Текст книги "Ожидание Двойной Кошки"

Автор книги: Иван Афанасьев

Соавторы: Сергей Жданов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Афанасьев Иван Борисович, Сергей Жданов
Ожидание Двойной Кошки

Пролог

Ему удалось меня обмануть. Качнувшись назад, он избежал удара моего меча и мгновенно ринулся на меня, метя острием мне в незащищенный щитом бок. Пришлось, шагнув назад и в сторону, закрываться краем щита. Кольчуга, она хоть и сплошная, а от приличного удара может и не защитить. Он блокировал мой меч своим щитом, напирая и тесня меня назад. Мы упирались друг в друга, причем он норовил кольнуть меня острием меча либо в бедро, либо под щит; ну а мне оставалось лишь, пресекая такие его поползновения, стараться своим мечом сверху ткнуть его в прорезь шлема.

Все это выглядело со стороны весьма уныло: пихают друг друга щитами два одетых в брони мечника, тыкают без замаха – в такой позиции не замахнешься – друг друга мечами, тяжело сопя и ругаясь сквозь зубы. Никакой романтики и красивых, как в кино, размашистых ударов, когда мечи звенят друг о друга и рубят щиты и шлемы, словно солому. Увы, в реальном бою ничего такого не бывает – если, конечно, тебе не удалось достать противника самым первым, неожиданным, ударом.

В такой же, ближней схватке, побеждает чаще обычная физическая сила. Я понимал, что долго продержаться против более тяжелого противника я не смогу. Стоит потерять равновесие, стоит перестать сопротивляться его толчкам и навязывать ему свои – и противник сумеет разорвать контакт в удобный для него момент, когда он будет готов нанести мне размашистый удар. Я толкался из последних уже сил, рука с мечом вверху затекла, мои кистевые удары никакого действия не оказывали. И в этот момент прозвучал гонг, извещая о конце схватки.

Какое блаженство опустить вниз руку! Пусть меч у меня деревянный, с тупым концом, но все же махать им даже несколько минут – нагрузка изрядная. Я прошел сквозь кольцо зрителей, с восхищением наблюдающих за показательными поединками членов клуба исторической реконструкции. Навстречу мне попались наши с Федором сменщики с боевыми топорами. Вновь прозвучал гонг, в круге послышался лязг железа, а наши девочки принялись помогать мне стаскивать кольчугу. Броней в клубе было куда меньше, чем участников, желающих показать всем свое боевое искусство. Федор снял свое облачение быстрее меня и помог освободиться от поножей. Мы с ним, как новички, выступали среди первых пар. После нас в круг выходили уже настоящие мастера – и их мечи были отнюдь не деревянными.

– Напрасно ты пытаешься рубить, Юрка, – Федор был убежденным сторонником римского способа боя, когда рубящими ударами противника лишь ранили, а убивали – ударами колющими.

Но это было хорошо в Древнем Риме, где не знали сплошных плетеных кольчуг. Впрочем, об этом у нас с ним было говорено-переговорено, и я промолчал. К нам подошла Катя, тоже участница клубных представлений. В боях она не участвовала, она демонстрировала зрителям женские костюмы давней эпохи, а при представлении масштабных сражений изображала сестру милосердия.

– Отлично, ребята, толкались. Сопели и ругались тоже замечательно. Юрка, ты прямо скалой стоял…

Вообще-то я с Катериной дружу. Есть между нами определенная симпатия – без ухаживаний, комплиментов и флирта. Может, когда потом наша дружба перерастет и в нечто большее. Не знаю. Но она, в отличие от нас с Федором, в клубе участвовала из обычного интереса к истории. А мы имели в этом свой, отдельный интерес, о котором Кате пока не рассказывали. Может, когда нибудь потом, когда появится результат.

– Синяки есть?

– Нет, мы больше толкались щитами. Откуда синякам взяться? А твои дела как? Сдала Кирпичу зачет?

Федор и Катерина учились в техническом университете, а я – в классическом. У меня сессия прошла нормально, оставался последний экзамен, по поводу которого никакого беспокойства не было. Федор тоже справлялся успешно, а Катя никак не могла сдать зачет доценту Кирпиченко.

– Нет, не сдала, – девушка задорно тряхнула головой, – и взятку я ему не понесу, и сексуальных услуг оказывать не буду. Перетопчется.

Лобня, Икша – за окном пролетали станции, на которых поезд не останавливался. Мы с Федором стояли в тамбуре. Он курил, но свое купе мы покинули, чтобы поговорить без свидетелей. Слишком уж необычна была тема нашей беседы.

– Полагаешь, Катя входит в наш карасс?

– Не сомневаюсь. Такие вещи чувствуешь безошибочно.

– Я не столь чувствителен, как ты, – признался Федор, – спорить не стану. А кто еще из клуба?

– Из клуба, – я подумал, – сейчас никого назвать не могу. А из Открывателей: Юля, Тарас Аббасович, Мишка, Кузьма Петрович, Белла Анатольевна. За этих я могу поручиться.

– Хоробкин? Шурик? – поинтересовался Федор.

– Пока не знаю. Карасс – это не обязательно единомыслие и знакомство. Важно, чтобы судьбы людей так сплетались, чтобы один без другого они не могли проявить своих существенных качеств. В один карасс могут входить и смертельные враги.

– Доцент Кирпиченко, например, – усмехнулся Федор. – Увидишь его в открывшемся мире – сразу руби башку. Или заклинанием каким сожги.

– А если он там великий колдун? – поинтересовался я, подумав, что лишь Катины злоключения заставили Федора вспомнить фамилию доцента. – Что ты его вспомнил? У тебя с ним тоже проблемы были?

– Да нет, какие там проблемы, – махнул рукой Федор, – купил его кошкам хорошего корма, и разошлись ко взаимному удовольствию.

– Значит, открыв мир, я в нем должен безжалостно кошек давить? Как Шариков, – засмеялся я и Федор тоже заливисто захохотал.

Мы помолчали, глядя на фантастическое зрелище – плывущий среди густого леса белый четырехпалубный теплоход. Канал имени Москвы здесь шел параллельно железной дороги, но воды из поезда видно не было – только пароход. То, чем мы с Федором – и некоторыми другими – занимались в этой жизни, было намного более фантастично. Пожалуй, это можно было назвать колдовством. Или иллюзией – потому что далеко не все, этим колдовством занятые, верили, что все происходит в действительности.

Основной постулат нашего общества, ордена, касты – названия не было и потому годилось любое определение – состоял в том, что группа людей с определенными способностями могла, действуя совместно, открыть врата в иной мир. Мы – Открыватели, ибо раз открытый мир становился доступным и другим Открывателям. Они попадали в него в чужом обличье, в разные места и периоды его истории, но мир был, несомненно, тем же самым. Мир магический, без техники, но с волшебством. Мир драконов, василисков и прочих чародейных тварей, мир принцесс, добрых и злых королей, могущественных магов. Мир, в котором успех и выживание достигались смелостью и колдовским могуществом. К приятным сторонам такого положения вещей относилось то, что любому Открывателю его магическое могущество гарантировалось.

Святозар, хозяин дома, в котором летом собирались Открыватели, из всех людей нашего карасса выбрал меня. Именно я должен был сосредоточить в себе представления всех остальных и магически переместиться в открытый мир. Но для открытия нового мира только перемещения было недостаточно. Я должен был совершить в этом мире некое деяние, которому суждено было остаться в истории. Только после этого мир действительно открывается; то есть, становится доступным другим Открывателям. И с того момента открывшийся мир становится неизменным, никакие усилия других Открывателей ничего в его прошлом, географии и законах изменить уже не способны.

– Ты сомневаешься, существует ли новый мир в действительности, независимо от Открывателей? – Святозар, должно быть, отвечал на этот вопрос уже в сотый раз. – Здесь не может быть однозначного ответа. То ли вы своими усилиями вдруг вызвали его из небытия, то ли усилия Открывателей открывают лишь существующий мир – в том случае, если их представления о нем случайно совпали с его сущностью. Ты же знаешь, не всякая попытка открыть мир успешна.

Так он говорил мне при первом нашем серьезном разговоре. Сам разговор означал, что я прошел испытание. С другими, которых Святозар счел неподходящими, он подолгу без свидетелей не разговаривал. И те, пробыв среди нас некоторое время, уезжали и больше не появлялись. Приехавшие к Святозару во второй, в третий раз уже знали – хозяин дома не привечает людей, несущих в себе зло. Такие могли открыть миры, для людей непригодные. Может быть, именно его стараниями все вновь открытые миры весьма походили на Землю: близкий климат, география, схожие животные и растительность. И населявшие их люди были – совсем как мы. Так, во всяком случае, рассказывали там побывавшие.

Проехали Савелово. Теперь поезд шел параллельно Волге. Пора было собираться. Идти предстояло ночью, но дорогу мы знали хорошо. К тому же нас встретили: Мишка и Тарас Аббасович стояли, прислонившись к ограде перрона, одетые в одинаковые длинные походные плащи, абсолютно чуждых 21 веку. Я сразу понял, что означало их появление: собрались все, кому предстояло открывать мир. И они, не дождавшись меня, уже приступили к подготовке.

– Благородные доны, благополучно ли добрались? – Мишка снял широкую шляпу с пером, скорее всего – гусиным, и сделал церемонный жест ею перед грудью.

– Хвала Великим Светлым, дорога была чиста, – машинально ответил я.

Федор отвернулся в сторону, скрывая улыбку. Он не мог перестроиться так быстро. Да и играть в виконта на асфальтированном перроне действительно, совсем не с руки. Я на мгновение подумал, что такое пренебрежение условностями вполне могло стоить ему в новом мире дворянства. У магии своя логика, а мы, придумывая свой мир, все стремились стать в нем дворянами. А иначе зачем вообще путешествовать в иной мир? Землю пахать и скотину пасти можно и здесь.

Пройдя поселок, мы углубились в лес. Вскоре нам показали схрон, в котором нашлись плащи и другие атрибуты для нашего нового мира, в которые мы с Федором и облачились. На открытии мира предметам земной современности не место. И даже дорогу мы освещали средневековым фонарем, купленным в антикварном магазине за приличные деньги. Федор еще нацепил на себя бляху, принадлежавшую, кажется, ночным стражникам одного из ганзейских городов. В таком виде мы и явились в дом Святозара.

Над крышей дома качались на ветру темные верхушки деревьев. На лай собаки вышел хозяин, держа в руке свечку. Мы проследовали за ним в заднюю часть дома, бросили плащи на сено и улеглись. Святозар удалился, не сказав ни слова. Всю ночь мне снились тихие спокойные реки, в которых лениво плавали в прозрачной воде рыбы со спокойными мордами.

Короткий завтрак состоял из сушеной рыбы и молока. В молчании мы собрались на поляне неподалеку от дома. Открывшийся мир всегда был магическим – и по законам переходов между мирами пребывание в нем измерялось не временем. Сколько бы лет я в нем не провел, вернусь в наш мир в ту же секунду, в которую отбыл. При одном условии – если в том мире я не буду пользоваться магией. Каждое мое магическое действие требует земного времени. Мелкое заклятие – секунд. Серьезное колдовство – месяцев.

Обойтись без колдовства в магическом мире невозможно. Так что моего возвращения товарищи могут ждать долго. Мне же желательно не задерживаться далее первого сентября. Учеба, сами понимаете. Сейчас Открыватели стоят вокруг, потому что их совместные усилия откроют мне дорогу. То, что открытие удалось, они поймут, как только я исчезну. Они еще постоят вокруг, конечно. Вдруг мне придется срочно вернуться – уж эта возможность всегда при мне. Но досрочное возвращение мира не откроет. А в какой момент моя судьба, сливаясь с судьбой мира, открывает его, я смогу почувствовать только интуитивно.

Открыватели встали вокруг меня, положив руки мне на плечи и на голову. Все происходило в молчании. Сосредоточенные лица, никаких улыбок. Каждый понимал, появись у кого из них мысль о дне сегодняшнем – и ничего не получится. Все было обговорено и прорепетировано не раз. Я смотрел на растущий вокруг лес, освобождая сознание от мыслей и пропустил момент, когда руки открывателей внезапно исчезли. А вокруг сплошной стеной стоял лес.

Часть первая. Открыватель

Гвид и колдунья

Темный платок полностью закрывал волосы Кайтар. Платье из грубой шерсти, кое-как окрашенной в коричневый цвет, глаз не радовало, но и не скрывало фигуры девушки. Офедр, серый гвид, а также Длинное Ухо королевства Светори не знал, что лучше: скрыть юный возраст своей спутницы платьем и платком ученицы колдуньи, или же рискнуть, скрывая ее принадлежность к ненавистному простонародью племени чародеев. Трудно было угадать, в каком случае риск окажется больше. Ученицу колдуньи могли растерзать обозленные на все колдовское отродье родичи пострадавших от колдовства; в этом случае бесславный конец ждал бы и самого Офедра. Его, как сопровождающего, мучить бы не стали – просто прибили дубиной или же выпустили кишки. Кайтар же ждала бы в этом случае поистине мученическая смерть.

Пострадавшие родственники частенько сбивались в ватаги и подкарауливали на торных путях разных представителей колдовского племени: ведьм, мастеров наговора, ведунов. Они, то ли взаправду, то ли по наивности, полагали, что знают способы справиться с рядовыми умельцами из колдовского племени. Конечно, никто из них и не надеялся, что сумеет справиться с гроссведуном или патентованным колдуном. Хотя, подозревал Офедр, многие из отчаявшихся от горя и длительного лесного существования родственников не испугались бы и настоящего мастера чародейства. Уж слишком далеко зашло их отчаяние.

Потому и решился гвид Длинное Ухо укрыть девушку лишь платком колдуний, оставив простое платье, в котором в Качкаре ходили крестьянки да служанки низшего разряда. Если Кайтар сочтут служанкой, она рискует лишь тем, что ее тела станут домогаться пьяные солдаты или же шальные молодцы из высокородных. Первых Уфельд не опасался – после перехода границы, едва оказавшись на землях родного королевства, он вырыл из привычного тайника свою бляху. Стоит ее показать любой солдатне – и их уважение обеспечено. Гвид, вспомогательный армейский служащий, оружия в руки не брал, командовал только такими же безоружными пособниками войска, но имел власть, равную армейскому десятнику. В чем-то его власть простиралась даже выше – приказывать гвидам могли лишь тысячники, и то – не каждому. Зеленым и красным гвидам могли приказывать любые тысячники, серым – только тысячники гвардии, черные гвиды подчинялись только Великому Герцогу.

Платок на голове девушки, если бы и не остановил разохотившегося до молодой женской плоти высокородного шалопая, все же мог его задержать еще на стадии возникновения желания. Ни крестьянки, ни служанки Светори по молодости платков не носили. Платок считался уделом старух да колдовского отродья. Впрочем, сейчас гвид встретить в придорожной корчме "Подгорье" разгульных высокородных шалопаев, которым никто не указ, уже не опасался. Время обеда: если бы загулявшие аристократы появились бы в корчме накануне, сейчас уже шла бы серьезная опохмелка. А в обеденном зале стояла тишь да благодать.

В углу хлебали тюрю деревянными ложками мужики-возчики. Эти задираться ни с кем не станут, народ серьезный. Их старший, едва Офедр с девушкой вошел в зал, скользнул по нему недобрым взглядом, чуть подольше оглядывал Кайтар, а потом опустил глаза в тарелку. Стало быть, вошедшие были ему неинтересны. И хорошо. Кто их, сиволапых, знает? Вдруг у кого от Багровой Чесотки племянница любимая или дочь померла? В деревнях многие болезни сглазу колдуний приписывали, оттого и зайти колдунье в иную деревню было равносильно прыжку в пропасть. А как узнаешь, какая деревня безопасна, пока в нее не вошел?

Возле входа сидел одиноко с кувшином вина длинный субъект унылого вида. На него серый гвид внимания не обратил. Знакомы были, да только знакомство это не из приятных, к тому же объявлять о нем открыто ни тот, ни другой, никогда бы не стали. Вильяус, черный гвид, служил Великому Герцогу; Офедр – маршалу гвардии, которым по традиции был принц крови, надежнейшая опора короны. Великий Герцог и королевская семья друг друга на дух не переносили. Но если аристократы выражали свою ненависть подначками на придворных собраниях да интригами, подчиненные им люди охотно били друг другу морды и охаживали дубинками. До смертоубийства, хвала Великим Светлым, не доходило.

А Офедр однажды Вильяуса выручил. Случилось то в Качкаре, где счеты между земляками враз забывались, и Вильяус, случись что, можно было не сомневаться, в беде его не бросит. Доложит, ясное дело, по начальству, что Длинное Ухо Офедр вернулся с той стороны и притащил с собой подозрительную девку. А может, он лучше самого Офедра знает, кто такая Кайтар, и почему ее столь срочно тайком надо было из Качкара выдернуть. Здесь, в пограничье, земли великого герцогства. А у герцога, дело ясное, все схвачено, муха без разрешения не пролетит. Похоже, совсем не зря здесь Вильяус сидит, делая вид, что Офедра вообще не видит.

Знатный пожилой господин с тремя слугами, увешанными оружием по самые уши, только приступили к обеду. Это за одним столом для благородных. А что за другим? Две дамы, три служанки, слуга и сопровождающие их пять гвардейцев. Так, понятно, дамы явно высокородные, но себя напоказ не выставляют. Вуали, приподнятые лишь на время обеда, простая посуда из корчмы. Конечно, закуска наилучшая, да и прислуживает им сам Зогер, корчмарь. Гвардейцы пожевали хлеба с сыром и сидят мрачные, даже вина не пьют. Третий стол пустует. А что будет позади нас?

Офедр обернулся, как бы в поисках прислужника, и внимательно осмотрел дальний угол корчмы, где обычно сидела совершенно голопузая и беспородная публика. Пятеро. Двое вида очень даже подозрительного, этакие битые и тертые искатели приключений. Глаза в сторону отвели, но гвид и так понял – эти двое примечают каждое движение, кто бы его в корчме не сделал. И вина не пьют – молоко себе заказали. Короткие походные плащи, одинаковые, что у обедневших дворян, что у доверенных слуг или вольных ремесленников, оттопыриваются. Кинжалы, стало быть. Что же, граница рядом, удивляться нечему.

Одинокий пьяница в некогда роскошном кафтане клевал носом над кружкой пива. Этот безопасен. Еще двое, мужчина и женщина, с одинаково застывшими лицами сидели над тарелками с кашей. Серые грязные волосы, на женщине – рваная кацавейка, мужчина щеголял в некогда белой рубахе и красной безрукавке с нашитыми медными монетами. Такие носят торговцы из Смалена, с юга, но на торговцев эта парочка ничуть не походила. Скорее всего, неопытный взляд признал бы в них опустившихся бродяг, но гвид Длинное Ухо в людях разбирался. Не были эти двое бродягами, и привело их сюда какое-то тайное дело.

Может, их дело с поручением Офедра и никак не связано, а все же подстраховаться стоит. Только Кайтар пусть не участвует. Вдруг это по ее душу пришли?

Подвигая девушке хлеб, гвид незаметно бросил в солонку щепотку красного порошка. Девушка отвела глаза в сторону. Сколь бы неумелой ученица колдуньи ни была, но не узнать Голубиник не могла. Щедро наклонив солонку над тарелкой супа, Офедр вытряхнул порошок Голубиника себе в тарелку и быстро все выхлебал.

– Они здесь не человека ожидают, – неожиданно тихо произнесла ученица колдуньи.

Гвид в ответ только фыркнул. Голубиник начинал действовать. Время растягивалось, в каждое мгновение умещались многие и многие события. Вошел мужичок среднего возраста, держа под мышкой здоровущий мешок. Офедр успел подивиться, как это вновь вошедший легко несет свою ношу. Откуда-то он знал, что веса мешок немалого. Но было пора оборачиваться, поглядеть на ту парочку, и окончательно решить, представляют ли они опасность для Кайтар. Сейчас его взор позволял разглядеть и скрытую сущность любого человека, а также истинный облик. Двое сзади оказались людьми, но не просто людьми. Баскутами. Сквозь человеческую оболочку просвечивали шевелящиеся синие линии. Баскуты не обратили на Офедра внимания, они внимательно глядели на входную дверь. Гвид повернулся, его взгляд скользнул по присевшему за соседний столик вновь вошедшему мужичку и остановился на его мешке. Оп-па! Мешок излучал ровный багровый отсвет.

Кто там? Лысый Малинник? Мелкий Жвачник? Дурик-дерево? По размерам подходили только они. Свечение ровное, стало быть, добычу мужичок связал заклятьем либо усыпил как-то. Непростой, видать, мужичок, даром что одет в драный плащ, а нечесанные волосы все забиты сосновыми иголками. Волна чувствительности к колдовству, порожденная порошком Голубиника, пошла на убыль. Перестал светиться мешок, люди в корчме задвигались в обычном темпе, на гвида навалилась непреодолимая дремота – расплата за мгновения нечеловеческой чувствительности.

В этот момент лесной мужик с мешком пересел к ним за стол.

– Мое имя Юркай. Здравствуй, сестрица Кайтар! Не беспокойся, Офедр, можешь вздремнуть немного. Я присмотрю за баскутами, они не по наши души здесь.

Кайтар ничуть не удивилась – ведьмино отродье, оно без порошка все чувствует. А Офедр, изо всех сил борясь с нахлынувшей дремотой, еще успел сообразить, что мужик-то – не иначе как ведун, а то и гроссведун. Глаза гвида закрылись, он подпер голову рукой и провалился в крепчайший сон.

Открыв глаза, Офедр заметил, как их новый знакомый обгладывает жаренного зайца. Вина Юркай не заказывал, обошелся ключевой водой. Разомлевшая от еды и кажущейся безопасности Кайтар вовсю просвещала Юркая:

– Баскуты были раньше обычными людьми: больными, умирающими или отчаявшимися до предела. Воспользовавшись моментом, их подчинила себе Черная Нежить, дала приказ, и они будут жить до той поры, пока его не выполнят. А потом умрут. Баскутов обычным оружием убить нельзя, а если применить к ним водное заклятье, Черная Нежить сразу это почувствует и не успокоится, пока не подчинит себе применившего это заклятье.

– Ты его знаешь, сестренка? – ласково спросил Юркай.

– Слышала. Слова помню, но не уверена что сумею наговор правильно положить. Я еще учусь, мастер.

– Водное заклятье баскута убьет?

– Конечно. Где тебя учили, Юркай, что ты ничего не знаешь? – бесхитростно удивилась девушка.

Проснувшийся гвид невежеству собеседника как раз не удивился. Старый прием – изобразить из себя недотепу и выведать все, что только знает собеседник. Его, Длинное Ухо, его же любимым приемом не проведешь. Только Кайтар по молодости может на него купиться. Но как же ее ведьмино чутье не подсказало, что перед ней ведун, а то и покрепче?

– В Светори я всего несколько дней. Рос я далеко отсюда, ваших дел не знаю, кто такой ведун, кто гроссведун – он выразительно глянул на гвида, – тоже не знаю. Мысли Кайтар для меня закрыты, как закрыты мысли того длинного субъекта у входа. Мне кажется, Офедр, он сродни тебе, только служит другому господину. Баскуты вообще не мыслят, в человеческом понимании этого слова. Они кого-то ждут, и я бы предпочел, чтобы мы все отсюда убрались побыстрее.

– Офедр, мне тоже здесь неуютно, – поддержала его девушка.

– У нас здесь назначена встреча, – тихо ответил гвид, – а тебе, Юркай, с нами находиться незачем. В наших делах посторонние ни к чему, посторонних у нас часто убивают, не разбираясь, хороший это человек или нет.

Юркай посмотрел на него долгим взглядом, а потом негромко сказал, что человека, которого надеялся встретить Офедр, сейчас поблизости нет. Зато к корчме приближается довольно большой вооруженный отряд, с которым Юркай пока встретиться не готов.

– К тому же, у меня нет денег, а здесь я того, кто сидит в мешке, точно не продам. Заплати за меня хозяину корчмы, не пожалеешь.

Ну, не ссориться же с таким ушлым субъектом. В людях гвид разбирался и понимал, что ни поднятый в корчме шум, ни попытка позвать на помощь гвардейцев удачного исхода не гарантируют. Повидал гвид Длинное Ухо на своем веку таких вот хватких молодцов. Но и идти с ним незнамо куда – тоже не след. Словам неизвестных верить никак нельзя, это любой житель пограничья знает с голопузого детства.

– Я за тебя заплачу. Хочешь, шагай сам, куда тебе надо, а хочешь – иди с нами. В крайней избе мой знакомец живет, у него за домом банька расположена. С дороги ее не видно, она, считай, в лесу стоит. Побудем пока там, осмотримся.

Поднялись, пошли к выходу. Офедр изо всех сил крепился, чтобы не оглянуться на баскутов. Вдруг они смотрят на вход, ожидая не того, кто войдет, а того, кто выйдет? Но обошлось. На подходе к дому Амешака он предупредил Юркая, что у хозяина трое взрослых сыновей: опытные лесовики, и к ратному делу приучены. А одна из невесток ведьмой слывет, так что сотвори Юркай какое бесчинство – найдут его и спросят за содеянное без пощады.

– Да, – чуть погодя ответил его спутник на столь явное предупреждение, – Юлиса наделена способностями. Но она сейчас тревожится. Что-то грядет в ближайшие часы, и как бы нам не попасть в чужие раздоры.

Из-за глухого бревенчатого забора злобно заворчал пес. Калитка открылась внезапно. Один из сыновей Амешака попросил их заходить побыстрее. Рядом с ним стояла Юлиса, положив руку на голову собаки.

– Сестра? – произнесла она, глядя на Кайтар.

– Я только учусь, Юлиса. Меня зовут Кайтар, Офедра ты знаешь, а Юркай пристал к нам в корчме. У него в мешке Лысый Малинник, он из наших, но прибыл издалека. Ты тревожишься?

– В лесу люди герцога. Ждут. По дороге движется отряд гвардейцев, с ними гроссведун, может, не один. И еще я чую чье-то присутствие. Кто-то могучий ждет равного себе.

Калитку закрыли на толстый металлический засов. Офедр заговорил что-то насчет бани, но Юлиса его прервала:

– Погоди со своей баней. Гостей мы никому не выдаем, но вот с Юркаем надо бы поближе познакомиться.

Она сняла руку с собачьего загривка и подтолкнула пса вперед. Пес обнюхал руку гостя и завилял хвостом. Юлиса протянула руки навстречу Юркаю. Тот положил мешок на землю и накрыл ее ладони своими. Они взглянули друг другу в глаза и застыли так. Муж ведьмы, судя по всему, привык не удивляться. Кайтар, похоже, прекрасно понимала, что происходит, и с интересом оглядывала двор. А Офедр во все глаза глядел на этих двоих, что стояли, глядя молча друг на друга. Но вот они разняли руки.

– Благодарю, сестра, – поклонился Юркай с изяществом настоящего придворного.

– Это великая честь для меня, странник, – ответила Юлиса, опустив глаза.

Ее муж что-то почувствовал, потому что сразу спросил:

– Укрываемся?

– Не все, Сидран. – ответила ведьма. – Я, сестра и наш почтенный гость уходим в лес. Остальные могут ничего не опасаться. Впускайте в дом любых гостей: ни гвардейцы, ни люди герцога ничего вам не сделают.

А вам? – ее муж несколько удивился решению супруги.

Видно было, что соображал он не столь быстро, как его половина. Дюжий мужик, но во всем облике его проглядывала слишком уж явная простота. Понятное дело, Юлиса вертит им, как пожелает, а он и не против.

– Нас не отыщут. А отыщут, так не обрадуются. Если ты не обратил внимания, то в мешке у Юркая Лысый Малинник. Про Кайтар и Юркая забудь, – ведьма провела скрещенными пальцами перед лицом своего мужа и что-то зашептала ему на ухо.

Другой рукой она сделала нетерпеливый жест – убирайтесь с глаз, мол – и Офедр быстро повел гостей через двор мимо сараев к бане. Юлиса догнала их там.

– Все в порядке. Он про вас забыл. Офедр, тебе в лес не надо. Иди в дом, посиди с отцом, чаю попей.

– Я должен сопровождать Кайтар…

– Должен. Но не туда, куда простым смертным путь заказан.

Кайтар и Юркай согласно кивнули. "С ведьмами спорить…" – проворчал про себя гвид и послушно пошел в дом.

Амешак гостю обрадовался. Сели за стол. Офедр сразу сказал, что он в корчме уже обедал, и хозяин предложил чай с домашними пирогами, вареньем и орешками. Веселящего у Амешака в доме не употребляли.

– Юлиса говорила, в лесу люди герцога сидят в засаде. А в корчме два баскута кого-то дожидаются. Что тут у вас творится?

– А нам что до них? То игры высокородных. Нас они не трогают. Хотя, баскуты, конечно, ни к чему в наших краях. Да, давненько их тут не было.

Хозяин пододвинул ближе к гостю тарелку с вареньем.

– Угощайся. Малиновое…

– Как полагаешь, Амешак, может кто в поселке Лысого Малинника купить?

Хозяин убежденно замотал головой. Стоила сия тварь крайне дорого, позволить себе прикупить ее мог, не иначе, какой-либо граф или князь. Да и то – при острой нужде. Захваченный и должным образом спеленутый Лысый Малинник – сам нежить и порождение Черной Нежити – мог храниться до двух месяцев. До истечения этого срока его следовало использовать, иначе он протухал: начинал ужасно смердеть и уже не мог проснуться. Использовали же его одним-единственным образом: как оружие. Разбуженный Лысый Малинник мог пробить любую магическую защиту, сокрушить крепостные стены или проложить дорогу сквозь строй панцирной пехоты. Сил его хватало лишь на одно действие, но это действие уже никто не смог бы остановить.

– А здесь использовать его кто-либо сможет?

Хозяину вопрос не понравился. Он ответил встречным вопросом:

– Ты что, Лысого Малинника притащил с собой из Качкара? Так продай герцогу или в Смален отвези. Там, я слышал, за него даже дворянство можно получить. Ты, пожалуй, и границу без труда перейдешь.

– Нет у меня такой твари, – отрекся гвид. – Я простой гвид, колдовским штукам не обучен. Оттого и спрашиваю – может ли с Лысым Малинником обычный человек обращаться? Не ведун, не ведьма, просто обученный человек.

– Может, – кивнул хозяин. О чем-то догадавшись, прикинул, – разбуди эту тварь кто-то в корчме, весь ряд домов вдоль дороги снесет. Мой тоже, пожалуй.

Офедр поспешно заявил, что Лысого Малинника в корчме уже нет. Хозяин недоверчиво посмотрел на него, затем взглянул в окошко и прислушался.

– Сидран, выдь на улицу, глянь, что творится. И Юлису мне позови, – крикнул он сыну.

– Юлиса в лес ушла, – брякнул сдуру Офедр.

И замолк, соображая, что лучше было держать язык за зубами. Сын хозяина подтвердил, что его жена действительно отправилась в лес, и Амешак досадливо покачал головой.

– Так ты у меня прячешься, что ли?

– Я бы сказал тебе. Не прячусь, а пережидаю. Я должен находиться в корчме, но очень уж там неуютно….

Их разговор прервал высокий, раздирающий уши визг. Взвыли поселковые собаки, которые слышали куда как лучше людей, и для них этот воющий короткий звук звучал сильнее удара грома. А затем на Офедра повеяло вдруг ледяным ветром, принесшим неописуемое зловоние. Странно – кожа от ледяного ветра враз покрылась пупырышками, а стоявшие в глиняной вазе на столе цветы даже не шелохнулись. Ветер и вонь исчезли столь же внезапно, как и появились. И тут же за окнами раздались крики, стук копыт.

Хозяин открыл окно. В стороне корчмы гомонили, потом трижды щелкнули тетивы луков и зазвенела сталь. Вернувшийся Сидран сообщил, что прибыл отряд гвардии, окружил корчму, кого-то порубили и сейчас гвардейцы обшаривают поселение. Впрочем, его сообщение запоздало. В дверь застучали, требуя открыть ее именем короля. Открыли, делать было нечего. Все домочадцы вышли во двор.