Текст книги "Только про любовь"

Автор книги: Ивана Трамп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

– Катринка, у тебя все в порядке? – спросил Адам, когда они как-то разговаривали по телефону. У тебя какой-то странный голос.

– Вся его странность лишь в том, что я влюблена, – ответила она и провела еще одну бессонную ночь.

Вернувшись в Мюнхен, Катринка позвонила Эрике Браун и пригласила ее пообедать, но Эрика в ответ пригласила ее к себе посмотреть ее квартиру после ремонта. Стены были светло-зелеными с белой отделкой, полы застелены новыми коврами, мягкая мебель в гостиной была обтянута шелком с цветочным узором, прекрасно гармонирующим со шторами на окнах и в гостиной и в примыкавшей к ней столовой. Все создавало ощущение покоя и умиротворения. Должно быть, это стоило немалых денег, подумала Катринка.

– Просто чудесно, – сказала она. – Как будто сидишь в саду.

– Я получила большую премию на Рождество, – объяснила Эрика, – и решила, что больше всего я хотела бы ее потратить именно на это. Я так много времени провожу дома.

Хотя возраст ее приближался к пятидесяти, Эрика, казалось, ничуть не постарела за те девять лет, что они знакомы с Катринкой. Она оставалась привлекательной, чувственной женщиной: упругая кожа лица, волосы, окрашенные в светлый цвет, немного более светлого оттенка, чем ее натуральный, и только несколько новых морщинок в уголках ее больших карих глаз и вокруг полных губ напоминали о беге времени.

«Мужчины могли бы так и ломиться к ней в двери», – подумала Катринка.

– Тебе надо почаще выходить на люди, – сказала она.

– У женщин моего возраста не так уж много возможностей.

– Чепуха. Ты просто их не замечаешь. Эрика на мгновение задумалась.

– Возможно, ты права, – сказала она. Если бы она перестала дожидаться нечастых визитов Клауса Циммермана, она бы начала замечать эти другие возможности. Эрика вздохнула. Маловероятно, что такое произойдет. Она любила его, несмотря на то что хотела бы разлюбить. Нет, она была поглощена им, и так было с того самого дня, когда она начала у него работать более пятнадцати лет назад. Когда через несколько месяцев после их встречи она стала его любовницей, это не добавило его власти над ней. И сейчас для нее было неважно, занимается он с ней любовью или нет, все равно она думала только о нем.

Сидя за кухонным столом, за которым они когда-то вместе завтракали, Катринка и Эрика ели шницель по-венски с картофельным пюре, которое Эрика приготовила специально для Катринки. Они пили чудесный рейнвейн и говорили об «Аиде», которую обе слушали, но в разные вечера, о гостинице «Золотой рог», в которой Эрика иногда бывала. Говорили обо всем, кроме Клауса Циммермана. Катринка, обычно все схватывавшая на лету, никак не могла себе представить, что он был любовником Эрики: ей казалось невероятным, что у женщины, которую она так любила, могут быть близкие отношения с мужчиной, которого она ненавидела. Когда Катринка время от времени сталкивалась с Циммерманом в Мюнхене или Кицбюэле, она испытывала страх, отчаяние и отвращение. Она поражалась своей способности с улыбкой раскланиваться с ним при встрече, как будто она знала, что когда-нибудь ей придется обратиться к нему за помощью.

– А как у тебя дела с Адамом? – спросила Эрика, когда они удобно устроились в гостиной около низкого антикварного столика, на котором стоял кофейник и две прелестные чашки из китайского фарфора.

– Он предложил мне выйти за него замуж.

– Ну и?

– Я ответила «да».

Эрика улыбнулась. Она как-то встречалась с Адамом в Кицбюэле, и он ей понравился.

– Милая, какая прекрасная новость. Желаю тебе счастья. – Она наклонилась к Катринке и поцеловала ее в щеку. – Поздравляю.

Катринка мрачно взглянула на нее.

– Как я могу уехать из Мюнхена? – спросила она.

– Бруно и Хильда могут вести дела в гостинице. Ты можешь ее продать. На самом деле тебя здесь ничто не держит, – твердо ответила Эрика, прекрасно понимая, что Катринка имела в виду.

– Мой ребенок, – сказала Катринка. – Как я могу его оставить? – Ее глаза наполнились слезами.

Эрика издала какой-то нетерпеливый, напоминающий кудахтанье звук.

– Катринка, милая, тебе нужно забыть о прошлом.

– Так всегда говорят. Но как это сделать?

– Ты любишь Адама? – спросила Эрика, игнорируя ее вопрос.

– Да.

– Тогда ты должна выйти за него замуж.

– Я хочу выйти за него замуж. Но… Эрика, перебив ее, спросила:

– Сколько ты уже здесь, в Мюнхене? Шесть лет? И если за все это время ты не нашла своего ребенка, почему ты думаешь, что тебе удастся это сделать через год или через три? Или через десять?

Катринка уже давно поняла, что ей не найти своего ребенка по официальным записям, хотя она продолжала поиски везде, где оказывалась во время своих поездок. Обращения в клиники ни к чему не привели, несмотря на неуклюжие попытки дать взятку – средства для этого у нее теперь были. Она не упускала ни малейшей возможности для поисков и не могла отказаться ни от своих попыток, ни от надежды.

– Мне кажется, однажды я могу столкнуться с ним на улице, встретить его в магазине, увидеть, когда он будет играть в Английском парке. Я никогда не перестану его искать. Если бы я его увидела, то сразу узнала бы. Да. Узнала.

Эрика снова издала какой-то выражающий нетерпение звук.

– Ты можешь точно так же столкнуться с ним и на улицах Нью-Йорка. Почему ты думаешь, что он все еще в Германии?

Во взгляде Катринки внезапно отразилось подозрение, и, наклонившись к Эрике, она сказала обвиняющим тоном:

– Ты знаешь, где он. Ты знаешь!

– Я уже говорила тебе, что не знаю, – спокойно ответила Эрика. – Я просто хочу подчеркнуть, что в наше время люди обычно не сидят на месте. И тот, кто усыновил твоего ребенка, может жить в какой угодно стране.

– Ты видела список, – настаивала Катринка. Эрика встала и поставила кофейник с чашками на серебряный поднос.

– В клиниках не держат списки усыновленных. Я уже раньше тебе об этом говорила. – Она не смотрела на Катринку, и голос ее звучал укоризненно. На мгновение она застыла, потом положила руку Катринке на плечо и мягко добавила: – Не сходи с ума, милая. Жизнь предлагает тебе еще один шанс стать счастливой. Не упускай его.

Слова Эрики успокоили Катринку. Если ее сын не был в Мюнхене, в Германи, в Европе, тогда брак с Адамом не будет означать, что она оставила свои поиски. Наоборот, он увеличивает ее шансы найти ребенка. Эта мысль освобождала ее от того чувства вины, которое угнетало ее с тех пор, как она ответила согласием на предложение Адама.

Благодаря постоянному ободряющему общению с Адамом по телефону, Катринка наконец решилась и начала готовиться к отъезду, улаживая все свои дела: она передала Бруно и Хильде дела «Золотого рога», сообщила агентству моделей, что не может больше у них работать, перевезла свою самую любимую мебель и самые важные для нее сувениры на хранение в гостиницу, упаковала одежду и фотографии, распродала все ненужное, съехала со своей квартиры, устроилась в роскошном номере отеля «Четыре времени года» и стала ждать приезда Адама.

Оказавшись в отеле без него, Катринка почувствовала себя как-то неуютно. Ее собственная жизнь показалась ей какой-то нереальной, похожей на сон. Просыпаясь одна в огромной кровати, Катринка долго не могла вспомнить, где она находится. А проходя по пышно обставленным комнатам, с трудом осознавала, что она здесь вовсе не для того, чтобы стирать пыль с позолоченной мебели, пылесосить узорчатые ковры и мыть мраморные полы в ванной.

Через два дня после ее переезда в «Четыре времени года» приехал Адам. Он появился в ее номере с каким-то потрепанным матерчатым чемоданом, который показался ей знакомым. Как только коридорный вышел из номера, Адам обнял ее, но, почувствовав, что ее внимание чем-то отвлечено, остановился.

– Разве ты не рада меня видеть? – немного обиженно спросил он, но при этом самодовольно улыбнулся.

– Конечно, рада, – ответила Катринка, пытаясь не думать о чемодане, но все-таки не вытерпела и спросила:

– Что это?

– Мне было интересно, когда ты все же его узнаешь?

– Узнаю?

– Так ты не узнаешь? Тут она вспомнила.

– Это чемодан моего отца. – Она села на пол, притянула его к себе и открыла. – Где ты его взял?

Его рот растянулся в улыбке.

– Где я его взял? – передразнил он ее. – У Томаша, конечно.

– У Томаша! Ты был в Праге!

Он кивнул:

– Вчера. Я вылетел из Нью-Йорка позавчера.

– Вот почему ты не звонил прошлой ночью, – сказала она укоризненно.

– Я пытался. Поверь. Но чешская телефонная связь оставляет желать лучшего.

Из чемодана Катринка достала несколько маленьких подушечек для иголок.

– Их делала моя мама, – сказала она, и на глазах у нее показались слезы.

Адам сел в кресло и наблюдал за ней, улыбаясь, чрезвычайно довольный своим сюрпризом и реакцией Катринки.

– Томаш просил тебе передать, что у него до сих пор хранятся лыжи твоего отца. Я их пока не взял.

– Это просто фантастика. Абсолютная фантастика, – промолвила Катринка, сосредоточенно разглядывая те сокровища, которые сохранили для нее Томаш и Жужка. Здесь была сумочка с ювелирными изделиями, включая медальон ее бабушки и дедушкину булавку для галстука. Здесь же были перевязанные бечевкой пачки писем, среди них письма, которые писали друг другу Иржка и Милена, когда они собирались пожениться, письма, которые писала родителям Катринка, уезжая за границу па соревнования. Но самым дорогим из всего, что здесь было, оказались альбомы с фотографиями. Сидя на коленях у Адама, она могла показывать ему их часами: вот это бабушка, а это дедушка, говорила она, то и дело произнося чешские слова.

– Посмотри, это мама, а это папа, а вот какой была Зденка в молодости. Правда, хорошенькая? А мама была просто красавица. У нее были ярко-рыжие волосы и осле-пительно-белая кожа. И очень красивые руки. Видишь? Л здесь мы с Томашем. Посмотри, как он нахмурился. Он терпеть не мог фотографироваться.

Воспоминания обрушились на нее, и она расплакалась. Адам, продолжая держать ее на коленях, погладил ее по голове.

– Может быть, это была не совсем удачная идея, – произнес он, немного погодя.

– О, нет. Нет, идея была просто великолепной. Я так боялась, что навсегда потеряла все эти вещи. Спасибо, милый, я так тебе благодарна.

Катринка встала, чтобы разлить напитки. Адаму – виски с содовой, себе – вина, потом села в кресло напротив пего и слушала его рассказ о том, как дальновидно он поступил, переписав на всякий случай из ее записной книжки адрес и номер телефона Томаша. Он позвонил Томашу из Нью-Йорка, чтобы известить его о своем приезде, и, используя свои связи, смог быстро получить визу и на день раньше вылететь из Нью-Йорка в Прагу.

– Я остановился в отеле «Палас», – сказал он Катринке. – Это был бы потрясающий отель, если бы его слегка привести в порядок.

– А где на это взять деньги?

– Знаешь, в чем вся беда коммунизма? Он неэффективен.

– Ты думаешь, люди, живущие в коммунистических странах, этого не понимают? – сказала Катринка. – Но что они могут поделать?

– Пища, однако, была на удивление хороша, – заметил Адам, – и обильна. – Он повел Томаша с Жужкой обедать в ресторан «Злата Хрушка» возле «Замка», потом зашел к ним на квартиру, чтобы повидать Мартина и забрать чемодан для Катринки.

– Мартин? Ну, как он?

– Очень милый малыш, – восторженно произнес Адам. – И очень сообразительный. Мы с ним прекрасно поладили.

– Ты любишь детей? – спросила Катринка, оторвав взгляд от снимков, которые передала ей Жужка.

Адам снова усмехнулся:

– Ты имеешь в виду, хочу ли я детей?

– Да.

– Конечно. И не потому, что моя мать постоянно повторяет, что мой долг – продолжить наш род. У моей матери всегда множество полезных советов на счет того, что я должен делать и чего не должен. Большинство из них я игнорирую. Но идея насчет детей мне нравится, мне приятно, что, когда я уйду, какая-то частица меня останется. А ты хочешь?

– О, да. Очень. – Она понимала, что наступил удобный момент для того, чтобы рассказать ему о своем сыне, но не смогла себя пересилить. Ей было трудно расстаться с привычкой всегда быть осторожной. С самого детства ее правилом было: говорить только с теми, кому можно абсолютно доверять. И сейчас дело было совсем не в том, что она хотела что-то скрыть от Адама, а скорее в том, что она не могла и самой себе объяснить, почему ей нужно об этом рассказать. В конце концов, что произойдет, если она расскажет ему о нем? Ничего. Что в их жизни изменится, если он узнает о нем или нет? Ничего.

Адаму уже было пора подстричься: густые пряди волос курчавились, прикрывая воротничок рубашки, а спереди падали на лоб. Катринка встала с кресла, подошла к Адаму и села к нему на колени. Ее пальцы перебирали густые темные завитки волос на его шее.

– Ты сделал мне самый прекрасный свадебный подарок, – сказала она.

– Об этом я и мечтал, – прошептал он, целуя ее в шею. – Чтобы он был памятным для тебя. Где ты хочешь, чтобы была наша свадьба? Здесь? В Нью-Йорке? В Ньюпорте?

Катринка на мгновение задумалась.

– Если мы поженимся в Нью-Йорке или Ньюпорте, то это, наверное, будут большие семейные торжества?

– Если моя мать на этом настоит. Обычно ей всегда удается настоять на своем.

Если бы собралась семья Адама, а из ее семьи – никого, она была бы так одинока, подумала Катринка. И как бы она скучала по своей тетушке Зденке, по своим братьям и их женам, по Томашу и Жужке, Оту и Ольге Черни, как бы она тосковала о своих родителях и бабушке с дедушкой. Разве это можно вынести?

– Здесь, – сказала Катринка. – Если ты, конечно, не будешь возражать против того, чтобы не устраивать пышную свадьбу.

– Возражать? – Он поцеловал ее в нос. – Ты, наверное, шутишь. Я буду очень тебе благодарен за то, что ты избавишь меня от всей этой суеты.

Кицбюэль или Мюнхен? Нужно было выбрать. Катринка несколько часов размышляла над этим и вдруг поняла, что есть только одно-единственное место, где она хотела бы устроить свадьбу: в маленькой церкви, которую они с Адамом обнаружили, когда побывали в Сен-Жан-Кап-Ферра. Это именно то место, потому что именно там она впервые поняла, как сильно любит Адама. И, поскольку они оба впервые оказались там вдвоем, это было «их» место в том смысле, в каком не могли быть ни Кицбюэль, ни Мюнхен. Когда она сказала об этом Адаму, он был обрадован, несмотря на то что такое решение вызывало множество хлопот. Пока Катринка занималась покупками, готовясь к путешествию, Адам позвонил в американское посольство в Париже, поговорил с Кеннетом Рашем, новым послом и старым другом его семьи, и попросил его помочь обойти те препятствия, которые французы словно специально воздвигают на пути тех, кто идет к алтарю. Речь шла об обычных хлопотах, связанных со свидетельством о рождении и крещении. Через несколько дней все устроилось.

Адам заказал специальный самолет, и они с Катринкой вылетели на Кап-Ферра через Бремен, где Адам встретился с дизайнером Лючией ди Кампо и с Халидом ибн Хассаном, принцем Саудовской Аравии. Эта встреча, на которой речь шла о яхте для принца Халида, прошла столь успешно, что перед вылетом в их самолете оказалась и Лючия, входившая в число близких друзей Адама, и принц, принявший приглашение быть посаженым отцом невесты.

Самолет был основательно загружен бутылками с шампанским, и небольшая компания весело проводила время, пока он не приземлился в Ницце, где их ожидал лимузин с шампанским, охлажденным в ведерках со льдом. Когда они прибыли в «Гранд-отель дю Кап», оказалось, что сюда уже приехала Натали, которая должна была быть подружкой невесты. Через час, когда они всей компанией отправились обедать, к ним примкнул еще один человек: муж Лючии Ник Кавалетти, который оставил трехлетнюю дочь на попечение няни и вылетел из Флоренции в Ниццу первым попавшимся рейсом. Они были удивительной парой – Ник, очень высокий, смуглый, яркий, и Лючия, маленькая, изящная, со светлыми, золотисто-каштановыми волосами и с удлиненным разрезом золотисто-карих глаз. Она безусловно обожала его. Но не совсем ясно, как он относится к ней, подумала Катринка. Он держал себя с женой нежно, покровительственно и уверенно. Но когда Ник смотрел на других женщин, в его глазах появлялся какой-то особый блеск.

Адам представил каждого, незнакомые обнялись, как старые друзья, и Ник, поддерживая свою захмелевшую жену, сказал:

– Мы с Натали должны выпить, чтобы сравняться с вами, – и повел их в бар за новой порцией шампанского.

Потом они поехали в горы, в местечко Эз, и пообедали в замке Де-ля-Шевр-д'Ор в Эзе, но уже не смогли оценить расстилавшуюся внизу панораму Ривьеры. Оттуда они отправились в Монако, где немного поиграли в рулетку в казино Монте-Карло, а потом, с трудом оттащив Халида от игорного стола, опять пили шампанское и танцевали в ресторане. Когда они вернулись в отель, было уже три часа утра. Адам заявил, что уже незачем вообще ложиться спать. Однако Катринка ответила, что он может продолжать вечеринку с Ником и Халидом, если ему так хочется, но она отправится в комнату Натали, чтобы немного поспать: она не намерена выглядеть как ведьма на собственной свадьбе.

– Ну, не надо так, – сказал Адам, обнимая ее.

– Я уже больше недели не видел свою жену, – заявил Ник, хитровато посмотрев на Адама.

– Ты не очень-то на многое сегодня ночью будешь годен, – заметил Адам.

– Может, поспорим.

– Мальчики, мальчики, – мягко произнесла Лючия, – говорите тише, пока нас всех отсюда не попросили.

Катринке сразу же понравилась Лючия. Она была умна, талантлива, доброжелательна и интересна в общении. О Нике она бы не могла сказать того же. Адам сообщил ей, что он был известным и очень талантливым криминалистом, но, на ее взгляд, он был немного скользким и каким-то неискренним. Однако Адаму нравилось его общество.

Халид посмотрел на Натали, которой он весь вечер оказывал знаки внимания. Она заметила его интерес к себе. Любуясь его красивым смуглым лицом и бархатными карими глазами, Натали боролась с искушением. Но это длилось недолго. В настоящее время у них с Жан-Клодом все складывалось превосходно.

– Спокойной ночи, – сказала она по-французски с очаровательной улыбкой. – До завтра.

Они все пожелали друг другу доброй ночи и отправились спать – Адам с Катринкой, Ник с Лючией, а Халид и Натали – каждый в свою комнату.

* * *

Церковь Святого отшельника занимала небольшой клочок земли, который примыкал к Кап-Ферра и побережью Палм-Бич. С одной стороны мыса, на котором была построена церковь, располагалось старинное кладбище с посыпанными гравием дорожками и мраморными надгробиями, украшенными фарфоровыми цветами и выцветшими фотографиями умерших, а с другой – открывался вид на побережье от Болье до Кап-Мартена. Это было простое строение девятнадцатого века с покрытыми белой штукатуркой стенами, на которых висели цветные рисунки в рамках, со статуей святого Антония возле алтаря и еще одной статуей, по-видимому изображавшей Святого отшельника, которому сарацин собирался отрубить голову. В нефе, над столом, который служил амвоном, было изображено Успение.

Катринке нравилась скромность этой церкви. В ней было мало мрамора и позолоты, но это с лихвой возмещалось тем впечатлением безмятежности и очарования, которое она дарила. Когда она шла по узкому проходу под руку с Адамом в сопровождении Натали, Халида, Лючии и Ника, она еще раз убедилась в правильности своего выбора. На ней был короткий костюм кремового цвета и маленькая свадебная шляпка. В правой руке она держала букет роз цвета шампанского, испускавших нежнейший аромат. Затем послышались звуки «Аве Мария» в исполнении дуэта аккордеона и скрипки, который составили музыканты из близлежащего городка. На амвоне с молитвенником в руках стоял пожилой священник в черной рясе и белой сутане, со спускавшейся на грудь епитрахилью и с едва заметной седой бородкой, обрамлявшей лицо. Он ждал, когда они подойдут к нему, чтобы начать церемонию. Катринка вспомнила, что его зовут отец Бонифаций. Когда они остановились перед ним, он перекрестил их, улыбнулся и начал говорить. Адам взял ее за руку, и Катринка, подняв глаза, поймала его взгляд. В нем светилось столько любви, что у Катринки перехватило дыхание. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она услышала, как священник спросил:

– Согласна ли ты, Катринка Милена Коваш, взять этого человека…

– Да, – твердо и отчетливо произнесла Катринка.

– Да, – спустя мгновение услышала она голос Адама.

Натали вздохнула, Лючия приложила к глазам носовой платок, Халид и Ник улыбнулись, как если бы они сами только что совершили что-то замечательное. Адам надел Катринке на палец широкое золотое обручальное кольцо. Священник что-то прошептал, и Катринка почувствовала, как Адам обнял ее и коснулся губами ее губ. «Я люблю тебя», – уловила она на своих губах его шепот. И впервые за все эти девять лет, с тех пор как у нее родился сын, Катринка почувствовала себя невыразимо счастливой.