Текст книги "Золото Лакро (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

   – Мы ничего не собираемся просить, – хмуро проговорил атаман.

   – Что ж, извините великодушно. Я не знала, что вы все превосходно умеете без меня. Видите ли, народ, который к нам попадал, был, в основном, городской, и о сельском хозяйстве имел довольно смутное представление. Я думала, вы из таких. Что ж, молодцы, примите мои поздравления. Как говорят у нас, тот не мужчина, кто не в состоянии построить себе дом и обеспечить себе жизненное пространство. Рада, что имею дело с мужчинами, а не сборищем старых инвалидов.

   Радош засмеялся – на этот раз вслух, и все на него оглянулись.

   – Мадам! – произнес он. – Дом построить мы давно умеем.

   – Превосходно. А трактор водить?

   – Я пилот. Вряд ли ваша громыхалка сложнее звездолета.

   – Не сложнее. Но отличия имеются.

   – Здесь есть библиотека с инструкциями ко всей вашей технике. Можно воспользоваться.

   – Пользуйтесь.

   Бинка достала из кармана брошюру и подала ее Радошу.

   – Тракторов вытаскивать из кармана не нужно. Мы знаем, где они стоят. Пошли братва, покажем даме класс!

   Радошу действительно без труда удалось запустить двигатель трактора и сделать по хоздвору круг. Затем он остановил машину, выпрыгнул из кабины и спросил:

   – Ну как?

   – Для новичка неплохо, – кивнула головой Бинка. – Можно привешивать плуг.

   Плуг тоже был успешно прицеплен и поднят.

   – Теперь в поле, – скомандовала Бинка.

   Она залезла в кабину, уселась рядом с Радошем и захлопнула за собой дверцу.

   – Поддержи меня, – тихо проговорила она совсем другим тоном. – Реванш возьмешь потом, это у тебя получается быстро. Поле – не манеж, по нему не кататься придется.

   Радош усмехнулся и привел трактор в движение. Некоторое время он молчал. Затем произнес:

   – Поверьте, мадам, я не хотел вашей гибели.

   – Я это уже поняла, – отвечала Бинка без эмоций. – Я не дура. Я помню, куда вы направлялись.

   – Я не знал...

   – О, разумеется, ты не знал, что женщина тоже может пойти до конца. Иначе ты бы не стал применять столь жесткие меры воздействия... Полно, Радош, то, что ты натворил, либо нельзя простить вообще, либо из этого необходимо сделать вывод, а потом оно перечеркивается и навсегда забывается. Я предпочитаю второе. Так что не извиняйся. Здесь, на этой планете, я обладаю могуществом, какого тебе даже не снилось, но я могу не все. Я не имею права, например, чего-то требовать от здешних правителей. Я могу только постараться продемонстрировать им, что вы разумные существа, а не стадо бешеных упрямых баранов. Если мне это не удастся, они пожмут плечами и поступят с вами по закону. Если бы ты был один, проблемы бы не существовало. Но ты собираешься разделить участь остальных, поэтому не мешай мне, пожалуйста, вытаскивать этих людей из ямы, в которую сам же их и завез.

   – Вы делаете прогресс, мадам, – прервал Радош ее патетическую речь, пытаясь за насмешкой скрыть досаду. – Не так давно кое-кто был для вас лишь подонками да скотами.

   – Не будь занудой. Имела я право раз в жизни рассердиться? В конце-концов я тоже человек, а не кусок скалы. Я погорячилась, и оставим это. Ваше положение абсолютно безнадежно, поверь, я не лгу.

   Радош поверил. Безнадежные положения он и сам умел организовывать, причем без особых затруднений.

   – Ребята голодны, – сказал он, помолчав.

   – Знаю. Яблоки и виноград не слишком калорийная пища.

   – Мне показалось, будто я что-то слышал насчет реванша.

   Бинка тоже помолчала.

   – Еда будет, – проговорила она, наконец. – Но несколько позже.

   Радош кивнул: ожидать чего-то большего на данный момент не приходилось.

   – Ну вот, – сказала Бинка после того, как нужный клочок земли был вспахан вдоль и поперек, дважды пройден рыхлителем и кое-где засеян. – Теперь айда за присадками.

   – Не понял, – сказал Радош.

   – Эти сады, по которым вам так приятно лазилось, очень скоро начнут выпадать. Они доживают последние годы. Надо их обновить.

   – Зачем? – спросил самый младший парень.

   – Через пару лет вишни и кустарники начнут плодоносить. Дальше пойдут сливы, а затем и яблоки.

   – А нам-то что?

   – Неизвестно, сколько вам здесь предстоит жить, так что лучше позаботиться с запасом.

   Пираты переглянулись.

   – Я не хочу! – с обидой протянул паренек. – И вообще, зачем все это, если скоро выпадет снег?

   – По-твоему, я не знаю, что делаю? – возразила Бинка сердито. – И кручусь здесь рядышком потому что мне нечем себя занять? Все предусмотрено, и снег тоже.

   Она взглянула на Радоша.

   – Не кисни, малыш, – сказал тот, похлопав парня по плечу. – Все будет тип-топ. Быстрее начнем – быстрее кончим.

   Атаман хмыкнул. Улучшив момент, когда мадам хозяйки не было поблизости, он проговорил с издевкой:

   – Да, ты действительно знаешь, как с этой бабой управиться!

   – Посмотрим, что ты будешь думать на эту тему вечером, – насмешливо отвечал Радош.

   И когда места для последнего вида саженцев были намечены, а сами будущие юные деревца отобраны, выкопаны и принесены на плантацию, он громко произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

   – Говорят, мужчина в дом – женщина в доме. Место дамы на кухне. Правда, братва?

   И резко повернулся к той, для которой, собственно, речь и предназначалась.

   – Жду вас через час в большом доме, – отвечала Бинка, слегка склонив голову в знак согласия. И удалилась.

   Радош победоносно взглянул на атамана и сказал, повторив фразу, произнесенную утром:

   – Все будет тип-топ, братва. К нам в руки попалась золотая рыбка, и все, что нам понадобится, она даст.

   – Если мы повкалываем хорошенько, – пробурчал кто-то.

   – А ты хотел бы приподнять да не поднатужиться? – сделал изумленный вид Радош. – Боишься, жила лопнет?

   – А вдруг?

   – Пожалуйся начальству. Кто у нас здесь за господа бога? Скажи: мадам заставляет печенье перебирать, а жрать не велит.

   – Посмотрим, чем она нас накормит!

   За ужином Бинка сказала:

   – Я разговаривала с Советом. Те, кто правят этой планетой, решили дать вам шанс и позволить жить среди них. Но поскольку люди они осторожные и беспорядков на своей территории не хотят, то выпускать вас отсюда они будут строго по одиночке, с интервалом в месяц, чтобы посмотреть, как себя поведет отпускник. Ему будет предоставлена работа с соответствующей заработной платой и место в общежитии. Если он не будет дураком и начнет прилежно изучать местный язык, то через годик натурализуется и сможет стать обычным жителем этой планеты с такими же правами, что у всех ее граждан. Но если он примется за старое (вы понимаете, о чем я говорю), то те, кто правят этой планетой, сделают соответствующий вывод и больше никого отсюда выпускать на свою территорию не станут. Его же повяжут и отправят туда, откуда не возвращаются.

   – В смысле на погост, – подсказал атаман.

   – В смысле еще хуже. Его запичужат в местную Зону, на Гиблый остров, куда сбагривают тех, кто приговорен к пожизненной ссылке и, навсегда нам бросят... За первым из вас приедут через три дня, начиная с сегодняшнего... А теперь отдыхайте. Вот вам пакеты на завтрак, воду прокипятить можно в этом бачке, это электросамовар. Встретимся утром.

   Она ушла, и Радош долго смотрел в окно, наблюдая, как его бывшая женщина сокращает расстояние между собой и парком в центре острова. И даже когда дорога вновь опустела, он не сразу смог заставить себя отвести взгляд от желто-коричневого тоскливого пейзажа. Он размышлял.

   Утром Бинка сказала:

   – С сегодняшнего дня мы начинаем монтаж теплиц. Дело это нехитрое, но требует некоторого навыка. Будьте внимательны, от герметичности системы зависит, хватит ли тепла вашим растениям.

   Этим же вечером она выдала каждому своему подопечному по диктофону, кассете и словарю карманного формата, увенчав все это довольно объемистой книженцией. И пояснила:

   – Курс языка рассчитан на 3 года, хотя при очень большом желании его можно пройти за 2. Разумеется, если заниматься без выходных и праздников, по 7 раз в неделю.

   А еще через день прилетела ракетка.

   – Это за одним из вас, – проговорила Бинка. – Прежде чем тот, кому вы вверите свою судьбу, туда сядет, я должна кое-что вам сказать. Вы здесь чужаки, местных обычаев не знаете, и друзей, которые могли бы в случае чего за вас вступиться, у вас нет. Между тем произойти может всякое. Так вот, на этой планете существуют люди, к которым может обратиться каждый, с кем стряслась беда по независящим от него причинам. Вот здесь, за обложкой своего учебника, он имеет номер телефона, по которому пусть не постесняется позвонить, если дела его начнут складываться скверно. Люди, которые примут вызов, нажмут на нужные клавиши, и его обстоятельства будут расследованы. Не думайте, будто я открываю вам какой-то секрет: этот номер телефона знает вся планета.

   – А мы сможем потом расплатиться за услуги сиих рвущихся всех спасать доброхотов? – спросил Радош. – Или же они из тех, кто одевается в воздух и питается божьей росой?

   – Они из тех, кто реально правит этой планетой, мои дальние родственники. Народ они к аскетизму не склонный, живут и одеваются как другие земельцы, говорят на таком же языке и стараются ничем внешне не выделяться. Благодарить их не нужно, да вы и не будете иметь такой возможности. Когда эти люди являются на вызов, они надевают на лица маски.

   Все семеро дружно обернулись в сторону ракетки. Та уже приземлилась, и сквозь стекло кабины можно было разглядеть сидящего человека. Человек был молод, и на голове у него была кепочка довольно странного фасона.

   – Он тоже? – кивнул на кабину атаман.

   – Соответственно, – подтвердила Бинка. – Истинное здешнее правительство – тайное.

   Пираты тревожно переглянулись.

   – Значит, режим, – невесело усмехнулся Радош. – Власть кинжала из-за угла. Все довольны, и никто не ропщет. И все друг друга боятся.

   На душе у него снова заскребли кошки.

   Дурак он, дурак! Однако чего там еще пытается внушить им мадам родственница?

   – Кинжалом из-за угла в людей только преступники или маньяки тыкают. Но даже среди них данный тип поведения настолько непопулярен, что никто из ныне живущих земельцев такого случая не помнит. И людей в масках здесь боятся только когда их видят. Но, поверьте, не зря. Человек, сидящий вон в той машине, чрезвычайно опасен. Он обладает оружием, мощность которого, дальность и точность вы не в силах даже себе представить. Кто вы такие, он знает, и если ему покажется, будто вы собираетесь на него напасть, он может вас мгновенно убить, не прикоснувшись к вам даже пальцем. Когда вы проживете здесь подольше, вы узнаете об этом побольше.

   – И тоже начнем бояться, – лениво проговорил кто-то.

   – Бойтесь не бойтесь, но этот человек из тех, кто будет вам помогать, несмотря на ваше прошлое. Просто рядовое население этого делать не станет. Отсюда большая просьба: если вы не хотите, чтобы люди вас чурались, никому не раскрывайте подробностей своих биографий. Вы летели на Лакро за золотом, ваш звездолет потерпел вблизи этой планеты аварию – это все поймут, и такого куска правды для всех будет достаточно. Ну, кто ваш избранник? Я имею в виду, ваш делегат-посланник, которому вы готовы доверить испытание своего будущего? Кто рискнет бросить жребий первым?

   Бандиты еще раз глянули друг на друга.

   – Пойдет он, – показал атаман на самого младшего.

   Кабина летательного аппарата открылась, и один из тех, кого требовалось бояться, очутился перед публикой в полностью доступном для обозрения виде. Он действительно был молод, а также длиннонос, невысок и, что называется, хорошо упитан. Странный головной убор, открывавший виски, но закрывавший лоб и уши, позволял видеть, что он кудряв, однако цвет его гривы, мышино-фиолетовый, не существующий в природе, позволял предположить, что либо его волосы покрашены, либо присутствующие созерцают парик. Ничего ужасного ни в лице, ни в позе, с которой представитель тайноправящих поджидал своего подопечного, впрочем, не было. Когда кандидат в новоземельцы приблизился к машине, «черезвычайно опасный» принялся деловито парня обыскивать. Он делал это медленно, неумело и, казалось, настолько увлекся совершаемой процедурой, что уже не замечал ничего вокруг.

   Так показалось не только Радошу. Атаман скосил глаза на своих корешей, и один из них, сделав шаг в сторону, боком-боком отделился от группы... Радош замер в предчувствии занимательной сцены.

   И точно!

   Не успел тот дважды перевернуть ступни своих ходуль по направлению к «черезвычайно опасному», как перед его физиономией блеснула молния. Электрический разряд почувствовали все, и ток, кольнувший Радоша одновременно с оглушительным треском, сразу исключил иллюзию. Добровольный исследователь местных достопримечательностей пошатнулся и медленно осел на землю – ноги его не держали. И странно, но Радошу почему-то почудилось, будто атмосферная искра, ударившая ослушника, проблистала согласно иной воле, чем желание человека из машины, руки и глаза которого были полностью поглощены процедурой обыска. Мадам Бинка – вот кто внимательнейшее «пас» весь пейзаж и обе живописные группы...

   И, опять же, не только Радош обратил внимание на несоответствие между возможностями той, которая стояла рядом с криминальной компанией, и того, кто располагался поодаль. Чуть летательный аппарат поднялся в воздух и скрылся за горизонтом, атаман повернулся и сказал:

   – Оказывается, вы вооружены, мадам?

   Бинка покачала головой и возразила:

   – Пусть Радош полазит по моим карманам. Если он там чего-нибудь откопает – оно ваше.

   – Мы ему не доверяем.

   – Очень жаль, но никому другому обшаривать меня я не позволю.

   Это прозвучало достаточно категорично и в свете недавно проблеснувшей молнии столь убедительно, что возразить никто не посмел. Бинку теперь боялись. Она была не просто опасна. Она была черезвычайно опасна. Так опасна, что страх просто повис в воздухе. Странно даже, но ни убийство, ни повествование Радоша о разгроме банды на Лакро не достигли столь сильного эффекта, как простой и даже не очень мощный электрический разряд. Должно быть, это произошло потому, что никто не понял, как и чем молния была вызвана.

   – Вам бы лучше оставить нас в покое, – сказал атаман, помолчав.

   – Странно, но ваше предложение находится в полном соответствии с уголовным кодексом вашего нового места жительства, – отвечала женщина.

   – Тогда за чем задержка?

   – Я не являюсь подданной в этой точке Вселенной.

   – И напрасно.

   – Возможно. Но мой отъезд отсюда обозначает вашу смерть.

   – Уже не обозначает.

   – Вы мало знаете.

   – Здесь есть библиотека. Можно воспользоваться.

   – Вы пытались?

   – Он пытался, – атаман указал на Радоша.

   – И много он оттуда успел вычитать?

   Радош хмуро промолчал.

   – Послушайте, я вам удивляюсь. Видите вон это? – Бинка махнула рукой в сторону космического корабля. – Там есть одна штучка... Но вы влезли туда и не побоялись, что оно взорвется. Вы рискнули, как рисковали всю свою жизнь. Все ваши биографии, если разобраться, были одним сплошным хождением над бездной по очень тонкой проволоке, и никто из вас не ведал, когда той проволоке суждено порваться. Спросите у Радоша, и он вам объяснит, что я не убиваю людей направо и налево.

   – Мы не в испуге.

   – Ценю за информацию. Примите и мою: то, что я здесь – это в ваших же интересах. Конечно, если вы не намереваетесь куковать здесь до второго христова пришествия.

   – Оставьте нам шамовку и линяйте отсюда вместе с ним, – атаман снова указал на Радоша.

   – Он сказал, что покинет этот остров последним.

   – Мы вам его упакуем.

   – Спасибо, но моей сестре нужен муж, а не зверь в железной клетке.

   – Он сказал, что он к ней не вернется.

   – Это он сейчас так говорит.

   – А...

   – Угу. Я постараюсь вам надоедать как можно реже. Поверьте, для меня так же тяжело ваше присутствие, как для вас – мое. Но я же ведь не кричу: «Караул!» И никого не прогоняю?

   – Мы заставим его отсюда убраться.

   Бинка засмеялась:

   – Он мне и здесь не мешает. Извините, господа, но скоро обед, вы придете голодными, а мне придется сказать вам: «Повкалывайте еще часик-другой, мой супчик еще не сварился.» До встречи в столовой, дорогие!

   Она ушла. Радош был уязвлен до глубины души, однако он понял главное: обменивать его на жратву для остальной компании мадам не намерена, это исключено. Очевидно, это стало ясно и атаману, чего нельзя было сказать обо всех его бывших корешах.

   – Надо было тебе упереться... – со злостью произнес один.

   – Ты дурак! – хмуро бросил Радош. – И вы все... идиоты! Он сплюнул, резко развернулся и направился по полю к возводимому там объекту.

   Оставшиеся пятеро мрачно посмотрели ему вслед.

   – Слышали? Мы все идиоты! Он только умный! – прошипел тот, первый.

   – Заткнись! Он прав: ты действительно дурак! Мадам держит нас здесь за рабов и хочет продать поштучно, неужели не ясно? – сказал другой.

   – А зачем ей эта морока с теплицами?

   – Так обученный же раб стоит намного дороже! Нет, она даром кормить тебя не станет, держи карман шире! Это такая выжига – помните, она готова была удавиться, лишь бы удержать при себе свои миллионы. Думаешь, зря Радош не рвется назад в ее рай?

   – Он говорит, что здесь можно жить.

   – Угу, за морем, на побережье. Нет, братва, лучше потерпеть годик-другой, а там... Сбежать можно отовсюду, когда знаешь язык и входы-выходы.

   – Чушь! – вступил в разговор третий. – Вы слушаете, да не слышите.

   – Объяснись, – сказал атаман.

   – Вы на мадам гляньте, как она на Радоша лупится. Она ж облизывается на него, словно кошка на сметану.

   – Да ну? – не поверил первый.

   – Вот тебе и «баранки гну»! Что она толкала: «Не позволю никому себя лапать.» – ха!

   – Ну и что?

   – Так это нам нельзя, а против кое-кого она очень даже не возразила!

   – Ты офонарел, точно!

   – Потому он и не хочет к ее сеструхе верток делать. Для виду – та, а в баночке-то под картиночкой – эта. Чертополох с крапивой! Мужику не позавидуешь!

   Все поежились, вспомнив костлявое существо, бесстыдно демонстрировавшее им свои прелести с верхней ступени трапа звездолета.

   Атаман глянул в сторону Радоша, встал и направился к недостроенной теплице. Остальные тоже поднялись.

   Как ни парадоксально, но и Радош тоже в тот момент размышлял на параллельную тему. Правда, мысли его были невеселыми отнюдь не потому, что он боялся объятий мадам хозяйки, а как раз наоборот: потому что они были для него потеряны и, похоже, потеряны безвозвратно. То, что Бинка предложила ему ее обыскать вовсе не всколыхнуло в нем никаких иллюзий на эту тему. Чего там – обыск! После всего, что Радош с этой леди проделал, выдержать пару минут его прикосновений было для нее безусловным пустяком. Более того, равнодушие, с которым она произнесла обе фразы, свидетельствовало: прикосновения эти были ей безразличны. Именно безразличие-то и было в данном случае хуже всего! Оно свидетельствовало: чувство мадам к Радошу, увы, умерло, и его руки больше не способны были пробудить в его недавней «второй жене» страстное томление.

   «Я больше для нее не мужчина, – думал Радош уныло. – Милая, прости мне то, что я с тобой сотворил! Ты же умница, я знаю! Ты все должна понимать! Я же не знал, какая ты есть, красавица ты моя ненаглядная!»

   Называя про себя Бинку красавицей, Радош почти не кривил душой. Он знал: синяки на скулах должны исчезнуть, а больше никаких других дефектов на лицо мадам он не наносил. С плечами и прочим было сложнее. Но форму кистей можно было восстановить тщательным уходом, а все остальное успешно скрывала одежда. Мадам хозяйка не осталась инвалидом, вот что было главное – Радош согласился бы принять ее и инвалидом, конечно, но как бы это выглядело на практике?

   Впрочем, соображения эти Радош оставил при себе, и скажи кто-нибудь, что мадам хозяйка для него нечто большее, чем спецпугало, Радош бы нашелся, что выдать в ответ! Он тщательно следил за своими взглядами в ее сторону, за голосом, жестами, мимикой. И, конечно же, за словами. Выдавать свои истинные чувства нельзя – Радош это помнил твердо и слабины не допускал, нет! Он ждал и ловил момент. И мечтал – впервые за много лет.

   Однако нужный для осуществления планов Радоша миг так и не настал. Ничего пугающего или особенного за все время пребывания банды на острове не произошло, а была просто работа, обычный, каждодневный труд. Мадам хозяйка не злоупотребляла властью, она действительно глаз никому не мозолила и являлась публике три раза в сутки: за обедом, за ужином и по утрам. Впрочем, ход работ она отслеживала, хотя когда – оставалось тайной; очевидно, она вставала затемно, до пробуждения остальных и инспектировала на свежую голову.

   О замеченных дефектах она беседовала только с атаманом, ему же объясняла, что делать дальше. Радоша она не избегала, нет, и все приятное передавала с ним, что давало ему возможность держать фасон, но не более того. Наедине она с ним ни разу не оставалась, и тон ее был даже не холоден, но попросту равнодушен, а взор пуст и обращен вовнутрь. Мадам словно спала на ходу. Это был движущийся автомат, бездушный механизм, слепленный по подобию человека для приведения в действия других людей.

   И люди действовали. За первый месяц были возведены три из четырех секций теплицы, двухслойной, с солнечными батареями по южному склону. Сразу же после монтажа каждая секция засевалась четырьмя различными культурами, начиная с ячменя, картофеля, проса и гороха. Дальше пошли овощи, гречиха, пшеница, в третьей секции разместились фасоль, соя, овес и рожь, а четвертая предназначалась для все той же пшеницы с ячменем и маиса. Но эту четвертую секцию они начали монтировать, когда уже залетали белые мухи. Снег мешал, и было холодно, но они ничего, справились.

   – Если вам очень не повезет, то посаженного надолго не хватит, – сказала мадам Радошу и компании, когда последняя секция теплицы была смонтирована, закрыта и занята нужными культурами. – Но весной вы сможете сделать распашку под открытым небом. Климат здесь нормальный. Если пошевелиться вовремя – все вырастет.

   К тому времени их уже было только пятеро, и в этом составе они принялись за монтаж освещения, отопления, а также познакомились с системой полива. Когда же увезли следующего кандидата в местные жители, мадам несколько изменила свои взаимоотношения со своими подопечными. Она сводила их на экскурсию к мельницам и зернохранилищу, показала, как обмолачивать урожай и как его сушить. Тогда же она начала учить всех четверых готовить блюда из овощей и полученных круп.

   Радош с детства ненавидел вегетарианскую диету, но он понимал: все по правилам игры, заряды в имеющихся у них бластерах подходили к концу, и мяса к столу очень скоро, увы, не предвиделось. Но поскольку до сих пор мадам хозяйка регулярно добавляла в свои супы нечто ранее бегавшее или летавшее, то уроки подобного сорта выглядели достаточно тревожно.

   – Она намылилась отсюда слинять, – высказал общее мнение атаман.

   Это обозначало время действовать.

   – Вы похорошели, мадам, – сказал Радош при следующем появлении Бинки перед носами публики.

   – Ты находишь? – вскинула Бинка на него утомленные глаза.

   Она в самом деле вполне поправилась и выглядела неплохо: ужасная худоба исчезла, сменившись приятной округлостью в нужных местах.

   – Вы просто неотразимы, – подтвердил он хмуро.

   Женщина ничего не ответила и вновь погрузилась в задумчивость. А вечером сказала:

   – Нам пора расстаться. Теперь вы прекрасно обойдетесь без меня. Если возникнет какое-нибудь ЧП – телефонный аппарат в клубе.

   Остатки криминальной капеллы переглянулись. Расставаться с мадам никто уже не рвался. Они успели привыкнуть к тому, что Радош называл «женщина в доме».

   – Клуб – это в парке? – спросил атаман, чтобы как-то отреагировать.

   – Да, в центре, возле памятника.

   И ушла, чтобы улететь и не вернуться. После ее отъезда на острове стало скучно и совсем серо. Свободного времени стало вдруг хоть отбавляй, теплицы никого больше не интересовали – кроме Радоша, которому словно хотелось доказать кому-то нечто очень важное. Однако что именно он собирался доказывать, терялось в глубоком тумане. Будущее Радоша не тревожило. Он был уверен, что Бинка в любом случае найдет способ его отсюда вытащить, и загнуться с голоду он тоже не боялся. Насажено было всего с запасом, даже с избытком, и достаточно было элементарного полива раз в несколько дней, чтобы урожай был только вопросом времени. Полив же производился до смешного просто.

   Но чем-нибудь надо было себя занять, и Радош, провалявшись пару деньков у себя в комнате, на третий решил: хватит. Из жизненного опыта он знал: безделье изнеживает, и человек слабеет. Слабеть в планы Радоша не входило, и лени нельзя было давать потачку.

   Впрочем, и он не надрывался, свыше трех часов в день он в парниках не проводил. Большую часть времени Радош шарил по библиотекам: он искал, хотя и знал, что обнаружить там то, что ему требовалось, было бы чем-то наподобие чуда. Библиотек было две, вторая находилась в том самом длинном доме, где поселилась их компания.

   По вечерам криминальный квартет резался в карты и до одури накачивался самодельной брагой. Еще они смотрели телевизор и пытались разговаривать друг с другом на местном наречии. Получалось неплохо – по мнению Радоша. Он давно уже перевел на хингр все надписи и подписи к приборам и механизмам на острове. Девять нумерованных абзацев (точно такие же украшали одну из стенок большой комнаты длинного дома) он перелопатил заново, подключив к этому процессу и остальную публику. И они вчетвером долго обсасывали каждую строку.

   – «Не раскрывайся постороннему» – это я понимаю, – сказал атаман. – Нужно быть последним дурнем, чтобы выворачивать себя наизнанку перед кем бы то ни было. Но вот этот третий пункт: «Приходи на помощь каждому, кто в этом нуждается»... Как его исполнять? Разорваться на сто тысяч частей?

   – Или вот этот: «Ты не можешь быть невежественным или злым.» Как это «не могу»? А если меня ничему не учили или я такой от природы? Может, я таким родился? – поддакнул другой член банды.

   – Ага, дураком! – засмеялся третий. – Больше всего мне нравится пункт первый: «Не вообрази человека.» У тебя там, Радош, нет в заначке инструкции – растолковать попроще, что бы это значило?

   – Наверное, здесь про то, что смотреть надо в оба, чтобы не ошибаться в людях и воспринимать их правильно, – сказал атаман. – Мы вон как дали маху с мадам: прихватили ее с собой, а она змеей оборотилась. Ужалила – первый сорт!

   – Не надо было протягивать к ней руки, – хмуро проговорил Радош.

   – Вот я и толкую: в людях ошибаться нельзя, – зло усмехнулся атаман.

   – Я знаю, что здесь было, – снова сказал третий. – Здесь находился исправдом. Вот смотрите: «Честность, смелость и добросовестность – не украшение, а долг!» Мол, старайтесь, ребята, родина вас не забудет.

   – Ну? – недоверчиво протянул второй. – А вот это: «Говори правду, невзирая на то, с кем говоришь»?

   – Это чтобы ты фискалить начал, браток, – не сдавался тот. – Правда – она в глазах начальства всегда одна: чтобы ты доносить не стеснялся.

   – На камне, там табличка есть, – Радош махнул в сторону парка. – «Жертвам бандитов» написано.

   – Чепуха! Для отвода глаз! В воспитательных целях. Ты зырни лучше на эти пункты! Вникни: стоит начать их исполнять, и ты станешь безопаснее кролика. Будешь думать о разных последствиях – смотри пункт N2, обо всех заботиться...

   – А как же N4, «Не раскрывайся...» – спросил Радош с интересом.

   – А это чтобы тебя не слопали с потрохами, такого хорошего.

   – Да уж! – проговорил атаман, прищурясь. – Попадись тебе такой на зубок, враз бы схрупал.

   – А то нет? Смотри: он и верный, и преданный, и честный, и ученый. А добрый – страсть! Ты при нем как за каменной стеной. И ничего он от тебя не требует, заметь! Да с ним что хочешь провернуть можно, он же доверчивый как теленок.

   Радош засмеялся:

   – А потом этот теленок повернется к тебе рогами и вжахнет, – проговорил он веско. Он вспомнил Сандро и черномазого зятя мадам. – Ты не знаешь таких, а я их встречал. Нет, братва, здесь не тюрьма была! Покажи-ка мне свою голову, парень. Мадам Бинка ничего не говорила про мысленное излучение, опасное для окружающих?

   – Но-но, базарь без намеков, – отстранился тот, потому что Радош уже прощупывал его шевелюру, хотя из прозвучавшего ответа даже и без досмотра было ясно: сувениров со значением этому парню мадам не предлагала!

   Очевидно, ни он, ни остальные члены данной компании не нуждались в плоской штучке с кнопочкой у виска. И впрямь!

   – Если ты такой умный, скажи, что здесь было? – сказал второй из троицы.

   – Спортивный комплекс.

   – Угу, где вместо снарядов, беговых дорожек и стадиона садочки, цветочки и пара мельниц с тракторным сараем.

   – Здесь была школа борцов. Я слышал о подобной системе, когда курсанты все делают для себя сами.

   – Может, ты и прав, – кивнул атаман задумчиво. – Иначе откуда эта твоя змея все здесь знает?

   Радош не стал объяснять откуда. Он только усмехнулся. Он уже начал постигать: разница между ним и этими тремя существовала не только в воображении мадам Максимовой. И дело было даже не в разнице возрастов, Радош вовсе не ощущал себя стариком. Но эти парни самим своим нутром были другими, чем он. Они злословили за спиной мадам, а в лицо перед ней заискивали. И хотя каждый из них искренне уверял, что его воротит от одного ее вида, но помани она любого пальцем – каждый бы покорненько потащился в ее спальню и посчитал бы это за честь.

   Даже атаман. Они завидовали Радошу и вяли под его взглядом, потому что он был в фаворе и был силен, но готовы были его заживо продать с потрохами, пообещай им кто-нибудь взамен нечто существенное. Нет, его кореша по Лакро – те были покрепче. Один Рам чего стоил! А Сандро, тому вообще они не только поодиночке, но и все чохом не годились даже в подметки.

   "Я твой должник, – вспомнил Радош и грустно усмехнулся: мальчишка-таки не бросал слов на ветер, башкой рискнул, но выручил своего спасителя, когда снова всплыл наверх, и за собой потащил. Эти бы не потащили, эти бы утопили и не застопорились ни на секунду... "

   Радош покинул остров последним, как и предполагала мадам хозяйка. Сев в кресло позади пилота, он добросовестно пристегнулся и протянул вперед руку; чтобы убедиться: передняя часть машины была изолирована. Перегородка была прозрачной, она не мешала отслеживать маршрут полета и манипуляции пилота с пультом и приборами. А поскольку боковые стекла были прозрачными тоже, то Радошу довелось еще разок усмехнулся своей догадливости. Город, который был назначен ему местом проживания, оказался Солнечным, то есть одним из трех населенных пунктов, пища в которых была безопасна для тех, кто не хотел оставаться в данной точке Космоса навсегда.