Текст книги "Золото Лакро (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

   Убедившись, что ни в ком не ошиблась (не только детишки, но и старушка, взятая ею в няньки к малышам, и даже ее внучка проявили способности, необходимые для проживания в их поселке на Первой Полосе Безымянной), Бинка направила звездолет все же обратно на Тьеру. Увы, вбив себе в голову интересную идею, Бинка совершенно не способна была с такой идеей быстро расстаться, и промелькнул еще год прежде чем она, наконец, спохватилась. Это произошло уже после того, как она откопала в .Космопорту еще тройку ребятишек: двух девочек и мальчика. Последний был ровесником ее Неждану, и Бинка просто купила дитя у его родных: хотя мальчик и был никому не нужен, но расставаться с существом, представлявшим для кого-то ценность, цепкие руки задарма не хотели. Именно после этого последнего своего приобретения у Бинки наступило отрезвление.

   «Что я, собственно, делаю здесь, на Тьере?» – спросила она саму себя, направляясь в Спейстаун со своей живой покупкой. И ответила тоже себе: «Занимаюсь непонятно чем. Ты набрала детей, голубушка, их надо воспитывать. Им нужна мать, а не дама-благотворительница, рыскающая по улицам в поисках приключений. Бери-ка всю ораву – и домой. Что тебя смущает? Что ты до сих пор не нашла Радошево великовозрастное сокровище? Так не все в этом мире возможно, пора бы тебе это запомнить. Обойди завтра для очистки совести еще несколько кафешек, а послезавтра айда к себе. Если это не нужно Радошу, то тебе и подавно.»

   Сказано – сделано. На следующий день Бинка ринулась в последний рейд по забегаловкам Космопорта. В трех первых ничего не знали о событиях тридцатилетней давности, зато в четвертом заведении, поприличнее, нашелся кое-кто из старого персонала.

   – Да, выступала здесь одна такая, – сказал швейцар. – Только умерла она лет десять назад. У нее еще дочка была, Радмилой звали. Тоже актерка, только та все больше ногами. Номер у нее такой был, «Эквилибр на шаре.» Она сейчас в театре подвизается. Травести играет.

   «Травести» оказалось не ролью и не пьесой, а актерским амплуа. Радмила дочь Радоша играла мальчиков и вообще детей. Она была маленькая, как Бинка, но худенькая и выглядела бы совсем замухрышкой, если бы не лицо ее, остренькое и бесподобно симпатичное. Не лицо, а мордашка! И масти она была действительно каштановой, подобно Сандро, только глаза у нее были какие-то двуцветные: серые на солнце и карие в тени.

   – Я байстра, – отвечало совместное произведение Радоша и певички из кафешантана, когда Бинка начала ее расспрашивать о родителях.

   – Разве ты не знаешь имени своего отца?

   – Мама называла.

   – А если я скажу, что он хотел бы тебя отыскать, ты мне поверишь?

   – Отыскать? Зачем? Разве он спился и впал в сентиментал? Или я у него единственное чадо и некому портянки завещать в наследство?

   – Он не спился, никуда не впадал и с наследниками у него проблем нет. Кстати, он надеялся, что ты мальчик.

   – Догадываюсь. Мама говорила, что Радош терпеть не мог девчоночьего визга... И чего же вы от меня хотите? Сувенир на память? Волосы, зубы и обрезки ногтей для экспертизы? Сожалею, но я не некрофил и выслать дорогому папочке в залог вулканической страсти к той, о которой он 28 лет не вспоминал, мне нечего!

   – У тебя остались какие-либо ее документы? Например, права на вождение авто?

   – Только кредитная карточка, если это вам поможет.

   Радош очень удивился, когда в дом его, едва постучавшись, вломился Сандро, втолкнув впереди себя какую-то странную девицу: курносую, конопатую и вертлявую донельзя. Она была явно не из поселка: здесь таких шнурков не водилось. Угловатая, стриженая «под мальчика», она казалась подростком, но, приглядевшись, можно было заметить сеть тоненьких морщинок возле глаз, и это сразу выдавало возраст – за двадцать. Неприятнее же всего было поведение Сандро – тот был хмур и настроен весьма решительно.

   – А, вот он какой, бросатель беременных женщин! – проговорила девица, сходу кидаясь в атаку на хозяина дома.

   – Знакомьтесь, – сказал Сандро с легкой иронией в голосе. – Ее зовут Радмила.

   – Очень приятно, – сказала Гита. – Кто она?

   – Его отродье, конечно, – сказала девица, кивнув на Радоша. Она так и брякнула: «Отродье»!

   – Чего? – изумился Радош.

   – Ах, его высокоблагородие не узнает собственного творения! – в тоне девицы было ехидство. – Ничего, стерпится – слюбится. Мадам, которая меня разыскала по твоему поручению, сказала, будто ты жаждешь узреть мою персону. Ну а поскольку мне тоже всю жизнь было любопытно, кому я обязана своим появлением на свет, то в результате обожаемый папочка имеет честь меня созерцать.

   – Бинка! Она вернулась! – Радош рывком поднялся со стула.

   – Я прилетела с ним, – девица указала на Сандро.

   – Вдвоем?

   Девица засмеялась:

   – Ах, папочка, не переживай ты так! Невинность этого младенца ничуть не пострадала от моего пребывания в его шарабане, клянусь, и моя грязь его не коснулась. Ты ведь уверен, что все актрисы – грязные потаскушки, не так ли? А я актриса, папуля, как и моя мама!

   – Зачем ты ее привез? – хмуро спросил Радош у Сандро.

   Тот пожал плечами.

   – Как Бинка?

   – Мадам вполне в здравии и даже процветает, – отвечала вместо Сандро доставлена им особа. – Она натащила в квартиру кучу разной шпаны и меня к ним захотела добавить. Только я не подошла к этой компании: я рыжая. Я бы на твоем месте, папуля, заинтересовалась этой дамой: у нее дурной вкус, ей нравятся мужчины, похожие на тебя. Представь: все это шпанье сплошь чернявые и голубоглазые.

   – Она замужем? – голос Радоша предательски дрогнул.

   – Чего? Какой замуж? Да разве найдется шизик, который потерпел бы в квартире кавардак, который она устроила? Там же черт ногу сломит, а гам такой – ой-ой-ой! У нее точно бзик, у этой мадам: они же уличные, они все разворуют и сбегут, а она покупает им дорогие игрушки и позволяет ломать их сколько влезет! Представьте: они ходят в магазин всей оравой и на сдачу покупают... О-ля-ля! Что они себе покупают!

   – Зачем ты ее привез? – повторил Радош мрачно.

   – Мама попросила, – буркнул Сандро.

   – Ах, так она ваша матуся! – изволила девица сбавить тон на полградуса. – Я не знала! Я-то думала: в кого ты удался, такой примерный? Пай-мальчик, ну просто добродетель в брюках! До свидания! Я пошла! Где тут у вас гостиница?

   Четверо Радошевых дружков-приятелей, вновь проторивших тропинку в его апартаменты, в тот день как на грех завернули к нему на огонек и в полном восторге внимали каждой реплике действующих лиц развернувшейся перед ними сцены.

   – Я женат, – с деланным равнодушием ответствовал Сандро, отменно осознавая, каким лопухом он сейчас должен выглядеть в глазах всех пяти тьеранцев.

   – У нас нет гостиниц, – сказала Гита. – Сегодня ты переночуешь у нас, а завтра мы что-нибудь придумаем.

   – Нечего придумывать, – возразил Сандро. – Наш дом пустой. Пусть живет там, пока мама не вернется.

   Он отвернулся.

   – Вот и лады, – сказал Радош. – Пусть шурует, а еще лучше – летит туда, откуда явилась.

   – Ты неправ, отец, – вмешалась Гита. – Я попрошу всех посторонних покинуть нас, а ты, милая, разувайся и садись за стол; мы как раз собирались обедать. Это твой братик, а это – сестричка.

   – Я уже догадалась, что вы его жена, – сказала девица, расшнуровывая ботинки.

   А спустя месяц Радош впал в меланхолию. Не из-за неожиданно обретенной дочери, совсем нет. Та, выплеснув в лицо папочке давно заготовленное и наболевшее, дальше в этой области не экспериментировала. Она не стала ни послушной, ни ласковой, но больше не хамила, вела себя тихо и, пожалуй, даже скромно – по крайней мере, стыдиться ее повода у Радоша не возникало. И работать она устроилась отнюдь не в театр, которого, кстати, тогда еще в поселке и не было. Ее взяли в школу организовывать досуг детворы и преподавать искусства: как и полагалось актрисе, Радмила неплохо пела и музицировала.

   В общем, за потомство Радош вовсе не волновался. Но появление дочери напомнило ему о Бинке, и его вдруг снова властно потянуло к его «второй жене». Так потянуло, что на следующий день после неожиданного Радмилиного визита он пошел в Джону.

   – Мне надо на Тьеру, – сказал он главному мужчине поселка.

   – Нет, – отвечал Джон и отвернулся.

   – Но Бинка говорила...

   – Бинка здесь больше не живет. Живем мы.

   – Разве я пленник?

   – Нет, ты свободный человек. Но переправлять тебя на Тьеру я не стану. Ищи себе другого извозчика.

   Плюнув, Радош направился к Сандро.

   – Нет, – повторил тот слова негра. – Ищи другого дурака.

   Вернувшись домой, Радош взглянул на стены, которые не столь давно с таким старанием возводил, и ощутил, как к горлу его подкатывает самая настоящая ненависть. Ненависть сменилась злостью, затем отчаянием – Радош ничего не стал крушить, он просто взял палатку и ушел. И улетел – в леса.

   После времени темноты он вновь переступил порог их совместного с Гитой жилища, и больше уже не сбегал, зато запил по-черному, а, приходя, начал запираться в своей комнате и пребывать там, пока не возникала потребность заработать на следующую порцию спиртного.

   – Отойди! Убью! – рявкнул он на Гиту, когда та попыталась было у него спросить, что стряслось.

   Гита испуганно отпрянула от него и больше уже к нему не подходила. Так прошел месяц, за ним еще и еще два. Радош ни с кем не общался, он беспробудно пьянствовал. Всю выручку от улова он тратил на самогон, доставая его в отдаленном поселке, и протрезвлялся лишь затем, чтобы опять напиться. И так было, пока к нему снова не заявилась Радмила.

   – Если это из-за меня, то мне лучше вернуться на Тьеру, обратно на подмостки «Глоба», – сказала она.

   – Мечтаешь полетать на пару с Сандро?

   – Он женат.

   – Я, к сожалению, тоже. В этом-то и наши проблемы!

   – Гита прекрасная женщина.

   -Да, прекрасная. Но лучше бы ей провалиться в преисподню... Тебе чем не по нутру мадам Максимова?

   – Слишком она добрая. Город таких не жалует, слопает – и не поперхнется.

   – Твоя мать была лгунья и вертихвостка. Но город ее слопал первой.

   – Она была хорошей.

   – Для тебя. А для мужчин – петля в удавку. И ребенок был ей нужен, чтобы затянуть на мне шнуровку потуже. Но я не из тех, с кем такой номер можно провернуть шутя. Хорошо, что ты на свою мамочку не похожа. Слава богу, ты другая, и я ничего не имею против твоего существования.

   – Спасибо хоть на этом. У меня завтра день рождения. Придешь?

   – Нет, дочь, извини. Я устал. Я очень устал и хотел бы уснуть навеки. Ты не такого отца ожидала найти, верно?

   – Тебе не надо столько пить.

   – Это ты так думаешь.

   – Так думают все.

   – Пусть валят они к Сатане!

   Радмила ушла, но второе ее явление тоже имело продолжение, хотя и совершенно иного, более неожиданного характера, чем первое. На следующий день, едва переступив порог прихожей, Радош с некоторым удивлением наткнулся на два огромных саквояжа. В коридоре он заметил еще два.

   – Гита, что происходит? – крикнул он, заглянув в гостиную.

   Та переодевала малышку, а пятилетний отпрыск, их общий с Гитой сын, первенец Радоша, тихо сидел печальный и в дорожном костюмчике.

   – В чем дело? – повторил Радош, слегка растерявшись.

   – Мы уходим, – кратко пояснила Гита. – Мы мешаем тебе. Больше не станем.

   Радош поставил в угол бутылку с «некоторым забвения», как он именовал самогон, и проговорил

   – С чего ты взяла, будто вы мне мешаете?

   – Я слышала. Ты так сказал.

   Радош в досаде прищелкнул языком.

   «Гита очень гордая,» – вспомнил он Бинкины слова.

   – Бесценная моя, ты не права, – выжал он из себя, постаравшись придать голосу мягкость. – Ты здесь хозяйка, и если кому надо уйти, то это мне. Но мне некуда. Я пленник, и это – моя тюрьма!

   – Ты свободный человек, – возразила Гита печально.

   – О нет! Послушай правду, я тебе ее один-единственный раз скажу! Ты замечательная, ты чудесная, но там, на Тьере, у меня осталась женщина, которую я люблю.

   – Почему же ты на ней не женился?

   – Она не захотела. Она сказала, что твои одинокие слезы будут отравлять наше с ней счастье. Мы решили, что я буду иногда прилетать к ней, когда захочу. Но я ее бросил, а она меня все еще ждет!

   – Навести ее. Скажи Сандро – он отвезет.

   – Сандро? – Радош захохотал. – Сандро отвезет? Да он чистоплюй, твой племянничек! Он за нравственность борется, моралист в законе! Я пойду к себе в камеру, а ты делай, что хочешь!

   – Значит, Сандро отказался? – в тоне Гиты прозвучали новые нотки, и Радош замер на полдороге к бутылке. – Не напивайся сегодня. Он отвезет тебя. Увидишь.

   Радош мрачно усмехнулся. Он взял бутылку, отпил несколько глотков и, пройдя на кухню, вылил остаток в раковину. Краешком глаза он видел, как Гита подошла к окну, сняла со стены рацель и проговорила:

   – Сандро? Ты можешь посвятить собственной тете полчаса своего многоценного времени? Вот и славно. Жду.

   И Радош тоже принялся ждать. Он не особо верил, что Гите удастся выжать из Сандро согласие поступить вопреки всему тому, к чему парень был приучен с детства, но на всякий случай заварил чаю покрепче, чтобы быть в форме. Оказалось, однако, что он крайне плохо знало свою супругу.

   – С каких это пор ты позволяешь себе нарушать законы, голубчик? – начала она с места в карьер, чуть Сандро вошел и сказал: «Здравствуйте!»

   – Какие законы? – ничего не понял тот.

   Обе реплики: и слова Гиты, и ответ Сандро прозвучали не на хингре, конечно, а на языке совершенно ином. Но теперь язык этот не был для Радоша бессмысленным набором звуков, и он отлично понял каждую фразу.

   – Законы нашего клана, дорогой родственничек! Ты какое имел право отказаться везти Радоша на Тьеру?

   – Тетя, но зачем он туда летит!

   – К другой женщине. Ну и что? Какое тебе до этого дело?

   – А ты знаешь, кто она?

   – Не знаю и знать не хочу! Зато я твердо помню уголовный кодекс: «Никто не имеет права вмешиваться в отношения между двумя.» И будь эта женщина даже самой ничтожной из подданных Империи, разве Радош не свободный гражданин Великого Космоса?

   – Свободный.

   – Или ему закрыта виза на Тьеру?

   – Не закрыта.

   – Тогда какое ты имеешь право его свободу ущемлять? Или ты думаешь угодить мне, приковав его насильно к моей юбке? Запомни, дорогой: можно привести коня на водопой, но нельзя заставить его пить. Или, может, ты хочешь, чтобы обо мне заговорили, будто я столь плоха, что мне требуется целый сонм законников вроде тебя, чтобы удержать возле себя мужчину? Да я вся извелась, глядя как он страдает! Если бы я умела летать, я бы на собственных руках отнесла его туда, куда он хочет! Лишь бы прекратилась эта мука!

   – Ты не понимаешь, о чем говоришь, тетя! – хмуро возразил Сандро.

   – О нет, это ты, племянничек, ничего не понял! Или ты настолько очерствел, вращаясь среди всяких и разных, что напрочь позабыл: у человека есть сердце, и оно, случается, болит не только собственной болью? Так вот: либо ты сегодня же везешь Радоша, куда он хочет, либо я выставляю тебя на Круг. И там тебе прочистят мозги, можешь не сомневаться!

   – Сегодня не получится, – хмуро проговорил Сандро, сглотнув слюну. – Я не могу исчезнуть на две недели просто так. Необходимо сдать дела.

   – Отлично, сдавай. Но завтра, с утра, ты придешь сюда к нам сам, лично и отправишься в рейс по его, – Гита указала на Радоша, – заказу. Мы будем ждать тебя. Оба. И не играй больше с законами, голубчик. Не позорь наш род!

   Радош слушал все это в совершеннейшем отупении. Он мог, конечно, представить себе, что где-то существует кодекс, согласно которому один мужчина может иметь нескольких женщин, и все довольны. Но чтобы женщина сама организовывала мужу возможность рвануть на свидание с другой – это ему казалось непостижимым. «Гита тебя безумно любит,» – вспомнились ему Бинкины слова. Так вот как она выглядит, безумная женская любовь! А ведь даже не заикнулась при возвращении Радоша после его двухлетнего отсутствия, каково ей было без него все это время! И сейчас слез не льет, не хватает за руки-ноги. Гордая!

   – Дорогая, – произнес он утром, прощаясь, – если я буду к тебе приезжать, ты меня примешь?

   Гита взглянула на него вопрошающе, затем опустила глаза и вымолвила:

   – Этот дом построил ты, и пока я не приведу сюда другого мужчину, моя дверь для тебя всегда открыта.

   Радош кивнул и произнес:

   – Жди меня три месяца. Если я не вернусь – значит, что-то случилось.

   Он вернулся через 15 суток, усталый и злой на себя и на весь мир.

   – Она тебя не дождалась? – встретила его Гита.

   – Она исчезла. Говорят, что улетела к себе домой, но там ее тоже нет.

   – И что же теперь?

   – Не знаю. Я буду ее искать. Ты очень славная, Гита. Хорошо, что ты у меня есть, иначе бы совсем швах!

   Радош не кривил душой. Он больше не презирал Гиту, он ее ценил. Он сказал именно то, что в тот момент чувствовал: с женой ему повезло. Потерять такую женщину было бы жаль, в этом Бинка была права. Оставалось найти ее саму...

   Но прошло еще немало дней, прежде чем Радош сообразил, где прячется его бывшая мадам. Из разговоров Гиты с Мирой он уверился, что они обе тоже совершенно ничего не знают о месте нахождения сестры. Они тревожились за нее, точно так же как и Лил с Роз – Радош знал это от Рама. Конечно, очень даже могло быть, что Сандро был посвящен в тайну, но если он молчал перед родней, то Радошу-то и вовсе ничего бы не открыл ни за какие коврижки. Парень явно был в курсе многих материнских дел, в том числе и ее романа, и точно так же было несомненно, что он этот роман не одобрял. Поведение Сандро было столь выразительно, что ошибиться было невозможно. Он обходил Радоша десятой дорогой, больше не бывал в его доме, не улыбался ему и при неожиданных столкновениях молча отворачивался.

   Так что Бинку приходилось искать методом исключения, а не вопросов. Это значило, что для начала требовалось хотя бы прикинуть, где этой леди точно не могло быть.

   Тьеранские адреса отпадают сразу: все знакомые Бинки в один голос утверждали, что она на Безымянной. Вряд ли стоило также просить вакуумную лодку и нырять за барьер. В цивилизованном обществе требуется на что-то жить и вращаться в определенных кругах. Невозможно было себе представить, чтобы появление дамы солидных лет с целой оравой детворы никак не отразилось на процессе жизнедеятельности тех людей, с которыми ей бы пришлось столкнуться. Поползли бы слухи, и Биночкина семья давно бы знала, что за Биночку волноваться нечего, она в полном ажуре. Оставалось одно: Бинка скрывается на своей собственной территории, где она уверенно сможет просуществовать неопределенно долгое время, не всплывая на поверхность.

   Но это сказать было легко: на собственной территории. Ширина Первой Полосы была такова, что на ней способна была укрыться целая армия Бинок, и целая дюжина Радошей могла бы шнырять над ними годы без всякой надежды обнаружить хоть одну. Естественно, если бы Радош измерял километры беспланово, бесприцельно, в расчете на слепую удачу. Но кое-какие соображения у Радоша все же были. Оставалось эти соображения сложить в одну кучу, проанализировать и разложить по полочкам. То есть подумать.

   – Джон, – спросил он у первого мужчины поселка, – почему ты дал мне только половину карты? Где план местности, что за морем?

   И он кивнул в сторону водяного пояска, символизировавшего собой экватор Безымянной.

   – А оно без надобности, – пожал плечами негр. – Там точно такие же посадки, только более старые. Какой идиот туда попрется, время тратить?

   – Я хочу слетать, – отвечал Радош, криво усмехнувшись.

   – Идем, получишь.

   Итак, полоса земли за морем была заброшенной! Будь Радош Бинкой, он бы именно там и расположился, среди плодоносящих лесов, на луговинах, до которых не дотягиваются любопытствующие глаза занятых собственными проблемами жителей поселков. 150 километров – солидная дистанция, можно раскинуть лагерь прямо вот здесь, напротив, в окрестностях старого города.

   Оказалось – все верно, Бинка и впрямь далеко не убегала! И даже не особенно скрывалась – просто жила там, где ей показалось удобнее. Выбрала один из заброшенных хуторов с готовыми хозпостройками да и привезла туда свою пеструю команду. Можно даже сказать, что и зацепочка имелась на тот случай, если бы кто-либо вознамерился во что бы то ни стало раскопать ее обитель. И на зацепочку эту Радош наткнулся сразу же, чуть пересек море.

   О нет, никаких стрелок, надписей, следов или иных примет мадам Бинка нигде не пооставляла. Но что сделал бы любой нормальный человек, если бы вместо примитивных кустиков, полян, рощиц и прочего увидел на земной поверхности некое художественное произведение? Да, именно так, самую натуральную картину, только гигантскую и выполненную зеленым по зелени?

   Надо признать, слово «зелень» обозначало лишь тот факт, что для создания рисунков таинственный живописец использовал растительность – на картине присутствовали и иные цвета спектра, кроме зеленого. Зато четкая геометрически очерченная рамка была видна издалека. Если бы не эта рамка, Радошу и в голову бы не пришло, что пестрота в расположении пятен не случайно складывалась в фигуры зверей, рыб и птиц. В самом деле, мало ли какие случайности обманывают нас порою, заставляя принять за истину ее лукавое величество обманщицу-иллюзию? При желании нетрудно увидеть в сочетании света и теней стрекозу, обезьяну или ящерицу.

   Однако ограниченный от окружающего пространства орнаментом рамки, один раз увиденный сюжет упорно не исчезал. Напрасно по мере приближения Радоша к территории и даже после, когда он развернул ракетку, чтобы обозреть пейзаж с другой стороны, глаза его сканировали поверхность. Наоборот, рядом с одиночными силуэтами возникли новые, завершая сюжет – картина без сомнения изображала некий животный мир, мир чудовищ, монстров! Зверей было множество, и чем внимательнее Радош вглядывался, тем больше он их видел... Пока на противоположном от моря крае зеленого панно, посередине верхней кромки рамки зеленой картины, взгляд Радоша не засек сияющую желтую точку.

   Точка оказалась еще одним созданием неуемной человеческой изобретательности, и сделав круг на снижение, Радош ахнул в изумлении. Посреди зеленой пустыни торчал преизрядный кусок золота! Кусок представлял собой статую женщины в человеческий рост. Женщина держала в руках ветку чего-то колючего с парой шишек...

   Зрелище было настолько невероятным, что Радош не поленился опустить свой летательный аппарат на прилегающую поляну и пешака подгрсти к постаменту. Ошибки не было – он созерцал золото, а не золочение и не амальгаму. Статуя была цельнометаллической, она звенела при простукивании чистым единым звоном. Отломав одну хвоинку, Радош смог убедиться: сплошняк, без прослоек.

   «Неужели даже не дутыш? – подумал он с сомнением. – Или все-таки медь?»

   И оборвал себя: статуя несомненно была водружена над данной точкой территории намного раньше того момента, когда сюда была заведена первая партия Бинкиных подданных, а тому событию уже стукнуло четверть века. Любой бы металл за этот срок покрыла коррозия. Камни у подножия постамента, и те кое-где зацепил мох, меди же и подавно было не сохранить своего цвета под разрушающим воздействием обжигающего полуденного солнца и долгих предутренних рос.

   Лицо золотой женщины было выразительным и печальным. Она нечто дарила этому миру либо сам этот мир тем, кто был внизу, на устремлявшихся к синему морю зеленых ярусах. Радош повернул голову – и содрогнулся. Отсюда, с земли, твари, кишевшие внизу, казались живыми. Они бегали, прыгали, летали, ползали... Они прятались. Они охотились! По верхушкам деревьев пробежал ветерок, и иллюзия стала почти неотразимой...

   – Плохая у тебя, однако, охрана, девочка, – громко произнес Радош, вновь поворачиваясь к статуе, чтобы перебить впечатление: с человеком, пусть даже и металлическим, общаться было все же менее жутко, чем с тварями, изображенными любителем ландшафтных фантасмагорий.

   – Хорошо, что сюда не проложены маршруты, дорогая, иначе бы тебе быстренько прискучило украшать собой пейзаж!

   И тутже увидел: ошибся. Не позабыта статуя, не позаброшена. Прямехонькой наводкой из джунглей к самому нижнему из полукружий пьедестала вела тропинка. Радош оторвался от статуи и рванул вниз-вверх. Сердце у него прыгало...

   Домой он вернулся на следующий день и безмятежно улыбаясь!

   – Я ее нашел! – объяснил он Гите, с тревогой воззрившейся на его небритую физиономию.

   – Кого ее? – начала было Гита и вдруг запнулась. – Вселенский разум! Как я сразу не догадалась! То-то Сандро отказывался тебя везти! Крепкие же нервы у него, у нашего парня!

   – Да, ты ее знаешь, – согласился Радош, совершенно не способный в этот миг придать своей вывеске серьезность. Тем более, что реакция Гиты, той самой Гиты, которая пару месяцев тому назад сама же выпроваживала его на свидание к сопернице, оказалась весьма неоднозначной. Гита покраснела, побледнела, затем снова покраснела и, наконец, промолвила:

   – Не понимаю...

   – Мы не хотели тебе говорить, чтобы тебя не огорчать, – объяснил Радош.

   – Ну, это-то ясно. А вот как Бинка могла так промахнуться?!

   – Я мужчина, – она женщина. Я сила – она слабость, – сказал Радош примиряющее, вовремя вспомнив, как дорожила Бинка чувствами сестры, как тряслась над ее гордостью.

   Но старался он напрасно!

   – Бинка – слабая? – воскликнула Гита взволнованно. – Вселенский разум!

   – Как для кого! Я ее захотел – и добился.

   – Не говори так! – Гита вспыхнула. – Она моя сестра, и не смей отзываться о ней пренебрежительно!

   – Разве я сказал что-нибудь оскорбительное? – выдавил из себя Радош, по-прежнему лыбясь. – Я сегодня счастлив, обожаемая супруга, и готов на любые подвиги в твою честь!

   – Например? – в голосе Гиты по-прежнему звучала смесь горя с отчаянием.

   – Например, вспахать наш участок, – Радош попытался спрятать улыбку, но опять не смог.

   Гита так и села, где стояла! До сих пор ее муж никогда не предлагал ей ничего подобного! Мало того, он вообще уклонялся от всяких семейных дел! Он приходил, приносил домой деньги, рыбу, мясо и этим строго ограничивался. Изумлению ее просто не было предела!

   – Хочу! – выдавила она из себя, еще до конца не веря, что появление столь сильной соперницы не сулит ей никаких добавочных неприятностей.

   Радош повернулся и двинулся к гаражу с техникой. Он шел и улыбался. Улыбаясь, он прицепил к трактору плуг и улыбаясь въехал на свою семейную делянку. Он работал, а мысли его все еще блуждали во вчерашнем дне. Радош видел Бинку и ребятишек вокруг нее. Кстати, далеко не все они оказались брюнетами. И глазенки у них были отнюдь не только синие!

   «Сколько же их теперь у нее? Надо сосчитать... Начнем с младших. Ясмин с Ясенем, Неждан, Спак... Интересно, который из двух мой сын? Так ведь и не сказала, коварная!»

   И как неласково встретила его Биночка на этот раз!

   – А, явился! – процедила она сквозь зубы. – Снова обуяла неземная страсть!

   Она опять была стройной, подвижной и в брюках. Правда, брюки не были заношенными, а блузка приятно подчеркивала достоинства фигуры.

   – Я давно тебя разыскиваю, – сказал Радош.

   – Ну разыскал. Что дальше? – голос женщины был сух и холоден.

   – Мама, кто это? – спросил самый старший из ребятни, мальчик лет одиннадцати-двенадцати.

   Спросил один, а обступила их с Бинкой вся гурьба! Радош окинул взором пеструю компанию, и в мозг ударило: не соврала дочь певички, его окружали смышленые озорные лица, каждое из которых могло бы сделать честь любому мужчине в смысле их производства.

   – Ты кто? – строго обернулась к нему Бинка.

   – Я? – Радош широко улыбнулся. – Я ваш папа.

   И понял: он снова попал в точку.

   – Заходи, – проговорила женщина совсем другим тоном. – Чего стоять? В ногах правды нет!

   «Надо будет и Бинке вспахать полоску, – подумал Радош с нежностью. – А то что это, одна баба? Пацанье – помощь неважнецкая. И на ноги надо будет что-нибудь организовать. Не дело это, бегать босиком по буреломам.»

   – Почему ты не хочешь, чтобы в поселке знали, где ты находишься? – спросил он у Бинки при следующей встрече.

   Вопрос был почти риторическим: по реакции Гиты Радош уже давно сообразил, что связь Бинки с ним отнюдь не возвышала ее в глазах родни. Но кое-что Радошу прояснить все же хотелось.

   – У них свобода, – отвечала Бинка. – Пусть учатся обходиться без няньки.

   – Ты неправа. Людей нельзя бросать на произвол судьбы.

   – Жили же они без меня пять с гаком лет! И дальше проживут!

   – Они найдут тебя.

   – Угу. Откопают и к ответу призовут? Брось, милый! Мы нужны кому-то пока молоды. Сколько ты со мной выдержал первый раз? Две недели? А потом захотел шкуру спустить, когда я за тобой побежала? Утомительное это дело, ублажать старух!

   – Я не собираюсь тебя ублажать, – возразил Радош, мрачнея.

   – Вот и славно. Уотер не ублажал, так он 20 лет тянул эту волынку с разводом. Я не обижаюсь, нет. Но давай ловить мгновения, пока они есть, и не будем распространяться о вечности. Нам ведь уже обоим за пятьдесят, мой друг! Ты согласен?

   Ее откопали меньше чем через полгода, и Радошу еще предстояло убедиться, что нервы у Сандро были даже покрепче, чем думалось Гите.

   Они вошли без стука, ввалились всем кагалом, вдесятером.

   – Какая честь нам оказана! – воскликнула Бинка, оторвавшись от игры в лабиринт, которой они с Радошем в тот момент с огромным увлечением предавались. Или делали вид, что предавались – в данном случае это было неважно. – Сынок, не смотри так на мое обрамление. Этот гарнитур изготовлен на Тьере по спецзаказу, вашей ювелирной мастерской подобное еще не по зубам. Радош уверяет, что он очень мне к лицу.

   – Мадам, вы ли это! – воскликнул Смок, взглядом знатока сразу оценив и серьги с кабошонами каплевидной формы, и колье, и обруч на голове. В гарнитур входило энное количество чистых как слезинка искорок, подчеркивавших величину и прозрачность четырнадцати камней, самые крупные из которых были карата в полтора, не меньше. Если бриллианты были настоящими, то во сколько же обошелся мадам этот набор сверкающих побрякушек?

   – Они никогда не видели тебя с кудрями, – засмеялся Радош.

   – И в домашнем халате, – произнес Коро, первым придя в себя от изумления.

   – Ну что ж, не видели, тогда посмотрите. Радош уверяет, что этот цвет бархата черезвычайно удачно сочетается с оттенком моей кожи. Естественно, оно только комплимент, но это законная супруга может позволить себе роскошь выглядеть как ей заблагорассудится, а вторая жена должна соответствовать вкусам своего мужчины.