Текст книги "Брюки мертвеца (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Теперь я делаю то, что, блять, умею лучше всего: соединяю херовую ситуацию и тупое решение. Эмили – мой ебаный клиент. Я вылезаю из кровати и надеваю отельный халат, к счастью, висящий поблизости.

– Куда ты идешь? – спрашивает она. – Давай закажем завтрак в комнату. Вся эта ебля разжигает такой аппетит!

– Я правда польщен, что я твой «сын проповедника», Эмили, но мы не можем это продолжать...

– Что за хуйню ты несешь?

– Дасти Спрингфилд: «Сын Проповедника». О единственном парне, который смог заполучить девушку, которая играла за другую команду.

Эмили откинула свои темные волосы. Выражение ее лица недоверчивое.

– Ты правда веришь в то, что песня про это?

– Да. О лесбиянке и о тайном гетеросексуальным романе «с единственным мужчиной, который может научить ее...»

Громкий, ироничный смех извергается откуда-то из ее нутра.

– Ну да, только ты меня ничему не научил. Еб твою мать, Марк, у меня были парни раньше! Не льсти себе, – хихикает она, – Старр только вторая девушка, с которой я встречаюсь, – и ее нижняя губа начинает дрожать, когда она осознает вину.

Ебать. Как всегда, переоценил себя. Я все еще верю – несмотря на все, что говорит мне против этого – каждая женщина в мире способна влюбиться в меня. И что, возможно, им приходится бороться со своими желаниями. Это мировоззрение, можешь называть это заблуждением, одно из самых величайших способностей. Конечно, обратная сторона этого – я склонен манипулировать.

– Так это лишь фаза?

– Ой, отъебись, Марк. Сколько тебе лет? Шестнадцать? Это называется жизнь. Называется 2016. Я не разделяю сексуальных партнеров по полу. Если мне кто-нибудь нравится, я сплю с ним. Ты – интересный мужчина, Марк, не обесценивай себя, ты многое сделал. «Лакшери» был одним из самых больших клубов Европы. Ты всегда нанимал девушек диджеев. Ты принес большой успех Ивану.

– Да, но он съебался сразу же, как вырос, – напоминаю я ей.

– Тебе надо снова больше думать о музыке, Марк. Ты был увлечен ей. Теперь ты можешь слушать миксы, которые тебе отправит любой мудак с двумя с половиной подписчиков. Ты ищешь следующую звезду, вместо того, чтобы дать музыке вести тебя.

Она настолько права, что это, блять, пугает.

– Я знаю это. Но я старая пизда, и выгляжу смешным, прячась в тени клуба, набитого детьми.

– Ты думаешь, я ребенок?

– Нет, конечно, нет. Но я ровесник твоего отца и твой менеджер, плюс ты в отношениях, – говорю я, и внезапно думаю не о Старр, а о Вики, и пытаюсь перестать думать.

– Ой, не надо кормить меня этим дерьмом.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я рад, что кусочки нашего существования переплелись под сокрушительными плитами забвения, но...

Палец Эмили ложится поперек моих губ, заставляя меня замолчать.

– Пожалуйста, Марк, не надо речи у смертного одра стареющего парня; всегда грустное и утомительно наблюдать за превращением секса в смерть.

– Как много старых парней у тебя было? – сразу же жалею, что спросил об этом.

– Намного меньше, чем было у тебя было молоденьких девушек, с которыми ты выскальзывал из клубов.

– Уже давно не было. И я не сплю с клиентами: так просто не правильно, – утверждаю я, опрометчиво добавляя: – И Майки убил бы меня.

– И что, блять, мой папа сделает? Мне двадцать два, еб твою мать! Ты такой же странный, как и он!

Ебаный Иисус, я больше, чем в два раза старше.

– Думаю, что много чего, – представляю я, и иду в ванную за электрической бритвой.

– Так не говори ему, – кричит она, – и я не скажу твоему папе. У тебя же есть папа – я имею в виду, он все еще жив? Он уже, наверно, древний!

Я тащу бритву по лицу. Смотрю на свое отражение в зеркале: пустой дурак, который так ничему и не научился.

– Да. Мой отец постарее будет и более хрупкий, чем раньше; он – хитрый жук, но все еще держится.

– Что бы он сказал, если бы узнал, что ты спишь с кем-то, кто годится тебе в дочери?

– Спал в прошлом, однажды, в пьяной суматохе, – подчеркиваю я. – Он бы не гордился мной, но ему же давно пофиг на то, что я делаю.

– И моему папе, должно быть, тоже. Это жутко.

– Он просто хочет лучшего для тебя, потому что волнуется за тебя, я это вижу.

Я не могу поверить жалким словам, которые слабенько выпадают изо рта, или в то, что я защищаю Майки, которому я, очевидно, не нравлюсь. Я только что трахнул его девочку всеми способами, а теперь почти хочу сказать ей, чтобы она хорошо училась или что она наказана.

Я появляюсь из ванной и, к счастью, мой телефон звонит и мне необходимо ответить, так как это Донован Ройс, промоутер «Электрик Дейзи Карнивал» в Вегасе, который никогда не перезванивает.

– Марк! Ебать, бро!

– Хай, Дон. Так что насчет места для моего мальчика? – в зеркале коридора я вижу злобный взгляд Эмили. Но я должен работать и для ребят тоже.

– Если честно, будет просто ультра-толпа адептов танцевальной музыки.. они не для N-Sign. Они слишком молоды, музыкально не воспитаны для такой утонченности.

– Дон, пожалуйста. Он много работает для этого камбэка.

– Марк, это N-Sign, Ебаный Юарт! Я ебал девушек в старшей школе под его плакатом! Мужик – легенда хаус-музыки для меня! Это не тебе мне продавать N-Sing. Это я должен продавать его детям, с концентрацией внимания как у рыбы. Которые даже не хотят танцевать, а просто сотрясать воздух, орать «ура» и тереться друг о друга, пока не заиграет следующий поп-хит. Они не хотят идти в этот трип со старым маэстро.

– Так давай обучим их, Дон. Ты раньше был настоящим приверженцем, – я смотрю на Эмили, растянувшуюся на кровати, ее длинная тонкая фигура почти в асане.

Громкий смех слышится в трубке:

– Ты, наверное, в отчаянии, если пытаешься провернуть этот трюк. Это бизнес, бро, к сожалению, ничем не могу помочь.

Разговор пиздец депрессивный. Но это – чистая правда: Карл никогда не попадет на сцену известного фестиваля электронной музыки, если только не сделает новый поп-хит. Иронично, но мудила способен на это. Но для начала я должен вернуть его в место, которое он ненавидит: студию. Я оборачиваюсь на Эмили:

– Как насчет моей девочки, Эмили, DJ Night Vision?

– Мне нравится ее дерьмо, но она не сексуальная.

– Не согласен, – говорю я, сильно задетый. Мои пустые яйца говорят совсем о другом.

– Окей; «Апсайд-даун Хаус», вечерний слот. Скажи ей, чтобы показала немного кожи. Может быть, вырез. У нее же есть сиськи, да?

Еб твою мать. Да кто он такой, этот мудила? «Апсайд-даун Хаус» тоже, маленькая сцена.

– Ранний вечер. «Вестлэнд». Как раз для нее.

– «Вестлэнд» полностью забит. Я могу дать ей место на «Квантам Валли», но при условии, что она сможет играть транс.

– Она, блять, и есть транс, друг, – я подмигиваю Эмили, которая мотает головой.

– С четырех до пяти.

– Вечерний слот друг, помоги брату.

Громкий вздох по телефону, а потом:

– С семи пятнадцати до половины девятого вечера.

– По рукам. Мужик, я бы тебя так выебал, что ты бы закатывал глаза до самых яиц, – говорю я ему.

– Воу... спасибо, – думаю, сказал он.

Когда я кладу трубку, Эмили настороженно вскрикивает:

– Что это была за хуйня?

– Достал тебе место на «EDC», – говорю я ей по секрету, надевая одежду.

– «EDC»! Это достаточно большое событие!

– Только «Квантам Валли», ранний вечер, и тебе нужно будет зарядить их транс-волнами, – говорю с фальшивой тоской.

– Но это же, блять, отлично! «Квантам Валли» – самое лучшее место на «EDC»! Ты красавчик, Марк Рентон!

Все дело в манипулировании ожиданиями.

– Спасибо, улыбаюсь я, – и телефон снова звонит.

– Выключи его и иди в постель!

– Не могу, малышка, это не ок для нас обоих. Если я трахнул одного из моих диджеев, я должен трахнуть их всех. Это называется демократия. И я всегда был бесполезным игроком в другой команде. Давай оставим это и обсудим позже, – предлагаю я, пока телефон звенит.

– Ты не будешь говорить, что я переспала с тобой ради этого гига?

– Не будь смешной: я твой менеджер. Это моя работа – метафорически быть выебаным, чтобы доставать вам гиги. Если ты хочешь добраться до верха через постель, еби промоутеров, а не того, кто уже и так на двадцать процентов в тебе.

Эмили плюхается назад, размышляя об этом, затем резко вскакивает:

– У меня есть теория о тебе, Марк Рентон, – говорит она, дразняще выгнув бровь. Вот: каждая молодая девушка должна купить сумочку с Пингвином Фрейдом, вышитым на подкладке. – Думаю, что ты был юнцом, который стеснялся рыжих волос на голове и лобке, и тусил с другом, который выглядел намного лучше, наверное, даже с бóльшим членом, чем у тебя, который вел себя более уверенно с девушками... Пока верно?

– Дааалеко, оооочень далеко от правды, это точно не про Рентона, малышка, – говорю я ей, обуваясь, а на экране телефона всплывает имя Больного. – Сай... понял. Выхожу.

– Куда ты идешь? – спрашивает Эмили.

– Работаю для тебя двадцать четыре на семь, дорогуша, – говорю ей, стучу по экрану и выхожу через дверь. Я пригласил Больного на наш гиг. Он принимает предложение и теперь помогает мне с проблемами управления. С наймом девушек для Конрада. С тех пор, как я отплатил Саймону Дэвиду Уильямсону, мы стали онлайн-друзьями. Делимся видео старых групп, новыми песнями, смешными новостями о сексуальных несчастьях и увечьях, обычным сумасшедшим дерьмом, которое обсуждают люди.

В лобби отеля Больной ждет с эскорт-девушкой, которая высматривает что-то в своем телефоне. Она – достаточно красивая брюнетка, хотя и с очевидной, на глаз, профессиональной твердостью. Больной разговаривает по одному телефону, пока пытается написать сообщение на другом.

– Да, я знаю, что я сказал Вик, но я не думал, что педрила сбежит в ебаный Таиланд... Нет никаких намеков на то, когда он вернется обратно, он не отвечает на е-мейлы или сообщения, он оффлайн... Да, он хирург, Вик. Да, я все еще в Эдинбурге. Я не могу тут оставаться, у меня бизнес в Лондоне! Да, окей! Хорошо, – он заканчивает телефонный разговор, очевидно, провальный. – Ебаные монголы! Окружен ими! – девушка многозначительно смотрит на него, и он останавливает себя: – Не ты, моя ласточка, ты единственный яркий свет в этом мрачном сценарии. Марк, познакомься с Жасмин.

– Хай, Жасмин, – я даю ей ключ от комнаты Конрада, – будь с ним поласковее!

Она молча берет ключ и пропадает в лифте.

– Не будь столь льстивым подонком, – выговаривает мне Больной, – эта женщина предоставляет сервис, обращайся к ней с уважением. Я планирую ее нанять для эдинбургских операций. Все наши девочки – с дипломами MBA.

Если у этой девушки диплом секретаря из Колледжа Стивенсон, тогда Спад – профессор глобальных финансов в Гарвардской Школе Бизнеса.

– Урок сексизма от тебя. На следующей неделе – лекция от Фреда Веста. Или лекция Франко об искусстве.

– Не надо, – говорит Больной, крутя пальцем у виска, – просто не надо.

– Ты выглядишь напряженным.

– Таким же как и ты, – он оборонительно огрызается.

– Ну, несмотря на ебаный джетлаг от «Амстердам – Лос-Анджелес – Вегас – Ибица» по кругу последние пять месяцев, организацию деньрожденьевского гига для Юарта, потом перелет в Берлин для большого завтрашнего шоу на «Флюгхафен», с диджеем, которого я не могу найти; он, наверное, утерян где-то в Джамболенде, – и тут у меня возникает соблазн добавить: плюс разрыв с моей девушкой из-за тебя, ты, уебок, – я в порядке. А ты?

– Проблемы белых людей, – говорит он напыщенно. – Мой зять, которого ищет псих, чтобы заставить сделать работу для него, съебал в Таиланд, бросив Карлотту и ребенка. Угадай, за кем ходят по пятам и псих, и сестра уже месяцами? – он шлепает себя по лбу: – И когда я только стал идиотом, устраняющим проблемы других мудил?

– Разбираться с говном других людей дерьмово, самое херовое предложение, – сочувствую я.

– И пока мы бегаем вокруг, как маленькие тупые уебаны, Бегби лежит под калифорнийским солнцем, – Больной с горечью сплевывает. – Но знаешь, что? Я думаю, может быть, ты и прав на его счет. Из смертельно опасного психопата в мелкого художественного писюна!

13. Бегби – дикий о Гарри

Мудила шокирован, когда заходит домой и включает свет. Там я, сидящий в кресле за его столом, тычу в него его же ебаной пушкой. Лежала у него в верхнем правом ящике, ебаный даун! Полицейский? Этот уебок? Видал уебанов в Эдинбурге, которые унизили бы этого дрочилу.

– Какого хуя... Как ты сюда попал?

– Ты правда хочешь скучных деталей? – спрашиваю я его. Немного трясу оружием. Пиздюк впервые его замечает. Ему это не нравится. – Теперь дай мне хоть одну хорошую блядскую причину после твоих домоганий до моей жены, почему я не должен пристрелить тебя прямо сейчас.

– Ты убийца и подонок, она должна знать об этом! – он тычет в меня пальцем.

Неразумный уебок.

– Это еще одна отличная причина для того, почему я должен пристрелить тебя. Я просил назвать одну, почему не должен.

Хер молчит: ему это пиздец не нравится.

– Думал, мы сможем немножко поговорить. О там, как ты докучаешь моей миссис, – из-за его узких черных глазок он выглядит злым, а напуганным. Честных хуев ему.

– Слышал, ты любишь алкоголь, – я указываю на бутылку виски, которую поставил между нами на стол. – Сделай маленький глоток.

Он смотрит на меня, потом на бутылку. Точно хочет. Колеблется пару секунд, потом наливает стакан. Выпивает его медленно, но уверенно.

– Давай, еще один! Садись, – я указываю на стул, – составил бы компанию, но бросил. Никогда не приводило ни к чему хорошему.

Это озадачивает уебка. Он пялится на пустой стакан. Он проебал свою жизнь, жизнь дерьмового полицейского со старым Кристофером Ривом. Алкоголь не волнует, полицейский ты или злодей: он просто хочет отправить тебя в ад. Я прошел через все это дерьмо. Этот мудила Гарри решил, что ему никак не выбраться отсюда, так что он все равно налил и присел после моего второго приглашения под прицелом пушки. Он смотрит на меня, глаза обвинительно сужаются.

– Ты убил тех бродяг, – пидор пытается пялиться на меня.

Я снова смотрю на мудилу и молчу. Всматриваюсь в душу этого полицейского. Все они одинаковые, несмотря на телешоу, которые изображают их чуть ли не супергероями. Я же только вижу сплетницу, дорогушу-жену – суетливую сущность дрочилы, запрограммированного служить другим.

Гарри моргает и прочищает горло:

– Они были кусками дерьма, но все же ты хладнокровно убил их. Тех двух, которые угрожали Мел и детям, – утверждает он, пытаясь снова, блять, смотреть в упор.

Дерзкая пизда. Дыши. Раз... два... три...

Эти маленькие глаза-бусинки. Будто ебаный хомяк смотрит на тебя из клетки. Такой же, как был у нас в школе. Его разыгрывали в лотерее и кто-то забирал его домой на каникулы. Видели бы вы, блять, лицо учителя, когда он увидел, кто, блять, выиграл. Бедный Хэмми, он попал к Бегби на лето! Мы видим его в последний раз! Так оно и было. Бедный маленький золотистый подонок так и не вернулся. Естественная причина смерти – уебки живут всего лишь год, хотя никто за пределами моего дома не верил в это. Они все думали, что уебок убил его.

– Ты не мог об этом забыть? Не мог оставить нас в покое... полиция... разберется с этим, – этот Хэмми, то есть, простите, уебок Гарри, продолжает: – Потому что это то, кем ты являешься... это то, что ты делаешь. Ты сделал... ты... – речь мудилы замедлилась до мычания, а веки потяжелели.

– GBD, друг. Оксибутират натрия, дизайнерский наркотик с анестезирующем свойством. Игрушка секс-преступников. Не волнуйся, я кинул только щепотку – никакого насилия. Даже больно не будет. Я просто вывожу тебя из игры.

– Что?.. – его глаза закрываются, шея тяжелеет, голова клонится вперед. Он хватается за стул.

И уебок смотрит на шланг, с которого я снял насадку и закинул на потолочную балку. На конце я делаю петлю. Его глаза отслеживают, откуда идет шланг – он из сада, прокинут через окно. Диб диб даб, ты, полицейский ублюдок. Мальчик уже усыплен, он в состоянии лишь демонстрировать страх сквозь замешательство в стеклянных глазах.

– Павший мусор, алкаш-суицидник, – объясняю я уебку. – Никогда не любил ебаную полицию, друг. Думал, что только дома, в Шотландии, и что американские полицейские будут другими. Но неа. Я ненавижу всех полицейских. Везде.

Он пытается встать, но падает со стула, теперь он валяется на ковре. Я нагибаюсь над ним и даю ему пощечину. Нет. Уебок почти потерял сознание. Я вытер оружие и положил обратно в ящик. Закинул шланг вокруг его шеи и посадил обратно на стул; к счастью, он не такой уж тяжелый, около 175 ростом, 80 килограммов по ощущениям. Импровизированная веревка идет через балку и в окно, соединяется с катушкой от шланга, а та прикреплена к стене гаража. Я разузнал все это заранее. Должно послужить сильным рычагом.

Я открываю окно и выхожу наружу. Подхожу к катушке и начинаю заматывать ее. Заглянув внутрь, вижу, как уебок поднимается на стул, его рот хлюпает, глаза отупели под тяжелыми веками, которые ему сложно держать открытыми. Я скидываю уебка на ноги; усталыми руками он дотягивается до шланга, пытаясь его ослабить. Тупой мудак отлично ведется на уловку, забираясь на стул и пытаясь ослабить шланг, который душит его, но он точно следует моему плану! Уебок пытается последний раз стянуть шланг, а потом я бешено тяну вверх, держа обе руки на рычаге, ослабляю и натягиваю снова, заставляя обмякшего полицейского ублюдка встать на носочки.

– Не доебывайся ни до меня, ни до того, что мое, друг, – говорю я, пока залезаю обратно и выбиваю стул из-под его ног. Мудила повисает, глаза выпучены, язык свешивается, и я рад похрипывающим звукам, которые он издает, я слышал больше, чем достаточно, слов изо рта этого мусора. Потом ломающий, трещащий звук, но слышится он снаружи – я смотрю на колесо со шлангом, оно начинает, блять, изгибаться из-за веса.

Я подхожу к окну и захлопываю его, чтобы снять напряжение с катушки. Потом я иду обратно к этому Хэмми, ебаному Хомяку-уебку; вижу, как его сумасшедшие глаза раздуваются, пока он дергается и плюется, качается и брыкается, но мудила молодец, все еще сражается.

Быстрей давай подыхай, ты, ебаный полицейский подонок!

Снаружи я вижу, как катушка со шлангом гнется, поэтому я зажимаю раму окна еще сильнее, чтобы зажать шланг и облегчить давление. Но затем, пока я концентрируюсь на закрывании окна, слышу скрипящий и трещащий звук позади меня. Поворачиваюсь и вижу, как весь ебаный потолок падает! Ебаная балка сломалась напополам, и этот уебан-мусор, покрытый пылью и штукатуркой, на четвереньках ползет по полу к своему столу, пытаясь снять шланг с шеи. На всех четырех, как ебаный хомяк! Я точно не успею добраться до него, вместо этого я хватаю шланг и тяну его двумя руками, пытаясь вытянуть этого ушлепка как рыбу, но шланг уже слишком сильно ослаблен. Он встает на ноги, доходит до стола, держась одной рукой за его край, а другой тянется к ящику с пистолетом, где я его и оставил... ну ты и уебище. Он открывает ящик...

Отпускаю шланг и мудила летит через стол, но его рука в ящике! Я не успею туда добежать, и нет времени, чтобы открыть окно – поэтому я кидаюсь прямо в него, разбивая стекло, приземляясь на траву, встаю на ноги, проклиная подарок Рентона, пока лечу через двор.

Я слышу дребезжащий крик и рикошетный выстрел по ебаному гаражу или какому-то подобному сооружению снаружи. Забегаю за угол – звучит второй выстрел; к счастью, звучит дальше, чем я думал. Это место изолировано среди лесных холмов, что хорошо для задуманного мной, но бесполезно, если все идет по пизде и за тобой охотится долбоеб с пушкой.

Машина припаркована на грунтовой дороге с вдоль нее клонящимися кустами. Похоже, преследование закончилось, я заскакиваю в машину и съебываю, давя на газ, пока не доезжаю до автострады. Сначала я волнуюсь, что уебок сдаст меня прямо сейчас, но если он сдаст, запись Мел выйдет в свет, и в любом случае – мое слово против слов этого мудилы.

Я еду по автостраде, дышу спокойно и легко, но проклинаю свою неудачу. Ебаные черви в дереве! Думал, что продумал все, исследовал место с самого Рождества! А теперь я нажил себе опасного врага, невероятно замотивированного убрать меня.

Но с другой стороны, я только что дал себе еще больше мотивации выебать эту пизду. Теперь он или я. И это буду нихуя не я, я тебе говорю.

Улавливаю свое дыхание. Нормальное и умиротворенное. Дыши...

Это, блять, игра. Внезапно я чувствую, как трясусь от смеха. Думаю о моське ублюдка со шлангом на шее – пиздец приятно! Надо наслаждаться тем, что ты делаешь: если не наслаждаешься, тогда, блять, не делай этого.

В зеркале заднего вида виднеется солнце, выглядывающее из-за холмов. Не такой уж и плохой день, по крайней мере, погода. Невозможно дерьмово себя чувствовать в таком климате.

14. Больной – все завязано

Я выхожу со строительной площадки «Тоттенхэм Корт Роуд», и, взглянув вверх, вижу собирающиеся темные тучи. В воздухе появилась резкая прохлада, я достаю свой телефон из внутреннего кармана своей кожаной куртки «Хьюго Босс». Игнорирую все сообщения, кроме одного, от Бена:

Только что приехал.

Стойко избегаю Эдинбург, но он не избегает меня! Я сожалею о том праздничном дне, когда подсыпал МДМА в напиток самому избалованному и слабому на передок слабаку. Не предусмотрел, что моя игривая алхимия могла бы привести к ебаным месяцами развернутой переписки с Карлоттой с разбитым сердцем и с похожим на хорька владельцем борделя Саймом.

Нихуя не могу сделать, чтобы вернуть их мальчика обратно из Таиланда. Помпезное дерьмо с его ебаным билетом вокруг мира и его творческим отпуском. «Это то, что я должен был сделать», написал хер в своем последнем смехотворном е-мейле, прежде, чем полностью уйти в оффлайн. Оставив свою миссис и сына совершенно обезумевшими, наказав их за гнусные поступки! Ну что за пизда! Я пробираюсь через закрытые дороги к Сохо. ИРА или ИГИЛ никогда не создавали настолько много хаоса и деморализации в Лондоне, как неолиберальные насильники планеты с их корпоративными ярмарками тщеславия. Конечно, настойчивый дождь начинает осыпать холодными брызгами.

Мой сын пригласил меня выпить в кабак с отвратительной репутацией, убежище, успокаивающее офисных работников и туристов. Это давит на меня – то, что я почти не провожу с ним времени. Чувствую себя виноватым, когда захожу в забитый бар. Он уже занял место в углу, сидит с двумя шипящими пинтами «Стеллы» на деревянном столе. Мы рядом с имитацией огня с низкими решетками. Приятный запах лака наполняет воздух.

Обмениваемся приветствиями. Бен, который выглядит озадаченным, вдруг пристально на меня смотрит:

– Пап, мне надо тебе кое-что сказать...

– Я знаю, знаю, я был эгоистичным дрочилой. Просто у меня много дел, проблемы в Шотландии с твоим дядей и твоя тетя разбита, значит, я должен...

– Это не о тебе! И не о них! – огрызается он; он будто на грани. Его шея краснеет, а глаза блестят.

Он пугает меня. Бен всегда был спокойным, неразговорчивым парнем, больше спокойным англичанином или даже стойким шотландцем, нежели буйным итальянцем.

– Я говорил тебе, что встречаюсь кое с кем.

– Да, та миниатюрная девушка, с которой...

– Это не девушка... – запинается он, – это парень. Я гей. У меня есть парень, – и он выплевывает слово, демонстрируя, как решает определенные проблемы, с которыми он, как я предполагаю, регулярно борется. Он смотрит на меня, воинственно вздернув подбородок, будто ждет скандала от меня и, вероятно, такого же дерьма, как и от мудил из Суррея.

Но все, что я чувствую – это тепло и свечение. Я никогда этого не подозревал, но я в абсолютном восторге, потому что всегда втайне мечтал о сыне-гее. Я бы ненавидел гетеросексуальную конкуренцию со своим же сыном, которая была у меня с моим отцом.

– Отлично! – пропеваю я, – это прекрасно! У меня сын – гей! Тебе к лицу! – я слегка ударяю его по плечу.

Подняв брови, он шокировано смотрит:

– Ты... ты не расстроен?

Я тыкаю в него пальцем:

– Мы говорим о гее, прямо полном гее, не би, верно?

– Да, мне нравятся только парни. Девочки вообще нет.

– Отлично! Самые охуенные новости! Выпьем! – и поднимаю свой стакан.

Он выглядит изумленным, но чокается со мной:

– Я думал, ты, ну...

Я делаю глоток «Стеллы», причмокиваю:

– Я бы, наверное, немножко бы завидовал, если б ты был би, так как у тебя было бы больше вариантов для ебли, чем у меня, – объясняю я. – Видишь ли, я всегда хотел быть бисексуалом. Хотя с мужчинами у меня никогда не получалось. Но я люблю, когда девушка надевает страпон и начинает меня...

Бен хлопает и перебивает меня:

– Пап, пап, я рад, что ты это говоришь, но я не хочу все это слушать!

– Справедливо. Ты, наверное, не будешь приводить горячего торпедоносца, чтобы заставить меня завидовать, как я делал со своим отцом, когда приводил горячих птичек. Как насчет семьи из Суррея?

– Мама достаточно расстроена, а бабушка просто безутешна. Она почти не смотрит на меня, – говорит он с неподдельной горечью.

Я медленно мотаю головой, выражая отвращение, пока старая желчь вливается внутрь и бродит по моим кишкам:

– Нахуй этих ханжей: двадцать первый век. Мне не важно, кого ты трахаешь, главное – трахай назло!

От этого его лицо светится:

– О да, мы делаем это. В любых мыслимых позах. Я сейчас переезжаю к нему, и соседи уже пожаловались на шум!

– Мой мальчик, – и я еще раз щипаю его за руку, – правильно, ты ебаный буйный покоритель жоп, а теперь сходи к бару и закажи мне двойной «Макаллан»!

Он соглашается и мы оба нехило напиваемся. Мой сын – гей! Какое ебаное благословение!

Когда я уже в такси до дома, я смотрю в телефон и вижу сообщение от Вика Сайма:

Тащи свою жопу сюда. Мы нашли твоего парня.

Какого хуя? Либо я срочно нужен Сайму, либо Юэн реально вернулся в Эдинбург. Я был уверен, что пройдет год, а его не было всего несколько месяцев! Я пишу в ответ:

Юэн Маккоркиндейл в Эдинбурге?!

ДА. Тащи свою задницу сюда.

Прыгаю на поезд первым делом завтра утром. Увидимся.

Ответ от слизняка был бы крайней степенью любезности.

15. Ебля шлюх не даст тебе покоя

Он понял, что не перестал избегать линий на брусчатке, прямо как в детстве. Теперь он избегает их размеренным шагом, наслаждаясь ритмом ног на холодной плитке. Ботинки – всегда хорошая обувь для такой погоды. Кроссовки – инкубаторы заболевания ног – не так хороши. Он сбился со счета, сколько уже раз говорил Россу не носить их. Странное чувство растерянности, которое он ощущает – чувство полной причастности к кому-то другому, одному из множества альтернативных персонажей, которых мы подавляем, чтобы проживать выбранный нами путь; страх и восторг, которые дают чувство тошноты и головокружения. Ходить по такому знакомому городу, как бездомный – почти то же самое, как ходить по улицам нового мира.

К моменту своего возвращения в Эдинбург он покупает новый телефон и заводит новый е-мейл адрес. Он хочет позвонить Карлотте, но не готов встретиться лицом к лицу с унижением на тему того, что смог решиться свалить всего лишь менее, чем на четыре месяца в Таиланд – тогда как заявлял, что его не будет целый год.

Сперва он там чувствовал себя замечательно. Он был свободным. Передышка, новое место, Найана – девушка, с которой он был. Он скучал по Карлотте и Россу, жаждал порядка своей старой жизни. Теперь он дома.

Юэн Маккоркиндейл в этой стадии еще не знает, вернется ли он к его обязанностям ортопеда в «Роял Инфирмари» после творческого отпуска. Все же еще есть множество возможностей. После заселения в самый дешевый, но чистый отель в «Грассмаркете» его следующим действием было переустановить «Тиндер» на новый телефон.

И вот он уже в кафе, сидит напротив Холли, тридцать четыре года, недавно разведена, два ребенка. Она говорит, что не хочет ничего «слишком серьезного» в этот период жизни. Юэн понимает, что сам заинтересован в таких встречах, и не то, чтобы он врет – женщины обычно находят его карьеру педиатра достаточно интересной – но он совершенствует профиль, добавляя и другие навыки. Однажды он брал уроки испанского с Карлоттой, готовясь к отпуску в Испании. После него он продолжал, а она уже не видела в этом смысла. Это обучение будет возобновлено, и с этого момента он будет говорить о себе, как о владеющем испанским. И, несмотря на то, что он играл с коллегой всего несколько раз, называет себя игроком в сквош. Жизнь построена на восприятии, как себя, так и других. Ты или можешь продать себя дешево, или сказать что-то, соответствовать этому, и стать этим.

Холли – отличная перспектива, но Юэн покидает ее через час и двадцать минут, оставив лишь поцелуй в щеку. Никогда не сдавайся сразу, если они стоят того, чтобы выебать их больше, чем один раз, заставляй их ждать. И потом выеби всю душу из них, оставляй все так, чтобы они хотели большего. К его полному ужасу, странно-сдержанные слова Саймона Уильямсона звенели в ушах. Я все еще во власти этой психованной свиньи! Марианна была права!

Расположение духа Юэна становится все хуже, несмотря на то, что он вышел на яркие, теплые улицы. Лето наступает – самый долгожданный гость в Шотландии, который обычно приходит поздно и уходит рано. Юэн не уверен, куда он идет, но моментально узнает, когда попадет туда. Туда, где он был вчера – в здание внизу по улице с оранжевой вывеской ГОРЯЧАЯ САУНА И МАССАЖ.

К счастью, Жасмин, которую он посетил прошлым вечером, снова работает в свою смену. В этот раз она его отводит туда, что она описывает как «специальный номер для привилегированных клиентов». Выглядит абсолютно впечатляюще. Там нет кровати, просто куча гигантских диванных подушек разных размеров и форм разбросана по полу под изогнутой люстрой. На стене висит большой телевизор и красный бархатистый театральный занавес. Подушки, хоть и украшены золотыми вставками, предназначены для помощи в разных секс-позах; некоторые цилиндрической формы, другие – прямоугольные, а Жасмин – опытна в конфигурациях. Юэн возбужден, но чувствует, что что-то с ней не так. Она напряжена и взволнована, глаза отвлечены тревогой, контрастируя с вовлеченной, веселой и общительной женщиной, которая предоставляла ему услуги вчера. Он думает, что это дурной тон – посещать одну и ту же девушку два дня подряд, если это делает его в ее глазах отчаянным, испорченным или жалким. Потом осознает чье-то присутствие в комнате. Он поворачивается и видит мужчину в костюме, его лицо – жесткое и остроугольное, как у хорька, нависает над ними. Потея, мужчина вытирает шею платочком, хотя в комнате не так уж и жарко. Юэн понимает, что это он был за красным занавесом, который приоткрыт, демонстрируя небольшую утопленную платформу.

– Что... что это?.. – и он останавливается. Они с Жасмин смотрят на грозного нарушителя.

– Простите, что прерываю, но у нас достаточно для эксклюзивной VIP-пленки, – мужчина указывает на камеру над дверью с красным мигающим огоньком. Он ее даже и не заметил.