Текст книги "Обрывистые берега"
Автор книги: Иван Лазутин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Глава тридцать шестая
Перед тем как допросить Яновского вторично, Ладейников внимательно прочитал показания Эльвиры, которая по делу шла как свидетельница, а также показания Валерия Воронцова. Показания Яновского при первом допросе были настолько сбивчивыми и уязвимыми, что если даже не принимать во внимание показания Валерия и Эльвиры, то и в этом случае в них были видны явные противоречия и отсутствие всякой логики в поведении Валерия Воронцова, нанесшего ему колющую рану в левое плечо. Не вызывал доверия Яновский и как личность: слащавый, с угодливой интонацией в голосе, с претензией на интеллигентность.
Ладейников посмотрел на часы. Времени было десять минут одиннадцатого. Яновского он вызвал повесткой на десять ноль-ноль. "Опаздывает", – подумал Ладейников и уже хотел было набрать номер телефона, чтобы узнать – не заболел ли, не задерживают ли Яновского какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, но успел набрать только две цифры на телефонном диске, как дверь кабинета приоткрылась и в просвете показалась знакомая стройная фигура Яновского. На нем был модного покроя светло-серый костюм, плотно облегающий его спортивную фигуру. На фоне бледно-голубой рубашки ярко выделялся темно-вишневый галстук и лишний раз подчеркивал, что в туалете Яновского было все тщательно продумано. "Таких модных красавчиков любят фотографировать для рекламы в перворазрядных столичных парикмахерских-салонах", – подумал Ладейников, встретившись взглядом с Яновским, на лице которого светилась улыбка. Нет, это была не дежурная канцелярская улыбка служивого человека, в этой улыбке душевная мягкость переплеталась с чувством знающего себе цену мужского достоинства.
– Можно? – бросил с порога Яновский.
– Да, да, войдите, – ответил Ладейников и закрыл папку с протоколами допросов Валерия и Эльвиры.
Даже в том, как Яновский садился, как легким жестом расправил полы пиджака и небрежно поправил галстук, Ладейников уловил натренированное изящество движений человека, который знал, что он элегантен и производит впечатление не только на женщин.
Некоторое время сидели молча, глядя в глаза друг другу. Один думал: с чего лучше всего начать вторичный допрос, в котором, в отличие от первого, следователь приготовил высокие пороги, через которые потерпевшему перешагнуть будет трудно. Другой, выдерживая пристальный взгляд следователя, делал вид, что на любой его вопрос он может дать только искренний и правдивый ответ.
В отличие от всех случаев общений двух лиц, между которыми происходит диалог, разговор следователя с допрашиваемым всегда чем-то напоминает игру в одни ворота. Следователь мяч бьет, а допрашиваемый пытается его удержать.
– При нашей первой встрече с вами не были известны некоторые обстоятельства, которые проливают новый свет на поведение или, вернее сказать, на причины агрессивного поведения Воронцова Валерия, нанесшего вам колющую рану в левое плечо, – начал Ладейников, сделав акцент на слове "причины". – Есть и другие, ранее неизвестные следствию факты, о которых вы в своих показаниях ничего не сказали. А они, эти факты, имеют существенное значение. – Ладейников замолчал и принялся расписывать на клочке бумаги шариковую ручку. – Ну и стержни у нас нынче изготовляют.
Яновский словно ждал этой последней фразы. Молниеносно достав из бокового кармана белую шариковую ручку, он положил ее на стол перед Ладейниковым:
– Презентую!.. С японским стержнем, фирмы "Тонако". Мой друг, командир корабля международных авиарейсов, неделю назад подарил мне целую дюжину таких ручек. Не хватит жизни, чтобы исписать их все.
Ладейников отодвинул от себя японскую ручку на край стола.
– Пока обхожусь отечественными.
– Я вас понимаю, – закивал головой Яновский. – Не тот случай и не то место, где можно делать ни к чему не обязывающие незначительные презенты. – Взяв со стола ручку, он положил ее в карман. – Готов выслушать ваши вопросы.
– У меня их будет несколько. И прошу ответить на них правдиво.
– Можно подумать, что вы заранее настроены на то, что в моих ответах может быть неискренность.
– Не обижайтесь, я на работе. А вот в этом месте протокола вам придется расписаться еще раз.
– За что расписаться? – Яновский забыл, что при первом допросе он тоже в начале дачи показаний расписывался.
– За то, что за дачу ложных показаний вы несете уголовную ответственность по статье сто восемьдесят первой Уголовного кодекса РСФСР.
Яновский поставил свою подпись в том месте, куда ему указал пальцем Ладейников.
– У вас даже протокол ведется по протоколу, – попытался скаламбурить Яновский, на что Ладейников никак не отреагировал, сделав вид, что он не слышал реплики Яновского.
Расписав наконец ручку, следователь записал в бланке протокола свой первый вопрос и произнес его отчетливо и твердо:
– Вы занимаетесь спортом?
– Сейчас? – На лице Яновского встрепенулась улыбка недоумения. – Разве только утренней гимнастикой да изредка теннисом. Разумеется, когда есть время.
– А раньше? В молодости? – Взгляд следователя винтом вкручивался в глаза Яновского.
Яновский пожал плечами.
– В молодости?.. Был грех, баловался боксом, неплохо играл в волейбол… А впрочем, кто из нас в молодости не гонял в дворовой команде шайбу или футбольный мяч? Про себя могу сказать – кем только я не хотел быть: и летчиком, и геологом, и альпинистом, а однажды даже снимался в кино на Одесской киностудии. Правда, в массовке, за червонец в день, но сколько потом было волнений и разговоров. Даже сдавал экзамен во ВГИК, да провалился на втором туре. Переоценил себя. На вопрос экзаменатора: "Кого бы вы хотели сыграть в кино?" – я по самонадеянности ответил: "Гамлета и Артура в "Оводе" Войнича".
Видя, что словоохотливый Яновский, петляя, уходит от поставленного вопроса о том, каким видом спорта он занимался в молодости, следователь мягким жестом поднятой руки остановил допрашиваемого.
– Вы уклонились от вопроса. Значит, в молодости вы занимались боксом?
– Да, я сказал об этом. И не только боксом. У меня, при моем неплохом росте, хорошо шли прыжки в высоту. Кролем и брассом плаваю с тринадцати лет. А в десятом классе увлекся прыжками в воду с вышки.
И снова Ладейников перебил Яновского:
– Скажите, в боксе у вас были успехи? Разряд имели?
– Да ну… какой там разряд!.. Просто наш школьный физрук увлекался боксом и однажды на деньги, выданные на спортинвентарь, закупил десять пар боксерских перчаток. Ну тут и пошла катавасия! Лупцевали друг друга по мордасам каждый вечер. Я даже увлекся. Есть в этом виде спорта что-то, я бы сказал, глубоко национальное, идущее от наших дедов и прадедов, которые стена на стену шли в кулачных боях.
– Значит, разряда по боксу у вас не было? – глядя в упор на Яновского, спросил следователь.
Этот вопрос озадачил Яновского. Ответил он не сразу. Но ответил твердо:
– Нет, разряда не имею.
– Скажите, а вот как называется боковой удар правой руки в левую челюсть?
В прищуренных глазах Яновского колебнулась тревога, но он вовремя погасил ее простодушным смешком.
– Товарищ следователь, вы у меня спрашиваете о названии удара кулаком в правую челюсть. Да черт его знает, как этот удар называют. Я же сказал, что боксом мы, десятиклассники, занимались по-школярски, по классу уличного мордобоя, без названий ударов. Знали два могучих слова: если упал под ударом – значит, попал в нокдаун; не встаешь из нокдауна десять секунд – чистая победа. Нокаут!.. Вот и вся была наша грамматика бокса.
– А я еще помню, как называется удар правой руки в левую челюсть, хотя боксом занимался по-школярски.
– Напомните, пожалуйста, может быть, и в моей памяти этот термин всплывет. – Улыбка на лице Яновского была озорной, словно он разговаривал не со следователем, который подлавливает его на чем-то тонком, а с другом, сидя в пивном баре и потягивая из пузатых кружек "Жигулевское" бочковое пиво.
– Этот удар в боксе называется "правый хук". Вспомнили? У Николая Королева и у Попенченко эти удары были коронными. Этими ударами они часто посылали своих противников в нокаут.
Яновский, сморщившись, принялся ладонью тереть лоб.
– Да, да, вспомнил… Совершенно верно – хук!.. Есть еще один страшный удар в боксе. Его называют апперкот. Помните? Это когда бьешь снизу в подбородок.
Следователя начинало раздражать, что допрос Яновский упорно хотел превратить в товарищескую беседу о спорте.
Ладейников закурил.
– А мне можно? – спросил Яновский и опустил руку в карман пиджака.
– Вам пока нельзя, – сухо ответил Ладейников.
– Жаль. У меня наркомания курения.
Ладейников взглянул на часы.
– Минут через двадцать мы сделаем перерыв, и вы можете покурить в коридоре или выйти на улицу.
Запрет курить, когда сам следователь курит, заметно подействовал на Яновского. Оживление на его лице потухло, и весь он как-то сразу сник, сжался, будто его ни за что ни про что оскорбили, а защищаться не разрешают.
– В самом начале допроса я вас предупредил, гражданин Яновский, что вы должны говорить только правду. Вы расписались, что за дачу ложных показаний готовы нести ответственность по статье сто восемьдесят первой Уголовного кодекса РСФСР.
– Как я должен вас понимать? – встрепенулся Яновский, выкинув перед собой растопыренные пальцы рук. – Я говорю вам только правду!.. Да, собственно, и вопросов по существу с вашей стороны не было. О какой моей неправде вы говорите?
– Вопрос с моей стороны был. И вопрос существенный, – вел свою твердую, ранее намеченную линию Ладейников.
– Повторите, пожалуйста, ваш вопрос, – оправился от растерянности Яновский.
– Я вас спросил: имели ли вы разряд по боксу, на что вы мне ответили, что разряда не имели. Так?
– Так.
– Разряда не имели?
– Не имел! – Хотя голос Яновского и дрогнул, но взгляд его перед взглядом следователя устоял.
Ладейников достал из папки телеграфный бланк с почтовым штемпелем и машинописным текстом и, положив его на стол перед собой, разгладил ладонью.
– А вот из Одессы на наш запрос вчера получен ответ. Читаю его: "Боксом Альберт Валентинович Яновский занимался с тринадцати лет в обществе "Динамо" у тренера Шундика. В пятнадцать лет занимался по первому разряду среди юниоров, в семнадцать лет получил звание кандидата в мастера. В шестьдесят втором году завоевал звание чемпиона Одессы среди юниоров в среднем весе. Председатель общества "Динамо" Стрельников". – Постукивая горящей сигаретой о свинцовую пепельницу, изображающую свившуюся змею, поднявшую голову и готовую к мгновенному броску на жертву, Ладейников пристально следил за выразительным лицом Яновского. – А ведь вы расписались, что будете говорить только правду. Вы расписались, что за дачу ложных показаний вы готовы нести ответственность согласно статье Уголовного кодекса РСФСР. Что же вы молчите? Вы давали такую подпись?
– Давал. – На лбу Яновского выступила испарина. Большим пальцем левой руки он нервно кромсал длинный ноготь на среднем пальце.
– Значит, вы дали ложное показание?
– Не понимаю одного, товарищ следователь… – пытался как-то объяснить свою растерянность Яновский.
– Чего вы не понимаете?
– Какая связь между моим занятием боксом в молодости и тем, что я оказался жертвой нападения на меня со стороны Валерия Воронцова? Я фигура потерпевшая, а вы разговариваете со мной так, словно в этой ситуации виновен не Воронцов, а я.
– Этот вопрос мы установим в процессе расследования. А что касается связи между вашими успехами в боксе и тем, что Валерий Воронцов нанес вам колющий удар обломком шпаги в левое плечо, то на этот счет есть доказательства этой связи.
– Я их не вижу.
Ладейников из папки извлек фотографию Валерия и, повернув ее к Яновскому, приподнял над столом.
– Любуйтесь своей работой!.. Сильный хук правой рукой в левую скулу, с переломом нижней челюстной кости. Это свидетельствует рентгенограмма и заключение судебного медэксперта. – Ладейников достал из папки черный лист рентгенопленки с приколотым к ней скрепкой листком описания травмы и поднял ее так, чтобы Яновский мог видеть снимок на фоне светлого окна. – После такого удара некоторые боксеры навсегда прощаются с боксом. А вот полюбуйтесь фотографией Валерия через три часа после вашего коронного удара без перчатки.
С фотографии на Яновского смотрел Валерий. Его левая скула и щека настолько распухли, что отечность закрыла левый глаз и обезобразила лицо.
– Узнаете?
– Я не трогал его пальцем! – Голос Яновского старчески дрожал.
– А Валерий Воронцов в своих показаниях сообщает, что когда вы прибежали со двора, где собирали разбросанные им листы вашей диссертации, то в первую же минуту нанесли ему сильный удар кулаком в левую скулу. От этого удара он упал на пол и потерял сознание. Поднялся не сразу. Когда он с трудом поднялся, у него сильно кружилась голова.
– Валерий лжет! – Тонкие губы Яновского сошлись в твердой складке.
– А кто же его так обезобразил? – спросил Ладейников. – За полчаса до того, как Валерий развеял по двору рукопись вашей диссертации, его видели Эльвира Радова и дворник Петров Семен Кузьмич. Оба свидетельствуют, что лицо его было чистое, сам он был спокойный и никаких следов травмы на лице его не замечалось. А ведь здесь… – Ладейников потряс перед собой фотографией. – Здесь серьезная травма. Даже при падении на твердый предмет такой глубокой травмы быть не может. Причем кожа на левой скуле совершенно не повреждена. Такой удар мог быть совершен только кулаком и ни в коем случае не палкой, не камнем и не металлическим предметом. Об этом тоже есть заключение судебно-медицинского эксперта. А мы верим нашей медицинской экспертизе.
Ладейников посмотрел на часы.
– Вы, кажется, хотели курить?
– Да, я очень хочу курить.
– Вы можете на десять минут выйти и покурить. Моим следующим вопросом к вам будет: почему вы скрыли, что вы кандидат в мастера спорта по боксу? И еще один вопрос: знали ли вы, как боксер высокой спортивной квалификации, что три тяжелых удара без перчатки, нанесенных в течение трех минут в солнечное сплетение, могут быть смертельными для человека? Вам об этом говорил ваш одесский тренер Шундик? Ведь он когда-то участвовал в розыгрыше первенства страны. Опытнейший педагог, ученик Николая Королева. Вопросы ясны? – Ладейников положил папку в стол и закрыл его на ключ.
– Вопросы ясны, – подавленно ответил Яновский.
– Можете быть свободны. На десять минут.
Из окна своего кабинета Ладейников видел, как Яновский нервно ходил по тротуару в тени лип, непрестанно курил и стирал носовым платком со лба и с шеи пот. Неожиданно резко останавливался, озадачивая встречных прохожих, потом снова продолжал вышагивать от угла здания прокуратуры до булочной и от булочной до угла прокуратуры.
"Ишь, заметался!.. Как нерпа в мотне невода, – подумал Ладейников, глядя из окна на Яновского, который, как видно, не предполагал, что за ним пристально наблюдает следователь. – Пока я тебе подарил цветочки. Ягодки я положу в твои ладони попозже. И может быть, не сегодня".
Ровно через десять минут дверь кабинета следователя открылась, и в проеме показалась фигура Яновского. На этот ран он предстал перед Ладейниковым ниже ростом и уже в плечах.
– Входите, – сказал следователь и, дождавшись, когда Яновский сядет на прежнее место, продолжал просматривать какие-то документы. – Вам было достаточно времени, чтобы правдиво ответить на мои два вопроса, с учетом того, что вы дали подписку говорить только правду? – спросил Ладейников.
– Да. Мои ответы на ваши вопросы готовы.
– Повторю первый вопрос: почему вы скрыли от следствия, что вы кандидат в мастера спорта и представились как неопытный самоучка в этом виде спорта?
– По единственной причине, – подавленно ответил Яновский.
– По какой?
– Просто из скромности. Я подумал: если я скажу вам, что в молодости я был боксером-разрядником и даже кандидатом в мастера, то вы можете не поверить и сочтете меня за хвальбишку. У меня уже был однажды в жизни случай, когда я в вагоне поезда рассказал соседям по купе о своих спортивных успехах. Мне не поверили и сочли, что я хвастаю. Мне было больно и досадно. Я не мог доказать, что я говорил правду.
– Ну что ж, так и запишем: "Скрыл свою спортивную квалификацию из-за скромности". Вас эта формулировка устраивает?
– Вполне!
Теперь повторю второй вопрос: знали ли вы, как боксер высокой спортивной квалификации, что три сильнейших удара опытного боксера, совершенные без перчатки и нанесенные в течение нескольких минут в солнечное сплетение, могут быть смертельными для человека? Тем более для человека, никогда не занимающегося боксом?
– Да, знал… Мой тренер Виталий Николаевич Шундик особо предостерегал своих учеников не нарываться на прямой удар в солнечное сплетение. Об опасности удара без перчатки я знал.
Ответ допрашиваемого Ладейников записал дословно и тут же вслух прочитал его Яновскому.
– Вас эта формулировка удовлетворяет?
– Да.
– А теперь к вам третий вопрос, вытекающий из второго. – Ладейников заметил, как нервно вздрагивали губы Яновского, с какой силой он комкал в левой ладони мокрый от пота носовой платок. – Как вы могли, зная степень опасности прямого удара в солнечное сплетение, один за другим нанести Валерию Воронцову три удара в солнечное сплетение без перчатки? Голым кулаком?..
Крылья ноздрей Яновского вздрогнули, и весь он напрягся, словно от ответа на этот вопрос во многом будет зависеть судьба не Валерия, а его, Яновского.
– Этих ударов не было! – Взгляд Яновского, наглый н твердый, скрестился со взглядом следователя. – Не было этих ударов!..
Ладейников достал из папки фирменный бланк с заключением судебно-медицинского эксперта и зачитал его вслух Яновскому.
– Специалисты медики свидетельствуют: гематома в области солнечного сплетения в результате кровоизлияния стенки желудка. Сейчас Валерий Воронцов находится в больнице.
– Это медицинское заключение, при всей его достоверности, никак не связано с инцидентом, который произошел у нас с Валерием после того, как он развеял по двору рукопись моей диссертации. У нас была семейная ссора, была взаимная грубость и взаимные угрозы в состоянии нервного стресса. Но ударов Валерию я не наносил ни в скулу, ни в солнечное сплетение.
– Я могу вас познакомить с актом, который составлен на месте преступления после того, как Валерий Воронцов, защищаясь от вас, нанес вам обломком спортивной шпаги ранение. В этом акте и на цветной фотографии зафиксировано, что в момент ареста у Воронцова была кровавая рвота. Эксперты-медики заключают, что причиной рвоты с кровью является кровоизлияние сосудов слизистой оболочки желудка в результате травмы, нанесенной в область солнечного сплетения. Что вы на это скажете?
– Я не бил в солнечное сплетение Воронцова Валерия. И потом мне непонятно, в качестве кого я вызван вами на сегодняшний допрос: в качестве потерпевшего или обвиняемого? Кто получил телесное повреждение с расстройством здоровья – я или Воронцов? Кто совершил порчу моего многолетнего труда – я или Воронцов?..
"Ага, тебе уже знакомы такие юридические понятия уголовного кодекса, как телесное повреждение с расстройством здоровья и "порча", – подумал Ладейников, – Значит, была консультация у юриста".
– В процессе предварительного расследования совершенного вами преступления вы пока, до вынесения обвинительного заключения, идете по делу как свидетель. Но в практике уголовного расследования бывает и такое, когда жертва, то есть сторона потерпевшая и обвиняемая, меняются местами.
– То есть как это?.. Не понял вас. – На лице Яновского недоумение сменилось растерянностью, которую он хотел скрыть, но ее уловил следователь.
– А это значит, что в процессе предварительного расследования преступления иногда выявляется, что противоправное действие совершено или в ситуации необходимой обороны, или оно было спровоцировано потерпевшим, или в состоянии невменяемости… Есть и другие случаи, когда ход расследования поворачивается на сто восемьдесят градусов. – Ладейников пристально следил за лицом Яновского и был глубоко убежден, что перелом челюсти у Валерия Воронцова был в результате сильного удара кулаком, что гематома мышц в области солнечного сплетения и кровоизлияние желудка у Валерия также произошли после ударов в солнечное сплетение. "Но как заставить тебя чистосердечно признаться, что ты нанес эти четыре могучих удара? Сегодня пока остановлюсь на этих твоих ответах. Завтра попробую сделать новый заход: завтра ты чистосердечно признаешься по подсказке адвоката, что совершил их в состоянии глубокого душевного волнения при виде, как уничтожают твой труд, в который вложены годы напряженной работы. Тебя наверняка уже кто-то консультирует. Но я поставлю перед тобой дилемму: или чистосердечное признание, или ложное показание в виде отрицания своих действий, и тогда перед тобой замаячит ответственность и за ложное показание. А сегодня тебя нужно подготовить к этой искренности. Ты должен созреть до нее".
– А как вы считаете, что послужило причиной хулиганского поведения Воронцова, когда он стал разбрасывать с балкона главы вашей диссертации?
Яновский глубоко вздохнул, вытер мокрым платком со лба пот и, понуря голову, ответил:
– Причина здесь только одна.
– Какая?
– Валерий болезненно отнесся к тому, что я заложил в ломбард драгоценности жены.
– Матери Валерия?
– Да.
– Вы этот вопрос согласовали с женой?
– Разумеется.
– Что значит "разумеется"? Отвечайте на поставленный вопрос конкретно: вы согласовали с вашей женой вопрос заклада в ломбард ее драгоценностей?
– Да, согласовал! – твердо ответил Яновский. – Со стороны жены по этому вопросу претензий ко мне быть не может. Мне были срочно нужны деньги, а жене, пока она находится в больнице, драгоценные украшения не потребуются.
Ладейников раскрыл папку и посмотрел запись плана допроса.
– Вашу жену с диагнозом обширного инфаркта миокарда положили в больницу месяц назад. В день сдачи драгоценностей в ломбард, если верить трем квитанциям, ваша жена Вероника Павловна Воронцова находилась в реанимационной палате, куда запрещен доступ даже самым близким родным. Когда и как вы смогли согласовать с ней лично вопрос заклада драгоценностей?
Яновский беспокойно заерзал на стуле и принялся зачем-то отряхивать полу пиджака, хотя на нем не было ни пылинки и ничего такого, что могло вызвать это нервозное движение.
– Принципиальная договоренность об этом была еще раньше, до болезни.
– Договоренность о чем?
– О том, что если у меня будет острая нужда в деньгах, то, чтобы выйти из критического положения, я могу заложить в ломбард ее драгоценности.
– У вас было это критическое материальное положение, когда жена находилась в больнице, а сын в следственном изоляторе? – Ладейников постепенно подбирался к вопросу, на который Яновскому будет ответить трудно.
– Было.
– В чем оно выразилось?
– Мне нужно было рассчитаться с машинисткой за перепечатку диссертации и отдать срочные долги. Сами понимаете, что долги – это вещь щепетильная, их нужно отдавать вовремя.
– И вы рассчитались с машинисткой?
– Да!
– И кредиторам вернули долги?
– Да!..
– Вы не можете назвать мне фамилию, а также имя и отчество вашей машинистки, которой вы заплатили за перепечатку диссертации? А также ее служебный или домашний телефон?
Этот вопрос Яновского смутил, а поэтому он сделал вид, что не понял его, чтобы, пока следователь будет повторять вопрос, успеть обдумать ответ.
Ладейников повторил свой вопрос и приготовился записать в протоколе ответ на него.
– Я очень прошу вас этих справок не делать. – Яновский приложил ладонь к груди.
– Почему?
– Моя машинистка настолько нервная особа, что любой ваш вопрос посеет в ее душе целый переполох. Во-первых, она страшная трусиха; во-вторых, некоторые главы диссертации она печатала на работе в служебные часы и сочтет, что вы проверяете ее режим работы по линии отдела кадров. А поэтому убедительно прошу вас – не делать этих справок.
– Значит, вы не хотите дать координаты вашей машинистки?
– Я пока воздержусь. Не хочу потерять ее как машинистку на будущее и не хочу делать ей неприятности. К тому же она гипертоник и очень мнительный человек.
– Хорошо, так и запишем в протоколе: адрес и телефон машинистки дать вы отказываетесь. – Ладейников сделал запись и, сбив с сигареты пепел в пепельницу, поднял взгляд на Яновского. – А адрес кредиторов, с кем вы рассчитались деньгами, полученными в залог на драгоценности?
– А это уже будет в высшей мере бестактно. Думаю, что мои долги и преступление Воронцова Валерия никоим образом не связаны между собой.
– А я эту связь увидел, если верить вашим показаниям. Вы же были в ужасном критическом материальном положении. У вас, чтобы рассчитаться с машинисткой и кредиторами, был единственный выход: сдать драгоценности жены. Я правильно вас понял?
– Правильно.
– А когда, за какое время вы выпили двадцать четыре бутылки армянского коньяка, которые хранятся под мойкой в кухне? До ареста Валерия и до болезни жены под мойкой не стояло ни одной пустой коньячной бутылки. Причем из этих двадцати четырех бутылок – десять бутылок выдержанного армянского коньяка, стоимость которого в два-три раза дороже, чем обычный трехзвездочный коньяк. Это что, показатель острой материальной нужды?
– Думаю, что и это к делу не относится, товарищ следователь. Вы что, не можете допустить, что коньяк был принесен в мой дом моими друзьями, гостями… Я сам имею привычку, когда иду в гости или просто делаю дружеский визит, всегда брать с собой бутылку коньяка. Что здесь предосудительного?
– Предосудительного здесь ничего нет. А вот давать ложные показания – это не только предосудительно, но и опасно. Итак, координаты машинистки и друзей-кредиторов вы не даете?
– Просто это ни к чему. Не делает мне чести. Я не хочу вмешивать в наш официальный диалог мою машинистку и моих друзей. Мне с ними жить и работать.
– У нас с вами идет не просто диалог, а уголовно-процессуальная стадия предварительного расследования, которая в юриспруденции называется допросом.
– Это как вам угодно. Думаю, что дело не в названиях.
Следующий вопрос Ладейников держал в завершение допроса. Против него, по его расчетам, Яновскому будет устоять трудно.
– Скажите имя и фамилию вашей любовницы? – в упор спросил Ладейников, наблюдая за лицом Яновского, на котором одно выражение мгновенно сменялось другим.
– Какой любовницы? – чуть ли не вспылил Яновский, порывисто вскинув голову.
– А разве у вас их несколько? – вопросом на вопрос ответил следователь.
– Что значит несколько?
– Я спрашиваю вас имя и фамилию гражданки, которая в день совершения преступления подъезжала к вашему дому на темно-вишневых "Жигулях", модели 21–06, номерной знак 15–26 МНЕ. Той самой гражданки, с которой столкнулся Воронцов Валерий, когда она мылась в ванной вашей квартиры. Это было в день, когда Воронцов Валерий был освобожден из-под стражи и выпущен на свободу по поручительству дирекции школы. Припоминаете?
Яновский закрыл глаза и с минуту, словно окаменев, сидел неподвижно.
– Это не любовница, – еле слышно произнес он.
– Кто же?
– Это мой друг.
– Этого вашего друга зовут Оксаной?
– Да.
– Гражданин Яновский, вы не просто взрослый мужчина, но ко всему прочему вы – научный работник, аспирант. Как, по-вашему, на всех языках мира называют женщину, которая находится в интимной связи с женатым мужчиной?
Яновский молчал.
– И снова я вас предупреждаю: вы дали подписку говорить только правду.
Напоминание о подписке вывело Яновского из оцепенения.
– Ее фамилия – Верхоянская. Зовут – Оксаной Гордеевной, – отрешенно проговорил Яновский.
– Кем она приходится вашему научному руководителю, профессору Верхоянскому? – наступал Ладейников.
– Дочь.
– Вы не можете сказать, кто рекомендовал вашу диссертацию для публикации ее отдельной книгой в издательстве "Знание"?
– Профессор Верхоянский. – Яновский чувствовал, что следователь, как волка, обкладывает его красными флажками.
– А профессору Верхоянскому, вашему научному руководителю, известно, что его единственная дочь являете я вашей любовницей?
– Он знает, что мы друзья.
– Она, как известно следствию, была уже замужем, и недавно брак ее был расторгнут?.. Так?
– Так, – понуро ответил Яновский. Никак не предполагал он, что следователю известно то, что бросает тень на профессора Верхоянского: отец разведенной любовницы – его научный руководитель и он же рекомендовал диссертацию Яновского для издания.
– Сколько лет вашей любовнице?
– Двадцать два года.
– Вы навещаете свою больную жену?
– Больных, находящихся в палате реанимации, навещать не разрешают. Вы же сами об этом говорили.
– Да, но ваша жена уже три недели как переведена из реанимационной палаты в обычную палату.
– Последние десять дней меня в Москве не было.
– Вы были в отъезде?
– Да.
– В каком городе?
Яновский, судорожно сцепив кисти рук, лежащих на коленях, не выдержал взгляда следователя и опустил глаза в пол.
– Я был за городом.
– На даче у профессора Верхоянского?
– Да.
– Вы отправляли телеграмму Верхоянской Оксане?
– Какую телеграмму? – встрепенулся Яновский, делая вид, что он не знает, о какой телеграмме идет речь.
– Ту, в которой вы просите гражданку Верхоянскую подумать над тем, как бы побыстрей выкупить из ломбарда драгоценности жены? Ведь вы же боялись, что вернувшийся из-под стражи "подонок" может причинить вам неприятность?..
– Да, эту телеграмму я отправил, – сумрачно ответил Яновский. Задышал он часто, словно ему не хватало воздуха.
– А почему вдруг – "подонок"? У вас и раньше, до ареста Валерия, были с ним напряженные отношения? Скандалили?
– Нет. До его ареста мы жили дружно.
– А почему же вдруг – "подонок"?
– Он оскорбил Оксану.
– Когда? И как?
– В день возвращения из тюрьмы, когда они неожиданно столкнулись в коридоре у ванной. Вам, как мне кажется, об этом уже известно из показаний Валерия.
– Да, мне это известно. Как он оскорбил ее?
– Он наговорил ей грубостей и сказал, чтобы в его квартире не было ее ноги.
– Что же здесь оскорбительного, если Валерий не хочет видеть на постели матери любовницу ее мужа? – Видя, что на Яновского этот вопрос обрушился как удар, Ладейников усиливал напор допроса. – А вам известно, что вашу телеграмму любовнице прочитал и Валерий?
– Не думаю. Она лежала в ящике письменного стола. А Валерий раньше, до ареста, никогда не имел привычки лазить по моим столам.
– Значит, он неплохо воспитан, не так ли?
– Просто моя работа и мои документы его никогда не интересовали. У него своя жизнь, свои интересы.
– Что это за интересы?
– Учеба, художественная литература и спорт.
– На этот раз его толкнуло заглянуть в ваш письменный стол не любопытство. Он просто искал свою магнитофонную кассету с записью Высоцкого и случайно наткнулся на черновик вашей телеграммы. И прочитал.
