Текст книги "Только про любовь"
Автор книги: Ивана Трамп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)
ПРОШЛОЕ
1972–1977
Глава 19
Из отделения местной полиции, куда она обратилась, Катринка позвонила на квартиру Эрике Браун, но никто не ответил, а когда дозвонилась в клинику, секретарь объяснила ей, что Эрика в отпуске и вернется в Мюнхен не раньше следующего дня. Мысль о том, что Эрики может не оказаться дома, просто не приходила Катринке в голову. Измученная, испуганная, она не знала, что ей делать.
– Может быть, вы знаете кого-нибудь еще? – спросил ее полицейский, который был слегка ошеломлен тем, что на его участке обнаружен перебежчик.
– Нет, – ответила Катринка. Она была почти в отчаянии, но вдруг мгновенно почувствовала облегчение.
– Да, есть, – быстро ответила она, вспомнив красивое лицо Франты Дохнала и его улыбающиеся зеленые глаза.
– Конечно, знаю.
В Мюнхене им дали его телефонный номер. И Франта, к счастью, оказался дома. Он ответил по-немецки, но тут же перешел на чешский, когда услышал голос Катринки.
– Катринка? Катринка Коваш? Вот это сюрприз! Где ты?
– В Цетманне, – объяснила Катринка.
– Что ты там делаешь? Катаешься на лыжах? – спросил он. В его голосе была радость оттого, что он слышит ее голос, он рвался узнать, почему она позвонила.
– Нет, не совсем, – ответила Катринка и в нескольких словах объяснила, что произошло. Минуту в трубке было молчание, затем Франта сказал:
– Я приеду за тобой.
Катринка хотела отговорить его, объясняя, что она просто хотела занять денег на проезд до Мюнхена, но Франта настоял на своем.
– Сейчас тебе нужен друг, – сказал он. – Поверь мне. Я знаю. Я приеду так скоро, как только смогу.
Ожидая приезда Франты, Катринка занималась формальностями. Она переговорила с официальными лицами и заполнила все необходимые бумаги, чтобы получить временную визу Швейцарии и визу на въезд в Германию. Остановилась она в маленькой гостинице, которую ей порекомендовали в полиции, затем обменяла лиры на швейцарские франки и пошла на почту звонить в Чехословакию: тете Зденке на ферму, Томашу и Жужке в Прагу. Нужно было обо всем рассказать им и попросить сохранить ее личные вещи, которые остались в ее комнате в Праге и в доме бабушки. Тетя Зденка была взволнована и плакала, Жужка возбуждена, а Томаш определенно ей завидовал. Но все желали ей добра и обещали присмотреть за вещами.
– Томаш, – сказала она перед тем, как повесить трубку, – я совсем забыла о своей машине. Она твоя. – Катринка объяснила, где был припаркован «фиат».
– Но, Катринка, правда, я не могу…
– Идиот, – твердо сказала она, – какой мне от нее прок! Пользуйся. Ключи и документы в выдвижном ящике моего ночного столика в доме госпожи Колчик.
– Катринка, спасибо… Я заплачу, когда смогу.
– Прощай, дорогой.
– Нет, нет, не прощай, до свидания, – поправил он ее.
Потом она позвонила Оте Черни.
– Прага требует у швейцарского правительства твоего возвращения, – сообщил он. Ота разговаривал с ней из своей комнаты, но его голос звучал так странно и сдержанно, что Катринка заподозрила, что он был не один. В его комнате была отводная трубка? Их подслушивали? Тайная полиция?
– Я не слишком важная персона, чтобы кто-то интересовался мной.
– Я интересуюсь.
– Дядя Ота, – обратилась она к нему так, как обращалась в детстве. – Я виновата. Единственное, в чем я виновата, так это в том, что причинила вам боль.
– Ты знаешь, какой ты путь выбрала? Ты могла покалечиться. Разбиться! – В его голосе слышались возмущение и страх. – Илона Лукански сломала ногу.
– О, нет! – Горе Катринки было неподдельным, но не из-за Илоны. Та могла не преследовать Катринку, но поехала за ней следом, не желая смириться с мыслью, что Катринка опять добьется того, чего хочет. Не ей она сочувствовала, а Оте Черни, который потерял шанс победить на Олимпийских играх в этом году.
– Тупая девка, – резко сказала она об Илоне.
– Это ты поступаешь глупо, бросая все. Все, чего ты добилась трудом с раннего детства.
– Вам, может быть, не понять меня. А я не могу объяснить. Но я должна была поступить так.
– Вернись, Катринка. Я что-нибудь придумаю. Я уверен, что с тобой ничего не произойдет.
– Я не могу.
– Катринка, пожалуйста.
– Я люблю тебя, – сказала она и повесила трубку, чтобы он не слышал, как она плачет.
Подавленная внезапным приступом тоски по дому, тяжелыми раздумьями о своем решении оставить все и всех, кто значил для нее так много, Катринка вернулась в гостиницу, повалилась, не раздеваясь, на кровать и заснула в слезах. После пережитого она спала до следующего утра, а утром она пошла на встречу с Франтой. Он приехал накануне поздней ночью, но не стал беспокоить ее, зная, как ей нужен сейчас отдых. Она позвонила ему и через пятнадцать минут ждала его в холле.
– Катринка, Катринка, что ты за девушка! – прошептал он, обнимая ее удивительно сильными руками.
– Я так рада тебя видеть, – успокоенно сказала Катринка, услышав чешскую речь, и ее тоска по дому уменьшилась.
Франта обнял ее за талию. Он едва доставал ей до уха.
– Ты голодная?
– Просто умираю от голода. Я ничего не ела, кроме печенья, которым меня угостили вчера в полиции.
– Ну, – сказал Франта после того, как они заказали очень плотный завтрак в маленьком кафе напротив гостиницы, – расскажи мне все подробно. Я до сих пор не могу поверить, что ты здесь.
Катринка рассказала. Выражение восхищения на лице Франты слегка рассеяло меланхолию, которая навалилась на нее после разговора с Отой Черни. Когда она закончила, Франта пожал ей руку.
– Я знаю, ты мучаешься сомнениями, не сделала ли ошибки. Не сделала. Ты все сделала правильно. Я иногда очень скучаю по дому, но я никогда не жалею о том, что покинул Чехословакию. Никогда!
После завтрака они поспешили в муниципалитет, где пришлось подождать, пока Катринке оформят все необходимые документы. После полудня они отправились в Мюнхен на машине Франты.
– Как хорошо, что ты приехал, – сказала Катринка, когда они миновали таможню. Его присутствие придавало ей уверенности.
– А для чего тогда друзья? – поинтересовался он, улыбаясь. В его зеленых глазах светились восхищение и удовольствие.
Она улыбнулась ему в ответ, чувствуя себя не такой одинокой, как до своего появления в Цетманне. Внезапно улыбка исчезла и на лице появился ужас. Она выругалась, потом закричала:
– Франта! Осторожнее!
Он выехал на встречную полосу, обгоняя медленно едущий грузовик, и тут им навстречу выехала машина.
– Отдыхай, – сказал, смеясь, Франта. – У нас в запасе много времени. – И отъехал немного назад.
– Пожалуйста, – чуть дыша проговорила Катринка. – Не делай больше этого.
Он хотел было возразить, но когда увидел, как она побледнела, взял ее за руку.
– Хорошо, – согласился он. – Я буду ехать аккуратно, как старая дама, если это важно.
К тому времени, когда они приехали в Мюнхен, Эрика уже вернулась и была рада встретить Катринку.
– Дорогая, как хорошо, что ты здесь, – говорила она, обнимая Катринку и целуя ее в обе щеки. Она устроила уставшую девушку в знакомой желтой спальне, дала ей ночную сорочку и пообещала записать ее на прием к доктору Циммерману, как только он вернется с отдыха. На следующий день они пошли по магазинам покупать Катринке одежду.
Катринка занялась оформлением своего пребывания в Германии. Она ходила из кабинета в кабинет, подписывала требуемые бумаги, зарегистрировала временные документы, которые ей выдали в Швейцарии. Когда все было сделано, Катринка зашла в «Четыре времени года», чтобы справиться о работе.
Работая, как и раньше, по вечерам, днем Катринка искала более выгодную работу. Она обошла все рекламные агентства и через неделю участвовала в показе одежды в демонстрационном зале Мюнхена. Она отработала всего день, но полученные деньги позволили ей вернуть долг Эрике и купить одежду, которая ей была необходима. Она приобрела светлый шерстяной брючный костюм с жакетом под горло и расклешенными брюками. Он шел ей, подчеркивал стройность ее фигуры и придавал ей элегантность.
Ее гардероб был столь скуден, что выбирать было не из чего. Так что на встречу к доктору Циммерману она пошла в этом костюме. Она вела себя естественно, держала себя в руках и была далека от той испуганной, вызывающей жалость женщины, которая подписывала документы об отказе от ребенка.
Ее попытка произвести на него впечатление имела успех. Он вынужден был признать, что Катринка превратилась в чрезвычайно красивую женщину. Ее жизнерадостность и уверенность в себе были неотразимы, но он только сухо заметил:
– Ты очень хорошо выглядишь, моя дорогая. Катринка не хотела тратить время на выслушивание комплиментов и немедленно потребовала от него вернуть сына, на что Циммерман ответил, что он согласился встретиться с ней только по просьбе Эрики и делает это в последний раз. Он утверждал, что не обязан ничего сообщать ей о мальчике, даже если бы у него и была информация, которой она так добивается. Но единственное, что он знает, это то, что ее ребенок покинул Германию. Она никогда не найдет его, и если у нее есть хоть крупица здравого смысла, то ей лучше прекратить поиски.
– Чем ты не удовлетворена? – раздраженно спросил он ее. – У твоего сына богатые любящие родители. Ты думаешь, что могла бы обеспечить ему такую жизнь? Никогда!
Чего он ей не сказал, хотя и подумал про себя, так это того, что она должна упасть на колени и благодарить его за все то, что он сделал для нее и ее ребенка.
О собственных приобретениях от этой сделки доктор Циммерман не любил думать, предпочитая рассматривать свою деятельность с более привлекательных филантропических позиций. Чета, усыновившая мальчика, была очень благодарна Циммерману. Новоиспеченный отец заплатил огромную сумму за ребенка и оказывал доктору бесчисленные бесплатные услуги: обеспечивая официальное прикрытие его деятельности по продаже младенцев, предупреждал о предстоящих изменениях в государственной экономической политике, что помогало доктору защищать свои вклады, употреблял свое влияние, чтобы обойти ограничения в сделках с недвижимостью, которыми занималась клиника. Мало-помалу он помог Клаусу Циммерману стать очень состоятельным человеком, и доктор испытывал к нему чувство благодарности.
А сейчас он смотрел на Катринку с нарастающим раздражением.
– Ты молода и красива, Катринка. Я уверен, что если захочешь, ты составишь прекрасную партию. Пожалуйста, дорогая. Выходи замуж. Забудь прошлое.
Для Катринки не имело никакого значения то, что говорил ей Клаус Циммерман. Он не способен повлиять на ее решение. Она совершила ужасную ошибку, отдав сына, и она должна когда-нибудь как-нибудь, но обязательно исправить ее. Но она не угрожала ему. Она знала, что теперь это испугает его не больше, чем ее мольбы. У нее не было ничего, что заставило бы его дрожать. Но она поклялась себе, что однажды это случится.
– Я никогда не забуду прошлого, доктор Циммерман. Я не прощаюсь, – сказала она ему твердо, вставая и направляясь к двери.
Поглаживая пальцем кончики усов, Циммерман смотрел, как она выходила, восхищался ее стройной фигурой, красивым изгибом ее бедер. Какая жалость, подумал он, что эта очень красивая женщина стала его врагом. Он вызвал Эрику, которая мгновенно появилась в дверях.
– В будущем не пускайте ее ко мне, – приказал он.
– Хорошо, доктор, – согласилась Эрика. Ее любовь к Катринке ничуть не угрожала ее чувствам к Клаусу Циммерману. Она любила его и доверяла ему, считая, что им двигало искреннее желание помочь девушкам, попавшим в беду.
– Вы имеете влияние на нее? Убедите ее трезво оцепить ситуацию.
– Она очень упряма.
– Я не хочу, чтобы она меня беспокоила.
– Я уверена, что теперь она понимает, что ничего нельзя поделать.
– Надеюсь. – Что касается таких женщин, как Катринка, то ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Именно поэтому он предпочитал женщин, похожих на Эрику. Он с удовольствием посмотрел на ее льняные шелковистые волосы, крупный рот, роскошные формы и вспомнил, что прошла уже неделя с тех пор, как они последний раз занимались любовью.
– Она долго еще собирается жить у тебя? Ты же понимаешь, что это неудобно.
Эрика улыбнулась:
– Еще несколько недель, пока она не накопит достаточно денег, чтобы снять квартиру.
Циммерман кивнул, не слыша ответа.
– Ты можешь сегодня задержаться на работе? – спросил он.
– Да.
– Хорошо. – Он улыбнулся. К счастью, в его кабинете был широкий и удобный диван.
Хотя Эрика предлагала Катринке пожить у нее, сколько она захочет, Катринка, скопив немного денег, начала подыскивать себе квартиру. Ей понравилась квартира на Франц-Йозефштрассе, в Швабирнге, недалеко от дома Франты. Квартира была достаточно дешевая, чтобы Катринка, работая моделью и горничной в отеле, смогла расплатиться за нее. Эта крошечная двухкомнатная квартира в старом доме, отремонтированном после войны, была первой собственной квартирой Катринки. Эрика дала ей для начала кастрюли, сковородки и фарфоровую посуду. Катринка сразу же купила удобную кровать и торшер. Все остальное она покупала постепенно, выискивая в комиссионных магазинах недорогие, но хорошие вещи, приводила их в порядок, полировала, перетягивала шелк на стульях. Иногда, натягивая ткань на раму, она вспоминала вышивки по канве Милены, и слезы наполняли ее глаза.
Вскоре распорядок дня Катринки стал таким же напряженным, как и в Чехословакии. Она работала по вечерам в отеле, днем моделью, если ее приглашали, снималась для журналов. В свободное время она приводила в порядок квартиру, но больше всего времени Катринка посвящала поискам сына. Чтобы получить какие-то сведения, она установила отношения с людьми, которые работали в то время в клинике. Но ей ничего не удалось узнать, потому что все боялись Циммермана и не желали разговаривать о своей работе. Когда эта попытка закончилась неудачей, она объездила все муниципалитеты Мюнхена, стараясь отыскать сведения об усыновлении ребенка. Каждый раз она возвращалась уставшая, временами она была близка к отчаянию, но все-таки не теряла надежду. Всегда был шанс, что где-нибудь она найдет то, что ищет.
Свободные вечера Катринка проводила с Эрикой, обычно в опере, или с Франтой и его друзьями, эмигрантами из Чехословакии или работниками завода «Порш», девушками и юношами, любившими поесть и потанцевать.
Франта стал лучшим другом Катринки. У них были общие корни, воспоминания о доме, любовь к чешской еде. Они нравились друг другу, и им было весело вместе. Они любили развлекаться, танцевать. Они любили песни «Битлз» и «Роллинг Стоунз» и распевали их во всю силу своих легких за городом, куда частенько ездили на машине Франта. Они любили кататься на лыжах, и когда это было возможно, отправлялись на выходные в Инсбрук или Сент-Антон. Различались они только в одном: Катринка любила оперу, а Франта – машины.
Проходили месяцы, их близость росла, и время от времени они сами удивлялись, почему они еще не любовники. Но на то были причины. Катринка старалась устроить свою жизнь и найти сына, ее пока не интересовали романы. А у Франты не было недостатка в очаровательных женщинах, готовых ради него на все, а здесь он боялся получить отказ. В настоящий момент дружба устраивала их обоих.
Вскоре Катринка быстро получила должность администратора на этаже. Она отвечала за скатерти и полотенца, проверяла комнаты после уборки, следила, чтобы вовремя производился ремонт. Хотя Катринка была далека от прекрасных магазинов и элегантных ресторанов, но, проходя через кухню, прачечную, мастерские и другие бесчисленные подсобные помещения гостиницы, она начинала понимать, какое обслуживание может и должен обеспечить шикарный отель.
Работая моделью, Катринка имела успех, и поскольку было тяжело одновременно работать в отеле, она через пятнадцать месяцев после приезда в Мюнхен ушла оттуда. Теперь она зарабатывала до двухсот долларов, участвуя в показах, зарплата в отеле была ниже.
Работать манекенщицей было так же трудно, как убирать комнаты в отеле. Снимаясь для журналов, Катринка буквально плавилась, демонстрируя летом меха, и замерзала в бассейне зимой, рекламируя купальные костюмы. Много времени занимали репетиции, макияж. Во время показов она беспрерывно меняла одежды, переодеваясь с головы до ног, боясь испортить прическу или размазать помаду, а потом танцующей походкой прогуливалась по подиуму. Но еще более утомительными были показы одежды для покупателей, которые съезжались со всей Европы в Мюнхен в поисках новых дизайнерских идей. Здесь, помимо того, что она переодевалась каждые несколько минут, она целый день должна была выглядеть свежей и красивой, заставляя не слишком удачные вещи выглядеть потрясающе. Иногда у нее не было сил даже на то, чтобы поесть, она приходила домой, с трудом раздевалась, падала на кровать и засыпала, не смыв даже косметику.
Как-то утром в марте 1973 года ей позвонил Мирек Бартош. Он был в Мюнхене и предложил ей встретиться в кафе «Экстраблатт». В первый момент Катринка – еще не до конца проснувшаяся и растерявшаяся от его внезапного звонка – хотела сказать «нет», но только в первый момент. Мирек был связан с воспоминаниями о доме, юности, с прошлым, хотя он и был тем человеком, который все это разрушил. Но она не готова была порвать с ним окончательно. У нее так мало осталось.
Он привез с собой альбом фотографий, который Томаш успел вывезти из ее комнаты в Праге, а еще фотографию Гавличеков, на которой был и маленький Мартин. Он сильно вырос с тех пор, как Катринка видела его в последний раз. Бартош привез также письмо от Жужки, полное новостей.
– Мы могли бы быть в Париже, – прошептал Мирек, оглядывая кафе. – Как я хотел бы быть в Париже.
С тобой, подумал он, но вслух ничего не сказал.
Хотя Катринка и боялась встречи с Миреком, но была рада, что приняла приглашение на обед. Он был так же весел и очарователен, как обычно, так же умен и интересен. Он совсем не изменился. Зато изменилась она. Она уже не была молодой, впечатлительной девочкой, и его эгоизм не казался ей уверенностью в себе, а его успех – талантом. Она больше не любила его, даже чуть-чуть, хотя испугалась, когда он предложил ей провести с ним ночь, но отказалась.
– Я не попрошу об этом больше, – грустно сказал он ей, заключив ее в свои уютные объятия. – Удачи тебе, – прошептал он, поцеловав ее в обе щеки на прощание.
Двумя неделями позже Франта устраивал у себя вечеринку. Собрались старые друзья Франты и новые друзья Катринки – служащие отеля, дизайнеры, манекенщицы. Этот вечер напомнил Катринке те пирушки, которые она устраивала с друзьями из лыжной команды. Были съедены горы гуляша и все приготовленные Катринкой калачики. Выпито бесчисленное количество бутылок пива и вина. В углах обнимались парочки. Катринка играла на гитаре, а Франта на балалайке, все остальные пели. Потом все танцевали под современную музыку и старинные польки.
Когда последний гость покинул дом, Катринка осталась, чтобы помочь Франте убрать квартиру. Она чувствовала себя счастливой, полной энергии и надежд на будущее. Когда Франта обнял ее и поцеловал, она ответила. После встречи с Миреком она почувствовала, что навсегда рассталась со своим бывшим любовником, но это общение с ним разбудило дремавшие в ней чувства, желание любить. И когда Катринка почувствовала язык Франты, его руку на своей груди, ее охватила страсть. Но это чувство отличалось от тех, что она испытывала раньше. Эта страсть переплеталась с дружбой. Когда Франта отодвинулся и вопросительно посмотрел на нее, Катринка ничего не ответила, снова прильнув к нему губами. Они лежали обнаженные, на большой двуспальной кровати Франты – не во внезапном порыве страсти, – им было хорошо и спокойно вместе, они чувствовали себя самыми важными людьми в жизни друг друга.
Глава 20
Дорога из Мюнхена в Кицбюэль протяженностью около ста двадцати километров была в хорошем состоянии, а вот горные дороги не мешало бы расчистить после последнего снегопада. Смеркалось, и видимость была плохая. Катринка старалась вести машину очень осторожно, отгоняя все мысли о Франте и их отношениях, сосредоточившись только на том, чтобы благополучно добраться на своем новом белом «фиате» 1977 года до места назначения.
Она включила радио, чтобы послушать новости. Диктор разъяснял, что означает для Европы избрание президентом Соединенных Штатов Джимми Картера. Ассошиэйтед Пресс объявила Надю Каманечи спортсменкой года. «Спортсменка года» – это звучит неплохо. Что было бы, если бы она осталась и выиграла золотую медаль на Олимпийских играх? Сожалела ли она о том, что уехала, спрашивала она себя. Нет, Франта был прав – об этом она никогда не жалела.
Через два часа она доехала до маленькой гостиницы «Золотой рог» из двадцати восьми комнат, которую купила год назад. Это была расположенная в горах среди сосновых деревьев прелестная двухэтажная гостиница с оштукатуренным нижним этажом и деревянным верхним с заостренной крышей, украшенной резьбой. Летом на переднем плане поднимались нежно-зеленые склоны Альп, за ними – массивы с гранитными вершинами на фоне ярко-голубого неба. Сейчас все было покрыто искрящимся снегом.
Катринка обнаружила эту гостиницу вскоре после приезда в Мюнхен, когда ездила кататься на лыжах с Франтой в Кицбюэль. Она просто влюбилась в очаровательную недорогую гостиницу, принадлежавшую пожилой чете на седьмом десятке, которая унаследовала ее сорок лет назад от родителей госпожи Хюбнер. Катринка и Франта всегда останавливались здесь. Катринка часто предлагала свои услуги Хюбнерам, не потому, что она не могла оплатить проживание в гостинице, а потому, что хотела отложить деньги, чтобы начать свое дело, когда не сможет больше работать манекенщицей. Хюбнеры были рады этому, а для Катринки это было необременительно. По сути, ей даже нравилось это. Выходя на склоны в девять, она каталась до полудня, затем остаток дня работала, убирая комнаты, расселяя приезжих, подтверждая бронирование. Вскоре Катринка стала помогать Хюбнерам производить расчеты. Оба их сына погибли на войне, и они очень полюбили Катринку. Когда Катринка приезжала, вся гостиница наполнялась жизнью и энергией. Она стала им необходима, а Катринка тоже полюбила их.
В конце 1975 года, когда старик Хюбнер перенес инфаркт, супруги решили продать гостиницу. Катринка предложила им продать гостиницу ей. Сначала им не очень понравилась эта идея.
– Мы бы ее и так отдали тебе, – сказала госпожа Хюбнер. Катринка была им почти как дочь.
– Чепуха, – возразила Катринка. – Вам нужны деньги, а у меня они есть. Я хочу купить ее.
Гостиница казалась ей идеальным местом для вложения той скромной суммы, которая у нее была. Она знала финансовое положение гостиницы, состояние здания, мебели: для нее не могло быть никаких неожиданностей. Катринка была убеждена, что добьется успеха. Гостиница станет приносить ей доход, который не будет уже зависеть от свежести ее лица или очертаний фигуры.
Употребив все доводы, Катринка вскоре убедила Хюбнеров. Они, в свою очередь, заверили банк в надежности Катринки. Сделка состоялась, и Катринка стала владелицей гостиницы. И вот год спустя, благодаря нововведениям, умелой рекламе и неутомимости новой хозяйки, гостиница стала пользоваться успехом, который превзошел даже самые смелые ожидания Катринки. Но она все еще продолжала работать манекенщицей, хотя и была уверена в доходах от гостиницы.
Когда Катринка подъезжала к «Золотому рогу», она обратила внимание на то, что Бруно расчистил от снега все дорожки и место для парковки машин. Она была рада отметить, что стоянка была занята машинами: «мерседесы» и «БМВ», «фольксвагены» и «рено». Из трубы в темнеющее небо поднимался светло-серый дымок. За маленькими окнами весело светили лампы. Все выглядело уютно и гостеприимно.
Катринка взяла сумку и вошла через служебный вход. Оставив вещи в маленькой комнате на мансарде, она спустилась вниз, разыскивая Бруно и Хильду. Мимоходом замечала решительно все: пыль, трещину, пятно на дорожке, мебель, стоящую не на месте. «Золотой рог» был в хорошем состоянии, когда она его купила. Теперь, после года упорной работы, слишком маленькая, чтобы стать грандиозной, гостиница тем не менее была роскошной. Катринка отделывала комнату за комнатой, от потолка до пола. Панели были отполированы, внутри все было покрашено. Полотенца и салфетки были лучшего качества. Местные швеи сшили новые занавески, покрывала для кроватей, чехлы для стульев. В комнатах было чудесное мыло, маленькие бутылочки шампуня и крема, коробочки с бумажными салфетками. Все это производило впечатление на гостей, которые превращались в постоянных клиентов. Каждая комната тщательно убиралась дважды в месяц, пылесосилась ежедневно, каждый день менялись полотенца. Обслуживали быстро и вежливо. Постояльцы говорили Катринке, что их так не обслуживали даже в очень дорогих отелях, рекомендовали открыть ресторан. Пока Катринка могла предложить только завтрак и вечерний чай, на который собирались лыжники из соседних гостиниц. В дополнение к чаю подавали кофе со сливками, домашние клецки с земляникой, пирожные, джем, который Катринка готовила сама по рецептам бабушки. В этом году Катринка ожидала небольшую прибыль.
Спустившись по узкой лестнице с деревянными перилами в холл, Катринка увидела Бруно, регистрирующего позднего гостя. Хильда была, в столовой, убирая со столов после чая. Поздоровавшись с Бруно, Катринка прошла через открытое французское окно, чтобы пожать руку Хильде.
– Я уже начала беспокоиться, – сказала Хильда. – У Франты все в порядке?
– Лучше. Намного лучше. Я сегодня с трудом вырвалась.
– Бедняжка, – посочувствовала она, но было непонятно, кого она имеет в виду, Франту или Катринку.
– Как дела? Постояльцев много? Озабоченность сменилась на лице Хильды улыбкой.
– Всего одна комната не занята, – с гордостью сказала она. – Не считая комнаты Натали.
Бруно и Хильда были супружеской парой. Им было за пятьдесят, обоих отличало трудолюбие и чувство ответственности. Бруно был итальянцем, невысоким, с округлой фигурой, обветренным лицом и открытой улыбкой. Хильда была из Австрии, высокая блондинка на два дюйма выше мужа. Они ответили на объявление, которое Катринка поместила в местной газете. Вместе с двумя девушками из деревни они обслуживали всю гостиницу. Они следили за приездом и отъездом постояльцев, убирали комнаты, работали в прачечной, накрывали столы, готовили завтрак и чай. Работы было очень много, но они как-то справлялись с ней, и она им большей частью нравилась. Оплата была высокой, окрестности красивыми, а неприятные гости надолго не останавливались.
Катринка вернулась в свою комнату после позднего ужина с Бруно и Хильдой на кухне. Теперь она могла подумать о Франте, разобраться в чувствах, которые она испытала сегодня утром в больничной палате.
– Я не хочу расставаться с тобой. Правда, – говорила она ему. – Но сейчас разгар сезона. Я боюсь, что Бруно и Хильда одни не справятся.
Франта улыбнулся, что подчеркнуло худобу его лица.
– Не беспокойся, – сказал он. – Все будет хорошо.
Он был бледен, как подушки, положенные под его голову, но ему было уже лучше. Сначала Катринка не верила, что он выживет после несчастного случая, но теперь, даже без ежедневных уверений докторов, она видела, что его состояние постоянно улучшается.
– Хорошо. По крайней мере, я знаю, что ты не будешь один, – сказала Катринка.
– Нет. Я никогда не бываю один. – Его комната всегда была полна друзей, которые просто сводили с ума персонал шумом и шутками. – Но я все равно буду скучать.
– Я вернусь, как только смогу.
– Не гони на машине, – посоветовал он, когда она нагнулась, чтобы поцеловать его.
Она засмеялась.
– Кто бы говорил. – Она поцеловала его в щеку, потом в губы.
– Я хочу, чтобы ты любила меня, – сказал он.
– Франта, я люблю, – он был ее другом, ее любовником. Когда она думала об этом, она чувствовала неудовлетворенность и нетерпение, потом жалость к нему и свое предательство.
– Я хочу, чтобы ты верил мне, – добавила она.
– Я постараюсь, – ответил он.
Через несколько недель после того, как началась их любовная связь, сбылась мечта Франты: он стал автогонщиком. Его успехи в любительских гонках привлекли внимание команды «Формула-3». Ни он, ни Катринка тогда не подозревали, что это означает начало конца их отношений.
Достаточно смелая и понимавшая необходимость автомашин, Катринка все еще боялась их. Они вызывали у нее ужасные воспоминания, постоянно напоминали о смерти. То, что Франта добровольно обрекал себя на такой риск, казалось ей сумасшествием. Она очень боялась, что он погибнет, поэтому не разрешала себе полюбить его в полную силу. Она страховалась от потери.
Невзирая на свои страхи, Катринка часто сопровождала Франту на соревнованиях. Путешествуя с ним по Европе, она пыталась отыскать своего сына. Из команды «Формула-3» Франта перешел в команду «Формула-1». Катринка ездила с ним в Монцу и Эсторил, в Гогенгейм и Монте-Карло. Толпа, шум, яркие цвета, волнение – все это пугало ее. Она бывала рада, когда что-то мешало ей поехать с Франтой, хотя ожидать результатов соревнований издалека было так же тяжело, как наблюдать за ними.
Несчастный случай произошел три месяца назад, на обратной дороге из «Золотого рога». Ирония судьбы. Франта не разбился в Монте-Карло, Сузуске или Аделаиде, а произошло это на дороге из Кицбюэля в Мюнхен.
Как всегда, Катринка старалась забыться в работе, но чем больше она старалась, тем больше они с Франтой отдалялись друг от друга. В тот день, сидя в своем кабинете, она занималась подсчетами, а Франта пил, как всегда, когда скучал или чувствовал себя несчастливым. По дороге домой она заметила его раздражение, решила, что причиной тому явилось ее невнимание к нему в тот вечер. Когда она извинилась, он бросился в атаку, проклиная гостиницу и обвиняя ее в том, что она не уделяет ему внимания, не ездит с ним на соревнования, не ходит с ним в гости, а каждую свободную минуту бежит в оперу. Когда она перестала оправдываться, то заметила нетвердость его речи.
– Ты пьян, – сказала Катринка.
– Да. А ты не оправдывайся. Нападай сама.
– Франта, давай я поведу машину.
– Нет.
– Пожалуйста, Франта. Ты же знаешь, как я нервничаю из-за этого.
– Я нормально веду машину.
– Ну, сделай мне одолжение.
– Одолжение? Не смеши. Почему я должен сделать тебе одолжение? Что ты сделала для меня? Ты меня больше не любишь. Если вообще когда-нибудь любила.
Когда он лежал при смерти в больничной палате и потом, в период его медленного выздоровления, Катринка гнала от себя мысли о тех обвинениях. Первые недели она была около него днем и ночью, заходя домой, только чтобы уснуть на несколько часов, принять душ и переодеться. Она бросила гостиницу на Хильду и Бруно и сидела рядом с Франтой, молча, если ему так хотелось, разговаривая, играя с ним в шахматы, читая ему газеты, журналы, романы Кундеры, даже Кафку. Она делала все это, не пытаясь объяснить мотивы своего поведения, просто потому, что она должна была это делать, потому что у него никого больше не было. Как она может сомневаться, что любит его?
