Текст книги "Золото Лакро (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

   – Я доложила в Совет Безопасности, кто вы такие. Завтра мне объявят, что с вами делать. А пока – всего наилучшего, джентльмены. Желаю приятно провести время!

   Радош едва не выругался вслух. Нечего сказать, продемонстрировал он великодушие! Все: допустил слабину, теперь расхлебывай. Вот она, дамская благодарность – выдала их с потрохами! Теперь прощай свобода, впереди тюрьма или каторга до конца жизни. И назад не погребешь...

   «Может, пойти на хитрость? Перебраться к ней, а затем, когда она снова очутится в моей власти, поговорить с ней по-настоящему?»

   Пока он так размышлял, Бинка сползла с трапа на землю и, приподнявшись на локтях, покатилась в сторону летательного аппарата, стоявшего рядом со звездолетом. Рассчитала она плохо. Подняв голову и убедившись, что промахнулась, Бинка поползла к машине по-пластунски. Добравшись до кабины, она встала на колени, открыла дверцу и вскарабкалась внутрь.

   – Неужели она собирается отсюда слинять? – хмуро проговорил один из пиратов.

   – Не сможет, – сказал Радош. – Видишь: она даже стоять не в силах. Ступни-то у нее раздроблены.

   – Сможет, – возразил атаман. – Эта баба может все. Если она изловчилась пролезть к компьютеру, чтобы закинуть нас сюда, то завести эту штуку для нее пустяк.

   И атаман так глянул на Радоша, что у него на мгновение мелькнуло подозрение, не разбирается ли тот в компьютерах гораздо больше, чем хотелось бы ему. Но нет, продолжать тему атаман не стал.

   – Не надо было протягивать к ней руки, – бросил Радош. – Мадам этого не любит.

   – А что она любит? Когда ей палят шкуру? Видишь эта штука уже летит, а ты говорил: «Не сможет.» Айда на разведку, братва, посмотрим, в какой отстойник попали!

   Они пошли в одну сторону – Радош в другую. Другая сторона обозначала парк, то есть центр острова. Радош шел, и в груди у него бушевала парадоксальная мешанина из злости и восхищения. Он злился на себя и восхищался своей недавней пленницей. Странно, но все, что он приписывал мадам своей бывшей хозяйке, незамедлительно оборачивалось правдой. Эта баба оказалась способна на то, перед чем бы спасовал любой мужик: поднять в воздух летательный аппарат, когда каждое движение причиняет адскую боль – до сих пор это казалось Радошу невозможным. Но для этой бабы, очевидно, предел надо было искать в другом ракурсе.

   Думая свою невеселую думу, Радош не заметил как очутился на ступеньках парадного входа в красивое двухэтажное здание. Сооружение не отличалось какой-либо изысканностью архитектурных форм, но в нем была та законченность, то единство замысла и исполнения, которое неизменно действует на человека, имеющего вкус и ценящего гармонию. Здание было украшено лентой разноцветной мозаики, широкой и шикарной. Верхний этаж был застеклен, если смотреть с фасада.

   Двери отворились от легкого прикосновения к ручке, стоило только открыть засов. Радош вошел. Запыленные окна пропускали не слишком много света, но и без яркой иллюминации вестибюль демонстрировал собой точно такое же единство пространства и убранства, что и само здание в целом: он не потрясал, но был великолепен. Радош прошвырнулся по всему первому этажу, он осмотрел библиотеку, сцену и то, что было за ней, а затем оказался в небольшой комнатке типа кабинета.

   В комнатке стояли пара кресел, диван, телевизор и столик с телефоном. Весь пол занимал пушистый ковер, очень мягкий, но жутко пыльный. Впрочем, толстый слой пыли лежал на всем в этом здании. В углу справа под стеклом в закрытом на пломбу ящике висел прибор черного цвета с рубильником, также припломбированном, но уже к панели. А на стене против входа буквами, отлитыми из чего-то, долженствующего изображать золото, сияла надпись в несколько строк, сгруппированных в абзацы.

   Всех абзацев было девять, их можно было даже не считать – они были пронумерованы. И Радош снова вспомнил молодого негра, серый кругляшек на цепочке и мадам свою бывшую хозяйку. Вполне возможно, что 9 абзацев, весьма неплохо смотревшиеся с диванчика, и были теми девятью законами, начертанными на стене, о которых она говорила, вручая своему старшему зятю знак власти.

   Это неплохо было бы проверить. К сожалению, язык, на котором были написаны золотые строчки, был Радошу практически непонятен. Он знал из него некоторое количество слов, какие успел запомнить за время своего первого краткого визита на здешнюю территорию, но было крайне сомнительно, чтобы их могло хватить для постижения смысла всей эпистолы.

   К счастью, Радош вспомнил про библиотеку. Пошарив там по полкам, он наткнулся на шеренгу пособий по изучению хингра. Конкретно пособия были ему в данный момент не нужны, но рядышком с учебниками скромненько присоседилось несколько словарей. Радош взял один и вновь вернулся в кабинет. В ящике столика под телефоном обнаружился блокнот и нечто пишущее. Можно было располагаться в кресле и приниматься за разведработу.

   Имея опыт обращения с различенными знаковыми системами, не так уж трудно научиться сносно перелагать смысловые единицы одного языка на членимые отрезки другого. Радош такой опыт имел, но, добравшись до последнего пункта, он запнулся. Девять предлагаемых его вниманию параграфов несомненно выражали некий кодекс, но на законы они никак не тянули. Они были вообще абсурдны. Они были даже хуже, чем 10 библейских заповедей: плохо-бедно, но кое-кому из представителей человечества все же удавалось пройти по жизни, ни разу те не нарушив.

   И все же... все же было в этих нескольких фальшиво-золотых строках нечто неподдельное, что притягивало взор и заставляло призадуматься. Если можно было хоть на мгновение согласиться, будто за аккуратными сочетаниями похожих на золото букв маячило реальное содержание, и что они не были пустыми красивыми фразами, изобретенными для одурачивания неискушенного в житейских бурях молодняка, то принадлежал кодекс людям с очень высокой моралью. Лично Радош в своей биографии таких не встречал, но почему нельзя было предположить, будто где-то они есть? Предполагать можно было все что угодно, не возбранялось даже сочинить целую компанию, составленную из...

   Радош подошел к стене, и рука его сама собой протянулась к нижней строчке. Ладонь ощутила холод, и пальцы придвинулись к уголку крайней буквы. Ноготь поддел тонкую пластинку, и она поддалась, послушная движению Радоша. Затем Радош достал нож, раскрыл его и зачистил самый краешек пластинки. В подставленную бумажку посыпался тонкая однотонная металлическая субстанция, и Радош качнул головой. Блеск букв не был рассчитан на иллюзию – они не казались, они были золотыми, и золота висело на стене грамм сто, не меньше. Причем золота очень чистого, в этом-то Радош разбирался!

   «Интересно, как бы выглядело в натуре общество, исповедующее сии девять пунктов как закон?» – мелькнула вдруг мысль.

   «Неужели и для мадам Биночки эти закончики – руководство к действию?» – возникла другая.

   «Не бросишь ты меня, моя голубка, не сумеешь!» – последовала третья.

   В приподнятом настроении Радош вернулся к постройкам возле пруда и вскоре присоединился к остальным из принудительно-добровольных исследователей данной точки великой Вселенной.

   – Не держи ножа, – сказал атаман. – Я рыбку запускал, думал: эта твоя зараза клюнет.

   – Она не моя, – весело возразил Радош. – Вы где это взяли?

   Он кивнул на яблоко в руке атамана.

   – Там в садах полно валяется.

   В садах не только полно валялось, но еще и достаточно висело на деревьях. Набив карманы плодами и напихав себе за пазуху более-менее подходящее их количество, Радош опять вернулся к пруду. Ночевала компания в длинном доме с резными узорами по наличникам и карнизу. В доме оказалось 10 спален, и ключи от них предусмотрительно лежали на столике в общей комнате. В том же доме были и большая кухня со столовой, и все прочее, что необходимо людям для жизни. То есть, если бы эти люди могли не думать о еде. Но, к сожалению, они думали. Набив брюхо терновником и виноградом, Радош уснул, по прежнему раздираемый двумя противоположными желаниями: вернуть себе мадам и спалить на ней шкуру еще разок.

   «Мы еще встретимся, дорогая, и тогда посмотрим, кто кого,» – подумал он уже в полудреме.

   Он не ошибся: утром в воздушном пространстве возникла маленькая точка, сопровождаемая характерным звуком. Точка приближалась, и скоро стало видно, что это летательный аппарат, и что на этот раз он двигался не от острова, а к нему. Но приземлилась машина не возле звездолета, а в парке, на каменных плитах напротив парадного здания.

   Все семеро сотоварищей немедленно кинулись туда. Они увидели: ракетка стояла около большого камня, покоящегося на кубической платформе. В платформу была вделана табличка с короткой надписью из двух слов. «Жертвам бандитов», – перевел эти слова Радош еще накануне, и в том, что их бывшая пленница захотела предстать перед публикой именно здесь, ему почудился весьма знаменательный намек.

   К моменту, когда они подвалили, Бинка уже стояла возле машины, и Радош опять ее едва узнал. Мадам была снова облачена в свой любимый комплект: брюки и куртку бесформенного покроя с длинными рукавами и глухим воротом под самую шею. Но в отличие от тряпья, в котором она щеголяла по своей территории, и то и другое было новым, не заношенным, а на ногах обращали на себя внимание мягкие сапожки непонятного фасона. Передвигалась в них мадам довольно бойко, уже стоймя, а не на четвереньках, и все было бы чудесно, если бы не лицо. Очень худое, бледное, с темными глазницами, с резко выделяющимися скулами и впалыми щеками, покрытыми желтыми пятнами с разводами от уже начавших сходить синяков, оно просто пугало.

   – Привет начинающим Робинзонам! – сказало привидение. – Как настроение?

   – Вам еще не достаточно, мадам? – хмуро отвечал Радош.

   – Робинзон – это не оскорбление, – мягко возразила Бинка.

   – Я имею в виду ваше появление здесь.

   – А что с ним не так?

   – Вам еще не надоело наше общество?

   – А разве у кого-нибудь остался на меня аппетит?

   Краешком глаза Радош заметил, как содрогнулся самый младший член команды. И не его одного пробрало: аппетит на привидения – это было брр!

   – А по-вашему, кроме наших аппетитов вам не может угрожать больше ничего? – продолжил он хмуро.

   – Конечно, не может. Не станете же вы уничтожать единственный свой шанс не подохнуть здесь от холода и голода.

   – От холода не подохнем.

   – Зимой на крышах будет лежать снег, и батареи прекратят работать. Но даже если вам и удастся запустить ветряк, что вы собираетесь кушать, господа? Падалицу из сада?

   – Вы хотите предложить нам что-нибудь получше? – сказал атаман.

   – Естественно. Даже если выводы Совета будут не в вашу пользу, я знаю, как здесь можно выжить.

   – А есть варианты?

   – Имеются. В любом случае, прежде чем принять окончательное решение, мое мнение будет иметь некоторый вес.

   – Кто же вы такая, мадам, что здешние боссы станут с вами советоваться? – снова перехватил инициативу Радош.

   Женщина вскинула голову:

   – Я? – произнесла она гордо. – Я из Максимовых, с Безымянной. Мое имя – Рябинка, дочь Витольда, сына Ждана. На данной планете я являюсь полномочным представителем от клана правителей свое планеты к правительству этой. Устраивает тебя такой ответ?

   – Значит, вы важная шишка? – сказал атаман.

   – Представьте себе, даже очень!

   – Превосходно. Вы будете нашей заложницей, – и с этими словами атаман навел на Бинку бластер. – Свяжи ей когти, Радош, или я за себя не ручаюсь!

   Бинка отпрыгнула и очутилась спиной к каменной платформе. Радош не шевельнулся. Опытным взглядом он оценил: мадам приняла типично бойцовскую стойку и позаботилась о том, чтобы никто не мог зайти к ней с тыла. Кстати, платформа была высотой в два с половиной метра и соответствующей ширины, что исключало нападение сверху.

   – Я не позволю себя связать, – возразила бесстрастно Бинка. – И прежде чем размахивать бластерами, прошу учесть: этой планетой правят такие люди, как я. На испуг их не возьмешь, и силой из них ничего не выжмешь. Если мне суждено погибнуть, они скажут: «Мы ее туда не посылали.» Других эпитафий не будет.

   – Значит, вы солгали, что вы важная птица, – насмешливо проговорил атаман, засовывая бластер за пояс.

   – Можете думать, что угодно, – голос Бинки отдавал крещенским холодом, – но я здесь из-за него.

   И она кивнула на Радоша.

   – Он тоже важная птица?

   – Он муж моей сестры. Я взяла его у нее на время и должна возвратить в целости и сохранности.

   «Говорит как о вещи,» – мелькнуло в голове у Радоша.

   – Я сделала вам больно, – напомнил он этой излишне самоуверенной особе.

   – Подумаешь, было немножечко неприятно! – сморщила носик особа. – Пустяк по сравнению со слезами моей сестры! Если я вместо тебя привезу ей сагу о твоих подвигах, она мне не поверит и скажет, будто я клевещу на ее замечательного, изумительного, образцового супруга.

   В голосе особы звучало теперь ехидство. Радош вспыхнул.

   – Мотай отсюда! – процедил он сквозь зубы. – Я не собираюсь возвращаться в вашу богадельню! Передай своей дуре-сестре, что я скорее сдохну, чем снова переступлю ее порог!

   – Что ж, насильно мил не будешь, – пожала плечами Бинка. – Я удаляюсь. Если захотите со мной пообщаться – нажмите на кнопочку вот этого прибора.

   Она вытащила из кармана черный плоский предмет размером в пол-ладони. Действительно, там была кнопка – ярко-красная, посередине верхней трети лицевой панели.

   – Я кладу его вот здесь.

   С этими словами Бинка присела, положила прибор на постамент у подножия каменной платформы и, выпрямившись, шагнула к своей машине. Еще пара мгновений – и летательный аппарат взмыл в воздух. А когда Радош снова повернулся к монументу, черного прибора с красной кнопкой уже не было у его подножья.

   – Тебя какая муха укусила, Радош? – повернул к нему физиономию атаман. – Чем тебе эта бабенка поперек сунула?

   – Всем, – процедил Радош. Ему уже было ясно, что еще один его блестящий план покорения строптивицы провалился с треском. Мало того, сколько усилия он приложил, чтобы ее спасти, а неблагодарная опять лезла на рожон.

   Впрочем, злость его уже прошла. Будь он лицо незаинтересованное, ему бы даже понравилась лихость, с которой мадам Бинка обставила свое явление и исчезновение. Собственно говоря, каких еще эмоций по своему адресу он должен был ожидать от той, с которой и сам обошелся не наиделикатнейшим образом. Хорошо еще, что Биночка не возжаждала его крови!

   Сестра, естественно, тут была не при чем – мадам хозяйка явно намеревалась расплатиться с Радошем по счету и, надо отдать ей должное, торопилась завершить предполагаемую процедуру как можно скорее, да еще и с процентами.

   Нельзя было допустить, чтобы этих процентов набежало слишком много. Способ пробиться на свободу без помощи мадам, несомненно, имелся. А вот когда там, на Тьере, они встретятся так, как полагается встретиться независимым людям, вот тогда и можно будет потолковать с заносчивой по душам...

   И Радош медленно произнес:

   – Эта преграда между нами и кораблем делается с помощью одной штуковины. Ее можно найти и помахать планете ручкой.

   – Ты так думаешь? Ну что ж, поищи? А я лучше нажму на кнопочку, – отвечал атаман.

   И она вынул из-за пазухи заветный плоский прямоугольник.

   – Отдай! – властно произнес Радош и потянулся к прибору.

   – Но-но! – атаман наставил на него бластер. – Мы не желаем сдохнуть из-за того, что ты завис на этой бабе!

   – Чего? – взвился Радош, стараясь изобразить гнев, хотя на самом деле иных чувств, кроме растерянности, в нем не обнаружилось бы и с помощью самого тонкого инструмента.

   – А того! Ты готов землю грызть, чтобы снова стать штырем, вокруг которого все бы вертелось!

   Радош прыгнул. Рука атамана, державшая бластер, дернулась, и грозное оружие очутилось у его противника, чего, к сожалению, нельзя было сказать о приборе с кнопочкой. Тот тоже сменил хозяина, но, увы, полетел в другую, противоположную сторону и очутился в ладони у другого члена банды. Еще мгновение – Радош нажал на курок, и красная точка на черной поверхности оплавилась, а по блестящей плоской глади пошли пузыри.

   Три дула уставились на Радоша.

   – Возвращается! – воскликнул самый младший член банды.

   В самом деле, темная точка в небе развернулась и понеслась в обратную сторону, к острову. А через пару минут возле каменной платформы снова приземлилась ракетка, чтобы выпустить из своего чрева женщину в бесформенном мятом облачении.

   – Вы передумали, – сказала она, обращаясь сразу ко всем.

   – Это была ошибка, – хмуро возразил Радош.

   – Я вижу, – глаза Бинки скользнули по бластеру в его руке и по черному оплавленному комку пластика на тротуаре. – Итак, кто меня вызывал? С кем мне общаться?

   – Со мной, – сказал атаман.

   Бинка кивнула в знак согласия и проговорила мягко:

   – Я попрошу вас выслушать меня внимательно и без нервов. Договорились?

   Атаман тоже кивнул.

   – Тогда уберите, пожалуйста, бластеры, иначе я подумаю, будто вы меня боитесь.

   Заухмылявшись, пираты попрятали оружие.

   – Итак, сообщаю. Остров этот окружен силовым барьером, точно таким же, как и ваш звездолет, только повыше и более мощным. Перебраться через него вы не сумеете. К звездолету пробиться несколько проще, но его двигатель заблокирован, и сделано это на совесть – снять блокировку без специального оборудования невозможно, а его на острове нет. Все это вместе обозначает, что покинуть остров самостоятельно вы не сможете. Далее. По уголовному кодексу данной планеты преступления, в которых вы повинны, караются пожизненной изоляцией от общества без права возврата в цивилизованный мир. Поскольку вы, как я уже сказала, покинуть остров не в силах, то отлавливать вас никто не станет. Вас просто бросят. Я понятно обрисовала ситуацию?

   Пираты угрюмо молчали.

   – Это все, что вы собирались сообщить нам, мадам? – насмешливо проговорил Радош.

   – Нет, есть еще дополнение. Учитывая то, что вы тьеранцы, а о Тьере у здешней публики самое скверное представление, правительство данной планеты, может быть, решится дать вам шанс стать гражданами своей территории и жить так, как живут они. Решение будет сообщено мне сегодня вечером.

   – А для этого мы должны немедленно исправиться и постараться продемонстрировать вам, какие мы могем быть хорошие, если очинно того возалкаем, – насмешливо заключил Радош, пытаясь перебить впечатление от предложенной вниманию публики перспективы.

   – Мой дедушка Дак, – тутже надменно вздернула нос Бинка, – утверждал, что любой человек остается самим собой, как его ни поверни. Каким он родился, таким и сдохнет, и все разговоры об исправлении – пустой вздор. Я пришла предложить вам стать независимыми от решения здешнего Совета Безопасности. Независимыми до некоторой степени, разумеется. Я понимаю, что не очень много веселого в том, чтобы вкалывать, когда знаешь, что выбора у тебя нет. Но это все же лучше, чем медленно сдыхать, щелкая челюстями, или резать друг друга, вспомнив, что человечина тоже дичь. Ну так как?

   – Это очень кстати, что вы напомнили про человечину, – сказал атаман. – Мы ведь можем начать и с вас. Теперь, когда вы с нами, голодная смерть нам не угрожает. Верно, братва?

   В голосе атамана звучала двусмысленность. Он был абсолютно прав: что бы эта баба ни утверждала, но пока она здесь, кормежкой они будут обеспечены – факт.

   – По моей территории, – возразила Бинка, демонстрируя полнейшую безмятежность, – бродят 5 тысяч гавриков подобных вам. Три четверти из них осуждены за разбой и грабеж, четверть – за убийство, и пятая часть от всего количества – за преступления, совершенные с особой дерзостью. Шестая часть из них имеет пожизненную каторгу, и 500 человек из этой шатии-братии обитает в нашем поселке. Ты их видел, Радош, и смог оценить.

   – Ни одного не заметил, – буркнул Радош.

   – Значит, плохо смотрел. Это все взрослое мужское население моей территории, Те, кому за 32. Главы семейств, исключая Джона и моего Уотера. У Джона был пятерик, за драку, а Уот под судом не был. И ни одному из этих людей ни разу не пришла в голову идея употребить меня на бифштексы.

   – Еще бы! Такую важную персону! – насмешливо произнес кто-то сбоку от Радоша.

   – Персона здесь абсолютно не при чем. Просто это невыгодно. Во мне сейчас примерно 50 кг. Если выпотрошить и выпустить кровь, останется около 40 кг весьма костлявого мяса. Разделите на семерых – и вы получите от пяти до шести кило на каждого. Мизер, хватит недели на две, максимум на три.

   Бандиты невольно заухмылялись. Усмехнулся и атаман.

   – А что они у вас там делают, эти 5 тысяч? – поинтересовался он.

   – Являются моей собственностью.

   – И больше ничего?

   – В данный момент – ничего. Работа, ради которой они были завезены, завершена. Не выгонять же их назад, откуда они были взяты? Согласитесь, это было бы слишком жестоко!

   – Значит, вы из рабовладельцев, – сказал Радош.

   Все внутри у него вновь перевернулось.

   – Угу. Из них. Тебя это сильно беспокоит?

   – У вас богатый опыт по перевозке живого товара, мадам!

   В голосе Радоша просквозила неподдельная горечь. Если бы кто-то взглянул на него со стороны, он бы увидел, что глаза его сузились, и в них снова вспыхнула ненависть. Радош вспомнил тот их злополучный рейс с Лакро на Тьеру, когда эта самодовольная дамочка, изображавшая сейчас благодетельницу, целых шесть суток морила голодом два десятка живых людей.

   – Должна признаться, что такого опыта у меня нет совсем, – отвечала Бинка, искоса глянув на своего бывшего военнопленного. – После смерти дедушки Марка Джон заявил, что одного моего присутствия на борту будет достаточно, чтобы возник бунт. А Коро, когда мы с ним заглянули в инструкцию по перевозке заключенных, прямо сказал, что он не самоубийца. В общем, мы решили больше не рисковать и обходиться без привлечения добавочной рабочей силы. Те же, кем я до сих пор владею, достались мне по наследству.

   Бинка вновь глянула искоса на Радоша – тот по-прежнему хмурился.

   – А как нас полагается привлекать? – подал реплику один из банды.

   – О, там было много интересных пунктов! «При перевозке заключенных требуется соблюдать сугубую осторожность. Держать их следует в специально оборудованном помещении скованными попарно, с окном для выдачи пищи. За время рейса кормить из расчета до полутора тысяч калорий в сутки на одну голову. Медицинскую помощь оказывать только словесно, путем инструктажа, наблюдая за больным из окна для раздачи пищи, чтобы исключить возможность симуляции в целях нападения. Необходимые медикаменты также выдаются через окошко. Двери помещения открывать не рекомендуется вплоть до прибытия в пункт назначения, во избежание покушения на побег.»

   – Ловко, – сказал атаман.

   – Дедушка, конечно, кое-что нарушал, когда занимался этим, но в общем и целом старался придерживаться.

   – Ваш дедушка был просто старый маразматик, – произнес Радош нарочито грубо.

   С большим удовлетворением он увидел, что мадам снова прорвало.

   – Мой дедушка был героем! – воскликнула она гневно. – На двух планетах Великого Космоса его биографию рассказывают подрастающему поколению как пример жизни настоящего человека с большой буквы! И целых 10 тысяч разумных существ благословляют тот миг, когда ему в голову пришла маразматическая идея привезти их с Тьеры, чтобы дать им работу и возможность получать за нее все, что полагается иметь людям в этом мире!

   – Он дал – вы отняли, – возразил Радош с удовольствием. Он снова ожидал вспышки, но мадам уже взяла себя в руки.

   – Брось, дорогой, – проговорила она миролюбиво. – Я дала им то, о чем они всю жизнь мечтали – свободу. А работать и обмениваться продуктами своего труда у нас никому не возбраняется. У каждой семьи есть по трактору, и все причиндалы к нему – назад ничего не отбиралось. Свободных земель у нас навалом, а в темное время берись за ремесло, каким владеешь, или вступай в кооператив. Чего же еще?

   – Ну, например, возможность покинуть ваш рай.

   – А я никого не держу. Только до сих пор дураков не находилось возвращаться в Тьеранский зверинец или идти под власть акционеров и одиннадцати семейств за барьерами. Видите ли, господа, у нашего населения имеются некоторые привилегии. Нашей молодежи, например, нет нужды отбывать повинность на ускорителях и даже трудиться, опять же, никто не обязан. Ни полиции, ни тюрем. И налоги практически отсутствуют.

   – Откуда же у вас такая лайфа? – широко раскрыл глаза самый младший член банды.

   – Так получилось. Согласно обычаю нашей планеты на мою территорию издавна отправляли нарушивших закон. Основным пунктом наказания являлось невмешательство в их жизнь. И пока человек отбывал срок, никто не имел права указывать, что ему делать, а чего не делать. Если ссылается группа, то опять же, взаимоотношения в группе считались делом внутренним. И никто не мог возникнуть и сказать: «Ай-ай-ай, как нехорошо вы себя ведете!» Когда я разъяснила этот параграф нашего уголовного кодекса ребятам из своего поселка, они долго веселились.

   И Бинка тоже засмеялась.

   – Хотел бы я знать, чего тут веселого, – обиженно проговорил паренек.

   – Так ведь когда организовывалось дело, данный уголовный кодекс уже действовал, и с тех пор он не менялся. А в то время все мужчины, пребывавшие на моей территории, были из нарушивших закон, и место, где они со мной ежедневно общались, являлось их общей тюрьмой.

   – Ну и что?

   – А то, что хозяйская собственность имела законное право установить свои порядки, и их господа обязаны были бы этим порядкам подчиняться, – пояснил атаман.

   – Что значит «обязаны»? – сделала большие глаза Бинка. – Согласно этому же параграфу наших законов я, как жительница той же территории, птица вольная и тоже имею свои права, наравне со всеми.

   – И возможности, – ехидно подсказал один из бандитов.

   – Вы правы. Возможностей у меня всегда было больше.

   Повисла пауза. Компания недоверчиво на нее уставилась.

   – Что же я за тряпка бы была позволить кому-то усесться мне на шею и погонять, – продолжала Бинка как ни в чем не бывало. – Хотя, конечно, обычаи у нас на полосе довольно свирепые. Этого гражданина, – Бинка кивнула в сторону Радоша, – у нас, например, никто бы не понял. С какой стати ты вызвался быть судьей между мной и этими людьми?

   Последняя фраза была обращена непосредственно к Радошу. Мадам явно играла на публику, и, следовательно признать, получалось это у нее неплохо. Радош промолчал.

   – Эти люди намеревались нанести мне оскорбление действием. Я собиралась дать им отпор. У нас все бы сказали, что я молодец и поступаю правильно.

   – Потому что вы хозяйка, – сказал атаман.

   – Как раз наоборот, потому что у меня равные права со всеми. Каждый из наших на моем месте поступил бы точно так же. Полиции, как я уже говорила, у нас нет, пожаловаться можно только мне. А поскольку карательная экспедиция по поводу моей безвременной кончины совершенно исключена, то в случае чего я и там могу апеллировать разве что к господу богу. Вот и выходит, что у нас поневоле каждый вынужден защищать себя сам и защищает, между прочим. Чуть что – сразу кулаком в зубы, а у кого кулак слабоват, хватается за нож. И дураков нет соваться между двумя лезвиями, можете мне поверить!

   – Поэтому убивать на вашей полосе можно совершенно беспрепятственно, даже при свидетелях, – саркастически завершил один из членов банды.

   – Абсолютно верно.

   – И никого не карают?

   – А кто будет карать? Убийце зададут один-един-ственный вопрос: «За что?» И если он ответит: «Он меня оскорбил,» – все пожмут плечами и разойдутся. Вдове в течение года, если ей прискучит жить одной, привезут нового мужа – и дело закрыто.

   Семеро пиратов поежились и переглянулись. Каждый представил себе всю картину...

   – Мадам преувеличивает, – сказал Радош, тоже слегка шокированный. Но он вовремя вспомнил «вспыльчивого» Сандро, и это заставило его усмехнуться. – Чего-то я не заметил перед вашим лазаретом очереди из истекающих кровью раненых, и битых морд на улицах не встречал.

   – Правильно, – кивнула головой Бинка. – В нашем поселке мужчины отношений между собой не выясняют и достоинство друг друга стараются не задевать. У нас публика избранная, у нас даже малые дети не дерутся и только меряются силой, а это далеко не одно и то же. Но в других поселках бывает всякое. Там среди молодежи драки не редкость, хотя и без смертельных исходов. Старики, правда, в рассудке, но зато все они ходят с ножами – по старой памяти, на разные случай.

   – Неужели вы ничего не боитесь, мадам? – проговорил атаман в раздумьи.

   – Привычка. Мне приходилось стоять одной с голыми руками, – Бинка подняла вверх пустые ладони, – перед десятком лиц, у каждого из которых где-нибудь в рукаве пряталась хорошо заточенная кухонная железка для резки мяса, и я знала, что эти люди прошли Крым и Рим, то есть абсолютно ничего не боятся, потому что ничего хорошего от меня не ждут. Я говорю о новичках, разумеется, через месяц-другой они уже приходили в норму. А поначалу с ними доводилось общаться очень аккуратно, чтобы у них не возникало галлюцинаций, будто с помощью оружия они могут добиться какого-либо преимущества. Потому как пустить его в ход в этом случае у них вряд ли бы заржавело.

   – Вы сильно рисковали, – заметил тот же пират.

   – Чего стоит наша шкура, если всю жизнь над ней трястись? – возразила Бинка равнодушно. – Нет, жить надо на полную катушку, чтобы извлечь из своего существования все радости, которые может подбросить нам судьба. Иначе наше пребывание в этом мире лишено смысла. Ну а поскольку я не однажды имела случай убедиться, что без причины люди людей не убивают, то и сейчас нахожусь в уверенности, что все обойдется.

   – И что мы послушно станем делать все, что вы нам укажете.

   – Можно и по-другому, – возразила Бинка. – Вы никаких моих указаний не ожидаете, а засучаете рукава и принимаетесь за дело самостоятельно. У меня же вы только берете консультацию в тех случаях, когда у вас возникнут какие-либо затруднения.

   – А если нам и это не подходит?

   – Не подходит? Странно! Разве вы собираетесь вставать на колени и выпрашивать у меня подачку?

   – Мы не собираемся вставать перед вами на колени.

   – Ага, вы собираетесь просто выпрашивать подачки? Как там: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь»?

   Радош засмеялся – про себя: мадам это хорошо изобразила.