Текст книги "Брюки мертвеца (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Оставлю вас ненадолго, ребята, – улыбаюсь я.

Росс собирается что-то сказать, но Жасмин берет его за руку:

– Все в порядке, дорогуша. Расскажи мне о себе.

Эта девушка хороша. Я ухожу и направляюсь в бар внизу.

Ну, через тридцать пять минут, когда я уже допивал свою третью «Стеллу», Жасмин спустилась одна.

– Все закончено, – говорит она, – он одевается.

– Отлично, – говорю я ей, давая ей еще одну двадцатку сверху того, о чем договорились. Она смотрит на меня немного разочарованно, прежде, чем уйти. Если бы я дал ей сотку, получил бы такой же взгляд. У меня не хватило сердца сказать ей, что это сын мужчины, с которым она снялась в видео, которым ее босс шантажирует его.

Молокосос спускается вниз через несколько минут, потрясенный и испуганный. Я клянусь, его лицо будто погрузили в чан с клисером.

– Работа окончена? – он безучастно кивает, засовывая руки в карман кофты. Я веду его наружу, вниз по мосту Георга IV, и мы идем через парк Мидоус. Прекрасный весенний день. – Так как все прошло, друг?

– Было нормально... не так, как я думал. Я нервничал сначала, но потом она начала целовать меня и потом... – его глаза загораются, а голос падает и он зыркает на футбольную игру, – ...она отсосала мой член. Сказала, что он очень большой!

Уверен, так она и сказала.

– Когда я уже почти... она сказала, что не могла поверить, что это был мой первый раз, и что я от природы хорош!

Уверен, так она и сказала.

Солнце греет, выжигая скудный облачный покров. Больше похоже на лето. Я достаю свои «Рэй Бэн» из кармана и надеваю их. Росс болтает без умолку.

– Что она не могла поверить, как ей было приятно, и что я заставил ее кончить, – пищит он, поворачиваясь ко мне, широко раскрыв глаза, ища подтверждения, пока мимо проходит женщина с детской коляской, – что я по-настоящему знаю, как заниматься любовью с девушкой и что любой девочке будет приятно со мной!

Ебаный Иисус, Сайм ей явно не доплачивает.

– Она позволила тебе вылизать ее?

Челюсть Росса начала немного судорожно дергаться, будто активируя мышечную память:

– Ага, – краснеет он, – она мне показала, чуть выше вагины. Я никогда не видел этого на сайтах.

– Ты сидишь на неправильных сайтах, – говорю ему, – нахуй пацанские сайты. Попробуй вместо них лесбийские. Вот совет: есть метод быть хорошим любовником – лизать вагину, лизать вагину и лизать вагину. Второй совет: окружи себя женщинами, женщинами и еще женщинами. Работай с ними. Стань парикмахером, ведущим бинго, чистильщиком, делай все это. Ебля – болезнь объединения. Совет три: не разговаривай; просто слушай их, вежливо спроси о них, что они думают об этом или том, – как только он пытается что-то сказать, я грожу ему пальцем, чтобы молчал. – Совет четыре: не подходи к другим парням; они ебаные тупые бесполезные враги. Они не твои братья. Они не твои друзья. Они – препятствия, в лучшем случае. Они ничему тебя не научат и встанут у тебя на пути с их ебаным дерьмом.

Я наблюдаю, как он пытается все это переварить.

Ебать, Жасмин, я точно украду ее для «Коллег Эдинбург».

Мы останавливаемся в магазине, и, к его удивлению, я покупаю ему неплохие кроссовки.

– Отмазка для твоей мамы, если она спросит тебя, где мы были. Также награда за то, что ты топ-ебарь, – игриво подталкиваю его локтем.

– Спасибо, дядя Саймон, – пищит изумленный жиголо Колинтона.

Когда мы возвращаемся домой, Карлотта уже проснулась. Мы рассказываем ей о покупке кроссовок. Но она продолжает говорить о Юэне, заплутав в собственном отчаянии. Надеюсь, эта проблема скоро решится. Я проверяю свой телефон. И конечно же, там е-мейл от Сайма с билетами для меня и Юэна. Эконом-класс. Я захожу на сайт авиакомпании и апгрейдчу себя до бизнеса, пользуясь аккаунтом «Коллег». Конечно, Карлотта кудахчет, вьется надо мной, пытаясь увидеть, что я делаю.

– У меня есть наводка, по которой я отправлюсь первым делом завтра утром, – говорю я ей.

– Какая наводка?

– Просто люди болтают. Не хочу давать тебе надежду, Карра.

– Ты не можешь оставлять меня в неведении просто так!

Я мягко поглаживаю ее по щеке:

– Я же сказал: или так, или никак, – и иду наверх, решив лечь спать пораньше.

Хорошо поспав, встаю на следующее утро бодрым и еду на такси в аэропорт. Встречаю Юэна со всеми остальными, чтобы лететь прямиком в Берлин. Я пишу Рентону:

Когда, ты сказал, будешь в Берлине?

И почти моментальный ответ:

Уже тут. Большой гиг на «Темпельхофер Фелд» сегодня вечером.

Ирония жизни: когда яохотился за Рентоном, я не мог найти подонка нигде. Теперь наши звезды выровнялись настолько, что я не могу избавиться от пиздюка.

Своевременно замечаю в зоне вылета: Майки Форрестера, одетого в полуприличный костюм от «Хьюго Босс», вельветовую куртку, в кожаной сумке через плечо – «макбук». Он со Спадом, который выглядит так, будто его выгнали из «Ходячих Мертвецов» потому, что он слишком дряхлый. Мерфи одет в старый херовый зеленый пиджак и майку «Ramones – Leave Home», сквозь которую течет кровь и что-то еще; несмотря на то, что он хорошенько перевязан. Потом я ловлю Юэна – бестолковый мудак стоит вдали от нас, нервно поглядывая на часы. Мы готовы к проверке. Майки начинает ныть что-то про время.

– Расслабитесь, мальчики, – говорю им, несмотря на то, что я, на самом деле, пиздец, как боюсь того, что мы собираемся сделать. Страх – эмоция, которую лучше не показывать. Показанная единожды, она растространится, как вирус. Это разрушило нашу политику: власти макали нас в него на протяжение десятилетий, заставляя жаловаться, обращая нас друг против друга, пока они насиловали наш мир. Мы сами впустили их, мы позволили им выиграть. Я бросаю взгляд на мою разношерстную команду: – Похоже, вся банда в сборе!

Майки роняет свой паспорт, я его подбираю. И пока я его отдаю, замечаю полное имя: Майкл Джейкоб Форрестер.

– Майкл Алкаш Форрестер! А ты долго скрывал это!

– Джейкоб, – воинственно протестует он.

– Говори, что хочешь, – улыбаюсь я, кидаю свою сумку и ремень и двигаюсь через металлоискатель.

(прим.ред: второе имя Майки – Jacob, Больной же называет его Jakey (алкаш), игра слов).

19. Рентон – деки (Рентону врезали)

Никогда не работай с уебком-Джамбо из западной части Эдинбурга. Он варится в бульоне повседневности Гамли, чьи трущобы слишком серы для того, чтобы быть оскорблением. Снобистские, но белые бунгала и та многоквартирная темная опухоль в городе Горги-Далри нужны для того, чтобы оставлять неизгладимые пятна моральной слабости. Карл пропал после своего дня рождения, искать его было полным кошмаром. В конце концов, я выследил его вчера в клубе «БМСИ», где он услужливо представляет меня как «Хибс-уебка, но нормального», нюхая кокаин, обитателям этого кровососущего дерьмища. Все становится хуже в лимузине на Горги Роуд, когда к нам присоединяются Эмили и Конрад. Я впихиваю Карла в машину (у него нет ничего, кроме тяжелых кейсов для пластинок и одежды на спине, которая пахнет, как нечто среднее между забившимся унитазом и местной пивоварней), а голландский маэстро рычит:

– Ты плохо пахнешь! Я должен сидеть спереди!

Поэтому толстый мальчик пересаживается к водителю, оставляя меня сидеть с вонючим Карлом и Эмили, которая лапает мое бедро. Карл ничего не чувствует, кроме горьких химикатов, которые забили его ноздри, но замечает, что она делает и через пьяный сонный туман жутковато и развязно улыбается. Потом он взрывается «с днем рождения меня», которое переходит в «Hearts, Hearts, Glorious Hearts», прежде чем он засыпает.

– Ебаный би-сайд-хуила, – смеюсь я. Водитель лимузина тоже за «Хибс» и понимает шутку.

Мы прилетаем в Берлин. Карл, впавший в кому в самолете, внезапно снова оживает. Я покупаю ему пару рубашек в магазине «Хьюго Босс» в аэропорту.

– Круто, – говорит он об одной, и – моя мама не одела бы меня в это дерьмо, Рентон, – касательно другой. Его настроение поднимается, когда мы встречаем Клауса, промоутера, в отеле. Как ветеран танцевальной музыки, он сильно волнуется о Карле, поэтому сразу дает нам кокаин.

– N-Sign вернулся! Я был на сумасшедшей вечеринке рядом с Мюнхеном, много лет назад. Твой друг... забрался на крышу!

– Ага, – говорит Карл.

– Как тот парень?

– Умер. Он спрыгнул с моста, когда мы вернулись в Эдинбург.

– Ох... Мне жаль это слышать... Из-за наркотиков?

– Все наркотики, друг, – говорит Карл, жестом прося обновить стакан лагера. Первый был выпит за секунды, и буквально можно видеть, как он заполняет его токсичное тело. Может выйти дерьмовый гиг.

Конрад начинает ныть о том, что его гримерка слишком маленькая. Мудила выделывается потому, что мой старый друг получает звездный респект от Клауса. Потом Эмили начинает выделываться, потому что клуб моих маленьких мальчиков намного важнее, чем она. Я, блять, устал, а мы только что сюда приехали. Это будет дерьмовый гиг.

«Темпельхофер Фелд» находится на месте старого берлинского аэропорта, который закрыли много лет назад. Они планировали сделать из него лагерь для беженцев. Теперь молодые, яркие рейверы – это культурные эмигранты измотанного капитализмом общества, которое не может им платить прожиточный минимум, и существует исключительно для того, чтобы высасывать богатство родителей в казну через долги.

Аэропорт нацистской эпохи, говорят, был самым большим зданием в мире – суровым, внушительным, мрачным и красивым. Гигантские ангары неправдоподобно изгибаются под консольной крышей без колон. В нелетную пору, в основном, его сдают в аренду, и одним из крупнейших арендаторов является Полиция. Два полицейских с автоматами смотрят на нас с каменным выражением лица, когда мы заходим в здание; наши карманы забиты пакетиками с кокаином. Мы находим офис со стеклянным фасадом и видом на большую арену и сцену. Кроме полиции здесь находится орган управления движением в Берлине и центральный офис потери имущества. Тут еще детский сад, школа танцев и один из старейших в городе театров. Мы наблюдаем за приезжими рейверами, которые беспорядочно бродят по арене, светясь от восторга в этой странной утопии, которую местные жители воспринимают спокойно.

– Неплохое место, – признаюсь я Клаусу, который практически меня не замечает. Теперь, когда фестиваль идет, кажется, он забросил общение и превратился в фашистскую пизду, раздавая приказы напрягшимся подчиненным. Иду проверить кое-что, пока арена наполняется, пробираясь сквозь гуляк. Худенький молодой парень играет интересный сет, такого я раньше никогда не слышал. Мне нравится. Я направляюсь в будку диджеев, узнать, могу ли я поговорить с ним, когда он закончит, и тут я вижу, что тут нет виниловых деков. Юарт. В этом месте нет диджейских виниловых деков. Блять. Я понимаю, что забыл договориться об этом.

Я на панике спешу обратно в центр управления. Сколько раз я повторял Карлу, что ему нужно идти, блять, в ногу со временем. Все, что я получал в ответ, это пожатие плечами и бурчание о том, что «мы что нибудь придумаем» – как правило, во время того, как он делает следующую дорожку кокаина. Эмили и Конрад, наверное, даже не вспоминали бы о своих SD-картах и наушниках, если бы я постоянно не бегал за ними, но они из другой эпохи. Вина моя, хотя я должен был упомянуть об этом в райдере.

Я раньше не имел дел с Клаусом, и говорю ему о нашей проблеме с виниловыми деками. Он смеется мне в лицо:

– У нас не бывало диджейских виниловых дек больше десятилетия!

– Вообще ничего нет, ни на одной из сцен?

Он смотрит на меня, будто я поехавший, медленно мотая головой.

– Блять. Что мне делать? – раздражение вынуждает меня публично афишировать мое беспокойство. Большая ошибка. Никогда не показывай свою неуверенность или страх в этой игре. Держи все в себе.

Промоутер пожимает плечами:

– Если ты не можешь играть, то и мы не можем играть. Кто-то другой выйдет.

Карл, слоняясь возле длинного бара, замечает этот диалог и подходит. Подонок уже сверкает от кокаина. По крайней мере, это делает мой следующий вопрос Клаусу лишним.

– Марк, ты менеджер, так?

Я точно знаю, куда это ведет, но моя жизнь состоит в том, что надо играть в эту утомительную игру.

– Так.

– Так, блять, управляй. Найди сет диджейских виниловых дек. Эта миссия не может быть невыполнима в Берлине. Все же до гига еще много времени. Теперь я пройдусь по территории фестиваля, выпью пару напитков, и найду, кто отсосет мне. Всегда любил немецких пташек.

Я подавляю свой гнев на него, да, и на себя. Мало что можно выиграть в этом бессмысленном споре, да и я там уже бывал. Как бы раздражительно не было это признавать, но пиздюк прав. Это моя работа – решать проблемы, а сейчас у нас огромная проблема. Но я не могу поверить этому ебаному бесполезному педриле.

– Диджеи не пользуются винилом с момента, когда Джон Робертсон был за «Хибс». Если бы вы не объебывались с ебанного 11 сентября, вы бы это прекрасно поняли. Вот почему у тебя руки, как у ебаной обезьяны. Ебаное USB – это все, что тебе нужно. Скидываешь свой сет на флешку, нажимаешь плей и машешь своими кулаками в воздухе, как тупой придурок. Это диджейство сейчас. Догоняй и не надоедай!

Конрад и Эмили кажутся более дружелюбными; они вместе работают в студии, это хорошие новости. Хотя я обеспокоен секретностью относительно этого трека. Надеюсь, толстый хуила не обсуждает новый контракт с кем-то еще.

Он подходит, втянутый в нашим конфликт, и качая головой, злорадно хихикает:

– Очень непрофессионально.

Карл отвечает с надменным презрением:

– Другие могут быть окей с этим дерьмом, бро, – говорит он мне и даже не смотрит на мою голландскую звезду, – это не диджейство, не для меня, – поет он в свою защиту. Но скрывает тот факт, что он смущен. Карл ежедневно как рыба без воды, и я точно знаю, как хуево бедный подонок себя чувствует.

Я ухожу с площадки на улицы, пытаясь поймать ебаный сигнал мобилы, чтобы найти магазин музыкального оборудования, что почти невозможно с миллионной толпой вокруг, все на телефонах. В конце концов, на экране телефона появляются полоски. Я судорожно листаю страницы, ищу что-то вроде торговой зоны, но похоже, что рядом ничего в радиусе многих миль. Небо темнеет, начинается морось. Я подавлено слоняюсь, прохожу через большой блошиный рынок.

Я не могу в это поверить.

Обычно я слеп, как шотландский рефери на длинной дистанции, но отчаяние подарило мне рентгеновское зрение. Буквально в пятнадцати минутах от площадки, на этом рынке, киоск электроники. Мне все еще нужно подойти поближе через поддельные холодильники, морозилки и колонки, чтобы убедиться, что тут и вправду есть две диджейских виниловых деки. Мое сердце стучит все сильнее и сильнее: У НИХ ЕСТЬ ИГОЛКИ И КАРТРИДЖИ! Боже, спасибо тебе! Спасибо богу танцевальной музыки Эдинбурга...

Я подхожу к восточному молодому парню в майке «Эвертона»:

– Виниловые деки, они работают?

– Да конечно, – отвечает он, – как новые.

– Сколько?

– Восемьсот евро, – выражение его лица очень серьезное.

– Они древние, – усмехаюсь я, – двести.

– Они винтажные, – холодно говорит он, – семьсот пятьдесят.

– Так не пойдет. Они, наверное, даже и не работают. Триста, – на лице парня не дергается ни один мускул.

– Они работают, как новые. Семьсот. Ты выглядишь взволнованным, будто они нужны тебе срочно. Думай об этом как об одолжении, мистер.

– Блять... – лезу в карман и отсчитываю деньги. К счастью, менеджеру всегда нужна наличка. Всегда есть мудила – торговец наркотой, швейцар отеля, уебок в такси, охрана, полицейский, коорому нужно заплатить или дать взятку.

Маленький пиздюк улыбается и пропевает мне:

– Как новые, мой друг, как новые...

– Ты бессовестный, маленький уебок-манипулятор, – отдаю парню деньги и визитку, – когда-нибудь задумывался о карьере в музыкальном бизнесе?

20. Больной – бизнес-класс

Сидеть в бизнес-классе – безграничное наслаждение. Это не преимущество обслуживания; больше – статус над плебеями в течение следующих нескольких часов. Сидя на своем месте, я делаю обязательно презрительное лицо, когда они проходят мимо меня в позорный класс. Кроме того, это дает мне роскошь обладания своей территорией и время на раздумья.

Через проход рядом сидит гейский ублюдок; светлые волосы, облегающие клетчатые штаны, голубая майка с круглым вырезом, и возмутительно громкий. Хотел бы я, чтобы Бен был таким. Какой смысл иметь сына-пидора, который не выделяется? Который хочет жить скучной гетерожизнью? Притеснение порождает борьбу, порождающую культуру, и было бы дерьмово, если бы пидоры пропали с планеты, так как чопорные пезды наконец-то узнали, что планета круглая. Этот парень, около тридцати пяти, в каком-то роде звезда. Даже стюарды – возмутительно для мужчины – все будто в ролях шоу Эрни Вайза в лоб с его чванством. Во имя спорта я решил посоревноваться с ним в том, кто может показать себя самым вонючим, самодовольным, требующим к себе внимания уебком на самолете.

– Как получить напиток на этом мертвом рейсе! – я трясу руками, чтобы продемонстрировать свою нервозность.

Эта уловка эффективно срабатывает; буйный пидор переключает внимание на меня, по-пидорски соблазнившись моим олимпийским нарциссизмом.

– Я слышу кельта в этом говоре! – пищит королева счастья.

– Так и есть, – отвечаю я, – мое любезное возвращение на другую сторону Стены Адриана в первый раз за долгий период. И я думал мой внутренний Мел Гибсон уснул!

– Ох, нет, я уверяю вас, он жив и здоров, но без очаровательной шотландки!

Вдруг стюардесса появляется над нами, поднося бокалы с шампанским.

– Ангел милосердия, – я моментально выпиваю бокал, пока тянусь к следующему, – можно?

Стюардесса снисходительно улыбается.

– Простите меня, пожалуйста, второй бокал мой, очень нервничаю, когда летаю!

– Ох, перестаньте, – говорит королева, беря свой бокал, – я очень волнуюсь о своих собаках в багажном отсеке, два лабрадудля, которые совсем не привыкли к путешествиям.

Пока я заглатываю свое второе шампанское, мы выезжаем на взлетную полосу и взлетаем; я рассказываю пидору ужасную историю о двух питбулях в багажном отсеке самолета, когда один питбуль вырвал нижнюю челюсть другому:

– Они напали друг на друга после того, как багаж сдвинулся и упал на них, – наклоняюсь и шепчу, – они не следят за животными на этих перелетах. У вас есть страховка, да?

– Да, есть, но...

– Но это не вернет их, – говорю я.

Он с ужасом вздыхает, пока самолет выравнивается в небе; уже можно расстегнуть ремни. Я покидаю его проведать низший класс, оставляя пережевывать ужас, в который превратился его перелет.

Эконом-часть самолета, по сути, трущобы в небе. Спад забился в место у окна. Ебать, этого южно-литского неряху будто окружила смерть. Майки напряженно сидит рядом с ним, пока Юэн дремлет у прохода со своими мрачными и депрессивными мыслями. О дивный, новый мир, в котором десятиминутное засовывание члена в жопу шлюхе может разрушить твою жизнь.

– Как поживают мужчины? Настоящие мужчины, – закатываю я глаза, – пехотинцы, тут, в эконом классе?

– Не разговаривай со мной! – кричит Спад.

– Я спас твою жизнь, ты, тупая марионетка! Опять же: это ты проебал простую работу для психопата Сайма. И ты, – огрызаюсь я на Форрестера.

– Я его...

– Знаю, партнер.

– Так и есть, – демонстративно говорит Форрестер.

– И как так получилось, что ты сидишь в бизнес-классе? – стонет Спад. – Я болен! – Майки и даже Юэн через проход обвинительно смотрят на меня.

– Эх, потому что я заплатил за апгрейд? При нормальных обстоятельствах я был бы очень рад купить вам билеты в бизнес-класс, парни, но стоимость была запредельной. Я не мог позволить компании оплатить это, вы не работаете на «Коллег», – останавливаюсь я, – мне не нужно лишнее внимание налоговой из-за вас. Кроме того, – и смотрю на Майки, – как выдающийся партнер Вика Сайма, думал, ты присоединишься ко мне с Кейт Уинслет, Мигель.

Форрестеру приходится проглотить это молча.

Возвращаюсь в бизнес-класс; королева, ярко блистающая ранее, все еще волнуется и разбито молчит. Так как этот пидор больше не интересен мне, решаю пообщаться со стюардессой, той, которая приносила шампанское. Вижу в ее горящих глазах намек на поебаться. Немного кокетничаю с Дженни, в конце концов спрашивая ее, как она думает, есть ли спрос на мужское эскорт-агентство по типу «Коллег», но для путешествующих женщин. Она сказала, что в этом, конечно, есть смысл, и мы обмениваемся контактами. Время летит неплохо, даже несмотря на то, что Дженни иногда приходится заботиться о кабанах из бизнес-класса, с которыми я должен делить ее. Потом звучит объявление, что мы приземлимся через пятнадцать минут. Поэтому я быстро возвращаюсь в эконом-класс, чтобы сообщить Спаду хорошие новости.

Мистер Мерфи в отключке. Его голова с сопливым носом неудобно лежит на плече Форрестера. Я нежно трясу его, и он подпрыгивает:

– Дэниел, боюсь признаться тебе, но мы были не до конца честны с тобой.

Спад оживленно моргает и смотрит на меня с непониманием, открыв рот:

– Что... что ты имеешь в виду?..

Я смотрю на Юэна, они с Форрестером беспокойно напрягаются. Потом поворачиваюсь к Спаду:

– Называй это политической кампанией, развернутой для того, чтобы держать пациента в здравом уме и добиться его сотрудничества во имя выполнения нашей задачи как можно быстрее.

– Что... – он трогает свою рану, – что вы сделали?

– Мы не трогали твою почку. Мы не мясники.

Спад вытягивает шею к Юэну и тот подтверждает:

– У тебя все так же две почки.

– Но... но что я тогда делаю тут? Для чего мы летим в Берлин? Для чего меня тогда резали?

Высокий, гавкающий голос провоцирует несколько голов повернуться на нас. Я гляжу на Майки, потом на Юэна, наклоняюсь ближе и шепчу:

– Видишь ли, это не то, что мы взяли из тебя, это то, что мы положили в тебя.

– Что?

– Герыч: несколько килограммов чистого, медицинского героина, – я оглядываюсь. Жирная корова, которая подслушивала, кажется, вернулась к своему вязанию. – Очевидно, в Берлине сейчас сухо. Как-то связано с большой облавой.

– Ты положил герыч в меня? – недоверчиво вздыхает Спад и смотрит на Юэна. Он кидается на меня, но Майки крепко держит его в кресле.

– Вот увидишь, как только мы приземлимся, я сразу же возвращаюсь домой...

– Делай, как хочешь, друг, но я не рекомендую этот путь, – подчеркиваю я и наклоняюсь ниже, – жидкость в тебе скоро начнет разрушать латексные сумки и выпустит содержимое в твое тело. Зато какой финал! Когда-то мы думали, что это был бы хороший исход! И... Тото все еще с Саймом, помнишь?

Спад сидит, вылупив глаза и открыв рот, осознавая ужас и бессилие его ситуации. Мне жаль его. Было глупо с его стороны соглашаться на эту работу, тупо было брать с собой собаку и оставлять ее без присмотра. Наказание для бедняков, как всегда, чрезмерное.

– Как ты мог это сделать? – визжит он на Юэна. – Ты ебаный доктор! – он делает выпад через проход и машет на моего зятя.

Майки хватает его и тянет обратно в кресло:

– Успокойся Спад, а то швы разойдутся.

Вяжущая уродина смотрит на нас в ужасе, чтобы убедиться, что комментарий был адресован не ей. Законченное вязание, наверное, будет для ее бедного племянника и обеспечит ему ритуал избиения на детской площадке.

– Это не моя вина! – защищается Юэн.

Я пытаюсь вразумить Спада:

– Ты думаешь, мы хотели всего этого? Сайм буквально держал оружие возле наших голов, Дэнни. Ты был свидетелем его рабочих процессов. Он собирался убить нас всех, наши ебаные семьи, и каждого уебка, с которым мы сидели на двадцать втором автобусе! Очнись!

Майки отворачивается:

– Бизнес-партнер, – бурчит он, с мольбой самоотречения.

– Но это все... все неправильно, – и, ебать, мой старый бедный друг Дэнни Мерфи из Лита начинает ныть, прямо в самолете, – это все неправильно!

Я держу руки на его костях, которые называют плечами:

– Так и есть бро, так и есть, но мы можем все исправить...

– Ага, так и есть, но кто втянул нас во все эти проблемы из-за проеба простой работы? – внезапно гавкает Майки, поворачиваясь к своему разбитому компаньону. – Мы с Больным пытаемся разобраться с этим!

– Говори сам за себя, – говорю я ему, – меня шантажируют. Угрожают. Вынужденно втянули в этот ебаный кошмар из-за твоего бизнес-партнера.

Майки надувается.

– И ты пытаешься исправить это... шантажируя меня, – шипит Юэн.

Стюардесса, не прекрасная Дженни, с которой я общался, а на статус ниже, прислуживающая плебеям, боевой топор с варикозными венами – прямо над нами, смотрит на меня:

– Пожалуйста, вернитесь на свое место! Мы готовимся к посадке!

Я слушаюсь, думая, что моя посадка началась уже давно, когда я был достаточно глуп, чтобы приехать в ебаный Эдинбург на Рождество. Сумасшедшая сука Марианна! Верну ей все с ебаными процентами!

Какое облегчение быть на земле, особенно для кудахчущей королевы, который задалбывает работников аэропорта своими собаками, пока мы идем к стоянке такси. В машине я пытаюсь разрядить обстановку рассказом о педриле и его собаках, но история дает обратный эффект, лишь напоминая Спаду о Тото.

– Если он обидит собаку, я убью его, мне все равно! – мычит Спад. Я верю, что Мерфи попытается это сделать.

Поездка через зону ветхих складов и трущоб – я предполагаю, что это Восточный Берлин – намекает на то, что клиника будет не самого высшего класса. Но даже вся эта мерзость не подготавливает меня и Юэна, сидящего с открытым ртом, к виду гадюшника, в котором предстоит делать операцию. Мы приезжаем на парковку заброшенного трехэтажного здания; окна первого этажа разбиты и забиты досками. Майки, размахивая своей кожаной сумкой, указывает на потрепанную алюминиевую коробку домофона. Я нажимаю практически на все кнопки, прежде чем коробка издает прохладный гул, позволяя плечом открыть дверь и войти. Внутри почти кромешная темнота. Я бьюсь голенью обо что-то, мои глаза приспосабливаются, видят стульчак, доверху забитый говном. Я смотрю на Майки, который утверждает, что это вроде «инвалидной коляски», которая будет доступна в этом «госпитале». По его просьбе Спад садится в него, и Майки медленно толкает его по пустому, призрачному коридору. Пока мы идем, под ногами хрустит разбитое стекло. Хотел бы я сейчас фонарик; забаррикадированные окна позволяют проходить свету только в проемы между стеной и деревянными панелями. Здание институциональное, наверное, старая школа или дурка. Тяжело дыша, Юэн выплевывает какую-то бессмыслицу.

Мы заходим в грузовой лифт, пахнущий застоявшейся мочой, после дешевого, кислотного алкоголя. Даже такой вонючка, как Спад, чувствует, что это не кошерно:

– Это не больница... – жалобно хнычет он, пока лифт со скрипом поднимается вверх, прежде чем внезапно грохоча останавливается на втором этаже.

Мы идем по другому длинному, темному и не освещенному коридору. Окна на этом этаже в основном не разбитые, но настолько грязные, что свет просачивается через них легкими лучами. Майки достает из своей сумки большой ключ, открывая потрепанную стальную дверь, которая напоминает о старой героиновой базе Сикера на Альберт Стрит. Мы заходим в грязную, выцветшую комнату с потрескавшейся плиткой на полу, которая похожа на старую промышленную кухню – за исключением, разве что, двух металлических больничных коек. На одной из них лежит толстый средне-восточный мужчина в грязной жилетке, который садится, когда мы входим. Он кажется смутно раздраженным и виноватым – предполагаю, мы помешали его мастурбации. Потом он улыбается:

– Пришла компания... – он посмеивается, маша нам большим руками: – Я Йозеф! Из Турции.

Мы с Майки представляемся Оттоману – по его темным глазам очевидно, что он еще один пациент, пока Юэн крутит шеей и с ужасом произносит:

– Возмутительно. Это место не стерильное... это... больше похоже на средневековую камеру пыток, чем на операционную, – вздыхает он, – я не могу работать в таких условиях!

– Придется, док, или пациент превратится в историю, – говорю я, отдавая честь приятелю Йозефу.

– Просто достань это дерьмо из меня, – захлюпал губами Спад, вставая со стульчака и ложась на второй кровати, раздевшись до трусов, – сейчас!

– Видишь, – подзываю я Юэна, – Дэнни Мерфи. Яйца размером с Лит. Теперь, блять, твоя очередь.

– Я... Я не могу... – умоляет Юэн, смотря на нас с Майки.

– Ты... ты называешь себя человеком от медицины? Что ты за доктор? – гавкает Спад, а затем морщится от боли.

– Я – хирург-ортопед.

– Что?

– Доктор по ногам, если так понятней, – покорно говорит Юэн.

– Что?! – Спад смотрит на меня. – Ты позволил доктору по ногам оперировать меня? Засунуть мешок герыча в мои кишки?

– Да, Спад, но не волнуйся, – я сдираю кожу со своих ногтей, – Юэн засунул его внутрь, так что он и достать сможет, – пытаюсь я уговорить его. Мне очень нужна сигарета.

– Так, Юэн, давай обезболим мальчика Мерфи.

– Я не анестезиолог, – огрызается Юэн с возмущением, – это очень квалифицированная и узкоспециализированная профессия! Они сказали, что тут будет еще кто-то!

– Я анестезиолог, – улыбается Йозеф, поднимается и направляется к раковине, моя руки и затем умывая лицо и надевая маску, которая висела на стеллаже, – ну что, приступим?

Юэн поворачивается ко мне:

– Мы не можем... Я не могу...

Мой зять играет на моих ебаных нервах.

– Возможности. Одна из них дана тебе. Просто не говори «мы не можем», как ебаная вагина, – я поворачиваюсь к остальным, – единственное, что раздражает меня в жизни, уебки, которые разбиваются на ебаные части под давлением. Да, мы в дерьме. Я предложил ебаный выход!

Юэн пережевывает это. Глядя на Спада, он надевает хирургический халат. Мы с Майки тоже надеваем медицинские халаты и маски, а Йозеф начинает давать анестезию Спаду:

– Все будет хорошо, мой друг, – его большие черные глаза смеются под маской.

Он – единственный мудень, который придает мне уверенность.

– Вот это ебаный мужик, – крикнул я, смотря на Юэна и Майки, – ведите себя как мужики!

Майки закуривает.

– Ты сошел с ума? – вздыхает Юэн.

На секунду Майки останавливает на нем взгляд, закипая от ярости, а потом останавливается, когда Спад поворачивается ко мне в панике и хватает мой рукав, подтягивая меня к себе ближе?

– Пообещай мне одно... если я не выживу, ты присмотришь за Тото.

Да, ну конечно.

– Эта ебаная шавка втянула нас во все это. Больше, чем ты. Больше, чем любой другой уебок!

– Пообещай, – взывает Спад в страхе, пока его голова тонет в подушке, а глаза закатываются. Пока он отключается, я говорю ему успокаивающим тоном:

– Да... – затем, дрогнув, – конечно.

Мучение все еще запечатлено на его лице, пока он погружается в глубокий сон.

Теперь он без сознания, Майки снова закуривает.

– Но... – начинает Юэн.

– Поделись, Майки.

– Осталась только одна, – показывает он пачку с последней штукой.