Текст книги "Брюки мертвеца (ЛП)"
Автор книги: Ирвин Уэлш
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Одна из них – автопортрет, – продолжает аукционист, – три другие представляют его друзей детства. Все вылиты из бронзы. Продаются все вместе, по отдельности нельзя, и меня проинструктировали, что начальная цена – двадцать тысяч фунтов стерлингов.
Табличка поднимается вверх. Она принадлежит Полу Страуду, агенту коллекционера Себастьяна Виллера.
– Двадцать тысяч. Я слышу двадцать пять?
Марк Рентон медленно и неуверенно поднимает свою табличку, будто это действие привлечет пулю снайпера. Аукционист указывает на него.
– Двадцать пять. Я слышу тридцать?
Рентон снова поднимает свою табличку, провоцируя странные взгляды и несколько смешков.
Аукционист опускает свои очки на нос и смотрит на Рентона.
– Сэр, вы не можете делать ставку против себя.
– Извиняюсь... я новичок в этой игре. Немного взволнован.
Это вызывает серию смешков от некоторых игроков, которые затихают, когда Пол Страуд поднимает табличку.
– Я слышу тридцать тысяч.
– Тридцать пять, – Рентон поднимает руку.
– СТО ТЫСЯЧ! – слышится крик из конца комнаты. Это Майки Форрестер.
– Вот теперь все серьезно, – заявляет аукционист, пока Фрэнк Бегби остается сдержанным, а Мартин Кросби продвигается к краю своего стула.
Ты, блять, шутишь, думает Рентон. Потом вдыхает. Нахуй его. Он не выиграет в этот раз.
– СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ!
– Какого хуя тут происходит? – спрашивает Фрэнк Бегби Мартина Кросби.
– Кого это волнует!
Страуд машет своей табличкой:
– Сто шестьдесят тысяч!
Рентон отвечает:
– Сто шестьдесят пять тысяч!
Форрестер кричит:
– Сто семьдесят тысяч! – потом он замирает, так как Рентон колеблется, мигая, как маленькое млекопитающее в свете автомобильных фар...
– Сто семьдесят пять тысяч, – хрипит Рентон.
– Я слышу сто семьдесят пять тысяч, – говорит аукционист, видя потного Страуда, который направляется к выходу, бешено пытаясь поймать сигнал на телефоне. – Сто семьдесят пять тысяч... раз... два... продано! Джентльмену в первом ряду, – и он указывает на Марка Рентона.
Эйфория и отчаяние сражаются в Рентоне. Это в пять раз больше, чем он хотел заплатить, но он выиграл! «Главы Лита» его. Но теперь он совершенно без денег. Если бы он не был на этой бескомпромиссной миссии, и знал, что спасет своего соперника последней ставкой, Рентон бы промолчал. Майки Форрестер тоже дышит с большим облегчением. Он подходит к Рентону.
– Молодец Марк, лучший из нас выиграл, друг!
– Майки, что за хуйня, за кого ты делаешь ставки?
– Прости друг, надо идти, – улыбается Майки, уступая дорогу подходящему Фрэнку Бегби, и набирает Больного, когда резко выходит.
Рентон пытается проследовать за ним, но его тормозят другие посетители, поздравляющие его. На секунду он смотрит на головы, ему кажется, что голова Больного улыбается. Рентону удается протолкнуться к выходу, но Франко его останавливает, пожимая руку.
– Поздравляю.
– Спасибо... Какого хуя Форри делал ставки?
– Мне самому интересно.
– Кто был второй?
– Его имя Страуд. Он работает на парня Виллера, большого коллекционера. Наверное, достиг лимита и пытался позвонить ему. Но ты выиграл.
– Ага, ну, на кого работал Форрестер?
– Кого-то, кто любит меня и желает мне богатства. Не так много их в Эдинбурге! – смеется Франко, глядя на Рентона, потом уточняет. – Или...
– ... какой-то цебок ненавидит меня и хочет увидеть без денег. Этот список будет достаточно длинным... – Рентон протяжно выдыхает, глядя снова на четыре головы и зацикливается на одной. – Больной был единственным мудилой, который знал, как сильно я хотел купить головы. Это было единственным способом отплатить тебе.
Фрэнк Бегби пожимает плечами:
– Ну, ты получил, чего хотел. «Главы Лита». Рад за тебя, – говорит он, туго сжав губы, – теперь, если тебе больше ничего не нужно...
– Может быть, спасибо?
Потом Рентон шокирован: оживление стекает с лица Бегби, темнота кристаллизуется у него в глазах.
– Я передумал. Я хочу свои ебаные деньги. Пятнадцать тысяч.
– Но... я... – недоверчиво заикается Рентон, – у меня нет денег! Я заплатил огромную разницу за головы! Это был мой способ расплаты!
– Ты купил произведение искусства, – голос Франко медленный и размеренный, – твой выбор. Теперь я хочу свои деньги. Деньги с той сделки.
– У меня их, блять, нет! Не сейчас! Особенно после того, как я сорвал куш, чтобы купить... – он смотрит на головы и останавливает себя, чтобы не сказать эту кучу ебаного дерьма. – После того, как я купил головы!
– Ну, пиздец тогда у тебя проблемы, да?
Рентон не верит в то, что слышит:
– Но мы снова друзья, Франко, в Лос-Анджелесе... финальный Кубок... у нас был эмоциональный опыт... мы вчетвером ... DMT... – он слышит, как несет бред, пока смотрит в глаза насекомого, в которых нет ничего, кроме холодного предательства.
– Все еще ебаный наркоман, да, друг? – непреклонный Фрэнк Бегби насмехается в ошеломленное лицо Рентона. – Это оговорено в контракте, головы будут доступны покупателю сразу после выставки, на следующей неделе. Так что дай знать Мартину, куда ты хочешь, чтобы их отправили, – он кивает в сторону своего агента, – он все сделает. Сейчас меня ждет столик в кафе для обеда. Я пригласил бы тебя, но у нас теперь только деловые отношения, пока ты не вернешь мне деньги, который ты мне должен. До встречи, – улыбается он, поворачивается к подходящему агенту и дает ему пять.
Рентон изумляется, когда выходит и идет по Валку. Он видит красный скутер для инвалидов, едет ему навстречу. Маленькая собака сидит в корзине спереди. Его ведет Спад Мерфи.
– Что за нахуй...
– Круто, да, кот? Прайд Колт Делюкс. До восьми миль в час. Собирался поехать в отель увидеть тебя, – он дает Рентону бежевый бомбер «Хьюго Босс». – Ты оставил его в больнице, когда принес меня туда.
– Спасибо... – Рентон берет куртку, смотрит на итальянское кафе напротив. – Не хочешь чашечку кофе, друг?
28. Бегби – история искусств
Уебок стоит напротив большого серого мраморного камина. Он поднимает бровь, потом бокал, и смотрит на меня. Мелани сидит рядом с нами, одетая в светло-коричневое платье с открытой спиной и приятно пахнет лавандой.
– Очень успешный аукцион, – говорит нам Иен Вилки, знаменитый художник из Глазго, теперь «сосланный» в Новый Город. Его жена, Наташа, чьи изгибы пытаются разорвать короткое черное вечернее платье, улыбается нам. Она наливает Сан Пеллегрино в мой стакан. Они – друзья Мел, тут, в мире искусств, обзавестись ими достаточно сложно. Я больше хотел бы быть в боксерском клубе с ребятами... ну, может быть, и нет. Огромный миф – то, что ты переезжаешь в новый мир, когда покидаешь старый. На самом деле ты застреваешь между двумя блядскими мирами.
Я скучаю по своей студии, по обычным делам. Все эти выставки, аукционы и ужины ебут голову. Я просто хочу работать над своими картинами и скульптурами, быть с Мел и детьми. Гулять по пляжу, устраивать маленькие пикники – все эти вещи. Маленькая Ева – крикунья. Выдумывает просто уморительные вещи. Грейс больше похожа на мать. Когда все эти прекрасные вещи, мою работу и моих девочек забирают у меня, я поддаюсь старым соблазнам. Я чувствую ебаное желание сделать какому-нибудь уебану больно.
Этот Вилки-приятель несет коровье дерьмо о том, что ему нужно пить, нужно нажираться, чтобы выразить свою креативность. Сложно быть единственным трезвым мудаком: все видят это. Наташа снова наполняет мой стакан минеральной водой. Если бы в этом стакане был алкоголь, ее мужик уже давно получил бы в ебаную челюсть.
– Мне больше нравится жить без алкоголя, – улыбаюсь я ему, – он уводит меня в места, в которых я не хочу быть.
Наташа снова улыбается. Я знаю, что могу без проблем ее трахнуть. Это такие люди. Так они устроены. Она меня так видит – дикарем, неукрощенным Фрэнком Бегби, настоящим, блять, дельцом, не тем пидорским «плохим парнем» шотландского искусства; звание, которое они дали этому позеру. Или давали. До того, как пришел я. Теперь он пытается стать лучшим другом.
– У нас тут небольшая засуха, – говорит Вилки, – допиваем последнюю бутылку вина.
– Я схожу за парой бутылок, – говорю ему, – куплю хорошее вино; я теперь разбираюсь в нем, Мел всегда посылает меня, – подмигиваю я ей.
Поэтому я иду в магазин. Неплохой, блять, магазин в подвале. Я выбрал Напа Вэлли каберне, которое выглядит неплохо – это то, что Мел и ее друзья пьют в Калифорнии. Пока я в магазине, слышу маленькую заварушку на улице. Я расплачиваюсь и выхожу на улицу, прямо по ступенькам на темную дорогу, вижу двух приятелей в районе двадцати, орущих друг на друга. Один парень рычит:
– Я отпизжу тебя в любой момент! Думаешь, я тебя, блять, боюсь?
Другой приятель более спокоен, больше себя контролирует и менее пьян.
– Давай тогда прямо здесь, – он указывает на маленький переулок. Потом они заходят туда, а я думаю: да, ебаная красота... две сочные мухи залетают прямо в ебаную паутину...
Я следую за ними и, конечно, они бьют друг друга, а потом менее пьяный приятель заваливает говоруна. Он заскакивает сверху и пиздит его, бьет его прямо по лицу. Говорун поднимает руки вверх и кричит:
– БЛЯТЬ ОТПУСТИ МЕНЯ, Я УБЬЮ ТЕБЯ, ТЫ, ПИЗДА!
Я кладу пакет с вином рядом со стеной, и встаю за ними:
– Нет ему смысла тебя отпускать, если ты собираешься его убить, ты, тупая пизда.
Более трезвый парень поворачивается ко мне, смотрит на нас и говорит:
– Тебе какое дело? Отъебись или тоже получишь!
Я улыбаюсь ему, и вижу, как лицо уебка меняется, когда я прохожу мимо и бью его друга на земле в лицо с ноги. Парень кричит. Другой спрыгивает с него, вставает на ноги и готовится драться со мной.
– Какого хуя ты делаешь? Это не твое де...
Я пинаю его по яйцам, пиздюк начинает тявкать. Он сгибается и пытается выползти из темного переулка на свет уличного фонаря.
– Э-э-э-э, ты никуда не пойдешь... – я хватаю его за волосы и тащу к лежащему на мостовой уебку, – извинись перед другом.
– Но ты... ты пнул его в лицо!
Я бью мудилу лицом об стену дважды, его голова разбивается после второго удара.
– Извинись.
Уебан полностью окровавлен, я выкручиваю волосы, чтобы кровь не попала мне на одежду.
– Дарен... прости меня, друг... – стонет он.
Парниша Дарен пытается встать, опираясь на стену:
– Что, блять, происходит?..
– Въеби этой пизде по лицу, – говорю я ему, все еще держа за волосы другого приятеля.
– Неа...
Я бью другого парня лицом об стену еще раз. Уебок пересирает. Он умоляет парня, которого избивал всего минуту назад:
– Давай, Дарен... просто сделай это!
Дарен просто стоит. Он смотрит в конец переулка.
– Даже и не думай, блять, убежать, – предупреждаю я приятеля, – ударь мудака!
– Бей! И мы просто потом уйдем! – умоляет другой парень.
Дарен бьет своего друга. Слабо. Я подхожу ближе и бью Дарена в лицо. Красиво; он падает на жопу.
– Вставай! Вставай и ударь его хорошенько, ты, ебаный монгол! – Дарен встает на ноги. Он шатается, его челюсть опухла. Чувствую, что другой парень дрожит, как ебаный лист, я все еще держу его за волосы. Я смотрю на Дарена. – Давай, уебок, у нас нет времени! – Дарен смотрит на своего друга грустно и виновато. – Бегом, у меня кончается ебаное терпение!
Я ослабляю хватку, когда Дарен бьет своего друга по-нормальному, а потом хорошенько въебываю другому парню в лицо. Прыгаю вперед, и, блять, тараню уебка Дарена его другом, они падают рядом. Я пинаю этих уебанов:
– Можете возвращаться друг к другу, вы, ебаные пидорасы! – тут я моментально думаю, что не должен был этого говорить, потому что это можно рассматривать как гомофобию. Нет времени на бессмыслицу в эти дни. Тонна друзей-геев в Калифорнии. Плохие привычки тут возвращаются, это точно.
Они лежат, стонут разбитыми ртами, и я вижу, как другой парень смотрит окровавленными глазами на Дарена.
– Миритесь, – говорю я, – ненавижу, когда друзья ругаются. Пожмите друг другу руки.
– Окей... пожалуйста... прости... – говорит менее пьяный мудила. Его рука тянется и берет руку Дарена. – Прости, Дарен... – говорит он.
Оба закрытых глаза Дарена превратились в фиолетовые опухоли, он не знает, это я или его друг; стонет:
– Все окей, Льюис, все окей, друг... просто пошли домой...
– DMT, парни, если вы не пробивали, то пора. Это ничего не значит, просто эксперимент, – говорю я пиздюкам.
Когда я покидаю переулок, их стоны пропадают; они пытаются помочь друг другу встать на ноги. Снова друзья! Это – мой хороший поступок на сегодня!
Как только выхожу из переулка, я беру пакет с вином, дышу медленно и размеренно. Недавно был дождь, кусты все еще мокрые, так что я вытираю кровь о них, вытираю как можно тщательнее. Я – знаменитый художник Джим Фрэнсис, и я возвращаюсь в роскошный дом в Нью Таун моих друзей Иена и Наташи. К моей жене, Мелани.
– Вот и ты, интересно, что тебя задержало, – говорит Мел, когда я вхожу.
– Знаешь, просто не мог решить, – и я ставлю бутылки на столешницу на кухне и смотрю на Иена с Наташей. – У них замечательная коллекция, несмотря на то, что это местный магазин.
– Да, парень, который открыл его, Мердо, владеет еще одним магазином в Стокбридже. Они с женой Лиз ездят на пробы вина каждый год и набирают вино из тех виноделен, где лично побывали, – говорит Иен.
– Правда?
– Да, и такое отношение к деталям все меняет.
– Поверю тебе на слово. Я достаточно скучный сейчас, бросил все свои пороки.
– Бедный Джим, – говорит эта пьянющая шлюха Наташа. Если бы я не любил своих жену и дочек, трахнул бы ее. Но я себя так не веду, особенно после того, как женился. Для некоторых людей это нихуя не значит. Для меня это значит многое. Я обнимаю Мелани, как бы показывая Наташе, чтобы она съебала.
Потом иду поссать и хорошо помыть свои руки на всякий случай. Костяшки немного поцарапаны, но это не проблема. Я возвращаюсь обратно и сажусь на диван, удовлетворенный моей дозой. Единственное, чего я хочу – вернуться в свою ебаную студию, обратно к работе. Потому что нельзя все время ебашить уебков. Это не очень хорошо и можно попасть в неприятности.
29. Дрочилы на выставке
Художественный конгресс Эдинбурга – нехарактерно нервный и застенчивый, он заполняет престижные галереи Старого Города. Внутри выпотрошенного викторианского здания с декоративным фасадом это – трехэтажное функциональное пространство с высокими потолками, белыми стенами и сосновыми полами, центральным лифтом и стальными пожарными лестницами, абсолютный комфорт. Но его посетители, а не помещения, неприятны художественной толпе. Они находятся в новой для себя ситуации, плечом к плечу с бритоголовой, татуированной, одетой в «Стоун Айленд» ордой, которая больше принадлежит «Ист Роуд» и стадиону «Тайнкасл».
Эти две группы Эдинбурга редко попадают в одно пространство надолго, что позволяет избежать кросс-культурных перепалок; но вот они, движутся через галерею на второй этаж все вместе, лицезрея работы самого скверного сынка Лита, Джима Фрэнсиса, которого местные больше знают как Франко Бегби. К их удивлению, на их родной земле именно сливки общества первые направляются к бесплатным напиткам, а те, что в кепках, стоят сзади, наверняка, не до конца уверенные в протоколе. Потом Десси Кингхорн, ветеран CCS («Капитал Сити Сервис», шотландской хулиганской фирмы, связанной с футбольным клубом «Хиберия»), добирается до бара, смотрит на нервного официанта и спрашивает:
– Это бесплатно, друг?
Студент, по уши в долгах и с дюжиной работ, не собирается обсуждать детали и утвердительно кивает. Кингхорн берет полную бутылку вина и охапку пива, поворачивается к группе зависших лиц и кричит:
– Бесплатное бухло, уебки!
Затем – паническое бегство, буржуазная толпа тает в комнате на стороне в манере, которую некоторые ветераны CCS не видели с девяностых. Будто по команде, человек часа, художник Джим Фрэнсис, заходит со своей женой Мелани. Арт-толпа набрасывается на них, поздравляя, головорезы смотрят на головы и картины Бегби с сомнительным потрясением, проверяя цену и позиции камер наблюдений с охраной.
Марк Рентон прибыл раньше с Карлом Юартом и Конрадом Аппледурном, который следует за официантом с серебряным подносом. Несмотря на кивки некоторым знакомым, Рентон чувствует себя в безопасности только за импровизированной диджейской будкой, обустроенной для афтепати. Банк был сорван «Главами Лита», которые на дисплее в конце галереи. Теперь он будет катастрофически растоптан еще пятнадцатью тысячами, что он должен Франко, и которых нет. Бесполезные бронзовые головы пялятся на него с их постаментов. Выражение на каждой, даже на его собственной, кричат: грабеж.
– Я правда выгляжу так мерзко, как та голова?
– Так и есть друг, – говорит Карл Юарт, рассматривая разношерстную толпу. – Столько вагин на этих выставках, Рентс, – говорит он, снимая слова с языка его менеджера. Они оба слишком долго прожили в клубах, слишком долго окружены слишком молодыми, сексуальными и красивыми женщинами для их грубого мужского отряда, чтобы просто так поверить в социальную справедливость.
– Когда ты получаешь такое количество гордых, достойных пташек вечером вторника, это означает, что независимость не за горами.
– Это точно не Бизи Би или Кенни, – подтверждает Карл. – Я удивлен, что Больной не закинул сети... – начинает он, моментально замолкая, когда видит Саймона Дэвида Уильямсона, окруженного отрядом шикарных красавиц. – Забудь все, что я сказал. И смотри...
Рентон не может смотреть на Больного, который не сделал ни одной попытки заговорить с ним с момента его успеха на катастрофическом аукционе. Все те деньги. Все путешествия. Отели. Клубы. Звон в ушах. Все для ебаного Фрэнка Бегби! Все из-за ебаного Уильямсона, уебка.
Карл замечает Джуса Терри, разговаривающего с официанткой:
– Терри – не пример для подражания в плане общения, только в плане секса, – бубнит Карл. – Он заходит в комнату и все, что он видит, так это вагины, бесконечно. Он подкатывает к одной, и если она говорит ему отъебаться, он просто идет к другой...
– ... в то время, как Больной, – перебивает Рентон, заинтересовавшись темой Карла, – видит женщину, как устройство, канал к большому призу: контролирует ее разум и, в конечном счете, ее сумочку. Вагина, разум, сумочка, всегда были его траекториями. Затащить в кровать – конец для Терри, но только первая фаза для Сайя. Он мудак, – Рентон фокусируется на своем старом друге.
Я дал этому херу девяносто одну тысячу фунтов стерлингов и он выебал меня бронзовыми головами Бегби еще на сто семьдесят пять тысяч. И этот уебок Бегби хочет еще пятнадцать тысяч сверху!
Рентон чувствует головокружение, почти физическое недомогание. Его тошнота усиливается, когда он слышит искреннее утверждение Больного:
– Классический Мотаун, классический Мотаун и классический Мотаун, – отвечает он на вопрос, связанный с его музыкальными предпочтениями, – запомни слова классический и Мотаун, – добавляет он, – на всякий случай, если непонятно.
– Парень – ебаный подонок, – начинает Рентон, прежде чем чувствует тычок локтем Карла в ребра. Его клиент указывает на приведение, стоящее в дверном проеме и испуганно заглядывающее внутрь.
– Еб твою мать, – говорит Рентон, – этот уебок должен быть в кровати.
Спад Мерфи направляется к ним, взяв стакан с подноса официанта и смотря на молодого человека так, будто стакан у него отберут за считанные секунды:
– Марк... Карл... я чувствую себя дерьмово, мужик. Эта почка, она чисто не работает правильно. Как бы, сложно ссать...
– Ты не должен пить, Спад, у тебя только одна почка. Время остановиться, друг, – Рентон с беспокойством смотрит на своего старого друга. – Ты выглядишь, будто не в себе. Ты что-нибудь принимал?
– Я признаюсь, друг, та куртка, что ты оставил в больнице, в ней был маленький сверток и я как бы взял его... занюхал пару дорожек... пиздец жесткач, мужик...
– Блять... это был не кокаин, Спад, это кетамин, – Рентон поворачивается к Карлу, – дерьмо, которое ты мне дал, помнишь?
– Твое здоровье, Спад, – говорит Карл.
– Хорошо... тогда мне лучше вернуться домой, я оставил скутер снаружи... – Спад поворачивается к Рентону, – займи мне, друг... – Рентон уныло достает двадцатку из своего кошелька. Спад с благодарностью выхватывает ее. – Спасибо, друг. Верну когда... ну... позже... – Он вертит головой. – Не уйду, не попрощавшись с Франко, но... ноги ужасно тяжелые, мужик, будто я иду против течения, – говорит он и пошатываясь уходит.
Рентон пытается пойти за ним, но Карл говорит:
– Не, оставь его. Пускай Франко разберется с ним. У тебя капризный клиент. Расскажи мне еще раз о Барсе.
Марк Рентон улыбается и со злым ликованием смотрит, как Спад Мерфи тащится в стиле зомби через весь этаж к Фрэнсису Бегби. Арт-богема рассыпается вокруг звезды, как кегли в боулинге, когда Спад достигает своей цели.
Франко приветствует его сквозь сжатые зубы:
– Привет, Спад. Приятно видеть тебя тут. Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо, чтобы вот так вот гулять?
– Я иду домой уже... я просто хотел увидеть... эту выставку. Это, знаешь, странно, Франко, – говорит Спад, хлопая ртом, как жертва инсульта, – что «Хибс» выиграли Кубок или моя потеря почки. Сумасшествие...
– Мир потрясает, друг, – соглашается Франко. – Все меняется. Бери, что хочешь, друг.
– Но я рад за тебя, Франко, не пойми меня неправильно...
– Спасибо, друг. Я ценю это.
– ... потому что ты реально изменился, мужик... и знаешь, ты чисто заслуживаешь всего.
– Спасибо, Спад, приятно это слышать, друг, – художник делает глубокий вдох, сражаясь со внутренним Франко Бегби, борясь за обаяние в своем голосе. Он художник Джим Фрэнсис, из Калифорнии, тут он со своей женой и агентом, еб твою мать. Почему они просто не дают ему быть им? Что они от этого, блять, получат?
– Да, ты поменялся, – настаивает Спад.
– Спасибо, – повторяет Франко. Он смотрит на раздробленную, общающуюся толпу, все глаза устремлены на его картины и скульптуры. Кроме глаз слабоумного, который стоит перед ним. Он ищет потенциального лоха, на которого можно скинуть Спада.
– Да, у тебя не такие глаза, как раньше, помнишь, какие у тебя были глаза убийцы? – Спад пытается продемонстрировать, сузив свои жучьи глаза. – Теперь чистая любовь в этих глазах.
– И снова спасибо, – говорит Франко, стиснув зубы и махая Мелани.
– Я вижу это, когда ты смотришь на свою жену... и она хороша, Франко, если ты не против, что я так говорю, – Спад чувствует крен под своими ногами, будто деревянный пол неровный, но выравнивает себя. – Она кажется хорошим человеком, Франко... Отлично, когда у тебя хорошо выглядящая девушка... и добрая, и все такое. Она сделала тебя добрым человеком, Франко? В этом ответ? Любовь?
– Думаю да, Спад, – Фрэнк Бегби чувствует, как его рука сжимается на стакане с минералкой.
– У меня была любовь с Элисон. И было хорошо... было прекрасно. Но я не смог ее удержать, знаешь. Как ты это делаешь, Франко... как ты ее удерживаешь?
– Не знаю, друг. Удача, я думаю.
– Нет, тут больше, чем удача, Франко, – говорит Спад и его голос внезапно эмоционально дрожит, – наверное, деньги и все такое. И успех. То, что ты наткнулся на этот скрытый талант. Понимаешь? В этом моя проблема, – горюет он, – нет никаких талантов.
Фрэнк Бегби снова глубоко вдыхает и ловит шанс внести легкомыслия, которое ему очень нужно:
– Ты был неплохим домушником и вором.
Спад закрывает глаза, открывает их через несколько секунд и осознает всю странность комнаты:
– Да, и ты знаешь, куда меня эти таланты привели, – говорит он. – Но у тебя все хорошо, у Марка все хорошо, хотя мы знаем что он ходил в университет, и Больной... пока есть девушки для эксплуатации, у него все будет хорошо. Но как это произошло с тобой, Фрэнк? Как Фрэнк Бегби... как Фрэнк Бегби... вышел из всего этого, как кот, которому дали сметану?
– Слушай друг, я тебе уже сказал, – нетерпеливо говорит Франко, – это просто произошло. Встретил правильного человека в правильное время, получил немного поддержки, нашел то, что нравится делать...
Он выдыхает, когда к ним подходит Мартин. Его агент – очень сдержанный человек, но его глаза остекленели, а зрачки увеличились от волнения. Он указывает на большую картину на одной из стен. Изображение человека, привязанного к железной дороге:
– «Кровь на Дороге», ее купил Маркус Ван Хелден за один миллион, Джим! Одну картину!
– Фунтов или долларов?
– Ну, долларов. Но это в два раза больше, чем ты когда-либо получал за единственную картину.
– Галерея получает половину, так что это полмиллиона. Ты получишь сто тысяч, это четыреста тысяч. Налоговая получает сто пятьдесят, это четверть миллиона долларов, или около ста восьмидесяти тысяч фунтов.
Брови Мартина поднимаются. Ему сложно понять мышление своего клиента. То, что получают другие, кажется, беспокоит его гораздо больше, чем собственная прибыль.
– Ну, такова жизнь, Джим...
– Да, так и есть.
– Но это картина, которая поднимает планку для твоих других работ. Делает тебя премиальным художником в глазах коллекционеров.
– Возможно, – безучастно говорит Джим Фрэнсис, пока они встают напротив картины, а Спад пошатывается за ними. На картине изображена окровавленная фигура, привязанная к рельсам.
– Выглядит, чисто, как Марк, – взволнованно пропевает Спад.
– Немного, – неохотно признает Франко, посматривая на Рентона около дек. – Я не думал о нем тогда. Должно быть, подсознательно.
– Эта галерея, мужик... ужасно шикарная, у меня мурашки побежали, как только я зашел. У меня есть кетамин, и это единственный способ пройти через это, – заявляет Спад Бегби и Мелани, а потом внезапно направляется в сторону стальных ступеней.
Вместо того, чтобы спуститься к выходу, разум Спада задурманивается, и он поднимается на пустой верхний этаж. Комната там – точно такая же, как и внизу, но пустая.
Где все?..
Он едва осознает, что берет у стены пожарный шланг. Начинает разматывать. Смотрит на него. Отбрасывает. Включает кран, потом уходит, не обращая внимания на то, что шланг прыгает по полу, как бешеная змея и стреляет водой под высоким давлением. Возвращается обратно к пожарному выходу, потом чувствует, что падает, но не так безопасно, как в DMT-трипе. Мечущаяся паника прорезается через анестетик наркотика. Он рефлекторно протягивает руку, пытаясь остановить падение, хватается за торчащую трубу, чтобы устоять. Осознает, что снова скользит, потому что труба отрывается от стены. Потом она ломается. Спад падает через несколько ступенек, река холодной воды вылетает из разорванной трубы на лестничную площадку.
С помощью перил Спад встает на ноги. Он спускается по лестнице почти вслепую, идя на музыку, почти врезавшись в официанта с подносом. Люди охают и расходятся, пока Рентон бежит от дек, чтобы подхватить его.
– Еб твою мать, Спад, – хватает он друга за тощие плечи, дает ему бокал шампанского.
– Система, Марк... она победила нас всех, Марк.
– Нет, друг. Мы непобедимы. Нахуй систему.
Спад смеется, как гиена, пока Рентон помогает ему сесть на стул рядом с деками. Карл N-Sign Юарт играет мягкий, душевный хаус, разные партнеры Бегби – боксеры, бывшие футбольные хулиганы, зэки, рабочие и таксисты – начинают свободно смешиваться с художественной толпой, в то время как позеры идут в гардероб, как пассажиры «Титаника» к спасательным лодкам.
Рентон пытается уговорить Конрада немного сыграть. У него в гиг позже в SSEC.
– Все равно еще рано. Поиграй немного.
– Они не платят.
– Маленькое одолжение своему менеджеру?
Конрад смотрит на Рентона, будто он сумасшедший, но все равно соглашается сыграть, а Карл радостно уступает ему. Толстый молодой нидерландец играет свой первый трек на ура, менеджер поощряет его хлопком по спине:
– Продолжай, голландский мастер!
Потом Конрад кричит Рентону:
– Тут горячая девушка, – он указывает на молодую женщину, пьющую воду у танцпола. У нее убийственные скулы и гипнотизирующие зеленые глаза.
– Играй. Я помогу тебе с ней. Ты собираешься сыграть новый трек?
– Пригласи ее поехать со мной на гиг в SSEC. Если она пойдет, то тебе не придется, – говорит он с улыбкой и резко раздраженно и хмуро выговаривает, – ты и весь мир услышите новый трек тогда, когда я буду готов!
– Хорошо, – Рентон фокусируется на позитивном. Когда Конрад возвращается к работе, Рентон и Карл подходят к Джусу Терри. Он приветствует их объятиями:
– Молокосос в городе! И мальчишка Рентс тоже!
– Я люблю тебя, Теренс Лоусон, – говорит Карл.
– Худыш Лоусон! Ты ходил на финал Кубка? – спрашивает Рентон.
– Был билет, да, но я был по яйца в одной шлюхе.
– Неплохо, Тез, – говорит Карл.
– Ага, я смотрел игру по телевизору, пока трахал ее во все дыры. Сначала на диване, потом на кровати, привязав ее к металлической раме ее же шарфами «Хибс». Взял лучшее из обоих миров. Когда эти пезды лидировали 2-1, я держал напряжение, пока Стоукс не сравнял. Все еще трахал ее, когда Грей забивал победный гол. Финальный свисток, я вздохнул с облегчением и, блять, кончил в нее! Самый лучший трах, что у меня был!
Рентон смеется, потом кивает в сторону объекта желаний Конрада:
– Кто эта девушка?
– Была сосалкой гангстера, но я вытащил ее из этого дерьма, – говорит Терри. Он начинает рассказывать Рентону о какой-то недавней гангстерской войне. Босс молодой команды погиб, как и Тайрон с Ларри, два старых партнера Франко.
Больной и братья Биррелл присоединяются к Рентону, Карлу и Джусу Терри. Билли «Бизнес» Биррелл – бывший боксер, а также старый друг Рентона Раб, который написал сценарий к порнофильму, который они сняли. Спад все еще на стуле, голова вывернута, глаза закатываются, слюни стекают с уголка рта. Франко рядом с Мелани, разговаривает с гостями.
– Не могу дождаться возвращения домой, – слышит Рентон старого друга, который пропевает больше с калифорнийским акцентом, нежели, чем с шотландским. Но он все прекрасно понимает, его акцент тоже растворился из-за жизни в Голландии. Больной тоже подобрал тоскливый, фальшивый акцент жителя столицы, хотя шотландский акцент все еще прослеживается в его речи. Только Спад (он смотрит на это месиво, рухнувшее на стул рядом с деками) остался настоящим.
Никто не замечает, что потолок вздулся. Больной избегает грудь, которая, буквально, упорно мельтешит перед глазами, и смотрит через плечо дамы на Марианну, одетую в голубое платье. Она пришла с молодыми мужчиной и женщиной. Терри откалывается от компании и сразу направляется к ней. Он закидывает ее вопросами, обычная техника Лоусона...
– Извините меня, – обращается Больной к грудастой женщине, направляясь к Терри и Марианне.
Рентон смотрит, как тот отрывает Марианну от разгневанного Терри и ведет ее к пожарному выходу. Как только они пропадают, потолок падает и вода льется вниз.
– Спасайте работы, – кричит Мелани, снимая картину со стены.