Текст книги "Воскресение и Жизнь"

Автор книги: Ивон Ду Амарал Перейра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Батюшка, ты мудрец. Возможно, даже святой.

– Теперь слушай, что я скажу… и я заклинаю тебя, во имя Всевышнего, повиноваться мне.

– Я повинуюсь тебе во имя Всевышнего.

– Я сострадаю тебе и не хочу и не должен позволить тебе так страдать в твоём человеческом состоянии. Я глубоко люблю тебя… и поэтому попытаюсь сделать всё возможное, чтобы облегчить твои страдания.

Вот перевод текста на русский язык:

– То, что я делаю сейчас, допустимо с научной точки зрения только в особых случаях и для облегчения страданий. Иногда сами духовные наставники используют такие методы во благо людей, чтобы смягчить их сильную боль: они привлекают их в невидимый мир посредством магнетического сна, вызванного напрямую, без посредников; удерживают их так в течение долгих часов и даже дней, в течение которых отвлекают их внимание от мучительных событий, будь то физические или моральные недуги; направляют их к будущим перспективам, где они смогут снова быть счастливыми; советуют им, внушают… и когда они проснутся, они будут исцелены…

Приказываю тебе, Ольга Надя Андреевна, графиня Кивостикова, забыть болезненные события, через которые ты только что прошла в Сибири! Ты не была в Сибири! Ты не страдала! Ты не покидала отчий дом! Ты не больна, ты не бредишь! Ты девочка десяти лет! Ты играешь, учишься, перевоспитываешься под моим присмотром, ты весела и приветлива, живешь счастливо рядом со своим отцом.

Мощное внушение было применено тщательно, несколько раз, с энергией и ласковым тоном. Пациентка внимательно слушала в глубоком сомнамбулическом трансе. Он же продолжил:

– Скажи мне теперь: сколько тебе лет?

Бедная страдалица колебалась несколько мгновений, словно в её разуме происходили неведомые преобразования, но вдруг, с живостью и детским тембром голоса ответила с полной убежденностью:

– 10 лет… мне 10 лет.

– Ты знаешь меня? Знаешь, кто я?

– Ты мой любимый Сергей.

– Нет! Ольга Надя, дорогая моя! Я не твой Сергей. Я твой отец. Я буду твоим отцом с этого момента. Я твой отец, Ольга Надя! Я защищу тебя от всех превратностей этого мира! Оставайся же счастливой и уверенной! Я окружу тебя отцовской заботой! И зовут меня Андрей Андреевич Кивостиков. Не думай больше о Сергее Соколове. Его не существует! Думай о своем отце, которым являюсь я, который говорит с тобой!

– Отец мой! Отец мой! Да… Моего отца зовут Андрей Андреевич Кивостиков… – пролепетала она, как в экстазе, с лицом, озаренным мягким восхищением.

– Да, я твой отец! – подтвердил он энергично, направляя ей мощное внушение. – Я твой отец, который очень тебя любит, навсегда, навсегда! Когда проснешься, забудь всё, что ты перенесла. Но помни, что тебе 10 лет и что я Андрей Андреевич, твой отец.

В гармонии сумерек, которые полностью опустились, князь-философ снова наложил руки на спящую пациентку, пытаясь разбудить её с помощью особых магнетических прикосновений. Через несколько минут она мягко проснулась, успокоенная, как будто поднялась после тяжелой летаргии. Она выглядела спокойной, скромной и застенчивой. Это был ангельский ребенок 10 лет. Её взгляд был нежным, улыбка целомудренной, а манеры грациозными и наивными. Вяземский с умилением смотрел на неё несколько мгновений, по-отечески погладил её лоб и спросил:

– Сколько тебе лет, дочь моя?

– 10 лет, папенька. Мне 10 лет.

– Ты счастлива?

– Да, очень, очень!

– А почему ты счастлива?

– Потому что ты мой отец, а я твоя дочь.

– А… кто я?… Как зовут твоего отца? Как моё имя?

– О, папенька! Ты граф Кивостиков, Андрей Андреевич…

Михаил Николаевич тихонько постучал в дверь, сообщая, что ужин подан. Сергей предложил руку прекрасной Ольге, теперь мысленно превращенной в его дочь благодаря мощному внушению, которое он ей передал, и направился с ней в столовую. Однако идя, он размышлял про себя, задумчиво и взволнованно:

Вот перевод текста на русский язык:

– Прости меня, Господи, если я зашел слишком далеко в том, что позволяет наука. Её исцеление другими способами было бы невозможно. Это потребовало бы веков, поскольку зависело бы от полного обновления её характера. Я лишь хотел облегчить её страдания и уменьшить постыдные воспоминания перед людьми. Её безумие, некогда буйное и позорное, стало кротким, смиренным, мягким. Чтобы не видеть её такой страдающей, униженной в моем присутствии, ничтожной перед самой собой и, возможно, осмеянной посторонними, я прибегнул к этому средству, которое предлагает психическая наука. И если Ты даровал человеку такую силу, значит, по Твоим законам ему позволено использовать её во благо.

В парке соловьи пели среди ветвей лип, растроганные мягким светом восходящей луны.

VII

С того дня жизнь Вяземского протекала спокойно, без особых забот, кроме тех, что были связаны с его работой в учреждении, которым он руководил. Ольга больше никогда не страдала от нервных кризисов, которые прежде часто её одолевали, благодаря великодушному психомагнетическому обезболивающему, применённому им к её ментальному состоянию. И хотя она бодрствовала, как любой другой человек в нормальном состоянии, как это бывает со всяким пассивным и впечатлительным характером, подвергнутым таким трансцендентным опытам, она сохраняла внушение, которое ей было навязано, внушение, которое он заботливо обновлял еженедельно. Поэтому она жила счастливо рядом с предполагаемым отцом и своей няней, то есть Марией Александровной. Она играла, училась, пела цыганские песни, которые выучила когда-то (её гипнотизёр не приказывал ей их забыть), прыгала по саду, гонялась за бабочками и овцами, залезала на деревья за фруктами, гуляла за руку с Вяземским, считая его своим отцом, в тёплые вечера или лунные ночи, как он так любил; завороженно слушала, как он играет на флейте; сопровождала его в скит и оставалась там на несколько дней, поднимаясь и спускаясь по лестницам как любой ребёнок, бросая камни с высоких стен в русло ручья, что вился у подножия холма, и засыпала на его коленях, доверчивая, как ребёнок, чувствующий себя любимым и защищённым.

Однако, хотя Вяземский оставался спокойным, эффективным в своей работе, самоотверженно преданным страждущим телом и душой, которые искали его помощи, его помощники замечали, что глаза его стали печальнее, манеры ещё серьёзнее, и улыбка больше никогда не появлялась на его лице. Больше не праздновались богатые урожаи. Но мужики и пациенты в хорошем состоянии имели свободу развлекаться, если желали. Эта спокойная жизнь, достаточно искусственная для Ольги, несколько грустная и тягостная для Князя, шокирующая для Марии Александровны, её сына Михаила и других жителей деревни, считавших молодую женщину безнадёжно сумасшедшей, продолжалась четыре долгих года, без того чтобы Ольга вернулась к полноте своего настоящего состояния. Она жила очарованная и счастливая в своих 10 годах, навязанных ей внушением, чуждая драмам, пережитым во взрослом возрасте, и даже своему браку с Сергеем Соколовым. Она не была, таким образом, сумасшедшей в том смысле, как это понимают люди, хотя вся деревня и соседние местности считали её таковой. Она жила, так сказать, в состоянии вызванной амнезии, которая была не чем иным, как эффективным действием мощного ментального внушения, наложенного мудрым психистом.

Однако в начале зимы пятого года, когда первый снег побелил кроны деревьев, протянув длинные бахромы по карнизам особняка, Ольга тяжело заболела. Сергей Соколов, находившийся в отъезде по делам руководимого им учреждения, не смог сразу начать её лечение. Осторожная Мария Александровна лечила её как в детстве, когда случались незначительные простуды. Она поила её липовым чаем с мёдом, давала мощные потогонные средства, ежедневные ножные ванны, что только ухудшало состояние больной, которой становилось заметно хуже. Когда, наконец, любимый вернулся в особняк, было слишком поздно для успешного лечения. Безжалостная пневмония уносила эту жизнь, которая могла бы быть полезной и счастливой, но которую легкомысленные амбиции и мирские страсти привели к исключительно драматичной судьбе. Прежде чем наступило предагональное состояние, поняв, что вылечить её невозможно, Вяземский снова навязал ей свою волю, заставив вернуться к настоящему возрасту, чему пациентка пассивно подчинилась без сопротивления. Для неё теперь пять лет, прожитых с личностью ребёнка, перестали существовать.

Вот перевод текста:

– Она понимала, что вернулась из Сибири всего несколько дней назад и страдала от мучительных воспоминаний о судьбе, которую сама себе уготовила из-за тщеславия красивой женщины, желающей восхищения общества. Она узнала Вяземского и почувствовала себя его женой. Много раз целовала его руки и лицо, умоляя о прощении. И тихо умерла в его объятиях на рассвете, благословляя великодушие прощения, которое он смог ей даровать.

* * *

На этом закончилось воспоминание о событиях, которые прекрасный призрак князя Вяземского заставил меня пересмотреть – событиях, в которых я сам принимал самое активное участие как разрушитель семейного счастья в прошлом воплощении, произошедшем во времена Петра III и начала правления Екатерины Великой. Я, граф Владимир Купреянов, или мой "эфирный двойник", как называют человеческий Дух господа исследователи психических тайн, заливался слезами, растроганный тем, что только что развернулось перед моим духовным взором. Теперь я был убежден, что во время правления великой Царицы существовал в воплощенной личности подлого графа Алексея Камеровича, виновника семейного несчастья благородного Сергея Соколова и несчастья красавицы Ольги, о которой я сам слышал в детстве, всегда чувствуя что-то неопределенное, тревожащее мою душу, когда проезжал мимо особняка в компании моих дедушки и бабушки, направляясь в город на рождественские и пасхальные празднества в старой тройке.

Не знаю, какое странное чувство боли, стыда, раскаяния, унижения и недостойности угнетало мой дух, покинувший летаргически спящее тело в кресле библиотеки особняка. Я не находил в себе смелости поднять глаза на эту духовную личность, которая при жизни основала и руководила важным учреждением, теперь по-братски приютившим меня, куда я вошел, сбитый с толку перипетиями бурной светской жизни; которая продолжала руководить им в Духе с прежней эффективностью; которая теперь вдохновляла своих земных преемников, как столетие назад направляла помощников, окружавших её; которая помогала больным и страждущим, грешникам и преступникам с преданностью, теперь, возможно, еще более действенной; которая лечила их, перевоспитывала и спасала, используя людей или служащих, продолживших её благотворительное дело, и которая любезно позволяла себя видеть и созерцать, материализуя собственное духовное тело, говоря и действуя, чтобы у нас не оставалось сомнений в реальности жизни после смерти и возможности чудесного культурного и эмоционального обмена между считающимися мертвыми и считающимися живыми.

И так, заливаясь слезами на террасе впечатляющего особняка; перед холодной и спокойной ночью; перед чистым пространством, усыпанным сияющими звездами, и перед Вечным, наблюдающим за нашими душами, блуждающими от падения к падению в поисках пути эволюции; перед призраком князя-философа, которого я предал в прошлом и который теперь стремился помочь мне, ведя меня к надежной гавани спасения, я смог лишь пробормотать:

– Прости, любимый Сергей! Прости, ведь я не ведал о преступлении, которое совершал против самого себя, причиняя боль ближнему!

Он добродушно улыбнулся, положил правую руку мне на плечо и мягко ответил:

– Прощение, которое с моей стороны не нужно, поскольку я никогда не чувствовал себя обиженным тобой, прощение само по себе не удовлетворит достоинство твоей совести, мой дорогой Владимир! Для примирения её с собой необходимо, чтобы ты искупил совершенную вину, испытав её, и обязал себя к достойным делам, способным покрыть зло, причиненное нашей любимой Ольге. Трудись же на благо малых сих, детей несчастья. Осушай слезы сердца ближнего твоего, каково бы ни было его происхождение. Учи невежественного. Поддерживай идеалиста помощью твоей доброй воли. Защищай слабого и советуй тирану испытать кроткое поведение. Защищай женщину от алчности мужчины. Защищай её от самой себя, направляя её с детства к самоуважению. Исцеляй больного, ибо человек, даже не будучи врачом, обладает природными, хоть и неизвестными психическими силами, способными подчинить и победить зло, даже если это зло проявляется в виде болезни.

Вот перевод текста на русский язык:

– Постарайся понять того, кого ошибочно называют Безумцем, который чаще всего является лишь душой, настроенной на психическую тьму, и нуждается в перевоспитании, чтобы выполнить на Земле задачи, возложенные на него в всемирной эпопее эволюции. Постарайся понять его и исцели, ибо, любя, человек возвышается настолько, что приближается к Богу, а приближаясь к Богу, сколько возвышенного он может совершить? Доказательство тому – Иисус и его ученики, которые через любовь совершили то, что считалось невозможным. И превыше всего, Владимир, люби Бога в лице ближнего своего, ибо в этом секрет мира и счастья, которые люди всегда отчаянно искали, но никогда не находили.

Затем он вернул меня в библиотеку. Моё человеческое тело находилось там, откинувшись на спинку кресла, глубоко спящее, тяжело дышащее. Прядь волос, упавшая на лоб, вызывала у меня, в духовном состоянии, неприятное ощущение. Я всё узнал, всё осознал. Но, придя в себя и готовясь вернуться к обычной человеческой жизни, я был удивлен присутствием прекрасной Ольги, появившейся неизвестно откуда. Сергей нежно обнимал её, улыбаясь. Чувство ужаса, более чем удивления, сковало мои движения. Я смотрел на неё, мои движения возвращения в тело были остановлены тем же чувством стыда, неполноценности и разочарования, которое уже охватывало меня в присутствии Сергея, когда я возвращался из своего путешествия в духовное прошлое, воскрешённое им.

Эта женщина, прекраснейшая из всех, кого я знал, в которую я когда-то был безумно влюблен, и которую, будучи отвергнутым и оскорбленным, довёл до позора преступления; этот Дух, бывший женщиной во времена Екатерины Великой, появился теперь передо мной, словно судья, пришедший потребовать отчёта за постыдные деяния, тайно совершённые против неё! Да! Я погубил её, соблазнил, заставил покинуть мужа, воспользовавшись тщеславием, которое её возбуждало, и неопытностью её молодости! Я оклеветал её, предал из мести, похитил её состояние, чтобы использовать его для себя и своей сообщницы, которая её ненавидела, и отдал её самой жестокой и капризной правительнице Европы, пробудив в той ревность из-за поступка, которого никогда не было! По моей подлости эта женщина, нежная и чувствительная, была брошена, одинокая и без средств, в суровую Сибирь, и там так страдала и так отчаивалась в позоре, что потеряла рассудок! И теперь я смотрел на неё, не в силах отвести глаз от её образа, потрясённый стыдом и ужасом!

Однако она выглядела спокойной и величественной, устремив взгляд вдаль и, казалось, не замечая моего присутствия. Я нашёл её, возможно, ещё более прекрасной как крылатый Дух, чем она была как женщина, человеческое существо! И я внезапно вспомнил, что между последним разом, когда я видел её на балу в Императорском дворце, во время которого она была арестована по приказу Царицы, и этим моментом прошло более века! Я вспомнил, что умер в ту эпоху, утратив личность Алексея Камеровича, но мой духовный облик принял затем другую материальную жизнь и снова стал человеком с личностью Владимира Купреянова, в то время как она продолжала жить духовной жизнью, не возвращаясь на Землю до этого дня, как и сам Вяземский. Так, в Духе, Ольга была одета в длинную тунику, словно сотканную из сверкающего белого атласа, с красным поясом, вышитым золотом, с египетскими символами (иероглифами), поднимающимися острым углом к груди. Её длинные волосы были распущены и падали через левое плечо на грудь. И у меня возникло особое предчувствие, что за этот долгий век, пока я продолжал блуждать, гонимый порывами страстей, она поднялась из моральных руин, которым себя предала, поддерживаемая заботой Сергея Соколова, и превратилась в душу, направленную к вознаграждающей судьбе.

Обнятая Князем, она положила голову ему на грудь, создавая впечатление, что нежная идиллия, начавшаяся в одиночестве Урала, продолжилась за гробом, возможно, с большим очарованием и интенсивностью. В определённый момент я понял, что Вяземский шептал ей, как бы по секрету, говоря обо мне:

– Протяни ему руку, моя дорогая, и дай ему хотя бы надежду на твоё прощение. Он любит тебя. Когда-то он любил тебя с исступлением и отчаянием, и вот уже век плачет, раскаиваясь в зле, которое причинил тебе. Помни, что он смог причинить тебе боль только потому, что ты тоже ошибалась… и поэтому, связанная высшим законом Творения, ты имела грехи для искупления, уроки для усвоения".

Вот перевод текста:

– Не могу, отец! Я пока не чувствую в себе сил искренне его простить. Очень хотела бы сделать это, ради Бога и тебя. Но сейчас это для меня невозможно.

– Тогда ты будешь страдать, моя Ольга, нарушая этот великий принцип повиновения высшим Законам Божьим, – продолжил он, ведя интересный диалог, который я впитывал, словно ощущая вибрации их обоих. – Ты будешь страдать… особенно сейчас, когда тебя призывают свидетельствовать о достигнутом прогрессе под руководством духовных учителей Тибета, которые по моей просьбе перевоспитывают твой Дух.

– Я готовлюсь к прощению. Но сейчас оно не было бы искренним. Я всё ещё не могу забыть, что именно из-за его намёков я оставила тебя в одиночестве на Урале, одного с твоими заботами и болью тоски, которую моё отсутствие вызвало в твоём сердце.

– Это в прошлом. Зачем держаться за прошлое? И помни, Ольга, что я, который так страдал, от души простил не только тебя, но и его тоже. Заметь, что таким поведением ты нарушаешь основные учения Евангелия, которые учишься уважать.

– Сергей… Никакое злое желание не движет мной против него. Я даже буду рада, если истинное счастье успокоит его путь. Если прощение – это это, то я уже его простила. Однако я понимаю, что истинное прощение – это также новое братское доверие, новые эмоциональные связи… а это пока невозможно. Поверь мне, любимый Сергей: отныне я приложу все усилия, чтобы научиться прощать его тем прощением, которое начертано в Евангелии Господнем.

Он поцеловал её в лоб, возможно опечаленный, но явно преисполненный великой нежности к ней.

Я наблюдал эту сцену словно во сне, одновременно восхищённый и испуганный. Я со слезами умолял её протянуть мне руку, даровать мне уважение и доверие, которые помогли бы мне в реабилитации, ведь я любил её, всё ещё и всегда, и раскаивался в отчаянии, которое в прошлом привело меня к преступлению. Но тщетно, потому что Ольга Надя, казалось, не воспринимала моих вибраций. Она не посмотрела на меня. Не повернулась ко мне. Думаю, она даже не заметила моего присутствия. И внезапно, почтительно поцеловав руку Вяземского, как это сделала бы любящая дочь, она мягко удалилась, скользя по коврам, словно то небесное видение, которым она в действительности и была, исчезая за портьерами, свисающими с двери, ведущей в гостиную.

Заключение

I

Птицы пели в парке, когда я очнулся от этого долгого оцепенения. Утренние сумерки подчеркивали детали библиотеки, чьи окна, прикрытые только стеклами, пропускали свет, и где с прошлого вечера моя человеческая оболочка находилась в трансе, вызванном призраком-защитником древнего князя-философа. Я просыпался медленно, мягко, словно ничего и не произошло. Казалось, что та напряженная драма, которую я сам пережил и прочувствовал, длилась долгие века, хотя на самом деле всё произошло за несколько часов.

Острая печаль поднялась во мне вместе с очарованием тайны, окутавшей мою духовную сущность. Я вспомнил персонажей, с которыми только что так тесно общался: Ольга Надя, Сергей Соколов, Маша Александровна и её сын Михаил Николаевич, Ингрид Корсунская, Екатерина Великая, Григорий Иванович Орлов, цыган Игорь, крестьяне из поместья прекрасной Ольги, священники, интерны и санитары из скита, жители деревень Вяземского… и все эти лица казались мне действительно тесно связанными с моим сердцем, моей памятью. Они были мне дороги; и теперь, когда завеса, отделявшая меня от них, поднялась, позволив мне встретиться с ними вновь, я чувствовал, что они снова становятся частью моей жизни, как и прежде. Мне всё ещё казалось, что я слышу нежность голоса Сергея, вижу чарующий блеск глаз Ольги, постоянное раздражение в поведении Ингрид, скромную доброту Маши, преданность Михаила, проницательный взгляд цыгана Игоря, коварство Екатерины, равнодушие Орлова, простоту крестьян из деревень Вяземского, любезность священников, интернов и санитаров скита…

Тем не менее, я встал и направился в парк. Было холодно, но я был тепло одет, и впечатления, поглощавшие мои мысли, превосходили сложные ощущения материи. Проникающий аромат цветов, распускающихся под плодородным инеем, окутал мои впечатления, привнося тонкое очарование в ту удивительную эпопею, которую я переживал. Я сел на скамейку и разрыдался. Мне хотелось целовать эти устланные листьями дорожки, по которым ходили Ольга и Сергей в свои счастливые дни супружеской идиллии. Хотелось целовать эти деревья, дарившие тень и аромат во время прогулок Ольги, эти скамейки и мраморные ступени, которые видели её слёзы и слышали её наивные песни перед розовыми кустами, наполнявшими атмосферу восхитительным благоуханием. Эти два любимых образа не покидали моих мыслей. Казалось, я вижу их каждое мгновение на цветущих аллеях, склонившимися над узорчатыми балконами галерей, сидящими на художественных скамьях парка. Всё здесь говорило о них. Усадьба настолько пропиталась присутствием этих двух дорогих душ, что я догадывался: будущие поколения, если они пройдут здесь, почувствуют в глубине своих сердец ту же реальность, которую я ощущал в тот момент.

Наконец, рассвело, и птичий оркестр продолжал приветствовать царственное светило, которое вскоре должно было отразить свойственную ему процессию радостей. Группы крестьян проходили с шумом, направляясь на работу. Вдалеке слышалось блеяние овец, мычание скота, характерный скрип проезжающих телег. Эта картина, приятная любому чувствительному сердцу, оставила меня равнодушным в то утро. В тот день я часто прятался, чтобы поплакать, несмотря на то, что был один. Я точно не понимал, почему плачу, но плакал. Однако я был абсолютно уверен, что мне было даровано великое, сенсационное откровение величием вечных вещей: я жил другими человеческими жизнями в прошлые эпохи! Я был человеком в разные социальные периоды и участвовал в обществах прошлого! У меня были друзья, я любил и был любим многими другими сердцами, которые всё ещё живут и продолжают любить меня в своём состоянии духовных сущностей. Я существовал под другими именами, происходя из разных семей, возможно, переходя из века в век в потомство одной и той же семьи. Я блуждал, страдал, метался и делал несчастной свою собственную жизнь сына Божьего небрежными поступками.

Вот перевод текста на русский язык:

– А затем он умер, чтобы возродиться в Духе из руин могилы и достичь торжества существования в астральной жизни, а позже вернуться в человеческое состояние через новое рождение, свидетельствуя тем самым о неизменном порядке божественного плана в неизбежном движении Творения! Это откровение привлекало меня, очаровывало, удовлетворяло мои стремления к идеалу, но также и пугало! Теперь я лучше понимал вечные законы. Понимал причину существования на наших изумлённых глазах боли и радости, красоты и уродства, увечья и стройности, посредственности и гениальности, счастливого и несчастного! И поэтому я лучше понимал и любил Бога! Любил Его сильнее и потому желал быть Ему угодным, служить Ему, стать замеченным Им, словно Он меня не знал, стать усердным в исполнении моих сыновних обязанностей, раскаиваясь в причастности ко злу, чтобы прийти к послушанию отцовским заветам. Но я не знал, как действовать, чтобы быть приятным перед Создателем всего сущего, в существование которого я теперь верил всеми силами своего разума и сердца. Мучительное волнение будоражило глубины моего существа, оставляя меня беспокойным, встревоженным. В тот день я едва притронулся к еде, которую сам оставил накануне на столе для обеда. В качестве компенсации я много раз плакал. Мужик, охранявший усадьбу, впервые приблизился ко мне, заметив меня в парке, залитого слезами, и почтительно сказал мне, держа в одной руке трубку, которую набивал табаком другой рукой, одновременно говоря:

– Я понимаю, барин… Добрая душа нашего Князя явилась этой ночью для беседы… Не беспокойтесь… Какое бы горе ни привело барина в обитель, оно начнет исчезать с сегодняшнего дня… Когда наш Князь является и говорит с гостями усадьбы, это знак того, что он пришел их исцелить.

Я ничего не ответил, но поблагодарил услужливого человека за проявленное сочувствие и удалился в направлении библиотеки.

* * *

Я провел в усадьбе еще десять дней. За это время я прошел своего рода посвящение для нового этапа моей судьбы. В библиотеке были ценные книги по нравственному воспитанию и трансцендентальной философии. Просматривая их в поисках чего-то просветляющего, я также обнаружил архивы о деятельности Вяземского в обществе и в рамках работы, которой он руководил при жизни и продолжал руководить как внеземная личность, покровительствуя своим последователям. Я внимательно изучил эти архивы и нашел в их страницах достойные уроки и примеры, которые решил сохранить в сердце, чтобы следовать им в будущем. Однако Евангелие Иисуса я сделал главным кодексом, в котором искал силы и наставления для необходимого обновления моего характера и для предстоящих трудов. По истечении десяти дней, уже оправившись от потрясения, вызванного неожиданным откровением, и наметив программу на будущее, я решил вернуться в обитель и поговорить с Настоятелем.

Не без сожаления я прощался с этими впечатляющими залами, с моей спальней, окна которой выходили в парк с видом на восток, где я провел столько ночей в размышлениях и молитвах; с библиотекой, святилищем, в атмосфере которого, с душой, открытой для милостей Свыше, я прошел необходимое мне посвящение, изучая уроки великих духовных учителей и философов всех времен, пытаясь понять проблемы человеческой души и её судьбы. Я поклялся себе, что буду следовать примеру Сергея Соколова, чья доброта и деятельность на благо страждущих созданий были достойны страниц Евангелия.

II

Я вернулся в обитель, и все там показалось мне родным и знакомым. Меня охватило благостное чувство неведомого прежде спокойствия, и от тревоги, что угнетала меня раньше, не осталось и следа. Настоятель принял меня с радостью. Я рассказал ему обо всем случившемся, но он, слушая меня, ничего не отвечал, хотя постоянно улыбался той странной улыбкой, что внушала одновременно уважение и беспокойство. Тем не менее, будучи любезным и внимательным, он помог мне со всем необходимым для окончательного вступления в общину. Я больше не был гостем или больным, ищущим исцеления, а стал кандидатом на постоянное пребывание в обители в качестве помощника. Как и многие другие, кто приходил сюда, я никогда больше не вернулся к прежней светской жизни. Я остался рядом со страждущими, посвятив себя учению и размышлениям, служа Богу через служение ближнему.

Спустя несколько дней после принятия окончательного решения я написал письмо своей жене, которая изменила мне два года назад. В моем сердце не осталось ни тени возмущения, жажды мести или обиды, когда я писал ей. Благодаря уроку, преподанному моему духовному разумению во время пережитого в особняке транса, я понял, что семейная драма, сделавшая мою жизнь несчастной и приведшая меня в богоугодный дом, прибежище несчастных, была не чем иным, как заслуженным искуплением, справедливым возмездием за мое прискорбное поведение в отношении Сергея и Ольги во времена Екатерины Великой. Я счел такое восстановление справедливости достойным и правильным путем исполнения долга и вспомнил евангельское изречение, безошибочное в случаях нарушения норм долга: "Каждому воздастся по делам его". Я принял этот приговор со смирением, понимая, что моя реабилитация зависит только от моих собственных поступков. В упомянутом письме к жене я уверял ее в полном прощении и желал ей самого большого счастья, продолжая относиться к ней с уважением и любя ее как сестру, дочь того же Бога-Творца. И если когда-нибудь ей понадобится моя братская помощь, писал я, пусть напишет или найдет меня в уральском монастыре, ибо я с радостью помогу ей решить любые возможные проблемы. Однако, написав это письмо, я лишь подражал Вяземскому, когда в прошлой земной жизни Ольга Надя оставила его, подстрекаемая моими дурными советами, поскольку теперь я решил взять его за образец для своих поступков. Не знаю, дошло ли это письмо до адресата, потому что, хотя я отправил его на адрес ее родителей, ответа не получил. И больше никогда не слышал о той, которую искренне любил.

Тем временем я, некогда очень богатый человек, решил избавиться от всего имущества, чтобы свободно и независимо посвятить себя избранному делу. Однажды ночью, изучая 19-ю главу от Матфея, стихи 16–24, где Господь советует богатому юноше продать все свое имущество и раздать бедным, чтобы через отречение от мира обрести Царство Божие, читая эту литературную жемчужину, где учение проступает с любой стороны, с какой ни взгляни, я решил и затем осуществил следующее: разделил между монастырскими мужиками земли, которые еще владел там со времен моих дедов. Земли, которыми я владел в районе Тулы, также были разделены между мужиками, которые всегда были единственными, кто заботился о них и любил их, возделывая их, тогда как я, владелец, барин, никогда об этом не заботился. Продал принадлежавшие мне дома и передал вырученные деньги в монастырскую казну, всегда нуждавшуюся в средствах для благотворительной деятельности. А движимое имущество – драгоценности, посуду, фарфор, серебро, хрусталь, льняные изделия, картины, мебель, канделябры, предметы искусства и прочее – продал с публичных торгов, что принесло хорошую сумму, которую я также передал в собственность старой обители – теперь монастыря – стремясь по мере возможности помочь благотворительной работе, которая там велась. Теперь, не имея ничего, кроме рук, готовых к труду, став бедным среди бедных монастыря, я почувствовал себя ближе к Иисусу и счел себя счастливым.