великолепном оживлении, что весна распространяла повсюду, он смотрел, утешенный, на овраги и луга, покрывающиеся новой травой, и на крестьян, трудящихся на гумнах барских усадеб, чувствуя, что и внутри него самого занималась другая весна, которая станет воскресением его души для новой жизни – жизни Духа, – которую он никогда не различал из глубины безразличия, в котором пребывал до сих пор. И говорил сам себе, рассеянно слушая шум колёс покачивающейся на ухабах кареты и щёлканье кнута форейтора, подбадривающего животных, которые, полные сил, бежали по дороге, гордые своей службой:

– Сколько времени потеряно в безразличии эгоизма, Боже мой! Можно сказать, что я жил до сих пор как будто задыхаясь в саркофаге, не имея возможности видеть и понимать прелести, которыми полна жизнь. Сколько счастья я мог бы испытать за сорок лет существования, если бы иным было моё понимание жизни и законов судьбы! И сколько радости я мог бы распространить вокруг себя вместо горечи, причинённой требованиями моего характера, изменённого неприятием болезни, которая меня поразила! О Козловский, Козловский, мой дорогой друг и брат! Теперь я понимаю причину, по которой ты чувствовал себя укреплённым в глубине твоего позора!

На первой станции смены лошадей, в гостинице которой они должны были провести ночь для отдыха, во время чая, прежде чем полностью стемнеет, Димитрий пожелал сесть у подоконника маленького пристанища, чтобы созерцать оттуда закат солнца, полёт птиц и голубей, ищущих свои гнёзда. Когда кресло, в котором он сидел, передвинули туда, он обратился к Мелании, которая неизменно находилась рядом с ним, и вежливо попросил:

– Принеси, матушка, Новый Завет Господний. Возвращаясь к моей родной колыбели, когда новые моральные перспективы вырисовываются в моей судьбе, и воскресение пробивается из глубин моего существа, я хочу открыть эту книгу наугад и посмотреть, что её страницы посоветуют мне осуществить в первую очередь. Я открою её во второй и в третий раз. И что бы она мне ни сказала, я воплощу это в жизнь.

– Но… Димитрий… Батюшка… Каждая страница состоит из двух колонок стихов… Как вы выберете совет или изречение?

– Очень просто… Так мы выбирали баллы на уроке Закона Божьего в детстве: я открою страницу и быстро опущу палец на любой отрывок.

– Это суеверие.

– В Евангелии нет суеверий. Любой отрывок содержит мудрость и полезные учения.

Мелания удалилась, а он остался один в ожидании requested книги, глядя на первые звезды, появляющиеся в сумерках, и слушая голос Петерса, игравшего с соседскими детьми в прятки.

Вскоре верная подруга вернулась, и он, взволнованный, с закрытыми глазами, словно молясь и прося невидимого вмешательства в то, что казалось крайне важным для его судьбы, открыл книгу наугад и, как задумал, внезапно опустил палец на страницу.

Любопытные, они оба склонились, и когда палец был убран, три стиха из 11-й главы от Матфея гласили: "Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко".

Дмитрий улыбнулся и прошептал растроганной Мелании:

– Великолепный ответ. Это откровение. Господь приглашает страждущих: идти к Иисусу значит следовать его учению… Учиться у Него значит обновляться для высшей жизни Духа, для добра, для любви, для истины… Я страдаю, Господи, и отвечу на Твой призыв! С сегодняшнего дня приложу все усилия, чтобы следовать за Тобой. И буду учиться кротости Твоего сердца и смирению Твоего Духа…

Он открыл драгоценную книгу наугад во второй раз, и под пальцем в 8-й главе от Иоанна нашлось: "Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни".