Текст книги "Золото Лакро (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

   – А! – сказал Радош.

   Он глубоко презирал подобные конкурсы и их победительниц, поскольку слышал о них такое, чего о приличных девушках не говорят. Захватывающими эти зрелища бывали редко, да и первый приз почему-то всегда доставался отнюдь не самой привлекательной из девиц. Поэтому Радош следил за происходящим на экране лишь краешком глаза и не особенно вглядывался в лица претенденток. Но парням было интересно, и он с любопытством ловил их реплики.

   Впрочем, следовало признать: обнажались девицы минимально, в купальниках и неглиже никто не щеголял. Они были явно не из профессионалок, от них так и веяло юностью и стеснительностью. И хотя сверхъестественной красотой они не отличались, но были достаточно милы. Трое парней, однако, были иного мнения. Они единодушно решили, что ни единая из телекрасоток и в подметки не годится их девчонкам. Рам хмурился, а Сандро многозначительно помалкивал.

   – Ну, это вы загнули, – наконец, не выдержал Радош, выслушав очередную серию критических реплик. – Вон та блондинка – так вполне.

   – До Мари ей далеко, – сказал поклонник врачихи.

   – Ты плохо смотришь. Твоя Мари, конечно, находка, но и эта товар не пустяк. Если на любителя – миллион запросто можно взять, если поискать не торопясь, а уж 500 тэ сам бог велел.

   – Да ну!

   – Угу. Взгляни на этот лоб и чистоту линий. И фигурка отменная. Если ее подрессировать, то кошечка будет ой-ой! Впрочем, у нее еще все впереди.

   Сандро засмеялся.

   – А где Лил? – обернулся к нему Рам.

   – Смотри внимательнее. Сейчас назовут победительницу.

   Действительно, конкурс успешно приближался к концу. До сих пор участницы выступали под номерами, и, очевидно, так было задумало до конца действа. Первое место, ко всеобщему удовлетворению, заняла блондинка.

   – Смыть краску – и ничего от вашей красотки не останется, – гнул свое поклонник врачихи.

   – С волос или бровей?

   – Со всего. Она ж намазюкана как для витрины.

   – Волосы у Лил свои, – возразил Сандро со смешком. – И брови тоже имеются.

   Рам вздрогнул.

   – Лилиан О"Брайен! – торжественно объявил ведущий имя королевы праздника.

   – Сейчас у нее будут брать интервью.

   – Лилиан, вы сами шили наряды, которые демонстрировали?

   – Да, как и все остальные участницы. Это было обязательным условием конкурса, – отвечала победительница.

   – Такая девушка, как вы должна иметь массу поклонников. Но говорят, вы им всем дали отставку?

   – Да, я недавно вышла замуж.

   – Ваш муж находится в зале?

   – Нет, он сейчас далеко. Он работает на Первой Полосе.

   – Но, говорят, Первая Полоса не жилая? Вы модельер, вам не обидно будет похоронить свой талант? Или вы собираетесь остаться здесь?

   – Нет, я уеду к мужу. Женщины моего рода делят судьбу своего спутника жизни, какова бы она ни была. Если же вдруг людей на Первой Полосе не окажется, значит, я буду шить костюмы для пантров!

   – Нам всем будет очень грустно вас потерять. Но, однако, раскройте секрет, как тому парню удалось похитить ваше сердца?

   – Это была очень забавная история. Я пришла в гости к брату, и как раз по телику шла передача, где я выступала. Я была в парике и в соответствующем костюме. Рами как раз сидел у брата и смотрел ту программу. Он обернулся ко мне и сказал: «Как ты похожа на эту девушку, что так хорошо танцует!»

   – Вы ничего не хотели бы передать своим близким? Вдруг они опять включат телевизор на программе, по которой будут показывать вас? Например, на нашей?

   – Да, хотела бы. Рам, милый, танец твоих предков исполняла я, твоя Лилиан. Сегодня я буду танцевать для тебя. Пусть ты далеко, но мое сердце с тобой!

   Победительница солнечно улыбнулась и, помахав рукой, убежала.

   – Это еще не все, – сказал Сандро.

   Зазвучала музыка, и на сцену выпорхнула девушка в длинном белом платье-пачке, с венком из белых лилий на голове. Ее светлые волосы были собраны в пучок на затылке, и оттого обнаженные плечи казались еще более хрупкими. Как она танцевала! Даже поклонника Мари проняло. Лилиан исполняла старинный танец под названием «Сорванный цветок».

   – Пусть меня зарежут! – выразился один из троих парней. – Ну и куколку ты себе отхватил, Рам!

   – Да уж! – мрачно буркнул тот, зыркнув на Сандро. И затем произнес: – Ты почему не сказал мне сразу, что Лил – твоя сестра?

   В комнате сразу повисло напряжение.

   – Зачем? – отвечал Сандро беспечно. – Разве от того, кто родственники у девочки, она становится лучше или хуже? Я не понял, чем ты недоволен. Боишься, что если она дочь мадам, то станет такой же, как ее мать? Не волнуйся. Пока живы мы с Джикой, мы не допустим, чтобы Роз или Лил занимались тем, чем приходится заниматься маме. А если мы оба погибнем, то у них есть еще один брат. Или ты расстроен тем, что женился на самой красивой девушке ее колледжа?

   – Тихой и застенчивой как цветочек, – докончил Радош чуть насмешливо.

   – Да, – упрямо повел плечом Сандро, – тихой и застенчивой. Тетя Гита, скажи им!

   – Твоя жена станет для тебя такой, какой ты захочешь, – проговорила хозяйка дома мягко. – Если тебе будет нужно, чтобы она считалась первой красавицей поселка, она начнет наряжаться как пава, сидеть на диете и обвешается бижутерией, подобно новогодней елке. А если ты пожелаешь, чтобы ее красоту никто кроме тебя не замечал, то она станет неприметней полевой травки и позабудет слово «косметика». Ты выбрал гораздо лучшую жену, чем сам о том думаешь. Только никогда не забывай, что Лил такой же человек как и ты, и что у нее тоже есть свои интересы.

   – Она мне солгала, – прикусил губу Рам, и большие глаза его потемнели еще больше. – Она сказала, будто ее отец из квартала нищеты на Тьере.

   Сандро покраснел.

   – Если тебя кусает только это, – произнес он сухо, – то могу тебя порадовать. Наш отец – бывший безработный. В свои молодые годы он продал себя в рабство, чтобы спасти друга. Мы все его очень уважаем, и мама тоже.

   – А чем она занимается, ваша мать? – снова вставил слово Радош.

   – На маме висит общая казна. Иногда у нее на руках оказывается наличка, за которую ее запросто могут прихлопнуть. Она к тому привыкла, а вот папа привыкнуть не может. Каждый раз, когда мама летит на Тьеру, он сильно психует. Он каждый раз боится, что больше не увидит ее живой.

   Гита сердито взглянула на него и что-то проговорила на непонятном Радошу языке.

   – Ерунда, тетя! – отвечал Сандро на хингре. – В нашем поселке это не секрет... Лил очень скромная, в ее колледже даже не знают, что она из Максимовых.

   – А кто такие Максимовы?

   Сандро и Гита переглянулись.

   – Максимовы? – сказала Гита. – Максимовы – это одно из семейств, которые правят Безымянной.

   – И кто же у штурвала? Кто стоит во главе сего крепкого союза?

   – Отец нашей матери, – буркнул Сандро.

   Пятеро с Лакро обменялись вполне понятными им взглядами.

   – О-ля-ля! – произнес поклонник Мари. – Однако, ты действительно из слуг!

   Сандро повернулся к нему.

   – Разве я плохо наводил чистоту в вашем бункере? – вскинул он голову.

   – Ты с этим справлялся отлично. Так отлично, что мог бы смело претендовать на должность старшего парашника.

   Поклонник Мари произнес последнюю реплику так, что если бы даже Сандро и не знал слова «парашник», то и тогда бы оскорбительный смысл высказывания не мог остаться для него скрытым. Было ясно, что парень по-прежнему воспринимает Сандро кем-то вроде образчика плейбоя, то есть избалованного маменького сыночка, хотя и обаятельного, но не способного ни на что более серьезное, чем пассивное сопротивление. И не удивительно: он не был в числе тех, кто участвовал в последней космической экспедиции пиратского звездолета, а просветить его насчет подробностей боя никто не удосужился. Радош и остальные прямо замерли, ожидая взрыва. Но никакого взрыва не последовало.

   – Меня с детства учили, что любое дело, если за него берешься, следует делать добросовестно, – отвечал внук правителя и будущий правитель не сморгнув.

   – А еще чему тебя учили? – продолжал поклонник Мари уже с откровенной издевкой.

   – Тому, что если какую-то работу некому выполнять – выполни ее сам. Что же касается моих предков, то мне хватает их и там, за барьерами. Я сыт ими по горло и, хвала разуму, не обязан докладывать свои анкетные данные всем и каждому.

   – Неужели припекает?

   – А то нет! Мне нравится быть свободным человеком, поступать так, как хочу, не оглядываясь, когда никто мне не указ. Чтобы если я промахнулся и замарал свою репутацию, то пятно было только не мне, а не на всем семействе. За барьерами любая моя грязь сразу легла бы на весь клан. Там, где я «один из» мне приходится ходить по струнке. Простому парню Сандро нет нужды себя напрягать.

   – А ты напрягаться не любишь?

   – Покажи мне того, кто любит. Я хочу на него посмотреть.

   – Ты должен был предупредить меня, что Лил – твоя сестра, – снова высказался Рам. – Я ведь собирался поступить с ней так же, как они.

   Он кивнул на приятелей.

   – Но не поступил же! – сказал Сандро.

   – Я ее пожалел, вот и не стал обманывать. Можно будет ведь и развестись, если я захочу улететь.

   – Тогда в чем проблема?

   – Если бы я ее обманул – это бы встало между нами. Зачем ты рисковал нашей дружбой?

   – А что я должен был тебе сказать? Отойди от моей сестры, в поселке есть другие девушки, обманывай их? Так они все для меня как сестры, кроме моей Волты, конечно.

   – Сестры не сестры, только за них ты на бруствер бы не полез, – заметил один из трех парней.

   – Я и за Лил бы не возник. Ты понравился ей, – Сандро вновь обратился к Раму, – по-твоему, я должен был обливать тебя грязью или начать ее пасти? У нас так не делается, потому как это бесполезно. Как ни старайся, но девочку не убережешь. Если она влюбится – ее всегда можно окрутить, факт. Каждому известно, что здесь все зависит от парня. У этих троих с совестью нелады. Если бы не закон, я бы с удовольствием им врезал.

   – Троим сразу? – усмехнулся Радош.

   – Мог бы и троим, если бы не побоялся не рассчитать удара.

   – Ты так в себе уверен?

   Сандро повел плечом.

   – Двоих я бы побил свободно, – сказал он.

   – А троих слабо?

   – Насчет троих я не уверен. Я же не видел, как они дерутся.

   – А ты попробуй.

   Сандро заколебался.

   – Вообще-то у нас не принято, – произнес он неуверенно.

   – Не трусь, мы не будем лупасить тебя на взбрык. Так, малость проучим, – произнес обожатель Мари, вновь наглея.

   Это был откровенный вызов.

   – Хорошо! – сказал Сандро, вспыхнув. – Драться не в полную силу и в запрещенные места не бить. Идемте на улицу.

   Сандро действительно встал и пошел, и все остальные двинулись за ним.

   – Нападайте! – сказал внук и сын правителей, чуть компания очутилась во дворе. – Я не могу первым – запрет.

   Радош усмехнулся: запрет нападать первым не слишком вязался с обещанием набить морды. То же самое наверняка подумали и парни. Обожатель Мари лениво размахнулся... Через мгновение он уже валялся на земле, корчась от боли, а спустя пару минут были выбиты двое остальных. Сам же Сандро, не получив ни одного удара, преспокойно стоял посреди двора и даже не шатался.

   – Это вам за наших девочек, – проговорил он.

   – Что!? – взвилась Гита, до сих пор наблюдавшая за происходящим со спокойствием, казавшимся совершенно непробиваемым. Затем она снова заговорила на непонятном Радошу языке, и по мере того, как звуки вылетали из ее рта, физиономия Сандро все больше вытягивалась.

   – Прошу прощения, я погорячился, – произнес он, когда Гита замолкла. – Принуждение ко вступлению в брак у нас запрещено законом. Можете и дальше продолжать в том же духе... А только девочек мне все равно жаль! – закончил он пылко.

   – Жаль? – зашипела Гита уже на хингре. – Может, ты и меня собираешься пожалеть? Так вот, довожу до твоего сведения: я живу с Радошем по взаимному соглашению, потому что я так захотела сама. Потому что твоя мать ко мне приехала и сказала: «Есть мужчина подходящего для тебя характера. Правда, всего на 3 года, а, может, и меньше.»

   «Подходящего характера?! – сказала я. – И на целых три года! когда я ни с одним из этих... ты знаешь... больше месяца ужиться не в состоянии?» Вот как это было, дорогой ты мой законник, учти!

   – Вы уже старая, – возразил Сандро. – Вы разведены, вы уже свое отлюбили!

   – Много ты в том смыслишь, кто отлюбил, а кто нет, – негодующе фыркнула Гита. – Мари, что ли, малолетка? Или она не знала, с кем связывалась? Твоя мать говорила, что все семьи были предупреждены насчет этой компании. Надо было всего лишь посмотреть на них сверху и сквозь и не слушать, что они будут нашептывать. Пустяк!

   – Шутите, теть Гит!

   – А ты у своей мамы поинтересуйся, как это делается. Только не пытайся меня уверить, что это твой папа запудрил ей когда-то мозги, а не наоборот. Она, конечно, всегда уверяла, что ничего подобного, но мы-то с тобой оба знаем, как было дело!

   – Но мама никогда...

   – Вот именно что – никогда!... А знаешь, кто виноват в том, что Мари промахнулась и до сих пор не замужем, как положено? Ты, голубчик! Ты был ее законной парой, но у тебя на уме была одна Волта. А какие красавцы вокруг нашей девочки увивались там, на Второй, и не только из простых, из клана тоже! Но она всех поклонников распугала, всех отвадила! Все сохла по тебе, все ждала, бедная, пока ты ее заметишь! Но ты выбрал другую – вот она с отчаяния и прислушалась к пению сирен!

   – Тетя! – возмутился Сандро. – Если по мне сохло полколледжа, так я что ж, обязан был на всех пережениться?

   – Не обязан, конечно, – и Гита ехидненько засмеялась. – А только девичьих слез из-за тебя пролито стаканами, можно было собирать и пить. Ты там, на Второй, никого не оставил с живой лялькой на руках, а?

   – Нет, – повел плечом Сандро.

   – А на Тьере?

   – Тоже нет... По крайней мере, насколько мне известно.

   – Вот именно – насколько тебе известно. Посмотри, голубчик на себя, а потом уже учи жить других! Ходят слухи, будто в какой-то Лакрианской истории ты повел себя не лучшим образом.

   Сандро покраснел, затем побледнел. Он тяжело задышал, на шее у него вздулась и запульсировала жилка. Кулаки его сжались...

   – Я не совершил ничего бесчестного! – произнес он с горечью.

   – Надеюсь, – отвечала Гита. – Иди-ка домой, остынь, голубчик, – продолжала она бесстрастно. – Подумай.

 

Часть II

КОЛЕСО ФОРТУНЫ

   Кулаки Сандро медленно разжались. Он развернулся и молча покинул двор. Четверо бывших пиратов в замешательстве смотрели ему вслед, пока голос Гиты вновь не возвратил их к действительности.

   – Еще раз прошу прощения за Сандро, – сказала подстилка Радоша по-прежнему бесстрастно. – Наш парень крайне вспыльчив, совершенно не умеет себя вести и весьма склонен все законы трактовать на свой манер. Но он больше не будет приставать к вам с моралями. А насчет Мари не берите дурное в головы. Девушки нашей семьи не бегают за парнями, и там ничего не было, кроме вздохов издалека.

   – Если только он сам к ней не подлез, – буркнул тот из троицы, кого это непосредственно касалось.

   – Если бы Сандро взглянул на Мари иначе, чем на сестру, он бы на ней и женился, – возразила Гита жестко. – Здесь, на Первой Полосе, не блудят, особенно в этом поселке. Здесь делают свой выбор один раз и навсегда. Разумеется, пока вы у нас находитесь. На Тьеру девочки за вами не побегут, надеюсь, у них хватит для этого рассудка.

   – Тетя Гита! – сказал Рам, подумав. – Если бы Сандро повел себя на Лакро иначе чем он себя повел, он был бы убит.

   – Не утешай меня, сынок! – последовало возражение, и Гита смахнула слезинку. – Я предпочла бы лучше получить весть о его смерти, чем услышать, что он себя опозорил!

   У поклонника Мари так и отвисла челюсть. Он словно собирался что-то сказать, но не сказал, а вместо этого закрыл рот и виновато отвел глаза. Два остальных парня тоже промолчали. Но Радош вдруг почему-то сразу вспомнил, что недаром при первой встрече с этой женщиной ему показалось, будто он видит перед собой леди. И когда гости разошлись, он спросил:

   – Ты тоже из Максимовых?

   – Да, – отвечала Гита печально. – Твои орлы очень пронырливы, дорогой. Они наложили когти на судьбы четырех лучших девушек поселка. И Лил точно так же будет обливать слезами подушку, как и ее товарки, когда этот ваш Рам упорхнет от нее шляться по космосам.

   Итак, кого Радошу подсунула в постель мадам хозяйка, теперь прояснялось, и это было первым результатом того необычного вечера. Другим результатом, не менее важным, хотя и несколько парадоксальным, оказалась перемена в отношениях трех парней с их пассиями. В течение ближайших дней вся компания превратилась из развлекающихся определенным образом парней и девиц в союз пяти дружных семей. И когда Гита благополучно разрешилась от бремени здоровым пацаном, в доме Радоша молодежи стало тесно. Шумные вечеринки были перенесены к Раму, и с появлением на свет своего продолжения Радош потерял возможность бывать в курсе настроений и увлечений тех, кто связывал его с прошлым.

   Хотя, в общем-то, догадаться было нетрудно: его товарищи по Лакро начали входить во вкус здешней жизни. Радош еще немного подумал, и на исходе очередного месяца подошел к Бинке.

   – Я хочу определиться. Понять, чего я хочу, – сказал он.

   Бинка удивилась.

   – Тебе нужен совет? – подняла она брови.

   – Нет, я хочу, чтобы вы отвезли меня на Тьеру. Я хочу взвесить, где мне больше подходит: там или здесь. Это можно?

   – Ты свободный человек, – вздохнула Бинка. – Готовься. У меня тоже есть дела на Тьере, завтра я за тобой заеду, и в путь.

   Ну и воззрился на нее Радош!

   – Вы это серьезно, мадам? – спросил он.

   – Вполне. А что? – удивилась та.

   – Лететь пять суток вдвоем? Один на один?

   – А что тебя смущает?

   – Ваш муж. Он мужчина или не мужчина? Или вы думаете, будто вы настолько невзрачны, что не способны вызвать вожделение даже у католического монаха?

   Бинка засмеялась:

   – Вы не монах, и у вас есть жена. Пять суток вы как-нибудь перебьетесь.

   – Если бы я был вашим мужем, я бы вас хорошенько отдубасил однажды, – резко произнес Радош, щелкнув пальцами. – Вы зло поступаете с Уотером, и я не стану в этом спектакле участвовать. Либо вы везете еще кого-нибудь, либо на Тьеру я отбываю другим рейсом.

   – Хорошо, – уступила Бинка, – вот он как раз идет сюда.

   – Уот! – сказала она, когда Уотер приблизился. – Я вынуждена тебя кое о чем попросить, дорогой. Ты же знаешь, я завтра должна лететь на Тьеру. И Радошу, оказывается, надо туда же. Так вот, он считает, что наш совместный с ним полет без свидетелей тебя скомпрометирует. Ты не согласился бы составить нам компанию?

   Уотер мрачно глянул на жену:

   – Скомпрометирует, говоришь? Хорошо, я полечу с тобой на Тьеру.

   В его голосе был такой холод, что можно было замерзнуть.

   – Вы с ним так и не помирились? – поинтересовался Радош, когда Уотер отошел.

   – Это тебя не касается, – отрезала Бинка и тоже отошла.

   Впрочем, можно было и не спрашивать, За время путешествия Радошу стало вполне ясно: между супругами по-прежнему не было лада. Как-то, проснувшись, он услышал сквозь сон обрывок диалога. Говорила мадам:

   – Если ты хочешь, я буду гладить тебе шнурки и полировать твои ботинки собственным подолом, но капать ради твоего удовольствия на нервы человеку я не стану.

   И голос ее звучал необыкновенно резко.

   А в общем-то полет прошел нормально. Уотер был вежлив, и Радош тоже. Мадам выполняла свои обязанности хозяйки, то есть вертелась не перед глазами, а на камбузе. А по прибытии на Тьеру она спросила у своего опекаемого:

   – Сколько вам надо времени, чтобы определиться?

   – Недели две, наверное, – отвечал Радош.

   Он и в самом деле думал, будто ему хватит такого срока., чтобы принять решение. Собственно, оно, это решение уже было заранее приготовлено, вопрос был, стоило ли его выполнять. От мадам следовало сбегать, и побыстрее. Жизнь на полосе затягивала, побыть там еще немного обозначало окончательно поставить крест на всех своих планах и устремлениях. Полмесяца цивилизации должны были стереть из памяти Радоша то приятное, что он находил в безмятежном ничегонеделании у границы морского прибоя и в бесцельном блуждании с яруса на ярус там, где посадки подходили к самому пандусу или располагались вдоль склона.

   Должны были стереть, но не стерли. Целую неделю Радош слонялся по улицам Космопорта, не зная, куда себя деть. Он отнюдь не чувствовал себя нищим, у него имелись кое-какие сбережения, да и мадам хозяйка выдала ему на руки приличное количество кредиток, буквально навязав их.

   – Вы мой гость, – заявила она при этом, мило улыбнувшись – Возьмите, пожалуйста, не стесняйтесь. Этой суммы хватит?

   Сумма, выданная Радошу на 14 дней, равнялась месячной зарплате хорошо оплачиваемого служащего, так что Радош не бедствовал. Но цель, которая перед ним маячила: забыть об уголке Вселенной, в котором можно было не думать о завтрашнем дне, приближаться к нему упорно не хотела. Душа Радоша не желала ничего забывать, вместо забвения он вспоминал и сравнивал. Там было спокойно – здесь шумно; там было безопасно – здесь он ходил словно по лезвию ножа. Радош всегда любил шум и суету, да и опасность он воспринимал пикантной приправой ко всему, за что любил и ценил жизнь. Однако сейчас ни то, ни другое не возбуждало его нервов. Радошу было скучно.

   Прошла еще неделя – но чего он от Тьеры ждет, Радош так и не понял. Между тем, оставшись здесь, он должен был бы на что-то существовать, поджидая оказии, благоприятной для осуществления своих планов. Оказия эта заключалась в людях. В тьеранской толпе их было много, но каждый из них представлялся Радошу чем-то вроде ящика со множеством замков без ключей. Связаться не с тем человеком обозначало стопроцентную и бессмысленную гибель – люди Радошу требовались не какие-нибудь, а сортовые, какие на каждом углу не валялись!

   На исходе второй недели Радош решил, что ничего плохого не произойдет, если он вновь навестит свою хозяйку.

   – Вы не заболели, мадам? – удивился он, когда открыв дверь квартирки, которую мадам тогда снимала для своего рабочего кабинета, обнаружил там особу, лишь чертами лица и фигурой напоминавшую растрепанную и неряшливую курицу с Первой Полосы планеты под названием «Безымянная».

   Женщина, поднявшая на него глаза, выглядела абсолютно прилично. Ее волосы были подстрижены, и хорошим парикмахером, причесаны и послушно лежали на голове, а не топорщились в разные стороны. Та часть ее туловища, которая возвышалась над столом, была упакована не в бесформенное нечто, а в нормальную блузку строгого покроя, а губы обведены контурным карандашом и подкрашены неяркой помадой. Но непонятнее всего был взгляд, который эта особа кинула в сторону Радоша. Во взгляде ее читалось бесконечное, бездонное горе. Мадам явно была в трауре, и даже не пыталась этого скрыть!

   – Да? – спросила она рассеянно, услышав, что Радош еще ничего не надумал. – Что ж, я тебя не тороплю, ты человек вольный. Вот, возьми еще кучку денег. Бери, бери, не стесняйся, или я решу, что у тебя по отношению ко мне дурные намерения.

   Радош не хотел, чтобы у мадам Бинки возникли нехорошие подозрения насчет его намерений. Деньги он взял, а, выходя из лифта, доверительно сказал консьержке:

   – У мадам Максимовой что-то стряслось, верно?

   – Муж от нее ушел, – прошептала консьержка, оглядываясь. – Бедняжка очень переживает, просто вся извелась.

   Радош замер. Вот он, случай, который ему требовался для нового взлета!

   – Совсем ушел? – поинтересовался он для приличия.

   – Развелись они, – произнесла консьержка так, словно выдавала великую тайну.

   – Тогда я, пожалуй, вернусь.

   И добавил в ответ на ее удивление:

   – Мадам Максимова нуждается в утешении. Нельзя ее так бросать.

   И повернул назад.

   – Я узнал, что вы свободны, – проговорил он с порога.

   – Свободна? – с печальным равнодушием воззрилась на него Бинка. – В каком смысле?

   – В смысле брака. Вы мне очень нравитесь, мадам, мы составим прекрасную пару. Выходите за меня замуж.

   Мадам глубоко вздохнула, затем медленно спросила:

   – А как же Гита?

   – Как хочет. Мы с ней договаривались, что я уйду, когда пожелаю.

   Бинка опустила глаза:

   – Если тебе плохо с Гитой, тебе нет смысла сходиться со мной. Я ее ничем не лучше.

   – Мне с ней вполне хорошо, – возразил Радош, – но мне нравитесь вы. Разве я не говорил вам этого с самого начала?

   Бинка задумчиво на него посмотрела...

   – Глупости, – сказала она наконец. – Пустая блажь! Гита гораздо больше годится в жены, чем я. Ей не приходится совершать поступков, от которых любого мужчину может хватить инфаркт. Она всегда в состоянии сказать тебе «да, дорогой», в то время как мне частенько придется говорить «нет» либо лгать. Быть мужем хозяйки не мед. Спроси Уота, он тебе расскажет!

   – А если я вас люблю?

   – Уот тоже любил. А только теперь его пламенная любовь почему-то превратилась в дым.

   – Моя не превратится.

   – Пустое. Я вообще больше не собираюсь выходить замуж. Замужество – это несвобода. Сейчас я вольная птица, и мне ни перед кем не надо прикидываться веселой, когда мне плохо, лишь бы не огорчать своим настроением спутника жизни. Я могу идти куда хочу, не оглядываясь на то, что он обо мне подумает, и встречаться с кем пожелаю, не беспокоясь, что мои знакомства кому-то сделают больно.

   "Вот как ты заговорила, голубушка, – подумал Радош. – А раньше-то уверяла, будто твой муженек давно привык к своим номерам. "

   Но вслух сказал:

   – Я знаю, на что иду. Я не стану вам мешать.

   Бинка печально засмеялась:

   – Дело не в тебе, а во мне. В нашем роду свои обычаи, согласно которым замужество накладывает на женщину определенные обязанности. И я буду стараться их выполнять, как бы глупо это ни выглядело. Нет-нет, я не чувствую себя в силах рисковать второй раз, это было бы безумие. Не вынуждай меня совершить поступок, в котором нам обоим придется раскаиваться.

   Радош покачал головой:

   – Мадам! – произнес он, внезапно приняв решение. – Либо вы становитесь моей женой, либо я остаюсь на Тьере. Я не из тех, кто любит, когда с ним играют как с собачонкой.

   Хозяйка Первой Полосы планеты под названием «Безымянная» покраснела, затем побледнела. Затем сказала:

   – С чего ты взял, будто я с тобой играюсь? Я просто говорю тебе правду: порвав с Гитой, ты сделаешь большую ошибку. Ты сменяешь шило на мыло и ничего не приобретешь, а только потеряешь. Все мужчины нашего поселка думают на некоторые темы одинаково, и ты тоже скоро начнешь думать, как они. Я тебе опротивлю, и ты мне скажешь то же самое, что и Уот. Только тебе станет еще хуже, чем ему. Когда мы с ним познакомились, у него не было постоянной подруги, не было сына и места под звездами. Он был гол как сокол, и терять ему было нечего.

   Радош засмеялся:

   – Вы очень убедительны, – сказал он, – но в моей жизни было слишком много женщин, чтобы потеря очередной из них могла ввести меня в транс. И дети для меня не новость. Помните наш перелет на Новую Землю? Когда мы вас связали? Я солгал вам – там, в вашей каюте, когда вы спали, я вас поцеловал. Я не могу забыть этого поцелуя, и не Гиту хочу я с тех пор, а вас!

   Мадам хозяйка снова покраснела и опустила глаза. Затем она подняла их, взглянула на Радоша и отвела взор в бок. И проговорила, старательно избегая смотреть ему в глаза:

   – Вот оно что! Теперь понятно, почему... Хорошо, Радош, я согласна стать вашей... спутницей жизни. Но при одном условии. Вы не бросаете Гиту, а, наоборот, заключаете с ней законный брак.

   – Не понял! – Радош действительно ничего не понял из сумбурных слов хозяйки.

   – Ах, что тут непонятного? У вас будет две жены: одна законная, на Безымянной, а другая – просто так, на Тьере. Это называется «вторая жена». Правда, вторых жен у нас принято презирать, но тут уж ничего не поделаешь, придется мне на это пойти.

   Радош усмехнулся:

   – А почему бы не наоборот? Почему бы вам не уступить роль второй жены вашей сестре?

   – Потому что она на нее не согласится. Она просто вернется домой, к нашим. Гита очень гордая, Радош.

   – А вы, мадам?

   – Я – нет, я простая. Я согласна подбирать крохи с ее стола, пока они будут падать.

   Бинка проговорила это так грустно, так безнадежно, что Радошу на мгновение стало ее жаль.

   – Мадам, – произнес он проникновенно, подходя к хозяйке и беря ее руки в свои, – почему вы предлагаете мне то, что в цивилизованном мире называется гнусностью? Я ваш и душой, и телом, и мне никого не надо, кроме тебя!

   – Ах оставь! – резко молвила хозяйка и вырвала свои руки из его ладоней. – Любому мужчине не составляет ни малейшего труда крутить романы хоть с десятком баб, и он не испытывает при этом ни малейшего дискомфорта. Мы с вами взрослые люди, зачем же это ханжество? Поймите меня, я не смогу наслаждаться вашей... вашим обществом, зная, что Гита проливает горькие слезы одиночества. Сегодня вечером Сандро возвращается на Безымянную. Отправляйтесь с ним. Если вы появитесь передо мной с гербовой бумагой, где черным по белому будет значится, что моя сестра больше не предмет для иронических улыбок – я ваша. Все ясно? Или есть еще вопросы?

   «Ишь как она, – тоскливо подумал Радош, – режет как ножом: „Вопросы есть?“ Неужели не врет? Неужели и впрямь она не шутя опускает себя на роль „ночной феи“, женщины, с которой мужчины отдыхают от семьи?»

   – Я привезу вам то, что вы желаете, мадам, – отвечал он жестко. – Но если ваше обещание – обман, то Гита останется соломенной вдовой.

   Бинка кивнула в знак согласия.

   – Я знаю, с кем говорю, – сказала она. – Я буду ждать тебя два месяца, включая дорогу туда и назад, два цикла на медовый месяц и две недели про запас. Подожди, я свяжусь с Сандро, чтобы ты с ним не разминулся, и предупрежу его, чтобы он возвратил тебя сюда, если ты попросишь. Кстати, если ты передумаешь, и твоя блажь пройдет, я не обижусь.

   Радош усмехнулся – про себя, естественно. Она считает это блажью – что ж, ей еще предстоит убедиться в серьезности его намерений.

   Он едва выдержал условленные четыре недели с Гитой и, нежно простившись с ней, пообещал вернуться месяцочка через три.

   – Твоя сестра сказала, что я ей зачем-то нужен там, на Тьере, – солгал он. – Сама понимаешь, я не мог ей отказать.

   – Конечно, дорогой, – отвечала счастливая Гита. – Я буду ждать тебя.

   Она прижала к себе сынишку и повторила тихо: